Домовой

Автор: Розен Егор Федорович

  

ДОМОВОЙ
(Старинная быль.)

             Взываетъ насъ голосъ Царя на войну

             Отстаивать грудію землю родную!

             Надѣну доспѣхи, покину жену —

             Кому жъ поручу я жену молодую?

                       Еще ты вѣрна,

                       Подруга-надежа!

                       Но слишкомъ пригожа

                       И слишкомъ страстна —

             Кто жъ будетъ хранителемъ брачнаго ложа?

  

             Старуха ли няня? надежда плоха —

             Глупецъ, кто ввѣряется этой надеждѣ.

             Когда уже минуло время грѣха,

             Умъ женщины тупъ, и не то, что былъ пріежде!

                       A юность остра,

                       Затѣйна, лукава,

                       Увертлива; право,

                       Безбожно хитра —

             Обманъ, да измѣна для ней лишь забава!

  

             Кому жъ поручу я за нею надзоръ?

             Дворецкому развѣ: онъ вѣренъ и честенъ,

             Догадливъ и бдителенъ, строгъ и хитеръ,

             И нравъ неподкупный его мнѣ извѣстенъ!

                       Ее сторожить

                       Онъ ревность приложитъ;

                       A ночью — не можетъ

                       При барынѣ быть —

             A ночь-то меня всего пуще тревожитъ!

  

             И такъ-то, признаться, никто изъ людей

             Жены молодой сторожить не съумѣетъ,

             Какъ юпал кровь разыграется въ ней,

             Какъ умъ расторопный лукавство затѣетъ.

                       A кромѣ людей

                       Есть добрые духи,

                       Умнѣе старухи,

                       Дворецкихъ хитрѣй —

             На нихъ-то, кажись, не бываетъ прорухи!

  

             Я вѣрю: въ жилищѣ моемъ домовой,

             Съ домашнимъ житьемъ и порядкомъ онъ друженъ;

             Онъ вѣрно хитрѣе жены молодой;

             Вотъ сторожъ, какой для жены-то мнѣ нуженъ!

                       — И такъ, домовой,

                       Незлобный, негнѣвный,

                       Мой другъ задушевный,

                       Кормилецъ ты мой!

             Будь барынинъ дядька, всемощный, вседневный!

  

             «Любовниковъ грозно отъ ней отгоняй;

             Держи непокорную въ крѣпкой неволѣ,

             И голосомъ совѣсти ей попеняй;

             A буде послушна, держи ее въ холѣ.

                       Являйся ко мнѣ

                       Порой съ утѣшеньемъ,

                       Съ твоимъ донесеньемъ,

                       Въ полуночномъ снѣ.

             Доволенъ ли буду ея поведеньемъ»

  

             «Прости же, голубушка! » — Плачетъ жена,

             И мужа объемлетъ, и стонетъ, и вопитъ:

             Въ ней искренность горькаго горя видна.

             Растроганный ратникъ отъѣздъ свой торопитъ,

                       Узнавъ по всему,

                       Что милъ онъ ей точно,

                       Что быть и заочно

                       Любимымъ ему,

             Что счастье семейное, кажется, прочно!

  

             Но въ дальнемъ походѣ, на ратномъ конѣ,

             Ha ложѣ ночлега и въ битвѣ кровавой —

             Повсюду при мысли о милой женѣ

             Его подозрѣньемъ смущаетъ лукавый.

                       Побѣда сама

                       Ему не потѣха:

                       Ему ли до смѣха?

                       Онъ сходитъ съ ума!

             Да, ревность веселью большая помѣха!

  

             Нѣтъ изъ дому вѣсти, нейдетъ домовой:

             Въ народѣ шататься старикъ, знать, не любитъ;

             Не вѣдаетъ онъ, домосѣдъ холостой,

             Какъ ревность супружняя мучитъ и губитъ!

                       Въ яву и во снѣ,

                       Печально, сурово,

                       Онъ ждетъ домоваго

                       Въ чужой сторонѣ….

             » Явись же, старинушко! молви хоть слово!»

  

             И друга дождался!… Полночной порой

             Является сонному нѣкто мохнатый —

             Медвѣдъ не медвѣдь, a и чортъ не простой,

             Но лѣшій косматый, старикъ волосатый….

                       На цыпочкахъ онъ,

                       Запачкапный, гадкой,

                       Ступаетъ украдкой;

                       Отвѣсилъ поклонъ

             Съ еврейской ужимкой, съ злодѣйской ухваткой.

  

             — Что скажешь, мой милый! давно тебя жду;

             A женки моей каково поведенье? —

             — » Ну баринъ,» въ отвѣтъ онъ: «себѣ на бѣду

             Я горькое принялъ твое порученье!

                       Дай духъ перевесть!

                       При ней я безсмѣнно

                       И нощно и денно

                       Стерёгъ твою честь:

             Совсѣмъ изнемогъ, одурѣлъ совершенно!

  

             «Не смѣлъ я досель отлучаться отъ ней:

             Какую дурную ей врагъ далъ повадку —

             Скорѣе я сладилъ бы съ сотней чертей!

             Ну, вотъ, разскажу тебѣ все по порядку —

                       Ты жъ сердцемъ скрѣпись!

                       По мужѣ сначала

                       Она горевала,

                       И слезки лились;

             A тамъ уже хитрость ей въ душу запала!

  

             «Еще не на дѣлѣ, но смутнымъ умомъ

             Голубка твоя принялась куролесить

             И мысленно вѣдаться съ тайнымъ грѣхомъ;

             A тутъ пожелала на дѣлѣ чудесить:

                       Понравился ей

                       Какой-то господчикъ;

                       Смазливый молодчикъ

                       Сталъ ластиться къ ней —

             И больно слюбился ей милый дружечекъ!

  

             «Въ мѣстахъ, недоступныхъ для насъ, домовыхъ,

             Гдѣ люди гнушаются грѣшнымъ желаньемъ,

             Тамъ встрѣчи назначены были у нихъ;

             И я, наконецъ, безпримѣрнымъ стараньемъ

                       Провѣдать успѣлъ,

                       Что въ часъ полуночной,

                       Порою урочной,

                       Придетъ къ ней пострѣлъ —

             И будетъ осмѣянъ мой баринъ заочный!

  

             «Съ сердцовъ я ее пожурилъ, побранилъ

             И тайную задллъ я ей потасовку;»

             Но выбился я безуспѣшно изъ силъ!

             Что было мнѣ дѣлать? оставить плутовку

                       На брачномъ одрѣ;

                       A друга милаго,

                       Какъ вора ночнаго,

                       Поймать на дворѣ —

             Какъ разъ проучить шалуна молодаго!

  

             «И вотъ! онъ тихохонько крадется — хвать!

             Попался — и лопнула злая затѣя!

             Не стыдно ль чужую жену соблазнять?

             И тутъ положилъ я зарокъ на злодѣя —

                       И духъ въ немъ сперся,

                       И кровь охладѣла,

                       И плоть помертвѣла,

                       Языкъ отнялся —

             Теперь не затѣетъ онъ глупаго дѣла!» —

  

             — Куда же дѣвался ты съ нимъ? — былъ вопросъ:

             «Ну, тотчасъ бы камень на шею, да въ воду! —

             — «Ты выслушай, баринъ! не конченъ доносъ;

             Ну, какъ не жалѣть молодаго народу!

                       Сыскался другой,

                       Сыскался и третій —

                       Боярскія дѣти —

                       И оба чредой,

             Что красные звѣри, попались мнѣ въ сѣти!

  

             «И тотъ же на нихъ положилъ я зарокъ:

             Въ амбарѣ стоять они рядомъ всѣ трое;

             Безмолвно клянутъ свой проступожъ и рокъ,

             Въ ужасной недвижности, въ мертвомъ покоѣ!

                       И такъ простоятъ

                       Въ тяжелой неволѣ,

                       Покуда ты въ полѣ;

                       Пріѣдешь назадъ —

             Тогда-то натѣшишься ими по волѣ!

  

             «И такъ наконецъ увидаса жена

             И мыслитъ; меня вотъ ужъ третій дурачитъ!

             И въ люди съ тѣхъ поръ не выходитъ она,

             Все дома сидитъ, все тоскуетъ да плачетъ.

                       И вотъ, до того

                       Ей скучно на свѣтѣ,

                       Что нѣтъ на примътѣ

                       У ней никого;

             Ha время оставила глупостн этѣ.» —

  

             — Спасибо, дружокъ! торопись же домой;

             За нею смотри неусыпно и строго.

             Тебя награжу я, честной домовой!

             Лети же стрѣлою, лети, ради Бога!…

                       Набили же мнѣ

                       Оскомину эти

                       Боярскія дѣти! —

                       И ратникъ во свѣ

             Сердитой рукою искалъ своей плети.

  

             Труба затрубнла…. и витязь, со сна,

             Подумалъ, что другъ домовой его кличетъ,

             Что снова затѣяла что-то жена….

             Ошибся! но горькое горе онъ мычетъ.

                       Врагамъ-то бѣда:

                       Ихъ жестоко рубитъ,

                       Колотитъ и губитъ —

                       A сердце всегда

             Ужасно болитъ и невѣрную любитъ.

  

             Домой возвращается рать наконецъ;

             И каждаго манитъ родная хорома;

             Лишь витязь нашъ сердится — горе-свинецъ

             Лежитъ на душѣ…. Очутился онъ дома —

                       И женка бѣжитъ

                       Встрѣчать дорогаго;

                       На шеѣ милаго,

                       Цѣлуя, виситъ —

             A тотъ вспоминаетъ разсказъ домоваго.

  

             И слѣдственно пасмуренъ ратника видъ.

             — Жена, перестань: что за глупыя ласки! —

             Жена съ удивленьемъ на мужа глядитъ;

             Слезами наполнились свѣтлые глазки:

                       — «Помилуй, мой другь!

                       Скажи, что съ тобою?

                       Простился со мною,

                       Какъ добрый супругь —

             И вотъ, воротился съ постылой душою! » —

  

             И былъ ей загадоченъ мужа отвѣтъ;’

             И няню бранитъ онъ, дворецкаго то же;

             Всю челядь домашнюю, городъ, весъ свѣтъ —

             A челядь въ полголоса: Господи Боже!

                       Въ амбаръ онъ идетъ

                       Съ женой невеселой,

                       Со дворнею цѣлой —

                       И вѣрно найдетъ

             Своихъ супостатовъ — народъ помертвѣлый!

  

             Ужъ отпертъ замокъ, растворяется дверь —

             И, первый, хозяинъ вошелъ, оглянулся,

             Глазами поводитъ, что яростный звѣрь,

             И что-то увидѣвъ, глядитъ — и надулся….

                       Три кади стоятъ:

                       Одна съ чечевицей

                       И двѣ со пшеницей;

                       Всѣ рядомъ торчатъ —

             Не пахнутъ онѣ никакой небылицей.

  

             Онъ щупаетъ кади, да рѣжетъ ножемъ —

             И щепки валятся, но крови не видно.

             Увѣрился баринъ въ обманѣ своемъ,

             И стало ему передъ дворнею стыдно.

                       Дивится она,

                       Не вѣсь, чего ради

                       Изрѣзалъ онъ кади;

                       Не вѣсь и жена,

             Зачѣмъ ихъ осматривать спереди, сзади?

  

             — Ну, скучно ли было тебѣ безъ меня? —

             Спросилъ онъ, оставшись глазъ на-глазъ съ женою.

             Отвѣтъ: — » Я не знала веселаго дня,

             И даже я ночью не знала покою:

                       Вѣдь злой домовой

                       У насъ поселился;

                       Всенощно возился

                       Безстыдникъ со мной….

             Не вѣдаю: въ явѣ ль, во снѣ ль онъ мнѣ снился?

  

             «Лежу и гляжу: старичишка стоитъ —

             Мохнатый, ужасный, какъ врагъ-всегубитель,

             И рѣчи негодныя мнѣ говоритъ;

             Какъ варомъ, меня обдаетъ соблазнитель

                       Дыханьемъ своимъ….

                       За дерзость такую

                       Въ глаза ему плюю,

                       Ругаюся съ нимъ

             И драться хочу, но безсиліе чую.

  

             «Хочу отъ него оградиться крестомъ —

             Нѣтъ мочи, такъ сильно онъ держитъ мнѣ руки

             Смѣется: «Голубушка, дѣло не въ томъ!

             Меня полюби — перестануть докуки! »

                       И такъ-то злой духъ

                       И мучитъ и давитъ,

                       Пока не избавитъ

                       Спаситель-пѣтухъ

             И згинуть ночнаго врага не заставитъ.» —

  

             Хозяинъ винится во всемъ предъ женой

             И чистосердечно прощенія проситъ,

             И вопитъ во гньвѣ: «Подлецъ домовой!»

             И вѣрность жены молодой превозноситъ:

                       «Ахъ, женка, мой свѣтъ!

                       Для друга милаго

                       Не помни былаго! «

                       A женка: — «Нѣтъ, нѣтъ!» —

             И тотчасъ онъ выкурилъ вонъ домоваго!

                                                                                             Баронъ Розенъ.

«Новоселье», СПб, 1833

OCR Бычков М. Н.