Bibra > Произведения > Все > Стихотворения

Стихотворения

Автор: Спиглазов Николай

Скачать

  

   Г-нъ H. Сп—овъ, авторъ двухъ прекрасныхъ стихотвореній: 1) «Я все еще стараюсь какъ нибудь», 2) «Какъ птичка весь день распѣвая», которыя мы напечатали въ прошломъ нумерѣ нашего журнала (Смѣсь, стр. 46), прислалъ намъ еще два слѣдующихъ стихотворенія:

  

                             I.

                       ОТДЫХЪ.

  

             На дворѣ темно, и вьюга

             Подымаетъ страшный вой;

             Но у насъ, моя подруга,

             На душѣ теперь покой.

  

             Много злобы и печали,

             Много горя и потерь

             Въ жизни мы съ тобой встрѣчали:

             Отдохнемъ же хоть теперь.

  

             Въ тишинѣ съ тобой помянемъ

             Нашу прошлую печаль,

             И печалиться не станемъ

             Ни о чемъ, чего намъ жаль.

  

             На дворѣ бушуетъ вьюга,

             Буря ломятъ нашу дверь;

             Мы съ тобой, моя подруга,

             Бурь не вѣдаемъ теперь.

  

             Ты ужь дремлешь понемножку.

             Къ моему склонясь плечу….

             Не поставить ли къ окошку

             Нашу тусклую свѣчу,

  

             Чтобъ, застигнутый мятелью,

             Путникъ, видя огонекъ.

             Посѣтилъ бы нашу келью.

             Нашъ пустынный уголокъ?

  

             У камина передъ жаромъ

             Сядемъ мы тогда втроемъ,

             Иль предъ свѣтлымъ самоваромъ

             Скромно вечеръ проведемъ.

  

                                 II.

                          ИЗЪ ГЕЙНЕ.

  

             Во тмѣ ночной, съ подругой милой,

             Мы мчались волей ярыхъ волнъ,

             И буря выла съ страшной силой,

             Кидая бѣшено нашъ чолнъ.

  

             И островокъ мы повстрѣчали,

             Проглянулъ мѣсяцъ золотой;

             Тамъ будто съ берега насъ звали

             И голосъ слышался родной.

  

             Душа рвалась туда…. Но вскорѣ

             Исчезъ изъ виду островокъ,

             И буря насъ кружила въ морѣ,

             И былъ ужь онъ далекъ, далекъ….

                                                               Н. Сп—ов.

«Современникъ», No 2, 1850

  

   …Кстати, о стихахъ! Съ тѣхъ, какъ въ нашемъ журналѣ сказано было нѣсколько словъ о стихотвореніяхъ, присылаемыхъ въ редакцію «Современника», и напечатаны нѣкоторыя изъ нихъ,— мы получила еще довольно много стихотворныхъ опытовъ. Лучшіе мнѣ нихъ принадлежатъ знакомому уже читателемъ нашимъ г. Н. С—ву и другому поэту, кажется, также еще новому, именно г-ну Чер—ву, приславшему намъ стихотвореніе модъ названіемъ «Современному поэту». Г. С—въ перевелъ стихотвореніе Байрона «Прости», которое теперь особенно будетъ интересно нашимъ читателямъ: не далѣе, какъ въ прошломъ нумерѣ «Современника» (Байронъ, статья третья), разсказана была женитьба Байрона и разрывъ его съ женою, къ которой и написано это стихотвореніе. Вотъ оно:

  

                          ПРОСТИ.

                       (Изъ Байрона).

  

             Прости, прости! И если дней беззбурныхъ

             Кто молитъ другу своему,

             И въ этотъ мигъ внимаетъ Богъ ему

             Отъ высоты высотъ лазурныхъ.

             И если сила есть въ моей мольбѣ,—

             То я молюсь не безполезно,

             Я тамъ, вдали, въ сіяньи тверди звѣздной.

             Звучитъ моя молитва о тебѣ,—

             Но для чего слова всѣ и рыданья?

             Душа моя напрасно не грусти!

             Кровавая слеза безсильнаго страданья

             Не выскажетъ, что говорятъ: прости, прости!

  

             Въ глазахъ нѣтъ слезъ, въ устахъ нѣтъ слова,

             И разорваться грудь готова….

             На прошлое, на муку дней моихъ,

             Въ душѣ моей нѣтъ жалобъ, ни упрека;

             Но есть страданья — корни ихъ

             Такъ въ сердце врѣзались глубоко.

             Что только съ жизнію онѣ

             Умрутъ, какъ все умретъ во мнѣ.

             Есть мысль одна… съ страданьями согласно

             Живетъ она, какъ мозгъ въ кости….

             И все, что знаю я: любили мы напрасно.

             Все, что я чувствую: прости, прости!

                                                               Н. СПИГЛАЗОВЪ.

«Современникъ», No 5, 1850

  

  

                                 Утесъ.

  

             Словно отъ міра отверженный рокомъ,

             Въ близкомъ сосѣдствѣ рожденія грозъ,

             Только, внимая громамъ и потокамъ,

             Въ небо челомъ возносился утесъ:

             Жгло его солнце въ открытое темя,

             Бури его обвивали чело.

             Бурей однажды случайное семя

             Въ складку морщины его занесло.

             Мчались вѣка и осколка

             Время отбить отъ него не могло.

             Стала рости на немъ скудная ёлка;

             Бури и холодъ — ей сносное зло,

             Было бы только корнямъ попросторнѣй.

             Стала молиться утесу она:

             Старче, я гибну! пусти мои корни

             Глубже въ себя, — такъ я сгинуть должна!

             Буду дѣлить я съ тобой непогоды,

             Станемъ ужъ вмѣстѣ подъ бурями жить;

             Дай лишь корнямъ моимъ больше свободы, —

             Буду тебя я глубоко любить.

             Тихимъ моленьямъ любви уступая,

             Столько вѣковъ невредимый отъ грозъ,

             Въ грудь свою корни ея принимая,

             Съ стономъ глубокимъ раздался утесъ.

                                                                                   Николай Спиглазовъ.

  

             Каменный проповѣдникъ.

  

             Жилъ нѣкій человѣкъ одинъ;

             Онъ множество прошелъ пучинъ

             Добра и зла, и, съ жизнью споря,

             Онъ въ жизни много видѣлъ горя —

             И, послѣ многихъ странствій, бѣдъ,

             Пришелъ къ такому заключенью:

             Что въ цѣломъ мірѣ правды нѣтъ,

             Что міръ весь клонится къ паденью.

             Возстановить онъ правды свѣтъ

             Хотѣлъ, средь общаго разврата:

             Чтобъ братъ не обижалъ бы брата,

             Чтобъ ближній ближняго любилъ,

             Чтобы въ судахъ вездѣ, въ законѣ,

             Въ убогой хижинѣ, на тронѣ

             Чистѣйшей правды образъ жилъ —

             И, много погубивши силъ

             Въ борьбѣ съ неправдами людскими,

             На битву новую онъ съ ними

             Хотѣлъ въ могуществѣ возстать.

             Онъ на людей ожесточился

             И жить въ пустыню удалился,

             Чтобъ тамъ окрѣпнуть, возмужать,

             Созрѣть для проповѣди міру,

             И вновь передъ людьми предстать,

             Неся имъ громовую лиру

             И обличеніе въ грѣхахъ.

             И онъ въ молитвѣ подвизался,

             Въ пустынножительскихъ трудахъ

             И лишь кореньями питался.

             Почти раздѣтъ, угрюмъ и босъ,

             Онъ становился на утёсъ

             И проповѣдывалъ пустынѣ.

             И, волей и собой гигантъ,

             Онъ свой испытывалъ талантъ,

             Желая послужить святынѣ.

             И рѣчь его, какъ водопадъ,

             Лилась съ высокаго утёса,

             Лишь эхо горъ ему неслося

             Въ отвѣтъ отъ каменныхъ громадъ.

             Онъ говорилъ, ему внимали:

             Пустыня, камни и потокъ;

             Онъ былъ въ словахъ своихъ жестокъ

             И чуднымъ пламенемъ сверкали

             Его глубокіе глаза;

             Въ душѣ его шумѣло море

             И гласъ его былъ съ бурей въ спорѣ,

             Когда вокругъ его гроза

             Шумѣла, молніи носились

             Вокругъ открытаго чела

             И вѣтромъ волосы клубились.

             Такъ противъ всѣхъ грѣховъ и зла

             На битву онъ приготовлялся

             И за грѣхи людей терзался.

             И камень камню, лѣсу лѣсъ,

             Потокъ потоку разсказали

             Про мощный гласъ его словесъ

             И людямъ это передали.

             И до царя достигла вѣсть:

             Что, тамъ, среди пустыни дикой,

             Среди безлюдныхъ горъ — великій

             И грозный проповѣдникъ есть.

             И царь съ душою благородной

             Его услышать пожелалъ,

             Чтобъ онъ предъ нимъ и всенародно,

             Какъ и въ пустынѣ, тамъ, свободно

             Свою бы проповѣдь сказалъ.

             И вотъ гигантъ предъ нимъ явился;

             Онъ былъ почти раздѣтъ и босъ;

             Народъ на площади толпился,

             И онъ, всѣхъ выше, какъ утёсъ,

             Среди народа возвышался

             И страннымъ онъ ужъ всѣмъ казался,

             Обросшій, блѣдный и худой,

             Съ челомъ морщинами изрытымъ

             И съ непокрытой головой;

             Но взоромъ онъ смотрѣлъ открытымъ?

             На всѣхъ, на посохъ свой склонясь,

             Своихъ лохмотьевъ не стыдясь,

             Толпы сужденья презирая.

             На пышномъ тронѣ царь сидѣлъ

             И съ нимъ царица молодая;

             Вокругъ ихъ пышный дворъ блестѣлъ,

             И рѣчь въ толпѣ велась живая.

             Царь подалъ знакъ шумъ прекратить

             И передъ всѣми съ возвышенья

             Сталъ проповѣдникъ говорить,

             Взывая къ чувству вдохновенья:

             — Въ пустынѣ я далекой жилъ,

             Съ одной природой говорилъ;

             Внимали мнѣ одни потоки,

             Гора и молчаливый долъ….

             Да содрогнутся всѣ пороки!

             Не льстить я вамъ сюда пришелъ,

             Но разбудить въ васъ вашу совѣсть

             И въ преступленьяхъ уличить,

             И отвратительную повѣсть

             Всѣхъ вашихъ тайныхъ дѣлъ раскрыть.

             Онъ говорилъ, одушевлялся,

             И руку въ небу поднималъ,

             И грознымъ онъ тогда казался.

             Онъ все громилъ, все порицалъ

             И говорилъ: всѣ ваши чувства,

             Всѣ ваши мысли, пляски, смѣхъ,

             Картины, книги, всѣ искусства,

             Вся ваша жизнь — одинъ лишь грѣхъ!

             У всѣхъ у васъ сердца, какъ камень,

             Во всемъ у васъ одинъ развратъ,

             И всѣхъ пожретъ васъ адскій пламень,

             И тѣсенъ сдѣлается адъ,

             И всѣ вы страшныхъ мукъ достойны!

             Болѣзни, смуты, голодъ, войны

             И тысячи другихъ невзгодъ —

             Всё это Богъ вамъ въ кару шлётъ-

             Земля подъ вами вся ужъ въ стонѣ-

             Страшитесь: грозный день идётъ!

             И ты, сидящій здѣсь на тронѣ,

             Среди величья, какъ въ Сіонѣ,

             Не лучше ты душою всѣхъ!

             Ты первый самъ примѣръ негодный

             Для всѣхъ и ты не стражъ народный:

             Отвѣтишь ты за общій грѣхъ!

             Подъ именемъ любви и братства

             Кругомъ въ глазахъ твоихъ разбой-

             Чудовищный желудокъ твой

             Жрётъ цѣлыхъ областей богатства,

             Межъ тѣмъ, какъ нищихъ легіонъ

             Твой пышный окружаетъ тронъ

             И бѣдный крова не имѣетъ,

             Народъ въ невѣжествѣ коснѣетъ,

             И твой, здѣсь предстоящій, дворъ

             Есть твой же собственный позоръ,

             И всякъ изъ нихъ душою мерзокъ!

             Ого!— кричалъ народъ — какъ дерзокъ!

             Онъ не страшится ничего!

             Долой его! въ тюрьму его!

             Но были также, что кричали:

             Онъ праведникъ, въ немъ Божій духъ

             Всѣмъ истину вѣщаетъ вслухъ;

             Изъ женщинъ многія рыдали

             Въ священномъ ужасѣ души;

             Но царь, склонясь главой въ тиши,

             Сидѣлъ одинъ въ глубокой думѣ,

             И кончилъ проповѣдь пришлецъ….

             И молвилъ царь при общемъ шумѣ:

             Онъ съумасшедшій иль глупецъ!

             Онъ преданъ истинѣ, святынѣ,

             Но по безумью чушь несётъ;

             Пусть съ миромъ онъ себѣ идётъ

             И проповѣдуетъ въ пустынѣ.

             Пусть, тамъ, среди лѣсовъ и горъ,

             Онъ говоритъ подобный вздоръ,

             Своей пустынѣ собесѣдникъ.

             И, посреди шумящихъ словъ,

             Насмѣшекъ, брани и плевковъ,

             Ушелъ въ пустыню проповѣдникъ,

             На сердцѣ заглушая стонъ.

             Съ тѣхъ поръ ужъ не являлся онъ

             Въ народѣ громовымъ пророкомъ.

             Покрытый рубищемъ и босъ,

             Онъ становился на утёсъ

             Въ своемъ отчаяньи глубокомъ,

             Подъемля руку къ небесамъ

             И проповѣдывалъ горамъ,

             Пустынѣ, камнямъ и потокамъ.

             Идя всё ближе къ облакамъ,

             Все выше поднимаясь въ гору,

             Стремясь къ небесному простору,

             Подальше, дальше отъ людей,

             Отъ ихъ пороковъ и страстей,

             Гдѣ и потоки цѣпенѣютъ,

             И только бури мощно вѣютъ —

             И самъ окаменѣлъ. онъ тамъ.

             Преданье есть, что и понынѣ

             Въ той дикой царственной пустынѣ,

             Съ рукой подъятой къ небесамъ,

             Гдѣ близокъ горъ ужъ вѣчный ледникъ,

             Стоитъ онъ, на утёсѣ, тамъ,

             Окаменѣлый проповѣдникъ.

                                                                         Н. Спиглазовъ.

«Русская мысль», No 7, 1880