Н. В. Станкевич
Стихотворения
—————————————————————————-
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Поэты кружка Н. В. Станкевича
Н. В. Станкевич, В. И. Красов, К. С. Аксаков, М. П. Клюшников
Вступительная статья, подготовка текста и примечания С. И. Машинского
М.-Л., «Советский писатель», 1964
—————————————————————————-
СОДЕРЖАНИЕ
Биографическая справка
СТИХОТВОРЕНИЯ
Экспромт. По прочтении стихотворений Козлова
На игру г-жи Остряковой
Луна. Подражание французскому
Стансы
Отрывки из стихотворной повести
Утешение
Весна
Элегия
Избранный
Филин (Перевод)
Не сожалей
Песнь духов над водами. Из Гете
На могилу сельской девицы
Грусть
Мгновение
К месяцу. Подражание Гете
Старая, негодная фантазия
Отшельник
Два пути
Раздумье
Фантазия
Песни. Фантазия под вальс Бетховена
Я. М. Неверову
Слабость
Заветное
Подвиг жизни
На могиле Эмилии
Эпиграммы и шуточные стихотворения
Эпиграмма («Кутейник всех обрек с Парнаса на изгнанье…»)
Эпиграмма («Я знаю свет!..»)
Эпиграмма («Есть русская пословица одна…»)
<На Каченовского>
<На Снегирева>
Януарию Михайловичу и Тимофею Николаевичу, отправляющимся наслаждаться жизнью
Опять в Берлине
«Профессор будущий! преследуем судьбою…»
Послание к Я. М. Неверову по случаю печальных звуков, которые он извлекал из мусикийского струмента
«Дай руку мне, любезный Тимофей!..»
Н. В. СТАНКЕВИЧ
Николай Владимирович Станкевич родился 27 сентября 1813 года в имении
своего отца — селе Удеревка, Острогожского уезда, Воронежской губернии. Его
дед — серб по происхождению, выходец из Далмации, в 1757 году принял «вечное
подданство в России». Это был образованный и храбрый офицер, он участвовал в
ряде: заграничных походов русской армии, в частности во взятии Берлина.
Детство Станкевича прошло в богатой помещичьей усадьбе. Десяти лет
Станкевич был определен в Острогожское уездное училище, а два года спустя —
в благородный пансион в Воронеже. Николай Станкевич был первенцем в семье, в
которой росло девятеро детей. Сестра поэта Александра Владимировна,
впоследствии вышедшая замуж за сына М. С. Щепкина, сообщает в своих
воспоминаниях множество интересных подробностей, характеризующих духовную
атмосферу детских и юношеских лет Станкевича. С помощью братьев, сестер,
соседей он устраивал домашние театральные представления, на которые
съезжалось множество народу из окрестных поместий. Спектакли заканчивались
различными музыкальными дивертисментами, танцами, сопровождаемыми оркестром,
состоявшим из шести крепостных музыкантов.
Средоточием культурных интересов в семье неизменно был Николай
Станкевич. «Все в нем привлекало к нему родных и знакомых, —
свидетельствовала его сестра, — на нем сосредоточивалась общая
привязанность, все поддавалось его влиянию». {А. В. Щепкина. Воспоминания.
М., 1915, стр. 73.} Станкевич рано начал писать стихи, увлекался
музицированием, с детских лет обучаясь игре на фортепьяно и пению.
Серьезный, начитанный и вместе с тем веселый, остроумный, Станкевич всегда
умел возбуждать интерес окружающих к значительным явлениям современной
литературы и искусства. Его любимыми авторами в ту пору были Гете и Шиллер,
а из русских — Пушкин, несколько позднее к ним прибавился Гоголь.
В Воронеже Станкевич встретился с поэтом А. В. Кольцовым. Именно он
открыл его поэтический талант, а позднее познакомил с Белинским и ввел в
круг московских литераторов. В 1831 году в «Литературной газете» появилось
стихотворение Кольцова «Русская песня», впоследствии известное под названием
«Кольцо». Оно было сопровождено следующим примечанием: «Вот стихотворение
самородного поэта г. Кольцова. Он воронежский мещанин, и ему не более
двадцати лет от роду; нигде не учился и, занятый торговыми делами по
поручению отца, пишет часто дорогою, почти сидя верхом на лошади.
Познакомьте читателей «Литературной газеты» с его талантом».
Рекомендательные строки были подписаны: «Н. С-ч».
Эта криптонимная подпись уже не впервые появлялась в печати. Еще в
1829 году ее можно было нередко встретить под стихами — лирическими или
эпиграммами — на страницах выходившего в Петербурге тоненького литературного
журнала «Бабочка. Дневник новостей, относящихся до просвещения и общежития».
Затем стихи Станкевича стали появляться в «Атенее», «Литературной газете»,
«Телескопе», «Молве». Еще будучи в Воронеже, он написал трагедию в стихах
«Василий Шуйский», вышедшую в 1830 году отдельным изданием. Содействовал
этой публикации содержатель воронежского благородного пансиона А. А. Попов,
заботившийся о литературных успехах своих воспитанников и доброй репутации
своего учебного заведения.
Успешно закончив воронежский пансион, Станкевич решил перебраться в
Москву. 14 июля 1830 года датировано его прошение в правление Московского
университета о допуске его к экзаменам на словесное отделение. Знания
Станкевича получили высокую оценку, и он был зачислен в университет
своекоштным студентом.
Станкевич поселился в доме М. Г. Павлова, профессора Московского
университета. Это был замечательный педагог и воспитатель, оказавший
серьезное влияние на духовное развитие целого поколения студенческой
молодежи. В 1831 году М. Г. Павлов открыл студенческий пансион, которым
преследовал цели отнюдь не меркантильные, а научно-педагогические.
Станкевич жил у Павлова не в качестве обычного пансионера. Хорошо
материально обеспеченный и по состоянию здоровья нуждавшийся в специальном
уходе, он пользовался в пансионе — столом, имел в доме Павлова отдельную,
довольно просторную квартиру и содержал свою прислугу. Чахлый, болезненный,
Станкевич оказывался вынужденным нередко пропускать занятия, а то и подолгу
задерживаться в деревне. В 1831 году на этой почве возник инцидент, едва не
закончившийся исключением Станкевича из университета. {«О помещении
студентов, живущих на вольных квартирах, в предполагаемый дом и об
исключении не явившихся для получения табелей». — Московский областной
государственный исторический архив, ф. 418, оп. 101, д. No 283, л. 6. Далее
ссылки на этот архив даются сокращенно: МОГИА.}
С огромным интересом и любопытством входит Станкевич в новую для него
университетскую жизнь. Наступает пора напряженных раздумий, философских
исканий. Быстро расширяется круг знакомых Станкевича. Ярко одаренный,
открытый и доверчивый, он привлекает к себе друзей не только со своего
курса, но и людей значительно старше его по возрасту. Образуется кружок
студенческой молодежи, члены которого регулярно собираются на квартире
Станкевича. «…Весь наш товарищеский кружок, — рассказывал Я. М. Неверов, —
очень часто у него собирался и проводил целые вечера в чтении и в
одушевленной беседе». {Н. Бродский. Я. М. Неверов и его автобиография. М.,
1915, стр. 42.}
Сам Станкевич считал первый год своей жизни в Москве периодом, пока
еще только предшествовавшим поре сознания. Вспоминая это время много лет
спустя, он писал из Берлина своему другу Неверову: «В 17 лет я еще бродил в
неопределенности; если думал о жизни и о своем назначении, то еще больше
думал о своих стихах и их внешней участи. Пора сознания наступила годом
позже…» {Письмо от 8 марта/24 февраля 1838 г. — «Переписка Н. В.
Станкевича», стр. 171.}
Что касается стихов, то хотя Станкевич продолжал их еще писать, но ему
никогда в голову не приходила мысль, что это занятие могло бы стать делом
его жизни.
Обучение в университете требовало от студентов много времени и сил. На
словесном отделении в эти годы к чтению лекций были привлечены видные
профессора. Русскую историю, например, читал М. Т. Каченовский, всеобщую
историю — М. П. Погодин, историю русской словесности — С. П. Шевырев.
Большим успехом пользовался у студентов Н. И. Надеждин, открывший в 1832
году курс теории, а затем и истории изящных искусств. Следует назвать еще М.
Г. Павлова, лекции которого по специальным естественным наукам включали в
себя некоторые философские темы и имели немаловажное значение для
формирования общего Мировоззрения студентов.
В студенческие годы Станкевич усиленно штудирует немецких философов,
особенно Шеллинга и Фихте, затем Канта. В его архиве хранится огромное
количество записей и конспектов прочитанных книг и прослушанных лекций.
Следы серьезной работы мысли несут на себе и его письма. Он мечтает целиком
посвятить себя науке. «Холодна и неприманчива жизнь! — пишет он в октябре
1833 года Шевыреву. — Может быть, только на время. Зато вдвое дороже мне мои
занятия: я сижу, работаю и надеюсь сидеть и работать еще больше. Может быть,
науки со временем совершенно заменят мне жизнь; начало этому я уже вижу. Как
прекрасно отказаться от счастия толпы, создать себе свой мир и стремиться к
нему, хотя не достигая». {«Переписка Станкевича», стр. 252.} Эти признания,
однако, вовсе не отражали жизненного кредо Станкевича. Напротив, со временем
он все решительнее стал склоняться к выводу, что «счастие толпы» — есть
высший смысл жизни и забота о благе человечества — ее главная цель.
Общение и дружба с Белинским все более укрепляли Станкевича в этих его
убеждениях. Они познакомились в 1832 году, уже после исключения Белинского
из университета. Я. М. Неверов рассказывает в одной из мемуарных заметок:
«Белинский, будучи студентом, написал драму, сюжетом которой было
злоупотребление владетельного права над крестьянами. Этот труд <драму
«Дмитрий Калинин»>, плод юношеской восторженности, он представил в цензуру и
за это лишен был права посещать университет. Станкевич, услыхавши об этой
истории от общего нашего товарища Клюшникова, пожелал прочесть драму и
ознакомиться с автором». {«Литературное наследство», No 56. М., 1950, стр.
100.} Через посредничество Клюшникова Белинский был введен в кружок
Станкевича. И вскоре они стали друзьями.
Сближение Белинского со Станкевичем и его кружком активизировало
интерес всего кружка к общественным вопросам, к явлениям современной жизни.
В июне 1833 года Станкевич и его друзья были привлечены к следствию по делу
«государственных преступников» Я. И. Костенецкого и П. А. Антоновича.
История едва не закончилась серьезными неприятностями — особенно для
ближайшего друга Станкевича Я. М. Неверова (см. вступит. статью, стр. 16). В
июле 1833 года в университете произошел новый переполох. На имя ректора
прибыла бумага «О присылке студента Станкевича в Пречистенскую часть».
Оказалось, что разыскивают другого Станкевича — некоего Ивана Петровича,
который, как выяснилось потом, в августе 1833 года собирался поступить в
университет, но ввиду «невыдержания надлежащего экзамена» принят не был. Вся
переписка по этому нелепому вопросу была на всякий случай включена в
студенческое дело Николая Станкевича. {«Относительно присылки в
Пречистенскую часть студента Станкевича». — МОГИА, ф. 418, оп. 491, д. No
34.}
К 1834 году отношения Станкевича с Белинским стали особенно тесными,
близкими. Кроме ежесубботних «сходбищ» на квартире Станкевича, они нередко
вместе посещают театр, коротают досуги.
В 1834 году Станкевич закончил университет и получил на руки документ,
удостоверявший результаты его четырехлетнего обучения на словесном
отделении: «Был испытываем в науках оного отделения, показал отличные успехи
при таковом же поведении; почему определением университетского совета сего
1834 года июля 30 дня утвержден кандидатом отделения словесных наук».
{МОГИА, ф. 418, оп. 104, д. No 217, л. 5.}
Теперь близился самый ответственный момент в жизни Станкевича,
наступил «возраст деятельности». Надо было сделать окончательный выбор и
смело следовать по намеченному пути. После поездки в Петербург Станкевич
возвращается в Удеревку и вскоре получает должность почетного смотрителя
Острогожского уездного училища. Станкевич с энтузиазмом берется за это
интересное, как ему кажется, дело. У него возникает множество идей, которые
он хочет осуществить в самом непродолжительном времени — например,
уничтожить телесные наказания в школах, ввести в уездных училищах
ланкастерскую, взаимную систему обучения, написать учебник всеобщей истории
и так далее. {См.: П. В. Анненков. Н. В. Станкевич. Переписка его и
биография. М., 1857, стр. 90.} Эти планы и намерения представляются ему
самому столь серьезными, что он мечтает стать инспектором казенных училищ и
окончательно посвятить себя педагогическому поприщу.
Обязанности почетного смотрителя оказались не очень обременительными и
оставляли достаточно времени для самообразования и досуга. Станкевич много
занимается историей, философией, иногда подумывает о подготовке к
магистерским экзаменам, хотя считает это делом далекого будущего. Больше
всего он сейчас озабочен мыслью о необходимости заняться полезной,
практической деятельностью. В декабре 1834 года он пишет Неверову: «Часто я,
бог знает как, расфантазируюсь о своих подвигах, потребность деятельности не
дает мне покоя…» {«Переписка Станкевича», стр. 303.}
В январе 1835 года Станкевич снова в Москве. Его здоровье, хрупкое с
детских лет, причиняет все большие беспокойства. Оно становится постоянной
темой его писем. К тому времени уже обнаружились симптомы грозной болезни,
которой суждено было через пять лет унести его в могилу. «Убийственная для
меня мысль, пишет он Неверову, — болезнь похищает у тебя душевную энергию,
ты ничего не сделаешь для людей. Природа, может быть, дала тебе средства
стать если не выше толпы, то в передних рядах ее, а болезнь забивает в
середину!» {Там же, стр. 309.} Значительную часть 1835 и 1836 годов
Станкевич живет в Москве, среди «братии» своих — то есть товарищей,
Состояние здоровья не позволяло ему длительное время оставаться в деревне,
без врачебного надзора. Обязанности почетного смотрителя пришлось пока
забросить. Станкевич много читает по истории; желая восполнить пробелы в
своих познаниях, он изучает греческую и римскую историю, его занимают
различные события из истории средних веков. Чтобы лучше усвоить интересующие
его разделы, он стал давать частные уроки по истории братьям Белинского.
Временами Станкевича преследуют сомнения в правильности его образа
жизни. Он мечтает поскорее стать на ноги, «быть человеком» и посвятить себя
какому-нибудь общественно полезному делу. Он с иронией, а то и с сарказмом
отзывается о людях образованных, ученых, но живущих в бездействии и без
пользы. Порой ему кажется, что и он сам принадлежит к их числу. В октябре
1835 года Станкевич пишет Неверову: «Я не чужд энергии, но часто теряю центр
в моих занятиях и не знаю, куда иду: всякая вдохновляющая мысль покидает
меня, и я брожу несколько дней в апатии, не зная, к чему устремиться». {Там
же, стр. 332.} Станкевич мучительно ищет выхода из этих сомнений, ищет путей
к душевному покою и гармонии.