Агасфер и Сатурн

Автор: Фруг Семен Григорьевич

С. Г. Фруг

Агасфер и Сатурн

(новогодняя фантазия)

  

Оригинал здесь — http://aronin.livejournal.com/515777.html

  

   Я был один в своей убогой, мрачной комнате, один в тот вечер, когда люди обыкновенно ищут общения между собою, чтобы с бокалом в руке встретить момент наступления так называемого НОВОГО ГОДА, т.е. одного из тех безчисленных годов-пузырей, которые Сатурн выдувает из пены моря Вечности,-этих блестящих мыльных пузырей, которые лопаются и исчезают едва ли не в самый момент своего появления…

   — Который час? — подумал я.

   — «Который век?» — отдалось неожиданно в моей душе, — и я увидел пред собою его — этого мрачного героя древней легенды: измождённого, истерзанного и всё ещё живого, и всё же безсмертного — Агасфера…

  

   «Из мрачного, пустыннаго ущелья,

   Едва дыша, выходит Агасфер.

   Две тысячи годов уже промчались

   С тех пор, как он по всем странам земли

   Скитается, не ведая покоя…

   Из мрачного, пустыннаго ущелья,

   Едва дыша, выходит Агасфер;

   Из черепов, у ног его лежащих,

   Берёт один и гневно со скалы

   Бросает вниз — и вслед за ним другие

   Летят туда-з, а Вечный Жид глядит

   В отчаяньи и горько восклицает:

   «Вот этот был отец мой, эти вот —

   Жена моя и дети, и родные!

   И все они — все умереть могли,

   И только я, отверженец проклятый,

   Обязан жить!…

  

   «Жить — годы, века, тысячелетия… Жить, переживая все муки, придуманыя и вновь придумываемыя людьми для людей; жить, оплакивая и хороня последнюю мечту, последнюю надежду, чтобы, возвратившись с кладбища, начать питать кровью своей, пОтом и слезами своими, новую грезу, новую мечту, новую — увы!- несбыточную надежду… Ты спрашиваешь: который час? — КОТОРЫЙ ВЕК? — скажи мне… скажи! Я вижу на твоём столе изображение Сатурна, опирающегося на скалу, в которую вделан механизм, показывающий часы, минуты и секунды… Секунды, минуты, часы! Да я давно и годы перестал считать, перестал считать столетия. В последний раз я слышал звон косы Сатурна в тот год, когда корабль санта-Мария бросил якорь у берегов Нового Света, а десятки кораблей у берегов Испании спешили поднять паруса, чтобы увезти в изгнанние целый народ. С тех пор я перестал узнавать время по часам и календарям. Который час, — который год, — который век, — не всё ли равно?… О, взгляни на меня: разве тот я, каким меня рисовала эта наивная старая легенда? Нет, нет!

  

   «Я не смерти, не могилы —

   Жизни, жизни я ищу!

   Света, радости я жажду,

   Мира, воли я хочу!…

   Не за смертью,- нет, от смерти

   Я бежал из края в край;

   В сердце, кровью истекавшем,

   Я носил не ад, а рай;

   Светлый рай труда и мысли

   Грезе радужной сиял,

   Он в душе моей скорбящей

   расцветал, благоухал…

   Расцветало, наливалось

   грезой дивное зерно…

   Сколько лет, веков минуло,

   Сколько… Ах, не все-ль равно!…!»

  

   Не все ли это равно для меня, ВЕЧНОГО скитальца, для которого все, придуманныя досущими людьми, деления времени и пространства слились в одном мрачном, угрюмом образе этого бога Времени со взором жестким и холодным, как тот металл, из которого отлито его изображение? Если терзающая меня теперь жажда жизни и свободы так же безплодна и безцельна, как и снедавшая меня некогда жажда смерти; если и ВЕКА ничего почти не изменили в моей горькой и постыдной доле, то какое значение для меня может иметь какой-нибудь ГОД?

  

* * *

  

   Я был один в своей убогой, мрачной комнате.

   Я сидел за столом перед молчаливым и неподвижным изображением Сатутна… Я глядел на суровыя черты этого бога, и мне казалось, что он своим неподвижным, холодным взором проникал в глубину моей омрачённой души… Как угрюмо морщился его высокий лоб, как сурово насупливались седые брови над холодными глазами. Эти мерттвые глаза с выемками вместо зениц будто еще глубже уходили в свои металлические орбиты, а эти сухия и холодныя бронзовые губы, казалось, шептали:

  

   «- Я гений Времени; я дух,

   Царь Вечности седой;

   И все, что день за днем вокруг

   Проходит чередой,-

   Все, все подвластно одному

   Движенью моему:

   Косы моей единый взмах —

   Все мигом тлен и прах.

   Что сила, юность, красота,

   Блеск мысли, песен звон!

   Всев жизни бред и суета,

   И всепройдёт как сон.

   Все, все подвластно одному

   Движенью моему:

   Косы моей единый взмах-

   И вмиг все тлен и прах…»

  

   «-Ты ждешь, — говорили эти мертвые уста,- наступления нового года — новой ничтожнейшей частицы безконечного, того безконечного,

  

   «В котором властен я один

   Немой, но грозный исполин…»

  

   Так шептал Сатурх, стоя недвижно и ибезстрастно облокотившись на старый часовой механизм, с его методическим и безстрастным тик-так, напоминавшим медленное падение водяных капель -падение секунд и минут в бездонное море Вечности…

   Но по мере приближения полночного часа я стал испытывать какое-то странное чувство — чувство какой-то жуткой, но сладкой тревоги, беспокойного, но отрадного ожидания.

   Раздался бой часов. Ровно, медленно последовали один за другим двенадцать звонких ударов. И едва замер звук последнего удара. ………..

   Исчезли старые стены… Всё пространство наполнилось сказочным голубым светом, нежной, милой свежестью, и в это светлое пространство ворвался дивный хоровод сильфид и эльфов с цевницами и свирелями, амуров с золотыми луками и серебряными колчанами, гениев с факелами и гениев с пальмовыми ветвями, крошек — психей на спинах лебедей и аистов…

   Эта пестрая толпа окружала стройного отрока с чистым челом и ясными глазами, который шел к тому месту, где стоял, опираясь на скалу, старый бронзовый Сатурн. Прямо и спокойно глядели ясные очи отрока на суровое, холодное лицо старого бога, царя Времени, кротко и доверчиво улыбались его свежие уста… И когда отрок приблизился к Сатурну, зазвенели цевницы и свирели, и хор сильфид, эльфов, гениев, психей запел нежными, дивными голосами:

  

   «Когда Земля свершит свой ход

   Вкруг вечного светила,-

   Собрав наш пестрый хоровод,

   На землю нас тогда влечет

   Таинственная сила.

   Из горных стран, из чудных стран

   Нисходит отрок милый,-

   Безпечен взор и строен стан,

   Грудь дышет юной силой.

   Земле, владычице людских

   Порывов, дум, желаний,

   Приносят с высеи неземных

   Плоды заветной дани.

   И верят люди, верят вновь,

   Что вечно в поднебесной

   Всесильна лишь одна любовь

   С трудом и мыслью честной;

   Что и средь бед тяжелых лет,

   От самой колыбели,

   Весь род людской идет к святой

   Великой славной цели…

   И близко Правды торжество

   И с ним конец ненастья…

   Благослови, отец, его

   На труд, на жизнь, на счастье!…»

  

   Так пел этот воздушный хор, и — о, чудо! — Сатурн, старый, угрюмый Сатурн отделился от своей мрачной, жесткой и холодной скалы и, наклонившись к отроку, запечатлел на его светлом челе долгий, нежный поцелуй…

  

  

***

  

   (Перепечатано без «ятей» с издания: С.Г.Фруг. Полное собрание сочинений в 3-х томах.

   Эскизы. Из Легенд Рая. Том 2. Книгоиздательство Шермана. Одесса — 1913.)