Сергей Александрович Ширинский-Шихматов
Стихотворения
НОЧЬ НА РАЗМЫШЛЕНИЯ
Отрывок
О ближний! Знаешь ли души безсмертной цену?
Взнесися мыслию поверх земных сует,
И к звездным небесам направи свой полет;
Тогда твоя душа, увядшая доселе,
В сем грубом воздухе и в сем грубейшем теле,
Избавится от всех земных ея оков,
Там снова процветет меж выспренних кругов;
В изрядствах сложная, но в сущности простая,
Свободою дыша, ширяясь, возрастая,
Не в виде странницы обыдет небеса;
Но чудная сама, летя сквозь чудеса,
Глубоким разумом приникнет в их устройства,
Раскроет в небесах свои небесны свойства,
Изящество свое увидит в полноте,
И ей вся звездна твердь уступит в красоте.
Блистательно сие величие полнощи,
Сей дивный образец Зиждителевой мощи!
Эфира Океан, и нет ему брегов!
В нем солнцы плавают! миры поверьх миров!
Но все их тысящи умножи мириядой,
И душу взвесь одну со всею их громадой,
В душе окажется над всеми перевес.
При светлостях души их блеск померк, исчез;
Чертами Божества они не украшенны,
И чувства бытия и разума лишенны,
Не могут постигать, Кто славой их возжег,
Кто им предначертал кружащийся их бег,
И Чьею силою свершают оный верно?
Творение сие едва ли не безмерно,
Дивит нас и страшит своей величиной;
Но тот не больше ли, кто мыслию одной
Объемлет оное, Творца не изключая?
Так всю достоинством природу превышая,
Должна душа парить к надзвездной высоте,
К единственной ея безсмертия мете,
К пределам выспренним духовныя вселенной,
Страшась, пристрастием к земле и плоти тленной,
Высокое свое унизить естество,
И с небом, с Божеством прервать ея сродство
Жить верою должна — и подвиг испытаний
Тяжелый облегчать покорством без роптаний,
От веры ожидать терпению венца.
О ты, святая дщерь Святейшаго Отца!
О Вера правая, которой все возможно,
Творением чудес ты славишься неложно,
Мир целый твоему свидетель торжеству;
Ты человечество возносишь к Божеству,
Вселяешь в бренну персть небесныя изрядства,
Ты смертных меж собой связуешь духом братства,
(Без веры человек Творцу и тварям враг)
Ты им оплот от зол, сокровищница благ,
Двух жизней, двух блаженств краеугольный камень,
Ты в сердце их гасишь страстей горящих пламень,
От смысла веешь прочь губительный их дым,
Премудрость вышнюю даришь умам простым,
Премудростью творишь язык младенцев ясным,
Решишь уста немых и глас даешь безгласным.
О Вера! прииди — и светлостью твоей
Проникнув просвети тьму смертности моей,
И мраки разгони и дум и чувств печальных;
Наставница моя от дней моих начальных,
И днесь на истину наставь меня сама.
Я зрю твое лицо видением ума,
И свет твоих очей преображает землю;
Я слухом внутренним твои глаголы внемлю;
И новых мыслей сонм в душе моей возник;
Но как их возвестит мой медленный язык?
Свирепая зима со льдами и снегами,
И дождь из облаков лиющийся реками,
И гром, ударами трясущий небеса,
И вихрь, порывами ломающий леса,
Обилуют добром для здравия природы:
Целебны для души напастей разны роды,
Полезно ей терпеть всю зельность сих огней,
Чтоб ржа греховная истлела вся на ней,
Чтоб злато свойств ея, светя не померцало;
Чтоб чистая душа, как ясное зерцало,
Могла в себя приять луч светлый Божества,
И оный отражать сквозь мраки вещества.
Для доблестных сердец напасть бывает славой:
Как храбрость воина в пылу битвы кровавой,
Искусство кормчаго в день бури на водах,
Так доблесть истая является в бедах.
Как ночь способствует, своею темнотою,
Скрывавшимся звездам блеснуть их красотою:
Так мужу мудрому злощастия навет
Великость придает, как чудный некий свет,
Который просветит всю жизнь его до края.
В пучину горести за перлами ныряя,
Разумный человек, богатством чувств и дум,
Навек обогатит и грудь свою и ум.
Итак, блажен, кого в училище печали,
Неложной мудрости напасти обучали:
Он в щастии смирен; он в бедствах бодр и тверд;
Он знает сострадать и к слабым милосерд;
Он в прах уничижась пред праведнейшим Богом,
В Карателе своем, благом и кротко строгом,
Познает и почтит нежнейшаго Отца;
Он, гордость внутренню стирая до конца,
С души своей сорвет лжесвятости личину,
Поищет сам в себе скорбей своих причину,
Проникнет в грудь свою — и правду возлюбя,
Пред троном совести разсудит сам себя;
Посмеет созерцать, отнюдь не принужденно,
Мысль каждую свою и сердце обнаженно,
Потщится приклонить на милость гнев небес,
Плод радости пожнет от сеянных им слез,
И верой победит все козни искушений.
Сия дает вкушать мед сладких утешений
Грызомым горестью сынам ея земным;
Сия смиряет смерть пред смертным немощным,
И может претворить ужасную в любезну;
Сия наводит мост чрез страшну смерти бездну,
Чтоб бурю волн ея об оный сокрушив,
Но онпол времени, доколе смертный жив,
Мысль робкую его переносить спокойно;
Чтоб вечность видел он, и вечности достойно
Всю славу времени вменял в ничтожный прах.
Сия из смертнаго изъемлет смертный страх,
Иль смертнаго живит целебным сим недугом.
Чрез веру смертный страх творится нашим другом,
Се грозный, пламенный пред древом жизни меч,
И смертный без него не стал бы дни беречь,
Не стал бы дорожить дражайшим жизни даром;
И к небу редко бы вознес с сердечным жаром
За благо на земле благодарящий глас;
Скорбел бы праведник в яснейший жизни час,
Увял бы скорбию в свое цветуще время,
Терпел бы радости, сносил бы их как бремя,
Жадающий вкусить по сердцу своему
От сладости небес, обещанных ему.
Злодей, руководим разсудком ослепленным,
Тщеславие свое увидев оскорбленным,
При мраке горести, чтоб вдруг избыть беды,
Свирепству своему ослабил бы брозды,
В противность Промыслу, по злому произволу,
Преграду прескочив, низринулся бы долу,
В подземну глубину, в жилище вечной тьмы.
Но слаб и смертный страх, где гордость дмит умы;
Там дерзкий человек себя разит собою,
И мужеством зовет побег постыдный с бою:
Какой ужасный стон! се мрачная душа,
Ко смерти страстию геенскою дыша,
(Востаньте, демоны! и лаем вашим грозным,
Но менее сего для разума несносным,
Спешите заглушить словесных срам и стыд!)
Се мрачная душа, противный небу вид!
Убийством гордая исторглася из тела,
В страну отчаянья, как буря, полетела,
Для смерти вечныя безсмертная корысть,
И древний Змий шипит терзать ее и грызть.
Над жертвою его прольем потоки слезны,
И взоры отвратим от преисподней бездны,
Куда словесные, неверством обуяв,
На гибель вечную ввергаются стремглав.
Мы, верой отразив соблазны и развраты,
За все ея дары, за милости богаты,
Смирением души гордыню погубя,
Ей в жертву чистую дадим самих себя,
И пажить обретем с ея избранным стадом.
Как мудрые врачи и самым едким ядом
Умеют придавать целебность врачевствам:
Так вера на земли, разумным существам,
Из горестей судьбы целебну точит сладость.
Она же в их сердца внедряет мир и радость,
Которых средь сует не меркнет чистота:
Надежда с дружбою, прекрасная чета,
По манию ея щастливить нас готовы,
И жизни сей стези, печальны и суровы,
Цветами устилать невиннейших утех,
От коих прочь бегут нечестие и грех,
Которым лишь одна причастна добродетель:
Надежда смертному вернейший благодетель,
На поприще земном сопутствует ему,
И бедствий жизни сей разсеявая тьму.
Златит его лучем грядущия отрады;
Являет в небесах блеск вечныя награды
Имущий увенчать подвижника чело,
Который ратовал добром сражая зло,
И сердце сохранил от прелестей безбедно.
Как ветхое вино, хоть крепко, но безвредно,
Надежда веселит унылыя сердца,
Живит их бодростью до смертнаго конца,
И жизненный свой свет лиет во мраки гробны;
Надежда все для нас, к чему мы здесь способны,
Для тела здравие, и крепость для души,
Которую страстей не зыблют мятежи;
Приятна и тиха, как летний вечер мирной,
Прохладой дышущий под твердию сафирной;
Се чаша полная, лиющая чрез край
Утехи на людей! се их подлунный рай!
Так промысл Вышняго, благий неизреченно,
В надежде нам дает сокровище безценно,
Пред коим злато все как брение путей.
Не меньше сладостна и дружба для людей,
Земнаго щастия предел и совершенство.
Коль долу спустится небесное блаженство,
В замену небесам находит дружбы грудь,
Где сходятся сердца от мира отдохнуть,
Не быть игралищем смятению мирскому,
И каждое из них возглавие другому.
Друг друга веселят; веселие — мена,
(И радости душа чуждается одна)
Дыша одно другим, живят одно другое,
И нежатся в своем божественном покое,
И черпают восторг в благих своих речах,
В улыбках искренних, в смеющихся очах,
И пользуясь златым от всех сует досугом,
В беседах сладостных сливаются друг с другом.
Беседа огнь души воспламеняет в нас,
Снабжает пищею, чтоб оный не угас,
Но душу к истине согрел бы теплотою.
Вода недвижная вредится от застою,
И, в блато претворясь, рождает сонмы туч:
Мутится здравый смысл, коль словом не текуч.
Но то ли от небес мы словом одаренны,
Чтоб мысли наши в нас остались затворенны?
Таится в сердце мысль, как внутрь земли руда,
Сплавляется в слова и ценится тогда,
Является на свет бедна или богата,
Металлов подлых смесь иль чистый слиток злата.
Беседа меж друзей всех радостей собор.
О кроткая вражда! о тихий, мирный спор!
Коль дружбой движимы, гнушаясь гневным чувством,
Сражаются умы суждения искусством,
От их сражения родится правды блеск,
И дружбе возгремит сердец согласных плеск;
Для смертных дружба жизнь — и Царь земнаго круга
Не нищий ли в венце, когда лишен он друга?
Полезна жизнь друзей, и смерть их нам урок:
Коль друга нашего сражает смертный рок,
Возсядем при одре болезней и страданий,
И сердце, томное от частых трепетаний,
Чрез веру и любовь на подвиг укрепя,
Страдальцу послужить понудим мы себя;
Встречать ужасну смерть к болящему идущу,
Пот хладный отирать, держать главу падущу,
Душею и лицем склоняяся над ним,
Сближаться мыслию с ничтожеством своим,
Приникнув к верному судьбы своей зерцалу,
Скачать