Bibra > Произведения > Все > Стихотворения

Стихотворения

Автор: Якубович Петр Филиппович

Скачать

  

                  НА СТАРОМЪ ПЕПЕЛИЩѢ.

  

                                 І.

  

             Дулъ вѣтеръ съ утра… Какъ свинцомъ налита,

             Сердито вздувалась рѣка за кормою:

             Еще разъ провѣдать хотѣлъ я мѣста,

                  Любимыя нѣкогда мною.

  

             Вдоль стройныхъ, одѣтыхъ въ гранитъ, береговъ

             Я плылъ съ затуманеннымъ сердцемъ и взоромъ;

             И тускло свѣтилась фаланга дворцовъ

                  За воднымъ широкимъ просторомъ.

  

             Застыли гиганты въ таинственномъ снѣ

             Среди величавой, унылой пустыни…

             Вонъ, сѣрой змѣею въ другой сторонѣ

                  Стѣна притаилась твердыни.

  

             И долго туда я, и жадно глядѣлъ…

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

                  О, годы проклятые, мимо!

  

             Лѣниво тянулся холодный гранитъ,—

             И слезы въ груди закипали невольно:

             Отъ старыхъ страданій и старыхъ обидъ

                  Такъ было и сладко, и больно!..

  

             Чу, свистъ… Пароходъ меня дальше понесъ.

             Угрюмые своды изъ камня и стали,

             Съ рокочущимъ гуломъ копытъ и колесъ,

                  Не разъ надо мной пролетали,

  

             И грозно въ пролетахъ шипѣла волна.

             Исакія шлемъ замелькалъ золоченый…

             Вотъ узкая красная лента видна

                  Средь липовой рощи зеленой.

  

             Какъ дрогнуло сердце опять!— Я узналъ:

             Здѣсь, въ этихъ стѣнахъ незабвенныхъ, когда-то

             Я воздухъ познанья такъ жадно вдыхалъ,

                  Такъ въ Истину вѣровалъ свято.

  

             Но съ гордыхъ, заоблачно-льдистыхъ высотъ

             Она, какъ царица, на землю глядѣла;

             До боли вседневныхъ скорбей и заботъ

                  Владычицѣ не было дѣла.

  

             А мы… Мы любили отчизну, какъ мать,

             Всѣмъ пыломъ сердецъ беззавѣтно-влюбленныхъ;

             За братьевъ всю душу хотѣли отдать,

                  За братьевъ, судьбой обойденныхъ!

  

             И душенъ намъ сталъ величавый чертогъ…

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

             Но вотъ ужъ и сфинксы… Пришельцы изъ Ѳивъ

             Загадочнымъ взоромъ глядятъ другъ на друга;

             Все снится имъ желтаго Нила разливъ

                  Подъ солнцемъ сверкающимъ юга.

  

             Въ чужбинѣ холодной ужъ семьдесятъ зимъ

             Вкругъ нихъ отшумѣло… Все длится изгнанье!

             О, бѣдные сфинксы! Я боленъ другимъ,

                  Но ваше цѣню я страданье.

  

             Мы старые съ вами знакомцы… Не разъ

             Ввѣрялъ я вамъ тайну святого обѣта,—

             И долго бродилъ здѣсь, и спрашивалъ васъ

                  О часѣ, минутѣ разсвѣта.

  

                                 ——

  

             Свинцовое небо грозило дождемъ;

             Мнѣ горькое въ душу сомнѣнье закралось:

             Здѣсь камни повсюду твердятъ о быломъ,

                  Но люди… Что въ людяхъ осталось?!

  

                                 II.

  

             Въ огромной столицѣ одинъ уголокъ

             Я вспомнилъ,— душѣ дорогой и завѣтный.

             Безшумно катился тамъ жзни потокъ

                  Тѣснился въ нуждѣ безпросвѣтной

  

             Рабочій народъ. Тамъ и мы, молодежь,

             Ютились по скромнымъ мансардамъ и кельямъ,

             Враждою встрѣчая лишь трусость и ложь,

                  А муки лишеній — весельемъ.

  

             Въ средину бесѣды тамъ блѣдный разсвѣтъ

             Врывался нерѣдко холодной волною;

             Тамъ зрѣли герои, дивившіе свѣтъ

                  Душевной своей красотою…

  

             Все сразу узналъ я,— ту улицу, домъ,

             Въ которомъ окошко до свѣта мелькало,

             Какъ звѣздочкой ясной, маня огонькомъ

                  Въ укромный пріютъ идеала.

  

             Но каменный выросъ гигантъ впереди,

             Исчезло окно за стѣною огромной…

             Съ безумно забившимся сердцемъ въ груди

                  Бѣгу я по лѣстницѣ темной!

  

             Минута — и юность вернется назадъ:

             Отворится дверь — ярко солнце засвѣтитъ —

             Съ серебрянымъ смѣхомъ, съ косою до пятъ

                  Меня моя милая встрѣтитъ!..

  

             Я долго звонилъ… Въ нетерпѣньи рванулъ

             Завѣтную дверь — и во тьмѣ корридора

             Одинъ очутился… Несдержанный гулъ

                  Услышалъ я жаркаго спора.

  

             Звенѣла толпа молодыхъ голосовъ.

             Обрывки рѣчей до меня долетали…

             Спадала завѣса, изъ мрака годовъ

                  Знакомыя тѣни вставали!

  

             Я кашлянулъ. Выглянулъ стройный брюнетъ:

             Глаза удивленно и строго глядѣли…

             Мелькнула головка кудрявая вслѣдъ

                  Съ глазами пугливой газели.

  

             Еще и еще, точно въ полѣ цвѣты…

             Въ смущеньи стоялъ я, слова подбирая,

             А въ сердцѣ побѣдныя пѣли мечты:

                  Да здравствуетъ жизнь молодая!

                                                                         П. Я.

«Русское богатство», No 8, 1902

OCR Бычков М. Н.

  

                                 СОНЪ.

  

             Въ небѣ странно-высокомъ, зловѣще-нѣмомъ

                       Гасъ кровавый вечерній закатъ.

             Умиралъ я отъ ранъ,— въ гаолянѣ густомъ

                       Позабытый своими солдатъ.

             Какъ ребенокъ, затеряяный въ чащѣ лѣсной,

                       Я кричалъ, я отчаянно звалъ —

             И на помощь ни свой не пришелъ, ни чужой,

                       Гаолянъ только глухо шуршалъ!

             Да орелъ цѣлый день надъ горою парилъ,—

                       Хищный клёкотъ носился кругомъ…

             Все на сѣверъ, въ безвѣстную даль уходилъ

                       Затихающихъ выстрѣловъ громъ.

             И скользилъ угасающій взоръ мой, въ тоскѣ,

                       По мѣнявшимъ нарядъ облакамъ:

             Что тамъ парусомъ бѣлымъ стоитъ вдалекѣ—

                       Не села ли родимаго храмъ?

             Вонъ старуха съ клюкой… Не моя-ль это мать

                       «По кусочки» съ сумой побрела?

             Горе-горькая! Сына тебѣ не дождать —

                       Ты на муку его родила!

             Злобно лязгаютъ цѣпи… Въ дыму и въ огнѣ,

                       Будто стая всполошенныхъ птицъ,

             Вьется лента вагоновъ,— и въ каждомъ окнѣ

                       Сколько блѣдныхъ, измученныхъ лицъ!

             Безконеченъ вашъ путь, и тяжелъ, и суровъ:

                       Мертвой степи пустынная гладь,

             Выси грозныя горъ, темень дикихъ лѣсовъ…

                       Васъ въ чужбину везутъ умирать!..

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

             Умиралъ я отъ ранъ на чужой сторонѣ…

                       Такъ хотѣлось мучительно жить, —

             О проклятой, безумно-кровавой войнѣ,

                       Какъ о грёзѣ больной позабыть!

             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

             Ночь сошла. Или смерть? Сѣть тумановъ сырыхъ

                       Поползла надъ ущельями горъ;

             Въ черномъ небѣ невиданно-яркихъ, большихъ,

                       Странныхъ звѣздъ засвѣтился узоръ.

             И въ зловѣщей тиши, мнѣ казалось, не я —

                       Кто-то чуждый безсильно стоналъ…

             И отъ жалости въ сердцѣ больномъ у меня

                       Слезъ кипучихъ родникъ клокоталъ!

                                                                                   П. Я.

«Русское Богатство», No 1, 1905

OCR Бычков М. Н.

  

  

                                 * * *

  

             Богъ благости щедрой, Богъ правды великой!

                       Мечъ силы въ десницѣ ль твоей?

             Считалъ ли Ты слезы, кровавыя слезы

                       Смиренной отчизны моей?

             Что-жъ медлишь сойти Ты съ грозою и гнѣвомъ

                       Изъ вѣчныхъ чертоговъ своихъ?

             Даровъ ли свободной и радостной доли

                       Она недостойнѣй другихъ?

             Иль мало она безотвѣтно страдала,

                       Томилась, какъ въ кельѣ глухой?

             О цѣпи все тѣло свое истерзала,

                       Ослѣпла отъ тьмы вѣковой!

             Не хватитъ ужъ скоро отваги орлиной,

                       Могучія крылья въ крови…

             Пощады!.. Пощады!.. Дай лучъ хоть единый,

                       Дай каплю живую любви!

  

  

                                 * * *

  

             Мнѣ чудится кругомъ какой-то шорохъ странный,

             Тревожно-радостный, какъ вѣянье весны:

             Такъ узникъ сторожитъ свиданья часъ желанный,

             Проснувшись до зари, средь чуткой тишины…

             Я жду, кого-то жду со страхомъ и любовью,

             Кого-то, чья рука чудесное свершить,

             Кто образумитъ насъ, залитыхъ братской кровью,

             Залѣчитъ раны всѣ и скорби облегчитъ.

             «Пора!—я слышу стонъ въ безмолвьи тяжкомъ ночи,—

             Довольно злыхъ угрозъ! Раскройся, міръ — тюрьма!»

             Во мракъ вперяю я расширенныя очи:

             Вотъ дрогнетъ, наконецъ, испуганная тьма!

             Мигъ — и разсвѣтъ блеснетъ, и защебечутъ птицы,

             И развернется даль, заманчиво-пестра…

  

             И крылья распахнетъ проснувшейся орлицы,

             Быть можетъ, пѣснь моя…

                                           — Скорѣй! Пора, пора!

                                                                                                       П. Я.

                    «Русское Богатство», No 9, 1904

OCR Бычков М. Н.

  

  

                                 * * *

  

                  На чужбинѣ далекой тоскуя вдвоемъ,

             Мы, какъ дѣти, однажды тихонько болтали

             Въ полумракѣ вечернемъ о горькомъ быломъ

             (Нашей старой, но все еще свѣжей печали!).

  

                  «Нѣтъ, тѣхъ дней я забытъ не могу никогда,

             Никогда не прощу!— ты, блѣднѣя, шептала:

             Ни одна впереди не мерцала звѣзда,

             Умъ мѣшался, душа замирала.

                  «Днемъ и ночью шумѣла рѣка подъ окномъ

             Шевелясь, точно лапы чудовищъ враждебныхъ.

             Рѣкъ такихъ мы въ краю не видали родномъ—

             Развѣ въ грезахъ иль сказкахъ волшебныхъ.

                  «Величавый, холодный, безлюдный просторъ…

             Наша лодка, да влажныя, черныя бездны,

             Да по берегу стѣны отвѣсныя горъ…

             О возвратѣ мечты безполезны!

                  «За утесомъ-громадой вздымался утесъ,

             Все безмолвнѣй, угрюмѣй, печальнѣй…

             Все на сѣверъ потокъ насъ безжалостный несъ

             Дальше, дальше отъ родины дальней!

                  «Разъ, я помню, подъ гнетомъ безумной тоски,

             Вся пропитана влагой холодной,

             Я заснула, подъ мѣрные всплески рѣки;

             И приснилось мнѣ: вновь я свободна…

                  «Я лечу, будто птица,— мелькаютъ вокругъ

             Занесенныя снѣгомъ равнины…

             Я лечу на желанный сверкающій югъ

             Изъ холоднаго мрака чужбины.

                  «Ближе, ближе родная схрана—

             Небо блещетъ лазурью и свѣтомъ…

             Сердце чуетъ: весна, золотая весна!

             Пахнетъ бѣлой акаціи цвѣтомъ.

                  «Вотъ и Днѣпръ, утонувшій въ вишневыхъ садахъ,

             Засверкалъ бирюзою… Я вся задрожала

             И, на берегъ родимый упавши въ слезахъ,

             Долго, жадно его цѣловала!..

                  «Я очнулась на мрачной, холодной рѣкѣ —

             Волны съ грознымъ нахлынули плескомъ.

             Сердце билось въ груди, точно птица въ силкѣ,

             Еще полное радостнымъ блескомъ.

                  «И казалось въ тотъ мигъ: если бъ родину я

             Не во снѣ — на яву увидала,

             Я упала-бъ на землю и, слезъ не тая,

             Цѣловала ее, цѣловала!..»

  

                  Милый голосъ во тьмѣ, какъ струна зазвенѣлъ —

             Ты внезапно замолкла угрюмо.

             И утѣшить тебя я, мой другъ, не умѣлъ,

             Полонъ той же мучительной думой!..

                                                                                   П. Я.

             1899.

«Русское Богатство», No 11, 1899

  

                                 НОВАЯ ВЕСНА.

  

             Съ цвѣтущихъ береговъ, залйтыхъ солнцемъ отравъ,

                       Соскучась по землѣ родимой,

             Несется вновь гостей веселыхъ караванъ

                       На сѣверъ грустный,но любимый.

             Вблизи лѣсныхъ озеръ опять и звонъ, и гамъ!

                       И, прерывая сонъ глубокій,

             Дивится мертвый лѣсъ: по старческимъ корнямъ

                       Текутъ живительные соки…

             Обласканы тепломъ полуденныхъ лучей,

                       Глядятъ былинки изъ-подъ снѣга…

             Все новой жизни ждетъ,— приволья ясныхъ дней,

                       Веселыхъ, шумныхъ бурь набѣга!

  

             Тяжелъ и дологъ былъ природы мрачный совъ:

                       Казалось, сномъ онъ смерти будетъ.

             Казалось, дряхлый міръ ни новой жертвы стонъ,

                       Ни громъ побѣды не разбудитъ.

             Надъ степью голою лишь воронъ каркалъ злой,

                       Да мерзлый листъ шуршалъ уныло:

             «И я когда-то жилъ… давно-давно, весной…

                       Всесильна смерть! Крѣпка могила!»

  

             И первый вольный звукъ стряхнулъ унынья гнетъ:

                       Мелькнулъ цвѣтокъ на таломъ снѣгѣ…

             Кричатъ ватаги птицъ, гремятъ потоки водъ.

                       Поютъ зеленые побѣги!

             И мой усталый духъ поетъ веснѣ привѣтъ,—

                       Забыты дни тоски мертвящей…

             — Цвѣти, «младая жизнь»! И пусть не меркнетъ свѣтъ

                       Твоей звѣзды путеводящей!

                                                                                             П. Я.

«Русское Богатство», No 12, 1902

  

  

                                 * * *

  

                       Средь мукъ и стенаній на свѣтъ

                       Живая душа прилетаетъ.

                       Въ грозѣ испытаній поэтъ,

                       Даръ пѣсенъ въ себѣ открываетъ,—

             Тѣхъ пѣсенъ, что ледъ разбиваютъ сердецъ.

             Страданье — искусный, умѣлый кузнецъ.

  

                       Подъ небомъ холоднымъ, чужимъ,

                       Во мракѣ бездомныхъ скитаній,

                       Въ разлукѣ со всѣмъ дорогимъ,

                       Въ крушеніи всѣхъ упованій,—

             Въ дни черные бѣдъ познается боецъ:

             Изгнанье — искусный, умѣлый кузнецъ.

  

                       Но славы достоинъ лишь тотъ,

                       Кто, гордый своей правотою,

                       На вѣрную гибель идетъ

                       Съ спокойной и ясной душою.

             Прекрасенъ и проченъ героя вѣнецъ:

             Ты, смерть,— для безсмертья кующій кузнецъ!

                                                                                             П. Я.

«Русское Богатство», No 1, 1902

  

  

                                 * * *

  

             Дитя! ты вѣришь въ близкій рай?

             Еще порывъ свирѣпой бури —

             И въ блескѣ солнца и лазури,

             Въ цвѣтахъ, сойдетъ къ намъ вѣчный май?

             Конецъ угрозамъ темнымъ ада,

             Забвенье мукамъ и слезамъ,—

             И велика бойцовъ награда,

             И сладокъ ранамъ ихъ бальзамъ!..

  

             Дитя, дитя! Въ дали безбрежной

             Эдема свѣтлаго маякъ.

             Еще не разъ подъ вьюгой снѣжной

             Пловцовъ зальетъ холодный мракъ!

             Не разъ промчится грозный шквалъ

             Вражды, насилья, скорби, страха,

             Какихъ, быть можетъ, міръ не зналъ,—

             И обагрятся мечъ и плаха!

             Я вижу рядъ великихъ бѣдъ,

             Позоръ и ужасъ пораженій…

  

             Но вновь и вновь вернется Геній

             Любви и правды: «Дѣти! Свѣтъ!..»

             И, возвышаясь надъ костями

             Борцовъ погибшихъ, каждый разъ

             Бѣднѣй все будетъ міръ цѣпями

             И къ раю счастья ближе насъ!

                                                                         П. Я.

  

                                 * * *

  

             Друзья! въ тяжелый мигъ сомнѣнья

             Взгляните пристальнѣй назадъ;

             Какія блѣдныя видѣнья

             Оттуда съ ужасомъ глядятъ!

             И молятъ, и, какъ-будто, плачутъ,

             Грозятъ кистями рукъ худыхъ…

             Что ихъ мольбы нѣмыя значатъ?

             Кому, за что упреки ихъ?

  

             То — наши братья… Жизнь, свободу,

             Всѣ блага лучшія земли

             Они родимому народу

             Съ любовью въ жертву принесли.

             Они погибли, вѣря страстно,

             Что мы пойдемъ по ихъ стопамъ

             И не дадимъ пропасть напрасно

             Ихъ жертвамъ, ранамъ и скорбямъ!

  

             Когда въ постыдный часъ паденья

             Страдальца-брата тѣнь мелькнетъ,

             Какая буря возмущенья

             Внезапно сердце потрясетъ!

             Святыя слезы покаянья

             Подступятъ къ горлу… И опять

             Горитъ душа огнемъ желанья —

             Идти на крестныя страданья,

             Всю душу родинѣ отдать!

                                                               П. Я.

«Русское Богатство», No 2, 1902

  

  

             Памяти Г. И. Успенскаго.

  

             Съ горькой думой въ очахъ,

                       Съ слѣдомъ мукъ на челѣ,

             Онъ прошелъ тяжкій путь,

                       Крестный путь на землѣ.

  

             Будто горечь и боль

                       Всѣхъ мученій людскихъ

             Въ чуткомъ сердцѣ собравъ,

                       Онъ твердилъ намъ о нихъ.

  

             Отъ улыбки его,

                       Полной скорбной вины,

             Исчезали, какъ дымъ,

                       Счастья мирные сны.

  

             Звалъ онъ къ жертвѣ, къ любви,

                       Весь любовью дыша…

             Онъ горѣлъ, какъ маякъ…

                       И — сгорѣла душа!

  

             Не забудешь его

                       Ты, родная страна!

             Задрожавшая разъ,

                       Все рыдаетъ струна,—

  

             О великой винѣ

                       Съ гнѣвомъ, скорбью поетъ

             И на подвигъ святой,

                       Подвигъ правды зоветъ!..

                                                                                   П. Я.

«Русское Богатство», No 12, 1902