Цеппелины над Парижем

Автор: Волошин Максимилиан Александрович

М. А. Волошин

Цеппелины над Парижем

   Этот сон я видел очень давно — на границе отрочества, лет двадцать пять назад, когда не только о цеппелинах, но и об авиации вообще не было еще и речи.

   Я был в огромном, многоэтажном серо-каменном городе, имени которого не знал. Город был безлюден и цепенел в молчании и ужасе. Какое-то неведомое бедствие витало над ним. В чем заключалась грозящая беда, никто не знал, но все прятались, таились, боялись показываться на улицы.

   Вместе с несколькими мне неизвестными людьми я скрывался на чердаках огромных пустых домов. Мы перебирались по крышам среди каменных лабиринтов с одного дома на другой, прятались за трубами, укрывались в слуховые окошки.

   Помню, как я услыхал глухой гуд раздвигаемого воздуха, похожий на низкое и глухое жужжание тяжелого шмеля, и вспомнил или понял в это мгновенье, что опасность, от которой все бежали из города, — Дракон, который временами кружит над ним в сумерках. И тут я увидел его прямо над собою, сквозь слуховое окно.

   Он пролетал так медленно, точно полз по небу, и так низко, что я не мог разглядеть его всего; я различил отчетливо серо-желтую чешую на его брюхе, и все щитки ее двигались, точно дышали.

   И вдруг я понял, что эта чешуя не живая, что она часть какого-то сложного аппарата, и что этот Дракон не зверь, а машина. И ужас, живший в душе от этого открытия, начал превращаться в безграничное отвращение, более жестокое, чем самый страх.

   Этот сон я вспомнил сразу в ночь на 22 марта 1915 года, когда, разбуженный тревожными звуками трубы и грохотом пожарного автомобиля, возвещающего набег цеппелинов, я, наскоро одевшись, бросился на чердак, чтобы посмотреть, что происходит в воздухе, и увидал прямо над собою, в созвездии Тельца, ярко освещенный рефлектором Эйфелевой башни летучий корабль, похожий своими каннелюрами и сужением диаметра на короткий ствол дорической колонны.

   Действительность, как всегда, была менее ужасна, чем сон.

   Цеппелины, сперва один, потом другой, упорно шли на Эйфелеву башню. Человеческие звуки смолкли. Слышны были только выстрелы соседних батарей и собачий лай. Осветительные фузеи разрывались, как ракеты и римские свечи.

   Полнозвездная ночь весеннего равноденствия, созвездия, служившие фоном для воздушной битвы, разрывы осветительных бомб — все это давало скорее впечатление фейерверка, ночного празднества, нежели опасности и ужаса.

   Психологическая сторона сна была верна только для рассудка, но не для чувства непосредственно.

   Теперь, после десяти месяцев отсутствия, цеппелины вернулись снова.

   Их не ждали. От них отвыкли. Но их встретили, как старых знакомцев.

   Прошлой весной их ожидание вызывало еше некоторое беспокойство: согласно полицейским наставлениям, люди добросовестно прятались в подвалы, в квартирах тушили все огни, спешили вернуться с улицы домой.

   На этот раз никто не хотел идти в подвалы, тем более, что при возможности употребления удушливых газов там было бы еще опаснее, а все кинулись на балконы, на крыши, на улицы: смотреть, и напрасно полицейские и пожарные подходили к темным группам, толпившимся у каждых ворот, и советовали вернуться домой.

   Но ожидания не оправдались. Зрелища не было.

   Невысоко над городом быстро протекали негустые массы разорванного тумана, то позволявшие изредка различать тусклые звезды, то совсем покрывавшие небо.

   В этой движущейся мгле промелькнуло несколько беглых огней. Они падали сверху вниз, наискось, приблизительно из одной точки, заставляя предположить, что это — бомбы, брошенные с цеппелинов, или фузеи преследующих их авианов. В стороне северных кварталов раздалось несколько сильных и глухих взрывов.

   Но все было кончено одновременно с тревогой. Она запоздала.

   Теперь уже ни для кого не секрет, что первый набег состоялся потому только, что их прозевали.

   Все авиаторы были в субботнем отпуску.

   Нынешнее нападение снова и, очевидно, не случайно пришлось на субботу, и, благодаря тому, что тревога была поднята слишком поздно, оставалось впечатление, что не доглядели.

   На следующую ночь они вернулись снова, но им пришлось разгрузиться в северных предместьях, не переступив линии парижских укреплений.

   Но, несмотря на то, что на этот раз оказалось довольно много человеческих жертв, их появление ни в первую, ни во вторую ночь не произвело особенной тревоги.

   Поезда metropolitain шли в полном мраке. Вагоны были переполнены.

   И вся эта толпа, запертая в темных вагонах, пела хором пресловутое возглашение, оставшееся последнею памятью министерства Мильерана:

  

   Taisez-vous!

   Mefiez-vous!

   Hou! Hou! Hou!

  

   [Молчите!

   Остерегайтесь!

   У! У! У! (фр.)]

  

   И только один отпускной с фронта громко ворчал в углу вагона: — Думал — приеду к вам в Париж — отдохну, а у вас здесь такие ж точно пакости, как у нас.

  

   Впервые опубликовано: «Биржевые ведомости». 1916. No 15 360. 2 февр. Утр. вып. С. 5.

   Исходник: http://dugward.ru/library/voloshin/voloshin_ceppeliny.html