Русская сатирическая проза XVIII века: Сборник произведений / Сост., авт. вступ. статьи и комментариев Стенник Ю. В.
Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986
День тихий и ясный; множество великолепных карет и колясок подъезжает к саду, становятся у моего окошка, и стуком своим отвлекают меня от моего упражнения. Я проходил неоцененную Телемакиду:1 сличал прозу творца ее с прозою сочинителя Синава2 и увидел, что два сии мужа жили в одно время. Позлащенная карета Двудушина, столь сильно ударила колесом в мою стену, что окошко задрожало; библиотека моя содрогнулась и обрушилась на меня. Тщетно просил я помилования у творцов, наполняющих ее: они столь бесчеловечны были, что давили меня без пощады. Один Петрушка в росхмель, подбежал ко мне и с чрезмерным напряжением сил кое-как вытащил меня из-под них. Что ты делаешь?— спросил у меня один из моих знакомых, войдя ко мне.— Знаешь ли ты, что жизнь твоя была в опасности? Ты придавлен был книгами…— Какими? спросил я.— Российскою Памеллою, четырью томами Рифмокрада, Лоимологией, десятью томами Идиллий и эклог3…— Окончите, окончите,— вскричал я с нетерпением.— Бесчеловечные! за что вы ополчались на жизнь мою, на жизнь человека, который столь снисходителен, что поставил вас в свой шкаф?..— Не горячись,— повторил мне мой знакомый,— ты и теперь еще можешь получить от них горячку.
Пот лил с меня градом, и хотя я мог получить простуду, но не внимал детищам Эвскулапиевым,4 которые имеют честь род человеческий отправлять на тот свет; и для того растворил окошко и смотрел на приходящих и приезжающих в сад. Мне представились черты Двудушина, черты благотворителя смертных, который и то благодеяние почитает безделицей, что скрытно гонит все сочинения, не имея разума дать им цену; который столь много имеет благородного духу, что без преступления лишает мест служащих под его начальством, не смея лишить чести, которая выше его воображения.
Благотворитель сей поспешал к карете: с нахмуренного чела его лился кровавый пот, схожий с теми потоками крови, которые высасывали они у неимущих покрова, и осужденных умереть под щитом его правосудия; глаза его сверкали подобно молнии, гнев, отчаяние и ужас сопровождали его. Он сел в карету и поскакал в дом свой, нажитой с помощию законов, с тем намерением, чтобы удавиться в кабинете благоприобретенном им. Непохвально ли предприятие его? Он хочет приступить к сему славному подвигу заранее для того, чтобы позже его не повесили. Добродетель всегда имеет своих гонителей.
Великая душа стенания не знает,
И смерть избрав в покров, отважно умирает.
Но это что за молодой человек, расчесанный в несколько букель и одетый в самом последнем вкусе? На лице его начертана радость, удовольствие и самое восхищение… Ах, Боже мой! это Подломысл; но что за крайность побуждает его бежать сломя голову в карету и скакать на борзой четверке?.. Он женился вчера на госпоже Вертоноговой, которая сегодня родила, и для того поспешает уведомить своего благотворителя о рождении его сына.
Золотая карета подъезжает к самому мостику сада: Арап и Егерь, богато одетые, принимают за руку прекрасную барыню. Мне кажется, это Разврата! так, она; божиться можно, что она прекрасна, ловка, жива и знающа свет. 20 000 рублей, положенные в ломбард на ее имя, свидетели беспристрастные. Третьего дня приезжала она к приятельнице уведомить ее, что она в две недели имела честь разорить Шестеркина и отправила в магистрат попечителя своего Промоталова; сего дня уведомить своих подруг в саду, что вышла замуж за человека 6-го класса по табели о подлецах, и что в приданое принесла ему трех детей.
Кто добродетелью своею не скупится,
Скоренько может тот с умом обогатиться,
Пример тому в глазах Цапато наш с женой:
С заплатой был кафтан, а ныне золотой.
Ба! это господин Вертушкин. Фрак и дорогие пуговицы, купленные на вексель, часы, взятые у француза с тем, чтобы все его книги купить для одного барина, у которого он по временам бранится, шутит, спорит и дерется, неложные доказательства, что это дорогой Вертушкин. Он один заключает в себе многих, рассмотрим его: что значит этот гордый вид и нахмуренные брови? Презрение ко всему роду человеческому, не выключая и себя, яко первого предмета своей ненависти. Что значит фрак, сделанный по моде, но который сидит на нем худо? Что он сшит в долг; а вексель на наличные деньги. Что значит холодный поклон, сделанный им красавице? Что он приезжал к ней с визитом, но далее передней его не пустили; для того, что дома кошелек забыл. Что означают некоторые пятна близ багрового его носика? Что он недавно возвратился из планеты Венеры; а потому, что ехал мимо солнца, так обжегся. Что значит эта милая улыбка, которую он делает всем женщинам? То, что он в них счастлив. Ибо недавно одну представил своему благотворителю. Что значит, что он то горд и велик перед одним, то мал и низок перед другим? Что последним был в прошедшее и настоящее время, а первым никогда, по причине великих достоинств. К чему приписать, что он сулит портным, сапожникам, каретникам и другим мастеровым домы, фабрики, заводы? Чтоб уверить, что они получат с него долги свои, которые он обещался в магистрате им заплатить. Какому могуществу отнести должно расточение чинов, которые он щедро всем обещает? Чтобы удивить дураков и доказать умным, что он и сам их не имеет. Что значит, что он не выпускает из рук своих книгу? Чтоб показать себя ученым. И должно признаться, что он в своих сочинениях очень успел. Два года уже, как книгопродавец плачет от его драмы.
Это что за Жако? Коротенький голубой камзольчик с черным бархатным воротником, пюсовый шелковый пояс с превеликим бантом; лосиные желтые чикчиры, сделанные в обтяжку, так что все члены его противу благопристойности обнажены; изображают франта новейшего времени. Посмотрим на него со вниманием: я хочу быть повешен, ежели он ролю свою играет не самым худым образом. Под платьем тонкого, развязного, скрытного плута виден в нем грубый фабричный; глаза, которые должно с приятною легкостию и живостию обращать на встречающихся с ним, обращает он, как вор, приговоренный к ссылке, и который скорее заставит бояться его, нежели пленяться им. Вместо хитрой, мастерской улыбки смеется он, потрясая плечами и всем корпусом. Ежели думает он, что он похож на жако, то грубо ошибается; и непростительно тому, кто его посвятил в этот наряд. Но куда он направляет с такою скоростию путь свой? Он несет припечатать в ведомостях задачу следующего содержания: «Я женился на госпоже Триолевой; имя жены моей Нецеломудра; в приданое принесла она беременность и несколько тысяч рублей; вопрос: где и каким образом получила она столь знатное богатство?» На разрешение сей задачи назначает он шесть месяцев. Все, что может представиться воображению в рассуждении разыскания задачи, позволяет он употребить к догадкам, выключая нелепого сомнения на честь и целомудрие супруги его. Оттоль отправится совершить не малое подаяние бедным, дабы умоляли провидение, чтобы супруга его сохраняла то же целомудрие и воздержание, будучи замужем, каким блистала девушкой.
Не сей ли великий муж шествует благородными стопами, коего улыбка привлекательна; который остротой пера своего возбуждает в сердцах слушателей удовольствие, в просвещенном разуме удивление? Не сей ли тот, который тонким, легким и благородным образом снимает с уст публики улыбку и извлекает невинный смех? Не сей ли тот, который, осмеивая нравы, исправляет их; но не развращая ни сердца, ни разрушая правил чести? Есть ли таковые у нас писатели, я отдаю читателю на суд; но что таковые могут быть, сие неоспоримо. Ежели мы воззрим на историю прошедших веков, то увидим, что в других государствах науки шествовали медленными стопами; но в России, при самом зарождении их, возникли новые Пиндары, Виргилии, Расины и Мольеры;5творения их ровнялись с лучшими творениями, я не включаю тут Академии. И теперь еще могут быть толь великие люди, ежели истребят ложных меценатов, которые не покровительствуют, но подавляют науки.
Спеши, спеши, скорее в сад, вскричал я одному проходящему мимо меня мужу, состарившемуся во брани. Сколько много там пищи для просвещенного твоего разуму, и сколько много удовольствия для неповрежденного сердца твоего!., например: ты увидишь целомудренную девицу, сквозь нос проворчишь, что она была твоею любовницею; увидишь честного, кроткого и украшенного сединами гражданина, скажешь, что он грабитель ближних; увидишь просвещенного человека, назовешь его невеждой потому, что посмотришься, как в зеркало; увидишь писателя, осмеивающего пороки, осудишь посадить его в смирительный дом, чтобы твое место было уже занято; увидишь воина, удостоишь его имени смертоубийцы, потому что трусость твоя не позволила тебе с неприятелем сражаться; увидишь хорошего актера, найдешься принужденным побранить его, как он смеет нравиться публике; увидишь ломающегося буфа,6 скажешь, что таковы должны быть все актеры; а чтоб преподать сии правила и иметь просвещенную публику на своей стороне, ты напишешь поэму на театральное искусство; постараешься наполнить ее повторениями, нелепостями и докажешь свету, что актерство должно составлять коверканье, ломанье, дрягание руками и ногами, кривлянием лица и хлопаньем глаз; пением ненатуральным, неправильным, грубым и несносным ни уху, ни сердцу; в заключение уверишь всех, что буфы суть актеры, хотя ни один просвещенный зритель с тобою не согласится и будет справедливо настоять, что игру буфов составляет неблагопристойность и подлое ломанье; будет уверять всех до исступления, что капельмейстер, который в самом деле не знает даже Генерал Баса,7 как путеводителя к музыке, сочинитель великий, хотя бы музыка его имела мысли самые простые и народные. Наконец разбранишь целый свет, не пощадя и самого себя, и отправишься в смирительный дом, где исполнители закона с распростертыми руками тебя ожидают.
А! наконец, дождался я и господина Антимуза. С какою искренностию, с каким чистосердечием и благоразумием вооружается он на науки, как на орудия, служащие к развращению сердца и разума; с какою благородною смелостию отзывается он худо о тех сочинениях, которых он и не читал, и понять не может.— О ты, счастливый смертный! стремись во след самому себе, отвергай и презирай то, что миллионами людей признано за полезное и бесценное благо человечеству; не робей, ополчайся, ты найдешь себе сопутников, и никто не дерзнет защищать пред тобою науки.
Кто мнение свое рассудком подкрепляет,
Непобедим и тверд, противных побеждает.
Тьфу, к черту, мой любезный друг,— вскричал мне один из молодых просвещенных людей!— Чем занимаешься, скажи мне? Верно не так сидишь? Верно пишешь? Хорошо, хорошо, это молодому человеку похвально. Сколько предметов для описания! сколько прекрасных картин для глаз! и которые, ежели бы обрисовать их и поместить между действий в каких-нибудь комедиях, трагедиях, операх, или драмах, великое бы сделали украшение театру и сочинителю славу…— Чем вы занимаетесь, спросил я у сего ребенка? — Я,— отвечал он с твердостию, приличною великому духу,— описываю разные декорации, как то: горы, с которых бы ручьи кристальных вод с шумом вниз ударяли; пещеры, над которыми бы висели страшные каменья, и мнимым падением своим прохожих устрашали; бушующие моря, кипящие волны, гром, дождь, снег, вихрь, бури и прочее многое, чего наизусть пересказать не умею. Да только надобно,— примолвил он,— чтоб кто-нибудь написал что ни есть драматическое и поместил мои описания декораций туда. Главное-то я уже сделал; а недостает безделицы, слов.— О! конечно, безделицы,— отвечал я,— но для чего вы не выберете лучшего упражнения? У нас множество декораторов, а вы не более как любитель; вы бы лучше начали сами какую-нибудь драму…— Да я и примусь за это; но только тогда, когда сделаю описание декораций для целых пяти действий; ибо гораздо труднее в этом успеть, нежели в драме. Вы, без сомнения, знаете, что великий Корнелий, Расин и другие8 были лучшие театральные писатели; но декорации во всех их пиесах очень нехороши. Теперь у меня предприятие, достойное великого ума: на одной декорации хочу я поместить подзорный дворец, конюшенный двор, пулковскую гору и всю царскосельскую дорогу. Это нечто великолепное будет,— и побежал от меня с восхищением.— О великий ум,— сказал я,— для славы отечества нужно поддержать тебя!
У окошка моего остановились два молодых человека: Бога ради,— говорил один другому,— займи ты чем-нибудь ее мужа; мне нужда поговорить с нею. Ты знаешь, что я ее обожаю, а влюбленный и тогда найдет тысячу причин спрашивать, отвечать, клясться и уверять, когда все. можно решить двумя словами. Она ко мне неравнодушна, я тебе уверяю. Может быть, два часа, посвященные мною ей, сделают меня счастливым навсегда. Муж ее охотник говорить о политических делах; одни ведомости, наполненные вздору и невероятности, займут его столько, сколько тебе будет угодно говорить о них. Я подойду к ней, предложу ей чашку чаю, она пойдет со мною в кофе, и потом…— Другой выслушал просьбу первого и пошли в сад.
Что-то выйдет, думал я. Ежели совершится предприятие двух друзей, то волокита с красавицей пойдет мимо моего окошка, и я постараюсь подслушать их разговор. Читатель! ты назовешь меня негодницей; но я тебе скажу словами Фигаро: чтоб услышать, то надобно подслушать;9 впрочем, уверяю тебя, что я, кроме тебя, никому об этом ни слова не скажу.
Уже начинались сумерки, и я не видал ни молодого человека, ни добродетельной супруги. Неужели,— вскричал я с горячностию,— эта женщина не выдержит своего характера и упустит случай быть благонравною и целомудренною женою? Это бы была такая новость, которая бы обезобразила весь 18-й век… время становилось темнее: вдали увидел я молодого человека, ведущего женщину под руку: это были дорогие любовники, и я не ошибся в них; они подходили ближе к моим окошкам и пробирались к лесенке, по которой в кофейный дом входят, не опасаясь быть обеспокоенными. Наконец, остановились.
— Ах, душа моя,— сказала красавица,— как ты нетерпелив! положим, что муж мой набитый дурак, который полагается на мою верность, который на все мои покушения смотрит в лорнет: но со всем тем он мог нечто заметить. Когда ты говорил, искры на глазах, трепетание твоего сердца, робость, неразвязанность, были в тебе слишком явны; и одно, что не дозволило ему приметить твоего смятения, это было то, что он горячо утверждал, что из двух воюющих государств одно другое победит. Ах, как он смешон, жизнь моя!.. но я, я не забываю ли своей должности? Не делаю ли я того, что… что должно делать благоразумной женщине,— прервал волокита.— Неужели муж с приобретением тиранского права владычествовать над женою, получает право и быть любимым?.. Неужели целомудрие?.. И что такое целомудрие? Слово педантическое. Так, сударыня, муж имеет довольно грубое над вами, что называет вас женою. Это дерет уши просвещенного человека…— И для того-то,— сказала красавица,— я на третий день моего замужества разрушила это варварское прежюже;10 — а впрочем… а впрочем, перехватил он, какое различие между именем мужа и любовника! какое несходство наслаждений по должности и по любви!.. один, повелевает, принуждает и исполняет; другой угождает, просит и наблюдает во всем строгое равновесие; первый тиран; другой раб; первый любит только, ежели любит; другой обожает; и это истина. Красавица молчала; волокита лобызал руки; и только чуть сплелись уста с устами, как рабочий мужик из окошка нечаянно опрокинул на них кувшин не знаю с чем-то. Облитые, вне себя оба, у коих простяк сладчайшие минуты в жизни отравил грубою матернею, удаляются от окошка к каналу; проклинают невинного простяка, и не знают, чем помочь себе. Работник, который посредством крика их увидел нечаянно свое дурачество, сказал хладнокровно: «Эка! облил…» Сожалея о дурном успехе влюбленных, я улыбнулся и отошел от окошка.
ПРИМЕЧАНИЯ
Клушин А. И. Портреты.— Впервые опубл.: Зритель. СПб., 1792, ч. I, с. 34—51. Печатается по первой публикации.
1проходил неоцененную Телемакиду — имеется в виду сочинение В. К. Тредиаковского «Тилемахида» (т. I—II. СПб., 1766), переложенный гекзаметром политико-воспитательный роман Ф.-С. Фенелона «Приключение Телемака, сына Одиссея» (1699).
2 …сочинитель Синава…— А. П. Сумароков, автор трагедии «Синав и Трувор» (1750).
3Российскою Памеллою, четырью томами Рифмокрада, Лоимоло-гией, десятью томами Идиллий и эклог…— имеются в виду сочинения П. Ю. Львова и Я. Б. Княжнина, четырехтомное «Собрание сочинений» которого вышло в 1787 году, а также сочинения И. И. Виена «Лоимология, или Описание моровой язвы, ее существа, произшествия, причин, поражения и производства припадков…» (СПб., 1786), см. с. 435.
4…но не внимал детищам Эвскулапиевым…— т. е. не слушал врачей. Эскулап — в римской мифологии — бог врачевания.
6…возникли новые Пиндары, Виргилии, Расины и Мольеры…— Пиндар (ок. 518—442 или 438 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт, прославившийся своими гимнами, дифирамбами и хвалебными песнями, эпиникиями; Виргилии — см. с. 417; Расин — см. с. 417; Мольер — см. с. 437.
6…увидишь ломающегося буфа…— актер в итальянской опере-буффо, см. с. 437.
7…капельмейстер, который в самом деле не знает даже Генерал Баса…— т. е. не знает основ гармонии, музыкально безграмотен.
8…что великий Корнелий, Расин и другие…— Корнель — см. с. 437; Расин — см. с. 417.
9…скажу словами Фигаро: чтоб услышать, то надобно подслушать.— Фигаро — персонаж комедий П.-О. Бомарше «Севильский цирюльник» и «Женитьба Фигаро». Цитируются слова из комедии «Севильский цирюльник» (акт II, явл. 10).
10…варварское прежюже — варварский предрассудок (от франц. le prИjugИ).
Скачать