Прошение Москвы о забвении ея

Автор: Щербатов Михаил Михайлович

  

M. M. Щербатов

Прошение Москвы о забвении ея

   Серия «Русский путь»

   Москва-Петербург. Pro et contra

   Диалог культур в истории национального самосознания

   СПб, Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000

  

Всемилостивейшая Государыня!

   Древнейший град, прежде бывший <бывшего?> царствия, а потом Империи Российской, припадает к стопам своих монархов, да изъят будет от восьмидесятичетырехлетнего забвения, да обновится благоволением своих монархов, да покровенная сединами глава его возрадуется о напоминании древних его заслуг!

   Видя столь долговременное забвение, в которое подвержен есть, размышлял о древнем своем состоянии и дерзаю краткую повесть заслуг и верности моей, также и пользе, пред очи монарши представить, да не затмится веками оказуемое усердие мое к владетелям России, и если сие меня из забвения и оставления не извлечет, да будет сие, по крайней мере, свидетелем, что в горести моей испускал я болезненный глас, но что рок нещастный мой превозмог и пользу, и правость, и заслуги, и милосердие.

   Молчу о начале моем, сокрытом темнотою времен <…> нежели град, который, по разорению Владимира, избрал 429 <459?> тому лет, в престол себе великий князь Иоанн Данилович1. Не я ли первый поднял главу свою против опустошителей и покорителей России, т. е. татар? Не из недр ли моих подвинулся с воинствами великий князь Димитрий Донской2 на разрушение силы Мамаевой? Не я ли претерпел тяжкое разорение при том же великом князе от злобного Тохтамыша3, и трупами наполненные мои стены, сожженные здания и обагренная вся земля кровью моих граждан — не суть ли знаки моего усердия? Не из стен ли моих ходили сии победоносные войска, которые Одоев, Козельск, Можайск, Вязьму, Белев, Воротынок и Смоленск к Российской державе приобщили? Не из стен ли моих ходили те воинства, которые в междоусобии, возженном князем Андреем Васильевичем, низложили его кичливость и утвердили престол малолетнего царя Иоанна Васильевича?4 Из стен моих потом подвинулись и те воинства, которые Казань, Астрахань и Вятку покорили; а Великий Новгород и Псков, пользующийся своими вольностями, принуждены были мне уступить, и вечевые их колокола, привезенные в мои стены и повешенные на моих бойницах, суть знаки моей верности. Подвигшаяся Девлет-Гиреева5 сила окружала мои стены, предместия мои сожгла; погибли тут именитые мои чада, но верность моя не была поколеблена, и имел после всего вскоре я удовольствие почти зрить с бойниц моих разбитие сего самого Девлет-Гирея под Молодями, где единый из любезных моих сынов, князь Воротынский6, прославился. Воздвигнулись потом из стен моих воинства — Полоцк, часть Литвы и Лифляндию покорили, хотя пременою щастия лишилася Россия сих своих завоеваний, но верность моя к своим царям равновесие противу щастия и побед содержала. При младом царе Феодоре Ивановиче7 пришедшие татары тщетно облежали мои стены, прогнаны и рассеяны, оставили токмо знаки сынов моих победы, и вечный знак сооружения Донского монастыря тому есть верный памятник.

   Много источников слезных пролили очи мои, когда смертию царя Феодора Иоанновича пресекся корень моих царей, корень сидящих на Московском престоле: Рюрика, Святого Владимира, и Владимира Мономаха8. В тоске моей не знала я <Москва>, куда убежище иметь; я, союз брачный древнему происшествию предпочитая, бывшей на ложе с ним правление над собою предала и токмо за отречением ее, по ее повелению, брата ее, Бориса9, возвела на престол свой. Не сведомо мне было тогда его злодейство, что он руки свои обагрил в безвинной крови моих прежних государей. Но таинство, сокрытое от меня, видно пред Господом было; Борис в беспокойстве препроводил время царствования своего, а сын его от хищной же руки погиб. Сие время заблуждения моего, заблуждения, а не неверности. В Самозванце10 мнила зрить последнюю отрасль моих государей, с радостью недра мои ее приняла, увенчала его царским венцом и под власть его предалась. Поступок внешний мой виновен был, невинно было сердце. Вскоре лесть Самозванца открывается, любезные сыны оружие приемлют, защищают веру и отечество, хищника пленяют и, доказав его вину, предают жестокой казни. Тогда, лишенна отрады и надежды видеть уже древних моих государей непосредственно текущую кровь, царствующую надо мной, обратила я очи мои на избавителя моего, на кровь Рюрикову и Владимирову, на ближнего свойственника моих царей, и державство ему вручила. Шуйский11 лишь в смутности время царствования своего препроводил; самозванцы умножились, повсюду кровь русская лилась, и разделенная Россия к пагубе своей приближалась. Терзая внутренность свою и не находя способов сопротивляться, я гибель — не роду царскому — царя предпочла опасению России, предала его литовцам, дабы возведением сына Сигизмундова12 Россию успокоить. Се новые нещастии ошибки моей последовали: поляки, а овладев частию Москвы, ни Владислава не давали, ни обещаний своих не содержали, и гибель моя уже приближалась, когда мои же любезные дети, изгнанные междоусобием, Трубецкой и Пожарский13 с другими россиянами, избавили меня от ига вражеского, дали по претерпении моем мне свободу оказать паки совершенную мою верность к моим государям. Глаголют все естественные и народные права, что по окончании царского племени народ вступает в первобытные свои права избирать себе нового царя или переменить законы. Воспользовался ли я сим? Нет. Но свойственника по женскому колену, внука брата царицы Анастасии Романовны, Михаила Федоровича Юрьева Романова, малолетна и во изгнании суща, на престол российский возвела14. Напрягая все свои силы в помощь малолетнему государю, от междоусобии, от шведов и поляков Россию освободила, родителя его, Филарета Никитовича15, из плена извлекла, и утвердила престол его. Ту же верность сыну его и внуку, царю Феодору Алексеевичу16, сохраняла, даже когда смерть, скосив дни его в цветущей младости, опять меня во младенческое правление ввергла. Я сперва малолетнего брата его, остроумного Петра17, а потом, по возмущениям стрелецким, брата Иоанна18 на престол возвела. Сопротивляясь всем бунтам стрелецким, среди его опасностей покрывала его моим щитом и телесами любезных чад моих, была первая свидетельница его младенческим, но ироическим забавам, в отсутствии его хранила ему верность. Увы! Сей самой меня оставил. Сей, по нужде ли, для учреждения флота и торговли и для близкого надзирания производящейся войны, или гнушаясь старых моих обычаев, пренес столицу во вновь отстроенный во имя его град.

   Источники слез, яко у вдовицы, потекли из глаз моих, умолкли веселые клики в моих стенах, и гусли, молчащие на сухих древесах, повешены зрились. Колико часто звучные победы и полезные отечеству установления не возвеселяли сердце мое, но мгновенное и редкое видение моего монарха пронзало душу мою. Лучшие мои граждане, отвлеченные от стен моих, в чуждую землю пошли утвердить жилище свое, толпы поселян посланы были обрабатывать болотистую и неплодную землю, здания мои, за неповелением их возобновлять, сокрушались и новые запрещено было строить. Наконец, скончался сей государь, живший долго по числу трудов своих, но мало для пользы России. Преемница его, Екатерина19, также вскоре дни свои прекратила; и внук Петра Великого, Петр Алексеевич, в младых летах взошел на престол российский.

   Утешились очи мои видением младого государя, возобновилась надежда в сердце моем, видя его опять любящего праотеческий град. Но яко тень проходит, тако прошло счастие мое; и сей младый государь, подобно расцветшей лилее, пал под острия смертныя косы.

   Две сестры в юных летах и две тетки остались наследницы к престолу, и собравшиеся вельможи избрали Анну, дщерь царя Иоанна Алексеевича20, но избрали с положением пределов ее власти и владычеству. Не могла я терпеть, быв всегда облагодетельствована моими государями, чтобы границы власти их полагали, и вскоре, разрушив все условия, беспредельно на добрую веру ее предалась.

   Увы! И сия также воздала мне отделением себя от стен моих, и во все время царствования ее уже очи мои не зрили лица ее.

   С того же времени и доныне лишилась я удовольствия зрить пребывающих монархов в стенах моих. Елизавета и ныне царствующая Екатерина лишь на малое время удостаивают меня присутствием своим. Но увы — такое присутствие, — присутствие, показующее самое их, моих государей, неудовольствие; насилу явятся в град мой, в древнюю столицу предков своих, спешат его оставить, дабы с веселием возвратиться на невские берега. Ни стечение множества благородных, потомства тех, кои пролили кровь свою для службы отечества, ни бесчисленного <числа> народа, радостными восклицаниями изъявляющего свою верность и усердие к государям, ни святость мест, знаменитых многими чудесами и почивающими божьими угодниками, ни гроба праотцев своих, ни древние здания, идеже <обитали?> прежние мои государи, положившие основание величеству России, и ни прекрасные окружности мои сдержати и привлечь сердца их не могут.

   И в горести своей самый сей прискорбный поступок государей моих тщуся оправдать, взирая на красоту вновь созданного града, на величество протекающие реки и на цветущую торговлю в оном. Но, Всемилостивейшая Государыня, воззрите на мое состояние! Древние развалины мои имеют некоторые приятности, смешанные еще с полезностью; приятны они тем, что самую древность мою в Вашей Империи представляют; полезны тем, что воспоминают разные услуги, учиненные отечеству. Во мне зрится непространное и нехорошее здание старинного дворца за золотой решеткой; там царь Иоанн Васильевич жил; там видно то окошко, коим от грозящего ему наказания расстрига спастись хотел, но, гнетом Божиим гоним, преломив ногу, опять в царские чертоги был внесен и достойную месть за свои преступления приял; тут существует еще Красное Крыльцо, идеже изменник Басманов от руки Шуйского наказан был; откуда Нарышкин, за государя своего претерпевая, на острие копий стрельцами низринут был. Еще известны места, где за верность свою убит стрельцами Языков, и где Долгорукие, отец о сыном, жизни лишены21. Священные здания, сооружения и знак набожия твоих предков, суть купно свидетели их добродетелей и напоминатели, идеже императорским венцом венчалась, идеже помазалась священным елеем и сан монарший священным обрядом важнее учинила, к вящему привлечению верности и любви народной. На что я исчисляю все знаменитые места? Пространство, приличное прошению моему, возможет ли все оное поместить? В стенах моих созданные божественные храмы представляют единые памятники таких побед и приобщения к России, яко Покровский собор, и прочие, другие созданы в память какого знаменитого врагов поражения, яко церковь Покрова в Кудрине — поражения второго Самозванца, вором Тушинским именованного22. Иные суть памятники такого злоключения, яко Илья Обыденный — бывшей в Москве язвы. Сретенский монастырь — памятование купно внесения образа Владимирской Богородицы в Москву и избавления России от Темир-Аксака23. Самые улицы и урочища знатные деяния представляют. Пролом на Трубе воспоминает знатное учиненное отражение полякам; Замоскворечье — храброе сопротивление Девлет-Гирею, где многие чада мои погибли; урочище Арбат показует, что татары некую власть имели во граде и обозы свои тут останавливали; Болвановка, что тут они жительство имели, и прочее.

   Так что с некоими сведениями российский гражданин не может сделать шага, чтобы не воспомянуть верность и усердие своих праотцев к отечеству и государю и к оному бы вяще не побуждаться.

   Шумящие струи реки моей не имеют ни пространства, ни чистоты невских вод, а паче быв без призрения, ежедневно чистоту свою теряют, но, однако, показуют по живущей в ней нежной рыбе, что они более чистоты могли иметь и, конечно, не отягчают жителей такими болезнями, которые невские воды производят.

   Итак, если бы милосердное око Вашего Величества воззрило на мои стены, если бы частое пребывание Ваше обновило юность мою, то б огромные здания гораздо с большим успехом возвысились бы в стенах моих, и новое зодчих искусство, смешаясь с древними строениями, двойную бы красоту мне придали. Коломенское, Воронцово и другие окружные села могли бы, при лучшем воздухе растворения, заменить место Петергофа и Царского Села, и поля бы изобильные не болота представляли, но обильные жатвы, изображающие обильность монарша милосердия, или паче сказать, воспоминание обильной в милости десницы, питающей вселенную. Возвеселилось бы сердце царево, и возвеселилась бы я о Царе своем.

   Средоточное местоположение среди Империи моего града было бы удобным к скорейшему дохождению всех известий до правительства, и власть монарша, повсюду равно простираясь, нигде <бы?> ослаблена не была; вельможи бы, окромя что от повсюду зримых ими памятников усердия и верности их праотцев, более бы внутренность страны познали, и нужды бы народные известнее им были; а к тому, быв ближе к своим деревням, своим собственным домоводством и домоводство других возбуждали, и из стечения приватных польз польза общественная могла <бы?> проистечь.

   Наконец, цветущая в Петровом граде торговля может ли монархов моих остановить? Ибо, коль она ни есть пространна и коль ни есть полезна, но пространство ее не от окружности Петербурга происходит, но от обильства других стран России, ближайших ко граду моему; оживление же моего состояния паче укрепит и сию часть государственных доходов, а паче тем, что вельможи, быв отдалены от порта, не имея толико удобности получать чужестранные товары, самим сим сластолюбие и роскошь их стеснится, а пример их, воздействуя и над прочими, повсюду сие зло, вкрадшееся в Россию, сократит.

   Воззри, Всемилостивейшая Государыня, что состарившийся в верности своим монархам град с покорностью представляет, воззри на все мои заслуги, на верность мою и чад моих; на полезность, приносимую прежде и ныне в России, и да не буду я, яко отвергнутая раба, лишена зрения монархов моих; да чада мои, служащие тебе, не будут забвенны от воззрения твоего! Они не менее жаром любви к тебе и к отечеству пылают, как те, которые имеют щастие тебя окружать, с той токмо разностью, что те питаются надеждою милостей твоих, и сии и без всякой надежды те же чувства ощущают. Ободри мою старость, их же усердие, вложи присутствием твоим ту твердость и великодушие, какое отцы их ощущали, и буди обновительница старости моей, купно нравственных добродетелей и блаженства России!

  

   1787

  

ПРИМЕЧАНИЯ

   «Прошение Москвы о забвении ея», созданное, вероятно, в 1787 г., впервые опубликовано в «Чтениях Московского общества истории и древностей российских» (1860. Кн. 1). Текст печатается по изданию: Сочинения M. M. Щербатова. Том второй. Статьи историко-политические / Под ред. Н. П. Хрущева и А. Г. Воронова. Издание Б. С. Щербатова. СПб., 1898. С. 54—63. Угловые скобки принадлежат первопубликаторам.

  

   Щербатов Михаил Михайлович (1733—1790) — социолог-утопист, философ, экономист, историк, писатель, публицист, переводчик, один из основоположников потаенной обличительной литературы в России. Князь, сын М. Ю. Щербатова, сподвижника Петра I. Вышел в отставку капитаном Семеновского полка в 1762 г. Депутат Комиссии по составлению Нового Уложения (1767—1768), защитник дворянских привилегий. С 1768 г. служит в Комиссии о коммерции, занимается по службе генеалогией и геральдикой. В 1773 г. — действительный камергер, с 1775 г. заведует секретным делопроизводством по Военному Совету. С начала 1778 г. — тайный советник. Президент Камер-коллегии. Печататься начал с 1759 г. Центральное сочинение — памфлет «О повреждении нравов в России» (1786—1789), опубликованный впервые А. И. Герценом в Лондоне в 1858 г. Как писатель-утопист Щербатов известен «Путешествием в землю Офирскую г-на С… шведского дворянина» (1786), как историк — 18-ю книгами «Истории Российской с древнейших времен», которую Щербатов издавал с 1770 г. Философ и богослов-моралист, Щербатов создал ряд трактатов: «Размышление о самстве» (т. е. эгоизме); «Рассмотрение о жизни человеческой»; «Разговор о бессмертии души» (1788); «Размышление о смертном часе» (1788; опубл. в 1860 г.). Щербатов — автор экономических трактатов, писал басни, оды, сатиры, лирические стихи, перевел «Страшный Суд» Э. Юнга.

   Соч.: Сочинения. Т. 1—2. СПб., 1896—1898; История Российская… Т. 1—7 (Ч. 1—15). М., 1770—1791 (переизд. в 1901—1904 гг.); Неизданные сочинения. М., 1935; Разговор между двух людей о любви к Отечеству // Учен, записки ЛГУ. Серия филолог. Л., 1968. Вып. 72. С. 203—207; «О повреждении нравов в России» М. Щербатова и «Путешествие» А. Радищева (факсимиле издания 1858 г. в Вольной Русской типографии А. И. Герцена и Н. П. Огарева). М., 1983.

  

   1 Великий князь Иоанн Данилович (Иван I Калита, 1304—1340) — князь Московский, великий князь Владимирский и Московский.

   2 Дмитрий Донской (1350—1389) — великий князь Московский (1359) и Владимирский (с 1362 г.), сын Ивана II. Прозвище-титул «Донской» получил после Куликовской битвы (1380).

   3 Тохтамыш (?—1405) — хан Золотой Орды, организовал поход в русские земли в 1380 г.

   4 Кн. Андрей Васильевич — видимо, удельный князь Углицкий, брат Ивана III Васильевича. Иоанн Васильевич IV Грозный (1540—1584) — русский царь (с 1547 г.).

   5 Девлет-Гирей — золотоордынский хан.

   6 Кн. Воротынский Михаил Васильевич (ок. 1510—1572) — боярин и воевода. В 1572 г. разбил крымских татар в Молодинской битве.

   7 Феодор Иоаннович (1557—1598) — русский царь с 1584 г.

   8 Рюрик (ум. в 879 г.) — полулегендарный предводитель варяжской дружины. Св. Владимир I (?—1015) — князь Новгородский (с 969 г.), и Киевский (с 980). Инициатор крещения Руси (988—989). Владимир II Мономах (1053—1125) — князь Смоленский (1067), Черниговский (1078), Переяславский (1093), великий князь Киевский (1113). Автор «Поучения».

   9 Борис Годунов (ок. 1552—1605) — русский царь с 1598 г.

   10 «Самозванец» — Лжедмитрий I, предположительно Григорий Отрепьев (?—1606) — объявился в Польше в 1601 г. под именем сына Ивана IV Грозного Дмитрия. Царь с 1605 г.

   11 Шуйский Василий IV Иванович (1552—1612) — русский царь; в 1606—1610 гг., поддержал Лжедмитрия I.

   12 Сигизмунд III Ваза (1566—1632) — король Речи Посполитой с 1587 г., король Швеции в 1592—1599 гг. Один из инициаторов интервенции в Россию в нач. XVII в. Сын Сигизмунда Владислав IV Ваза (1595—1648); с 1632 г. — польский король, частью русской знати провозглашен русским царем.

   13 Трубецкой Дмитрий Тимофеевич — боярин, один из казацких вождей в борьбе с поляками (март 1611 г.). Пожарский Дмитрий Михайлович (1578—1642) — князь, боярин, русский полководец, соратник Кузьмы Минина (?—1616) в борьбе против польской интервенции.

   14 Михаил Федорович (1596—1645) — русский царь с 1616 г., первый из рода Романовых.

   15 Филарет Федор Никитович (ок. 1554/1555—1633) — русский патриарх (1619), отец царя Михаила Федоровича. С 1619 г. — фактический правитель страны.

   16 Феодор Алексеевич (1661—1682) — русский царь с 1676 г.

   17 Петр I Великий (1672—1725) — русский царь с 1682 г., правил с 1689 г.; первый русский император (с 1721 г.); основатель Новой России.

   18 Иоанн V Алексеевич (1666—1696) — с 1682 г. царь Московский (совместно с Петром Алексеевичем).

   19 Екатерина II Алексеевна Великая (1729—1796) — российская императрица с 1762 г. Немецкая принцесса София Фридерика Августа Ангальт-Цербстская.

   20 Анна Иоанновна (1693—1740) — с 1730 г. — российская императрица.

   21 Басманов Петр Федорович (?—1606) — боярин, воевода, сторонник Бориса Годунова, с 1605 г. — на стороне Лжедмитрия I. Нарышкин Афанасий Кириллович (ум. 1682) — боярин, брат матери Петра Великого. Убит на Красном Крыльце во время Стрелецкого бунта (1682), как и упомянутый Щербатовым Языков. Тогда же погиб и Владимир Дмитриевич Долгоруков (1612—1682) — начальник Стрелецкого приказа.

   22 «Второй Самозванец» — Лжедмитрий II («Тушинский вор»; ?—1610) — с 1607 г. выдавал себя за спасшегося Лжедмитрия I.

   23 Темир-Аксак — золотоордынский хан.