Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
Гений русского сыска И.Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)
Серия четвертая. Прошлое и настоящее.
Книга 33.
Клуб червонных валетов
Осмотр покупаемого дома. У нотариуса
— Как вы понимаете сами, дорогой господин Добрый, — сказал мне доктор Z, — я коснусь в рассказе о клубе червонных валетов этом знаменитом процессе — только тех выдающихся эпизодов, в которых принимал участие мой славный друг — Иван Дмитриевич Путилин.
К числу таких эпизодов относится его поистине героическая борьба с графом П., одним из главнейших «валетов». Его во что бы то ни стало надо было изловить, поймать. Но, Боже мой, чего это стоило великому Путилину!
Достаточно вам сказать, в чем вы, впрочем, сейчас убедитесь сами, что «почтеннейший граф» П. по своей поразительной смелости, дерзости, отваге, гениальности трюков ни на йоту не уступает таким «артистам», как Домбровский, Шпейер и сам блестящий экс-корнет Савин. Были моменты, когда он даже побивал их рекорды. Тогда Путилин восторженно восклицал: «Помилуй Бог, какой молодец! Вот с таким противником приятно и лестно бороться!»
Около двух часов дня к одному из подъездов огромного казенного здания Главного штаба подъехала коляска, запряженная парой чистокровных рысаков.
Сторож в ливрее бросился к коляске.
— Пожалуйте, ваше сиятельство! — браво гаркнул он, помогая выйти из нее высокому блестящему джентльмену.
Тот, опираясь на ливрейского сторожа, выскочил из коляски.
— Дорогой Михаил Григорьевич! Прошу! — приятным грудным баритоном бросил своему спутнику его сиятельство.
Невысокого роста симпатичный толстяк, одетый богато, весь в перстнях, торопливо вышел из экипажа.
Стояла поразительная жара душного июльского дня.
Толстяк отирал пот с лица.
— Жарко? — задал ему вопрос его сиятельство.
— Уф, граф! Моченьки нет!
Граф вдруг набросился на ливрейного лакея:
— Ты что это сегодня в старой ливрее? А?
Тот извиняюще улыбнулся.
— Простите, ваше сиятельство, лето теперь. Не думал, что вы пожалуете.
— Смотри, братец, я не люблю непорядка!
И повернулся к Михаилу Григорьевичу:
— Вы, конечно, не настаиваете сейчас на подробном осмотре всего дома, милый Михаил Григорьевич?
— О, разумеется, граф! Мне просто пока хотелось посмотреть, что из себя представляет этот дом. Чудесное здание!
— Н-да, недурное, — пренебрежительно бросил граф. — Ну, Лаврентий, покажи господину эту вот часть дома.
— С превеликим удовольствием, ваше сиятельство.
Приехавшие вошли в подъезд. Лаврентий пошел впереди.
Михаил Григорьевич громко выражал стой восторг:
— Чудесно! Превосходно!
— Н-да, ничего… Потом, завтра, я вам покажу весь дом. То — еще грандиознее.
Минут с двадцать продолжался осмотр.
— Боже, я задыхаюсь от этой невыносимой духоты! — каким-то барски изнеженным капризным тоном вырвалось у графа.
Михаил Григорьевич живо ответил:
— А верно изволите говорить, граф. Ну его, к Богу, этот осмотр! Теперь для меня все ясно и видно! Поедемте к нотариусу, а оттуда куда-нибудь на острова. Я, хе-хе-хе, грешный провинциал, каюсь, любитель освежиться, встряхнуться!
С низкими поклонами проводил Лаврентий важных господ до коляски.
Толстяк вынул крупный кредитный билет и протянул его ливрейному лакею.
— На, любезный, держи. Скоро узнаешь меня покороче.
— Покорнейше благодарю вас, вашество! — радостно воскликнул тот.
— Мы завтра приедем, Лаврентий. Ты приготовь для осмотра другие части дома.
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — Лихо и подобострастно подсадил он важных господ в коляску.
— Пошел! — крикнул он кучеру.
Лошади подхватили и понесли коляску.
— Ну, как вам понравился мой дом, дорогой Михаил Григорьевич? — с милой, открытой улыбкой обратился граф к толстяку.
Лицо того сияло восторгом.
— То, что я увидел, граф, превзошло все мои ожидания! Ваше описание вашего дома побледнело пред действительностью. И я…
Толстяк запнулся.
— Что вы? — живо спросил граф.
— Вы позволите мне быть откровенным с вами, граф?
— О, пожалуйста!
— И я… я поражаюсь, почему вы решили расстаться с такой ценной прелестью, как ваш дом?
Граф печально улыбнулся.
— О, признаюсь, вы редкий покупатель, monsieur Сведомцев: вы расхваливаете то, что покупаете. Это опасно. А что да если я надбавлю цену?
И граф пристально посмотрел прямо в глаза толстяку.
Тот спокойно и с достоинством ответил:
— Если надбавка будет незначительна — я согласен. Я — не кулак, граф. Я ясно увидел, что продаваемый вами дом стоит безусловно тех денег, которые вы за него просите… даже чуть-чуть побольше.
Какой-то огонек вспыхнул и сейчас же погас в умных, энергичных глазах графа.
— Об этом — после. А теперь вот о чем. Вы спрашиваете, почему я продаю мой дом. Извольте: потому что я запутался в делах. Два мои роскошных имения, стоящие миллионы, пойдут с молотка, если я не внесу завтра утром следуемых денег по закладным. Из двух зол я выбрал наименьшее: я решил расстаться с домом, но сохранить имение. Вы понимаете?
— О! — воскликнул господин Сведомцев. — Поверьте, я сочувствую вам всей душой.
— Благодарю вас, Михаил Григорьевич, за сочувствие, — пожал руку толстяку граф. — Дело, однако, в следующем: я отказываюсь от вашего доброго предложения прибавить мне за дом. Как я сказал — так и будет: миллион сто пятьдесят тысяч, купчая — на ваш счет.
Лицо Сведомцева расплылось в широкую, довольную улыбку.
— Но… услуга за услугу, Михаил Григорьевич.
— Сделайте одолжение, глубокоуважаемый граф! В чем дело?
— Деньги или по крайней мере часть их необходима мне сегодня, сейчас. Я должен во что бы то ни стало предотвратить назначенные торги имения. Я должен внести часть суммы кредиторам.
— Ну, и?..
— Мы поступим так. Сейчас у нотариуса мы заключим запродажу, а все формальности с совершением купчей крепости отложим до завтра. По заключении запродажной записи вы дадите мне… Сколько вы можете дать?
Михаил Григорьевич Сведомцев схватился за боковой карман.
— Дело в том, граф, что сегодня вечером только приедет управляющий моими золотыми приисками. Он везет очень крупную сумму денег, а пока я…
— А пока вы располагаете сколькими рублями? — с легким, шутливо пренебрежительным смехом спросил граф.
— Тысяч около четырехсот наберу! — в тон ему ответил сибирский Крез-золотопромышленник.
Граф задумался на секунду.
— Эта сумма меня на сегодня вполне устроит. Двести тысяч я дам Зильберштейну, двести — Кудрявцеву, акуле из породы российских «выручателей барт». Ха-ха-ха! О, благороднейшие из смертных! Как они умеют обирать!
…В конторе нотариуса царило уныние. По летнему времени стояло затишье в делах.
Нет ничего удивительного в том, что прибытие таких блестящих клиентов воплотило и самого нотариуса и его «клерков».
— Ваше сиятельство!
— Ваше… ваше…
— Просто — Сведомцев Михаил Григорьевич! — улыбался золотопромышленник.
Граф П. засмеялся.
— Как вам нравится, господа, эта скромность: «просто — Сведомцев!» Хорошо «просто», когда дорогой Михаил Григорьевич может купить… пол-Петербурга!
Смеху графа почтительно вторило подобострастное хихиканье нотариуса и его служащих.
Н-да-с! Хе-хе-хе!.. Действительно!
Началось выполнение пустяшной формальности.
— Так вот вы, любезный господин нотариус, потрудитесь поставить предварительную запродажную запись.
— Отлично, ваше сиятельство. Вы продаете…
— Я продаю свой дом господин Сведомцеву.
— За какую сумму?
— За миллион сто пятьдесятъ тысяч, купчая — за его счет.
В конторе воцарилось благоговейное молчание. Эта огромная цифра ударила в голову нотариусу и клеркам.
— Однако!.. — невольно вырвалось у нотариуса. — Кругленькая цифра!
Граф фамильярно похлопал его по плечу.
— Разве? А впрочем, рады, небось, что я привез своего покупщика к вам? Наверно, не так часто вам приходится скреплять запродажные акты на такую сумму? Ну, живо, живо! За быстроту — прибавка. Поняли?
Нотариус не чувствовал от восторга ни рук, ни ног.
Вскоре все было окончено.
Сведомцев тут же при нотариусе выложил перед графом огромный задаток.
— Завтра к вечеру все будет готово? — улыбаясь, спросил граф.
— Все, все, ваше сиятельство! — захлебнулся нотариус, чувствуя в своей руке пачку крупных кредиток.
И… и все разошлись.
Я сидел в служебном кабинета моего друга, когда туда спешной походкой вошел его помощник.
— По экстренному делу. Иван Дмитриевич, приехали прокурор и судебный следователь. С ними какие-то два господина.
— Просите, голубчик, просите сюда.
Путилин, когда помощник вышел, выразительно посмотрел на меня.
— Целых четыре! Помилуй Бог, стряслась какая-нибудь изрядная история! Как ты думаешь, доктор?
Ответить мне не удалось, так как в кабинет уже входили представители судебной власти, а с ними два неизветных господина.
— Здравствуйте, дорогой Иван Дмитриевич! — приветствовали блестящего начальника сыскной полиции прокурор и следователь.
— Добро пожаловать, господа! — поздоровался Путилин и посмотрел на двух неизвестных.
— Это господин Сведомцев, а это нотариус Кукин, — представил их Путилину прокурор.
— Садитесь, господа! В чем дело?
— Любопытное дело, — усмехнулся прокурор.
— Да, можно сказать, единственный, необыкновенный казус, — поддакнул судебный следователь.
Лицо нотариуса было бледно, как полотно; лицо Сведомцева, толстяка, наоборот — сине-багрово, как свекла.
— Знаете ли вы, ваше превосходительство Иван Дмитриевич, что случилось вчера в Петербурге? — спросил прокурор.
— Мало ли что случается, голубчик, — усмехнулся Путилин. — Где же все знать…
— Так я вам скажу.
Прокурор сделал паузу для усиления эффекта.
— Вчера, в три часа дня, было украдено здание Главного штаба!
Эффект получился действительно необыкновенный. У меня от изумления рот сложился ижицей, и даже у Путилина, у самого Путилина — невозмутимого и хладнокровного — на лице выразилось сильнейшее недоумение.
— Что вы сказали? — переспросил он.
— То, что вы слышали, дорогой Иван Дмитриевич. Вчера украдено здание Главного штаба.
— Вы шутите? — прищурился великий сыщик.
— Нет, это правда, Иван Дмитриевич, — подтвердил судебный следователь.
— И вот похититель, — прокурор указал на толстяка.
— А это вот пособник… — добавил судебный следователь, показывая на бледного нотариуса.
На секунду у меня мелькнула мысль, что оба почтенных представителя судебной власти сошли с ума, ибо нельзя было допустить, чтобы они шутили в официальном месте при посторонних лицах.
— Ну-с, рассказывайте, кайтесь его превосходительству, господин Сведомцев! — обратился к толстяку прокурор.
Толстяк, задыхаясь от волнения, поведал о покупке им дома у графа П.
Путилин с большим вниманием слушал то, что вы уже знаете.
— Ну, а дальше? — задал он вопрос.
— А дальше-с произошло вот что. Сегодня утром я решил показать покупку моему главноуправляющему, который вчера приехал с приисков. Подъехали мы к дому, направились к тому самому подъезду, где были вчера с графом. Чтоб черт его, извините, побрал! Смотрю — стоит тот же старик лакей в ливрее.
— Ну-ка, братец, показывай! — говорю ему.
— Никак нет, — отвечает. — Сейчас не могу, барин.
— Как не можешь?! — закричал я на него.
— А так-с. Сегодня осматривать нельзя.
— Да ты обалдел, любезный?! Почему нельзя? И как ты смеешь мне это говорить?
— Извините, господин, я должен начальство слушать.
— Какое начальство?! Я над тобой теперь начальство, понял ты это?
— А вы кто-с будете? — захлопал он глазами.
— Я-то кто? Да я владелец теперь этого дома!
Он, знаете, поглядел на меня с испугом.
— Шутить изволите, вашество… Хе-хе-хе!
— Да я и не думаю шутить с тобой, болван! Я купил этот дом вчера у твоего барина, графа П.
Тогда он даже побледнел и дико уставился на меня:
— Извините, господин, таких вещей говорить вы не можете, коли ежели вы в своих чувствиях. Дом сей казенный, а не графа какого-то. Как же вы казенный дом купить могли?
У меня в голове зайчики запрыгали.
— Как казенный?!
— Так-с. Очень просто!
Не взвидев света, полетел я к господину прокурору. И вот оказалось, что купил я казенный дом.
Толстяк Сведомцев был близок к удару. Его лицо побагровело.
— Самое ужасное в том, ваше превосходительство, что я дурака такого наломал! Вот, как перед Истинным, говорю: не столько я плачу о потере денег, хотя и сумма громадная, сколько о том, что посмешищем теперь сделался. Ведь на меня пальцами показывать будут! «Глядите, дескать, на знаменитого покупщика казенного здания!» Я-с, поверите ли, в глаза управляющему своему смотреть не могу!
Каюсь: я сам еле удерживался от смеха. О, если бы вы видели фигуру несчастного толстяка! Она была настолько трагикомична, что Путилин кусал губы.
— Ну что, каково, дорогой Иван Дмитриевич? — воскликнул прокурор.
— Да, случай действительно единственный в своем роде! — вырвалось у Путилина. — Но какой молодец! Помилуй Бог, какой гениальный удар! Вот это артистическая работа!
Сведомцев, одураченный золотопромышленник, недовольно посмотрел на моего славного друга.
— Как-с, ваше превосходительство, вы его молодцом еще величаете?
Обида и досада звучали в голосе толстяка. Путилин ласково положил свою руку на его плечо:
— Не обижайтесь, голубчик, я хвалю его не за то, что он вас, беднягу, надул, а хвалю, повторяю, чистоту его работы. Это моя профессиональная черта восторгаться всем ярким, дерзко-смелым. Да вы не вешайте еще головы, успокойтесь! Можеть быть, мне удастся помочь вам. Потом Путилин обернулся к нотариусу: — Нет, вы-то батенька, хороши! Как же это вы ухитрились сделать запродажную запись на казенное здание?
Лицо бледного нотариуса было жалкорастерянным. С отчаянием он схватился за голову:
— Да разве могла мне прийти в голову мысль о подобном дерзком, необычайном мошенничестве?!
— Верно, сомлели от радости, получив такой заказ? — иронически бросил Путилин.
В эту минуту ему подали письмо. Он распечатал его, прочел — и громко рассмеялся.
— Да он забавник к тому же, наш милый граф! Слушайте, господа.
И Путилин вслух прочел:
— «Ваше превосходительство, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич! Я глубоко уверен, что сегодня к вам явится некий… некий…» — Путилин засмеялся. — Гм… гм. Это касается вас, господин Сведомцев, но мне просто неловко прочесть это.
Тогда вызвался прокурор:
— Нет, я уж очень вас попрошу, дорогой Иван Дмитриевич, прочесть все целиком. Для нас, прокуратуры и следственной власти, необходимо все знать.
Путилин развел руками:
— Что делать, повинуюсь. Вы уж извините меня, господин Сведомцев. — И он стал продолжать чтение письма: — «…Глупый простофиля, дурак из дураков, господин Сведомцев с заявлением о чрезвычайно странной покупке им моего дома. Ввиду того что я получил с него только задаток четыреста тысяч, а дом продал за миллион сто пятьдесят, рекомендовал бы вашему превосходительству истребовать с него недоплаченную сумму на дела благотворения. Ваш покорный слуга граф П.».
Бедный толстяк!
Я убежден, что никто из вас не захотел бы быть на его месте.
Роскошный магазин знаменитого ювелира Г. был ярко освещен. Чудесным блеском, яркими огоньками переливались драгоценные камни, горделиво покоящиеся на темно-малиновом плюше.
Владелец магазина Г. стоял у дверей и сквозь зеркальные стекла двери смотрел на улицу.
К магазину быстро подкатила карета. С козел мигом соскочил ливрейный лакей, распахнул дверцу и помог выйти генералу.
Ювелир побледнел и взволнованно крикнул управляющему магазином:
— К нам приехал Трепов!
Он бросился отворять двери.
В магазин своей бодрой, решительной походкой входил знаменитый, всесильный генерал Трепов, «грозный» градоначальник, блестящий царедворец. Его умное, выразительное лицо, обрамленное седыми «николаевскими» усами и баками, было открытое, спокойное, но вместе с тем и суровое. Видно было, что человек этот умел властно приказывать, но не терпел возражений.
— Здравствуй! — односложно бросил он ювелиру. Тот почтительно согнулся.
— Имею честь кланяться вашему высокопревосходительству, — с дрожью в голосе произнес Г.
— Что? Никого нет? Это плохо для тебя. А? Разве плохо торгуешь?
Знаменитый генерал бросал слова резко, отрывисто. Ювелир подобострастно придвигал стул Трепову.
— Сяду, сяду, не егози.
Генерал сел.
— Ну, давай говорить о деле. Есть что-нибудь у тебя порядочное?
— Помилуйте, ваше высокопревосходительство, все что пожелаете… У меня огромный выбор…
— Знаю, знаю. Эк чем удивил! Огромный выбор! Да знаешь ли ты, что из всего твоего «огромного выбора» может не оказаться ни одной вещи, годной для меня? Знаешь ли ты, для кого требуется вещь?
И генерал, грозно подняв руку в белой замшевой перчатке, потряс ею в воздухе.
Ювелир побледнел еще более.
— Осмелюсь доложить вашему высокопревосходительству, что есть вещи, замечательные по работе.
— Ну-ну, показывай! — мягко улыбнулся Трепов.
— А позвольте узнать, в каком, приблизительно, роде?
— Нужны бриллиантовое колье и диадема. Понимаешь?
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Как раз только что закончено колье из дивных голубых бриллиантов. Подбор камней — удивителен: все бриллианты чистой голубой воды.
В голосе ювелира послышались тщеславные нотки «артиста».
— И какая работа!..
— Давай, посмотрю.
Г. подал грозному генералу роскошный большой футляр.
На белом атласе, переливаясь дивными голубоватыми огнями, сверкало действительно прелестное драгоценное колье.
— Гм… а ведь, кажется, на самом деле — недурная безделушка, — бросил Трепов.
Он долго, внимательно разглядывал колье.
— Молодец, право, молодец! Отличная работа. Тебя за это стоит к гербу представить.
— О, ваше высокопревосходительство! — захлебнулся от восторга и счастья ювелир.
— Да-да… Что ж, похлопотать?
Ювелир чуть не до земли поклонился генералу.
— Сколько возьмешь за это?
И генерал ткнул пальцем в футляр.
— Шестьдесят тысяч, ваше высокопревосходительство.
— А с диадемой?
— Сто десять.
— Ну ладно, заверни. А счет пришли ко мне через два часа. Понял?
— Помилуйте, ваше высокопревосходительство, о чем изволите говорить?
— Что-о-о? — грозно спросил генерал.
— Я-с, я-с… я говорю, к чему так торопиться с присылкой счета…
— Не рассуждать! Приказываю тебе прислать доверенного со счетом ровно через два часа! Знаешь, небось, мой адрес? Ха-ха-ха!
— Слушаю-с!.. — робко пролепетал ювелир.
Генерал положил один футляр в карман, другой взял в руки и пошел к выходу.
— Ну, прощай! А о гербе сделаю представление.
С низкими поклонами проводил Г. важного посетителя до самой кареты.
Мы сидели с Путилиным и беседовали о необычайно дерзкой проделке графа П.
— До меня уже давно доходят слухи о подозрительном поведении этого кукольного графа… Какие-то темные средства для роскошной жизни. А теперь вот — такой гениально-мошеннический шаг! Очевидно, он решил перейти Рубикон, отделяющий гражданское право от уголовного, и теперь перед нами — изумительно ловкий мошенник, который не уступит звездам преступного мира. Ну что же: будем бороться и…
Путилин не успел окончить.
В кабинет в сопровождении помощника Путилина вошел курьер.
— Его высокопревосходительство генерал-адъютант Трепов просит ваше превосходительство немедленно приехать к нему! — отрапортовал курьер.
— Ступай. Сейчас еду.
Путилин моментально переоделся.
— Неужели, Иван Дмитриевич, все по этому же делу?
— Очень может быть, доктор.
Путилин поехал.
И вот это произошло там, у «грозного» генерала.
В огромном, величественном кабинете из угла в угол нервной походкой ходил Трепов.
В дверях стояла испуганная, приниженная фигура какого-то человека.
— А, вот и вы, господин Путилин! — раздраженно вырвалось у Трепова при виде вошедшего в кабинет Путилина.
— Я приехал немедленно, ваше высокопревосходительство, — ответил с достоинством мой славный друг.
— Знаю, знаю! Хорошо, хорошо! Не в этом дело. А вот вы мне скажите, пожалуйста, сколько в Петербурге генерал-адъютантов Треповых?
Путилин, как он мне рассказывал, смутился на секунду. Но сейчас же ответил:
— Я лично, по крайней мере, знаю только одного — вас, ваше высокопревосходительство.
— Вздор! — гневно вырвалось у Трепова. — Вздор! В Петербурге не один, а два меня!
Путилин подумал, что с генералом — дурно.
— Да-с, да-с! Я утверждаю, что у меня есть двойник!
Генерал крикнул съежившейся у дверей фигуре:
— Пожалуйте сюда!
Господин, хорошо одетый, робко подошел к огромному письменному столу.
— Вот не угодно ли: это ювелир Г. А теперь, господин Путилин, слушайте.
И Трепов начал нервно, быстро задавать вопросы донельзя смущенному ювелиру.
— Итак, два часа тому назад я был у вас в магазине?
— Ради Бога, ваше высокопревосходительство… Смилуйтесь! Я ничего не понимаю, — лепетал ювелир.
— Я вас спрашиваю и приказываю вам отвечать на мои вопросы прямо, без уверток! — загремел гневный голос генерала Трепова. — Вы утверждаете, что я сейчас приезжал к вам?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Я?!
— Вы-с…
Колени подгибались у ювелира.
— Зачем я к вам приезжал?
— Вы-с купили колье из голубых бриллиантов и такую же диадему.
— Я?!
— Вы-с, ваше высокопревосходительство. За сто десять тысяч.