Очарованный инок

Автор: Бунин Иван Алексеевич

Генри Лонгфелло

Очарованный инок

  

   Однажды утром,

   По вековому сумрачному лесу,

   Из древних, серых стен монастыря,

   С задумчиво поникшей головою

   И тихою молитвой на устах

   Шел инок Феликс.

  

   Был жаркий день.

   Был зноен летний воздух, и зеленый

   Тенистый лес

   Уподоблялся мирной

   Обители безгрешных. Золотые

   Лежали мхи среди деревьев, ветви

   Как бы творили знаменье креста,

   Качаясь и шепча свои молитвы,

   И разливался сладкий, нежный запах

   Лесных цветов и виноградных лоз,

   Тянувшихся из чащи к свету солнца.

   Исполнено все было красоты;

   Но инок Феликс

   Был погружен в глубокое раздумье:

   Его глаза

   Покоились на книге Августина,

   Где он прочел

   О дивном и незримом божьем граде

   В далекой и неведомой стране.

   «Всем сердцем верю

   В твои деянья, господи! — сказал он, —

   Но не могу постигнуть их». — И вдруг

   В лесу раздался голос, — дивный голос

   Какой-то птицы, райски белоснежной,

   Упавшей точно с неба и запевшей

   Столь сладостно, столь звучно, что казалось,

   Запели в небе струны золотые

   Несметных арф. И Феликс

   Забыл святую книгу

   И долго, долго

   Шел и внимал той птице, восхищенный,

   Доколе не увидел, как во сне,

   Небесного убежища блаженных,

   Доколе не узрел

   Сонм ангелов, ходящих в божьем граде

   По золотым, по звучным плитам улиц.

   Он искушен был дерзкой

   Мечтой поймать таинственную птицу,

   Но птица по холмам и по долам

   Все далее и далее летела —

   И Феликс, вместо сладостного пенья,

   Услышал наконец

   Далекий звон обители, зовущий

   К полуденной молитве, и поспешно

   В обитель возвратился. Что ж он видит?

   Он узнает знакомые места,

   Шпиц колокольни, пасмурные стены

   Из серого гранита, кельи, вышки,

   Но, вглядываясь в братию, не может

   Найти в толпе

   Ни одного знакомого! Повсюду

   Чужие, неприветливые лица,

   И новые для слуха голоса

   Поют псалмы под голоса органа!

   И всем чужой,

   Меж старыми дубовыми скамьями,

   Остановился Феликс, и монахи

   Рассматривали тоже с удивленьем

   Его лицо. «Я вот уж сорок лет

   Живу в святой обители, — промолвил

   Один из них, — но этого лица

   За сорок лет я никогда не видел».

   Похолодев от страха, Феликс робко

   Сказал в ответ: «Окончив Первый час.

   Я нынче утром вышел за ворота

   И долго шел, влекомый сладким пеньем

   Какой-то белоснежной дивной птицы.

   Пока вдали

   Не услыхал полуденного звона.

   Я был как бы во сне:

   Часы мне показались кратким мигом».

   «Часы!» — сказал монах,

   Сидевший за дубовой темной партой

   Под северной стеною. «Не часы,

   А целые года!» — сказал он. Это был

   Старейший между всеми. Он столетье

   Провел в лесу, в святом служенье богу,

   Он вспомнил голос Феликса, всмотрелся

   В его лицо и медленно промолвил:

   «Сто лет назад,

   Когда я был послушником, был в этой

   Обители, хранимой богом, инок.

   Весьма ему угодный и носивший

   Святое имя: Феликс. Это Феликс!»

  

   И вынесли на свет

   Из пыльного скрипториума книгу,

   Огромную, оправленную медью,

   И темной кожей дикого медведя,

   В которой отмечались имена

   Всех иноков, здесь живших и умерших.

   И там прочли

   Все сказанное старцем: что столетье

   Тому назад, в такой-то день и месяц,

   Ушел из врат обители брат Феликс

   И под ее благословенный кров

   Уж больше не вернулся — слыл умершим.

   И, прочитав,

   Признали, что ему,

   Плененному бессмертной райской песнью,

   Век показался истинно мгновеньем.

  

   1908