Гений слова

Автор: Гриневская Изабелла Аркадьевна

   Гриневская И. Гений слова: Памяти Пушкина: («Я помню: девочка, среди забав…») // Puschkiniana / Сост. В. В. Каллаш. — Киев, 1902—1903.

   Вып. 2. — 1903. — С. 386—388.

   http://feb-web.ru/feb/pushkin/biblio/ka3/ka323862.htm

  

                                 И. Гриневская2).

                                 Геній слова.

                                 Памяти Пушкина.

  

                            Я помню: дѣвочка, среди забавъ,

                       Однажды вдрутъ свою спросила мать,

                       Рукой на рядъ портретовъ указавъ:

                       «Родная, кто они? — хочу я знать»!

                       — «Тебѣ, дитя, я разскажу о нихъ».

                       И, дочь обнявъ, мать завела разсказъ,

                       Разсказъ простой… Безпечный говоръ стихъ,

                       И слушаетъ дитя, пытливыхъ глазъ

                       Не отводя отъ матери своей.

                       — «Воть этоть, другъ мой, царь былъ изъ царей!

                       Мечомъ своимъ онъ покорилъ весь міръ.

                       Для всѣхъ онъ геній былъ, для всѣхъ кумиръ.

  

                                           *      *      *

  

                            И тотъ, дитя, — великій былъ герой.

                       Онъ родину свою, какъ жизнь, любилъ,

                       Ей отдалъ онъ труды свои, покой,

                       Какъ вѣрный рабъ покорно ей служилъ.

                       Вотъ этотъ кистью мощною владѣлъ!

                       Онъ глубину небесъ, полей просторъ

                       На полотно переносить умѣлъ,

                       Умѣлъ ловить, что видитъ жадный взоръ.

                       А этотъ волны звуковъ извлекалъ

                       Изъ мѣдныхъ струнъ. Летѣлъ за валомъ валъ,

                       И звуковъ этихъ каждая волна

                       Была и мукъ, и радости полна.

  

                                           *       *      *

  

                       Изъ камней этотъ храмы возводилъ.

                       Вотъ этотъ лишь простымъ стальнымъ рѣзцомъ

                       Любовь, и красоту, и жизнь будилъ

                       Въ холодномъ, грубомъ мраморѣ нѣмомъ».

                       — «Родная, это кто? Скажи, кто онъ?

                       Задумчивъ такъ и грустенъ почему?

                       И взглядъ его далеко устремленъ,

                       Какъ будто что-то чудится ему».

                       — «Онъ лучшій былъ изъ этихъ всѣхъ людей!

                       Онъ былъ, дитя, великій чародѣй!

                       О, дочь моя, вглядись въ его черты.

                       Пройдутъ года — о немъ разскажешь ты.

  

                                           *      *      *

  

                            Ему былъ въ словѣ свыше посланъ даръ,

                       Онъ словомъ, какъ мечомъ, разилъ

                       И вѣренъ каждый былъ его ударъ!

                       Міры, какъ царь, онъ словомъ покорилъ.

                       И, точно кистью, родины своей

                       Онъ словомъ милый образъ создавалъ,

                       И, какъ рѣзцомъ, изъ ледяныхъ очей

                       Огонь любви онъ словомъ извлекалъ.

                       Великій храмъ, что словомъ онъ воздвигъ,

                       Донынѣ въ каждый часъ и въ каждый мигъ

                       Къ себѣ сердца тоскующихъ манитъ.

                       Донынѣ правда въ немъ нетлѣнная царитъ.

  

                                           *      *      *

  

                            И слово дивное, какъ пѣснь, звучитъ,

                       Какъ пѣсня, что искусною рукой

                       Со струнъ похищена. То пѣснь дрожитъ,

                       Какъ листъ, потокомъ носится, рѣкой…

                       То вихремъ ринется въ пучину водъ,

                       То ласточкой уносится въ лазурь,

                       То громомъ оглашаетъ неба сводъ

                       Среди зловѣщихъ тучъ, средь грозныхъ бурь!

                       И въ словѣ томъ, какъ въ морѣ ручейки,

                       Слилися пѣсни радости, тоски,

                       Прощенья вздохъ, вздохъ жалости нѣмой,

                       И крики мукъ, и стонъ любви святой!

  

                                           *       *      *

  

                            Чѣмъ дышимъ мы, и все, чѣмъ мы живемъ,

                       И каждый трепетъ горестный сердецъ, —

                       Въ томъ словѣ слышалось, дрожало въ немъ,

                       Въ томъ словѣ, что ему послалъ Творецъ.

                       Онъ много благъ для родины принесъ,

                       Разсыпалъ ихъ онъ щедрою рукой

                       И много ими осушилъ онъ слезъ,

                       Тѣхъ слезъ, что льются на землѣ родной.

                       Но сердце то, гдѣ слово родилось,

                       Гдѣ слово то святымъ огнемъ зажглось,

                       Замучили, разбили на куски…

                       Дитя мое, отъ горя, оть тоски —

  

                                           *       *      *

  

                            Освободить лишь смерть пришла его!..

                       Чужія бѣды видѣлись ему

                       Въ своихъ бѣдахъ!! Вотъ грустенъ отчего,

                       Со скорбью вдаль глядитъ онъ почему» —

                       Шептала мать. Ужъ таялъ день въ лучахъ,

                       Дитя, головку на руки склонивъ,

                       Внимало рѣчи съ думою въ глазахъ,

                       Глубоко думу ту надолго затаивъ…

                       Вкругъ тихо все. И поблѣднѣлъ закатъ.

                       Но вѣщія слова еще звучатъ:

                       «О, дочь моя, вглядись въ его черты.

                       Пройдутъ года, о немъ разскажешь ты!».

  

   2) «Новое Время», 1899, No 8348. «Огоньки» СПБ. 1900 167—170.