История кавалера Спано

Автор: Дорошевич Влас Михайлович

В. М. Дорошевич

История кавалера Спано

   Источник: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том V. По Европе. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 281

  

I

   От Кефалу до Терранова и от Трапани до Мессины вся Сицилия только и говорит, что о «приключении с кавалером Спано».

   Я шёл вечером в Палермо по Маккаведе, главной улице. Всё было как всегда. Кафе полны народом. Сицилианцы, по обыкновению, стояли вдоль тротуаров и разглядывали проходящих. Мальчишки предлагали восковые спички и женщин. Взрослые — цветы и женщин. Нищие просили милостыню и предлагали женщин.

   — Una bellissima rogazza!!

   Как вдруг какой-то вопль поднялся вдали на конце улицы. Момент — и вопль раздался на другом конце. Вопли неслись из боковых улиц.

   И среди этих отчаянных криков можно было разобрать только одно слово:

   — Спано!

   Вопли приближались, росли, всё пришло в движение.

   По улицам мчались мальчишки с кипами газет:

   — Спано! «Sicilio!» «L’ora!!» Спано освобождён!

   Газеты брались нарасхват. Спешили читать тут же, у освещённых окон магазинов, при свете фонарей, при мерцании восковых свечей перед иконами Мадонны на углах улиц.

   И все повторяли с величайшим волнением одно слово:

   — Спано!

   Даже нищие покупали газеты.

   Забыты были женщины, спички, цветы, — всё читало, слушало, говорило, кричало:

   — Спано!

   Словно какой-то вихрь налетел на Палермо и смял всё.

   «Спано». Этим именем были полны не только широкие и роскошные улицы, где живёт аристократия и буржуазия Палермо, но и те узкие трещины между домами, где не живёт, а существует сицилианская нищета.

   Я зашёл в одно кафе. Прислуге было не до того, чтоб подавать. Они были слишком взволнованы.

   — Спано!.. Спано!.. Спано!..

   Зашёл в другое. Третье.

   Везде только говор:

   — Спано… Спано…

   — Два миллиона?

   — Сорок тысяч!

   Спано, пожилой человек, дворянин, — «кавалер», — один из богатейших людей Сицилии. Владелец бесконечных поместий. Об его состоянии спорят.

   Одни говорят:

   — Двадцать.

   Другие: «тридцать миллионов».

   Не знаю, пьёт ли кавалер Спано. Если да, — он совсем счастливый человек: живёт в Марсале.

   Миллионы, над головой «пленительное небо Сицилии» кругом Марсала.

   Месяц тому назад кавалер Спано в собственном экипаже возвращался домой около семи часов вечера, когда вечерние тени едва успели лечь на землю.

   Он проезжал небольшой глухой уличкой, — как вдруг лошадей схватили под уздцы двое вынырнувших из темноты молодцов с ружьями.

   Четверо других, — все с ружьями, — выросли подле коляски.

   — Кавалер, ни звука! Потрудитесь выходить.

   Они помогли кавалеру выйти из коляски.

   Все были закутаны в плащи. Шляпы нахлобучены, поля опущены.

   Кавалеру Спано моментально завязали глаза.

   — Идите, куда мы вас поведём, — и ни звука! Иначе, — удар кинжалом, и кончено.

   Один из бандитов вскочил в коляску и крикнул кучеру:

   — Вперёд!

   Коляска помчалась галопом.

   Кавалер Спано исчез.

   С тех пор 27 дней о нём не было ни слуха ни духа.

   На следующий день, после полудня, кучер на измученных лошадях вернулся домой.

   И рассказал, что с ним произошло.

   Когда бандиты взяли кавалера Спано, — вскочивший в коляску крикнул ему:

   — Вперёд! Поедешь, как я велю! Во весь дух и ни звука. Произнесёшь звук, кинжал в спину. Ну?!

   На смерть перепуганный кучер хлестнул по лошадям.

   Они помчались во всю прыть по закоулкам Марсалы. Бандит командовал:

   — Направо! Налево! Прямо!

   В этой бешеной скачке кучер хотел направить лошадей на стену, — но бандит схватил его за плечи:

   — Сломается хоть колесо, — кинжал между лопаток.

   Они выехали за город, и кучер решительно потерял дорогу. Ночь была тёмная, без луны. Не видно ни зги. Бандит нарочно крутил:

   — Направо! Налево! Поверни назад! Направо! Прямо!

   Иногда он кричал:

   — Осторожнее! Осторожнее! Налево пропасть!

   Судя по толчкам, они ехали то дорогой, то полем. Ветви иногда хлестали в лицо, — проезжали садами, рощами.

   Сколько продолжалось это, — потерявший от страха голову кучер не знает.

   Лошади устали, с галопа перешли на рысь, на шаг, еле плелись и, наконец, совсем стали.

   Бандит выпрыгнул из коляски:

   — Теперь ты свободен. Не ори, — кругом ни души. Поедешь назад, — осторожно. Недалеко есть пропасти. Да сохранит тебя святая Мадонна.

   И исчез в темноте.

   Кучер подождал рассвета. Когда прояснело, — увидал незнакомую местность. Долго плутал, наконец, кое-как выбрался на какую-то дорогу, доехал до жилья, спросил: «как проехать в Марсалу?»

   На его вопрос крестьяне только вытаращили глаза. Это было очень далеко.

   Наконец, добрался до Марсалы, рассказал, заболел от пережитых ужасов нервной горячкой и слёг.

   Между тем, встревоженные отсутствием кавалера его домашние ещё с вечера дали знать полиции.

   Полиции пришлось искать, но, конечно, она не нашла ничего.

   Между тем по городу ходили слухи, что несколько прохожих около семи часов вечера, желая пройти одной маленькой уличкой, на повороте встретились с тремя людьми, закутанными в плащи, с надвинутыми на лоб шляпами, с ружьями.

   Эти люди говорили просто и кратко:

   — Назад. Сюда нельзя.

   В Сицилии вечером не принято разговаривать с людьми, у которых в руках ружья.

   Прохожие спешили повернуть и улепетнуть, едва переводя дух.

   Таких же троих видели и с другого конца улицы.

   Полиции с большим трудом удалось узнать, на какой улице это было.

   Обитаемых домов там немного, всё больше сараи.

   Немногочисленные жильцы улицы после долгих отнекиваний, очень неохотно, показали, что, действительно, около семи часов вечера на улице раздались крики:

   — Запирайте двери и окна!

   Что они и поспешили исполнить. В Сицилии обыкновенно такое предупреждение обозначает, что на улице сейчас начнутся свалка и пальба.

   Никто ничего не видал.

   Слышали только, как ехал экипаж, остановился, потом лошади поскакали, и колёса загремели по мостовой.

   С час жильцы улицы сидели запершись, но слыша, что всё тихо, осмелели, начинали открывать двери.

   На улице не было ни души.

   Когда вернулся кучер, оказалось, что это именно та самая улица, на которой был схвачен кавалер Спано.

   Больше ничего не было известно, и кавалер Спано канул, точно в воду.

II

   Известие о взятии в плен архи-миллионера Спано тогда так же взволновало всю Сицилию, как теперь известие об его освобождении.

   Со страхом и с оглядкой потихоньку говорили друг другу страшное олово:

   — Мафия!

   Вспоминали, что кавалер Спано всегда грубо и жестоко обращался с прислугой, брал немилосердные цены с арендаторов-крестьян.

   Может быть, обидел кого-нибудь из членов таинственной и вездесущей «мафии», и «мафия» постановила убрать кавалера Спано.

   Произносилось даже самое страшное в Сицилии имя:

   — Варсалона!

   Варсалона — «Варавва» Сицилии. Бандит, которого 15 лет ищут и не могут найти.

   Жив кавалер Спано? Умер?

   Но скоро оказалось, что он жив.

   Родные кавалера получили анонимное письмо.

   «Кавалер Спано оценён в два миллиона лир».

   В Сицилии грабежи и разбой обычное дело. Но тут была затронута уж слишком крупная личность. И потом, — среди города, чуть не среди дня!

   — После этого нельзя выходить на улицу.

   Богатые люди уже не выходили иначе, как в сопровождении стражи.

   Долготерпение правительства лопнуло.

   Из Рима пришло строжайшее предписание префекту Трапани, в области которого находится Марсала:

   — Найти во что бы то ни стало кавалера Спано.

   Префект послал из Трапани целый батальон карабинеров. Перешарили весь город, все окрестности.

   Никаких следов.

   С отчаянья сыск и розыск приняли размеры какой-то оргии.

   Настоящее бедствие разразилось над всем городом.

   Полиция и следственная власть свирепствовали.

   — Всё возьму под подозрение! Всех подозреваю! — как говорит Расплюев в «Весёлых расплюевских днях».

   Весь город Марсала был взят «под подозрение». Вместе со всеми окрестностями.

   От чердаков до подвалов всё было перерыто и пересмотрено.

   Хватали всех без разбора.

   Людей, известных за «подозрительных», и таких, которые во всю жизнь ни в чём заподозрены не были.

   Вся прислуга семьи Спано перебывала в тюрьме.

   Наконец, в полном отчаяньи розыски перенесли в имения Спано.

   Деревни были наводнены карабинерами. Карабинеры отрядами переходили из деревни в деревню. Словно военные действия! Становились на постой. Все крестьяне, бесчисленные арендаторы кавалера Спано, по очереди перебывали в тюрьме.

   И что делалось во время этих арестов карабинерами, — можно себе представить.

   Не даром карабинеры, охраняющие спокойствие и жизнь населения, пользуются в Сицилии величайшим презрением и ненавистью.

   А тут дело шло о всей карьере префекта и властей: из Рима летели запрос за запросом.

   — Что же кавалер Спано?

   Марсала очутилась на военном положении.

   По всем дорогам стояли заставы. Всякая телега, всякий воз осматривался.

   Воз разгружали, заставляли развязывать мешки, распаковывать ящики.

   В Марсале шло что-то в роде переписи. Пересчитывали всех мало-мальски «подозрительных» людей города. Может, кого-нибудь нету.

   Всё были налицо.

   Не было только одного человека — кавалера Спано.

   Между тем родственники Спано, видя всю безуспешность действий властей, вошли в переговоры с бандитами.

   Как велись эти переговоры?

   Пока жив кавалер Спано, об этом никогда не узнает никто.

   В Сицилии даже на суде, даже под присягой свидетели-очевидцы говорят о таких делах:

   — Ничего не знаю!

   Предпочитая наложить потом на себя строгий пост и несколько недель жечь свечи перед Мадонной, чем получить из-за угла нож в спину.

   Несомненно, что бандиты писали семейству Спано, указывая место, куда надо было класть ответ.

   Так говорят сицилианцы.

   — Вот бы и указали карабинерам это место?

   Сицилианцы на такой вопрос смотрят только с удивлением:

   — Кого же поймают? Какого-нибудь мальчишку, который и сам не знает, зачем пришёл? Его наняли: пойди туда-то, возьми письмо и принеси. А что в этом письме, — мальчишке почему же знать. Или мальчишка, или старуха — нищая. Схватите! Дня три они будут плакать, отказываться, потом сознаются, что нанял какой-то человек, которого они до сих пор никогда не видали. Укажут место, где он должен был их ждать. Через три-то дня! Всё равно мальчишку или старуху придётся выпустить. Они непричастны. Но зато взятому в плен…

   До сих пор от этой истории, — плащи, шляпа на глаза, — веяло романтизмом. Семья кавалера Спано решила перевести всё на прозаическую почву.

   Как, это — секрет, которого не узнает от них никогда и никто, но они начали торговаться с бандитами.

   Время шло, а о свободе кавалера Спано длился торг.

   Семья Спано сообразила, что убивать кавалера бандитам нет расчёта, держать где-то взаперти — хлопотно и, вероятно, дорого.

   Вместо двух миллионов семья Спано предложила десяток тысяч и не сдавалась.

   Бандиты увидали, что напали на «док» и стали сдаваться первые.

   Спано набавляли медленно, бандиты сбавляли быстро.

   Дело затянулось на 25 дней.

   И в конце концов вместо 2 миллионов остановились на 40 тысячах лир[5].

   Тем же таинственным неизвестным способом деньги были переданы бандитам.

   И через два дня, — очевидно, время, чтоб всем успеть скрыться, — префект города Трапани получил анонимное письмо, извещавшее его, что кавалер Спано, которого ищут возле Марсалы, «скрывается»… под самым Трапани, на горе Сан-Джулиано, под самым носом у потерявших голову властей.

   Был указан дом, под которым находится подземелье, где заключён Спано. Приложен план.

   Префект лично, со следователем, с массой карабинеров поскакал на гору Сан-Джулиано.

   По приложенному плану моментально нашли дом, разыскали спуск в подземелье, и префект крикнул;

   — Есть там кто-нибудь?

   Голос из подземелья ответил:

   — Кавалер Спано. Кто вы? Бандиты?

   — Карабинеры. Есть с вами кто-нибудь?

   — Я один.

   Они спустились.

   При свете масляной лампы, спускавшейся с потолка, передними стоял живой и невредимый кавалер Спано!

   Совсем как в «разбойничьих» романах.

   Префект кинулся обнимать и целовать кавалера Спано.

   Торжествующий кортеж вернулся в Трапани. Дали телеграмму семье.

   Известие, что «карабинеры нашли Спано», облетело весь город.

   Около префектуры собралась толпа, аплодировали, — префект выходил на балкон, кланялся, выводил кланяться следователя, офицера карабинеров, но толпа вызывала:

   — Спано.

   Префект анонсировал, что кавалер Спано, вследствие утомления и испытанных им волнений, не может выйти на вызовы, извиняется и заочно благодарит публику.

   На следующий день под эскортом карабинеров префект отвёз кавалера на станцию.

   По улицам шпалерами стояла толпа. «Восторженные аплодисменты» гремели в воздухе. Спано и префект кланялись, стоя в коляске, пожимали друг другу руку, обнимались, махали шляпами.

   В особом вагоне, вместе с префектом, в сопровождении конвоя карабинеров, кавалер Спано был перевезён в Марсалу.

   Это было триумфальное шествие.

   Все станции были уведомлены по телеграфу.

   Везде на платформах стоял народ и аплодировал кланявшимся из окна кавалеру и префекту.

   В Марсале их ждала грандиозная овация.

   Газеты говорят, что это было «чем-то неописуемым».

   — «Многие плакали от волнения, глядя на эту сцену, — так она была трогательна».

   Весь город ждал у вокзала.

   Карабинеры, окружавшие экипаж, еле прокладывали путь сквозь толпу.

   Коляска едва-едва шагом двигалась по улицам.

   Кавалер и префект кланялись и, как добавляют газеты, «беспрестанно должны обниматься, чтоб доставить удовольствие толпе».

   В этот день в Марсале никто не работал.

   Около palazzo кавалера Спано стояла толпа. Пели песни, образовались танцы, аплодировали, вызывали. Кавалер ежеминутно должен был выходить и кланяться: solo, с домашними, уводя за руку префекта и указывая на него пальцем:

   — Вот кому!

   Вечером вспыхнула иллюминация. До полночи стояла толпа и аплодировала:

   — Bravo, Spano!

   Хорошо, что ещё не требовали:

   — Bis!

   То же повторилось на следующий день, ещё на следующий.

   Освобождённого кавалера засыпали телеграммами со всей Сицилии.

   Что же, однако, произошло с кавалером с того момента, как четверо бандитов, окружив коляску, сказали ему:

   — Ни звука!

   Приведём рассказ самого кавалера Спано.

III

   Кавалеру Спано завязали глаза. Один из бандитов взял его под руку и сказал:

   — Идите скорее, кавалер, и помните: «ни звука!»

   В ужасе шёл кавалер, увлекаемый бандитами.

   По топоту он слышал, что его окружали со всех сторон.

   Сначала шли по мостовой, потом кавалер почувствовал под ногами мягкую землю. Очевидно, вышли за город.

   Они кружили, поворачивали вправо, влево, чтоб Спано не запомнил направления.

   Спано задыхался.

   — Я устал! — сказал он.

   — Кавалер скоро отдохнёт! — отвечал бандит, который вёл его под руку.

   «И от этих слов у меня замерло сердце», говорит кавалер Спано.

   Чёрт их знает, что могут значить такие слова в устах бандита.

   «Я шёл и молился», рассказывает Спано.

   Всё остальное время шли молча.

   Только когда остановились, кавалер спросил:

   — Который теперь час?

   «Я хотел знать час своей смерти!»

   Чей-то голос ответил ему:

   — Кавалеру об этом не зачем знать.

   Спано посадили в какое-то подземелье, и там в темноте он просидел дня четыре. Когда ему подавали пищу, сверху отворялись творила, ему говорили:

   — Кавалер, еда!

   Он ощупью поднимался на лесенку, ощупью брал из чьих-то рук пищу.

   Однажды, подавая еду, ему сказали:

   — Спите хорошенько, кавалер. Сегодня ночью вы отправляетесь в дорогу.

   Вероятно, среди ночи его разбудили. Голос из творил сказал:

   — Поднимайтесь, кавалер, по лестнице.

   Спано поднялся в тёмную комнату, ему завязали глаза и повели под руки.

   — Осторожно, кавалер, тут ступенька.

   — Тут две ступеньки вниз, кавалер.

   — Кавалер, садитесь на седло.

   Спано посадили на лошадь.

   По стуку прикладов о землю кавалер мог судить, что бандиты вооружены ружьями.

   И шествие двинулось.

   Ехал один Спано. Поводьев ему не дали. Лошадь вели под уздцы. Кругом шли бандиты.

   Интересно это шествие всадника, окружённого бандитами с ружьями, по населённой местности, через деревни.

   Спано спросил один раз:

   — Куда вы меня ведёте?

   — Кавалер едет в другой погреби — отвечали ему. — Но тсс… ни слова.

   Кавалер начал уж дрогнуть от утреннего холода, когда бандиты остановились. Снова послышался стук прикладов о землю.

   — Сходите с седла, кавалер!

   Ему помогли сойти с лошади, ввели в какой-то дом, под руки свели по лестнице.

   Он почувствовал запах сырости и гнили.

   Спано слышал, как бандиты поднялись по лестнице, как вверху хлопнули творила.

   Он стоял, не двигаясь.

   Как вдруг чей-то голос сказал около него:

   — Угодно кавалеру, чтобы я развязал ему глаза?

   Спано сорвал с глаз повязку.

   В подземелье, освещённом масляной лампой, спускавшейся с потолка, перед ним стоял, улыбаясь, молодой парень.

   Бандит снял шляпу и поклонился.

   — Не угодно ли кавалеру покушать?

   В подземелье стояло две кровати, два табурета, стол с колбасой, жареным мясом, сыром, хлебом, апельсинами. На подставке стоял бочонок вина.

   «Я был счастлив, — говорит кавалер, — увидав, наконец, свет. До сих пор я был в каком-то страшно угнетённом состоянии. От страха, неизвестности, от унижения я почти не ел. Теперь у меня проснулся аппетит».

   Кавалер сел за стол.

   Бандит стоял перед ним, ему прислуживал.

   — Не угодно ли кавалеру вина? Не угодно ли кавалеру ещё мяса?

   У молодого парня за поясом был заткнут нож. В кармане Спано заметил оттопырившийся револьвер.

   «Он смотрел на еду с такой жадностью: видимо, ему самому хотелось есть. Но он не посмел сесть за стол, пока я не встал».

   Бандит держал в своих руках жизнь Спано.

   Но простой сицилийский крестьянин не мог забыть, что перед ним «кавалер». И каждую минуту готовый убить «кавалера», служил ему с подобострастием.

   Он стлал кавалеру постель и ложился не раньше, чем кавалер заснёт.

   «У меня была мысль убить его во время сна, — говорит кавалер Спано, — но по разговорам, которые он вёл наверху, когда ходил за провизией, я понял, что там была ещё стража».

   Всякий счёт дням, всякое представление о времени исчезли в этом подземелье.

   Истомлённый, измученный, Спано воскликнул однажды:

   — Если хотят меня убить, скажи, чтобы убили скорее!

   Но парень расхохотался:

   — Зачем же вас убивать? Хотите, сыграем в карты?!

   И между ними началась бесконечная игра.

   Играли на деньги.

   Бандит объяснил.

   — Если выиграете вы, кавалер, я вам отдам из тех денег, которые получу за вас. Если выиграю я, — вы мне заплатите, когда вас освободят.

   Он мечтал об этом времени:

   — Вот вас освободят, кавалер, я буду к вам заходить.

   Sic.

   Это самая милая черта во всей «разбойничьей истории».

   Сицилийскому бандиту даже в голову не может прийти, что освобождённый узник когда-нибудь донесёт властям. Он будет заходить в дом, и его будут принимать, как доброго знакомого!

   На вопрос: «Где мы? В какой местности?» — парень только хохотал:

   — Ну, вот, кавалер! Что ещё выдумали!

   В антрактах между игрою парень развлекался тем, что разбирал и чистил свой револьвер. Он осведомлялся у Спано:

   — Сколько может стоить такая «вещица»?

   Однажды Спано спросил:

   — Да ты знаешь, кто я?

   Парень посмотрел на него во все глаза:

   — Как же не знать? Знаю, что вы очень знатный господин, кавалер…

   И, улыбаясь, добавил:

   — И очень богатый. За вас будет дан большой выкуп.

   — Но как моя фамилия?

   Парень пожал плечами:

   — О всём этом я узнаю, когда вас освободят. Мне приказано будет вас навещать, и я буду иногда к вам заходить.

   — Моя фамилия — Спано. Я из Марсалы. Ты слыхал фамилию кавалера Спано?

   Парень отнёсся к этому как нельзя более равнодушно.

   — Мы живём в горах. Почём знать, что делается в большом свете?!

   — Но меня, наверное, ищут. Найдут!

   Парень успокоил его:

   — Не найдут!

   И добавил:

   — Молитесь Господу Спасителю, кавалер, чтоб не нашли.

   — Почему же?

   — Если сюда сунутся треуголки, мне приказано вас застрелить.

   «И я, — говорит Спано, — стоя утром и вечером, одновременно с бандитом, на молитве, не знал, о чём мне молить Небо: о спасении или о том, чтобы этого не случилось».

   Однажды парень вышел из подземелья. Спано думал, что он сейчас вернётся.

   Но прошёл, вероятно, час. Прошёл другой. Парень не возвращался.

   Спано услышал над головой топот. Творила открылись. Чей-то голос крикнул:

   — Есть кто-нибудь?

   Спано ответил:

   — Кавалер Спано. Кто вы? Бандиты?

   — Карабинеры.

   «Сердце у меня замерло, — говорит Спано, — я сотворил предсмертную молитву».

   — Есть с вами кто-нибудь? — спросил голос.

   — Я один!

   По лестнице спускался префект.

   — Дорогой кавалер!..

Эпилог

   Всё это произошло не в какой-нибудь «глубине средних веков», а в наш XX век, всего на днях.

   Конечно, прежде всего бросились искать крестьянина, которому принадлежит дом.

   Но и его искать было нечего. Он мирно работал в саду, неподалёку от дома, и только вытаращил глаза, когда увидал перед собой карабинеров.

   — Какой узник? Какой кавалер? Почём нам знать, что делают между собою кавалеры? Какие-то господа наняли у меня на два месяца дом и жили. Мне какое дело, раз заплатили вперёд? Я переселился с семьёю в шалаш. Почём мне знать, что делалось в доме. Ели господа хорошо и за всё платили исправно, это я знаю. А остальное меня не касается.

   — Но ты слыхал про историю кавалера Спано, которого похитили в Марсале.

   — Какой Спано? Где Марсала? Мы люди деревенские и что делается в городах, откуда нам знать?

   От него, очевидно, ничего не добиться.

   Арестовали парня, который сторожил кавалера.

   Он преспокойно пил вино в ближайшей траттории с шестьюстами лир в кармане.

   От него тоже ничего добиться нельзя:

   — О всей этой истории я больше всего знаю от самого кавалера. Почему мне знать. Мы люди бедные. Я живу в горах, хожу в город просить милостыню. Меня наняли какие-то господа сторожить знатного кавалера. Я и сторожил его как следует. Спросите у кавалера: разве я сделал ему что-нибудь дурное. Меня наняли за шестьсот лир. Разве от таких денег отказываются? Нанимали на два месяца, а сегодня вызвали, заплатили и сказали: «Можешь уходить на все четыре стороны, ты свободен». И сами ушли. «Когда надо будет сходить проведать кавалера, тебя отыщут и скажут!» Я поблагодарил и пошёл в тратторию. Четыре недели просидел в подземелье, подумайте сами!

   Он очень просил, чтоб ему позволили увидеть «его кавалера».

   Стал перед Спано на колени, поцеловал руку и со слезами сказал:

   — Простите, кавалер, если я вас чем обидел. Вы видели, я обращался с вами, как только мог, хорошо. Не оставьте же и вы меня. Похлопочите.

   На этом теряются все следы.

   Кто? Вряд ли узнают когда-нибудь.

   Больше всех тайну хранит, как уже сказано, семья Спано.

   Но разозлённая униженьем, учинённым над кавалером, и потерей 40 тысяч лир, семья Спано в одном только нарушила тайну и «испортила всё дело» префекту.

   Префект торжествовал.

   Префект раскланивался на аплодисменты.

   В Рим полетела телеграмма:

   — Кавалер Спано найден и освобождён префектом при помощи карабинеров.

   А семья Спано в это время объявила газетам, что кавалер найден и освобождён благодаря не властям, а самим разбойникам, и что за это заплачено 40,000 лир.

   Это совершенно испортило весь праздник префекта.

   Пришлось сообщить журналистам, что он получил анонимное письмо.

   Всё хорошо в этой истории.

   И дерзость и издевательство: пленника держат под самым носом у изнемогших от поисков властей, и торжество бандитов.

   Но только вот вопрос:

   — Бандитов ли?

   Сицилианцы, разговаривая об «истории кавалера Спано», при слове «бандит» только прикладывают указательный палец чуть-чуть пониже глаза.

   Жест, означающий:

   — Знаем мы эти дела!

   И смеются над словом «бандит».

   — Зачем бы бандитам такие предосторожности? Тут надо искать не среди бандитов! Откуда знать бандитам, когда откуда поедет кавалер Спано? Чего от него прятаться? И по кушу, наконец, видно. Если б когда-нибудь дело открылось, тут оказались бы, поверьте, люди с положением, люди из порядочного общества. Думали заработать два миллиона. Кто откажется от такого куша? Благо, можно свалить на бандитов! Поверьте, всё это произошло среди самого порядочного общества. Конечно, не без помощи бандитов, но их только наняли, как этого молодца, для работы.

   Во всей истории это самое лучшее.

   Эта глубокая уверенность Сицилии, что и «порядочное сицилианское общество» не прочь поразбойничать, если представится хороший случай.