Двадцатый век

Автор: Дорошевич Влас Михайлович

   Влас ДОРОШЕВИЧ

  

Двадцатый век

  

   Оригинал здесь: Новый Крокодил.

  

  

   Шести месяцев от роду будущий писатель был оставлен в гостиничном номере

   матерью, писательницей-нигилисткой, скрывавшейся от полиции. На записке, приколотой к младенческой рубашонке, была просьба назвать сына Власом "в честь Блеза Паскаля". К счастью, подкидыш попал в хорошие руки, в бездетной семье Дорошевичей его воспитывали как родного. С матерью Влас встретился уже взрослым, что было для него страшным ударом — он очень любил своих приемных родителей, а отношения с родной матерью не сложились. Но литературный дар и ненависть к царскому режиму он от нее унаследовал сполна, став вскоре самым смелым, язвительным и популярным журналистом России. Вклад его в крушение монархии был велик, тем ужаснее было разочарование действиями большевиков. Но Дорошевич не эмигрировал: "Русский писатель имеет цену только до тех пор, пока его ноги стоят на русской земле".

  

  

   Господин с разъяренным лицом влетает в кабинет.

   — Вы господин редактор?

   Сидящий за столом мужчина молча наклоняет голову.

   — В вашей газете напечатана про меня гадость, клевета, гнусность. Вы смеете утверждать, будто я совершил мошенничество, когда я сделал только подлог!

   Сидящий за столом молча наклоняет голову.

   — Ага! Вам нечего сказать! Вы молчите! Но я не позволю позорить мое доброе имя! Я никогда мошенником не был. Я честный человек: меня по суду шесть раз оправдали по обвинению в краже!

   Сидящий молча наклоняет голову.

   — Нечего кивать головой. Вы потрудитесь напечатать в завтрашнем номере вашей газеты извинение передо мной. Вы публично покаетесь, что смели назвать меня мошенником, когда я совершил только подлог. Иначе…

   В то время, как сердитый господин так разговаривает с посаженным за столом манекеном редактора, сам господин редактор спрашивает у управляющего:

   — Ну, как мой новый автомат?

   — Похож изумительно. Отлично кланяется. Все принимают его за вас. Еще и сейчас с ним объясняется какой-то господин.

   — Старый был великолепен. Но этот каналья Симонов влепил ему в голову шестнадцать пуль. Надеюсь, что новый манекен представителен?

   — О, как нельзя более. Очень солидная фигура. Внутри часовой механизм — он чрезвычайно важно наклоняет голову каждые две минуты. В общем, возбуждает величайшее почтение в господах посетителях.

   — Великолепно. Когда подумаешь, что в ХIХ веке редакторы объяснялись со всей этой шушерой лично! Ха-ха-ха! Попросите ко мне господина заведующего полемикой.

   — Здравствуйте, господин редактор.

   — Что вы сделали в смысле полемики с нашим конкурентом?

   — О, великолепная штука, господин редактор. Останутся довольны. Я нашел в Крыжополе однофамильца их редактора, известного вора. Тоже Иван Иванович Иванов. Сегодня он приезжает в Одессу и завтра совершает первую кражу. Публика будет читать напечатанные крупным шрифтом заметки о кражах, которые совершает Иван Иванович Иванов, и будет думать на редактора враждебной газеты.

   — Я вас понял. Это отличный полемический прием. Но зачем же откладывать первую кражу на завтра? Пусть украдет что-нибудь сегодня же. Даже в нашей редакции. Это будет эффектнее. А пока составьте хорошенькую заметку: "До чего дошел наш почтенный Иван Иванович Иванов!" Поставьте двадцать восклицательных знаков. Это пикантно. Публика любит восклицательные знаки, как спаржу… Где господин заведующий морским отделом?

   — Что прикажете, господин редактор?

   — Давно не было никаких катастроф, господин заведующий. Вы заставляете публику скучать.

   — Я принял соответствующие меры, господин редактор. Вчера перепоил всех помощников капитана парохода, идущего в Севастополь. Мне кажется, столкновение неизбежно случится. С минуты на минуту жду сообщения из Тарханкута.

   — Отлично. Публика это любит. Ну а вы, господин репортер, вы приготовили на завтра что-нибудь интересное?

   — Двоих уговорил покончить жизнь самоубийством, одного убедил, что понятие собственности есть предрассудок, и он, наверное, сегодня украдет. Познакомил бухгалтера банка с шансонетной певицей. Наверное, растратит.

   — Это все мелочи. Неужели вы не могли придумать что-нибудь покрупнее? Это в ХIХ веке репортеры сообщали о том, что уже произошло. В двадцатом — интересные происшествия надо создавать… Теперь справочный отдел.

   — Я, кажется, господин редактор, всегда сообщаю самые верные сведения.

   — Это-то и глупо! Верные цены коммерческий мир знает и без вас. А вы напишите завтра, что в Одессу привезено 2 миллиона пудов пшеницы, и цена упадет до 6 копеек. Это произведет сенсацию. Газету будут брать нарасхват! Все. Завтра у нас будет, кажется, интересный номер. Не надо забывать, что мы живем в двадцатом веке, черт возьми!

  

   1899 г.