Bibra > Произведения > Все > Африканский гость

Африканский гость

Автор: Замятин Евгений Иванович

Скачать

  

Е. И. Замятин

  

Африканский гость
Невероятное происшествие в трех часах

  

   Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 3. Лица

   М., «Русская книга», 2004.

  

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

  

   Малафей Ионыч, бывший дьякон, а ныне заведующий брачным столом в уездном городе для записи гражданского брака. Все еще никак не может привыкнуть к своему преображению, чувствует себя как Венера, вышедшая из воды, пытается прикрыть наготу куцыми полами пиджака и куцыми словечками.

   Каптолина Пална, его супруга, бывшая дьяконица. Губы — как «архиерейский кусочек». Мозги — тоже куриные.

   Люба, их дочь. С точки зрения наследственности — явление необычайное. Хороша так, что даже автор опасается пристально ее разглядывать и описывать. Пение предпочитает разговору.

   Витька Жудра, рыж, быстр, вихраст и остр. В другие века из него бы вышел Тиль Уленшпигель, в наше время он будет неугомонным строителем, для чего, впрочем, ему надо поступать в Высшую Техническую Школу.

   Доктор, громаден, все в нем неповоротливо и лениво, за исключением мозгов. Глаза у него — какого бы они ни были цвета — все равно голубые, как полагается у мечтателей.

   Илья, сын своего отца — доктора — и приятель Жудры. Всегда и все говорит увесисто и серьезно, и потому, что бы он ни говорил — ему нельзя не верить.

   Чупятов, уездная власть, бывший литейщик. Своего положения немного стесняется.

   Казимир Казимирович Превосходный, его секретарь. Не стесняется.

   Сосулин, из Москвы, поэт. Запряжен в огромные американские очки. Очки — главная часть его организма, все остальное мало заметно.

   Дарья, геркулесиха, исполняющая обязанности домработницы у дьякона.

   Унтер Иваныч, по паспорту Гунтер Иоганн, случайно застрявший в городке военнопленный. Обучает граждан музыке и сам обучается русскому языку.

   Африканский гость, очень странный.

  

ЧАС ПЕРВЫЙ

Палисадник перед домом Малафея Ионыча — рядом с церковью. В доме открыты окна.

  

   Малафей Ионыч (один за столиком под окном. Пьет квас и записывает документы в загсовую книгу). Мулюкин, Иван Петров… тридцати двух лет… И Окомелкина, Марья… лет… лет… девятнадцати. Первым браком. Сережечкин… Федор Матвеев… двадцати двух лет…

   В церкви звон. Малафей Ионыч начинает креститься — услышал фырканье подошедшего Жудры, испуганно отдергивает руку.

   Кто… кто это? А-а, это ты! Ну?

   Жудра. Та-ак-с, Малафей Ионыч… Помоля Богу вас.

   Малафей Ионыч. Стыдно! Стыдно! Да. Стыдно.

   Жудра. Кому?

   Малафей Ионыч. Тебе — Бога нет, пора бы знать — на двенадцатом году революции…

   Жудра. Ловко обернул… отец дьякон!

   Малафей Ионыч. Ты какое… ты какое имеешь право? Какой я тебе дьякон?

   Жудра. Ну — бывший дьякон. Раньше в церкви венчали, а теперь — в загсе, только и всего.

   Mалафей Ионыч. Ты у меня… ты у меня… узнаешь! Я… я… я… тебя! (Сдерживаясь.) Ты зачем пришел? Нет, так скажи, зачем ты пришел? Ты чего потерял тут? Тебе чего надо?

   Жудра. Люба ваша дома?

   Mалафей Ионыч. Нету.

   Жудра. Я сейчас вернусь — передайте ей.

   Малафей Ионыч. Передам… как же! Обязательно! Только у меня и делов.

  

Жудра уходит. Малафей Ионыч продолжает записывать.

  

   Ч-черт рыжий… двадцати двух лет, Федор… Стерва! Храмихина, Татьяна, Тимофеевна — двадцати лет…

  

Входит Дарья.

  

   (Ей). Ну, чего еще?

   Дарья. Записка тебе какая-то.

   Малафей Ионыч (берет, читает). Госп… Господи! Сам товарищ Чупятов! Да ты что же — ты что же мне раньше не дала? Тетеха!

   Дарья. Да ты раньше-то после обеда два часа дрыхнул.

   Малафей Ионыч. «Дрыхнул»! Деревенщина. Беги сейчас же к Унтеру Иванычу.

   Дарья. Это — к пленному, что ли? К немцу?

   Малафей Ионыч. Да, да. Скажи, что, мол, просят прийти — да скорее. Как ни можно скорее. Сию же минуту! Слышишь?

   Дарья. Это что же: опять они с Любашей песни играть будут?

   Малафей Ионыч. Да, да: песни… Иди, не разговаривай.

   Дарья уходит, Малафей Ионыч еще раз перечитывает записку.

   Господи… Капа! Капа! Капитолина!

   Каптолина Пална (в окне с зеркалом, с щипцами — завивается). Ну? Чего?

   Малафей Ионыч (задыхаясь). Капа… вот записка… от Чупятовского секретаря…

   Каптолина Пална. Ой! От товарища Превосходного?

  

Завивка идет ударным темпом.

  

   Малафей Ионыч. Да, да. Они сейчас придут к нам — Любу слушать. И товарищ Превосходный, и товарищ Чупятов… ты слышишь? В первый раз ко мне — сам товарищ Чупятов! Господи! И еще этот с ним… Московский… Сосулин…

   Каптолина Пална. Который — стихи пишет?

   Малафей Ионыч. Да… ты понимаешь? Ведь, может, нынче вечером — и Любкина, и наша судьба решится. Может, ведь биография нашей жизни — сразу вот этак… вот — вверх… фонтаном! Господи… Любка… Любке-то сказать. Где она?

   Каптолина Пална. Вот-ще! Я почем знаю.

   Малафей Ионыч. «Я почем знаю»… Вот ты за ней не глядишь, она с этим с рыжим — с Витькой — якшается. А разве ей Витька пара? Да ведь такая дочь, как Люба наша, — это от Бога нам данный капитал… Понимаешь? Капитал!

   Каптолина Пална. Ну, да — это который Маркса, толстый. Я им молоко закрываю.

   Малафей Ионыч. Дура! Да брось ты завиваться — мозги себе завей лучше. Тут надо скорей — всю программу, по пунктам, а она завивается.

   Каптолина Пална. Какую еще — программу?

   Малафей Ионыч. Насчет Любки — вот какую… Слушай. Товарищ Чупятов — человек женатый, тут уж — аминь, ныне и присно…

   Каптолина Пална. Ну да.

   Малафей Ионыч. Стало быть, первый пункт производственной программы — товарищ Превосходный. Секретарь — самого! Господи… Ты подумай… Нет… ты подумай!

   Каптолина Пална. Ой… спалила! Вот теперь от меня будет курицей пахнуть.

   Малафей Ионыч. Дальше: товарищ Сосулин, называемая свободная профессия, то есть им разрешено зарабатывать свободно хоть по тыще рублей в месяц. По тыще в месяц — понимаешь?

   Каптолина Пална. Я месяц во сне видала — будто он с неба свалился — и прямо мне вот сюда, на живот. Холоднющий — страсть!

   Малафей Ионыч. Ну как — ну как с тобой разговаривать? Дура, наказание Божие! Иди скорей — стол накрывай. Сахар к чаю наколи кусочками помельче — советскими. И разных твоих вареньев и пирогов, — никаких чтобы этих предрассудков не было… Слышишь? Да Любку мне пошли — сейчас же.

  

Каптолина Пална уходит от окна. Слышен ее голос: «Любка, Любка! Тебя отец кличет».

  

   Люба (входит). Зачем звали?

   Малафей Ионыч. Вот что, Люба. Я — верный сын революции. Ты — моя дочь. Стало быть…

   Люба. Стало быть, я — внучка революции.

   Малафей Ионыч. Яс тобой говорю сурьезно. Я стою на прочной материалистической платформе и никакого идеализма у себя в доме не допущу — так и знай.

   Люба. Какой там еще идеализм?

   Малафей Ионыч. А очень простой. Ты — с твоей наружностью, с твоим голосом — интересуешься каким-то там Витькой. Это — глупый, нерасчетливый идеализм. Да.

   Люба. Насчет Витьки можете не разоряться. Это мое частное дело.

   Малафей Ионыч. Теперь частных делов нету — все общее. Поэтому — слушай. Сейчас сюда придут; т. Чу пятое, т. Превосходный, т. Сосулин. Твоя ударная задача — т. Превосходный, не он, так — Сосулин. Но чтобы у меня этого Витьку — ты из головы выкинула. Слышишь?

   Люба. Нет, не выкину — потому, что я… потому что он меня…

   Малафей Ионыч. Вот-вот-вот! Я так и думал!

   Люба. Ну и думайте — а мы уже обдумали. Мы осенью — вместе с ним в Москву поедем, я — в консерваторию, а он в инженерное…

   Малафей Ионыч. Нет, ты с ним не поедешь.

   Люба. А я говорю — поеду! Нынче не царский режим, запрещать не имеете права!

   Малафей Ионыч. Да разве я запрещаю? Разве я запрещаю? Я только ставлю тебе голый факт. Например: деньги у тебя есть? Нету. Документы твои где? Вот они, у меня. Путевку в ВУЗ кто дает? Товарищ Превосходный. Вот я с ним поговорю — посмотрим, как он даст тебе или Витьке, посмотрим!

   Люба. Это называется отец! Вы не отец, а наоборот.

   Малафей Ионыч. Это что же такое означает? Даже непонятно.

   Каптолина Пална (уже во всей красоте — из окна). Малафей Ионыч! Любка! Подите, стол расставьте.

   Малафей Ионыч. А сама — что: не можешь? Руки отсохли?

   Каптолина Пална. Вот-ще! Не видишь — я одета. Что ж мне — платье сымать?

   Малафей Ионыч. Ах ты, Господи… Ну, идем, идем…

  

Малафей Ионыч и Люба уходят в дом. Каптолина Пална в окне с зеркалом. Входит Превосходный.

  

   Каптолина Пална. Ах! Товарищ Превосходный!

   Превосходный. Каптолина Пална… коханая! (Целует ей руку, держит не отпуская.) Ах, хорошо, знаете! Это же погода! (Пауза.)

   Каптолина Пална. Ау нас нынче кошка окотилась.

   Превосходный. Что — кошка! Вот вы это, действительно… (Гладит ее руку.)

   Каптолина Пална. Скептик! Противный! (Превосходный целует ее руку около локтя.) Не смейте!

   Превосходный. А почему вчера — можно было, а сегодня — не можно?

   Каптолина Пална. Вот-ще! Не имеете права… Увидят.

   Превосходный. Ну, тогда скажите: когда сегодня и где — так чтобы, знаете, приватнэ?

   Каптолина Пална (вздыхая). Ах, не говорите вы мне таких низменностей!

   Превосходный. Ну, я вас прошу!

   Каптолина Пална. Ш-ш-ш… Идут, сюда к нам.

   Превосходный. Так это мой Чупятов и доктор, ктурэ, знаете, завел про свою биологию, так что вы уже имеете доклад на час и можете спокойно не волноваться.

   Каптолина Пална. Оставьте руку… нахал! Приходите на балкон — когда Люба запоет.

   Исчезает. Выходит из-за угла Жудра; похоже, что он слышал конец сцены.

   Превосходный. А-а, молодая шмена, здравствуйте!

   Жудра. Здрасте… (Пауза. Глядит в глаза Превосходному.) Та-ак, значит… Н-да…

   Превосходный. То есть? Что вы хотите сказать?

   Жудра. Я? Ничего. Значит — Любу пришли послушать?

   Превосходный. А что такого? Я давно хотел. Это же, знаете, голос, который вы редко имеете даже в Москве.

   Жудра. А вот насчет Москвы — это я к вам завтра зайду.

   Превосходный. А скажите, дорогой мой товарищ, зачем?

   Жудра. А вы мне путевку в ВУЗ напишете — вот зачем.

   Превосходный. Ну, это, знаете, зависит. Там, знаете, в вашей анкеточке есть пунктик.

   Жудра. Вы бросьте дегтем брызгаться! Я говорю: напишете.

   Превосходный. Ну, хорошо, хорошо, напишу. Не волнуйтесь, шмена.

   Жудра. Если смена — так не вам. (Уходит.)

   Превосходный (один, вслед Жудре). Мальчишка! Лайдак! Жиб тебя дебли…

   Сосулин (входит, очки в руках, протирает их шелковым платочком. Превосходному — щурясь). А-а, это вы? Ну, да: я слышал ваш голос — вы разговаривали с этим… с товарищем Превосходным. Очень рад, очень рад. Я давно хотел установить смычку… э-э-э… с молодежью от станка.

  

Превосходный фыркает, зажимает рот.

  

   Сосулин. Мы, поэты, должны увидеть все происходящее, так сказать, через ваши молодые очки…

   Превосходный. Я вам на то скажу — вы лучше себе наденьте свои очки.

   Сосулин (надев очки). Фу… простите, Казимир Казимирыч. Вы знаете — когда я без очков… Я думал, что это опять он — эта рыжая шпана… Ну, я очень рад, очень рад. Я давно хотел с вами… а то прямо не с кем, кругом какие-то монстры, фантастика! Этот доктор — по-моему, сумасшедший. Эта Каптолина — как ее? — прямо кретинка…

   Превосходный. Я извиняюсь! Позвольте! Кретинка?

   Сосулин. То есть, конечно, условная… Понимаете — условная: если взять ваш высокий — я скажу, исключительный интеллект — и рядом ее…

   Превосходный. Ну, да — я вас уже понимаю…

   Сосулин. Или, например, ваш интеллект — и рядом Чупятова…

   Превосходный. Чупятов! Это же бывший простой литейщик — что вы хотите? Я за него все пишу, он, знаете, без меня так, ровно без какого-нибудь органа. А ешьли между нами, приватнэ, так я вам сказку про него…

  

Входят Чупятов и доктор.

  

   Превосходный (восторженно). И он — как раз здесь! А мы, тов. Чупятов, именно, знаете, о вас говорили. Я говорю: что делает с людьми наша революция! Давно ли на заводе вы отливали эти самые… опки…

   Чупятов. Опоки! Опоки… неграмотный!

   Превосходный. Ну да: поки. А теперь строите новую жизнь. Это же, знаете… цусь особливаго! Я давно хотел с вами, я счастлив!

   Сосулин. Когда я вернусь в Москву — дорогой товарищ Чупятов — я буду писать о вас, как о выдающемся деятеле нашей провинции…

   Чупятов. Да будет вам! Чего зря вола вертеть? Ну, какой я там выдающий… Вы лучше послушайте, что вот он говорит (на доктора). Так как, товарищ доктор, как ты это назвал-то?

   Доктор. Биологический… ин-тер-нацио-нал. Интернационал, граждане, да!

   Малафей Ионыч (выскочил из дома — подхватывает). «Это бу-удет после-едний…»

   Чупятов. Да постой ты, Малафей Ионыч! Ну к чему же это — к чему? Надо время знать.

   Малафей Ионыч. Товарищ… дорогой товарищ Чупятов! Извиняюсь: не могу! Как услышу — так душа сама автоматически…

   Чупятов. Ну какая там — душа!

   Малафей Ионыч. То есть нет… Товарищ Чупятов — это я только так… Вы же меня знаете… Господи! Я же с корнем отрекся — я же отрекся от всех предрассудков. Я же в кружке…

   Чупятов. Да знаю, знаю! Погоди ты… (На доктора.) Дай ему сказать. Так в чем же дело, дело-то — ну-ка, ну?

   Доктор. Дело — очень простое. С уничтожением национальных перегородок — человечество помолодеет, возродится — биологически возродится, да. И очень понятно — почему. До сих пор — за малыми исключениями — в браках соединялись особи одной и той же нации, одной и той же крови. И отсюда — вырождение. Меньшее, чем если брак происходит в пределах одного рода или одной семьи — но все-таки вырождение. А вот если нашу русскую кровь вкатить, скажем, в испанцев, а французов подогреть неграми, а англичан — японцами, — вот это пойдет поколение… Такие будут головы, такая будет энергия, что через двадцать лет все перевернут… Да, что там!

  

Во время этого биологического трактата входит Жудра, Превосходный, Малафей Ионыч и Сосулин — как собаки и в стойке: ждут, что скажет Чупятов.

  

   Чупятов. Ишь ты! С виду оно — будто чепуховина…

   Малафей Ионыч. Верно! Спасибо… Спасибо, тов. Чупятов!

   Превосходный. Ну да: это же глупство!

   Сосулин. Фантастика!

   Чупятов. А вспоминаю я, как, бывало, в шихту к чугуну какого-нибудь там марганцу или силицию сыпанут — и выйдет сталь первый сорт…

   Доктор. Так, так, Чупятов — ухватил самую суть!

   Чупятов. Вот. И выходит не чепуха — а напротив.

   Малафей Ионыч. Во! Именно: напротив. Спасибо, товарищ Чупятов!

   Сосулин. Фантастически-гениально.

   Превосходный. Ну, да — это же поворот!

   Жудра (Превосходному). А вы железных петухов видели?

   Превосходный. Что такое? Каких железных петухов?

   Жудра. А на крышах — вот у них поворот на сто процентов: куда ветер дунет — туда и они.

   Доктор. Вот. А если никаких предрассудков не пугаться — так надо сделать опыт, о котором я думаю уже десять лет. И я его — сделаю — лопну, а сделаю!

   Чупятов. Ну-ка, ну, громыхни, тов. доктор! Какой опыт?

   Доктор. Скрещение человека с обезьяной.

  

Все глядят на Чупятова, он начинает улыбаться все шире.

  

   Малафей Ионыч. Ой, уморил! Хи-хи-хи!

   Превосходный. Хе-хе-хе!

   Сосулин. Ха-ха-ха! С обезьяной!

   Жудра. Над кем, граждане, смеетесь?

   Доктор. Ничего, пусть: наукой установлено, что от смеха для организма большая польза. Только тут смешного ничего нет. Англичанин Мак Грэгор уже составил словарь языка обезьян. Через год, а может и раньше, все поймут, что это — люди… (к группе, где Малафей Ионыч, Превосходный и Сосулин) такие же, как вы.

   Превосходный. Извиняюсь!

   Сосулин. Позвольте…

   Чупятов. А может, и верно, а? Наука — она дойдет.

   Превосходный. Ну, дойдет же, ясно как день!

   Сосулин. Гениально! Я пишу на эту тему пьесу… в стихах… И посвящаю вам, тов. Чупятов — можно?

   Чупятов. Да бросьте вы — при чем я?

   Жудра. А вы свою обезьянью пьесу — лучше ему… или вот ему посвятите (на Малафея Ионыча и на Превосходного)… А то — самому себе: тоже подходяще…

   Превосходный. Ну, знаете… як Пана Бога кохам — я вам это пшипомню!

   Люба (выходит). Унтера Иваныча тут нету?

   Чупятов. А, певунья, здравствуй! Ну, что ж, скоро? А то мы уже заждались.

   Люба. Да вот, как только Унтер Иваныч… без него аккомпанировать некому.

   Превосходный. Товарищ Люба — вашу лапочку!

   Сосулин (пожимая руку Любе, декламирует).

   Конец Государственной Думе,

   Февраль сошел к нам с небес.

   На меня вы взглянули — я умер,

   Коснулись рукой — я воскрес…

   Я воскрес, да. Это из моих революционных стихов — вы, Люба, их читали?

   Люба. Нет, я про покойников не люблю. Чупятов (хохочет). Здорово! Как говорится: девка я-те-дам!

   Превосходный. Да, это я вам скажу — не девушка, а прямо сахар-рафинад по первой категории. Жудра. А может, вам этот сахар по пайку не полагается.

   Чупятов. Ой, молодцы ребята! Ой, языкастые!

  

Хохочет. Сосулин и Малафей Ионыч подхохатывают.

  

   Сосулин. «По пайку не полагается»… Гениально! Я это запишу — вы разрешите, тов. Чупятов?

   Чупятов. А при чем тут я?

   Превосходный. Ну да? Что тут смешного? И почему именно мне не полагается? (Жудре.) Вы думаете, что вам как раз полагается, да? Так азы сначала спросите так называемого отца.

   Малафей Ионыч. Нет-нет-нет… я что! (На Чупятова.) Вот, можно сказать, в руки его передаю Любочку.

   Чупятов. Да что это ты, Малафей Ионыч, «прикажет-прикажет»! Не в такое время живем. Кого девушка сама выберет — за того и отдавай.

   Сосулин. Вот она, народная мудрость! Гениально!

   Чупятов. А то вот доктора спроси — как по его надо, с точки биологии.

   Доктор. Ну, если с этой точки зрения — так, конечно: соединять в пары людей одной национальности — грубая ошибка.

   Малафей Ионыч. Спасибо, тов. доктор! Я всегда — в одну ногу с наукой.

   Превосходный (Жудре). Что? Я же вам говорил, что вы ей не пара — и даже, знаете, научно.

   Жудра. Ну, это без дураков! Мы с Любой осенью едем в Москву, а вы научно — катитесь ливерной, вот что.

   Превосходный. Слушайте — это вы мне — ливерной?

   Жудра. Вам — ливерной, да.

   Превосходный. Ну, так я вам скажу, что вы не поедете.

   Жудра. То есть, это как же? Вы же сами полчаса назад обещали мне путевку дать.

   Превосходный. Ну, и что с этого? Это обещание надо понимать диалектически, да.

   Малафей Ионыч. Спасибо, тов. Превосходный, спасибо.

   Жудра. А по-нашему, по-комсомольски, этакие вот диалектики — называются трепачи.

   Люба. Витя… Витя… Оставь… не связывайся.

   Превосходный. Ах, та-ак? Я из-ви-ня-юсь! Малафей Ионыч!

   Малафей Ионыч. Здесь! Слушаю, товарищ Превосходный!

   Превосходный. Имейте в виду, что вы допускаете себе в дом…

   Малафей Ионыч. Да… Слушаю…

   Превосходный. …бывшего меньшевика, да.

   Малафей Ионыч. Как, тов. Превосходный… Госп… да я…

   Превосходный. Да. Согласно его собственноручной анкете во время февральской революции он записался в партию меньшевиков.

   Чупятов. Да бу-дет вам! Ведь ему же тогда двенадцать годов было.

   Малафей Ионыч. Товарищ Чупятов, ваши слова для меня, как библ… как Бебеля, или, например, Лассаля…

   Чупятов (конфузясь). А ну тебя… Что это ты в самом деле… Какой я… (Махнув рукой, закуривает, уходит за угол).

   Малафей Ионыч. Нет, тут уже я — автоматически. Чтобы я в мою пролетарскую семью допустил гидру — нет, это аминь, ныне и присно и во веки веков!

   Жудра. Благословите, отец дьякон.

   Люба. Витя — не надо! Слышишь?

   Малафей Ионыч (Жудре). Прошу вас, как бывшего социал-предателя… и нахала… оставить этот честный советский дом и больше сюда не возвращаться! Да-с!

   Жудра. С удовольствием! Меня от вас тошнит.

   Люба. Витя, постой… Как же я… как же мы…

   Жудра. Не робей, Люба! Так или эдак, а мы с тобой… (тихо ей). Вечером, в саду — ладно?

   Малафей Ионыч. Нет, насчет Любы — это теперь уж выкусите, вот… (Показывает фигу.) Да-с, гражданин гидра!

   Жудра. Что-о?

   Унтер Иваныч (входит. В восторге). Ну-у… Какой я ловил шюка! Вот: колоссаль! Я ее тасковал-тасковал… и потом эйн! Вы понимаете? (Молчанье. Оглядывается.) Что? Почему здесь такой… как это, — молчаление?

   Жудра. Молчаление — именно! Молчалины — да! Хорошо сказал немец! (Уходит.)

   Унтер Иваныч (растерянно). Боже ты моё… Что такой?

   Малафей Ионыч. Ничего, ничего. Он ушел — и теперь все слава Бог… бок, ой!

   Чупятов (подходя). Что это — что с тобой?

   Малафей Ионыч. Бок… Ничего, прошло… Это… это у меня наследственное…

   Чупятов. Скажи, пожалуйста! А-а, и Унтер Иваныч тут? Стало быть, все в сборе?

   Малафей Ионыч. Все, все, тов. Чупятов. Сейчас, сейчас, сию минуту начнем. Пожалте. Тут у нас ступенечки — позвольте, я вам… (Поддерживает под локоть.)

   Чупятов. А ну тебя! Что я — архиерей, что ли? (Уходит в дом.)

   Малафей Ионыч. Тов. Превосходный… позвольте вам…

   Превосходный. Э-э… спасибо, спасибо!

   Малафей Ионыч. Так… Еще одна, еще… (Поддерживая, поднимает свою руку все выше.) Извиняюсь: вся рука вышла-с. Товарищ доктор!

   Доктор (просыпаясь от биологических размышлений). Кто это? Ах, вы… Ну?

   Mалафей Ионыч. Вы что же не идете?

   Доктор. Я — потом. Докурю вот.

   Малафей Ионыч. Товарищ Сосулин. Люба!

   Сосулин. Иду… (Ни с места — упорно смотрит на Любу.)

   Люба. Ну? Чего уставились? Дайте пройти.

   Сосулин (декларирует).

   Товарищ, гляди зорко в оба:

   Враг прикинулся другом — не верь!

   Маруся, я твой до гроба —

   Открой мне сердце и дверь.

   Это из моего цикла «Привет революции и Марусе».

   Люба. Протрите очки: я не Маруся (уходит в дом).

   Сосулин. Все равно… Люба… Люба, постойте же! (Идет за ней.)

   Жудра (входит с телеграммщиком). Ну, да: вот он здесь. Доктор, распишитесь: телеграмма вам.

   Доктор. Ага! Спасибо…

  

Телефаммщик уходит. Доктор распечатывает телеграмму и держит ее, не читая — не в силах вырваться из объятий биологии.

  

   Жудра. Ну, знаете… наклали вы мне с биологией с этой вашей.

   Доктор. А что?

   Жудра. А то, что я ее люблю — понимаете?

   Доктор. Я тоже люблю. Вот именно: люблю.

   Жудра. Как? Вы? Любу?

   Доктор. Какую черт Любу! Биологию.

   Жудра. А я — Любу. И вы мне со своими фантазиями свинью подложили. Тоже… ляпнул: «соединять людей одной национальности — грубая ошибка»… Додумался!

   Доктор. Да ведь это я так — теоретически.

   Жудра. Да, вы — теоретически, а мне ваша теория вышла — дышлом.

   Доктор. Фу, ч-черт… действительно — неладно получилось. Ты не сердись — ей-Богу, я тебя люблю не меньше, чем своего Илюшку. Может, как-нибудь уладится, а? Ты придумай, скажи мне — я все сделаю.

   Жудра. Да уж будьте покойны — придумаю: у меня мячик работает… получше вашего.

   Доктор. Ну так идем скорей — пока не начали.

   Жудра. Ах ты… да я не могу туда!

   Доктор. Почему?

   Жудра. «Почему»! Потому что меня Малафей из дому выгнал — при вас же это было.

   Доктор. Фу, черт… действительно! Ну, я один пойду… (Засовывает телеграмму в карман.)

   Жудра. Ну… разявка биологическая! Да вы телеграмму-то прочтите.

   Доктор. Да, верно: телеграмма. (Читает. Потом — задыхаясь.) Витька! Нынче какой день?

   Жудра. Четверг.

   Доктор. Четверг? Ой… Бежим сломя голову! Скорей!

   Жудра. Куда?

   Доктор. На вокзал… Ур-ра!

   Жудра. Вы что… Это самое — окончательно?

   Доктор. Что — окончательно?

   Жудра. Свихнулись.

   Доктор. Да ты пойми: это от Илюшки, от студента моего — заграничное плавание кончил, вечером здесь будет.

   Жудра. Но-о? Илюшка? Это — в самый раз, кстати. Вы ему скажите — как только морду умоет, чтобы сейчас же он ко мне сюда бежал.

   Доктор. Да не один он — вот дело в чем: не один!

   Жудра. Как — не один?

   Доктор. Ты слушай… черт рыжий — ты слушай! (Читает телеграмму.) «Встречай четверг приеду с африканским гостем… С Африканским гостем…» Ты по-ни-ма-ешь?

   Жудра. Хоть убей — не понимаю.

   Доктор (поет, приплясывая). С аф-ри-кан-ским гостем! С аф-ри-кан-ским гос-тем!

   Малафей Ионыч (выбегая из дому). Товарищ доктор! Товарищ доктор!

   Сосулин (выбегая). Что такое?

   Превосходный (в окне). Он уже пляшет.

   Каптолина Пална (в окне). Потеха! (Хохочет.)

   Доктор. С аф-ри-кан-ским го-стем! С аф-ри-кан-ским го-стем!

  

Жудры около него уже нет — он нырнул за угол.

  

   Малафей Ионыч (подбегает к доктору, хватает его). Доктор… доктор…

   Доктор. С аф-ри-кан…

   Малафей Ионыч. Ш-ш-ш! Ради Хри… Ведь товарищ Чупятов — он не может… Да скажите же — что случилось — что с вами?

   Доктор. Телеграмма — вот. Мой Илья приехал. И с ним — африканский гость… Бегу на вокзал. Прощайте. (Убегает. Пауза.)

   Каптолина Пална. Ая намедни сплю — и вдруг вижу, будто я паровоз родила.

   Сосулин. Доктор — пляшет, какой-то африканский гость. Прямо, как во сне…

   Превосходный (Малафею Ионычу). Что же это значит?

   Малафей Ионыч. Это… можно-скать… сон — производственный.

   Превосходный. Извиняюсь, я про доктора.

   Малафей Ионыч. У него, изволите ли, сын — по корабельной части, так что у них летом плавание — как бы даже по заграничным местам.

   Превосходный. Это, знаете, я уже знаю. Но что такое — африканский гость?

   Малафей Ионыч. Не понимаю. Премудрость — или… ум за разум… В твердую почву — не могу вам сказать.

   Сосулин. Фантастика!

   Каптолина Пална (радостно). Ой… а может, они, которые в Африке, голые ходят?

   Малафей Ионыч. Капа… Капа!

   Превосходный. Поезд — уже через час, и тогда мы все сами увидим.

   Каптолина Пална. А дети от них — тоже черные, или, может, какие пестренькие? Ой, вот интересно!

   Малафей Ионыч. Капа! Капа!

   Превосходный. Но это же у нас может быть событие! И даже — в масштабе!

   Малафей Ионыч. Спасибо, товарищ Превосходный! Именно — в масштабе.

   Превосходный. Ну да… (Из дома слышно: рояль и пение.) Уже. Слышите?

   Сосулин. Это из «Аиды»… Тоже как раз африканская… Ш-ш-ш!

  

Идет в дом на цыпочках, за ним бежит Малафей Ионыч, Превосходный и Каптолина Пална — тоже уходят.

  

Занавес

  

ЧАС ВТОРОЙ

Столовая в доме Малафея Ионыча. Прямо — дверь в залу, там — пение. Другая, застекленная, дверь — на балкон, оттуда ступеньки вниз, в сад. Возле балкона — три дерева, под одним из них, скорчившись, сидит Жудра.

  

   Дарья (выходит на балкон — стряхнуть скатерть, заслушалась пения и заводит сама):

   Хорошо тому на свете жить,

   У кого нету стыда в глазах,

   У кого нету и совести.

   Хорошо тому на свете жить,

   У кого… Жудра (привстав).

   Это ты — правильно. А мне вот тут — сиди.

   Дарья. Ой-ой! Кто-й-то? Кто-й-то?

   Жудра. Ш-ш-ш, Даша, не кричи. Это я.

   Дарья. Ой, Витька окаянный… Настращал — прямо не передохну. Да ты что же тут сидишь как воришка? В дом-то чего не идешь?

   Жудра. С Малафеем разругался — вдрызг… Из-за Любы.

   Дарья. Ах, батюшка ты мой! Так, может, Любе чего передать? Ты скажи, я для тебя все сделаю.

   Жудра. Спасибо тебе, Дашенька: я знаю, ты все сделаешь, да вот я-то не знаю еще, что делать. Еще пока не продумал.

   Дарья. Ну, сиди, думай.

   Жудра. Эх, жизнь наша — копейка! А еще того хуже, когда и копейки в кармане нету. Были бы деньги, сели бы мы с Любой в поезд — и ищи ветра в поле.

   Дарья (конфиденциально). А у дьякона — полено.

   Жудра (удивленно). Какое полено?

   Дарья. А такое — сберегательная касса: нутро пустое — и все деньгами набито: чтоб в случае обыска не нашли.

   Жудра. Ну, так этих денет ты из него и поленом не вышибешь.

   Дарья (вертя могучим кулаком). Я-то? Не вышибу? (Уходит.)

   Илья (появляется около балкона. Приглядываясь, тихо). Витька, Витька!

   Жудра. Илья! Ну, наконец-то! А папашка твой что же?

   Илья. После придет.

  

Жудра хохочет.

  

   Илья. Ты чего?

   Жудра. Вспомнил, как папашка твой тут отплясывал, когда <телеграмма> твоя пришла… Потеха! Все выскочили… Да, кстати, про какого еще ты там африканского гостя в телеграмме писал? Как про него услыхали — так прямо у всех мозги набекрень: никто ничего не понимает, переполошились… Что это — негр, что ли?

   Илья. А-а, зацепило! Я тебе сейчас про него расскажу. Иду я, понимаешь, в Порт-Саиде по набережной и вижу: толпа, в середине — негр, а с ним рядом…

  

Дверь из залы в столовую открывается, в столовую на цыпочках выходит Малафей Ионыч.

  

   Малафей Ионыч (тихо). Дашка, Дашка!

   Жудра (Илье). Ш-ш-ш!

   Малафей Ионыч. Ах ты, Господи! Ничего не готово! Да что ж это такое?

   Илья (тихо — Жудре). Пойдем подальше — там я тебе доскажу. (Уходят.)

   Малафей Ионыч. Дашка! Дашка!

  

Музыка в зале прекратилась, оттуда выходит Чупятов, за ним остальные.

  

   Чупятов. Ну, спасибо, Любаша! Ай, молодец-девушка, ай, молодец! Ну, этакий клад тут нельзя держать, это — народное достояние. Обязательно ее в Москву учиться отправим.

   Люба. Товарищ Чупятов, я хочу сказать… я не могу одна… я…

   Малафей Ионыч (перебивает). Ты — не одна: я тут, можно-скать — на страже. Товарищ Чупятов… дорогой товарищ Чупятов! Позволю себе, что если бы это было в мрачные времена царизма, так я бы вам — прямо в ножки! Но так как мы избавились от этого наследия, то разрешите пожать вашу руку помощи.

   Чупятов. Да ну тебя… При чем — я? Ты лучше Унтера Иваныча благодари — он ее обучал-то.

   Малафей Ионыч. Дорогой германский товарищ, позвольте вас… (Лобызает)

   Унтер Иваныч. Данке. (Отплевывается, вытирается.) Но это — антигигиенише.

   Чупятов (Унтеру Иванычу). Ну, еще-то чего нам споете?

   Превосходный. Вот, например, ест композитор товарищ Глинкин: вы Глинкина можете?

   Унтер Иваныч. О, да, я могу… Но я не могу, майнэ фрау — моя жена — в ожидании…

   Чупятов. Ну? Опять — младенец?

   Унтер Иваныч. Это — я, я. Она меня дома в ожидании, и я боюсь: у нее голос очень военный, как у валторн.

   Чупятов. Ничего, обойдется. Поиграй, поиграй нам еще… В кои-то веки!

   Малафей Ионыч. Унтер Иваныч, кто вас просит — кто вас просит-то, вы подумайте! Да если бы меня… да я бы не то что в валторну — в эту самую… в флейту бы влез бы…

   Чупятов. Да будет тебе! Ну, что это, ей-Богу!

  

Идет в залу, Малафей Ионыч — за ним.

  

   Люба (Сосулину). Ну? Чего вы на меня очки пялите? Что вы мне хотели сказать?

   Сосулин. Только четыре строчки. Вы поймете… (Декламирует):

   Вперед! За мною! Вперед!

   Передо мною ты одна,

   Пересохли губы и рот —

   Жажду выпить чашу до дна…

   Люба. Вы что — чаю хотите?

   Сосулин (растерянно). Чаю? Да… то есть нет, что я! Нет!

   Люба. Ну, так в чем дело, говорите… А то «да», «нет»… Терпеть не могу!

   Сосулин. Я… тут мешают, я — потом… Когда вы еще споете — я буду вас ждать на балконе. Вы придете? Люба — я умоляю вас!

  

Подходит Превосходный — Сосулин тотчас же уходит в залу.

  

   Превосходный. Люба, я еще не успел… я хотел бы сказать вам за ваше пенье — широкое русское мерси. И ежели между нами приватнэ, то вы ест единственное пьятно… э-э-э… в нашей дыре.

   Люба. Пятно — в дыре? Благодарю вас… товарищ Глинкин.

   Превосходный. Глинкин? А почему — Глинкин, когда я имею свое фамилие и даже очень хорошее, и оно пойдет к вам, як по выкройке.

   Люба. Нет, мне ваша выкройка что-то не нравится. (Уходит.)

   Каптолина Пална (подходит к Превосходному). Вы это чего же это, а?

   Превосходный. Что — что же?

   Каптолина Пална. Будто из товарищей, а поступаете, как буржуй!

   Превосходный. Кто? Я?

   Каптолина Пална. А то кто же? Я вам вот этак глазом сделала, чтобы вы на балкон шли, а вы как колода, ни с места.

   Превосходный. Цо такое — колода? А ежели я не видел, как вы мне сделали тым глазэм.

   Каптолина Пална. Вот-ще: не видел! Ну, так теперь глядите: как только Любка распоется — чтоб у меня сейчас на балкон шли!

   Превосходный. Ну хорошо, хорошо… Не волнуйтесь. Я приду — як Бога кохам, приду.

   Каптолина Пална. Ну, если только вы… (Увидев вошедшего Илью.) Ой, какой сурприз! Илюша!

   Илья. Я. Здравствуйте.

   Превосходный. А-а, пан студент! Вернулся?

   Каптолина Пална. Илюша… да как же это вы? Из самой заграницы? И… и ничего?

   Илья. Ничего, как видите.

   Каптолина Пална. Ой, Малафей! Малафей! Товарищ Чупятов! Глядите, глядите! Тут — из заграницы… из настоящей!

  

Малафей Ионыч, Люба, Сосулин, Унтер Иваныч — выбегают из залы к Илье.

  

   Люба. Илюша, голубчик!

   Чупятов. А-а, мореплаватель!

   Малафей Ионыч. Илья Петрович, наш дорогой красный студент!

   Сосулин. Позвольте: это, значит, была ваша телеграмма — африканский гость и так далее?

   Илья. Да, моя.

   Превосходный. Ицо оно то есть — африканский… гощть?

   Чупятов. Да, загнул загадку — ну-ка, разгадывай.

   Малафей Ионыч. Спасибо, тов. Чупятов! Спасибо, тов. Превосходный.

   Илья. Африканский гость? А вот сейчас увидите.

   Превосходный. Как?

   Сосулин. Где?

   Илья. Он сейчас придет сюда.

   Малафей Ионыч. Сюда?

   Унтер Иваныч. Боже ты мое!

   Сосулин. Фантастика!

   Илья. Да… почти что.

   Каптолина Пална. А он из товарищей — или настоящий кавалер?

   Малафей Ионыч (тихо, но свирепо). Молчи… дура!

   Сосулин. Позвольте: все-таки — кто же он?

   Илья. Он? Да видите… как бы это сказать…

   Превосходный. Я уже знаю: делегат.

   Илья. Вроде.

   Превосходный. Ну, ясно, как дзень. Неф — или какого-либо другого цвета.

   Каптолина Пална. Негр? Ой, вот интересно!

   Малафей Ионыч. И… и он — сюда, ко мне? Делегат? Ой, Госп… то есть, я хочу… Тов. Чупятов — делегат! Можно-скать, черная жертва империализма. Да это же… Капа! Капа!

   Чупятов. Да постой, не лотоши. (Илье.) В чем дело?

   Илья (Чупятову). Как раз по этому делу — мне надо вам два слова сказать… по секрету.

   Чупятов. Ладно.

   Превосходный (обиженно). Ну, ежели вы хочете приватнэ и не кладетесь на мой гонор — то я могу уйти.

   Малафей Ионыч. Тов. Превосходный — извиняюсь! Товарищи, товарищи, позвольте вам — сюда!

  

Чупятов и Илья отходят в сторону. Остальные разговаривают взволнованным шепотом.

  

   Малафей Ионыч. Тов. Превосходный… делегат, а? Да ведь этого негра прямо Бог послал… то есть — Бог, конечно, с маленькой буквы, с маленькой буквы…

   Превосходный. Ну, хотя бы з маленькой, но з того может быть большой профит.

   Малафей Ионыч. Ну да! Тов. Сосулин, если статейку в Москву — в «Известия», а? Что, мол, такого-то числа, состоялось чествование жертвы империализма в доме у бывшего… то есть у меня.

   Сосулин. Сейчас, сейчас… Постойте (начинает декламировать):

   Привет тебе от нас, как брату!

   Я тоже негром был когда-то,

   Теперь я стал… (Запнулся. К окружающим.)

   Ну, скорей: кем? кем?

   Каптолина Пална. Арапом?

   Малафей Ионыч (ей). Молчи! Товарищи, я не могу… я волнуюсь. (Не в силах выдержать больше — на цыпочках подходит к Чупятову и Илье.) Товарищи…

   Илья (к ним). Сейчас, сейчас. (Шепотом кончает свой разговор с Чупятовым.)

   Малафей Ионыч. Тов. Чупятов… я не могу, я волнуюсь. Вы, можно-скать, отче наш… Может, какие-нибудь директивочки от вас, — как и что. Ведь случай-то, можно-скать, непредусмотренный… африканский… Ведь негр… товарищи.

   Чупятов (неопределенно). Да… Это надо учитывать.

   Превосходный. Я на то скажу вам: даже — в масштабе, ежели то ест делегат.

   Илья. Да… Советую…

   Малафей Ионыч. Да что, что советуете-то? Илья Петрович, дорогой — вы скажите: может, он что-нибудь любит эдакое… или вообще.

   Илья (на Любу). Вот.

   Малафей Ионыч (радостно). Ну-у? Так это мы…

   Илья. То есть — пение, музыку. Так что, по-моему, продолжайте концерт. А потом чего-нибудь слегка — тут (показывает на стол) — вот и все.

   Малафей Ионыч. Госп… да это я… да мы — в лепешку! Капа… Капа… Она сейчас тут приготовит…

   Чупятов. Вот это хорошо, что у тебя жена работящая. А то у других — кухарки, горничные… ну, не глядел бы!

   Малафей Ионыч. Истинно: прямо глядеть тошно! У нас, тов. Чупятов, этого и в заводе нету, мы — по-пролетарски… Ну, Унтер Иваныч, Люба — начинайте, начинайте, а то ведь он, гость-то, каждую минуту может, а мы тут стоим… Я не могу — я волнуюсь.

   Чупятов. Постой, дай докурим. Вот студент нам еще что-нибудь расскажет.

   Превосходный (Илье). Да, я вас прошу — провентилируйте нам в международном масштабе, як там у вас, в загранице.

   Илья. События там — совершенно невероятные. Особенно в английских колониях, в Африке. Понимаете: в Гвинее — восстание негров…

   Малафей Ионыч. Негров? Дак ведь гость-то наш как раз…

   Илья. Да, и туземный батальон отказался стрелять…

   Малафей Ионыч. Товарищ Чупятов… ура! Я не могу… Резолюцию!

   Сосулин. Товарищ Чупятов — я предлагаю — срочные стихи.

   Превосходный. Нет, нет: резолюцию… Як пана Бога кохам.

   Илья. Не торопитесь: самое замечательное дальше. Понимаете… Да нет: я лучше вам прямо из газеты переведу… (Вынимает английскую газету и делает вид, что переводит.) Вот… «отказались стрелять. И тогда против восставших английским губернатором были брошены до тех пор невиданные части…»

   Превосходный. Слушайте, слушайте!

   Сосулин. Я протестую — от лица…

   Чупятов. Да погодите вы! Дайте кончить.

   Илья (продолжает). «Это были прекрасно обученные и вооруженные карабинами… человекообразные обезьяны…»

   Унтер Иваныч. Боже ты мое!

   Илья (продолжает). «Но даже и они отказались и бросили оружие все, как один…»

   Малафей Ионыч. Ура!

   Превосходный. Ну да — ура.

   Сосулин. Позвольте… что же это? Выходит — они совершенно, как люди… то есть как я?

   Илья. Да, как вы.

   Сосулин. Фантастика!

   Илья. Пожалуйста — вот вам газета: вы же, наверное, английский знаете.

   Сосулин. Отчасти… да… (Берет газету, растерянно смотрит.) Да, действительно…

   Каптолина Пална (услышала шаги — кто-то поднимается из сада на балкон). Ой… идет! Идет!

   Малафей Ионыч. Кто? Он? Африканский…

  

Кидается к балкону, свалка в дверях.

  

   Сосулин. Пустите… пустите меня! Я — корреспондент.

   Превосходный. Нет, извиняюсь, я! Как секретарь…

   Каптолина Пална. Я — дама, а вы на меня прете… Тоже — кавалер!

   Малафей Ионыч (увидел на балконе Дарью, торопливо закрывает дверь). Товарищи, это не он, это не он! Ей-Богу, не он! Это — не негр.

   Чупятов. А кто же?

   Малафей Ионыч. Это… так, одна… моя дальняя… то есть, вообще женщина…

   Чупятов. А-а… ну, ладно… (Бросая папиросу.) Что ж, Унтер Иваныч, пора начинать. (Идет в залу.)

   Малафей Ионыч (вслед). Истинно: пора… спасибо, тов. Чупятов (приоткрыв дверь на балкон, где Дарья начинает развешивать белье). Дашка, дура… спятила? Белье развешивать! Уходи отсюда… слышишь? (Закрыв дверь — сладко.) Тов. Превосходный… осмелюсь… Тов. Сосулин, дорогой наш поэт! Люба! Люба! Да что ж ты, что ж ты не идешь? Иди же. Я не могу — я волнуюсь… ведь он каждую минуту может… Люба!

   Люба (Илья что-то шепчет ей). Да иду, иду.

  

Уходит в залу вместе с Ильей.

  

   Малафей Ионыч. Капа, слушай: пока она петь будет — ты тут все приготовь… Да поскорее. Господи, ведь каждую минуту — каждую минуту может… Ведь делегат — понимаешь?

   Каптолина Пална. Вот-ще: приготовь! Очень надо! А Дашка на что?

   Малафей Ионыч. Дура! Ты слышала, что товарищ Чупятов про кухарок говорил? Да после этого Дашку обнаружить — разве это мысленное дело?

   Каптолина Пална. А может, у меня свои дела — поважнее? Вот-ще! (Вильнув хвостом, уплывает в залу.)

   Малафей Ионыч. Дура! Владычица! Что же теперь? Мать Пресвятая… Дарья! Дашка! Дашка! (Выбегает.)

  

Возле балкона появляются доктор и Жудра с каким-то свертком в руках.

  

   Доктор. Ну, ладно, жди пока тут. Я пойду туда. (Поднимается на балкон и в столовую.)

  

Жудра садится под балконом.

  

   Илья (выйдя из залы навстречу доктору). Ты один? А что же — Африканский гость? Пожалует или раздумал?

   Доктор. Придет, придет, только попозже, когда пение кончится.

   Илья. Ага! Ну, стало быть — скоро: там уже Аида африканская при последнем издыхании, — слышишь? (Идут в залу.)

  

В столовую входит Малафей Ионыч вместе с Дарьей, опасливо прикрывает дверь в залу, тянет Дарью к балконной двери.

  

   Малафей Ионыч (Дарье). Так — поняла? Ножи, вилки, которые попроще — кухонные.

   Дарья. Кухонные — так кухонные: мне — наплевать, дело твое… (Хочет уйти.)

   Малафей Ионыч. Да нет, ты постой. Понимаешь: гости… это самое… нынче — особенные. Надо, понимаешь, чтобы ты как-нибудь… не ты, а как бы… это самое…

   Дарья. Ты — не ты… Говори уж, чего кругом ходишь, как кот.

   Малафей Ионыч (как в воду). Ну… одним словом… ты мне — тетка.

  

Жудра фыркает.

  

   Дарья. Тетка-а? Хто? Я? Тебе?

   Малафей Ионыч. Ах, ты, Господи… Да некогда мне с тобой! Говорю — тетка, стало быть — тетка. Что я — даром тебе деньги-то плачу?

   Дарья. Нашел дуру! Это чтобы я у тебя за десять целковых в месяц и в кухарках, и в тетках служила?

   Малафей Ионыч. Дашка, Бог с тобой: какая же это служба тетка? Только одно уважение. Чай, например, подашь — и сама садись с нами, пей. И разговаривай — вообще, как тетке полагается. Да ты женщина умная, мне тебя не учить.

   Дарья. Умная — умная, а все-таки в союз сбегаю, спрошу, почем в месяц за тетку полагается.

   Малафей Ионыч. Дарья Матвеевна, голубушка, — да зачем же в союз? Я и сам давно тебе хотел прибавить… Ну, двенадцать целковых в месяц — по рукам, а?

   Дарья. Не-ет, меньше, как за пять, в тетки не пойду… Сраму-то одного по нонешним временам: дьяконова тетка! (Уходит.)

   Малафей Ионыч. Дарья Мат… Ах, ты чертова…

  

Открывается дверь из залы, высовывается тов. Чупятов.

  

   Ой, товарищ Чупятов. Это я… волнуюсь…

  

Чупятов манит его пальцем.

  

   Сейчас, сейчас, сейчас…

  

На цыпочках проходит в залу. Из залы выплывает Каптолина Пална, за нею Превосходный. Жудра быстро взбирается на дерево и дальнейшее наблюдает оттуда.

  

   Превосходный (увлекая Каптолину Палну в неосвещенный угол балкона). Сюда! Сюда! Здесь будет удобнее.

   Каптолина Пална. Ой, там темно!

   Превосходный. То как раз ест удобно для личной жизни. И мы з вами, конечно, за свободную личную жизнь, ктура ест завоевание нашей революции — и никакой другой революции нам даже не надо.

   Каптолина Пална. Ну, да! (Пауза.) А к нам нынче трубочист приходил.

   Превосходный (удивленно). То ест… для чего вдруг — трубочист?

   Каптолина Пална. Известно для чего: трубы чистить. Весь в саже. Вот бы ни за что не поцеловала!

   Превосходный. А ежели не трубочист, а я — Казимир Превосходный — так что?

   Каптолина Пална. Вот-ще! Очень мне надо вас целовать! Это не полагается, чтоб дама…

   Превосходный. Але ведь я же не дама? И значит, я — могу? Да?

   Каптолина Пална. Какой нахал! Конечно. (Поцелуй.) Ах, как я люблю с вами обращаться!

   Превосходный. Ну, я прошу вас: еще один… як пана Бога кохам — один!

   Каптолина Пална. Вот-ще! За кого вы меня принимаете? (Пауза.) А у меня вот тут — родинка.

   Превосходный. Где? Здесь? Да… это знаете, родинка… это даже ест целая родина.

  

Жудра, не выдержав, фыркает.

  

   Каптолина Пална. Ой… кто это, кто это там?

   Превосходный (вскакивает, заглядывает через перила вниз, возвращается). Глупство! Никого… или кто-нибудь в виде птицы. (Возобновляет охоту за родинкой.) Извиняюсь… здесь? Нет?

   Каптолина Пална. Ой… а если там есть кто-нибудь? Я же слышала! А если там Чупятов?

   Превосходный. Пфе. Цо такое Чупятов?.. Извиняюсь: здесь, да? Некультурная личность, и ежели приватнэ — мне на подобных з высокого дерева плевать.

   Каптолина Пална. Ш-ш-ш! Что вы, что вы?

   Превосходный. Я же вам говорю, что — никого, и никто не может нас слушать.

   Жудра (тихо, но очень раздельно). А вдруг?

   Каптолина Пална. Ой! Ой!

   Превосходный. Цо, цо такого? (Сбегает с балкона, ищет. Вернувшись.) Никого. То был какой-нибудь звук природы.

   Каптолина Пална. Вот-ще — природы! Я же слышала: он сказал — «а вдруг». У меня даже пульс начался.

   Превосходный. Извиняюсь, где? Тут?

   Каптолина Пална. Нет-нет-нет! Пустите. Идемте отсюда, я боюсь.

   Превосходный. А-а, дебли их везьмо! Хорошо, хорошо… Идем.

  

Уходят. В столовой во время этой сцены Дарья накрывает на стол. В зале — соло на рояле Унтера Иваныча. Люба входит в столовую. Жудра увидел — вскакивает с дерева через окно. Женщины вскрикивают.

  

   Люба. Ой, Витька! Ой, Витька… ты?

   Дарья. Черт окаянный! Ты меня до родимчика доведешь!

   Люба. А мне Илья говорил… где же Африканский гость?

   Жудра. Через пять минут тут будет. Ты смотри, в него не влюбись…

   Люба. То есть это в кого — в него? (Хохочет.)

  

Из залы выскакивает Сосулин, от волнения, как всегда — снял и шелковым платочком протирает очки. Жудра присел сзади Дарьи, она прикрывает его платьем.

  

   Сосулин. Любовь Малафеевна… Люба! Вы на балкон? Да?

   Люба. Нет. Там у нас лягушки прыгают… противные. Да если вы еще…

   Сосулин (бросив очки на стол, подходит к Любе, взял ее руку обеими своими). Люба, если вы… если вы не пойдете, я… я не знаю, что сделаю!

   Люба. Я знаю; прочтете свои стихи…

   Сосулин. Люба — я не шучу.

  

Жудра проскочил под столом и уже из-за спины Сосулина кивает Любе, чтобы она согласилась.

  

   Люба. Да? Не шутите? Ну, хорошо, идите — я сейчас к вам выйду.

   Жудра (из-под стола, хватает очки Сосулина).

   Сосулин. Где… где мои очки? Где? Я же сейчас, сейчас их здесь бросил.

   Люба. Да идите же скорей! Пока там играют… А то сейчас все выйдут.

   Сосулин. А, черт, ну, все равно…

  

Выходит на балкон. Жудра выталкивает туда Дарью. Сам выскакивает через окно, взбирается опять на дерево и исчезает. Люба остается в столовой, у балконной двери.

  

   Сосулин (вышедшей на балкон Дарье — шепотом). Наконец-то! Это — вы? Дарья (тихо). Ну, я.

   Сосулин. Я вас не вижу, но все равно: ваш голос все время звучит во мне… Да, да, во мне. У меня есть четыре строчки — вот:

   Твой голос — голос восстаний,

   Кровь бунтует во мне, кипит.

   Революции день настанет —

   Ты будешь моей Лилит…

   Лилит-Лилит-Лилит! (На коленях.)

   Дарья. Ой, да встань! Что это ты — что это ты… спятил?

   Сосулин. Повтори, повтори еще! Боже мой… ты сказала мне «ты» — да?

   Дарья. Ну, да: сказала.

   Сосулин. Милая… ты-ты-ты! Ты не знала — ты не знала! А я давно не спускаю с тебя глаз — я слежу за каждым твоим движением… Что же ты молчишь? Милая, милая… что же ты молчишь? Ну, скажи: ведь ты согласна… Да? Да?

   Дарья. Чево согласна-то?

   Сосулин. Ну, конечно — быть моей женой… ты согласна, да?

   Дарья. Да ну ладно, что ля…

   Сосулин. Ты… Ты! (Обнимает Дарью — Люба задыхается от неслышного смеха.)

   Люба (выходит на балкон). Ну, поздравляю вас, Сосулин, поздравляю. Я так за вас рада.

   Сосулин. Кто это? Что такое? Где… где мои очки? Где очки?

  

Двери зала открываются, из зала входит Чупятов.

  

   Люба. Товарищ Чупятов! Товарищ Чупятов! Подите сюда… скорей!

   Чупятов. В чем дело?

   Люба. Поздравьте их: он только что ей сделал предложение.

   Чупятов. Но-о? (Сосулину.) Это, брат, здорово! Вот теперь вижу — ты действительно не на словах только. А то ведь нынче всяких много: строят из себя этакого… пролетарского, а сам шелковым платочком нос зажимает…

   Сосулин (торопливо прячет платок). Где… где мои очки?

   Люба. Вот… они на столе были, вы их под салфетку засунули.

   Сосулин (надев очки, в ужасе смотрит на Дарью). Вы? Я… я… нет! Это же…

   Чупятов. Ну, нечего, нечего конфузиться. Поздравляю. Это, брат, здорово!

   Дарья (обнимает Сосулина). Ах ты… цыплок ты эдакий!

   Чупятов. Вот это — да: это — поглядеть приятно! (Дарье.) Вас… как звать-то?

   Дарья. Дарьей кличут.

   Люба. Она у нас пятый год живет…

   Чупятов. Так, так… Она — что же у вас: вроде…

   Малафей Ионыч (подбегает). Это… это, товарищ Чупятов… э-э… моя тетя.

   Чупятов. Но-о? А я думал…

   Малафей Ионыч. Она… тётя, можно-скать, от сохи… от сохи — да. Она в деревне жила…

   Дарья. Ну, кому — тетя, а кому…

   Чупятов. Ая думал — прислуга.

   Малафей Ионыч. Нет, что вы, что вы, товарищ Чупятов, я не… не эксплоатирую… Она, конечно, помогает, то, се… но это, как говорится, для семейного удовольствия… А только она — тетя, ей-Богу, тетя! Тетя милая, что же ты ничего не скажешь?

   Люба. Это она — с радости: замуж выходит. Вот товарищ Сосулин ей предложение сделал.

  

Превосходный, Каптолина Пална, Унтер Иваныч, доктор и Илья подходят.

  

   Малафей Ионыч. Пре… предложение? Ей?

   Каптолина Пална. Кому? Дашк… (Осеклась. Малафей Ионыч ее ущипнул.)

   Превосходный. Кто? Товарищ Сосулин? Нет! Глупство!

   Сосулин (умоляюще). Люба — вы же знаете… Вы же видели, как всё это…

   Люба. Ну, да: конечно, видела — потому и говорю.

   Чупятов. Да уж чего там: дело решенное, поздравляйте.

  

Переходит с балкона в столовую, за ним — остальные.

  

   Малафей Ионыч. Спасибо, товарищ Чупятов! (Дарье.) Поздравляю, тетя дорогая — поздравляю!

   Дарья. Тетя? Ну, насчет тети — это мы еще поговорим! Ты мне сперва…

   Малафей Ионыч (перебивая). Это мы — потом, тетя, это мы потом… Поздравляю, поздравляю… Госп… товарищи! Поздравляйте! Капа! Капа!

   Каптолина Пална. Вот-ще! Чтоб я…

   Малафей Ионыч (тихо). Улыбайся, улыбайся, дура! Поздравляй! Ну?

   Каптолина Пална. Поздравляю.

   Превосходный. Ну, да: и я — тоже.

   Сосулин (поздравляющим). Но позвольте… я… это же очки! Господа… это же… это же фантастика!

   Илья. Привыкайте, привыкайте, ничего!

   Голос за окном (не то птичий, не то еще какой-то). Уи! Уи! Уи!

  

Илья выглядывает за окно.

  

   Унтер Иваныч (Сосулину). Моя жена — то же, как ваш — колоссаль. Я очень рад.

   Малафей Ионыч (пожимая руки). Спасибо, спасибо. Все-таки знаете, тетя… С глубокого детства… она мне по матери…

   Дарья. Кто? Я? Ты это что на меня… Да чтоб я…

   Малафей Ионыч (перебивает). Тетя… тетя милая — еще раз! Ну — все, все поздравили?

   Илья. Нет, еще не все… (Выглянув в окно.) Уи!

   Голос за окном. Уи! Уи!

  

Африканский гость быстро входит в столовую. Это — антропоид, однако по всем видимостям не нынче-завтра он станет антропос-человек. На нем трусики, рыжие туфли, воротничок, галстук; остальное заменяет шерсть.

  

   Каптолина Пална (вцепляясь в Превосходного). Ой! Ой! Ой!

   Дарья. Ну и мырдишша!

  

Малафей Ионыч, Превосходный, Унтер Иваныч, Сосулин — онемели.

  

   Доктор. Уважаемые товарищи! Честь имею вам представить Африканского гостя.

  

Занавес

  

ЧАС ТРЕТИЙ

Балкон, три дерева. Дверь с балкона в столовую закрыта. Сквозь стекло видно: все — около Африканского гостя. Малафей Ионыч кланяется, приглашая его к столу, вдруг Африканский гость перескакивает через него и вылетает на балкон, за ним — Илья.

Африканский гость что-то бормочет невнятно, нагнувшись к Илье.

  

   Илья. Так, так, так… Понимаю: вам жарко. Так чтобы здесь — на балконе… Еще что?

  

Африканский гость продолжает тихо бормотать что-то Илье.

  

   Илья. Что? Клочок бумажки? Вот, ч-черт… Нету! (Высунувшемуся в дверь Малафею Ионычу.) Да уйдите вы!

   Малафей Ионыч. Как — уйдите? Я — можно сказать — хозяин… Я не могу — я волнуюсь…

   Илья. Да ему надо… ну, понимаете? Кусочка бумажки у вас нету?

   Малафей Ионыч. Бумажки? Сию-сию-сию минуту! (Открывая двери.) Граждане… Бумажки им требуется кусочек… понимаете? Нашему дорогому гостю — бумажечки!

   Сосулин. Вот… с моими стихами.

   Превосходный. А у меня — даже ничем не пачканная.

   Малафей Ионыч (передавая Илье бумагу). Может, мне… вроде… помочь им? Так это я могу, с удовольствием!

   Илья. Да уйдите вы! Ну как вы можете помочь?

  

Захлопывает дверь, передает Африканскому гостю карандаш. Африканский гость сбегает с балкона вниз, там пишет записку. На балкон выходит Каптолина Пална, Превосходный, Малафей Ионыч и доктор.

  

   Малафей Ионыч. Ну, что, что? Где он?

   Илья. А вон там — в кустиках.

   Малафей Ионыч. Спасибо, Илья Петрович, спасибо! Мы на кустике табличку повесим, что, мол, здесь такого-то числа и года наш дорогой Африканский гость…

   Илья. Это уж вы — завтра, а сейчас вот что: он просил, чтобы ужин здесь, на балконе.

   Малафей Ионыч. Госп… да хоть на крыше! Сейчас, сейчас, сейчас… (Убегает в столовую.)

   Превосходный. А почему — на балконе?

   Илья. А он, понимаете, у себя там привык на воздухе. Он говорит, что в комнате долго не может.

   Превосходный. То есть как это — «говорит»?

   Доктор. Ну, вот — опять двадцать пять! Я же вам объяснял, что англичане их язык уже открыли.

   Илья. Ну да. И я, пока с ним ехал, подучился — почти все понимаю.

   Превосходный. Извиняюсь: а он по-русски может слышать… то есть понимать?

   Каптолина Пална (тихо). Ой… Казимир Казимирыч… Я вам говорила!

   Илья. Не-ет! По-русски он — ни папы, ни мамы. Это можете быть спокойны.

   Превосходный (облегченно). Фу-у! Ну, вот это хорошо. То есть оно не хорошо, но принимая во внимание… э-э… например, случаи из личной жизни…

   Илья (Каптолине Палне). Ну, идемте: я вам помогу сюда все перетащить…

  

Уходят: Илья, Каптолина Пална и доктор. Превосходный остается. На балкон вбегает Сосулин и минутой позже снизу поднимается Африканский гость.

  

   Сосулин (на Африканского гостя). М-м-м… А он?

   Превосходный. Ну, ешьли между нами, приватнэ — так это не обезьяна, и даже доктор только что научно подтвердил, что он по-русски ни отца, ни мать не понимает. (Подошедшему ближе Африканскому гостю.) Что, морда? Ну что, морда, тебе надо, ну? Брышь!

  

Африканский гость отбегает, садится на перила.

  

   Сосулин. Смотрите! А вы сказали, что он по-русски не говорит?

   Превосходный. Ну, ешьли я скажу кошке — брышь — так она, по-вашему, тоже по-русски говорит?

   Сосулин. Ну, хорошо, слушайте: я хочу… То есть нет, нет — не хочу, ни за что не хочу на этой самой

   Дарье! Это же черт знает! Я — я — иду с ней в Москве по Тверской, или под руку с ней вхожу в ресторан… Скандал, фантастика! Что будут говорить — вы только подумайте, вы подумайте!

   Превосходный. Ну… будут говорить, что вы — лицом к деревне. Это же для вас хорошо.

   Сосулин. Позвольте, позвольте! Мои орудия производства — перо и бумага, на бумаге я готов — лицом к чему угодно, к кому угодно. Но тут, извините: тут уже не на бумаге, это я — не могу… Ни за что! Да я просто боюсь ее! Ну, спасите меня, ну, придумайте что-нибудь, я ничего не в состоянии — у меня сейчас голова совсем… без оков…

   Превосходный. Ну, — хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Мое фамилие — Превосходный, и я за вас на все сто процентов — и вы можете спокойно не волноваться.

   Сосулин. Спасибо, спасибо вам… Я сразу почувствовал в вас что-то такое… родное… Товарищ Превосходный, я… я… мне надо с вами скорей — по секрету, вдвоем…

   Превосходный. Так мы же вдвоем.

   Сосулин. Ну, да: я тоже жил в Москве три недели… Это же, знаете, город… Пф. (Уходят.)

  

Открывается дверь на балкон, Африканский гость сбегает вниз. Входит Илья, несет стулья.

  

   Африканский гость (Илье). С-с-с!

  

Илья подходит, Африканский гость сует ему в руку записку и шепчет что-то на ухо.

  

   Илья. Что? А-а, понял-понял: чтоб никто не видал! Ладно, будьте спокойны!

  

Малафей Ионыч и доктор вносят на балкон стол, Сосулин и Унтер Иваныч с блюдами. Превосходный несет стаканчик.

  

   Малафей Ионыч. Товарищ Превосходный… да что это, что это вы! Не утруждайтесь, как же это можно!

   Превосходный. Нет, почему? Хотя моя специальность умственная, но я напротив физического труда не возражаю…

  

Дарья поднимается на балкон с веником.

  

   Малафей Ионыч. Те… те-тя! Доктор. А-а! Товарищ невеста! Вон он, вон он, твой — вон стоит…

  

У Сосулина опускаются руки, блюдо — на пол, вдребезги.

  

   Дарья. Да ты что же это, а? В очки, как в тарантас, запрегся, а под носом не видишь? Прибирай теперь за тобой! Ну, что молчишь, полтинники свои вытаращил?

   Сосулин. Я… я больше не буду… Я сам приберу…

   Дарья. Пус-сти, не суйся… родимец окаянный!

   Малафей Ионыч. Тетя… тетя!

   Унтер Иваныч. Какой голос, очень хороший! (Сосулину.) Поздравляю!

   Чупятов (входит). Ну, Малафей Ионыч, уж постарайся — для гостя, покажи себя… в натуральную величину.

   Малафей Ионыч. Товарищ Чупятов, уж будьте спокойны: именно — в натуральную величину! Вот сейчас Любаша с Капой фонарики принесут, мы тут для нашего народного торжества фонарики развесим… Китайские, товарищ Чупятов… Можно сказать, против японского империализма… и вообще…

  

Снизу на балкон поднимается Африканский гость.

  

   Малафей Ионыч. Ой… вот он, вот он — дорогой наш африканский… Пожалуйте, пожалуйте! Сделайте милость!

  

Кланяется Африканскому гостю, тот отвечает поклоном в пояс, Малафей Ионыч — тоже в пояс, Африканский гость — в ноги, Малафей Ионыч — тоже в ноги. Потом смущенно оглядывается на Чупятова.

  

   Хи-хи-хи! Э… э… это мы… в смысле физкультуры.

   Чупятов. Н-да! Физкультура — старинная.

   Африканский гость. Ррмит… хлим аррэдуэк, ррэд… И’га!

   Малафей Ионыч (Илье). Что-й-то… что-й-то он? А?

   Илья. Он говорит, что очень доволен. Видал, говорит, таких, но редко…

   Малафей Ионыч. Спасибо, дорогой наш… Как «спасибо» по-ихнему, Илья Петрович?

   Илья. И’га.

   Малафей Ионыч. Дорогой наш Африканский гость, позвольте вам от души и’га.

  

Входят Каптолина Пална и Люба с фонариками.

  

   Люба. Ну, кто у вас тут дежурный фонарщик? Вешайте.

   Африканский гость (Илье). Огог… н’зап, н’зап!

  

Тычет его в руку, в которой Илья держит записку.

  

   Илья. Дай-ка, Люба, повешу… (Берет у ней фонари, сует ей в руку записку.)

  

Люба отходит в сторону.

  

   Африканский гость (отвлекая от нее внимание остальных — Илье). Уи-ойо-эррс-хроа… Уэк! Уэк!

  

Красноречивыми жестами демонстрирует влезание на дерево.

  

   Малафей Ионыч (Илье). Чего… чего это им желается? Вы нам только переведите, а мы все, все — с удовольствием!

   Превосходный. Ну, да…

   Илья. Он говорит, чтоб фонари на деревьях повесить. Они у себя на деревьях сажают светляков таких… тропических…

   Чупятов. О-о, вот это красота будет!

   Каптолина Пална. Вот-ще! Какой это дурак туда полезет?

   Африканский гость. Дырр-уэк-фа… Пупусь! Пупусь! Пупусь! (Взяв фонарики у Ильи, сует один Превосходному, другой — Малафею Ионычу, третий — Сосулину.)

   Превосходный. В чем дело? Я извиняюсь!

   Илья (Превосходному, Малафею Ионычу и Сосулину). Он просит вас, вас и вас повесить их на деревьях.

   Малафей Ионыч. Илья Петрович, Илья Петрович! Я… я боюсь! Нельзя ли как-нибудь… Увольте!

   Доктор. Ну, вот. То говорил — «физкультура, физкультура», а теперь — «увольте»!

   Илья. Вы, может, за умерщвление плоти — вместе с церковниками?

   Малафей Ионыч. Нет, что вы, что вы! Я… я отрекся, я — против. Я полезу. (Уныло). С удовольствием.

   Превосходный. Ну, а я так извиняюсь: я не полезу. Чтобы мне для какой-то паршивэй обезьяны на дерево влезать? Не-ет!

   Доктор. Уж сразу и «паршивая обезьяна»! Я же говорил вам…

   Превосходный. Извиняюсь: но это же нисшее существо. У него же шерсть… всюду.

   Чупятов. Шерсть! Ты на шерсть не гляди: может, он под шерстью — не хуже кого другого. Этак и неф, что он весь черный, так тоже, по-твоему, нисшее?

   Малафей Ионыч. Спасибо, товарищ Чупятов, спасибо. Верно! Ручку позвольте!

   Превосходный. Товарищ Чупятов, я уже отмежевался от своих слов, и я согласен на дерево.

   Илья (Сосулину). А вы?

   Сосулин. Я… я…

   Дарья (грозно). Ле-езь! Слышишь?

   Сосулин (поспешно). Я — куда хотите… куда хотите…

   Илья. Браво! Итак, открывается первая в нашем городе олимпиада. Товарищи атлеты — слушай команду! Раз… Два… Три!

  

Олимпиада началась, три атлета, кряхтя и охая, лезут на деревья.

  

   Доктор. Так-так-так, граждане! Работай, работай!

   Каптолина Пална. Ой… Казимир Казимирыч, там — гвоздь! Гвоздь! Напоретесь!

   Дарья (Сосулину, у которого ничего не выходит). Лезь, лезь, паралик, лезь!

   Сосулин (лезет снова, с отчаянием, опять сорвался, очки упали, он наступил на них ногой). Очки! Я… я теперь ничего не могу… Я пропал…

   Малафей Ионыч. Ой… Ой… Госп… Ой!

   Превосходный. А-а… жиб дьябли его взали…

   Доктор. Вали-вали-вали! Немного осталось!

   Малафей Ионыч (на верху дерева, нацепив фонарь). Ф-фу! (Крестится.)

   Африканский гость (показывая на него). Ар-рру-ру-ру. (Хохочет по-обезьяньи.)

   Доктор. Вот оно, когда выскочило настоящее-то! Ха-ха-ха!

   Чупятов. Э-э, брат? Что же это ты? А?

   Малафей Ионыч (сверху). Товарищ Чупятов… товарищ Чупятов… Я же это — антирелигиозно… ну, вот ей-Бо… Ой, бок прокололо! Товарищ Чупятов, это же я — для смеху, как бы в виде театра… Вот же… вот же… вы же смеетесь. И дорогой наш… африканский — смеется… Спасибо… спасибо… (Быстро спускается.)

   Превосходный (тоже повесил фонарь, спускается, с опаской поглядывая вниз). Ой! (Задел за гвоздь, треск разорванной материи.) Что это такое? Вы слышали? Что это такое? (Соскакивает.)

   Каптолина Пална. Я вам говорила: гвоздь… Вот штанами и пострадали.

   Дарья. Располосовал-то! Батюшки!.. Ой! (Хохочет.)

   Африканский гость. Уи! Уи! Уи! (Дергает оторванный лоскут.)

   Превосходный. Нахал! Пш крев! Я тебя сейчас…

   Илья. Перевести?

   Превосходный. Нет-нет, это я — не для перевода, это я так — приватнэ… Не переводите.

   Люба. Ой, я лопну от смеха — я не могу больше, я не могу.

  

Вытаскивает платок — вытереть глаза, из кармана выпадает записка, Превосходный ее поднимает.

  

   (Тихо — ему.) Отдайте… отдайте сейчас же! Не смейте читать! Слышите?

   Превосходный (быстро пробежав записку, тихо Любе). А-а… То вот как? (Прячет записку.) Ну, теперь он у меня уже тут… (Похлопывает себя по карману.)

   Каптолина Пална (подводит). Ничего, ничего. Дайте я вам булавочкой заколю. Это даже хорошо: это к мальчику.

   Превосходный. То есть как — к мальчику?

   Каптолина Пална. Ну да: брюки разорвать — это, говорят, мальчик родится.

   Люба. Казимир Казимирыч!

   Каптолина Пална (занятая реконструкцией брюк, Любе). Вот-ще! Пусти! Уходи отсюда, слышишь?

   Превосходный (Любе, ядовито). Мне даже неловко, знаете… Вы же девушка, а это — брюки… Вам лучше уйти.

   Люба (проходя мимо Ильи). Илюша.

  

Спускается с балкона, Илья — за ней.

  

   Илья. Ну, Люба? Что же ты молчишь? Что случилось?

   Люба. Дура! Дура! Сама — своими руками!

   Илья. Да что такое?

   Люба. Записка…

   Илья. Ну?

   Люба. Я ее выронила… Превосходный… она у Превосходного. Он ее прочитал…

   Илья. Эх, ты: все провалила! Теперь он нам покажет! Хоть бы успеть деньги из папаши твоего вытащить — на билет в Москву.

   Люба. Да, как же, вытащишь из него!

   Илья. А вот мы на этот счет с Дарьей поговорим. Пошли-ка ее ко мне… Не надо, не надо: вон она идет…

  

Дарья появляется с самоваром. На балконе в это время заканчиваются приготовления: зажигаются фонари, ставятся на стол блюда. Африканский гость всюду — первый активист.

  

   Малафей Ионыч (с балкона). Люба! Илья Петрович! Да где же вы там? Идите. Люба. Сейчас…

  

Поднимается на балкон, Илья что-то тихо говорит Дарье.

  

   Малафей Ионыч. Унтер Иваныч! А вы — что же? Вот стульчик, стульчик для вас…

   Унтер Иваныч. Нет-нет! Я — нет!

   Малафей Ионыч. Что вы, что вы, Унтер Иваныч! Вы, можно сказать… музыкальный вождь — без вас никак нельзя.

   Унтер Иваныч. Я поздный — боюсь. Моя жена сегодня очень неудобренная.

   Малафей Ионыч. Как, как? Жена — неудобренная? Хи-хи-хи!

   Превосходный. Хо-хо-хо!

   Чупятов. Нехорошо, товарищи. Что это, в самом деле! Напали на немца…

   Mалафей Ионыч. Товарищи, стыдно! Да как же это можно, а? Это называется антисемитизм против немцев. Я протестую! Я…

  

Дарья приносит самовар.

  

   Те… тетя дорогая! Вот спасибо! Ты садись с нами, тетя, садись. (Чупятову). Она — сядет, она сейчас сядет… Тетя!

   Дарья. Тетя? Ну, это мы еще поглядим!

   Малафей Ионыч. То есть… че… чего поглядим?

   Дарья. Знаю я тебя! Наобещаешь, а потом… Вот как возьму сейчас при всех…

   Малафей Ионыч (торопливо). Нет-нет, тетя… я сам возьму, ты не беспокойся. (Вскакивает). Товарищ Чупятов, — она, понимаете… У ней — это самое… нерв расстроен… Я — сейчас. Тетя — на минутку! (Госпгым.) Я — сейчас, сейчас. (Сбегает с балкона.)

  

Дарья идет за ним, оба скрываются за углом дома. Каптолина Пална разливает чай.

  

   Превосходный. Да-да-да, товарищ Любочка, да. Теперь вы у меня — тут! (Похлопывает себя по карману слева. Тихо). Но мы з вами можем сговориться, и ешьли, например, вы зайдете ко мне завтра домой… приватнэ…

  

Берет ее руку, Люба вырывает, вскакивает из-за стола.

  

   Африканский гость (наблюдавший эту сцену, хватает со стула гитару, дает ее Илье). Тырр-мзэт-уи, мзэт-уи… Уэк!

   Илья. Он — насчет музыки. Как, граждане?

   Чупятов. Об чем речь? Работай!

  

Илья наигрывает и что-то тихо говорит Африканскому гостю. Из-за угла выходит Дарья, за нею — Малафей Ионыч.

  

   Малафей Ионыч. Дарья… Дарья Матвеевна! Тетя дорогая, разве я отказываюсь? Господи…

   Дарья. А не отказывайся — так плати мне сейчас за тетю за год вперед. По пять рублей в месяц — это выходит шестьдесят.

   Малафей Ионыч. Шесть червонцев? Сейчас? Ах ты, мерзав…

   Дарья. Ну, ладно! Ты у меня родишь ежа против шерсти! Вот как выложу сейчас при всех, как ты меня в тетки нанимал…

   Малафей Ионыч. Те… тетя дорогая! Ради Хри… Тетя — я согласен.

   Дарья. Ну, давай.

   Малафей Ионыч (отсчитывает, дает Дарье деньги). Вот…

   Дарья (взглянув). Три… Так. Еще три давай. Поживей, племянничек, поживей!

   Малафей Ионыч. На! Сстер…

   Дарья (грозно). Што-о!

   Малафей Ионыч. Стер… Стерпеть все надо, все — стерпеть… Христос терпел — и нам велел.

   Дарья. Ну, то-то! Терпи!

   Малафей Ионыч уходит на балкон. Дарья пересчитывает деньги.

   Илья (с балкона). Тетя Даша, где же ты застряла? Тут без тебя жених соскучился… (Сбегает вниз к Дарье.)

   Сосулин (вскакивает). Нет-нет. Я… я… не соскучился.

   Дарья (сует деньги Илье). Выручила. На, отдай Витьке… Ой, была потеха!

   Илья. Спасибо тебе, Дашенька. Век не забудем. (Идут на балкон.)

   Чупятов (навстречу Малафею Ионычу). Что-й-то ты, Малафей Ионыч, будто расстроен чем-то, а?

   Малафей Ионыч. Нет, что вы, что вы, товарищ Чупятов! Как можно… госп… Гости такие дорогие… семья. (Дарье, поднимающейся на балкон.) Тетя дорогая… (Свирепо.) Садись.

   Дарья (усаживаясь рядом с Сосулиным). Спасибо, племяш драгоценный, спасибо. Ну-ка, положи мне варенья-то. Клади, клади еще — не стесняйся! Та-ак!

  

Сосулин, озираясь, тихонько отодвигает свой стул, чтобы удрать.

  

   Африканский гость (вырастает перед ним). Огог… дррапа-дррап. Н’ун! Н’ун!

   Дарья (Сосулину). Женишок! Куда? Куда ты?

   Сосулин. Я в па… в пальто… Платок в пальто… У меня… н-насморк хронический…

   Дарья (могучим объятием пригвождает его к стулу). Сиди, сиди, сопливенький ты мой! Я тебе нос утру, миленочек — я утру! (Ситцевым платком вытирает Сосулину нос.)

   Илья. Счастливец!

   Каптолина Пална. Казимир Казимирыч, а при социализме насморк будет или нет?

   Малафей Ионыч (поспешно ее перебивая). Капа… Капа… Ты угощай, угощай лучше. Гость-то… гость-то наш дорогой африканский… Илья Петрович, да усадите вы его!

  

Африканский гость прыгает в кресло радом с Любой, Малафей Ионыч — ему.

  

   Ой! Хвостик свой не прищемите! Хвост… Хвост, говорю!

   Африканский гость. Хх-вост… ррр-уик!

   Малафей Ионыч (в восторге). Гос.. граждане! Товарищ Чупятов! Доктор! Да он слова произносит! Наши! А? Так мы же его по-нашему выучим!

   Доктор. И очень просто. Пройдет какой-нибудь год, два и все поймут.

   Малафей Ионыч. Да нет, что — год! Мы — сейчас… Ну-ка? Х-вост. Ну? Х-вост.

   Африканский гость. Ррр… ост.

   Малафей Ионыч. Нет-нет: X!.. Х-вост.

   Африканский гость. Ррр… х-вост. Пррхвост. Прррхвост.

   Илья. Очень интересно выходит. Ну-ка еще попробуйте.

   Малафей Ионыч. Нет, что уж их затруднять… пускай уж они покушают сперва… Товарищ Сосулин, будьте настолько… около вас рачки — передайте им.

   Сосулин. Что? Ах, да… рак. Вот… (Передает.)

   Африканский гость. Ррр-рак. Урр. Ддд… рак, уррддррак. Дурррррак. (Тычет рака Превосходному.)

   Малафей Ионыч. Слышали? Слышали? Замечательно!

   Превосходный. Ну, ешьли так, так уж довольно. Я скажу, что ничего замечательного нет, и я имею на то факт… Тут (похлопывая себя по карману слева, что в равной мере может быть отнесено как к спрятанной там записке, так и к Превосходному — его сердцу).

   Малафей Ионыч. Товарищ Превосходный… что такое? Какой факт? Госп…

   Превосходный (на Любу). То пока есть еще наша тайна, хотя, я разумею, мы с ней уже сговорились.

   Малафей Ионыч. Так, значит, вы с ней… Госп… да я! Товарищ Превосходный… спасибо! Товарищ Превосходный, дорогой — век за вас буду… это самое…

   Люба (Превосходному). Слушайте… Если только вы…

   Превосходный. Для вас, товарищ Любочка, могу и подождать, ешьли вы имеете рыбку уже на крючке, то разве надо опешить?

   Унтер Иваныч. О, да! Ман мус долго тасковать, тасковать, а потом — эйн!

   Превосходный. Ну, да. И ежели это такая превосходная рыбка… (На Любу.)

  

Люба молча вскакивает и бежит вниз с балкона.

  

   Малафей Ионыч. Хи-хи-хи! Законфузилась! Ничего, привыкнет.

   Африканский гость. Ллю… Ллю… Арр-уап! Уап! (Догнав Любу на ступеньках, хватает ее и несет ее на балкон.) Аррр-уап! Уап!

   Чупятов. Малафей Ионыч, ты гляди, гляди.

   Доктор. Темперамент — африканский, очень понятно.

   Малафей Ионыч (поглядывая на Чупятова, неопределенно). Н-да… можно сказать действительно.

   Сосулин (вскакивает). Я не могу! Я с ума сойду!

   Дарья (сажает его). С чего хочешь сходи, а с места не сойдешь, не-ет!

   Сосулин (Малафею Ионычу и Каптолине Палне). Как вы можете? Какая-то образина… обнимает вашу дочь, а вы…

   Доктор. Позвольте: «образина»! Вы можете прочитать в последних английских работах…

   Илья (потрясая газетой). Ну, да вот: вы же сами читали. А как нас в Одессе… Да что — в Одессе! Вот он завтра со мной в Москву поедет — по приглашению разных научных обществ.

   Чупятов. А что же — и поедет. Это уж я ему устрою. Денег-то на билет хватит?

   Илья. Да ему только захотеть — денег у него прямо… килограммы будут. Да, Малафей Ионыч: килограммы!

   Унтер Иваныч. Боже ты мое!

   Малафей Ионыч. Так… так, значит, он… так это же выходит…

  

Африканский гость неожиданно обнимает и целует Любу.

  

   Люба. Ой!

   Доктор. Да, конечно, выходит — ты гляди, гляди. (На Любу и Африканского гостя.)

   Малафей Ионыч. То есть, вы хотите сказать… это самое…

   Доктор. Во-во-во! Это самое. А для науки-то… Да для науки тут, может, прямо революция будет!

   Чупятов. Наука — это первое дело. Верно, товарищ доктор.

   Илья. И вот что еще учтите: если вы, Малафей Ионыч, согласитесь — так ведь про вас вся Москва заговорит, вы сразу — взлетите!

   Малафей Ионыч (охорашиваясь). Да уж… я бы это самое — конечно… в натуральную величину.

   Доктор. Ну, так отдавай за него Любу — чего ж долго думать.

   Малафей Ионыч (косясь на Чупятова). Да я… собственно…

   Чупятов. А что, Малафей Ионыч, правда, а?

   Малафей Ионыч. Товарищ Чупятов, да если вы только… Да… Да я — с радостью! Для науки-то? Госп… Да наука для меня — вроде рели… ре… рельсы, по которым мы все, как один… до последней капли…

   Чупятов. А особенно, если на этих рельсах — денег килограммы… а?

   Малафей Ионыч (увлекшись). Да… килограммы. Килограммы… а?

   Каптолина Пална. Ну, а я не согласна.

   Малафей Ионыч. Капа… Капа!

   Каптолина Пална. Вот-ще! Чтоб я свою дочь за какую-то…

  

Щипок Малафея Ионыча.

  

   Я… я сама.

   Доктор. Что — сама?

   Каптолина Пална. Ну… для науки. Очень даже интересно.

   Доктор. А это уж надо его опросить (на Африканского гостя), как он. Ну-ка, Илья!

   Илья (Африканскому гостю). Арр-кап-тырр-лю … уэк? Уэк?

   Африканский гость. Пакк-угн’, га! Пфу! Пфу! (Плюет.)

   Каптолина Пална. Нахал животный! Казимир Казимирыч, какой же вы кавалер? Вашу даму всю обчихали, а вы — как колода!

   Превосходный (встает). Ну, знаете, это уж слишком чересчур. Довольно. Гэть! Я вам сейчас, уважаемое собрание, все объясню… (Вытаскивает записку.) Вы имеете здесь докумэнт…

   Чупятов. Да постой ты, секретарь. Документы — потом. Сядь! Сядь, говорю!

   Превосходный (садится). Слушаюсь, товарищ Чупятов. Я могу и потом. И в самый последний момент — это, знаете, будет даже интересней — так, ровно как в театре. (Африканскому гостю.) Что на то скажете, молодой человек?

   Африканский гость. Н’га! Барр-анга! Гррымз-обупфф-тырр… Уэк! Уэк-кх-пи!

   Илья (Превосходному). Он очень благодарен и говорит, что у него был дядя, как две капли воды похожий на вас.

   Африканский гость (на Любу). Ырр-уэп-ллю… их. Гог!

   Илья. Он хочет, чтобы спросили Любу, как она сама — согласна за него или нет.

   Малафей Ионыч (предостерегающе). Люба!

   Люба. Ну, конечно…

  

Африканский гость дергает ее за рукав.

  

   Конечно — не согласна. Я обещала Витьке… Жудре.

   Малафей Ионыч. Ну, не-ет! Насчет Жудры — это уж позволю себе… нюанс из трех пальцев. (Показывает фигу.) Да-с!

   Африканский гость (свирепо). Пррр-ембррр-уэк-ать! Ать!

   Илья. Это он, извиняюсь, Витьку… последними обезьяньими словами кроет.

   Малафей Ионыч (Любе). Вот видишь, видишь! И он тоже — как я — сразу раскусил, что это за птица такая — Жудра… Ну, Люба, я тебя прошу — для науки. Для науки, Любаша!

   Дарья. Так, так, племяш! Проси, проси, кланяйся!

   Сосулин. Нет! Нет! Люба!

   Люба (Малафею Ионычу). Так ты настаиваешь, чтоб я согласилась?

   Малафей Ионыч. Я тебя кратно прошу… можно сказать, как старший, отец.

   Люба. Ну, хорошо: для науки — я согласна.

   Африканский гость. Урр-уи! Уи! Уи!

   Илья. Молодец, Люба! Выдержала экзамен!

   Чупятов. Ну, Малафей Ионыч, куй железо, пока горячо. Загсовая книга у тебя, кажись, тут, дома?

   Малафей Ионыч. Как же, как же, товарищ Чупятов, дома. Я и дома, можно-скать, сверхурочно… в поте лица своего, как заповедал нам Госп… наш вождь…

   Чупятов. Какой вождь?

   Малафей Ионыч. Э-э… как его…

   Чупятов. Ладно, некогда — потом вспомнишь. Неси скорей книгу — сразу две пары и запишешь… по конвейеру.

   Малафей Ионыч. Слушаюсь, товарищ Чупятов! Сейчас, сейчас, сейчас. (Уходит.)

   Доктор. Вот это я понимаю! Это — ударная система! Ну, ребята, целуйтесь!

  

Люба и Африканский гость целуются.

  

   Унтер Иваныч. Хип! Хип! Хип!

   Илья. Ур-ра-ра!

   Превосходный. Ну, знаете, это ваше ура вы еще подождите, да. Еще неизвестно, ура или напротив не ура…

   Доктор. Обе… обе пары! Товарищ Сосулин, поэт — вы что же нахохлились? Пора бы вам…

   Сосулин (вскакивает). Да, пора! Довольно (Декламирует. )

   Расправлю могучие плечи —

   Как Разин, как Пугачев…

   Дарья (чуть надавила — он плюхнулся на стул). Сиди уж… цыплок недосиженный. Туда-а же: Пугачев!

   Сосулин. Товарищ Превосходный… товарищ Превосходный — вы же мне обещали!

   Превосходный. Один момент — один момент, уважаемый — и, як Пана Бога кохам, вы увидите, что такое есть Казимир Прэвосходный. Моя бомбочка — еще тут. (На карман.)

   Каптолина Пална (показывает на Африканского гостя). Ой, Казимир Казимирыч… как он на вас смотрит. У меня опять даже пульс начался.

   Превосходный. Где… где — пульс?

   Малафей Ионыч (входит с книгой. Служебным тоном). Прошу граждан соблюдать тишину… (Со-сулину) и на столах не разлагаться… гражданин! Будьте любезны. Граждане, вступающие в брак, прошу предъявить ваши документы.

   Чупятов. Да ну тебя! Ты еще у своей дочери будешь спрашивать — чья она дочь. Записывай, не трать время зря.

   Малафей Ионыч. Слушаюсь, товарищ Чу-пятов. (Записывает.) Любовь Малафеевна… двадцати двух… дочь… м-м-м… Так. А-а… а как же у них-то? (На Африканского гостя.)

   Превосходный. Да-да-да! Ваш докумэнт, пан, ваш докумэнт! Ага-а! То вам не по нраву?

   Сосулин. Ага-а!

   Люба. Илюша! Илюша! Скорей же… что-нибудь…

  

Пауза. Доктор и Илья совещаются шепотом.

  

   Доктор. Я удостоверяю его личность.

   Илья. Я — тоже.

   Чупятов. Правильно! Закон! Удостоверения двух граждан по нашему закону довольно.

   Малафей Ионыч. Спасибо, товарищ Чупятов!(Любе и Африканскому гостю.) Бракосочетающиеся, распишитесь потом здесь. (Показывает место в книге.) Следующие! (Робко.) Те… тетя… (Чупятову) э… это тетя… я знаю, я знаю. (Торопливо записывает.) Дарья… Матвеевна… тридцати…

   Дарья (быстро села на пол, разулась, извлекла из башмака документ — и на стол). Вот! На тебе!

   Малафей Ионыч. Да нет, тетя… за… зачем же… Я и так… я и так…

   Дарья. Чего там — так! Я не какая-нибудь поло-винкина дочь и не буржуйка, я не боюсь!

   Чупятов (через плечо Малафея Ионыча взглянув на документы). Э-э! Расчетная книжка?

   Малафей Ионыч (торопливо пряча книжку). Э… это, товарищ Чупятов, не по тете расчетная… это по ихней другой специальности… Я… я… уже записал, теперь вот их надо… (на Сосулина) они волнуются…

   Илья (вместе с Африканским гостем держит вырывающегося Сосулина). Не волнуйтесь! Не волнуйтесь, товарищ!

   Сосулин. Пус… Пустите!

   Малафей Ионыч. Прошу соблюдать тишину. Ваш документ, гражданин.

   Сосулин. Он… д-д-дома… Пустите!

   Малафей Ионыч. Тогда будьте добры — устно… Ваше социальное положение? Родители?

   Сосулин. Родители?

   Малафей Ионыч. Да-да: родители у вас — кто были? Будьте добры.

   Сосулин. Ро… родителей… не было.

   Малафей Ионыч. То есть… как не было?

   Сосулин. Не было! Не было! Ничего не было! Пус… пустите! Товарищ Превосходный!

  

У Превосходного в это время оживленный диалог шепотом с Каптолиной Палной, они переходят на другое место. Сосулин, вырвавшись, тычется в пустой угол, потом кидается к Чупятову.

  

   Сосулин (Чупятову — тихо). Товарищ Превосходный… я не хочу! Вы же мне обещали! Я не хочу!

   Чупятов. Что такое? Что — не хочу?

   Сосулин. …На какой-то мужичке! Это же черт знает! Мой отец был в Сенате, а я… Нет, это же немыслимо! Фантастика, чепуха… тут все с ума сошли — вся Россия с ума сошла…

   Чупятов. Вот ка-ак?

   Сосулин. Только вам… только вам это говорю… вы же понимаете. Вы же мне обещали. Ведь вам только два слова сказать этому самому типу… Чупятову…

   Чупятов. Ая этот самый тип и есть.

   Сосулин (в ужасе). В-в-вы? Чу… Чу…

   Чупятов. Я.

   Сосулин. Э… это не вы.

   Чупятов. Нет, я — это я. А вот вы — действительно не вы.

   Сосулин. То есть… как?

   Чупятов. Так. Хорош… революционный! Редиска ты — да еще и трухлявая. Нам, брат, таких не надо.

   Сосулин. А-а-ай! (Присев, как заяц, опрометью убегает вниз с балкона, исчез.)

   Дарья (вслед). Погоди, погоди… жених!

   Илья. А-лля-ля-ля!

   Африканский гость. Рру-рру-рру!

   Унтер Иваныч (когда хохот затих — Чупятову). русский — странны. Варум — почему вы звал его рэдис. Рэдис — это вкусны, а он — невкусны.

   Чупятов. Да уж, это верно, что невкусный.

   Унтер Иваныч. О да! Пфуй!

   Чупятов. Вот именно. Ну, одна пара еще осталась. Расписывайтесь скорей — и конец.

   Доктор. Конец благополучный, вот это я люблю.

   Превосходный. Ну, знаете — благополучный. Пхэ! Это мы еще посмотрим!

   КаптолинаПална. Казимир Казимирыч… я боюсь, у меня пульс…

   Илья. Товарищ Превосходный, да будет вам бузить.

   Превосходный. Нет, извиняюсь: я должен сказать… Уважаемое собрание, это же все — фигли-мигли, это — комедия. И я имею документ, ктуры, я сейчас вам, наконец, объявлю… (Вынимает записку, секунду медлит, ухмыляясь.)

  

Люба судорожно ухватилась за Илью.

  

   Африканский гость (подойдя к Превосходному). Аррр-у… Аррр-у… А вдруг?

   Превосходный (обалдев). Что?

   Африканский гость (очень ясно). А вдруг? Чупятов. Ну, какой там еще документ! В чем дело? Превосходный (растерянно). Я… я не знаю… Я — ничего…

  

Африканский гость подбегает к Малафею Ионычу, нагибается к нему — явно сейчас заговорит.

  

   Каптолина Пална. Казимир Казимирыч… Казимир Казимирыч… Не надо!

   Превосходный. Малафей Ионыч… я — ничего. Я — ничего. Як Пана Бога кохам, ничего!

   Малафей Ионыч. Что — ничего? Дорогой товарищ Превосходный… Капа… Что такое?

   Чупятов (Превосходному). Ну, давай, давай сюда документ твой.

   Превосходный. Э-э-это не документ… Это бэ-бэ-белье…

   Чупятов. Да что ты говоришь? Какое белье?

   Превосходный. Это… это есть счет от прачки… Хе-хе-хе! Это я, извиняюсь, пошутил… як Пана Бога кохам.

   Малафей Ионыч. Хи-хи-хи… Спасибо, товарищ Превосходный!

   Люба. Ну, знаете, за такие шутки…

   Превосходный. Хе-хе-хе… Товарищ Любочка… Это же я — для волнения, как в театре… И вы же все равно имеете благополучное окончание, вам же только расписаться вашим фамилием…

   Малафей Ионыч. Пожалуйте, пожалуйте, граждане — прошу расписаться. Вот тут…

  

Люба расписывается.

  

   А… а… как же они? (На Африканского гостя.) Могут… это самое?

   Илья. О чем речь? Конечно — могут. Я же его научил.

   Африканский гость. Н’га! Н’га! (Пожимает руку Илье, расписывается в книге и быстро ее захлопывает.)

   Малафей Ионыч. Позвольте, позвольте…

   Илья. Чего там! Готово! Музыку… Унтер Иваныч! Просим!

   Унтер Иваныч. О да! Браутмарш. (Уходит. Слышен марш.)

   Доктор. Ну, Малафей Ионыч, поздравляю: сделал — своими руками: это — зять, да! Это же — не какой-нибудь Жудра.

   Малафей Ионыч. Жудра… Жудра — тьфу, вот что! Спасибо вам, товарищ доктор.

   Африканский гость (тоже жмет руку доктору). Н-га! Н-га! Н-га!

   Доктор. Не меня — его, его благодарите (на Чупятова).

   Малафей Ионыч. Товарищ Чупятов… отец родной… Не могу, волнуюсь.

   Африканский гость (дергает за рукав Малафея Ионыча). Урр-барр-барра н-га! (Бросается на пол — два-три движения, — ползает на брюхе, вскакивает, опять дергает Малафея Ионыча.)

   Илья (Малафею Ионычу). Это он вам объясняет, что у них так благодарят, он и вас просит…

   Малафей Ионыч. Да я… да с удовольствием! Товарищ Чупятов… дорогой. (Ползет на брюхе к Чупятову.)

  

Доктор, Илья, Африканский гость умирают со смеху.

  

   Дарья. Ой, батюшки мои, на брюхе пополз! Ой, сейчас лопну.

   Африканский гость. Ха-ха-ха! Не могу больше! Ой! (Сбрасывает обезьянью голову: это оказывается, конечно, Жудра.)

   Люба. Витька, ты негодяй, провокатор!

   Чупятов (ползущему Малафею Ионычу). Тьфу, гадость какая! Да встань ты, ну? К черту!

   Малафей Ионыч (вскакивает. Увидел Жудру). Госп… Господи! Что такое? Это — ты?

   Жудра. Я.

   Малафей Ионыч (тыча пальцем в обезьянью шкуру). А это самое… как же?

   Илья. А так, очень просто. Я отцу для опытов африканского гостя-обезьяну вез, да только в Одессе не доглядел, она советского хлеба поела — и издохла. А вот, все-таки пригодилась… (Обнимает Любу.)

   Малафей Ионыч. Это… это… это — нахальное жульничество! Вы, молодой человек, вы… вы — подлог, да!

   Превосходный. Вот именно, подлог.

   Жудра. Ну, уж коли так, так это не я, а вы, отец дьякон, живой подлог. И вы, гражданин Превосходный, тоже — подлог. И Сосулин… Ах, да: он удрал! Жалко…

   Малафей Ионыч (кидается к Чупятову). Товарищ Чупятов!

   Превосходный (тоже). Товарищ Чупятов! Товарищ Чупятов!

   Малафей Ионыч. Да что же это? Вы же, можно сказать, отец… Вы же меня знаете… Товарищ Чупятов!

   Чупятов. Да уж, теперь знаю — как свои пять пальцев! Подальше от меня, подальше! Ну?

   Превосходный. Но ведь я же — не он (на Малафея Ионыча)… Я же ваш секретарь…

   Чупятов (перебивает). Был — секретарь. Завтра за месяц вперед получишь — катись! А ты, Жудра, за командировкой зайди — для себя и для Любы. Спасибо тебе за веселый спектакль, и счастливого пути в Москву!

  

Занавес

   1929-1930

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  

   Впервые: Новый журнал. 1963. No 73.

   Печатается по: Сочинения. Т. 2. С. 449-499 (с исправлениями по рукописи, хранящейся в Бахметевском архиве Колумбийского университета, Нью-Йорк).

   Пьеса «Африканский госты», написанная в 1929-1930 гг., — одно из последних произведении, созданных Замятиным на родине. Разумеется, о постановке этой искрометной комедии, высмеивающей не только некоторые черты советского быта, но и присущее, к сожалению, до сих пор преклонение русского человека перед всем заграничным, и мечтать было нельзя. Поэтому вполне закономерно, что даже публикация за рубежом состоялась только спустя 26 лет после смерти автора. На родине пьеса была напечатана в журнале «Лепта» в 1994 г. (No 18. С. 108-138. Публикация А. Тюрина).