Bibra > Произведения > Все > Вторник Мэри

Вторник Мэри

Автор: Кузмин Михаил Алексеевич

Скачать

Михаил Алексеевич Кузмин

Вторник Мэри

Представление в трех частях для кукол живых или деревянных.

I

               Продавец газет: (в уличном шуме)

  

   Стою на своем месте я,

   Кавалеры, дамы.

   Утренние известия,

   Ночные телеграммы!

   Купите, купите

   «Вечерние куранты»!

   Купите, купите,

   Барышни и франты!

   У пятого квартала

   Шайка обокрала

   Игральное зало!

   Министерство пало!

   Во время придворного бала

   Фрейлина упала!

   Арестовали известного нахала!

   Ни одна фирма не покупала

   Так дорого ни рубина, ни опала!

   В Нью-Иорке пожар вокзала!

   Министерство исповеданий пала!

   Землятресение!

   Акций понижение!

   Большое сражение!

   Первое представление!

   Гибель всемирного гения!

   Балет,

   Кабинет,

   Туалет.

   Сигарет,

   Секрет,

   М-ll Анет!..

   Затмение звезд,

   Социалистов съезд,

   Угольный трест!

   Литературный манифест!

   Молодой человек, готовый на все,

   ищет места в отъезд!

   Стою на своем месте я,

   Кавалеры, дамы

   Утренние известия,

   Ночные телеграммы!

  

   (уличный шум).

   . . . . . . естия

   . . . . . . естия

   . . . . . . ало

   . . . . . . ало

   . . . . . . ест

   . . . . . . ест

   . . . . . . ищет места в отъезд!

Дама спит. Сон над ней танцует, прощаясь, и все не может покинуть С улицы военный марш чуть слышен.
Кажется, что за занавеской солнце и легкий ветер.

               Дама (сквозь сон, изредка).

  

   Я добегу до пагоды…

   Мадам я Batterfly!

   Какие красные ягоды!

   Сбирай, сбирай!

   Если бы в эту клетку

   Посадили премьера!

  

   Ха-ха… Я забыла горжетку…

   Не знаю… там… у портьеры!..

Маникюрша, сидя за столиком, напротив дамы, окруженная слоновой, выпачканной румянами, кухней, расставя локти, ласково оперирует над белой, в данную минуту безлюбовной, рукою.

               Маникюрша:

  

   Розовый ноготь —

   Пасты розанней.

   Тот нам желанней,

   Кого не трогать.

  

   Ногти, ногти замшей тру

   Поутру,

   Зорь зеркальных отраженье,

   Чтобы зарумянить в вас

   Пару глаз,

   Побледневших от волненья.

  

   Плечи блещут в ряде лож…

   Где-то ложь,

   У какой-нибудь у двери.

   Гарри дико закричал

   И упал

   На пороге мистрисс Мэри.

  

   Выстрел был не очень тих,

   Словно стих,

   Стих тупой Эмиль Верхарна,

   А зеленая звезда,

   Как всегда,

   Холодна и лучезарна.

  

   Розовый ноготь

   Пасты розанней,

   Тот нам желанней,

   Кого не трогать.

В конторе сидит молодой человек под зеленой лампой. Кругом пишут.

               Молодой человек:

  

   Повышения, понижения, рисконтро, онколь…

   В голове — тяжелая, тупая боль,

  

   Удастся ли три тысячи к весне скопить,

   Уехать во Флоренцию и там пожить?

  

   Веселые, привольные мечты, мечты!

   Флоренция, Италия — лишь там, где ты.

  

   Но любишь ли, но любишь ли, не знаю я,

   И в этом вся трагедия, поверь, моя.

  

   Зачем не при посольстве я атташе?

   Тогда бы был уверенней в твоей душе.

  

   Ах, сердце так колотится, так ноет грудь.

   Меня ты поцелуешь ли когда-нибудь?

  

   Повышения, понижения, рисконтро, онколь,

   В голове тяжелая тупая боль!

  

Подходит к телефону. С одной стороны молодой человек в будке
среди тихого шума, щелканья счетов, скрипа конторы, — с другой — у лакового
стола, перед букетом — дама. Между ними, как в кинематографе, оживленная улица.

               Молодой человек:

  

   Сто двадцать три и тридцать пять.

  

               Телефонистка:

  

   Звоню.

  

               Дама:

               Алло, алло!

  

               Молодой человек:

  

                            Вы, Мэри?

   Не помешал ли я вам спать?

   Не разбудил?

  

               Дама:

  

                            В известной мере.

  

               Молодой человек:

  

   Простите.

  

               Дама:

  

                            Полно, я шучу.

  

               Молодой человек:

  

   Вы шутите, а я бледнею.

  

               Телефонистка:

  

   Вы кончили?

  

               Молодой человек:

  

                            Нет, нет… хочу

   Увидеть, Мэри, вас скорее.

  

               Дама:

  

   Когда?

  

               Молодой человек:

  

               Сейчас… сегодня… ну?

  

               Дама:

  

   Я занята, нет ни минуты

  

   Свободной.

  

               Молодой человек:

  

                            Может быть, одну

   Найдете? или вы надуты?

  

               Дама:

  

   Надута?

  

               Молодой человек:

  

                            Мэри, целый день

   Не видеть вас! ну что ж, найдете?

  

               Дама:

  

   Ах, Боже мой, такая лень!

   Сейчас должна быть на полете!

  

               Молодой человек:

  

   Летите, с кем?

  

               Дама:

  

                            Пока секрет.

   Не помешало бы ненастье!

  

               Молодой человек:

  

   Люблю! Вы слышите?

  

               Дама:

  

                            Нет, нет!

   (вешает трубку).

  

               Молодой человек:

  

   На ваше и мое несчастье,

   Алло!

  

               Телефонистка:

  

               Там трубка не висит,

   Иль временное поврежденье.

  

               Молодой человек:

  

   К кому ж, о Боже, долетит

   Моя любовь, мое мученье?

  

               Трубочист:

  

   Я по крышам крысой лажу,

   Трубы чищу, чищу сажу.

   Подо мною грязь и смерть,

   Надо мной сереет твердь.

  

   Чай горячий, свежий бублик

   Мне дороже всех республик,

   Все ведь вылетит в трубу,

   От всего золу сгребу.

  

   На ухо скажу вороне:

   «Что бывало при Нероне,

   Будет через сотню лет, —

   Черной сажи липкий след!»

  

   Я пройдусь по пепелищу,

   Трубы заново прочищу, —

   И мечтает снова печь

   Небо пламенем зажечь.

  

II
День. Ясное осеннее поле.

               Дама:

  

   Вы уверяете: не будет страшен

   И мне полет?

   Летать привыкли выше крыш и башень…

   Ведь вы — пилот.

  

   А я одни полеты знаю, — страсти,

   Полет мечты.

   Но отдаюсь сегодня вашей власти:

   Лишь я, да ты!

  

   Пропеллер бабочкою затрепещет,

   Качнемся мы,

   И разрезаемый эфир заблещет,

   Как снег зимы!

  

   Летим скорее, синевой забредим,

   Свод неба чист!

   Так ветренно, любовно так поедем,

   Под нежный свист.

  

               Пилот:

  

   Вы говорите поэтично,

   Мне никогда так не сказать,

   Позвольте руку вам подать,

   Мы покатаемся отлично!

Начинается полет. Уже видны только крыши и трубы, блестящие на солнце. Загород. Луга, пастбища. Все мелко. Доносится песня, еле слышно, так что шум пропеллера в воздухе временами ее заглушает.

               П е с н я:

  

   Пчелка летает

   За сладким медком

   Сердце мечтает,

   Не знаю, о ком.

  

   На косогоре

   Машет крылом.

   Счастье и горе.

   Все об одном.

  

   Желтые зерна,

   Белая мука, —

   Мелькнет проворно

   Твоя рука.

  

   Ветер веет,

   Вода бежит —

   Сердце млеет,

   Млеет, дрожит.

Наконец все — как раскрашенная географическая карта. Странно, что птицы не крупнее и не видать на солнце рожи. Вот и облако. Опаловая каша, розожёлтые пеленки, летящая вата связывает и лезет в рот.

               Пилот:

  

   Люблю, люблю, люблю!

  

               Дама:

  

                            Я — ваша, ваша!

  

               Пилот:

  

   О, милая!

  

               Дама:

  

                            Да, да…

  

               Пилот:

  

                            Навек, не так ли?

  

               Дама (как во сне).

  

   Какое облако.

Долгое облако.

               Пилот:

  

                            Прогулка наша

   Кончается.

  

               Дама:

  

                            И вечером в спектакле?

   Мы опускаемся? Уж трубят пастухи.

   Вот написал бы кто про нас стихи!

  

III
 Вечер. Улица у входа в театр.

               Шофёр:

  

   Мимо, мимо! что за дело

   Смел ли он поцеловать?

   Лишь бы тумба не задела,

   А на встречных наплевать!

  

   Ах, луна ли, фонари ли,

   Все один и тот же путь!

   А о чем тут говорили,

   Милый путник, позабудь!

  

   Все завеет нежным снегом,

   Не найдешь весенних ям.

   Не сравняться с ровным бегом

   Легкокрылейшим саням!

  

   Смех веселый, ссоры, слезы,

   Алошелковый платок!

   Разбросал по дверцам розы

   Серебристый холодок.

  

   Мимо, мимо, что за дело,

   Не грешно поцеловать.

   Лишь бы тумбы не задело,

   А на встречных наплевать!

Зрительная зала шумит: фразы,как безголовые птицы, летают без начала, середины и конца. Тепло и духи. Плечи дам мерцают еле видной радугой, как бриллианты под тюлем.

               Обрывки разговоров:

  

   … Она ответила?.. ха-ха!

   … Послушайте, слова так грубы…

   … Ну, кто, мой милый, без греха?

   … Мне надоели эти клубы!

   … Мисс Нелли Фай!.. О, Дебюсси!..

   … Я нахожу, он очень строен,

   … Но молод!.. Лучше не проси…

   … Ваш брат, поверьте мне, пристроен

  

  

   … И выезд, выезд… просто смех!

   … Она не плакала… да, двести.

   … Как вы зовете этот мех?

   … Иди, иди к своей невесте!

  

   … La-la-la-la… ведь так мотив?

   … Банально, но ужасно мило!

   … Находите, что он красив?..

   … Я ничего не позабыла! —

  

   … В антракте, да. Уж тушат свет.

   … Конфеты-вот, но где афиша?

   … Умру. когда услышу «нет».

   … Тс… увертюра… тише, тише!

Увертюра начинается, пышная и театральная, как люстра в зеркале, звучит, словно в отдалении. Дама и пилот в ложе. На сцене Пьерро вздыхает в кукольном саду при маленькой луне. Коломбина склоняется к нему и замирает банально, пока не затренькала гитара арлекина. Пьерро забыт и предоставлен старой луне. Арлекин серенадит уверенно и пошло. В ложе разговаривают.

               Пилот:

  

   Мне не забыть, как вы сидели,

   Так близко, так плечо в плечо,

   И светлой, радужной мятели

   Мне было странно горячо.

   В буквальном смысле я спустился,

   С небес на землю…

  

               Дама:

  

                             Вы — со мной!

  

               Пилот:

  

   И кажется, во сне приснился

   Полет прелестно неземной.

  

               Дама:

  

   Я вас люблю, я вам сказала,

   И не раскаиваюсь в том.

  

               Пилот:

  

   Среди блистательного зала

   Как будто в поле я пустом!

   Я вас люблю!..

  

               Дама:

  

                            Я тоже, тоже!

   Традиционно и старо,

   Что смотрим мы из темной ложи

   На вечно грустного Пьерро.

  

               Пилот:

  

   Я провожу вас.

  

               Дама:

  

                            И зайдёте

   Закусите, чем Бог послал.

   И снова вспомним о полёте

   Средь радужных воздушных скал.

На сцене буфонная кутерьма, с палками. Кто-то лежит убитый, как чучело утопленника. Даме подают письмо.

   П и с ь м о:

  

   Это письмо вы получите,

   Когда меня не будет на свете.

   Совести своей не мучьте, —

   Вы ведь не будете в ответе.

   Разве вы виноваты,

   Что Бог вас создал прекраснее всего, что

                                         есть и было?

   Что при лампе зеленоватой

   Мое сердце по вас изныло?

   Не назову вас даже непостоянной:

   Солнце ветренно ль, светя в Америке?

   Это у меня в мозгу какие то изъяны,

   Что я от всего впадаю в истерику.

   Но я люблю вас невыразимо

   И не могу, не могу, не могу!..

   Я хотел умереть еще прошлую зиму,

   Но лучше лечь на осеннем лугу.

   Ребячество! гимназические драмы!

   Но я, вот я — уже не живой

   И плачу, взглянув на карточку мамы

   И закат огневой.

   Простите, забудьте… или нет, не забывайте

   Того,

   Кто старых перчаток ваших лайке

   Не предпочел бы в свете ничего.

   так трудно… я не жалею ни души, ни тела…

   Но все же, пускай не так быстро!

   Когда лампочка перегорела,

   Ее бросают и получается, будто выстрел…

На сцене веселый финал. Дама смотрит, будто не понимает.
Пилот улыбается, дама вздрагивает.

               Пилот:

  

   Как арлекин танцует ловко.

  

               Дама:

  

   Мы никогда не знаем, чем кончится день!

  

               Пилот:

  

   Вы делаетесь к вечеру философка?

  

               Дама:

  

   Нет, у меня мигрень!

  

               Шоффер:

  

   В окне карикатуры пар,

   Ночной угар

   Рассеян быстрою ездою.

   В стекле мелькнёт летучий мир, —

   И пассажир

   Разбужен утренней звездою.

  

   Но где проснёшься, легкий друг?

   Какой испуг,

   Какой восторг глаза откроет?

   Где веретена-тополя?

   Река, поля?

   Троянцы пали, пала Троя!

  

   А вдруг на снег и зиму злясь,

   Канала грязь

   Тебя затянет без проклятья?

   В сухой и пудренной крупе

   Тепло купэ,

   Но расторгаются объятья.

  

   Очки вуалят странно даль.

   Кого мне жаль?

   Мне только, чтоб не очень дуло,

   Диван возьмете ль за кровать.

   Иль проклинать,

   В висок уткнув тупое дуло?

  

   Ах, все равно, летим, летим,

   Куда хотим, —

   Ведь цель поставлена не нами!

   Как мерен вверх упор резин!

   Дыми, бензин,

   Отяжеленный облаками!

  

   Над садом, там, видна всегда

   Одна звезда, —

   Мороженый осколок злата

   Вор, кот, иль кукольный кумир,

   Скрипач, банкир,

   Самоубийца ль, — та же плата!

  

   1921 г.

  

   Источник текста: Михаил Алексеевич Кузмин Театр: в четырех томах ( в 2-х кн.); (том 2, кн.1), Окленд, Калифорния, США, 1994 г.

   Театр: В 4-х т. (В 2-х кн.).