Терпеливый народ

Автор: Романов Пантелеймон Сергеевич

   Пантелеймон Романов

Терпеливый народ

  

  

   По борьбе с грязью была объявлена неделя чистоты, и около советских бань стояла длинная очередь с узелками и вениками под мышками.

   Ожидающие, нахохлившись под дождем и топчась по грязи, чтобы отогреть ноги, стояли, ожидая, когда откроется дверь и впустят следующую партию.

   — Теперь мыть ещё всех затеяли, вот каторга-то,— сказал кто-то.

   — Ведь это что за подлость: гонят народ силком да и только; Говорят, у кого расписки из бани нс будет, тому обеда выдавать не будут.

   —А мыло дают? — спросил обросший волосами человек, проходивший мимо и задержавшийся па минуту, чтобы в случае отрицательного ответа идти дальше.

   — Дают, — сказал кто-то неохотно,— по восьмушке на человека.

   Обросший человек поспешно стал в очередь.

   — Замылись на отделку,— сказал грязный мужичок в рваном полушубке, поминутно почесывавшийся и все прислонявшийся спиной к высокому нервному господину. Тот раздраженно оглядывался на него и сторонился, каждый раз тщательно осматривая рукава пальто.

   — Скоро ли пускать-то начнете? Что вы их там дюже долго моете? Старуха, ты куда приперла?

   — В очередь, батюшка…

   — С мужиками в баню иттить?..

   — А нешто это в баню?.. Тьфу! вот нечистый-то подшутил, — сказала старушка, быстро оглянувшись на вывеску.

   — Эх, мозги курьи!..

   — Неизвестно еще, у кого курьи. Они вот такие-то станут, потрутся, а у тебя белья, глядь, нету.

   — Из-за этого больше всего боишься в баню-то ходить: воруют очень, и опять же вошь.

   — Вошь замучила,— сказал, поводя плечами, мужичок в полушубке.

   — Да что вы все прислоняетесь! — крикнул на него нервный господин.

   Мужичок посмотрел на него, отодвинулся, ничего не сказав, высморкался в грязь и утер полой полушубка нос.

   — Это правда, что замучила,— повторил он.

   — А где мыло будут выдавать? — спросил обросший человек.

   — Сейчас при входе.

   — Весь город обегал, куска мыла достать не мог. Теперь придется мыться.

   — Тоже, брат, за мылом пойдешь, глядишь — штаны тут оставишь. Баня теперь самое бедовое дело.

   — Прошлый раз один так-то помылся: вышел одеваться, как есть тут: все! Даже порток нижних не оставили. Уж выпросил юбку у сторожихи. Так бабой и пошел.

   — Вымыли… нету ни у кого, вот и воруют,— сказал мужичок в полушубке.—Ведь вот рубаха—четвертый месяц ношу.

   Нервный господин, оглянувшись, еще дальше отодвинулся от мужичка.

   — Плотней становитесь! Что вы там ворота оставляете! И так на середку улицы выпятились! — крикнули сзади. Мужичок опять пододвинулся к господину.

   — Впускают! — торопливо крикнул кто-то. Дверь открылась, и все, нажимая друг на друга, тесной толпой стали напирать на дверь.

   — Мыло получай…

   — А можно мыло получить, а в баню не ходить? — спросил обросший человек.

   — Нет.

   — Придется иттить… ах, головушка горькая.

   — Опутали здорово. Не хочешь иттить, да идешь,— говорили в толпе.

   — Да проходите вы скорей там! Сперлись, как бараны, а ходу нет. Да еще разговоры завели.

   — Стоп! Довольно,— сказал служащий,— следующая партия, ожидай.

   — Так и знали… О, господи, батюшка. А уйтить нельзя.

   — Да уж отделался один раз, да и к стороне.

   — И мыло, жалко, не получишь.

   — Не очень-то к стороне. Они, говорят, кажные две недели будут теперь гонять.

   — И народ все терпит… Господи, батюшка!

   — Да, народ терпеливый. Наскочили бы на других, они бы показали.

   — Следующая партия!

   Все, давя друг на друга, бросились в открывшуюся дверь.

   В раздевальне копошилась масса раздевающихся людей…

   — Вещи берегите! — крикнул банщик.

   Все, притихнув, оглядывались Друг на друга, а некоторые что-то украдкой завертывали, повернувшись спиной к соседям.

   — Черт ее знает,— сказал обросший человек, проходя в мыльню,— мыла дали столько, что только голову хватит помыть, а домой нести нечего.

   — А ты, батюшка, только вид сделай, что моешься,— сказал грязный мужичок,— а сам так-то. Я уж нынче четвертый раз тут.

   — Тут, бывало, ванны, штуки всякие, — говорил волосатый парень, намыливая голову, — подойдешь, за ручку дернешь хорошенько, а на тебя вода, вроде как дождь.

   — Это-то и сейчас есть, вон, около стены.

   — Что ты дергаешь-то из всех сил! — кричал банщик на здоровенного малого, который стоял под душем и обеими руками тянул за ручку.

   — Не льется что-то ничего…

   — Не льется, — значит, испорчено, а ты уж совсем своротить хочешь? Вот чертов народ-то!

   Грязный мужичок сидел на своей лавке около налитой в шайку воды и что-то внимательно приглядывался к полу, потом сказал: — Вшей теперь небось сколько намыли, страсть!

   — Чего сидишь, не моешься! — крикнул на него проходивший банщик, — только место зря занимаешь.

   Мужичок испуганно оглянулся и стал своими черными руками плескать горячую воду из таза на сухие спутанные волосы.

   — Хоть для виду поплескаться, — сказал он, посмотрев сбоку из-под рук на обросшего человека, сидевшего рядом с ним.— А мыло домой старухе снесу рубахи постирать.

   — Только из-за мыла и ходишь, — отвечал обросший человек, делавший вид, что намыливает голову, когда мимо него проходил банщик.

   — Уж очень чистотой донимать стали, прямо житья нету. Прошлую неделю заставили дворы чистить.

   — Народ терпеливый, вот и заставляют.

   — За вами, чертями, не смотреть, так вы все навозом обрастете,— сказал, покосившись из-под рук, намыливавших голову, человек с солдатскими усами, сидевший по другую сторону от грязного мужичка.

   Грязный мужичок опасливо посмотрел на него, как бы стараясь определить, какое он положение может занимать и ничего не сказал.

   — От вшей, говорят, будто тиф разводится,— сказал кто-то.

   — Слава тебе, господи, всю жизнь с ними ходили — ничего, а теперь вдруг на-поди, развелся.

   — Это,хочь, правда.

   — От вши—тиф, а от клопа холеру объявят, — сказал насмешливый голос.

   Какой-то человек сидел весь обмазанный глиной и втирал ее в волосы. На него долго и с интересом смотрели. Потом грязный мужичок нерешительно спросил:

   — От болезни, что ли, от какой?

   Из-под свисших мокрых волос посмотрели злые глаза.

   — От какой болезни, что ты брешешь!..

   — Глиной хорошо застарелую грязь берет, — сказал тощий человек с синяком на ноге.—Я прошлый раз тоже мылся.

   — Мойтесь скорей, дома поговорите! — крикнул банщик,— следующую партию пускать надо. Все усердно принялись полоскаться.

   — Да, совсем запаршивел народ.

   — Плохо смотрят,— сказал человек с солдатскими усами.— С таким народом строго надо: агитацию хорошую расклеить, а потом смотреть, как кто месяц в бане не был, так хлеба не давать да в холодную. Это особо.

   —Что ж это, значит, каждую неделю белье менять да стирать? Ловки другими распоряжаться,— крикнули сзади.

   — Они об этом не думают. Благо народ терпеливый. Вошь с лапками нарисуют, расклеют по стенам, а каково рабочему человеку…

   — Ах, чтоб тебя черти взяли!..—вскрикнул обросший человек.— Только горячей водой на него плеснул, а оно все расползлось, как масло коровье. Вот тебе и раздобыл мыльца. Только мылся задаром.

   — Кончайте скорей! — крикнул банщик.—Люди ждут, а вы тут лясы точите! Что ж ты, в бане был, а ноги, как у лешего,— грязные,— сказал он, остановившись перед грязным мужичком.

   — Что-то не отмываются, батюшка; в другой раз глинки захвачу.

   И когда банщик отошел, грязный мужичок прибавил, обращаясь к соседу:

   — Мало того, что силком тут полчаса продержали, а еще смотрят, какие у тебя ноги. И народ все терпит…