Тяжелые вещи

Автор: Романов Пантелеймон Сергеевич

   Пантелеймон Романов. Тяжелые вещи

  

   Издание: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.

   Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.

   OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 20 августа 2002.

  

  

ТЯЖЕЛЫЕ ВЕЩИ

  

   На базарной площади, где прежде торговали готовым платьем, железом, горячей колбасой и всем прочим, стояли запертые и забитые досками лавчонки, а в проходах между ними и по всей площади, на навозе и подтаявшему льду были разложены на мокрых рогожках всякие товары: у кого пара ржавых селедок, две пуговицы и коробка спичек, кто продавал какую-нибудь рваную шубенку или менял серебряную ложку на хлеб.

   — Облавы нынче не было? — спрашивали вновь подходившие.

   — Вчерась была,— неохотно отвечал кто-нибудь из торговцев.

   Продавцы то и дело зорко оглядывались по сторонам и при всякой тревоге делали приседающее движение, чтобы схватить за углы свои рогожки с товарами и лететь куда-нибудь на ближайший пустой двор.

   Какая-то барыня в мятой шляпке принесла лампу с абажуром в виде матового шара и, нерешительно оглянувшись по сторонам, спросила:

  —
А ничего, позволяют торговать-то?

   На нее и на ее лампу молча и недоброжелательно посмотрели.

   — Позволяют… тому, у кого ноги проворные,— сказала молодая торговка в полушубке, поправив платок на голове и не взглянув на спрашивавшую.

   — А ты, матушка, в первый раз, что ли, вышла? — спросила пожилая торговка, у которой на рогожке были разложены пять селедок и велосипедный насос.

   — В первый…

   — То-то я вижу… лампу-то с шаром взяла. Ежели, грешным делом, спешить придется, как бы тебе ее не раскокали.

   — Они все чисто с неба свалились…

   — Ты уж, как чуть что, поглядывай вон на того старика, что замками торгует, он у нас сметливый.

   Какой-то человек в поддевке, торговавший стаканами и вазочками, недовольно покосился и сказал:

   — С замками-то всякий дурак будет сметлив. Их стряхнул в мешок и айда. А ты посуду пойди так-то стряхни. Вот наказал бог товаром.

   — А вон еще умная голова идет.

   Все оглянулись. К ним подходила женщина с креслом на голове, которое торчало ногами вверх. Женщина поставила кресло и остановилась, тяжело дыша.

   — Еще-то у тебя потяжельше ничего не нашлось? — спросила молодая торговка.

   — Последнее, матушка.

  —
Они все думают, как до свободы.

   Вдруг все прислушались.

   — Стой, свистят…

   В самом деле послышался какой-то свист.

   Старичок с замками не обратил никакого внимания на свист и даже стал раскуривать трубочку. Все мало-помалу успокоились.

   — Пропасти на вас нет, запугали наотделку, все селедки со страху в грязь вывалила,— сказала селедочница.

   — Вот как этого свисту боишься, ну, хуже нет…

   — Вчерась без свисту хорошо обделали…

   — У тебя-то что,— схватила свою рогожку и до свидания, а вот эти-то — с лампой да с креслом — что будут делать? Спаси, царица небесная.

   Из переулка выехал человек с кадкой капусты на ручной тележке и поехал на средину рынка.

   — Сторонись, бабы. Облава вчерась была?

   — Была.

   — Ну, значит, нынче не будет.

   — Вишь, прямо чуть не на телеге прискакал. Тише ты, домовой, прет прямо на человека.

   — Вот такие-то окаянные, случись что,— и пойдут с своими кадушками через головы скакать. И как не запретят только.

   Вдруг старичок с замками насторожился, ни слова не говоря, сунул в карман трубочку, стряхнул в мешок замки и юркнул в толпу.

   А вдали уж был слышен продолжительный негромкий свист, каким охотник дает знать товарищу о замеченном звере.

   Пожилая торговка беспокойно оглянулась и вскрикнула:

   — Ах, нечистые, с того конца зашли…

   — Вот ведь, окаянные, каждый день наладили.

   Все мгновенно зашевелились и бросились во все стороны, как раскинувшийся лагерь бросается, ища спасения в бегстве при неожиданном нападении врага. Только виднелись вскидываемые на плечи мешки, кадки, ящики.

   — Что на дороге-то мешаешься, чертова голова, раньше бы собирала, не научили тебя еще.

   — А ты куда по селедкам шлепаешься? Угорел совсем, мои матушки.

   А дальше слышался испуганный визг и хруст посуды: это мужик в фартуке с кадкой капусты катил по рядам.

   — Господи, батюшка, вот отнялись ноги со страху, и бежать не знаю куда,— говорила, сидя на снегу и плача, какая-то баба.

   — Лупи в ту сторону. Отседа зашли. Но навстречу бросившейся толпе раздались свистки милицейских.

   — Отрезали, дьяволы! — сказал солдат с мешком картошки на спине, остановившись и плюнув.— Вон куда,— за водокачку надо было обходить. Как бы сразу зашли, так бы и прорвались к переулку.

   — Теперь живьем возьмут… да куда ты тут со своей лампой-то! Абажур еще прихватила. Наказание с этим народом.

   — Порядков не знают, вот тащут что попало.

   — А там вон один оленьи рога приволок. Как подденет, подденет под бок, ну прямо душа с телом расстается.

   — Эй вы, чего там заснули? — крикнул солдат в суконной шапке с шишаком.— Обходи справа да загоняй всех в угол.

   Из-за водокачки выскочили солдаты и рассыпным строем стали сгонять всех в одну сторону.

   — Глянь, они и за водокачкой сидели.

   — Заходят, кругом заходят. Ах, нечистые! — говорили бабы.

   — Обошли… теперь крышка всем,— сказал солдат с картошкой,— они подготовку изделали.

   — Сейчас хоть не стреляют,— а спервоначалу, бывало, как залпом в воздух хватят, хватят, так присядешь, и ноги, как чужие.

   — Они и сейчас, брат, как не свои.

   Старик с селедочницей, молодой торговкой и приставшим к ним солдатом раньше всех успели юркнуть в какую-то подворотню и, пригнувшись, пробрались к пустырю вдоль разломанного забора.

   — С креслом-то женщина осталась, бедняжка.

   — Вперед наука. Еще бы комод на себе приперла.

   — В угол погнали. Вот дуют-то! — говорил солдат.— Ах, ловко. Это еще что… вот мы, когда Ерзерум брали, как налетели таким же манером на базар,— куда тебе твои столики. Что тут было! Ну, что ж они не стреляют? Тут первое дело в воздух палить надо без остановки, покамест очумеют. Тогда голыми руками прямо бери.

   — Что это кверху ногами-то бегает?..— сказала молодая торговка.— Вон, вон, вишь… остановилось. Опять, опять побежало.

   Все посмотрели по указанному направлению. Народ, потеряв голову, бросался целым стадом то в одну, то в другую сторону, а среди этой свалки металось по базару какое-то кресло вверх ногами.

   — Ох, это она, знать. Спаси, царица небесная.

   — Надорвется,— сказал старичок.

   — Разве можно в такое время с этакими вещами.

   — Эх, стреляли мало,— сказал солдат, когда сбитую в кучу толпу на рынке стали строить в очередь,— тут бы без остановки лупить надо.

   Когда все пошли, он еще несколько времени смотрел на рынок с опрокинутыми столиками и рассыпанными селедками, потом, плюнув, сказал:

   — Все-таки мастера, дьявол их побери. Мы, когда Ерзерум брали, у нас хоть конница была, а эти пешии как обработали.

   — Тут и без конницы хорошо выходит,— заметил старичок.— Вы Ерзерум-то этот один раз брали, а они тут по семи раз в неделю орудуют, пора руку набить.