Гайка

Автор: Романов Пантелеймон Сергеевич

   Пантелеймон Романов. Гайка

  

   Издание: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.

   Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.

   OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 20 августа 2002.

  

  

ГАЙКА

  

   На вокзальной платформе, заваленной узлами, мешками и прочей пассажирской рухлядью, сидел и лежал народ, дожидавшийся поезда.

   — Когда поезд придет? — спросил, войдя на платформу, рабочий с сундуком и чайником через плечо.

   — А черт его знает,— неопределенно отвечал малый в картузе, к которому он обратился.

   — Вот дьявола-то…— сказал раздраженно рабочий, оглядываясь по сторонам.

   — Мы, батюшка, третий денечек тут сидим,— проговорила старушка в туфлях и шерстяных чулках,— балакали вчера, что должен быть поезд беспременно, знающий человек говорил, да вот, знать, не угадал.

   — Придет, бог даст…— сказал сидящий рядом с ней на мешках лохматый мужичок в накинутой на плечи без рукавов шубенке.

   Рабочий, не слушая, смотрел по сторонам.

   — А это какой поезд?

   — Это в другую сторону, батюшка, третий звонок давно пробил, да гайку, говорят, какую-то на паровозе потеряли.

   — Чего стоим? — кричали из окон стоявшего поезда пассажиры.

   — Гайку не найдут никак…

   — Растерялись, на весь поезд одна гайка… голь несчастная.

   — Ехать не едет, а вылезть по своему делу боишься — уйдет,— говорила растрепанная женщина в расстегнутой кофте, с нечесаными волосами, выглядывая на обе стороны из вагона.— Звонки-то еще будут? — спросила она у проходившего толстого кондуктора.

   — Сколько ж тебе звонков еще надо, пробило три, ну, и сиди, жди.

   — Им и трех мало…— сказал какой-то веселый мужичок в лапотках, с ножичком на поясе, свертывавший папироску.

  —
Голубчики, идет!..— закричал как зарезанный малый в картузе и бросился в вокзал за вещами.

   Вся платформа зашевелилась.

   — У меня как сердце чуяло, что придет,— сказала старушка в туфлях, торопливо собирая свой мешок.— Как-то теперь, господь даст, сядем.

   — На каком пути остановится? — кричали разные голоса.

   — На втором пути, за этим поездом,— спокойно сказал толстый кондуктор, махнув рукой в сторону второго пути.

   Все озадаченно остановились перед загородившим дорогу поездом.

   — Вот этот тут черт застрял еще на дороге… Скоро ли тронетесь-то, окаянные! Стоят поперек дороги, и неизвестно что, не то в обход иттить, не то ждать.

   — Сейчас уедут, им только гайку найтить,— сказал, подмигнув, веселый мужичок.

   Вдали засвистел паровоз. Пассажиры вдруг, точно спасаясь от кого-то, бросились к своим мешкам и сундукам рассыпной толпой в обход и под колеса стоявшего на пути поезда, потерявшего гайку.

   — Куда вы, оглашенные, под поезд лезете! — кричали на них из окон.— Трогаемся сейчас, подавим всех.

   — А вы что тут распространились на самой дороге? Зимовать, что ли, собрались?

   Лохматый мужичок необычайно проворно пролез по головам ломившихся на площадках людей и сел на краю крыши, спустив вниз ноги в лапотках.

   — Что на голову становишься! — сказал, поглядев на него с усилием вверх, рабочий, который ухватился рукой за железную скобку через плечи других и висел на ней.

   — Пройтить негде было, батюшка,— сказал мужичок и, увидев барахтавшуюся внизу в общей свалке старушку, закричал:

   — Эй, тетка, тетка, на тебе, хватайся за подпояску. Держись, тащить буду. Ну, вот…

   — Эй, кто там опять?! Тьфу! Что за дьяволы, сказано — не лазить по головам! — закричал вне себя рабочий, когда старуха покрыла его голову своей юбкой.

   Малый в картузе тоже вскочил на крышу и, стоя у края, кричал:

   — Выше господ залезли!

   Старушка, отдышавшись, устроилась около трубы.

   — Ну, вот, и слава тебе господи, сели. Только с непривычки дюже высоко.

   — Обтерпишься…

   Пришедший поезд дал свисток и дернул один раз, потом другой, потом медленно попятился назад. Все затаили дыхание.

   — Только бы с места взял.

   — Самое главное… а там разойдется, бог даст,— говорили на крышах.

   Наконец паровоз часто запекал, медленно тронулся, шипя на обе стороны паром, выпускаемым из паровоза низко по земле, и увозя вагоны, платформы, груженные лесом и облепленные народом.

   Малый в картузе стоял посредине крыши и кричал на поезд:

   — Пошел, пошел, разгоняй, разорви его утробу!

   — А ездить как будто похуже стало,— сказал лохматый мужичок,— взбираться дюже трудно.

   — Зато спокоен…

   — Про это никто не говорит.

   Висевший внизу на площадках народ недоброжелательно поглядывал на крыши.

   — И прежде были господа, и теперь господа,— сказал какой-то мужичок, посмотрев снизу на сидевшего на крыше солдата с револьвером.

   — Расселись там на хороших местах-то,— сказала злобно какая-то баба с молочным жбаном, прилипшая внизу к дверной скобке.

   Вдруг поезд, тяжело поднимавшийся на подъем, неожиданно рванул вперед и остановился.

   — Ой, мать честная,— раздалось с крыши,— вот было чебурахнул-то!

   — Держись, время такое…

   — Что стал? Ай потеряли что?

   — Должно, силы нету.

   — Вот и опять станция,— сказал веселый мужичок.— Тут бы по всей линии трактиров настроить, в самый раз было бы.

   — Что же вы, дьяволы, сидите! — закричал шедший от паровоза кондуктор,— видите, машина не берет, не можете слезть?..

   — И так вывезет!..— крикнул, стоя на крыше, малый в картузе.

   — "И так вывезет"… что ты на лошадь, что ли, засел, болван не понимающий. Слезай к чертовой матери!

   — Под горку идет хорошо, а вот как навзволок, так мука с ним одна.

   Все сошли на насыпь. Поезд постоял с минуту на месте, подергался судорожно и пошел назад…

   — Матушки! Куда ж это он?

   — За картошкой поехал… гайку не потеряй!..— крикнул вслед машинисту веселый мужичок.

   — Ежели спешить некуда, еще ничего,— можно и подождать.

   — Да, подождать. Хорошо вам на крыше-то,— злобно сказала баба с жбаном,— а тут все молоко розлили, да еще проквасишь его, покуда довезешь.

   — А ты пешком иди, баба молодая, чего машину зря мучаешь,— сказал веселый мужичок.

   — Только вот оскаляться и умеете…

   — Пошел!..— крикнул кто-то.

   Несколько человек бросились наперерез к поезду и с озверелым видом, работая локтями, стали пробиваться на крышу.

   — Ах, дьяволы, опять самые хорошие места займут.

   — Садись, не зевай! Черт вас побери, окаянные. Разинули рты! — крикнул кондуктор.

   — А мы думали — остановится.

   — Останавливайся для вас, а потом опять сначала разгоняй. Вот бестолочь-то окаянная, ну, никак к порядку не приучишь. Весь свет обойди, другого такого народу не найдешь.

   Старушку затерли, и она, потеряв туфлю, успела только повиснуть на подножке. Лохматый мужичок, опять раньше других вскарабкавшийся на крышу, увидев старушку внизу, крикнул ей:

   — Висишь, тетка?

   — Вишу, батюшка, слава богу.

   И она о плечо поправила съехавший на глаза платок, так как обе руки ее были заняты держанием за скобку…

   Поезд пошел, прибавляя ходу. А сзади бежали, спотыкаясь, с мешками, и испуганно махали руками те, кто не успел на ходу прицепиться.

   — Догоняй, догоняй, тетка! — кричал малый в картузе, держась за трубу, как за мачту.— Ах ты, мать честная, вот так подвезли тетеньку!

   Какой-то человек в бабьей кофте посмотрел на оставшихся и сказал:

   — Ну, беда теперь с плохими ногами.

   — Тут и с хорошими голову потеряешь.

   — Вот как народу поскидает побольше, все, может, лучше пойдет.

   — И то как будто расходиться стал.

   — Разойдется… Тут под горку.

   Все замолчали и, оглядывая свои мешки, стали прочнее усаживаться.

   — …Не тяни за плечо…— раздался голос снизу, где висели, как виноград, люди на подножках.

   — Потерпишь, что же мне, оторваться, что ли…— сказал другой голос.

   — О, господи батюшка, того и гляди, руки оборвутся. А тут этот домовой разогнался.. Куда его леший так понес? Холера проклятая!

   — На кульерском едем!

   Поезд, шедший под уклон, все прибавлял ходу и наконец так разошелся, что поднял за собой целый ураган крутившихся в воздухе бумажек и пыли.

   Вагоны дребезжали и ныряли из стороны в сторону.

   Разговоры на крышах прекратились. Пассажиры притихли и, как гонщики, плотнее надвинув шапки и сощурив глаза, смотрели вперед.

   — Куда его нечистые разнесли!

   — Эй, куда ты так расскакался! Головы, что ли, сломить всем хочешь! — кричали с крыш машинисту.

   — "Расскакался",— передразнил с тормоза угрюмо кондуктор, стоявший, как в метель, с поднятым от пыли воротником шинели.— Что ж он изделает, когда тормоза не действуют? Не понимает ни черта, а тоже глотку дерет.

   — А тут какого-то черта догадало еще крышу полукруглую сделать. Ухватиться не за что.

   — Что ж они не могли хоть какие-нибудь держалочки устроить?

   — Нешто они об публике думают!..

   Впереди показался полустанок. Кондуктор схватился было за тормоз, покрутил несколько времени, потом плюнул и махнул рукой. Поезд пролетел мимо платформы. Стоявшие плотной стеной на платформе люди сначала удивленно смотрели, потом стали испуганно махать руками и кричать:

   — Стойте, стой! Куда же вы? Нас-то захватите!

   — Никак не могим, гайка на отделку развинтилась! — крикнул веселый мужичок. А малый в картузе, подняв вверх руку, точно у него был кнут и он скакал на лошади, кричал во все горло:

  —
Шпарь, шпарь его! Вот как распатронили!

   Поезд, далеко прокативший за полустанок, наконец остановился.

   — Ну, нет, это уж бог с ним, с этим удобством,— сказал человек в бабьей кофте, лежавший на животе около трубы, обхватив ее обеими руками: — лучше уж внизу тесноту потерпеть да живым остаться. А то сейчас чуть-чуть не стряхнуло.

   — Да, на крыше хуже,— сказал лохматый мужичок, протирая обеими руками глаза и сплевывая.— Пыль очень, и сердце с непривычки заходится.

   — У вас там, у чертей, наверху заходится, а вы попробовали бы тут пошли, повисели,— раздался снизу озлобленный голос бабы с молочным жбаном.— А то расселись там, как господа.

   — Ну, вы, что же там ждете? — К подъезду, что ли, прикажете подавать! — крикнул кондуктор на пассажиров, озадаченно стоявших на платформе полустанка. Те, схватив свои мешки, испуганно бросились к поезду.

   — Вот окаянный народ-то, каждому объясняй да еще по шее толкай, а чтоб самим к порядку привыкать, этого — умрешь, не добьешься.