Летом

Автор: Тэффи

  

Н. А. Тэффи

  

Летом

  

   Тэффи Н. А. Собрание сочинений.

   Том 2: «Неживой зверь»

   М., Лаком, 1997.

  

   В жасминовой беседке душно и томно от сладкого запаха.

   Прогудит шмель мандолинной струной, задрожит легким шорохом тонкий витой стебелек и затихнет.

   Травяной паучок висит, качается на своей липкой ниточке, слушает, как цветут цветы.

   В жасминовой беседке старая скамейка так густо обросла мохом и гнилушками, что стала будто живая, будто сама выросла из земли, как старый, размякший гриб.

   На скамейке две девочки: одна длинноногая, белобрысая, с веснушками на круглом носу, в ситцевом платье и драном гимназическом переднике. Это Лиза Кириллова, только что одолевшая ужасы науки приготовительного класса.

   Другая — припомаженная, принаряженная, с чисто вымытыми красными руками, — Люня Донацкая, приехавшая с визитом.

   Девочки знают друг друга плохо, и беседа не клеится.

   Лизу смущает великолепие голубого банта в Люниной косе.

   Ей кажется, что Люня не может не презирать ее за драный передник и веснушчатый нос.

   Но нужно как-нибудь выпутываться из тяжелого положения. Кроме того, она хозяйка и должна занимать гостью.

   — Вы любите театры? — спрашивает она самым светским тоном, прикрыв ладонью дырку на переднике.

   — Очень люблю. Ужасно люблю, — отвечает гостья с легким польским акцентом. — Только я еще никогда в театре не была. Мы всегда в Горках живем, а в Горках театров нет.

   — Я тоже люблю театры. Я очень часто в театре бываю. На Рождестве нас возили в ложу, и потом еще была один раз, когда была совсем маленькая; только уж не помню… Вот мама, та еще чаще ездит.

   — Ваша мама ужасная красавица, — покраснев, говорит Люня. — Моя мама тоже ужасная красавица, но ваша еще ужаснее.

   Лиза молча дрыгает ногами.

   — А что, у вас в гимназии очень трудно? — спрашивает Люня.

   Лиза выпрямилась и гордо вскидывает голову:

   — В гимназии? Ерунда, пустяки! Конечно, для новеньких очень страшно. Вы бы, наверное, перетрусили. Уж конечно, — где вам!

   — А вы не боитесь?

   — Я-то? Ничуть! Марья Николаевна говорит мне: «Снимите локти со стола», а я — хоть бы что. Даже нарочно другой локоть хотела положить, только некогда было.

   — Какая вы! — заискивающе улыбается Люня. — Я бы ни за что не могла!

   — Хо! Я ничего не боюсь! Даже батюшка спросил: «Кто это там на второй скамейке вихрами трясет?».

   — Ой! Ой! Как это вы так можете? А учиться трудно?

   — Учиться? Ужасно трудно. Масса предметов. Чистописание очень трудно. У нас страшно строго. Если букву пропустишь или если клякса — сейчас выключат, и пропала на всю жизнь. Вы бы ни за что не могли.

   Люня из почтительности передвинулась на самый краешек скамейки. Лиза развалилась и гордо расправила дырявый передник, как старый ветеран свое доблестное знамя, простреленное в боях.

   — У нас в классе тридцать девочек. Я всех на память знаю: Александрова, Андреева, Асланова, Бабарусова, Батарникова, Букина…

   — Как это вы так можете! — благоговейно шепчет Люня.

   Она вся съежилась, подавленная и растерянная, и даже голубой бант сконфуженно обвис.

   — Подождите, не перебивайте! Разве можно перебивать, когда называют фамилии. Теперь из-за вас я должна опять сначала начинать. Александрова, Андреева, Асланова, Бабару… Вот видите, как глупо перебивать, теперь я опять должна начать сначала: Александрова, Андреева…

   — Вам, может быть, тесно на скамейке? — робко и почтительно шепчет Люня. — Так вы ложитесь как следует, а я могу здесь на травке посидеть.

   — Ну, еще платье перемажете.

   — Нет, нет, ничего. Да я могу и постоять.

   — У нас в классе есть одна полька, Клембицкая. Вы ее знаете?

   — Нет, не знаю.

   — Какая же вы после этого полька, когда вы своих не знаете! Вы, должно быть, так только, — простая католичка.

   Лиза развалилась на всю скамейку, одну ногу перекинула на спинку, а другою болтала по воздуху. Люня робко, сложив руки, как масон на молитве, смотрела и слушала в благоговейном экстазе.

   — Бабарусова, Батарникова, Букина, Вериго, Елкина… Не смотрите мне в рот, это меня сбивает.

   — А куда мне нужно смотреть?

   — Вот сюда куда-нибудь.

   — На листья?

   — Ну, можно и на листья… Елкина, Значкова… опять вы на меня! Какая вы, право! Ужасно трудно с вами разговаривать! Я устала, я буду спать.

   — Хорошо, вы спите, а я посторожу. Если прилетит пчела, я ее прогоню.

   Лиза закрывает глаза и лежит тихо.

   Люня стоит, сложив руки, и старается не дышать.

   Что-то тихо щелкнуло, и задрожал листик.

   Это свалился сверху маленький жучок.

   Люня вздрогнула, испуганно скосила глаза на Лизу и погрозила жуку пальцем.

   Томно и душно от сладкого запаха.

   Качается травяной паучок, слушает, как цветут цветы.