Когда рак свистнул

Автор: Тэффи

  

Тэффи

Когда рак свистнул

Рождественский ужас

  

   Святочные истории: Рассказы и стихотворения русских писателей.

   Составление, примечания С. Ф. Дмитренко.

   М., «Русская книга», 1992

   OCR Бычков М. Н.

  

   Елка горела, гости разъехались.

   Маленький Петя Жаботыкин старательно выдирал мочальный хвост у новой лошадки и прислушивался к разговору родителей, убиравших бусы и звезды, чтобы припрятать их до будущего года. А разговор был интересный.

   — Последний раз делаю елку, — говорил папа Жаботыкин.— Один расход, и удовольствия никакого.

   — Я думала, твой отец пришлет нам что-нибудь к празднику,— вставила maman Жаботыкина.

   — Да, черта с два! Пришлет, когда рак свистнет.

   — А я думал, что он мне живую лошадку подарит,— поднял голову Петя.

   — Да, черта с два! Когда рак свистнет.

   Папа сидел, широко расставив ноги и опустив голову. Усы у него повисли, словно мокрые, бараньи глаза уныло уставились в одну точку.

   Петя взглянул на отца и решил, что сейчас можно безопасно с ним побеседовать.

   — Папа, отчего рак?

   — Гм?

   — Когда рак свистнет, тогда, значит, все будет?

   — Гм!..

   — А когда он свистит?

   Отец уже собрался было ответить откровенно на вопрос сына, но, вспомнив, что долг отца быть строгим, дал Пете легонький подзатыльник и сказал:

   — Пошел спать, поросенок!

   Петя спать пошел, но думать про рака не перестал. Напротив, мысль эта так засела у него в голове, что вся остальная жизнь утратила всякий интерес. Лошадки стояли с невыдранными хвостами, из заводного солдата пружина осталась невыломанной, в паяце пищалка сидела на своем место — под ложечкой,— словом, всюду мерзость запустения. Потому что хозяину было не до этой ерунды. Он ходил к раздумывал, как бы так сделать, чтобы рак поскорее свистнул.

   Пошел на кухню, посоветовался с кухаркой Секлетиньей. Она сказала:

   — Не свистит, потому что у него губов нетути. Как губу наростит, так и свистнет.

   Больше ни она, ни кто-либо другой ничего объяснить не могли.

   Стал Петя расти, стал больше задумываться.

   — Почему-нибудь да говорят же, что коли свистнет, так все и исполнится, чего хочешь.

   Если бы рачий свист был только символ невозможности, то почему же не говорят: «когда слон полетит» или «когда корова зачирикает». Нет! Здесь чувствуется глубокая народная мудрость. Этого дела так оставить нельзя. Рак свистнуть не может, потому что у него и легких-то нету. Пусть так! Но неужели же не может наука воздействовать на рачий организм и путем подбора и различных влияний заставить его обзавестись легкими.

   Всю свою жизнь посвятил он этому вопросу. Занимался оккультизмом, чтобы уяснить себе мистическую связь между рачьим свистом и человеческим счастьем. Изучал строение рака, его жизнь, нравы, происхождение и возможности.

   Женился, но счастлив не был. Он ненавидел жену за то, что та дышала легкими, которых у рака не было. Развелся с женой и всю остальную жизнь служил идее.

   Умирая, сказал сыну:

   — Сын мой! Слушайся моего завета. Работай для счастья ближних твоих. Изучай рачье телосложение, следи за раком, заставь его, мерзавца, изменить свою натуру. Оккультные науки открыли мне, что с каждым рачьим свистом будет исполняться одно из самых горячих и искренних человеческих желаний. Можешь ли ты теперь думать о чем-либо, кроме этого свиста, если ты не подлец? Близорукие людишки строят больницы и думают, что облагодетельствовали ближних. Конечно, это легче, чем изменить натуру рака. Но мы, мы — Жаботыкины, из поколения в поколение будем работать и добьемся своего!

   Когда он умер, сын взял на себя продолжение отцовского дела. Над этим же работал и правнук его, а праправнук, находя, что в России трудно заниматься серьезной научной работой, переехал в Америку. Американцы не любят длинных имен и скоро перекрестили Жаботыкина в мистера Джеба, и, таким образом, эта славная линия совсем затерялась и скрылась от внимания русских родственников.

   Прошло много, очень много лет. Многое на свете изменилось, но степень счастья человеческого осталась ровно в том же положении, в каком была в тот день, когда Петя Жаботыкин, выдирая у лошадки мочальный хвост, спрашивал:

   — Папа, отчего рак?

   По-прежнему люди желали больше, чем получали, и по-прежнему сгорали в своих несбыточных желаниях и мучились.

   Но вот стало появляться в газетах странное воззвание:

   «Люди! Готовьтесь! Труды многих поколений движутся к концу! Акционерное общество «Мистер Джеб энд компани» объявляет, что 25 декабря сего года в первый раз свистнет рак, и исполнится самое горячее желание каждого из ста человек (1%). Готовьтесь!»

   Сначала люди не придавали большого значения этому объявлению. «Вот,— думали,— верно, какое-нибудь мошенничество. Какая-то американская фирма чудеса обещает, а все сведется к тому, чтобы прорекламировать новую ваксу. Знаем мы их!»

   Но чем ближе подступал обещанный срок, тем чаще стали призадумываться над американской затеей, покачивали головой и высказывались надвое.

   А когда новость подхватили газеты и поместили портрет великого изобретателя и снимок с его лаборатории во всех разрезах, никто уже не боялся признаться, что верит в грядущее чудо.

   Вскоре появилось и изображение рака, который обещал свистнуть. Он был скорее похож на станового пристава из Юго-Западного края, чем на животное хладнокровное. Выпученные глаза, лихие усы, выражение лица бравое. Одет он был в какую-то вязаную куртку со шнурками, а хвост не то был спрятан в какую-то вату, не то его и вовсе не было.

   Изображение это пользовалось большой популярностью. Его отпечатывали и на почтовых открытках, раскрашенное в самые фантастические цвета,— зеленый с голубыми глазами, лиловый в золотых блестках и т. д. Новая рябиновая водка носила ярлык с его портретом. Новый русский дирижабль имел его форму и пятился назад. Ни одна уважающая себя дама не позволяла себе надеть шляпу без рачьих клешней на гарнировке.

   Осенью компания «Мистер Джеб знд компани» выпустила первые акции, которые так быстро пошли в гору, что самые солидные биржевые «зайцы» стали говорить о них почтительным шепотом.

   Время шло, бежало, летело. В начале октября сорок две граммофонные фирмы выслали в Америку своих представителей, чтобы записать и обнародовать по всему миру первый рачий свист.

   25 декабря утром никто не заспался. Многие даже не ложились, высчитывая и споря, через сколько секунд может на нашем меридиане воздействовать свист, раздавшийся в Америке. Одни говорили, что для этого пойдет времени не больше, чем для электрической передачи. Другие кричали, что астральный ток быстрее электрического, а так как здесь дело идет, конечно, об астральном токе, а не о каком-нибудь другом, то и так далее.

   С восьми часов утра улицы кишели народом. Конные городовые благодушно наседали на публику лошадиными задами, а публика радостно гудела и ждала.

   Объявлено было, что тотчас по получении первой телеграммы дан будет пушечный выстрел.

   Ждали, волновались. Восторженная молодежь громко ликовала, строя лучезарные планы. Скептики кряхтели и советовали лучше идти домой и позавтракать, потому что, само собой разумеется, ровно ничего не будет, и дураков валять довольно глупо.

   Ровно в два часа дня раздался ясный и гулкий пушечный выстрел, и в ответ ему ахнули тысячи радостных вздохов.

   Но тут произошло что-то странное, непредвиденное, необычное, что-то такое, в чем никто не смог и не захотел увидеть звена сковывавшей всех цепи: какой-то высокий толстый полковник вдруг стал как-то странно надуваться, точно нарочно; он весь разбух, слился в продолговатый шар; вот затрещало пальто, треснул шов на спине, и, словно радуясь, что преодолел неприятное препятствие, полковник звонко лопнул и разлетелся брызгами во все стороны.

   Толпа шарахнулась. Многие, взвизгнув, бросились бежать.

   — Что такое? Что же это?

   Бледный солдатик, криво улыбаясь трясущимися губами, почесал за ухом и махнул рукой:

   — Вяжи, ребята! Мой грех! Я ему пожелал: «Чтоб те лопнуть!»

   Но никто не слушал и не трогал его, потому что все в ужасе смотрели на дико визжавшую длинную старуху в лисьей ротонде; она вдруг закружилась и на глазах у всех словно юркнула в землю.

   — Провалилась, подлая! — напутственно прошамкали чьи-то губы.

   Безумная паника охватила толпу. Бежали, сами не зная куда, опрокидывая и топча друг друга. Слышался предсмертный храп двух баб, подавившихся собственными языками, а над ними громкий вой старика:

   — Бейте меня, православные! Моя волюшка в энтих бабах дохнет!

   Жуткая ночь сменила кошмарный вечер. Никто не спал. Вспоминали собственные черные желания и ждали исполнения над собою чужих желаний.

   Люди гибли как мухи. В целом свете только одна какая-то девчонка в Северной Гвинее выиграла от рачьего свиста: у нее прошел насморк по желанию тетки, которой она надоела беспрерывным чиханьем. Все остальные добрые желания (если только они были) оказались слишком вялыми и холодными, чтобы рак мог насвистывать их исполнение.

   Человечество быстрыми шагами шло к гибели и погибло бы окончательно, если бы не жадность «Мистера Джеба энд компани», которые, желая еще более вздуть свои акции, переутомили рака, понуждая его к непосильному свисту электрическим раздражением и специальными пилюлями.

   Рак сдох.

   На могильном памятнике его (работы знаменитого скульптора по премированной модели) напечатана надпись:

   «Здесь покоится свистнувший экземпляр рака — собственность «Мистера Джеба энд компани», утоливший души человеческие и насытивший пламеннейшие их желания.

   — Не просыпайся!»

  

   1911

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  

   Печатается по изд.: Тэффи. Юмористические рассказы.— М., 1990.— С. 297—302. (Вступ. ст., сост., подгот. текста, коммент. Д. Д. Николаева.)

   Под псевдонимом Тэффи в круг классиков российской сатирической литературы вошла Надежда Александровна Лохвицкая (1872—1952; сестра известной поэтессы Мирры Лохвицкой), в замужестве — Бучинская. Тэффи писала не только юмористические рассказы, но и стихотворения, пьесы. Участвовала в самобытном издании «Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» (Спб., 1911) — как автор раздела «Древняя история». С 1920 г.— в эмиграции, где вскоре и до конца дней становится одной из ведущих фигур российской культуры в изгнании. В 1928 г. публиковала «Воспоминания», повествование, полное сострадания к соотечественникам, посвященное России времен гражданской войны.