Воскресенье

Автор: Тэффи

  

Н. А. Тэффи

  

Воскресенье

  

   Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 3: «Городок».

   М., Лаком, 1998.

  

   Душно… Душно…

   Парижане за неделю точно выдышали весь воздух и на воскресенье его не хватает.

   Или так кажется, потому что именно в воскресенье полагается вздохнуть свободно — тут-то и видишь, что воздуха нет.

   Магазины заперты. Весь Париж отхлынул куда-то по трамваям, автобусам, по кротовым коридорам метро.

   Дышать поехали.

   В такси непривычные парочки. Она — в нитяных перчатках и хорошей шляпке или в хороших перчатках и скверной шляпке — в зависимости от магазина, в котором она служит. Он — в щегольском галстуке и помятом котелке, или наоборот в помятом галстуке и щегольском котелке — тоже в зависимости от магазина, где он состоит приказчиком. Оба напряженно улыбаются от удовольствия и конфуза собственным великолепием.

   В трамваях более солидная публика, знающая суетность мирских наслаждений и понявшая, что истинное счастье — деньги, не расточаемые, а накопляемые и сберегаемые в банке. В трамваях лавочники с женами и детьми, пузатые старички с толстоносыми старухами.

   Все едут. Уехали.

  

* * *

  

   В маленькой русской церковке идет богослужение.

   Седобородый священник умиленно и торжественно говорит прекрасные слова молитвы: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси…»

   Господин с тонко-выработанным пробором — сколько лысина позволяет — благоговейно склонил голову и шепчет соседу:

   — А я забыл ваш телефон. Мерси. Ваграм или Сакс?

   — Онз сие, Ваграм, — истово крестясь, отвечает сосед.

   Молится седобородый священник о русских митрополитах, может быть уже убитых, о православной церкви оскверненной, с поруганными иконами, с ослепленными ангелами…

   — Интересно знать, — молитвенно закатывая глаза, шепчет дама, крашеная в рыжее, даме, крашеной в черное, — настоящие у нее серьги или нет.

   — А мне вчера в концерте понравилось платье Натальи Михайловны. Я бы сделала себе точно такое, только другого цвета и другого фасона.

   На паперти, щурясь от яркого желтого солнца, толпятся нищие… духом и толкуют про свои дела.

   — Сговорились встретиться здесь с Николай Иванычем и вот уже полчаса жду.

   — А, может быть, он внутрь прошел?

   — Ну! Чего ради!

   — О чем это там братья Гвоздиковы с Копошиловым говорят? И Синуп с ними…

   — Кабаре открывать собираются.

   — Не кабаре, а банк.

   — Не банк, а столовую.

   — Кооператив с танцами.

  

* * *

  

   Надо дышать.

   Пойдем в «Jardin des Plantes».

   Душный ветер гонит сорную пыль.

   Треплет праздничные юбки, завивает их о кривые ноги воскресных модниц в нитяных перчатках и пышных шляпках (и наоборот), сбивает с шага ребятишек, подшлепываемых заботливой материнской рукой. Посыпает песком мороженое и вафли у садового ларька.

   Деревья качают тяжелыми тусклыми листьями, как непроявленные картинки декалькамани.

   Длинное здание с решетками. Это клетки.

   В одной клетке спит большая серая птица. В другой спит-дышит чья-то бурошерстая спина. Гиена, что ли.

   В третьей — лев. Маленький, желтый, аккуратный, весь вылизанный с расчесанной драконской гривой.

   Сидит в профиль и зевает, защурив глаза.

   Перед клеткой толпа в пять рядов. Напирают, давят, лезут, поднимают детей на плечи, чтобы лучше видели, как лев зевает.

   Нежная мать с перьями дикобраза на шляпе высоко подняла крошечную голубоглазую девочку.

   — Regarde la grosse bébête! Vois-tu la grosse bébête? {Посмотри, какая большая зверюга! Видишь, какая большая? (фр.).} Девочка таращит глаза, но между нею и «grosse bébête» поместилась толстая курносая дама с сиренево-розовыми щеками.

   Девочка видит только ее и все с большим ужасом таращит на нее голубые глазенки.

   — La grosse bébête!

   Вырастет девочка большая и будет говорить:

   — Какие у меня странные воспоминания детства. Будто показывали мне какого-то льва с сиреневыми щеками в полосатой кофте, толстого, толстого с бюстом и в корсете… Что это за львы были в те времена? Чудеса! А так ясно помню, словно вчера видела.

  

* * *

  

   В ресторанчике услужающая мамзель заботливо вычеркивает перед вашим носом каждое выбранное вами в меню блюдо и, глядя в ваши, полные кроткого упрека, глаза, посоветует есть морковь.

   — Des carottes.

   Но ведь есть ресторанчики с определенным обедом. Это спасение для человека с дурно направленной фантазией, выбирающего то, чего нет.

   В ресторане с определенным обедом вам дадут две редиски, потом пустую тарелку, сбоку которой, по самому бордюру, ползет подсаленный (для того, чтобы полз) огрызок говядины. Подается он под различными псевдонимами — côtelette d’agneau, boeuf frit, chateaubriant, lapin, gigot, poulet {отбивная из ягненка, жареная говядина, шатобриан, кролик, баранья нога, цыпленок (фр.).}. Отвечает за быка, зайца, курицу и голубя. Не пахнет ни тем, ни другим, ни третьим. Пахнет теплой мочалой.

   Потом подадут пустую тарелку.

   — Отчего она рыбой пахнет?

   — Saumon suprême. {филе лосося (фр.).}

   — Ага!

   Но ее совсем не видно этой saumon suprême. Верно кто-нибудь раньше вас съел.

   Потом вам дают облизать тарелку из-под шпината (в ресторанах получше музыка при этом играет что-нибудь из «Тоски»).

   Потом вы облизываете невымытое блюдечко из-под варенья и торопитесь на улицу, чтобы успеть, пока не закрылись магазины, купить чего-нибудь съедобного.

  

* * *

  

   Театров много. Французы играют чудесно.

   В одном театре идет Ки-Ки, в другом Фи-Фи, в третьем Си-Си.

   Потом вы можете увидеть:

   «Le danseur de Madame», «Le bonheur de ma femme», «Le papa de maman», «La maman de papa», «La maman de maman», «Le mari de mon mari», «Le mari de ma femme». {«Танцор Мадам», «Счастье моей жены», «Папа мамы», «Мама папы», «Мама мамы», «Муж моего мужа», «Муж моей жены» (фр.).}

   Можете посмотреть любую; это то же самое, что увидеть все. Некоторые из них очень серьезны и значительны. Это те, в которых актер в седом парике подходит к самой рампе и говорит проникновенно:

   — Faut être fidèle a son mari. {Нужно хранить верность своему мужу (фр.).}

   Растроганная публика рукоплещет и сидящий в десятом ряду русский тихо поникает головой:

   — Как у них прочны семейные устои. Счастливые!

   — Fidèle a son mari! — рычит актер и прибавляет с тем же пафосом, но несколько нежнее:

   — Et a son amant. {Верность своему мужу! И своему любовнику (фр.).}

  

* * *

  

   Кончается душный день.

   Ползут в сонных трамваях сонные лавочницы, поддерживая отяжелевших сонных ребят. Лавочники, опираясь двумя руками на трость, смотрят в одну точку. Глаза их отражают последнюю страницу кассовой книги.

   У всех цветы. Уставшие, с ослизлыми от потных рук стеблями, с поникшими головками.

   Дома их поставят на прилавок между ржавой чернильницей и измусленной книжкой с адресами. Там тихо, не приходя в себя, умрут они такие сморщенные и бурые, что никто даже и не вспомнит, как звали их при жизни — тюльпанами, полевыми астрами, камелиями или розами.

   Устало и раздраженно покрякивая, тащат такси целующиеся парочки в нитяных перчатках и хороших шляпках (или наоборот). И в их руках умирают потерявшие имя и облик цветы.

   По кротовым коридорам гудят-гремят последние метро. Качаясь на ногах, выползают из дыр земных усталые, сонные люди.

   Они как будто на что-то надеялись сегодня утром и надежда обманула их.

   Вот отчего так горько оттянуты у них углы рта и дрожат руки в нитяных перчатках.

   Или просто утомила жара и душная пыль…

   Все равно. Воскресный день кончен.

   Теперь — спать.

  

* * *

  

   Наши радости так похожи на наши печали, что порою и отличить их трудно…

КОММЕНТАРИИ

  

   Воскресенье. Впервые: «Последние Новости». 1920. — 6 июня. — No 35. — С. 2.

   Jardin des Plantes — знаменитый Ботанический сад в Париже; основан в 1793 г., занимает 6,5 га.

   …не про явленные картинки декалькамани — от фр. décalcomanie — переводная картинка, полиграфический способ изготовления переводных изображений.

   «Тоска» (1899) — опера итальянского композитора Дж. Пуччини (1858-1924).