Избранные стихи
Александр Модестович Хирьяков
Содержание:
Странник («Посох мой верный, идем мы с тобой …»)
«Когда Израилем нарушен был обет…»
«Россия! Родина! Родимая земля!..»
Из Рая или Ада Илиада («Бег, о богиня, воспой Беседовскаго храброго сына …»)
«Час незабвенный. Со всей полицейскою мощью…»
«Байрон великий изрек, что движенье — закон земной жизни…»
«О, родина, родина, родина-мать…»
Отъезжающим («Вечерних облаков плывущую семью…»)
«Цвета родной земли: сиянье чистых лилий…»
«Как стая облаков умчитесь вы толпой…»
Панихида («Ходят волны дыма благовоннаго…»)
Странник
Посох мой верный, идем мы с тобой;
Путь нам далекий назначен судьбой.
Смело пойдем по горам, по лесам…
Счастье иль гибель ждет меня там;
К синему морю приводит мой путь:
Как хорошо на песке отдохнуть!
Даль необ’ятная, отдайся мечтам…
Счастье иль гибель ждет меня там?
Поднял я парус и мачта скрипит.
Ветру морскому душа говорит:
Дальше, все дальше по синим волнам
Счастье иль гибель ждет меня там?
Волны вздымаются, волны ревут,
К чудному острову волны несут…
Замок! Там светлая Фея живет!…
Счастье безумное там меня ждет!..
Выброшен на берег жалкий челнок,
Путь мой неведом, путь мой далек…
Замок и Фея все было обман…
Саваном стелется серый туман.
Веет весенняго ветра волна,
Вижу: тумана сквозит пелена,
Заревом нежным зажглись облака,
Стихла безумнаго сердца тоска…
Дальше, все выше, все выше, вперед…
Верю и вижу, что солнце встает!
[1] Уголок стихов русских поэтов в Польше // Русское Слово. 1939. N 60 (2178), 12 — 13 марта, с. 7.
* * *
Когда Израилем нарушен был обет,
Разгневался Господь на свой народ избранный
И повелел ему скитаться сорок лет
Вдали от радостной Земли Обетованной.
И мы, о Господи, виновны пред Тобой
И много лет скитаемся в пустыне…
Но Ты, Ты наш оплот. Ты тронешься мольбой…
И мрак наш озаришь немеркнущей святыней.
Пошли, Господь, нам Твоего Мессию!…
Твоей десницею воздвигнется Россия.
Придет долгожданный Мессия!
Проснись от позорнаго сна!
Воскресни, воскресни, Россия!…
Воскреснет родная страна!
И выйдут из мрака столетий,
Ломая закон бытия,
Твои богатырскмя дети, —
Воителей грозных семья.
И знамя твое, как святыню
Поднимут, отчизна моя,
Алеша Попович, Добрыня
И старый — могучий Илья.
Мы верим, Господи, день близок долгожданный.
Редеет мрак! Заря уже горит…
И сердце сердцу говорит
О светлой радости Земли Обетованной.
[1] Русское Слово. 1939. N 83 (2201), 8 — 9 апреля. с. 12.
* * *
Россия! Родина! Родимая земля!
К Тебе летит душа, страдая и любя.
К родным полям, к твоим лесам дремучим…
Россия! Край родной!.. Забуду ли тебя?
Россия! Рабская, несчастная страна
В лохмотьях нищенских валяется она…
Но я то — сын ея … и скорбью безпредельной
Душа моя полна.
Ты любишь Родину? Ты лжец! Не лги напрасно…
Когда бы ты любил ее любовью страстной
Ты б ненавистныя оковы разметал…
И стала б Родина свободной и прекрасной.
Пчела несет в свой дом душистый мед с полей,
О муровейниках хлопочет муравей,
Медвед; и волк свои берлоги защищают…
А Ты? Что сделал ты для Росины своей?
Борьба за Родину!.. Хоть бы один намек!…
Освобождения час неведомо далек.
Слабеет дух, нет веры беззаветной…
И каждый как в пустыне одинок.
Россия! Родина!.. Идут страстные дни…
Христовой веры гасятся огни…
Страна любимая! Крепись, молись, родная…
И нас изгнанников в молитвах помяни.
Антология русской поэзии в Польше. Варшава, 1937, с. 9.
Из Рая или Ада Илиада
Бег, о богиня, воспой Беседовскаго храброго сына,
Прыткий стремительный бег, легкой серны альпийской подобный.
Как со скалы на скалу легкотенная серна стремится,
Мчась сквозь кустарник колючий и шерсти клочки оставляя,
Так Беседовский скакал через гордыя стены Гренеля,
Брюкам ущерб нанося и пиджак дорогой разрывая.
— Пусть разорвется пиджак и пускай раздираются брюки,
Лишь бы меня не настиг Ройзенман, безпощадный губитель, —
Так Беседовский вещал, от зловредной Чеки убегая.
Сердце ж его трепетало, как хвостик пугливаго зайца,
В час, когда лютые псы мчатся за ним по пятам.
По саду бродит впотьмах Беседовский, ища избавленья,
Рыщет туда и сюда он и вдруг замечает консьержа.
— О, не стреляйте в меня. Я молю вас, консьерж богоравный.
Я, вам клянусь, не злодей, я сосед, заместитель полпреда,
Я — замполпред Беседовский, и вас я молю о защите.
Страшно жесток Розейман и глубоки подвалы полпредства.
Был бы я трупом теперь, если б только не быстрыя ноги.
Я через стены удрал, а семейства осталось в полпредстве.
К вам прибегаю, консьерж, проводите меня к комиссару.
Пусть мне вернут мои вещи, супругу и отпрыска сына.
Знаю: могуч Ройзенман, но полиция все же сильнее.
Тронут был добрый консьерж, пурбуары мечтой обнимая.
За руку взял замполпреда и бросил крылатое слово:
— Ловки вы прыгать, посол, вероятно, служили вы в цирке.
Жарьте к Фоме Аквинату, и ваши услышат моленья,
Мощна защита его, и пыль — Розейман перед нею.
Грустно по ней головой замполпред Беседовский.
Горькия слезы из глаз по лицу покатились ручьями.
Руки он к небу воздел и в отчаянии молвил консьержу:
— Друг мой, Фома Аквинат ведь святой католической церкви
Смею ль возвать я к нему, он ли захочет помочь мне?
Я ж большевик, замполпред, я по должности ярый безбожник.
Мне к Аквинату заказан спасительный путь.
Так говорил замполпред, и из глаз его слезы катились.
— Муж быстроногий, утешься, — промолвил консьерж сердобольный;
— Знай, что Фомой Аквинатом ближайший участок зовется.
Радостно дрогнуло сердце в груди замполпреда.
Серной, альпийским козлом он понесся в участок,
Даже забыл второпях, что дают пурбуары консьержам.
* * *
Час незабвенный. Со всей полицейскою мощью
Смело и гордо вступил замполпред Беседовский в полпредство
Сам Бенуа, полицейско-судебный властитель
Мощною дланью своей охранял замполпреда.
Все Беседоввский вернул. Он вернул себе тросточку, зонтик,
Шляпу, пэнснэ, чемодан, портсигар, два костюма, перину…
Кстати вернул и жену и любезнаго отрока-сына.
Час незавенный настал, и свободный от власти чекистов
С тросточкой, зонтиком, шляпой, пэнснэ, чемоданом
Взял Беседовский в отель, близ церкви Мадлены
Номер уютный, и тридцать пять тысяч курьеров,
Что репортерами в нынешнем веке зовутся,
Громкия речи его разнесли во все стороны света:
Он с Милюковым сердечный союз заключает,
Он для Гукасова с нефтью отыщет фонтаны,
Керенский будет служит у него адъютантом,
Виктор Чернов уж не раз забегал: не найдется ли место швейцара?
* * *
Байрон великий изрек, что движенье — закон земной жизни.
Выстрадать надо награду, — он же добавил еще.
Бегом своим показал Беседовский всю пользу движенья,
Брюки его пострадали, но слава — награда ему.
За свободу, N272, 12.10.1929, с.4
* * *
О, родина, родина, родина-мать,
Тебе наши силы должны мы отдать.
Пусть тучи нависли, пусть громы гремят —
Вперед, соколиный могучий отряд.
Отвагой клокочет в груди наша кровь
И светит, как солнце, к отчизне любовь.
О свежесть зеленых лесов и полей.
О даль необъятная вольных степей.
Старинныя стены святого Кремля…
Воскресни, воскресни, родная земля.
Мы тело и дух закалили в борьбе
И вольную волю добудем Тебе.
За свободу, N88, 4.04.1929, с.4.
Отъезжающим
Пражской группе Московскаго Художественнаго Театра
Вечерних облаков плывущую семью
Любил я наблюдать в деревне под Москвою,
Их перья белыя с лазури синевою
И с ярким пурпуром воздушную ладью.
Они в один аккорд сливались предо мною.
Три ярких цвета: белый, синий, красный
Гармонией звучали, песней властной.
* * *
Цвета родной земли: сиянье чистых лилий,
Небесная лазурь и пламени любовь.
Сквозь отголосок давних былей
Со сцены мне звучат аккордом стройным вновь.
Вдали от родины, далеко от Москвы
Трехцветный наш аккорд нам подарили вы.
* * *
Как стая облаков умчитесь вы толпой.
И сцена нам покажется пустою.
Скачать