Иван, купецкий сын

Автор: Кюхельбекер Вильгельм Карлович

   Вильгельм Кюхельбекер

  

   И В А Н К У П Е Ц К И Й С Ы Н

  

  

   Оригинал здесь: "Друзья и Партнеры".

  

  

   ПИСЬМО К К<ОНСТАНТИНУ> О<СИПОВИЧУ>

   С<АВИЧЕВСКОМУ>

   ВМЕСТО ПОСВЯЩЕНИЯ И ПРЕДИСЛОВИЯ

  

   Не далеко время, когда мне придется расстаться с Вами,

   мой добрый К.О., и расстаться, вероятно, навсегда, до гробовой

   доски… Ужели в Вашей памяти воспоминание обо мне останется

   просто какою-то карикатурою, чем-то странным, причудливым,

   похожим несколько на те уродливые лица, какие рисует перед

   глазами нашими первосоние? — Вашим другом я не смею называть

   себя: для дружбы нужно равенство, ваше чистое, свежее сердце

   заслуживает в жизни встретить сердце столь же чистое и свежее.

   Но я желал бы Вам оставить какое-нибудь доказательство, что и

   я умею быть благодарным: и мне ли не быть Вам благодарным за те

   часы, в которые Вы, благородный юноша, являлись истинным ангелом-

   утешителем мне, преждевременному старику, измученному до судорог

   всеми возможными житейскими и сердечными терзаниями, терзаниями

   самыми изысканными и вместе самыми пошлыми и гадкими?

   Естественно, что мне должна была придти мысль посвятить

   Вам сочинение, которое я кончил в то время, когда наслаждался

   слишком коротковременным знакомством с Вами,- сочинение, которого

   отдельные части, так сказать, в Ваших глазах всплывали из глубины

   души моей, при Вас приняли настоящий вид и образ.

   Чувствую, что этот плод моего хворого воображения не достоин

   Вас.- С Вашим именем надлежало бы соединить нечто вроде Шиллерова

   Дон-Карлоса; нечто похожее по крайней мере на те из прежних моих

   собственных созданий, в которых еще виден набожный чтитель

   Серафима-Поэта, сотворшего этого Карлоса, Позу, Валленштейна,

   Теклу, Макса Пикколомини. — К несчастью, любезные сердцу моему

   памятники времени, для меня более отрадного, далеко предшествуют

   минуте, когда я Вас узнал и понял. Итак, примите то, что у меня

   теперь есть, — каково бы оно ни было. — А Ваше имя мне тут необ-

   ходимо: пусть хоть оно служит для других доказательством, сколь и

   по сю пору мне дороги те чувства и убеждения, которых Вы для меня

   представитель, которых Вы для меня были прекрасным олицетворением.

  

   Прости,- скажу,- тебя я видел,

   И ты недаром мне сиял;

   Не все я в небе ненавидел,

   Не все я в мире презирал.

  

   Дай-то бог, чтобы Вы и до дверей гроба не лишились утеши-

   тельной веры в светлую сторону природы человеческой! — Но, если

   бы случилось, что Вы бы и поколебались,- и тогда:

  

   Verachte nicht den Glauben dciner Jugend!1

  

   Однако, мой добрый К. О., я забываю, что это не просто письмо к

   Вам, что эти строки, быть может, прочтете не Вы одни, что они не

   одно посвящение, а вместе и предисловие.

   Предисловие обыкновенно оправдание, посильное ограждение

   себя от обвинений, которые предчувствует дурная совесть автора.

   Тащиться ли и мне по этой давно изъезженной колее? — Если мой

   Купецкий Сын никуда не годен, его не спасут от заслуженного

   забвения ни самое превосходное предисловие, ни даже самые бла-

   госклонные отзывы критики. — Если же в нем есть самобытная

   жизнь, его не убьют никакие, ни даже самые едкие суждения. Вме-

   сто того чтобы оправдывать себя, не лучше ли самому исповедать

   свои ошибки и промахи? — К ним однако же не могу причислить

   главную идею: она, быть может, преувеличена, да что же мне де-

   лать, если она так, а не иначе поразила мое воображение, если

   принудила меня осуществить ее именно так, а не иначе? — В раз-

   витии, в подробностях скорее соглашусь признать недосмотры, на-

   пример хоть в том, что Андана слишком скоро могла усомниться

   в Булате и слишком поздно уверилась в низости и скаредности сво-

   его почтенного сожителя. Правда, и тут я бы мог кое-что сказать

   в ее извинение; но еще раз: не желаю себя оправдывать.- Охотно

   признаюсь и в том, что в моем Imbroglio2 много такого, без чего

   бы можно обойтись, например, Интермедии; что вдобавок и в са-

   мых составных его стихиях слишком много разнородного, и что

   они потому никак не произведут стройного, классического целого.

   Возможно ли в самом деле спаять в одно: сатиру и элегию, рассказ

   и драму, комедию и трагедию, лирическую поэзию и сказку, идеал

   и гротеск, смех и ужас, энтузиазм и житейскую прозу, и — ожи-

   дать от всего этого гармонии? — Далее, не спорю, что в самой при-

   хоти, с которою я так часто переменял метры, есть что-то похожее

   на шарлатанство; и сам вижу (и это всего хуже), что в моей сказ-

   ке-драме все, чего ни спросишь, да только почти нет драматиче-

   ского движения! — На моем месте, а другой, столь же смело и от-

   кровенно, быть может, сознался бы во всем этом: только, кажется,

   у редкого не следовало бы за тем с полдюжины но и однако, а тут

   неоспоримые доказательства, что он совершенно прав и что кри-

   тики врут, если его бранят за такие salti mortali3 и непроститель-

   ные опущения. — Я воздержусь от всех подобных красноречивых

   доводов и выходок, которые ровно ни к чему не ведут. — К чему

   же, ради бога, печатаю этот хаос и чего же хорошего от него ожи-

   даю? — На это, любезный К. О., предоставляю за меня отвечать

   тому из моих критиков, у которого на то достает ума-разума и

   доброй воли; а сомневаться, чтобы между русскими рецензентами

   мог найтись такой не близорукий и честный человек, значило бы

   нанесть смертельную обиду тому почтенному сословию, которое так

   беспристрастно, тонко и глубокомысленно оценило "Горе от ума"

   Грибоедова, "Полтаву" Пушкина, "Гротески" Гоголя и "Сердце и

   думку" Вельтмана.

  

   __________

   1 Не презирай верований своей юности! (нем.)

   2 Запутанном произведении (итал.)

   3 Сальто-мортале (итал.)

  

  

  

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ I

  

   Явление 1

   В доме Зулейки. Иван и Зулейка.

  

   И в а н

   Устал я… Бабушка, здорово!

   У вас обедать не пора?

  

   3 у л е й к а

   Давно пора, и все готово;

   Да где ты с самого утра…

  

   И в а н

   Таскался? — Видишь ли: вчера

   Я сбыл последние товары,

   Окончил все свои дела;

   Когда ж проснулся, мне пришла

   Охота посмотреть Бухары.

  

   3 у л е й к а

   Как? — ты в Бухаре год почти

   Живешь, торгуешь и…

  

   И в а н

   Базары

   В Бухаре видел, а найти

   Промеж хлопот не мог досуга

   Взглянуть на храмы, на дворцы

   И прочее. Беда! — купцы

   На вечеринках друг у друга

   Привыкли спрашивать о том,

   Что кто видал в краю чужом.

   Итак, я побродил сегодня,

   А завтра, бабушка, пущусь

   (Была бы воля лишь господня!)

   В дорогу на святую Русь.

  

   3 у л е й к а

   Что ж? ты не встретил ли, сердечный,

   Каких диковинок у нас?

  

   И в а н

   Как их не встретить! я сейчас

   С диковинки бесчеловечной:

   Вот из царева кабака,

   В оковах, как рука, нагого,

   Несут богатыря лихого

   Четыре дюжих мужика;

   Других четыре со всей мочи

   (Посмотришь и зажмуришь очи)

   Раз в раз в четыре молотка

   Разят его по груди белой

   И приговаривают так:

   "Скажи, Булат, наездник смелый!

   Скажи: найдется ли дурак,

   Чтоб выкупил из злой неволи

   Тебя себе же на беду?"

   Он? — словно и не слышит боли

   И отвечает: "Подожду".

  

   3 у л е й к а

   Мерзавцы!

  

   И в а н

   Истинно безбожно!

   Но вор же, верно, и Булат.

  

   3 у л е й к а

   Ты судишь очень осторожно!

   Всегда, кто страждет, виноват.

   А между прочим вот в чем дело:

   Их на попойках, в кабаках

   Лихой Булат держал в руках.

   Бывало, только пикнут смело,

   Как вскочит и как гаркнет: "Вон!"-

   Так всех их и положит он.

   Буянам больно надоело,

   Кипят на витязя враждой;

   Взять силой — не по силе бой;

   За хитрость взяться положили:

   Булата зазвали в кабак,

   Употчивали, напоили,-

   И богатырь попал впросак.

   Сидят, идет у них беседа

   Про то, про се, и вдруг соседа

   Толкнул сосед: "Не ври же, брат,

   Не согласится наш Булат!"

   А витязь: "Всякое сомненье

   В моем усердьи оскорбленье".

   Тут третий тотчас подхватил:

   "Булат — отец наш; это, други,

   Не я ли вам сто раз твердил,

   Но мы не требуем услуги,

   Не утрудим могучих сил…"

   Глупцу взбрела на ум нелепость;

   Спьяна, как видно, вздумал хват:

   "Что, братцы? — если бы Булат

   На месяц нам отдался в крепость?"

   — "Ххмм! — молвил богатырь,- и я

   Желал бы очень знать, друзья:

   Когда бы быть мне по несчастью

   Случилося под вашей властью,

   Что бы вы делали со мной?

   Но месяц? — долго! а доколе

   Не выкупят — я в вашей воле,

   Вам отдаюся головой".

  

   И в а н

   Ну?

  

   3 у л е й к а

   Месяц пролетел и боле:

   Никто не выкупил его;

   А он, бывало, ничего

   Не пощадит для избавленья

   Того, кто терпит угнетенья!

   Злодеям же его не лень:

   Сидят в кружале каждый день

   И пьют, выдумывая муки.

   Конечно, отряхнуть бы руки,-

   И цепи разорвал бы он;

   Но слово для него — закон.

  

   И в а н

   Жаль!.. я… Да великонька плата,

   Которой просят мужики

   За выкуп храброго Булата:

   Ведь сто рублей не пустяки.

  

   3 у л е й к а

   Не поскупись. Ты барышами,

   Ты родовой казной богат;

   Так будь по деньгам тороват:

   То, что сегодня дашь руками,

   То, чем пожертвуешь теперь,

   Мой милый, завтра же, поверь,

   К тебе воротится — мешками.

  

   И в а н

   Мешками?- Дело! посмотрю.

  

   3 у л е й к а

   Тут нечего смотреть, любезный;

   А надобно богатырю

   Скорей помочь.

  

   И в а н

   Пребесполезный

   На белом свете человек

   Подобный богатырь.

  

   3 у л е й к а

   Голубчик!

   Конечно, богатырь не купчик:

   Его учи хоть целый век,

   Копить не выучишь.- Когда же

   Нагрянет вдруг не в добрый час

   Толпа разбойников на вас…

  

   И в а н

   Не говори: не рад я даже,

   Что в путь пустился, как про них,

   Злодеев, вспомню! — Слов моих

   Не примешь в сторону худую:

   Героев, витязей лихих

   (Я в том тебя, мою родную,

   Уверить смею) всей душой

   Я почитаю.

  

   3 у л е й к а

   Друг ты мой!

   В твоем почтеньи им нисколько

   Нет пользы, ни нужды,- ты только

   Булата выкупи скорей.

  

   И в а н

   Булата и казной моей?

   Послушай, бабушка: те люди,

   Что бьют его по белой груди,

   Те приговаривают так:

   "Найдется ли такой дурак,

   Который бы купил Булата

   У нас себе же на беду?"

   Казна моя не так богата,

   Чтоб на нее мне сопостата

   Себе купить… Нет! подожду!

  

   3 у л е й к а

   Без отговорок: нет охоты,

   Желанья нет ему помочь?

  

   И в а н

   Я, бабушка,- я бы не прочь,

   Да вот беды боюся!

  

   3 у л е й к а

   Что ты

   Меня морочишь? ведь ты сам

   Не веришь их пустым словам,

   Сам видишь: недруги страдальца!

   Небось не укольнешь и пальца,

   А купишь добрым делом клад.

  

   И в а н

   Кто кладу, бабушка, не рад?

   Но мешкать — не минешь наклада;

   Мне завтра с светом должно в путь…

  

   3 у л е й к а

   Чтоб шею дать себе свернуть!

  

   И в а н

   Как? шею?

  

   3 у л е й к а

   Милость и пощада

   Неведомы степным ордам;

   А через степь тебе дорога.

  

   И в а н

   Молчи, старуха, ради бога!

   Я выкуп за Булата дам.

   (Выбегает.)

   Зулейка смотрит ему вслед и пожимает плечами.

  

   Явление 2

  

   Харем бухарского хана. Чертог его дочери Анданы.

   Андана и ее кормилица 3арема.

  

   3 а р е м а

   Что тебя, царевна, краше?

   Не лучом ли красоты

   Отовсюду, солнце наше,

   Пленных привлекаешь ты?

   С юга, с запада, с востока,

   С севера, с концов земли

   На поклон к тебе пришли;

   Ты ж ко всем равно жестока.

  

   А н д а н а

   Не на мой же зов пришли

   С юга, с запада, с востока,

   С севера, с концов земли!

   По лазури одинока

   Ходит чистая луна:

   Не отдамся мужней воле;

   Мама, кончу, как она,

   Путь чрез жизненное поле.

  

   3 а р е м а

   Не обманывай меня!

   Что же, голову склоня,

   Бродишь с грустию немою?

   Отягченная тоскою,

   Что же плачешь и во сне?

   Я ль, дитя мое, не стою,

   Чтобы вверилась ты мне?

  

   А н д а н а

   В темной роще не схоронишь

   Звонкой песни соловья,

   Слезки втайне не уронить:

   Нет, подсмотрят, вижу я!

   Я…

  

   3 а р е м а

   Ты любишь? Да? Андана,

   Кто же избранный тобой?

   Хан ли, князь или герой,

   Юный, странствующий вони?

  

   А н д а н а

   Стан его, как пальма, строен,

   Небо в голубых очах,

   Мягче шелку темный волос,

   Розы рдеют на щеках,

   Соловья нежнее голос

   В алых, сахарных устах,

   Луч перуна в быстром взоре…

   С быстрым взором мне на горе

   Встретился мой робкий взор,

   И я стражду с этих пор;

   С этих пор грущу, тоскую;

   Мама, наяву, во сне,

   В день болтливый, в ночь немую,

   Меж людей, наедине,

   Говорить, молчать ли буду,-

   Таю в сладостном огне:

   Он мне чудится повсюду!

  

   3 а р е м а

   Царь твой, дум твоих властитель,

   Не эфира ль легкий житель,

   Сильф, красавец неземной?

  

   А н д а н а

   Всех духов страны небесной

   Превосходит красотой,

   Но не гений бестелесный.

  

   3 а р е м а

   Турок?

  

   А н д а н а

   Гяур.

  

   3 а р е м а

   Мой творец!

  

   А н д а н а

   Властвует душой моею…

  

   3 а р е м а

   Имя?

  

   А н д а н а

   И сказать не смею:

   Русский.

  

   3 а р е м а

   Их посол?

  

   А н д а н а

   Купец.

  

   3 а р е м а

   Иноземец нечестивый!

   Силой ада, чародей,

   Возмутил покой счастливый

   Девственной души твоей!

  

   А н д а н а

   Он и не мечтал о власти

   Над моей больной душей;

   Он не знает даже страсти,

   Отравившей мой покой.

  

   3 а р е м а

   Дочь блистательного хана,

   Вспомни то, кто ты, Андана!

   Не минует нас беда:

   Ждать отрадного плода

   Можно ль от любви подобной?

  

   А н д а н а

   Ждать?.. не жду я ничего!

   Скоро камень мой надгробный

   Нас избавит от всего,

   Что терзает нас и давит:

   Камень тот меня избавит

   От мученья моего,

   Ханский род от униженья,

   А тебя от опасенья…

   Яд, огонь в моей крови:

   Что мне в жизни без любви?

  

   3 а р е м а

   Жалости в тебе не стало…

   Пожалей меня хоть мало,

   Мамы ревностной своей

   Хоть немножко пожалей!

   Верь: мне не страшна и плаха;

   Нет, страшусь не за себя:

   Ах, тебя, как жизнь, любя,

   За тебя полна я страха!

   Мука для моей души,

   Казнь и ад твои страданья;

   Мне закон — твои желанья:

   Что мне делать? прикажи!

  

   А н д а н а

   Друг ты мой, моя Зарема!

   Ночью при немой луне

   Приведи в цветник xapeмa,

   Приведи его ко мне!

  

  

  

  

  

  

   Явление 3

  

   В доме Зулейки. Иван и Булат.

  

   Б у л а т

   Не отвергай, прими благодаренье,

   Великодушный муж, за то спасенье,

   Которым я, не друг твой и не брат,

   Тебе обязан!

  

   И в а н

   Не за что, Булат.

  

   Б у л а т

   Позволь мне…

  

   И в а н

   Вздор! тебе даю я слово:

   Все было сделано охотно. — Да!

   Изволишь видеть: наша вся беда,

   Что это сердце мягко, не сурово,

   Вот, как у многих.

  

   Б у л а т

   Заплачу тебе,

   И с лихвою.

  

   И в а н

   Спасибо, мой любезный.

  

   Б у л а т

   Клянусь: тот час тебе не бесполезный,

   Когда, чужой мне, о моей судьбе

   Ты пожалел, и мой народ железный,

   Бесчувственных товарищей моих,

   Покрыл стыдом и срамом! — Сколько их,

   Клятвопреступников неблагодарных,

   Мной одолженных! Сколько здесь таких

   Бездушных, что в словах высокопарных

   В свидетели блаженных всех духов,

   Всех ангелов господних призывали:

   "Булата не покинем в день печали;

   Булат-де избавлял нас от врагов,

   Стоял за нас, кусок последний хлеба

   Нам отдавал!" — И что ж? (перуны неба

   На всех вас, вероломные друзья!)

   Попал в беду — и всеми брошен я;

   Им стало жаль — чего? — презренных денег!

  

   И в а н

   Признаться, нрав их должен быть жестенек.

   А впрочем, деньги — мне позволь, мой свет,

   Заметить — вовсе не презренны, нет!

   И не презрительны: им с давних лет

   Все воздают почтенье, и большое.

   Но память нам оказанных услуг,

   Но благодарность — видишь ли, мой друг,-

   Есть дело точно самое святое.

   Однако толковать все про одно

   Довольно скучно. Кстати! я давно

   Слыхал, что ты силач, и несравненный,

   Что сотню сопостатов, словно птах,

   Шутя, разгонишь… но, Булат почтенный,

   Ты мне всю правду исповедай: страх —

   По-просвещенному, по-европейски,

   Панический (их разговор злодейски

   Мудрен, а нечего сказать,- учтив!),

   Тебе знаком ли этот страх?

  

   Б у л а т

   Труслив

   В одном я случае.

  

   И в а н

   В каком? Киргизских

   Наездников боишься?

  

   Б у л а т

   Подлых, низких,

   Презрения достойных дел боюсь.

  

   И в а н

   Шутник! шутник! — А на святую Русь

   Охотно ль отправляешься со мною?

  

   Б у л а т

   Отсюда прочь прошуся всей душою.

  

   И в а н

   Прекрасно! — Стало, в шляпе дело. Брат,

   Пойду, кой с кем прощусь, а завтра с светом

   В дорогу… Нас не задержи!

  

   Б у л а т

   Об этом

   Не беспокойся: никогда Булат

   Не мешкал сборами.

  

   И в а н

   Ну ж, до свиданья!

  

   Б у л а т

   (один)

   Стране моей я все свои желанья,

   Единой ей все думы, все труды,

   Все чувства посвящал,- и вот плоды

   И ран моих, и ноту, и страданья!

   Народу собрал здесь довольно бог:

   Но в множестве голов и рук и ног

   Я ни одной души сыскать не мог.

   Прощай же, город трупов! без возврата

   С твоими камнями, страна моя,

   С детьми твоими распрощаюсь я!

   И с кем связала же судьба Булата,

   Меня в товарищи дала кому?

   Непостижимо моему уму,

   Как изо всех гостей иноплеменных,

   Сюда торговлей жадной привлеченных,

   Решился этот именно на то,

   Чего мне оказать иной никто

   Не захотел… Как может добродетель,

   А пуще сердоболье жить в груди,

   Где даже сердца вряд ли мне найти?

   Но он мой избавитель, благодетель —

   Довольно! Если в нем и нет огня,

   Что нужды? Долг первейший для меня

   Ценить одно: его благодеянья.

   И впрочем,что ж? Холодность не порок:

   Так потушу ж и самые мечтанья

   О совершенствах, коих строгий рок

   Дает не всем. — Мне душу сокрушила

   Неблагодарность; чистые светила,

   Небесные! внемлите: жизнь моя

   Пусть будет и печальна, и злосчастна,

   Пусть только укоризны не причастна,

   Пусть сам избегну, чем гнушаюсь я!

  

   Входят 3улейка и Зарема.

  

   3 у л е й к а

   He помешает витязь нам, Зарема;

   Напротив: в нем

   Советника, помощника найдем.

   Так ты ко мне пришла, к старухе, из харема,

   Чтоб видеть постояльца моего,

   И говоришь, что именно в него,

   Забыв и род свой и величье сана,

   Влюбилась гордая Андана?

  

   З а р е м а

   Он, матушка, красавец?

  

   3 у л е й к а

   И такой,

   Каких мне мало

   В теченьи жизни вековой,

   Клянусь пророком, попадало.

  

   З а р е м а

   И русский?

  

   3 у л е й к а

   Русский; и пока

   (Считать нельзя же старика

   Василья и Фому хромого)

   У нас один.

  

   З а р е м а

   Искать мне нечего другого:

   Он, точно он!

  

   3 у л е й к а

   Его привесть

   В харем княжна велела?

  

   3 а р е м а

   Сегодня вечером.

  

   3 у л е й к а

   Твоей княжне донесть

   Я очень бы хотела,

   Что нас такая честь

   Едва ль порадует: когда услышим весть,

   Какого требует несбыточного дела

   От нашей храбрости она,

   Мы тотчас вспомним кол и колесо и плаху

   И с одного со страху

   Умрем.

  

   З а р е м а

   Не бойкая ж душа ему дана!

  

   Б у л а т

   Зулейка,- я тебя в Бухаре целой

   Одну еще люблю;

   Но обуздай язык свой слишком смелый:

   И от тебя не потерплю,

   Чтоб ты злословила того, который…

  

   3 у л е й к а

   Любезный, не ищу с тобою ссоры;

   Да мне Зарема дочь, я ей родная мать:

   Я правду ей должна сказать.

  

   Б у л а т

   Ты правду говоришь?- нет! не греши напрасно;

   Ручаюсь: он не трус!

  

   3 у л е й к а

   Прекрасно!

   Давно ли с ним знаком ты, мой отец?

   Со мной ли споришь? — Молодец

   Или не у меня, не здесь, в моих хоромах,

   Живет не много и не мало — год;

   Не чудо ж он какое, не урод,

   Чтоб я, старуха (и скажу: не промах),

   Не разглядела бы и в этот срок

   Какого поля

   Голубчик ягодка!

  

   Б у л а т

   Он гость твой!

  

   3 у л е й к а

   Ваша воля,

   А что не быть слепою — не порок.

  

   Вбегает Иван.

  

   И в а н

   Ох! не опомнюсь! ох! я весь не свой с испуга!

  

   3 у л е й к а

   С испуга?

  

   И в а н

   Бабушка! я только что от друга

   (Он здесь товарищ нам: у дельного купца

   Нет никогда друзей и быть не может, кроме

   Полезных по торгам). На рынке в новом доме

   Живет мой друг, Гассан, у самого дворца;

   Я с ним простился; вот иду я мимо замка,

   Взглянул я на окно — и что же?

  

   3 у л е й к а

   (Зареме)

   Слушай, мамка!

  

   И в а н

   Из этого окна…

  

   3 у л е й к а

   Вдруг вылетел дракон?

  

   И в а н

   Помилуй, бабушка! как можно? Нет, дракона,

   Спасибо, не боюсь; ведь знаю из Бюффона,

   Он — басня, не бывал на белом свете он,

   А я — должна ты знать — не трус: не оробею

   От небывальщины! — Нет, ручка из окна,

   В перстнях, в запястьях вся, до плеч обнажена,

   Явилась… что твой снег?- Ах! продолжать

   не смею!

  

   3 у л е й к а

   Здесь copy из избы не вынесут.

  

   И в а н

   Алмаз

   Сверкал на ручке: свесть с него не мог я глаз;

   Вдруг, вдруг — пучок цветов и перстенек бесценный

   Мне прямо под ноги!- Замлел я, вздрогнул я…

  

   3 у л е й к а

   И их не поднял ты? Ты глуп, душа моя!

  

   И в а н

   Зачем я не был глуп? — Но, бесом наущенный,

   Я поднял их! Потом поступок дерзновенный

   Я начал взвешивать; а между тем окно

   Захлопнули.

  

   3 у л е й к а

   Вот смех!

  

   И в а н

   Мне, право, не смешно!

   Беда! — народу тьма из улицы середней

   Навстречу хлынула: я за стеной соседней

   Был должен спрятаться, чтоб перстня и цветов

   Не увидал в толпе какой-нибудь доносчик…

   Уж эти мне цветы! уж перстень!

  

   3 у л е й к а

   (вполголоса)

   А, каков?

  

   3 а р е м а

   Красавец, спору нет; но по душе — разносчик.

   (Громко)

   Иноплеменник, мне, признаться я должна,

   Хотелось бы взглянуть…

  

   И в а н

   На что? не на цветы ли?

  

   3 у л е й к а

   Не бойся ничего: ведь дочка мне она.

   (Берет цветы и передает Зареме.)

   Надеюсь, мы еще науки не забыли,

   В которой были мы горазды в старину…

  

   3 а р е м а

   Нисколько; не прочту и первых строк Курана,

   А вот когда читать что по цветам начну,

   Любого загоню муллу или имана.

   (Разбирает цветы.)

  

   И ландыш и лилия:

   Вотще все усилия;

   Цветущий гераний:

   Я жертва страданий;

   Нарцисс и левкой:

   Ты властвуешь мной;

   Две желтые розы:

   Горючие слезы;

   И мак и тюльпан:

   Постыл мне мой сан;

   Фиялка ночная:

   Умру, воздыхая;

   Листок виноградный:

   Приди, ненаглядный!

  

   Счастливый юноша! цветы твои-посланье:

   Они зовут тебя сегодня на свиданье

   С обвороженною, плененною тобой —

   Высокой званием и блеском красотой.

  

   И в а н

   Уф! тяжело! — Булат,- коней, коней скорее!

  

   Б у л а т

   Хотел ты завтра?..

  

   И в а н

   Да; но видишь сам: по шее

   Отсюда гонят нас!

  

   Б у л а т

   Нас? кто нас гонит, друг?

  

   И в а н

   Рассказывать теперь, любезный, недосуг.

   Здесь женщины в любви без милосердья смелы:

   Спасемся, удерем, пока еще мы целы,

   Пока не съели нас!

  

   Б у л а т

   Все приготовлю вмиг:

   Но я, Иван, свой долг, священный долг нарушу,

   Когда не выскажу того, что, видишь, душу

   Мне давит и тягчит; вовеки не достиг

   Ни власти, ни честей, ни славы, ни сокровищ,

   Кто пребывал всегда на зов отваги глух

   И случаев таких, в которых нужен дух,

   Боялся, как чудовищ.

   (Уходит.)

  

   И в а н

   Никак он рассердился?

  

   3 у л е й к а

   Да;

   Он трусов смерть не любит.

  

   И в а н

   Он удальством себя когда-нибудь погубит.

   Но делать нечего: мне в нем теперь нужда.

   (Уходит вслед за Булатом.)

  

   3 а р е м а

   Ах! матушка, да твой красавец

   Совсем без честолюбья и стыда:

   Не согласится! — Уморит мерзавец

   Княжну мою.

  

   3 у л е й к а

   Не должно вдруг

   Отчаяться, мой друг;

   Он жаден к золоту,- мы бабы разве даром?-

   Сокровища княжны

   С таким красноречивым жаром

   Мы описать ему должны,

   Чтоб в нем слепая сила

   Корыстолюбия все страхи заглушила.

  

   Обе уходят.

  

   Явление 4

  

   На дзоре перед домом Зулейки. Вечер. Входит Андана,

   переодетая мальчиком.

  

   <А н д а н а>

   Да! этот самый дом…

   Его мне указали на базаре:

   Он занят русским молодым купцом,

   А русский юноша один во всей Бухаре.

   Но все пусто — никого нет;

   Терем, как могила, нем…

   Грудь моя дрожит и стонет;

   Не утешуся ничем;

   Нет, обманщице-надежде

   Сердцем не поверю прежде,

   Чем любимца пред собой,

   Боле мира мне драгого

   (Он один не мир ли мой?),

   Прежде, чем его живого

   Не увижу пред собой.

   Ждала я вести — ах! мне час казался веком,

   А вести не было,- Заремы я упреком

   Не стану оскорблять: и может ли она

   Постигнуть тот огонь, каким я сожжена?

   Но и меня ж бранить Зарема не должна:

   Я виновата ли, что над моей судьбою

   Над грустной сжалился какой-то добрый дух?

   Чалму, мужской кафтан вдруг вижу пред собою,

   И грянул гром, и внял мой изумленный слух:

   "Не будет Зареме

   Удачи ни в чем;

   Что медлишь в хареме?

   Царевна,- пойдем!"

   Перерядилась я — и вышла. Что ж? и гула

   Моих шагов никто, казалось, не слыхал!

   Стражнйцу я минула,-

   У башен и кругом забрал

   Дремало все в безмолвии глубоком;

   Прошла — и ни единым оком

   Я не замечена была;

   Непроницаемая мгла

   Меня, казалось, одевала;

   Я под защитой покрывала

   Волшебного, казалось, шла.

   И вот я здесь! — В тот самый день, когда я,

   Твоих душистых чад, земля святая,

   Таинственных, с их стебельков срывая,

   Твердила: "Жертвы страсти роковой,

   Невольники желанья и печали,

   Любовники не вам ли даровали

   Язык без слов, но вещий, но живой?

   Так будьте же моими вы послами,

   Летите вы с родимых гряд своих,

   К нему летите! — вашими устами

   Я выскажу все пламя чувств моих!"

   Но вот я здесь: вступила я в обитель,

   Где пребывает жизнь души моей,

   Мой царь, кумир мой, дум моих властитель!

   Не под шатром чинаровых ветвей

   Я озарюсь лучом его очей;

   Он не расторгнет ночи вертограда

   Лучом волшебным сладостного взгляда;

   Но он взойдет ли для рабы своей,

   Моей тоски светило и услада?

  

   Цветы, посланники любви моей!

   Теперь мне ваша не нужна услуга:

   Не под шатром чинаровых ветвей,

   Тоскуя, буду ждать прихода друга;

   Здесь, здесь я! — я пришла к нему сама!

   Пусть, кто я, он не ведает сначала:

   На мне мужской наряд, на мне чалма;

   На миг я быть Анданой перестала,

   Я бедный мальчик,- повелитель мой,

   Позволь сиротке быть твоим слугой.

  

   Входят Иван, Булат, Зуленка, Зарема.

  

   И в а н

   Итак, Булат, я в той надежде,

   Что понял ты, зачем такой мне спех…

   Я трус? — вот выдумка! вот смех!

   Нет, дураку, глупцу, невежде,

   Кому-нибудь из тунеядцев тех,

   Которым без злословья

   Убудет, кажется,здоровья,

   Любезный, предоставь и стыд и грех

   Нелепых подозрений: пусть отраву,

   Пусть яд свой на мою благую славу

   Другие выльют,- ты…

  

   Б у л а т

   Иван, сердечно рад,

   Что с уваженьем

   Мне можно на тебя смотреть: тебе спасеньем

   Обязан я; а ты поверишь мне, что ад

   Для благородного созданья

   От тех благодеянья,

   Кого не уважаешь. — Но прости!

   Усердием заглажу на пути

   Упрек, который…

  

   И в а н

   Все, братец, пустяки! Забудем эти вздоры!

   Поедем: только бы найти

   Еще мальчишку для прислуги…

  

   А н д а н а

   (между тем шепталась с Заремой; теперь в сторону)

   Он кроткий друг,

   Он будет счастием своей супруги.

  

   3 а р е м а

   Иноплеменник, если для услуг

   Тебе потребен кто,- вот сын мой…

  

   И в а н

   Слишком молод:

   В дороге труд, нужда и зной и холод,

   Не шутка их

   Переносить в летах таких.

  

   А н д а н а

   О мне не беспокойся, барин:

   Я все без жалобы надеюсь перенесть.

  

   И в а н

   А в месяц что возьмешь?

  

   А н д а н а

   Я? ничего. Мне честь

   Служить тебе всего дороже.

  

   И в а н

   Благодарен!

   Зовут тебя?

  

   А н д а н а

   Газемом.

  

   И в а н

   Друг Газем,

   Беру тебя; будь верен и послушен,

   Не крадь, не лги, а я великодушен,

   Не скряга, и ничем,

   Когда твое усердие увижу,

   Тебя, поверь мне, не обижу.

   Ну, бабушка-голубушка! — затем

   Прощай! — Не поминай купца Ивана лихом!

  

   3 у л е й к а

   Дай бог, Иванушка, в благополучьи тихом,

   Спокойно, без тревог доехать вам!

  

   И в а н

   Дай бог, чтоб по твоим сбылось словам,

   И мед бы пить твоими нам устами!

   Киргизы… Но Булат же с нами,

   Да я ж не трус!

  

   3 а р е м а

   Прощай, купец!

   Храни в дороге вас творец!

   Увы! теперь я в мире одинока!

   Тебя я заклинаю: пуще ока

   Лелей и береги Газема моего!

  

   И в а н

   Не плачь, не рвися: сберегу его!

  

   Занавес опускается.

  

  

  

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ II

  

   Явление 1

  

   Ночь. Степь. Шабаш духов.

  

   Х о р

   Месяц, месяц серебристый

   Народился в тверди чистой,

   Пролил в дол дрожащий свет;

   Мы слетелись на совет.

  

   1-й д у х

   Я с юга безводного,

   С песков, где охотится лев,

   Где тигра голодного

   Неистовый слышится рев,

   Где огненной тучею

   Над степью сыпучею

   Кружится и воет сеймум,

   Где смертию крыл его шум

   Грозит неминучею.

  

   В т о р о й

   Я же с могилы

   Жизненной силы,

   С севера, дому зимы,

   Родины хлада и тьмы.

   Там дуновение мраза

   Создало горы алмаза,

   Солнца по месяцам нет;

   Свод же небесный

   Ночью одет

   В пурпур чудесный,

   В радужный свет.

  

   Т р е т и й

   Шаман скакал

   Средь грозных скал

   В холодной тьме тумана;

   Содрогся гул;

   Луну задул

   Свирепый вопль шамана:

   Я махом крыл

   Его убил

   И созвал псов на тело,

   С востока ж сам

   Примчался к вам

   На слово и на дело.

  

   Ч е т в е р т ы й

  

   С водопадов заката,

   С кровожадных пиров,

   Из отечества злата,

   Из дремучих лесов,

   Над великой водою

   Я летел и, когда

   Море скрылось за мною,

   Увидал города,

   Где и в ночь никогда

   Не прервется ни шепот,

   Ни тревога труда,

   Ни страдания ропот.

  

   Х о р

   Мир умолк и потемнел,

   Сон закрыл усталых очи;

   Мы слетелись в час полночи

   Для отчета наших дел.

  

   К и к и м о р а

   Спасибо, братцы, за стихи: лихие!

   Твои хореи, хор, на экосез

   Велю переложить. Ты, африканец,

   Нас славным амфибрахьем угостил

   И рифмою в три склада; в них зверей

   И бурю выть заставил, и у нас

   С твоих стихов — в ушах так и завыло.

   Чудесны дактили твои, лапландец:

   Продрог я — жару в них нисколько нет.

   Твои коротенькие ямбы милы,

   Любезный камчадал: я с них вздремнул;

   С них список я возьму, и, если мне

   Не будет спаться, их читать я стану.

   Твои же анапесты, ирокез,

   Единственны; клянуся: ирокезы

   Им в дикости и жесткости уступят!

   А я решился с вами говорить

   Размером, о котором на Руси

   Спросил в невинности сердечной кто-то:

   "Что, если это проза? и дурная?"

   В прошедший месяц что творили вы?

   Какие шутки вы шутили?

  

   1-й д у х

   Я…

  

   К и к и м о р а

   Твои дела, дела твоих клевретов

   Не трудно отгадать; но потопить

   Корабль, песком засыпать караван,

   Нежданной стужею убить посев

   Или промышленников уморить

   В сибирских тундрах смертию голодной —

   Конечно, очень остроумно, но

   (Ты согласишься) не совсем смешно;

   А, признаюсь, сегодня я желал бы

   Похохотать. — Так пусть же наперед

   Жильцы Европы просвещенной, духи,

   Которым понабраться кой-чего

   От внуков Иафета удалось,

   Нам отдадут отчет в своих работах.

  

   П у к

   Кто только не дурак, и молод,

   И не плебей, и знает свет,

   Тот в нашем Лондоне одет

   В стоический, бесстрастный холод.

   Но Гаррик и сквозь этот лоск

   Чудесной силою искусства

   Порой дощупывался чувства:

   Случалось, тает, словно воск,

   Жеманство в денди самом гордом

   От пламенной его игры,

   Над дюком, баронетом, лордом

   Он властвует: забыв пиры,

   Заклады, Ню-меркет, дебаты,

   Сидят затянутые хваты

   И сходят от него с ума.

   Однажды леди Стронг сама,

   Когда тупым кинжалом смело

   Ударил в грудь себе Отелло,

   Чуть слышный испустила стон;

   Она блистательная льдина,

   Но и ее, царицу Сплина,

   Расшевелить успел же он!

   И все в театре онемело,

   Огромный дом, как гроб, утих…

   Я рассмешить решился их

   И тотчас принялся за дело:

   Сидел за скрыпками толстяк

   И судоржно сжимал кулак

   И табакерку пред собою

   Окаменевшею рукою

   Держал без крышки,- я к нему,

   Хвать табаку и вмиг на сцену

   И в нос Отелло моему;

   Вдруг чих Отелло; перемену,

   Какой и я не ждал от них,

   В партере произвел тот чих!

   Поднялись шиканье и хохот,

   За хохотом поднялся свист,

   За свистом стук, за стуком грохот:

   Покойник встал, дрожит, как лист,

   И градом яблок был засыпан…

  

   К и к и м о р а

   Рассказ прекрасный,- только длинноват;

   Вскричит петух — и нам расстаться должно;

   Нужна мне ваша помощь, вот в чем дело:

   В народе русском и с большим трудом

   Сыскал я труса (он у них один;

   Другого не найдете экземпляра).

   Мой трус красавец: что ж? в него влюбилась

   Бухарская княжна. Он из Бухары

   На Русь обратно едет; с ним княжна

   И богатырь Булат великодушный.

   Я свел их, льва я зайцу подчинил

   И гусю дал в подруги Филомелу.

   Скорее в город, разбудите всех

   И под ухо обманутого хана

   Завойте: "Хан! проснись: увезена,

   В Россию скачет, хан! твоя Андана!"

   Старик погонится за ними; мы,

   Охотники до всякой кутерьмы,

   Мы насладимся зрелищем забавным;

   Да! похохочем над отцом державным,

   Над бешенством его — и над княжной,

   Ума лишенной от любви слепой,

   И над дрожащим, как осина, хватом,

   И над могучим витязем Булатом,

   Который (кстати!) в наш бездушный век

   Задумал быть с душою человек!

   Духи разлетаются.

   Взвились — и улетели: до свиданья!

  

   А между тем поклон мой, господа!

   Мы, кажется, видались иногда:

   Неужто позабыли? — вас со мною

   Покойник Лев Петрович свел — Ижорский;

   Я должность шута исправлял при нем.

   Наскучил мне Ижорский,- я его

   Другому сдал, да с вами не расстался.

   Нет! целый хор в себе соединил,

   Но не трагический, не хор Эсхила

   Или Софокла, а такой, каким

   В своем бессмертном Гарри Уйлли Шекспир

   Вас угостил: скачки поэта вам

   И пояснял и, может быть, подчас

   Срывать случалось мне улыбку с вас.

   И вот опять на сцену перед вами

   Решаюсь выйти; снова стану вам

   Досказывать все недомолвки драмы.

   Любить и жаловать меня прошу:

   Затем мое почтенье! — ухожу,

  

   (Исчезает.)

  

  

  

  

  

  

   Явление 2

  

   Поляна, ключ, несколько деревьев. Ночь. Иван,

   Андана, Булат сходят с коней.

  

   Б у л а т

   Здесь остановимся!- Вот мирная поляна

   Кудрявой рощею осенена.

   Взгляните: теплится луна

   И льет сиянье по плечам кургана;

   И золото с дрожащего луча

   Дробится в серебре студеного ключа.

   Мне эта степь давно знакома,

   Я с детства самого в ней будто дома;

   Поверьте: редкость в ней такой приют.

  

   И в а н

   Здесь точно хорошо: в тени, в тиши, в прохладе;

   Но ежели на нас злодеи нападут?

   Молчишь?

  

   Б у л а т

   Молчу,чтобы в досаде

   Не насказать тебе обидного чего.

  

   И в а н

   Ох! братец, нрава моего

   Не знаешь: я не щекотлив!

   Остался бы я только жив,

   Сберег бы только все свои прибытки,-

   А пышные твои слова

   И колкости, приятель,- трын-трава!

  

   Б у л а т

   (в сторону)

   Я с ним терплю мученье хуже пытки!

  

   А н д а н а

   (так же)

   Как он любезен, как шутлив!

  

   Б у л а т

   (громко)

   Не слишком я красноречив,

   Не слишком я ценю искусство,

   Которого язык так часто лжив;

   Но человеческое чувство,

   Но душу я в тебя желал бы влить!

  

   И в а н

   Пустое, батюшка: не ваше дело!

   Вы, сударь, наняты, чтоб защитить,

   Раз: это тело;

   А во-вторых: мои деньжонки… Стало, смело

   Расположиться можем на покой?

   Булат молча кивает головою.

   Газемка, что с тобой?

   А? — что стоишь? — Не отнялись <ли> руки

   У малого? — Отвязывай же вьюки

   Проворнее!

  

   Б у л а т

   Ему я помогу.

   (Отходит в сторону с Анданой к вьючным.)

  

   И в а н

   Терпеть я не могу

   Всех этих умников! — Копейки за душою

   Нет у бродяги; сам и доброго коня

   Не стоит. — Что же? душу влить в меня

   Желает! — Милый мой, чинились мы с тобою,

   Поныне высказать тебе боялся я

   Всю подноготную; но вот же, не тая,

   Вдруг высказал и всю,- и мы друзья

   По-прежнему! — По крайней мере

   Смолчал ты и ушел. Дивлюся, право, сам,

   Как с рук сошло! Тужить ли о потере

   Его почтенья?- вздор!- Он мой холоп, мой хам:

   Пусть только служит мне исправно!

   Его почтенье! мочи нет, забавно!

   Полушки за его почтение не дам!

   Потороплю я их: копаются же там…

   (Приближается к ним шагов на несколько; в это

   время спадает с Газема чалма.)

   Что это? без чалмы мой мальчик! длинный волос

   Упал и вьется по его плечам!

   Неужто? точно ли? — Недаром вещий голос

   В груди моей бедой мне угрожал!

   К киргизам, в степь я от любви бежал…

   Но как ни мал

   Бесенок тот, которого прозвал

   Амуром беззаконный галл,

   А пребольшой мошенник и проказник:

   Вот вам, Иван Иваныч, праздник!

   Мальчишка мой вдруг женщиною стал…

   Нежданная находка!

   Бьюсь об заклад: та самая красотка,

   Что вот в Бухаре из окна

   Мне перстень бросила… Сказать, что влюблена!

   Мне навязалася на шею!

   Не знаю, право,- что мне делать с нею…

   А впрочем, видно, не бедна

   И, если догадалася с собою

   Взять кое-что,- я жалостлив душою:

   Я… что ты, молодец?

   Ведь есть же у нее отец,

   Или, быть может, и сожитель;

   Ведь хватится же кто-нибудь,

   Что нет ее… Так! ты не похититель,

   Не ты ее просил с собой пуститься в путь;

   Да как догонят и застанут

   Обоих вместе,- спрашивать не станут!

   Нет! удеру — и тотчас! страшно мне:

   Опасна трата

   Минуты каждой; позову Булата:

   Булат! Булат! — да он уж на коне!

   Булат несется мимо него во весь дух.

   Куда ты?

  

   Б у л а т

   Скоро буду… нужно.

  

   И в а н

   Но…

  

   Б у л а т

   Недосужно.

   (Скрывается из виду.)

  

   И в а н

   (один)

   Прошу покорно,- и пропал!

   Разбойник! вор! душепродавец,

   Завел меня в глухую степь, мерзавец,

   И — сгинул… Чтобы взял его провал!

   Ox! батюшки! — что будет здесь со мною?

   А сверх того меня он обокрал:

   Уж знаю наперед! — С одной я головою,

   Не то погнался бы за ним;

   Не догоню! Да и с таким

   Бороться людоедом

   Не мне: ему перед обедом,

   Как выпьет рюмку водки,- все равно,

   Что я, что килька; разом ведь проглотит!

  

   А н д а н а

   (приближаясь к нему)

   Что так его тревожит и заботит?

  

   И в а н

   Да, сказано давно:

   Не брат котел чугунный

   Скудельному горшку.

  

   А н д а н а

   Ах! Арфе златострунной,

   Тоскующей в полуночной тиши

   Унылой арфе, друг моей души,

   Подобен сладостный твой голос!

   Что медлю? — видел он мой длинный волос,

   Как обронила я чалму:

   Решуся,- подойду к нему!

   (Подходит.)

   Робею, юноша прекрасный!

   Обворожительный твой взор,

   Стыдливый, девственный и ясный,

   Безумной мне живой укор…

   Ты видишь… (Более не стану

   Скрываться, повелитель мой!)

   В глухой степи перед собой

   Ты видишь страстную Андану…

   Царевной ли или рабой

   Андана родилась,- что нужды?

   Ужели для любви не чужды

   Различья сана и честей?

   С тебя довольно: дом свой дева

   Забыла для твоих очей;

   Ни клятв родительского гнева,

   Ни скорби кровных и друзей

   Не вспомнила; и край священный,

   Который дал ей бытие,

   И гроб родимой, прах беспенный,

   Не удержали же ее!

   Да! стыд и робость заглушила

   И славу презрела она:

   Огнем любви воспалена,

   За блеском своего светила,

   За солнцем сердца своего,

   Свой бег в отечество его,

   Туда, в чужбину, устремила,

   Где, может быть, одна могила

   Довременная ждет ее!

   Пусть! — не ужаснется дева,

   Когда бы с сладкого посева

   Взошла и гибель… Пусть! свое

   Я сделала; да и могла ли

   Противиться? Твоей рабе

   Уставы рока предписали

   Служить, покорствовать тебе.

   Чем, как я кончу? — Святотатство

   И думать, будто пред тобой

   Земное, бренное богатство

   Не прах ничтожный; я душой

   Тебе бы жертвовать желала:

   Но ведь и агнец жертва мала

   И малоценен фимиам,

   А сын мгновения и тлена

   Не их ли, преклонив колена,

   Приносит вечным небесам?

   Прими ж и ты мой дар смиренный:

   Алмазы, яхонт и жемчуг;

   Ты муж не строгий, не надменный,

   Ты их не презришь, милый друг!

  

   И в а н

   (про себя)

   Презреть? — Какая ахинея!

   Ведь я себе не сопостат!

   Ей, верно, дядя или брат

   Высокопарный мой Булат:

   И у нее и у злодея

   Одна повадка; свысока

   Такую чепуху городят,

   Что хоть кого возьмет тоска.

   Но удовольствье в том находят?

   Пожалуй! — Даже я готов

   Их слушать, лишь бы в заключенье

   Надутых, громозвучных слов

   В награду за мое терпенье

   Мне предлагали всякий раз

   Жемчуг и яхонт и алмаз.

  

   А н д а н а

   Ты углубился в размышленье?

   Обдумываешь свой отказ?

   Увы! читаю отверженье

   В глазах твоих…

  

   И в а н

   Нет, нет, мой друг!

   Алмазы, яхонты, жемчуг,

   Конечно,- от тебя не скрою,

   И я считаю суетою;

   Свидетель бог: иным порою

   Клочок бумаги предпочту.

   (Про себя)

   Так точно: вексель полновесный!

   (Громко)

   Однако…

  

   А н д а н а

   Юноша чудесный!

   Души и тела красоту,

   Ума игривость, остроту,

   Сиянье мудрости небесной

   Ты слил, ты сочетал в себе,

   Их совместил в себе едином!

   О! благодарна я судьбе,

   Горжусь подобным властелином!

  

   И в а н

   Уф! полно!

  

   А н д а н а

   Нет! ты человек

   Необычайный.

  

   И в а н

   (про себя)

   Так и ввек

   Не кончим.

   (Громко)

   Добрая Андана!

  

   А н д а н а

   Властитель!

  

   И в а н

   Слово молвить дай!

  

   А н д а н а

   Слова твои — слова Курана;

   Внимать им для Анданы рай.

  

   И в а н

   Так милость сделай же: внимай!

   С тобой поговорим немножко

   О бренности, о суете,

   Примерно — об алмазах. Те,

   Мой друг, которые в окошко

   Выбрасывают их, как сор,

   Те — полагаю — в заблужденьи.

   А впрочем, не вступаю в спор:

   В Бухаре, знать, в обыкновеньи

   В прохожих перстнями швырять.

   Меня же, свет, отец и мать

   С ребячества совсем иному

   Учили… Не запнусь сказать

   Философу хоть бы какому:

   Считаю эту суету,

   Как все в подлунной,- суетою.

   Но берегу.

  

   А н д а н а

   Перед тобою

   Я каюсь: горе, наготу,

   Нужду, болезни братьи нищей

   Одеждой, подаяньем, пищей

   Не я ли истреблять могла?

   Тот, кто богат, посредник бога,

   Искоренитель бед и зла;

   Но, мимо сира и убога,

   Я на льстецов дары лила.

  

   И в а н

   Вот видишь ли? — Люблю богатство:

   В нем вес и польза и приятство;

   Скажу, что сверх того алмаз,

   Жемчуг и яхонт самый глаз

   Какою-то волшебной силой

   Привлечь умеют… Друг мой милый!

   Вот почему подарок твой

   Я принимаю.

  

   А н д а н а

   Как я рада!

   Возьми ж.

  

   И в а н

   (разбирая то, что от нее принял)

   Брильянт, и пребольшой!

   Расхвалена твоя лампада

   И в прозе и в стихах, луна!

   А ведь не годна, ведь темна:

   При ней чиста ли, не чиста ли

   Вода в брильянте, я едва ли

   Узнаю. — Но и завтра день.

   Вот четки, и длины изрядной…

   Ххмм! мне молиться же не лень!

   Андана, друг мой ненаглядный!

   Скажи, когда тебе не в труд:

   В них,- в четках,- зерна?

  

   А н д а н а

   Изумруд

   И яхонт.

  

   И в а н

   Охо! хо! хо! — вдобавок

   Полсотня золотых булавок:

   Головки их?

  

   А н д а н а

   У всех алмаз,

   Да мелкий.

  

   И в а н

   Уверяю вас,

   И с мелких будет нам прибыток.

   Посмотрим дале: сорок ниток

   Сквозных жемчужин… Я бы мог

   Цене их всех подвесть итог,

   Но… Серьги, перстни и оправа

   Тут не безделка,- сколько их?

  

   А н д а н а

   Я не считала.

  

   И в а н

   Ты не права:

   Как не считать вещей таких?

   Какая может быть забава

   Приятнее? — Позволь же мне!

   (Считает.)

   Всего, Андана, на все — триста.

   Запястье: два в нем аметиста;

   Подобных им я и во сне

   Не видывал: горят и блещут!

   Все жилки с радости трепещут,

   Как всмотришься! — Душа моя,

   Тебе за суету такую,

   Прекрасную, предорогую,

   Сердечно благодарен я…

   И, друг мой,- это все лежало?

  

   А н д а н а

   В моей чалме.

  

   И в а н

   Да? — по всему

   Я вижу, свет, что ты нимало

   Не бережлива. — Ведь чалму

   Ты уронила?

  

   А н д а н а

   Уронила.

  

   И в а н

   А если из нее в песок

   Тут выкатился перстенек?

  

   А н д а н а

   Легко быть может.

  

   И в а н

   (в сторону)

   С нами сила

   Небесная! Ей — ничего!

   Да вдруг ей мненья своего

   Не объявлю же.

   (Громко)

   Что, Андана?

   Ты, думаю, сочтешь Ивана

   Скупым и жадным?

  

   А н д а н а

   Никогда!

   О! эти гнусные пороки

   Не верх ли срама и стыда?

   Их знать тебе ли? Но жестоки

   Слова такие.

  

   И в а н

   (в сторону)

   Ла! ла!ла!

   Вот фразу снова понесла!

   (Громко)

   Мне больно, что тебя обидел:

   Поверь, царевна, не предвидел,

   Что ты…

  

   А н д а н а

   Я не сержусь, мой друг.

  

   И в а н

   (в сторону)

   Спасибо! мне же недосуг

   Пред вами сыпать извиненья.

   (Громко)

   Вот дело в чем: малейший знак

   Любви твоей и уваженья

   Мне очень дорог, дорог так,

   Что и сказать не в состояньи…

   Андана хочет что-то сказать.

   Прошу, не прерывай меня…

   Велик ли труд добыть огня?

   А с ним при небольшом стараньи,

   Особенно, когда вдвоем

   Поищем, мы в песке найдем

   Еще вещицы кой-какие…

   Увидишь! — в степи ли сухие,

   В бесплодно-мертвые пески

   Такие сеять перстеньки?

   Не вырастут!

  

   А н д а н а

   Я твой служитель,

   Я твой Газем: что мой властитель

   Прикажет, все исполню я…

  

   И в а н

   Итак, голубушка моя…

  

   Высекает огонь, засвечивает фонарь и начинает

   искать вместе с Анданой; они попеременно

   подходят к оркестру.

  

   А н д а н а

   Весь кротость он, весь снисхожденье,

   Избранник сердца моего!

   Из сладкозвучных уст его

   Не мед ли даже поученье?

   Мой друг боится оскорбленье

   Нанесть усердью моему;

   Вот почему

   Он притворился чуть не жадным

   К безделкам этим безотрадным,

   А что они душе его?

   (Удаляется.)

  

   И в а н

   Нет! не найду я ничего!

   Пожалуй, скажут: "И того,

   Что получил ты, предовольно!"

   Положим! все ж и думать больно,

   Что, может статься, тут прекраснейший алмаз

   Упал, в песке завяз,

   И навсегда исчез для кошелька и глаз.

   Как ни крепись, вздохнешь невольно,

   И ясно скажет этот вздох:

   Жемчуг и яхонт не горох,

   Да и горох продать бы можно.

   Такие ж вещи, клад такой

   Рассыпать по степи сухой,

   Растратить — видит бог! — безбожно!

   (Удаляется.)

   Показываются Кизляр-Ага и бухарские воины.

  

   К и з л я р — А г а

   Вот они!

   Осторожно!

   На огни!

  

   В о и н ы

   Взяты! взяты!

   Переняты

   Все пути!

   Невозможно

   Им уйти!

   (Отступают в темноту.)

   Андана и Иван сходятся.

  

   И в а н

   (вздрагивая)

   Чу! что? из уст безмолвной степи

   Несутся голоса!

   Чу! зазвенело, словно цепи,

   Или копье, или коса,

   И что-то, как пылающие очи,

   Из мертвой глубины угрюмой, черной ночи

   Сверкнуло мне в глаза!

  

   А н д а н а

   Это, друг, ковыль густая,

   Злак, пустыни волоса;

   Волоса те отягчая,

   Блещет, будто огневая,

   От лучей луны роса.

   Ветер, шепча с повиликой,

   Мчится в даль по степи дикой:

   Их ты слышишь голоса.

  

   В о и н ы

   (приближаясь)

   Взяты! взяты!

   Не уйти!

   Переняты

   Их пути!

  

   И в а н

   Слышишь, Андана?

   Мне ли погони

   Не распознать?

   Вижу с кургана

   Шлемы и брони,

   Воинов хана

   Целую рать.

   Ах! даже кони

   Мне из тумана

   Ржут: "Погибать!"

   Входит Кизляр-Ага с воинами.

  

   К и з л я р — А г а

   Так! — погибать! Сдавайся: ты мой пленник!

  

   И в а н

   Помилуй! я совсем не виноват:

   Причиною она и плут, мошенник,

   (Куда девался он?) — Булат!

  

   К и з л я р — А г а

   Булат? а где он? отвечай, изменник!

  

   И в а н

   Он ускакал.

  

   К и з л я р — А г а

   Куда?

  

   А н д а н а

   Навстречу вам.

   Ни этот юноша, ни он, кто я, не знали;

   В одежде отрока они считали

   Андану отроком; едва ли

   И час прошел, как случай им явил,

   Что не Газем Андана.

   Но мне свидетель бог, создатель сих светил,

   Что рода моего и сана

   Не знает иноземец и теперь.

  

   И в а н

   Не знаю, благодетель! — мне поверь!

   И ежели то знать опасно

   (Опасных тайн боюсь ужасно),

   На этот счет мы будем, друг Газем,

   Я глух, как тетерев, а ты, как рыба, нем!

   Не из большого бьюсь; я, видишь, скромный

   малый:

   Частичку суеты на память мне пожалуй

   И, с богом, поезжай в Бухару, в свой харем!

  

   А н д а н а

   Как он великодушен!

   Как обо мне одной печется! Как послушен

   И в этот грозный час

   Заботливости самой нежной!

   Бесстрашный, безмятежный,

   Он мыслит: "Только бы я спас

   Ее благую славу!"

   И вот тлетворную отраву

   На собственную льет.

   Чудесен дерзостный полет

   Столь совершенного самозабвенья:

   Иному малость — смерть, но, будь метой

   презренья,-

   И ужаснется! — А, напротив, он?

   Он подавляет благородный стон

   В груди своей высокой

   И говорит: "Из рук судьбы жестокой,

   Андана, имя вырву же твое!

   Бесславие мое

   Избавит, друг, тебя от нареканья.

   Мои слова, мои притворные деянья

   Злословье самое введут в обман,

   И даже клевета воскликнет: сей Иван,

   Сей низкий трус, сей подлый себялюбец,

   Любовником царевны быть не мог;

   Он просто вор, пробрался к ней в чертог,

   Украл ее; в степи же, душегубец,

   Ее зарезал бы,- по не позволил бог".

  

  

  

  

  

  

   ИНТЕРМЕДИЯ

  

   К и к и м о р а

   (выскакивая из-за кулис)

   Вот, господа, прекрасный монолог!

   Иное дело: кстати ль он, не кстати ль?

   Каков же стихотворец, мой приятель?

   "Смелее! тот писатель не писатель,

   Кто критики боится",- молодец

   Сказал — и страх и стыд на крюк повесил

   И за перо, марать, и, наконец,

   Вы сами видите,- как начудесил!

   А мне и любо; прыг из-за угла,-

   И вот его потянем мы к ответу;

   Вопросы наши смелому поэту:

   "Во-первых,- в скуке ли ты боле зла

   Находишь, в плоскости ли, в чепухе ли?

   А во-вторых, ужель окаменели

   И воины и купчик и евнух,

   Пока Андана наш несчастный слух

   Сентиментальной чепухой томила?"

  

   Д и р е к т о р с т р а н с т в у ю щ е й т р у п п ы

   С досок долой, шалун-бесенок! прочь!

   Ты (не забудь!) нечистая же сила:

   Тебя заклясть недолго.- Наша дочь,

   Кикимора прячется за кулисы.

   Осмелюсь молвить Публике почтенной,

   Андану представляет — и она

   (Известно всем) особенно сильна

   По части монологов. Бард смиренный,

   Которого я нанял, написал

   Нарочно для нее свои тирады.

   "Что делать прочим?" — так твердит нахал…

   Да мало ли? менять на взгляды — взгляды,

   На сцене рисоваться, гнев и страсть,

   Презренье, удивленье, радость, муку

   Казать ужимками, глазами,- класть

   То на спину, а то на сердце руку,

   И прочее,- не вспомню я всего;

   Но слушайте пиита моего!

  

   П у б л и к а

   т о л с т а я д а м а в к р е с л а х

   Пиита? с глупой дочкою твоею?

   Их, сударь, слушать я сто раз успею:

   Теперь же мне чертенка подавай!

  

   Д и р е к т о р

   Позвольте доложить…

  

   П у б л и к а

   Не рассуждай,

   А делай, что велят.

  

   С т а р и к Р а с с у д о к

   (высовывая свою напудренную голову из суфлерского

   ящика)

   Но наша драма…

  

   П у б л и к а

   Какое дело мне? — Я, братец, дама,-

   И не уступишь прихоти моей?

   Ведь это долг твой со времен Адама.

   Боюсь, а вместе и люблю чертей,

   Хоть и не всех: плаксивый Аббадона

   Не по нутру мне; сатана Мильтона

   Изряден, да тяжел; но Асмодей,

   Но Мефистофель славные ребята!

   У них ума и выдумок палата;

   Мне с ними весело: я хохочу,

   Сержусь, острюсь, злословлю,- я богата.

   Он

   (указывая на Директора)

   мой поденщик; я чертей хочу!

  

   Д и р е к т о р

   Беда! — карман и слава и желудок

   На вас поднялись,- дедушка Рассудок,

   Таких врагов не одолеть же вам!

   Упрямство, знаете, поставят нам

   В безвкусье, глупость, дерзость и измену!

  

   П у б л и к а

   Не иначе! — Кикимору на сцену!

  

   Д и р е к т о р

   Ступай, повеса!

  

   К и к и м о р а

   (выходя опять из-за кулис)

   Стулья господам,

   Чтоб было им покойней!

   Театральные служители приносят стулья.

   Первый вам,

   Андана!- сесть извольте; сядь же, купчик!

   Со мною, черномазенький голубчик,

   Рядком со мною, брат Кизляр-Ага!

   Мы ведь свои: пусть у тебя рога

   На лбу нахмуренном не вырастали,

   Да, к твоему несчастью и печали,

   И вырасти не могут; на врага

   Ты все же,- люди говорят,- и с рожи

   И нрава кротостью и цветом кожи

   Похож довольно. В этом деле я

   (И сам ты должен видеть) не судья;

   Но в доме хана, твоего владыки,

   Тебя прозвали чертом одалыки,

   Ты, стало быть, мне кровный, мне родня.

  

   Р а с с у д о к

   (который, было, вышел из своего ящика)

   Уйду я; стула нет здесь для меня.

   (Уходит.)

  

   К и к и м о р а

   Директор сядет с бардом.

   (Воинам)

   Вы — статисты:

   Так стойте. — Вот теперь начну свистать!

   (Свищет и топчет изо всей мочи ногами.)

  

   П у б л и к а

   Кикимора, помилуй! что за свисты?

  

   К и к и м о р а

   Ах, матушка! не хочешь ты понять,

   Что это мочи нет как остроумно!

  

   П у б л и к а

   Неужто?

  

   К и к и м о р а

   Разумеется.

  

   П у б л и к а

   А шумно —

   Оглохнуть можно, да и ново.

  

   К и к и м о р а

   Нет;

   Библьотеку читает целый свет

   Не первый год; а там возьми сужденья

   Об ибо и об оном и о том,

   О Г<оголе>, В<елланском>, П<олево>м,

   О всяком, кто другого ополченья,

   Не принят в клуб взаимного хваленья,

   Не верует в наш каждый толстый том,

   Возьми все сплошь Брамбеуса творенья,

   Записки, повести и — повторенья,

   Любой-ко вырви из разборов лист,

   Без свисту ни на шаг, все свист да свист!

  

   П у б л и к а

   (зевая)

   Что ж он освистывает?

  

   К и к и м о р а

   Что угодно:

   Поэтов, Наблюдателя, Молву,

   Философов, французов, дам, Москву,

   Всех, только не своих, и — превосходно!

  

   П у б л и к а

   Так человек завистливый и злой

   Барон Брамбеус?

  

   К и к и м о р а

   Малый препростой,

   Да щеголять умом и остротой

   Я смертную вселил в него охоту!

   И затянул одну и ту же ноту

   Бедняжка,- все одно и то ж поет:

   Рассказ ли пишет, взгляд или отчет,

   Везде, во всем одно и то ж кривлянье;

   Сердечный дал под клятвой обещанье,

   Что будет все забавой для него,

   Что в мире не пропустит ничего

   Без свисту или кисленькой улыбки,-

   Вот и Сыр-Дарья, вот и Арарат

   В его статьях читателя смешат!

   По пальцам скажет вам: где, в чем ошибки;

   Не хлопайте; взгляните: головой

   Качает он и поднимает плечи.

   "Я,- он гласит,- не из толпы слепой;

   Я в этой сцене разберу все речи,

   Я разложу, я взвешу каждый стих,

   Я, как бы ни было, ручаюсь смело,

   Большие промахи найду я в них!"-

   Бежит на свой чердак,- и в шляпе дело.

  

   (Тихонько встает и ускользает за кулисы.)

  

   П у б л и к а

   (сквозь сон)

   Прекрасно! Как умно он говорит!

   Не знаю только, отчего невольно

   Дремота клонит?

   (Засыпает.)

  

   П о э т

   Посмотрите — спит!

   Ах! господин Директор! сердцу больно:

   Предмет был превосходный, а убит!

  

   Д и р е к т о р

   Мы потеряем, друг, весь свой кредит,

   Всю репутацию… Барыню нельзя ли

   Вам разбудить?

  

   П о э т

   Зачем вы волю дали

   Бесенку-негодяю?

  

   Д и р е к т о р

   Я холоп

   Велений Публики…

  

   П о э т

   Но глас Рассудка —

  

   Д и р е к т о р

   Рассудок мне не платит.

  

   П о э т

   Пулю в лоб

   Всажу себе!

  

   Д и р е к т о р

   Стара, мой милый, шутка:

   Не кончена старухой паркой нить

   Бесценных ваших дней, питомец Феба!

   Ведь пороху вам не на что купить.

  

   П о э т

   Так утоплюсь, повешусь!

  

   Д и р е к т о р

   Ради хлеба,

   Который доставляю вам!

  

   П о э т

   В обрез!

  

   Д и р е к т о р

   Помилуйте, сударь: я же не Крез!

   Уж эти мне пииты! ввек не сыты.

   Но разбудите нашу госпожу:

   Я вам прибавлю.

  

   П о э т

   Музы и хариты!

  

   Д и р е к т о р

   Луна и Солнце!

  

   П о э т

   Средств не нахожу…

   Однако… Страстный монолог, Андана!

  

   Д и р е к т о р

   Не монолог,- нет, грохот барабана

   И треск трубы тут нужен, блеск мечей,

   Проклятья, вопли, с дюжину смертей…

   А! слава богу! — слышу конский топот.

   Андана, полно! что за смех и шепот

   С monsieur Иваном? — К нам Булат летит;

   Ну, докажи, что есть у нас актрисы!

   А я и эти стулья и пиит —

   Мы скромно удалимся за кулисы.

   (Уходит с Поэтом.)

   Булат верхом, позади у него хан бухарский.

  

   К и з л я р — А г а

   В оковы, воины, изменника-купца!

   А ты, царевна, в дом державного отца

   Благоволи со мной обратный путь направить.

  

   И в а н

   Булат, Булат, спеши нас, гибнущих, избавить!

   Булат сходит с коня и снимает хана.

  

   Б у л а т

   Стой, мерзостный скопец! нечистою рукой

   Царевны не коснись, или мне головой

   Поплатишься! — Купца оставьте: вы Булата,

   Надеюсь, знаете!

  

   И в а н

   Спасибо! — не богата,

   Мой друг, казна моя, но будешь награжден.

   Да где ты был?

  

   Б у л а т

   Или не видишь? полонен,

   Со мною прибыл к вам сам хан земли бухарской

   Чалма упала в прах, и деву крови царской

   В Газеме я узнал — и мигом на коня!..

   Да вправо взял евнух и обошел меня;

   Отряд же хана мне попал как раз навстречу,

   Пускай тебе другой опишет нашу сечу;

   Без хвастовства скажу: я хана взял в полон;

   Но отпущу домой и тотчас, если он

   Прекрасной дочери здесь даст благословенье

   На брак с тобой.

  

   Х а н

   Увы, какое униженье!

   Срам, вечный срам! Сойду от бешенства с ума!

   Но, так и быть, Булат: когда она сама,

   Мое дитя, мой свет, мой рай, моя Андана,

   Когда царевна, дочь блистательного хана,

   Решилась быть рабой презренного купца,-

   Не стану клясть ее; а боле от отца

   Не требуй: не могу.

  

   А н д а н а

   Родитель!

  

   Х а н

   Ax! Андана!

  

   Д и р е к т о р

   (из-за кулис)

   Проснулась публика: сказать же, что впопад

   Удалый богатырь примчал седого хана!

   Но, ради бога, без тирад!

  

   Занавесь опускается.

  

  

  

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ III

  

   Выходит Кикимора до поднятия занавеси.

  

   <К и к и м о р а>

   Вступает в должность хор-повествователь;

   Прошу покорно слушать: обладатель

   Земли бухарской более венца

   Любил свое дитя, свою Андану.

   Распространяться я о том не стану,

   Что душу мучило несчастного отца,

   Когда без дочери, единственной и милой,

   В свою столицу ехал он назад…

   В груди страдальца был терзаний целый ад,

   И он шептал: "Зачем могилой

   Я не был взят до горестного дня,

   В который жизнь проклясть заставила меня

   Ты, хладных дней моих последняя услада!

   Ах! мне заснуть бы навсегда!"

   Откуда ни возьмися, вдруг засада:

   Нагрянула несметная орда

   Пустыни диких чад, вскормленных грабежами,

   И стражу хана вмиг засыпала стрелами;

   Их кони рвут коней зубами;

   Их острые, смертельные мечи

   Среди ненастной и глухой ночи

   И вьются и блестят и, будто змеи, свищут,

   Горячей крови понапиться ищут.

   Бледнеют ратники; Кизляр-Ага убит;

   Но хан бухарский не дрожит:

   Он дряхл и слаб; он царства повелитель,

   А бьется как простой воитель,

   Как юноша. — Вот засучил рукав,

   Вот бороду он закусил седую,

   Кривую саблю над чалмой подняв,

   Он, будто с неба гром, упал стремглав

   В толпу злодеев самую густую;

   Летит и колет, рубит, топчет их.

   Он хочет пасть; пусть и отвык от боя,

   Он жаждет вечного покоя…

   Вот что из старика творит героя!

   Вдруг древний богатырь притих:

   Крылатая стрела его пронзила;

   Его кровавый труп возьмет могила.

   Но перед переходом через мост,

   Ведущий в рай пророка Магомета,

   Душа убитого, в прозрачный пар одета,

   Который примет вид и взгляд его и рост,

   Трепеща, явится могучему Булату.

   Булат все, что угодно, только прост,

   Да и заносчив,- и получит плату

   За то, что дураку-мерзавцу услужил.

   Всегда и всюду, не спросяся броду,

   Герой философ так и лезет в воду:

   Царя, отца всему бухарскому народу,

   И не желал, а все наш Дон-Кишот сгубил.

   А вот покоится Андана,

   Дитя благого, доблестного хана,

   В объятьях — чьих? купца, ничтожного Ивана!

   Чье это дело? великана,

   Кому рассудку мало, много сил

   Судьба причудливая даровала!

   Булат не спит; на бег полуночных светил

   Глядит, задумчив: грусть ему на сердце пала.

  

   Явление 1

  

   Степь. Ночь. Иван и Андана спят.

  

   Б у л а т

   (сидя на кургане)

   Тихо все; погружена

   Безрубежная пустыня

   В океан немого сна;

   На меня глядит одна

   Звезд бесчисленных святыня,

   Да туманится луна,

   С тверди взор угасший мещет.

   В общей, в вещей тишине

   Сердце бьется и трепещет:

   Что пророчит сердце мне?

   Откуда холодный неведомый трепет

   В моей богатырской широкой груди?

   Духов полуночи мне слышится лепет:

   По Млечному носятся духи пути…

   На облако кто-то спорхнул со светила,

   Товарища кличет и шепчет: "Лети!"

   Средь синевы движутся легкие крила.

   Ко мне ли хотят из эфира сойти?

   Добро пожаловать!- Кто прав, кто чист душою…

  

   Т е н ь х а н а

   (выступает из тумана)

   Душою прав и чист? — а я сгублен тобою!

  

   Б у л а т

   Кто ты, из серой мглы всплывающий мертвец?

  

   Т е н ь

   Не узнаешь, Булат? — Анданы я отец,

   Убитый степи хищными сынами,

   Ваш хан я, прозванный когда-то добрым вами.

  

   Б у л а т

   О царь моей земли! болезнует Булат

   О горестной твоей, безвременной кончине.

   Но припиши ее своей судьбине,

   Не я в ней виноват.

  

   Т е н ь

   Булат! отчаянье в меня излил не ты ли?

   Не ты ли отнял дочь у сироты-отца;

   Не ты ли бросил в руки подлеца

   Ее, кумир мой, а твои глаза открыли

   Тогда уже всю низость… для чего?

   В надежде ли обресть признательность его?

   Не то, безумец, положили

   Уставы вечные судеб:

   Нет, горек, полн отравы будет хлеб,

   Который от бездушного получишь;

   Чтоб услужить ему, себя измучишь,

   Спасешь его,- а он, трусливый твой тиран,

   Найдет и тут измену и обман.

   И что ж? А ты молчи, ни слова в оправданье,

   Хотя бы был его упрек

   Немилосерд, как ад, как казнь бесов, жесток,-

   За нестерпимое мое страданье

   Булату вот какое воздаянье

   Определил неумолимый рок:

   Если, потеряв терпенье,

   Молвишь: "Я в такой-то час

   Не губил тебя, а спас!"-

   Знай и помни: в то ж мгновенье

   Дух-каратель претворит

   Ноги у тебя в гранит;

   Если повторить посмеешь,

   По пояс окаменеешь;

   В третий раз — твой друг Иван

   Вдруг увидит пред собою

   Не тебя, но истукан,

   Дивный лик с живой душою.

  

   Б у л а т

   Жестокий жребий! но его

   Я заслужил и ничего

   Не молвлю в оправданье:

   Приму, безмолвствуя, смиряясь, наказанье,

   А пред тобою, горестная тень,

   Бледнеющая в утреннем тумане,

   Клянусь, что каждый мне судьбою данный день

   Я посвящу твоей Андане!

  

  

  

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 2

   В Новегороде, в доме Иванова отца; образная.

  

   А м ф и з а, мачеха Ивана

   (одна)

   Я к себе прилучила купца:

   Старый черт на мне вздумал жениться…

   Теперь только бы сбыть молодца,

   Его сына, не дать воротиться

   На сторонушку нашу ему!

   Заживу-ко тогда в их дому!

   Я, спасибо, не хуже наседки,

   Под защиту родного крыла

   Всех же вас до единого, детки,

   Вас, цыплятки мои, собрала!

   Пусть купчина трудится, хлопочет,

   Пусть за сына мешки свои прочит,-

   Коли промаха только не дам,

   Они, батька, достанутся нам!

   Ведь ребят-то не много, не мало,

   У меня их две дюжинки есть;

   Знай же, хворенький дедушка, честь:

   Век не свой тебе жить не пристало!

   Но еще не пробил твой часок;

   Толковать про тебя, мой голубчик,

   Ныне, видеть изволишь, не срок.

   Расторопный, молоденький купчик,

   За тебя я примуся, сынок!

   Вот же, свет, чтобы дело шло ладом,

   В уголку во святом образа

   Наперед обернуть надо задом…

   Так и жгут Николая глаза!

   Тут же спас и двумя мне перстами

   Со стены над лампадкой грозит;

   С ним Предтеча,- сказали: "Убит,

   Обезглавлен"; а как же глядит

   Вниз со блюда живыми зрачками?

  

   Погашу я лампадку теперь,

   Да замкну на замок свою дверь,

   На полу начертила я круг…

   И одна-то я здесь и сам-друг:

   Невидимка-малютка со мной…

   Слышу хохот его над собой:

   То Кикимора мой дорогой!

   Не мешай же мне, крохотный друг:

   Не входи в очарованный круг;

   Мне с тобою шутить недосуг:

   Гостя жду, и тебя познатней,-

   Вот опять засмеялся злодей:

   Негодяй, убирайся же! — ты ль

   Позабыл ту большую бутыль?

   Просидел же ты, маленький, в ней

   Триста, помнится, дней и ночей?

   Полюбилося, что ли, тебе

   Проживать в той хрустальной избе?

   На плите разложу огонек,

   К огонечку придвину горшок,

   А в горшок-то сухой порошок

   Из человечьих я брошу костей;

   Не забудь, молодица, прилей

   Струйку собственной крови своей!

   Струйку ту из-под левой груди

   В желтый череп жида нацеди;

   Подболтай мухомору — и брось:

   Вот и вспыхнуло, вот и зажглось!

   Затрещал, зазмеился огонь…

   Понесло! чародейская вонь!

  

   Начнем,

   Кругом

   Махнем

   Ножом!

   Сколько? три раза:

   А раз —

   То глаз.

  

   Удар грома.

  

   Другой-

   Убой.

  

   Другой удар.

  

   Третий — зараза…

  

   Усиленные удары грома; ведьма под них пляшет.

  

   Зараза, зараза, зараза-чума,

   Зараза мне тетка, чума мне кума!

   (Останавливается.)

   Поднялся пар:

   Я силой слов,

   Я силой чар

   Сварила вар…

   Мой пир готов;

   Силен мой зов:

   Он досягнул,

   О Вельзевул!

   В твой темный дом.

   К рабе своей

   Рогатым лбом

   Стезю пробей;

   В дыму, в огне

   Явися мне!..

  

   В е л ь з е в у л

   (из-под земли)

   Явлюся тебе ни в дыму, ни в огне,

   Нет, иные дарованы способы мне

   Окунуть окаянную в трепет:

   Воскрешу пред тобой и кривлянье и лепет

   Передсмертный седого отца твоего!

   Ты, змея, подползла ко кровати его,

   И померкли при черном убийстве светила:

   Душегубка и дочь,

   В ту ужасную ночь

   Старика ты подушкой душила!

  

   (Садится в волшебный круг в виде дряхлого старика

   в саване.)

   Ай, спасибо! исполать!

   Свет Амфиза, ты вся в мать:

   Я за что любил старуху?

   Встанет, сварит варенуху,

   Встану — и начну хлебать!

  

   А м ф и з а

   (с ужасом)

   Это он! отец мой бедный!

   Он с бородкою седой,

   Он с трясучей головой,

   Лысый весь, сухой и бледный.

  

   В е л ь з е в у л

   Что же, дитятко, с тобой?

   Что не молвишь: "Просим рушать,

   Хлеба-соли нашей кушать!"

   Я в гостях не у чужой;

   Я ж и приглашен тобой.

  

   А м ф и з а

   (приходя в себя)

   В мире нет страшнее зрака!

   Хитрый бес, владыко мрака,

   Раб и царь мой, черный бог!

   Только ты придумать мог,

   Как обдать Амфизы члены

   Стужей яростной геенны!

   Но — прошло: я вновь сильна,

   Я в аду закалена;

   Верх взяла я над тобою,

   Устояла, и сей раз

   Будь же ты моим слугою,

   Да исполни мой приказ.

   Едет с молодой женою

   В этот город молодец;

   Молодцу мой муж отец…

   Бес! построй мне колымагу,

   На пути их повстречай,

   От меня поклон отдай,

   Пригласи их сесть — и тягу,

   И прямехонько к оврагу,

   Да в овраг, что силы, бух:

   Выбей, вышиби их дух!

  

   В е л ь з е в у л

   Ведьма, и тебе не стыдно

   Вызывать для пустяков

   Князя тьмы, вождя бесов?

   Сатаной клянусь, обидно!

   Казначей я бед и зла.

   У меня беду на славу

   Ты бы выпросить могла:

   Книгу, дум людских отраву,

   Трус, потоп или войну,

   Бич на целую страну…

   А то черта беспокоить,

   Чтоб карету ей состроить!

  

   А м ф и з а

   Что же, коли так хочу?

  

   В е л ь з е в у л

   Поневоле замолчу:

   Будет же тебе карета,

   Яхонт, изумруд, алмаз,

   Заглядение для глаз,

   Чудо красоты и света!

   Превращу ж и трех духов,

   Не из крупных, мне подвластных,

   В тройку бешеных, прекрасных,

   Легконогих жеребцов.

   Лишь бы муж с женою сели,

   Я, извозчик Вельзевул,

   По коням, и — полетели!

   Только пыль и визг и гул…

   Не к отцу помчатся в гости,

   Не отец им будет рад;

   Понесутся прямо в ад:

   В порошок смелю их кости!

  

   А м ф и з а

   Буду благодарна я,

   Куманечек, за услугу:

   Дам опять тебе подругу;

   Та подружка дочь моя.

   На метле на шабаш ведем,

   С дочкой мать, мы с ней поедем:

   С дочкой там тебе плясать;

   Здесь возьми покуда мать.

  

   Начинает вертеться с бесом, скрыпка сама собой играет,

   повиснув в воздухе; Кикимора смотрит вне круга.

  

   В воздухе повисла скрыпка,

   Скачет сам по ней смычок;

   Пляшет рак, и пляшет рыбка:

   Прыг и скок, скок и прыжок.

   Эх! вертися, куманек!

   В пляске скорой, в пляске шибкой

   Слишком низко стан мой гибкий

   Обхватил старик ошибкой…

   А Кикимора-пролаз

   С нас не сводит быстрых глаз

   С злой, насмешливой улыбкой.

   Нам же ровно ничего.

   Наплевать бы на него!

  

   В воздухе повисла скрыпка, и пр.

  

   Спеть я пасынку-злодею

   Песню славную сумею;

   Я над ним с его женою

   Песню славную завою…

   Гибель, гибель, гибель им,

   Им и всем врагам моим!

   Чтобы жатвы их посохли,

   Чтобы их стада подохли,

   Чтобы с нужды и печали

   В корчах дети их пропали,

   Чтобы сами сохли, чахли,

   Гробом заживо запахли!

  

   В е л ь з е в у л

   Прыг и скок, скок и прыжок:

   Пляшет с стрекозой сверчок,

   Толстый жук с проворной мухой —

   Старый дьявол с молодухой.

  

   А м ф и з а

   Расхрабрился старичок,

   Рад вертеться с молодухой…

   Полно, полно, вислоухый,

   Дай мне отдохнуть часок!

   (Падает без чувства на пол.)

  

   К и к и м о р а

   Какова твоя колдунья!

   Я устал, глядя на вас.

   Чтоб издохнуть ей! шалунья

   С бесом пляшет целый час.

   Только худо знает нас:

   Дур дурачить не тебе ли?

   Ты ей молвил: "Лишь бы сели!"

   Что же? ты ее надул:

   Ведь не сядут, Вельзевул?

  

   В е л ь з е в у л

   Плут, ты чуть ли не смекнул!

  

   К и к и м о р а

   Мудрено ли? — было б ново,

   Если б ей сдержал ты слово.

   Наше дело — да и нет;

   С дня, в который наш ответ

   Свел безумца Креза с Киром,

   Много миновало лет,

   Но над легковерным миром,

   Дети двоеличной тьмы,

   Как тогда, смеемся мы.

  

   В е л ь з е в у л

   Разгадал бесенок беса!

   Отправляйся же, повеса:

   Им ты на ухо шепни,

   Чтобы береглись они

   Ласк кумы моей почтенной,

   Я не пошлый сопостат:

   Чтоб погиб лихой Булат,

   Мне приятней во сто крат,

   Чем развеять прах презренный

   Всех Ванюшек всей вселенной!

  

   ЯВЛЕНИЕ 3

   Взморье Каспийское.

  

   Б у л а т

   (один)

   Спасибо, мы в пределах Хивы:

   Киргиз, подъемля дикий вой,

   За грабежом, за барантой

   Не заезжает в эти нивы.

   Смелее стал и купчик мой:

   Меня отправил в чисто поле

   Скакать, потешиться по воле

   И серых настрелять гусей;

   Вот я промыслил,- слава богу,-

   Свежинки для княжны моей:

   Ни крошки, кроме сухарей,

   Голубушка во всю дорогу

   Не ела целых сорок дней,

   И все по милости Ивана:

   Пустился в трудный, дальный путь,

   А голод захотел надуть,-

   Жаль и копейки из кармана;

   Чуть нас не уморил с собой!

   Так с этой грязною душой

   Анданы душу, розу рая,

   Связал глупец, злодей Булат…

   И я ли, царь мой, тень святая,

   Дерзну сказать: не виноват?..

   Потороплюся: ждет бедняжка!

   Обед ей приготовлю… Стой!

   Вот там какая вьется пташка?

   Я сроду не видал такой…

   Как миловидна, как богата!

   Спина из яхонта и злата,

   Брюшко и шейка — бирюза,

   И что за умные глаза!

   Поймать бы птичку для царевны:

   Ах! жребий выпал ей плачевный.

   И дней ее уныла нить…

   Мне тучи тьмы ее душевной

   Хоть бы на часик прояснить!

   Подкрадусь: пташечку рукою

   Как можно бережней накрою.

   (Схватывает птичку.)

  

   П т и ч к а

   Ах!

   Я в неволе!

   Уж мне боле

   На кустах

   Не качаться,

   Не купаться

   В облаках!

   В клетке душной

   Страшно жить:

   Мне изныть

   Без воздушной

   Стаи птиц,

   Без летуней

   Щебетуней,

   Без сестриц.

  

   Витязь, умильную

   Просьбу прими:

   Грозную, сильную

   Длань разожми —

   Глупую, малую

   Пташку пусти!

   Молви мне: жалую!

   Молви: лети!

   Тронься мольбами!

   Между перстами

   Больно мне; ай!

   Волюшка — рай:

   Волюшку милую

   Птичке отдай!

  

   Б у л а т

   Если помилую?

  

   П т и ч к а

   Знаю я честь:

   Знатную плату

   Может Булату

   Пташечка внесть.

  

   Б у л а т

   Плату? Какую?

  

   П т и ч к а

   Плату большую:

   Важную весть.

  

   Б у л а т

  

   Вести не плата;

   Ты ли Булата

   Хочешь провесть?..

   Весть важна, а для кого?..

   Для меня ль для одного?

  

   П т и ч к а

   Для тебя и для Ивана

   И для бедненькой княжны:

   Смерти вы обречены —

   Ты и купчик и Андана.

  

   Б у л а т

   Пусть и скажешь: "Ты дурак,

   Витязь, что разжал кулак",-

   Но лети! — вот ты на воле,

   Вот сидишь уж на сосне:

   Расскажи же все оттоле

   Честно и подробно мне.

  

   П т и ч к а

   По белому свету не я ли гуляю,

   Не я ли дома, города посещаю?

   Мне любо с лазурной глядеть высоты

   На шум и волненье людской суеты.

  

   Туда и сюда и носясь и порхая,

   Вот и в Новегорде нынче была я,

   Сыскала Ванюшки родительский дом

   И вздумала там отдохнуть под окном.

  

   И вот я сижу, щебечу у окошка;

   Вдруг вижу… (Хотя бы подкралась и кошка,

   Не столько бы, право, пугнула меня,

   С ружейного мене я дрогла б огня!)

  

   Я, брат, затряслась всеми членами тела:

   Там ведьма, Ванюшина мачеха, пела

   И прыткого с кем-то плясала бычка,

   А хвост позади плясуна старика

   Бил такт и скакал и вился, будто змейка.

   И вот что ему заказала злодейка:

   "В карету волшебную их усади

   И с ними прямешенько в ад укати!"

  

  

  

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 4

   Степь в Хиве. Иван, Андана, Булат обедают.

  

   И в а н

   Обед живит: судить не станем строго;

   Да только ты уж через меру много

   Свинцу и пороху поиздержал.

  

   Б у л а т

   (в сторону)

   На что досадовать Иван таки сыскал!

  

   И в а н

   (Андане, которая утирает глаза)

   А ты, голубушка, скажи, о чем рыдаешь?

   Ты недовольна чем?

  

   А н д а н а

   Я, милый друг, довольна всем,

   Но сам ты знаешь:

   Отец мой стар,- невольная тоска

   Возьмет подчас, как вспомнишь старика,

  

   И в а н

   Вот то-то! нежны вы, умны, сентиментальны;

   Я человек недальный,-

   Пожалуй (вас послушать) — я дурак,

   А я же говорил, что это будет так.

  

   А н д а н а

   Ах, не сердись! — взгляни; я уж не плачу боле…

  

   И в а н

   Ты и вперед, прошу, не плачь о пустяках.

   Чу! это что? затрепетало поле…

   Великолепная карета, вся в лучах,

   Сюда несется и остановилась вдруг.

   С запяток соскочил один из слуг;

   Смотрите: в пух разряжен щеголь

   И выступает, словно гоголь,

   Сюда прямешенько идет.

   Входит Демон в красной ливрее, но с небольшими рожками.

   Да ты сиделец наш, Федот?

  

   Д е м о н

   Я-с.- Вашей милости ваш батюшка со мною

   Свое благословенье шлет.

  

   И в а н

   Не налюбуюсь, брат, тобою…

   Однако — как ты очутился здесь?

  

   Д е м о н

   Приехал, сударь, я с каретой тою.

  

   И в а н

   Переменился ты, переродился весь:

   Ты малый был довольно неопрятный,

   А вот стал молодцом,- красивый, ловкий,

   статный.

   Одет ты, будто барин знатный,

   И в взгляде у тебя насмешливость и спесь.

   У нас не служишь? но ты мне прости, невежде,

   Такой смешной вопрос: тебе ль служить у нас?

  

   Д е м о н

   Я и теперь, как прежде,

   У вас служу и век готов служить у вас.

  

   И в а н

   И ты не шутишь, малый?

   И сшил тебе старик кафтанчик этот алый

   Из лучшего голландского сукна?

  

   Д е м о н

   Нет, ваша матушка.

  

   И в а н

   Помилуй!

   Ты разве позабыл, мой милый:

   Лет будет с десять, как она,

   Моя голубушка, погребена.

  

   Д е м о н

   Решился в брак вступить ваш батюшка вторично.

  

   И в а н

   Хотя и не совсем прилично,-

   Как тут не молвить сгоряча:

   Черт дернул старого хрыча!

   А мачеха богата?

  

   Д е м о н

   Сказать вам не могу,- но как она щедра,

   Вы сами видите.

  

   И в а н

   Ххм, вижу: торовата!

   Да только из чьего добра?

   Что ж? взял девицу?

  

   Д е м о н

   Нет-с, она вдова.

  

   И в а н

   Купчиха?

  

   Д е м о н

   Посадская.

  

   И в а н

   А кто ж такая?

  

   Д е м о н

   Тетериха.

  

   И в а н

   Амфиза Пудовна! — Наслал же сопостат!

   Ах! господи! — у ней ребят, ребят…

   Не сосчитаешь всех, свидетель бог, и в сутки,

   Она ж Вавиле-колдуну кума,

   И, свято наше место! — и сама

   Шутить охотница препакостные шутки.

   Демона корчит всякий раз, как Иван произносит имя божие.

   Да ты что морщишься?

  

   Д е м о н

   Весьма прискорбно мне,

   Что вы, сударь, не ласковы к родне;

   Браните матушку.

  

   И в а н

   Уволь от поученья!

  

   Д е м о н

   Вдобавок вам скажу: такие выраженья,

   Такие клятвы… и во сне

   Уж не услышишь их в отборном, модном свете,-

   Оставьте их, поверьте мне,-

   Особенно когда поедете в карете,

   Которую…

  

   И в а н

   Федот о модном свете

   Толкует-чудеса! Федот-то ты Федот,

   Да вижу по всему: совсем уже не тот.

   Не стану говорить уж о примете

   На лбу твоем.

  

   Д е м о н

   Ах! верно-с о рожках?

   И поминать-то что о пустяках?

   Их приобресть успел я в том же модном свете.

   Рогами нынче изукрашен лоб

   Всех знатных и воспитанных особ.

  

   И в а н

   Да ты что за особа?

  

   Д е м о н

   Ваш холоп,

   Но понатерся между господами

   И вот не пожалел, чтоб походить на них,

   Последних сил и средств и денежек своих.

  

   И в а н

   Оказия! — и батюшка с рогами?

  

   Д е м о н

   С предлинными-с, увидите вы сами,

   И вашему почтенному отцу,-

   Заметить смею,- страх рога к лицу.

  

   И в а н

   Старик давно рогатый?

  

   Д е м о н

   Украсил голову его убор богатый

   В тот самый день, когда домой

   Из-под венца голубчик сизый

   Пришел с хозяйкой молодой.

  

   И в а н

   Теперь — козел седой:

   Бодаться может он по милости Амфизы?

  

   Д е м о н

   Амфизы Пудовны,- и доложу я вам:

   Теперь большой расход рогам;

   Все жены по ее следам,

   Крестьянки даже — Маши, Даши, Лизы,

   Заказывают их в наряд своим мужьям.

   Поверьте, несмотря на бороду и ризы,

   Готовы на морщинистые лбы

   Их вздеть иные и попы.

   И в скором времени обычай этот новый

   Всеобщим будет.

  

   И в а н

   Да! Обычай образцовый

   За столь похвальный труд,

   За учреждение такой у нас обновы

   На шею Пудовне навесил бы я пуд

   И к карасям ее послал бы в ближний пруд.

  

   Д е м о н

   Иван Иваныч, что вы?

   Помилуйте, как вы жестоки, как суровы!

   Она, сердечная, не такова…

   Вот, помню, как теперь, ее слова:

   "В дороге береги ты Ванюшку-смотри же!"

   Как любит вас она! — Чтобы как можно ближе

   Придвинуть вожделенный час

   Приятного свиданья,

   Свой экипаж прислать изволила по вас.

  

   И в а н

   Ну, тут и я скажу: спасибо за старанье!

   Спокойнее в карете и скорей

   Доедем мы,- да только как же вьюки?

  

   Д е м о н

   Мы прибыли не без людей:

   Все ваши ящики и сундуки и тюки

   Последуют за вами по пятам;

   И, если сесть угодно вам,

   Мы тотчас тронемся.

  

   И в а н

   А хороша дорога?

  

   Д е м о н

   Прекрасная.

  

   И в а н

   Сбирайся же, Булат…

   Да так руками что ты размахался, брат?

   Что сделалось с тобой?

  

   Б у л а т

   (подошед к Демону)

   Во имя бога:

   Исчезни, сопостат!

  

   Удар грома; Демон и карета с лошадьми проваливаются сквозь

   землю.

  

   И в а н

   Земля зевнула… ой!.. в глазах не стало света…

   Куда мне спрятаться? — все, все дрожит кругом,

   За блеском блеск, за громом гром,-

   Знать, с нами вдруг столкнулася комета,

   И повернется мир вверх дном!

   Ax! ax!- вот провали<ла>ся карета…

   Прошло… Теперь нам предстоит вопрос:

   Мы сами целы ли? — Нос этот наш ли нос?

   Мои ли это руки?

   И эти вон, что тут передо мной стоят,

   Андана ли княжна, наездник ли Булат,

   Или какие призраки и штуки?

   (Булату после молчания)

   Ты, долговязый, умница, ты хват…

   А? — что наделал ты, приятель?

   Карету славную прислала ведьма нам:

   Так нет же! кстати ль?

   Непрошеный, проклятый заклинатель

   Заклял лакея и — отправилась к чертям!

   Уж как кареты-то красивенькой жалею!

   Она тебе мешала, молодец?

   Сказать же, что и тот глупец,

   Кто выкупил тебя себе на шею!

  

   А н д а н а

   И ты не шутишь, друг Иван?

   Карета, и лакей, и кони — все обман,

   Все…

  

   И в а н

   Хоть досады-то не прибавляй, Андана!

   Обман? — да что на свете без обмана?

   Карета знатная.- Был из бесов лакей…

   Что нужды? все же мы доехали бы в ней…

  

   А н д а н а

   Подобных от тебя я не ждала речей:

   Ты человек разумный, осторожный…

  

   И в а н

   Оставь свои хвалы: я просто трус безбожный.

  

   А н д а н а

   А вот тебя не испугал же грех?

  

   И в а н

   Тебя, Андана, слушать, право, смех:

   Насчет грехов мы все бестрепетное племя;

   Нет, этих пустяков,

   Кто только не совсем из дураков,

   Никто не побоится в наше время.

  

  

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ IV

   До поднятия занавеси.

  

   К и к и м о р а

   Два только действия осталось нам — не боле!

   А мы еще пройти должны большое поле;

   Мы, стало, поневоле

   Свою поэму сокращать должны.

   Итак, ты знай, достопочтенный зритель:

   Мы в Новегороде. Булат, хранитель

   Красавца купчика и молодой княжны,

   Исполненный усердья и отваги,

   И, по спасеньи их от адской колымаги,

   Не раз их избавлял в дороге от беды…

   Пример: он вытащил их из воды;

   А в воду с корабля они упали,

   Подосланного с умыслом лихим

   Колдуньей мачехою к ним.

   Был слит корабль из золота и стали,

   На корабле играл широкий алый флаг,

   И правил им какой-то старый враг,

   Амфизой нанятый из шайки Вельзевула.

   Погода ни малейшая не дула;

   Был Каспий тих, не воздымался вал,

   И плавно по морю живой корабль бежал.

   Вдруг он затрясся весь и с визгом без причины

   Волчком кружиться стал и вот пошел ко дну.

   Однако вынес из пучины

   Булат Ивана и княжну,

   Но — второпях — забыл на дне морском казну;

   И обругал Иван, как следует, Булата…

   Когда ж была иная плата

   От душ, подобных Ванькиной душе?

   Их бог, их царствие небесное — в гроше;

   Людьми их сделать — подвиг донкишотский,

   Вложить в них сердце — глупая мечта.

   Родоначальник их — торгаш Искариотский,

   Продавший за тридцать серебреных Христа.

   Но занавесь шумит: открылся старый терем;

   К нам вышла ведьма с дочерью сам-друг…

   Болтать нам недосуг:

   Мы только скажем, что не мерим

   Амфизу на один

   С презренным Ванькою аршин.

   Она злодейка,

   Отступница, убийца, чародейка,-

   Все так: да в ней огонь и дух и сила есть;

   Что мы ее умели приобресть,

   Нам истинно приносит честь;

   Но твари грязные, подобные Ивану…

   И толковать о них я даже, я устану —

   Они болот геенских смрадный ил;

   Мы их не ловим,- в бездну лезут сами.

   Их небо не берет; но если бы — руками

   С поклоном Тартар их ему бы уступил.

  

   ЯВЛЕНИЕ I

   А м ф и з а и Д а ш а.

  

   А м ф и з а

   Ох! дитятко, досадно мне до смерти,

   Уж я ли не держала их в руках,-

   И что ж? — совсем избаловались черти:

   Я нынче с ними в сущих пустяках

   Не успеваю: глупого Ивана,

   Вот, как ни бьюсь, известь я не могу!

   С поры сей ни единому врагу

   Уж доверять не стану: без обмана

   У них не обойдется; нет, сама

   Все сделаю и, свет, без проволочки —

   Сегодня же; а между тем вы, дочки,

   Сведите-ко богатыря с ума!

   Он мне во всем мешает; а мне власти,

   Покуда он с дурмана глупой страсти

   Не обезумит,- не дано над ним.

  

   Д а ш а

   Покорна я велениям твоим;

   Но если я в него влюблюсь?

  

   А м ф и з а

   Шалунья,

   Смеешься! — может ли любить колдунья?

   Захочешь ли Булата быть рабой?

   Порою на тебя, почти робея,

   И я гляжу: ведь ты невеста Змея,

   Ужасный царь теней — невольник твой.

   (Уходит.)

  

   Д а ш а

   (одна)

   Во мне ошиблась ты: я тяжко, страшно пала,

   Я пала чрез тебя (господь тебя прости!)

   И очень ведаю, себя мне не спасти;

   Но ошибаешься… Да! с самого начала

   Дитяти своего, меня, ты худо знала!..

   Меж нами сходство есть,- так точно, я смела,

   Наукою твоей прельститься я могла:

   В ней, в бешеном вине ума и вображенья,

   И я могла искать восторгов опьяненья;

   Объятая огнем неистового мщенья,

   Была бы, может быть, свирепа я и зла.

   Но гнусно в низкие вдаваться ухищренья,

   Улыбкой привлекать, обворожать, манить,

   Возжечь желания и — наконец сгубить.

   Нет! слишком я горда для ремесла такого!

   Губить мне? и кого? его я, как святого,

   Готова почитать: он в наш согнивший век

   Меж трупами стоит с душою человек;

   Он мне предстал,- гляжу, и что же? воздыхая

   О тихих радостях утраченного рая,

   Я прокляла свое паденье в первый раз….

   Его задумчивых, глубоких, темных глаз

   Страшуся более мученья вечной казни;

   Волхвицы мощные, захочем — и сведем

   Шар месяца с небес на землю; но при нем

   Я робкая раба стыденья и боязни.

   Пусть тешится моя безжалостная мать

   Над Ванькой: он мне что? не стану я мешать;

   Но витязя спасу; ему шепну два слова,

   И тотчас! — Почему? — не знаю; а готова

   Я для него на все.- Чу! заскрипела дверь:

   Идет! — я отчего так дрогнула теперь?

   Я чары страшные предпринимаю смело;

   А это, кажется, не черное же дело?

   Входит Булат.

  

   Б у л а т

   (не замечая Даши)

   Прочь, безумцы! — ваши дни

   Ткань дурачества и злобы;

   Всюду люди; мне ж они

   Ненавистны, будто гробы…

  

   Д а ш а

   Думой черною объят,

   Он меня и не заметил…

   Взор его не часто светел;

   Но теперь его тягчат

   Чувства, тягостней вчерашних.

  

   Б у л а т

   От горячек их всегдашних

   Мне ль безумцев исцелить?

  

   Д а ш а

   Он страдает… Что же? нить

   Мыслей мрачных я прерву ли?

   Я к страдальцу подойду ли?

  

   Б у л а т

   (увидев Дашу)

   Дочь-волшебница! — она

   И разумна и скромна;

   Предо мной не виновата:

   Почему же для Булата

   Всех противнее она?

  

   Д а ш а

   Здравствуй, витязь!

  

   Б у л а т

   Здравствуй, Даша!

   (Хочет идти.)

  

   Д а ш а

   Да куда спешишь ты, друг?

  

   Б у л а т

   Извини: мне недосуг.

  

   Д а ш а

   Недосуг? — Сторонка наша,

   Дом наш, наша вся семья,

   Вотчим, сестры, мать и я —

   Все тебе мы ненавистны…

   Ты везде, всегда один:

   Нас бежишь не без причин.

   Да и прав ты: не корыстны

   (Признаюся и сама)

   Наши милые соседы,

   Наши длинные обеды,

   Наши игры и беседы:

   Нет в них пищи для ума.

  

   Б у л а т

   Для ума! — да я нимало

   Об уме не хлопочу:

   Сердце средь людей устало,

   В них души не отыщу.

  

   Д а ш а

   Одинок ты во вселенной…

   Видит бог: тебя мне жаль;

   Несказанную печаль

   Ты, всех братьев отчужденный,

   Будишь, труженик, во мне…

   Но оставим, не поверишь!

  

   Б у л а т

   Может быть, не лицемеришь;

   Но мне, ведай, и во сне

   Не привиделося, чтобы

   На меня могла взирать

   Дочь Амфизина без злобы.

  

   Д а ш а

   Дочь — одно, другое — мать;

   Ведь в семье не без урода;

   Вместо всякого довода

   Вот решаюсь что сказать:

   Адский ков ужасный, новый

   (Это помни, гость суровый,

   И моих не презри слов!)

   Против вас опять готов.

  

   Б у л а т

   Ков готов! — я благодарен

   За благую весть тебе…

   Но дай молвить о себе:

   Не хитер я, не коварен.

   Да я все же не дитя;

   Правду мне прости, невежде!

   Что хлопочут, не шутя,

   Как нас сбыть,- я знал и прежде.

  

   Д а ш а

   Вижу: суетной надежде

   Предалась я; в эту грудь

   Мне доверья не вдохнуть…

   Между тем скажи мне: я ли

   Прибавляла что-нибудь

   К ноше горя и печали,

   Данной жребием тебе?

   Но угодно так судьбе:

   Нам уж, верно, не сойтися!

   Только, витязь, берегися:

   К трудной будь готов борьбе!

  

   Не столько чарами, сколь волею упорной

   Сильна, страшна моя бестрепетная мать;

   К дружине темных сил, нередко непокорной,

   Ужасная теперь не хочет прибегать,-

   Нет! действовать сама, всей силою своею!

   Я не желала бы и своему злодею

   Ей в руки грозные, безжалостные впасть…

   Но ежели судьбой тебе дана над нею

   Предсказанная нам ей гибельная власть,

   О, пощади ее! — она мне не чужая…

   И в роковую нынешнюю ночь,

   Противу матери себя обороняя,

   Ты не забудь: тебя предохранила дочь.

   (Уходит.)

  

   Б у л а т

   (один)

   Сама, и в эту ночь… Хмм! каково известье?

   Тут мало ли я что бы мог сказать!..

   Дочь предает родную мать…

   Нам выгода, но ей, изменнице, бесчестье!

   Конечно,- если бы… да ведь оно не так:

   Не легковерный я, как прежде был, простак;

   Теперь гляжу на мир глазами беспристрастья:

   Я разгадал вину столь нежного участья. . .

   Шепну вполголоса: в ней нет ко мне любви;

   Но огненна река ее крови,

   Но час таинственный, предвестник сладострастья,

   Для ней, для пламенной, пробил;

   Не мужа честного спасает от могилы;

   Нет, дюжий молодец, надежный, полный силы,

   Ей по расчету чувственности мил…

   Какое дело мне? — Пред бледной тенью хана

   Я взял в поруки сонм таинственных светил,

   Что злополучная Андана,

   Пока я жив, во мне защитника найдет.

   (Я, право, уж не тот,

   Чтоб ожидать спасибо от Ивана!)

   Пусть будет, что судьбе угодно, надо мной,

   Анданин я слуга, я ей служу одной!

  

  

  

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 2

   На воздухе встречаются две ведьмы: старуха верхом на метле,

   молодая на ухвате.

  

   1-я в е д ь м а

   Здорово! здорово! — куда ты, кума?

  

   2-я в е д ь м а

   А, кумушка, так! я не вем и сама…

   Мной, девушкой, раз похвалился с похмелья

   На честной пирушке чужой молодец,-

   И в келью лихой меня запер отец:

   Противна душе моей тесная келья…

   Но быть же и ведьмой не много веселья;

   А разве по вольному воздуху порх,

   Под звездочкой ясной шнырять и кружиться,

   Хватать на лету ненадежный восторг,

   Минутной свободой допьяна напиться…

  

   1-я в е д ь м а

   Вот, кумушка,- то-то и есть: молода!

   Как тут не призвать, было, адские силы,

   Да мучить его, хвастуна, до могилы?

   Быть смирною ведьмою смех и беда…

  

   2-я в е д ь м а

   Не спорю. А ты понеслася куда?

  

   1-я в е д ь м а

   Назад я лечу в свою избу за угол.

  

   2-я в е д ь м а

   Откуда же?

  

   1-я в е д ь м а

   С шабаша леших и пугал;

   Тут было довольно и ведьм и бесов…

   Мы тут обсудили преважное дело…

   Оно решено большинством голосов.

  

   2-я в е д ь м а

   Спросить тебя, тетка, не слишком ли смело,

   В чем именно это преважное дело?

  

   1-я в е д ь м а

   А вот в чем: задумала силою чар

   Чудесить Амфиза без помощи духа;

   На беса-де бесится злая старуха:

   Зачем ей не всякий удастся удар…

   И что ж, для своей и для нашей забавы

   Ее обернет, и не прошен, лукавый,

   Потешит ее еще раз Сатана;

   Потом же кроваво погибнет она.

  

  

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 3

   Спальня Анданы. Иван и Андана.

  

   И в а н

   У мачехи с Булатом нынче дружно…

   Весь день не отстает он от нее.

  

   А н д а н а

   А ей сегодня недосужно,

   Ей беспрестанно что-то нужно

   В покое нашем.

  

   И в а н

   Я твержу свое:

   Они нас погубить теперь стакались оба.

  

   А н д а н а

   Я ведаю, к чему ее способна злоба,

   Но он, хранитель наш, защитник наш — Булат.

  

   И в а н

   Не правда ли, тебе он нравится?- он хват!

   Ты не желаешь ли, скажи мне откровенно,

   Как наша мачеха…

  

   А н д а н а

   Послушай-ко, Иван,

   Ты хочешь, чтоб тебя совсем и совершенно

   Я презирала.

  

   И в а н

   Я, конечно, грубиян:

   Заметить прихоти жены любезной кстати ль?

  

   А н д а н а

   Жестоко же меня карает бог-каратель!

   Но не роптать и не считаться мне:

   Заслуживаю казнь его вполне.

   А ты, бесстыдной лжи бессовестный слагатель!

   Я говорю тебе: молчи;

   Холоп! ты моего еще не знаешь гнева

   (Я грозной Азии решительная дева),

   Изведать этот гнев страшися, трепещи!

   Входит Иванов отец; потом Булат.

  

   О т е ц

   Ай да деточки! я рад сердечно…

   Вашей не нарадуюсь любви!

   Только не дивлюсь: любить бесчеловечно

   Уж у Ваньки моего в крови;

   Он мне не чужой, а без пощады,

   Как в поре я был,- и я любил!

   Да! и я когда-то был же мил,

   Побивали же и наши взгляды

   В свое время женские сердца…

   Ванька молодец; он весь в отца!

   Жаль и ныне мне, что я отрекся…

   Болтовнею, впрочем, я увлекся,

   Позабыл совсем,- а ваша мать

   Вас к гостям мне приказала звать…

  

   И в а н

   Что ж? пойдем, прекрасная Андана?

  

   О т е ц

   За обычай я люблю Ивана.

   Он учтив с тобою, как жених…

   Хоть и дочь блистательного хана,-

   А дерзну тебе сказать, Андана:

   Он супруг, достойный ласк твоих…

   Уходят Андана, Иван и его отец.

  

   Б у л а т

   (один)

   На посылках у старухи милый

   Селадон ее, немножко хилый…

   Слава богу,- я теперь один!

   Спрячусь за печь,- и не без причин…

   Ведьма будет (об заклад) — и вскоре,

   Здесь ей волю дать — беда и горе!..

   Следую за нею, словно тень:

   Ныне роковой кому-то день.

   (Прячется.)

  

   Х о р д у х о в

   В воздухе плавают адские чары;

   Благо заснуло, проснулося зло;

   Солнце за горы на отдых ушло:

   Час наступил воздаянья и кары!

   О царь подземный, встань!

   Разгладь седые брови,

   С улыбкою любови,

   Простри сухую длань:

   Встречай драгую гостью,

   Прославленную злостью

   И силой грозных чар…

   Тяжелый, смрадный пар

   Взойдет с пролитой крови…

  

   С улыбкою любови,

   Властитель темных стран,

   Встречай драгую гостью!

   Готовься, черный вран,

   Играть проклятой костью:

   Настал ее конец;

   Труба суда затрубит,

   Заблещет кладенец,-

   В куски змею изрубит…

  

   Враждуя и небу и целой вселенной,

   Едиными силами ада сильна,

   Задумала ссориться с адом она:

   Но ей ли с бездонной бороться геенной?

   Над ней посмеется седой Сатана.

  

   Умна, умна, но, видно, не всегда же;

   Напротив, мы всегда, всегда на страже,

   И, чуть-чуть оплошает их сестра,

   Мы тут — и закричим: пора! пора!

   Хохоча, душу грешную захватим

   И с нею в ад, кувыркаясь, покатим.

  

   Входит Амфиза.

  

   А м ф и з а

   Три раза тайком у себя в терему

   Для опыта я обернулась змеею

   И по произволу потом своему

   Я той же купеческой стала женою;

   Итак, и чертей призывать мне к чему,

   Когда мне покорна Природа?

   Бестрепетной, крепкою силой ума

   Над нею я властвовать буду сама;

   Рогатого ж я отпускаю урода,

   Который мне льстиво и плохо служил…

   Достанет Амфизе и собственных сил.

  

   К и к и м о р а

   (выглядывая из-за кулис)

   Колдунья мерзкая зазналась наготово!

   А между тем и в тереме не мы ль

   (Вам, господа, даю честное слово!)

   В глаза пустили старой дуре пыль?

   И без ее заклятья,

   Храня и помня выгоду свою,

   Мы, давние ее друзья и братья,

   Мы ведьму обратили во змею.

  

   А м ф и з а

   Мешкать нечего: придут…

   Обернусь, пока одна я,

   Под кроватию немая,

   Я дождусь, когда заснут;

   В пору выползу — и тут

   Кончу разом наше дело:

   В их трепещущее тело

   Жало погружу — умрут!

   Презирать умею прибыль:

   Их наследство, их казна

   Чародейке ли нужна?

   Нет! — мое веселье гибель:

   Не могу без крови жить…

   Пусть прибытка ищут люди!

   Волка бешеного выть,

   Голод адский в этой груди —

   Страсть везде, всегда губить.

   (Оборачивается в змею и подползает под кровать.)

   Входят Иван и Андана.

  

   И в а н

   Прямая дочь ты вспыльчивого хана,

   В него сердита ты, любезная Андана!

   Вот не на шутку шуточка моя

   Тебя прогневала… и, точно, не из тонких;

   Зато твой голосок из самых, самых звонких…

   Но кончим: признаю себя неправым я.

   А что до умника Булата,

   Терять не станем по-пустому слов…

   Пожалуй, не считай его за сопостата:

   Сама узнаешь: молодец каков!

  

   А н д а н а

   Мы любим легковерно, безрассудно;

   Нас, женщин, ежели вас любим, вам не трудно

   Во всем уверить, что угодно вам:

   Желаю верить всем твоим словам

   И думать: раздражительностью ложной

   Я увлеклась, когда так вспыхнуть я могла

   От шутки (истину скажу) неосторожной,

   Но чуждой умысла и зла.

   Я даже (ведь тебя отцу же предпочла)

   Готова (виновата!)

   Глядеть твоими, друг, глазами на Булата,

   Хотя, признаться, и не любо мне

   Холодным, трепетным сомненьям,

   Кровавым, ядовитым подозреньям

   Дать место на сердечном дне.

   Да и против какого ж человека?

   Он жил доселе без упрека,

   Он глупой мне до времени сего

   Казался честью века,

   Он и тебя-то самого,

   Когда, сдавалось, все исчезли средства,

   От неминуемого бедства

   Спасал не раз: но быть так! я тебе

   Во всем покорна буду, как судьбе.

  

   И в а н

   (про себя)

   Охота ж разводить ей вздор высокопарный!

   А я, неблагодарный,

   Я за риторикой ее готов заснуть…

  

   А н д а н а

   Но месяц начал уж давно свой путь

   И, утомленная от зною,

   Давно природа вся склонилася к покою:

   Пора и нам, мой милый, отдохнуть.

  

   И в а н

   (про себя)

   Спасибо, догадалась, хоть и поздно!

   А принялась было так ревностно и грозно,

   Что полагал я: до утра

   Проговорит.

   (Громко)

   Да, друг мой, спать пора.

   (Ложится.)

  

   А н д а н а

   Прощай! Храните же, таинственные силы,

   Небесные, святые! нас,

   Покуда не наступит час,

   Который воззовет из временной могилы

   Усталых чад седой земли;

   Моленью моему, всевышний царь, внемли:

   Даруй проснуться нам для тишины сердечной

   И отврати от нас, покров наш вечный,

   Лихие помыслы, и ненависть, и зло,

   И все то, что бы нам вредить могло!

   (Засыпает.)

  

   А м ф и з а

   (оборотившись в змею, выползает из-под кровати)

   Спят. Напоследок же дождалась я мгновенья,

   Когда их крови я напьюсь до пресыщенья…

  

   К и к и м о р а

   (выглядывая из-за угла)

   Без беса у тебя нет вещего чутья:

   Не слышишь ты чужого духа;

   Конец тебе, свирепая старуха,

   Конец тебе, змея!

  

   Б у л а т

   (выскакивает и рубит ее; удар грома)

   Сгинь, ведьма! пропади! настала смерть твоя!

   Иван и Андана вскакивают.

  

   А н д а н а

   Гром загремел… Какой удар ужасный!

   И с тверди совершенно ясной…

   Что б это значило?

  

   И в а н

   Я трепетом объят:

   Нам угрожает что-то злое…

   У нас в покое

   С мечом в руке Булат.

   Улика налицо… Нас сохранило чудо:

   Ударил гром — и он лишился сил,

   Не то бы нас убийца умертвил…

   Еще ли скажешь, что сужу я худо?

  

   А н д а н а

   (Булату)

   Не вижу ль это все во сне?

   Несчастный! что промолвишь в оправданье?

   Но слишком явно злодеянье,

   Которое тебе окончить не дал бог,

   Чтоб сомневаться в нем и лучший друг твой мог.

  

   Б у л а т

   На обвинения Ивана

   Я отвечать не стал бы; но, Андана,

   Но ты, святая кровь моих царей!

   И ты поверила, что я, твой раб,- злодей?

   Зачем же долее переносить мне ношу

   Своих унылых, безотрадных дней?

   Ее я разом сброшу!

   Мне был зарок: ни в чем себя не смей

   Оправдывать и, если позабудешь

   Иль презришь глас судьбы,- себя тотчас погубишь;

   Явясь мне с дозволения творца,

   Так мне вещала тень Анданина отца:

   "Если, потеряв терпенье,

   Молвишь: "Я в такой-то час

   Не губил тебя, а спас!"-

   Знай и помни: в то ж мгновенье

   Дух-каратель превратит

   Ноги у тебя в гранит;

   Если повторить посмеешь,

   По пояс окаменеешь;

   В третий раз твой друг Иван

   Вдруг увидит пред собою

   Не тебя, а истукан,

   Дивный лик с живой душою".

  

   Пусть будет так; дороже жизни честь:

   Вражду царевны мне не перенесть…

   Меня честите именем злодея;

   Взгляните на пол: труп вы видите ли змея?

   Он вам кровавой гибелью грозил,

   Но я, злодей ваш, я его убил:

   Узнайте в змее мачеху Ивана,

   Служительницу темных сил…

   Испод мой камнем стал: но сердца злая рана

   Больнее во сто крат!

   И вот же я еще пред вами виноват,

   Что адскую разрушил колымагу;

   А дай-ко в ней я вам проехать боле шагу,

   Давно бы ваших не было костей…

   Я мертв по пояс: но душе моей

   Стократ больнее сердца злая рана…

   И вот с тобой прощусь, злосчастная Андана.

   Возможно ль было о казне

   Неблагодарного Ивана

   Там, на морском, унылом дне,

   Когда и ты и он, вы оба,

   Тонули в челюстях, в безумном зове гроба,

   Не только помышлять, но даже помнить мне?

   (Превращается в истукана.)

   Занавесь опускается.

  

  

  

  

  

   МЕЖДУДЕЙСТВИЕ

   Поэт и Кикимора.

  

   К и к и м о р а

   Утаена кровавая развязка!

   Скажите, г<осподин> Поэт:

   Неужто ваша легонькая сказка

   Тем кончится?

  

   П о э т

   (отвечает)

   Неужто? нет!

   Придумаю конец чувствительно-немецкий,

   Который публике замоскворецкой

   Страх как полюбится! Медею и судьбу

   Взять, бросить барышням в глаза нахально

   Не слишком вежливо, да и едва ль морально:

   Им нужен Август Коцебу!

   Да как придумать? вот в чем сила!

   Заняв предмет у дикаря Эсхила

   И из мужичьих уст глупцов-бородачей,

   Довольно трудно сладить без ножей,

   Без неподкрашенных мучений и страстей,

   Без грубой и нагой природы.

   Тут крохотный аршин приличья, вкуса, моды,

   Жеманства и притворства нипочем:

   Гигантские размеры мы найдем

   В отечестве гигантов и титанов;

   Верстами мерят великанов,

   Для карликов и выродков — вершки.

   Ну, как же жаться тут без внутренней тоски

   К микроскопическим понятьям,

   Которые знакомы, близки вам,

   Mes tres aimables dames,1

   И им, двоюродным, любезным вашим братьям.

   Вам рад бы угодить, но не удастся мне,

   Итак, не лучше ль верным старине

   Остаться? старине суровой и народной,

   Вам непонятной (очень жаль!),

   Но тем не мене превосходной?

   Вот расскажу, не отлагая вдаль,

   Как мать, и нежная, убить решилась сына.

   "Убила",- сказка просто говорит;

   "Убить его была ее судьбина,-

   Поведал бы Эсхил. — И вот он был убит".

   И сказке наш народ благоговея внемлет,

   Пред взорами его бежит поток причин,

   Он все их чувствует и все без слов приемлет.

   Так точно и народ Афин

   Благоговел без слов пред грозною судьбою

   И умолкал пред страшною женою,

   Пред жрицей мстительной души своей,

   Пред сей Медеею, исчадием Колхиды,

   Заклавшей собственных детей

   На смрадном алтаре кровавой Немезиды.

   Но публика не русский бородач,

   Но публика и не народ афинский;

   Для публики и рок немой и исполинский

   Не бог таинственный, а мерзостный палач.

   "Причины дайте нам,- кричите мне,- причины",

   Причины будут вам даны,

   Вы образованны, вы милы, вы умны,

   Но пальцем любите ощупать все пружины,-

   Вы разгадаете ль могущества кручины

   За вистом, на балу, всю святость той причины,

   Того отчаянья, с каким свое дитя

   Спасает мать для вечности небесной,

   Ни чувств своих, ни крови не щадя

   Младенца своего, а в этой жизни тесной

   Ведь он был для нее

   Все — счастие, и рай, и мир, и бытие!

  

   * * *

   __________

   1 Милейшие дамы (франц.).

  

  

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ V

   До поднятия занавеси.

  

   К и к и м о р а

   Булат окаменел; раскаяньем объята,

   Андана сетует о гибели Булата;

   Заботливо она и даже сам Иван

   Хранят и берегут Булатов истукан…

   А впрочем, у жены и мужа цель не та же:

   Он только думает о выгодной продаже

   Столь редкой статуи любителю искусств;

   Она же, полная унылых, грустных чувств

   И мыслей, тяжестью своей невыносимых,

   Чудесной помощи от сил непостижимых,

   Рыдая, требует, терзаясь день и ночь.

   О прочих что сказать? Волшебницына дочь

   По смерти матери невидимою стала,

   А старика удар разбойничья кинжала

   (Он ехал с ярмонки один в обратный путь)

   От хлопот уложил торговых отдохнуть;

   Так, стало, наш Иван хозяин полный ныне.

   Недолго по отце сын пребывал в кручине,

   Похоронил его — за торг,- и вскоре он

   К мильону старика прибавил свой мильон.

   Теперь же Публику, властительницу нашу,

   Я вслушаться прошу: невидимую Дашу

   С Анданой скорбною на сцене слышу я…

   Сердечно их люблю, почтенные друзья,

   Хоть знаю, что меня ничуть они не любят

   И всякий вздор о мне, о бедном бесе, трубят.

  

   ЯВЛЕНИЕ 1

   Анданин терем. Она сидит задумчивая.

  

   Г о л о с

   Горюешь, бедная Андана?

  

   А н д а н а

   Чей это голос?

  

   Г о л о с

   Из сестер Ивана

   Одну любила боле прочих ты…

  

   А н д а н а

   Ах! небо осуждает дружбу нашу!

   Но так! — любила я восторженную Дашу

   И думала в избытке слепоты:

   Зовет ее язык презренной клеветы

   Волхвицею, рожденной от волхвицы;

   Вот поневоле верить я должна…

   Погибла мать; она же в виде птицы

   Взвилась и вылетела из окна.

  

   Г о л о с

   Увы! сказать нельзя, что это небылицы!..

   Но, ежели она

   И чародейка,

   Так более несчастна, чем злодейка;

   И пусть своею силою страшна,

   Пусть строго властвует над грозными духами,

   А людям же благотворит она

   И вместе пронзена

   Безмолвного отчаянья стрелами…

   Желаешь ли чего, печальная княжна?

   Кручину сердца облегчи словами!..

   Или от Даши ты совсем отчуждена,

   И все навеки кончено меж вами?

  

   А н д а н а

   Сказать бы я хотела: нет!

   Черты и голос Даши мне любезны,

   И нужны мне участье и привет;

   Но свяжет, я боюсь, такой ответ

   Меня с духами бездны.

  

   Г о л о с

   Нам вместо счастья — свет ума,

   Блаженство наше — мощь и знанье:

   Сказать боишься? — так сама

   Твое тебе скажу желанье.

   В холодный заперлась гранит

   Душа могучего Булата,

   И вопишь ты: "Я виновата!

   Как? кто ее освободит?"

   Булат над матерью моею,

   Над горькой, кару совершил;

   Булату я помочь не смею:

   До врат могилы положил

   Закон таинственных светил

   Вражду и мщенье между нами.

   Он в камень претворен духами,

   А жив и видит сны,- и дочь

   Невольно, лишь наступит ночь,

   Его за мать терзает снами.

   Пусть я, орудье мук, полна

   Неизреченного мученья,

   Пусть я не рождена для мщенья,

   Для чувств иных пусть рождена.

   Разрушить чары я могла бы,

   Хотела бы, а без ослабы

   Я гнать богатыря должна —

   Моя ли участь не плачевна?

   Но я люблю тебя, царевна,

   И, если хочешь, так могу

   Дать верную тебе слугу,

   Послать усердную рабыню.

   Внемли: мне подчинил пустыню

   В Аравистане грозный рок;

   Там вихрится сухой песок,

   И беспредельный и глубокий;

   Но в море праха одинокий,

   Роскошный, свежий островок

   Блестит чудесными цветами;

   И остров населен духами,

   Лишенными святых отрад,

   Которые они вкушали,

   Когда еще в раю порхали,

   Грехов не зная, ни печали;

   Однако ж и не пали в ад,

   О прежнем рае воздыхая,

   Они, изгнанники из рая.

   Их ненавидят духи зла,

   Им заперты Эдема двери,-

   Их жизнь ни мрачна, ни светла,

   А легкокрылых имя — пери.

   Одну из них пошлю тебе:

   Вверяйся ей без опасенья;

   Тебе ли сети погубленья

   Раскину? — Я в твоей мольбе;

   Ты руки обо мне возносишь,

   Ты мне в слезах прощенья просишь.

   Состражду я твоей судьбе.

  

   А н д а н а

   Позволишь ли своей рабе

   Все исполнять мои веленья?

  

   Г о л о с

   Вопрос твой непонятен мне.

   Любовь не знает запрещенья,

   Любовь дарит совсем, вполне.

   Во всем благом твое желанье,

   Сердечным рвеньем сожжена,

   С весельем совершит она.

  

   А н д а н а

   Где ж это милое созданье?

  

   Г о л о с

   Тебе предстанет легкий дух

   В прелестном виде юной девы…

   Но слышу я: запел петух;

   Меня страшат его напевы…

   Теперь явиться я должна

   В том смертном и тяжелом теле,

   В каком я здесь жила доселе,

   Или исчезнуть с паром сна.

  

   ЯВЛЕНИЕ 2

   Улица. Лорд Эльджин и Кикимора в ливрее лонлакея.

  

   К и к и м о р а

   (оборачиваясь к публике)

   На мне ливрея

   Наемного лакея;

   Но и под ней, друзья,

   Кикимора все тот же я…

   А впереди меня идет мой барин;

   Он англичанин, вы заметьте, не татарин;

   Вдобавок он ученый и турист.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   В своих отметках исписал я лист

   О Новегороде великом

   И о народе полудиком,

   Которых русскими зовут;

   Но нового не много тут:

   Все loci topici,1 все тот же Олеарий…

   Он пишет: "Moscoviti sunt barbari";2

   По-своему пишу я точно то ж,

   Есть у него местами вздор и ложь,-

   Есть и у нас. — Но он, он первый лгал, и кстати…

   Быть первым — не дал бог мне этой благодати;

   По крайней мере новым быть хочу.

   Donnez nous du nouveau, n’en fut — et plus au monde!

   Mais ou donc le trouver? — dans l’air ou bien dans

   l’onde?3

   А на земле едва сыщу!

  

   К и к и м о р а

   Угодно ль посмотреть торговой нашей казни?

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   The russian cnoot?4 — Ну, это знак приязни,

   My boy,5 что хоть о казни вспомнил ты…

   Ты выдумщик, in faith,6 и превосходный,

   Тут будут оргинальные черты,-

   Характер тут проявится народный…

   А где казнят? и скоро ль? и кого?

  

   К и к и м о р а

   Могильщика.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   За что?

  

   К и к и м о р а

   Его

   Изобличили, что он камни гробовые

   Домой с кладбища сваживал тайком,

   С них надпись стесывал и продавал потом

   За камни строевые.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Злодею кара поделом!

   Да думать хорошо и о народе том,

   В котором родился мерзавец,- очень трудно.

  

   Кикимора

   Мы без наук росли, в потемках вспоены;

   А вы, сударь, учены и умны,-

   И с вами спорить безрассудно…

   Но мало ли каких наскажут пустяков?

   Представьте: например, нас, дураков,

   Хотят уверить, будто между вами

   Торгуют мертвыми телами:

   Могильщики их продают врачам,

   А те их разлагают по частям

   И парят и варят и только что гостям

   Не подают с поклоном после супа…

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

  

   Ха! ха! ха! ха! бифстекс из краденого трупа!

   You are a humourist, my cook!7

   Все это, мой любезный, для наук,

   Для расширенья

   Границ ума и просвещенья,-

   И потому…

  

   К и к и м о р а

   Достойно похвалы,

   А не кнута на площади торговой?

   Ослы-то мы ослы!

   Народ мы глупый, грубый и суровый,

   Мы на порядках здесь отшлепали бы тех,

   Которые на грех

   У нас бы вздумали распространять науки

   Через такие выдумки и штуки…

   Еще одно дерзнул бы я спросить

   И был бы крайне благодарен,

   Когда б изволили мне это объяснить:

   Земляк ваш и, как вы, богатый, знатный барин

   (Прозванье я забыл, но только лорд и пер)

   Раз вздумал итальянца и еврея

   Послать в тот край, где родился Гомер,

   В злосчастный город Кодра и Фезея,

   В отечество Платона и харит,

   И в силу грозного фирмана,

   Который выпросил у евнухов султана,

   Велел им (так предание гласит)

   Сбить молотом со храмов архитравы

   И плиты выломить и вырыть с корнем вон

   Обломки драгоценные колонн,

   Богов же мраморных, остаток прежней славы,

   Столкнуть с подножий их родных…

   И это все для пользы просвещенья!

   При виде наглого такого расхищенья

   Слеза скатилась вдоль усов седых

   Свирепого Османа,

   Афинского аги;

   А греки для него холопи и враги,

   Искусства ж прокляты в стихах его Курана.

   Он всплакал, но с безмолвием слуги

   Не воспротивился свершению фирмана;

   И — не спаслося ни одной стены,

   Все до одной осквернены…

   Вот кончилося мерзостное дело:

   Тем, что дотоле уцелело

   От ярости веков и бешенства войны,

   Суда под флагом английского барса

   До палубы, до мачт нагружены!

   И после этого неслыханного фарса

   Вы филантропы, вы просвещены,

   Не людоеды вы, вы ж в книгах и журналах

   Еще толкуете о гуннах и вандалах?

   Хоть бы стыдились! Варвары — сыны

   Кровавого Арея;

   Их жребий истреблять: на то уж рождены;

   По крайней мере нет меж ними фарисея,

   Ручного дикаря, философа-злодея,

   Который грабил бы и разрушал,

   Как истинный вандал,

   И сам же за грабеж вандалов бы ругал…

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Плут, замолчи! Вот я тебя, мошенник!

   Кикимора исчезает.

   Да где он? — Осмеял меня, изменник!

   Я за него, он вдруг пропал из глаз,

   Разбойник!- а сначала-то пролаз

   Был гладенький такой, учтивый и смиренный…

   Но оскорблять себя не дам:

   Я к вам отправлюсь, голова почтенный,

   И жалобу вручу в своей обиде вам.

   Входит Иван.

  

   И в а н

   Сиятельнейший граф, я ваш слуга нижайший!

   Куда изволите идти?

   Как счастлив я, что вас встречаю на пути!

   Я иностранцев друг, их чтитель величайший:

   Желал я вам свои услуги предложить;

   Я человек торговый, а купить,

   Быть может, что-нибудь вам подешевле нужно.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Ко мне в гостиницу ужо ты приходи:

   Теперь мне недосужно.

   Да что же можно у тебя найти?

  

   И в а н

   Все, что угодно: пять амбаров

   Немецких, английских товаров,

   А с русскими завозень до шести!

   Есть и азьятские: парчи, оружье, шали

   (Все это прежде лучше разбирали),

   Но главный мой товар — сибирские меха.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н.

   Понадобятся мне доха

   И шуба… Крыша — штоф, мех — малые медведки

   Покрой — ваш собственный.

  

   И в а н

   Я понимаю-с! Есть,

   Да только мелкие медведки нынче редки:

   Боюся, чтобы ваша честь…

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Не бойся: справку я могу навесть.

   Твои медведки — редки;

   А есть ли редкости другие у тебя?

  

   И в а н

   Есть, сударь, есть! — в заклад вам самого себя,

   Что не видали вы, ни даже ваши предки,

   Нигде, подобных! — У меня есть сад,

   В саду беседка, а в беседке…

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Клад?

   И в а н

   Чудесный истукан стоит среди беседки.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Вот невидаль какая! истукан!

   Довольно у меня своих, поверь мне, братец:

   Я собрал их со всех возможных стран…

   Лорд Байрон вопиет, что Эльджин святотатец,

   И вслед за лордом рифмачи кричат,

   Что Эльджин Герострат;

   Но имя Эльджина не тонет в тихой Лете,

   Но мраморы мои известны в целом свете.

  

   И в а н

   Сиятельный, вам верю без божбы,

   Не избежали вы судьбы

   Людей великих, завистью гонимых,

   Мужей, слепой толпе непостижимых.

   А к слову молвить вы позвольте мне:

   Не только наяву, но даже и во сне

   Подобной статуи любители искусства

   Нигде и никогда не видели,- милорд,

   Я не учен,- да, право, ею горд:

   Гранит, и что же? в ней заметны знаки чувства.

   И клятвенно я уверяю вас.

   Угрюмо хмурится мой Геркулес подчас.

   Подчас же всем на страх и изумленье

   Улыбкой кажет хладное презренье.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Лжешь, будто по печатанному, но

   За то спасибо, что ты лжешь красно!

   Ты где живешь?

  

   И в а н

   Спросите дом Ивана

   Иванова.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Не позабуду, друг;

   Теперь мне недосуг;

   Но заверну взглянуть на твоего болвана.

  

   * * *

   __________

   1 Общие места (лат.).

   2 Московиты — варвары (лат.).

   3 Дайте нам чего-нибудь нового, неужто его вовсе не стало!

   Но где же его найти? в воздухе или в воде? (франц.)

   4 Русский кнут? (англ.)

   5 Мой мальчик (англ.).

   6 Почести (англ.)

   7 Вы юморист, мой кок! (англ.)

  

  

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 3

   Беседка в саду Ивана: в ней истукан Булата. Андана одна.

   Потом Лили.

  

   А н д а н а

   Скоро ли Лили воротится?

   Где она? может, охотится

   В пропасти воздуха за мотыльком…

   Ведь не земля ее дом,

   К нам прилететь не торопится;

   В сиром же сердце моем

   Копится горе и копится.

  

   Л и л и

   (впорхнув к ней в дверь)

   Здесь твоя Лили унылая,

   С Лили незримой давно ты вдвоем;

   Но, госпожа моя милая,

   Редко веселую весть принесем

   С неба мы, неба изгнанники,

   К вам, домогильные данники

   Болей и слез и беды.

  

   А н д а н а

   Вняла ли ты приговору судьбы?

   Есть ли надежда?

   Что? оживет ли Булат?

  

   Л и л и

   Счастлив, Андана, невежда,

   Тот, для кого неземные — молчат.

  

   А н д а н а

   Что говорили

   Сестры твои?

   Нет, ничего не таи:

   Истины требую, Лили!*

  

   ________

   * Далее в рукописи недостает четырех страниц.

  

  

   ЯВЛЕНИЕ 4

   Та же беседка. Дaша и Лили, полузакрытые облаком,

   парят перед истуканом Булата; потом Андана с сыном. Ночь.

  

   Л и л и

   Три долгие, тяжкие ночи

   Без сна ее тусклые очи;

   Не ест трое суток она.

   Как тень, она бродит,

   Покоя нигде не находит,

   Страшна, безобразна, бледна.

   Но вот проглянула луна;

   Она к истукану подходит.

  

   Входит Андана, останавливается перед статуей, потом,

   обнимая ребенка, падает в бессилии на ближние кресла.

  

   Д а ш а

   (шепотом)

   Слушай, слушай, истукан!

   Я палач твой, я твой вран;

   Слушай, новый Промефей:

   Ад в огне моих речей!

  

   Жаль тебя или не жаль,

   Бесполезна тут печаль:

   Мучить я тебя должна;

   Эта часть мне суждена.

  

   Слушай, слушай, истукан! — и пр.

  

   Нож в руке ее сверкнет,

   Грудь младенцу раздерет:

   Но, дитя свое губя,

   Не спасет она тебя…

  

   Слушай, слушай, истукан! — и пр.

  

   Дух-то человека смел;

   Да всему, всему предел;

   Тесен круг возможных дел:

   Слабость смертного удел.

   Слушай, слушай, истукан!

  

   Л и л и

   Ты, владычица, страшна!

  

   Д а ш а

   Мучить я его должна.

  

   Л и л и

   Что же с нею, бедной, будет?

  

   Д а ш а

   Сон земной она забудет.

   Там за гранию земною

   Места нет земному зною.

   Скрываются в волны облака.

  

   Р е б е н о к

   Что так трепещешь ты и проливаешь слезы?

   И отчего, терзаясь и стеня,

   Так крепко жмешь к своей груди меня?

   А иногда какие-то угрозы

   Лепечешь?..

  

   А н д а н а

   Тсс, дитя! молчи!

  

   Р е б е н о к

   Я замолчу, но ты меня пугаешь, мама!

  

   А н д а н а

   В святыне этого божественного храма

   Жить будут некогда и совы и сычи!

   Да! скаредный отец украдет лик священный

   Из церкви, запустенью обреченной…

   Мне дан короткий, малый срок:

   Завянули мои все жизненные силы,

   А без меня корысть, бесславье, грех, порок…

   О! лучше же во мрак таинственной могилы

   С собою вместе почивать

   Свое дитя возьмет заботливая мать!

  

   Р е б е н о к

   Да, мама! спать пора… С тобою вместе ляжем?

  

   А н д а н а

   Со мною… Неразлучны будем мы

   В объятиях безмолвной мирной тьмы…

  

   Р е б е н о к

   К Булату подойдем, "прощай!" Булату скажем.

   Зачем же чашу ты берешь?..

  

   А н д а н а

   Нужна.

  

   Р е б е н о к

   Как, мама, ты бледна!

   Ты вся трясешься.

   Андана закалывает ребенка и сама падает мертвая.

   Мама, мама, больно!

   (Умирает.)

  

   Л и л и

   (склонясь из облака над Анданой)

   С нее довольно:

   С ним вместе умерла она!

  

   Исчезают Даша и Лили. Входят лорд Эльджин, Иван и

   носильщки.

  

   И в а н

   В дверь, милорд, прошу покорно,

   В дверь пожалуйте, милорд!

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Уф! кругом темно и черно!..

   Впереди какой-то черт

   Спит, во всю длину растянут…

  

   И в а н

   Вот огня тотчас достанут:

   Мы узнаем, кто такой.

   Слуга входит с фонарем.

   Ах! хозяйка! — Боже мой!

   И лежит-то тут,- не слышит!

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Как слыхать ей,- ведь не дышит!

   Возле твой сынок лежит:

   Тьфу! — горячей крови лужа —

   Мальчик матерью убит!

  

   И в а н

   Будь ты проклята! — ты мужа

   Следствию подвергнешь! — ох!

   Навязалася на шею!

   Дура! не тебя жалею;

   Поскуплюся и на вздох

   О тебе,- да жаль мальчишки:

   Я недаром же отец;

   Ox! — из бедного плутишки

   Славный вышел бы купец!

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Братец, не ушло же время:

   Обвенчаешься с другой,

   С ровней; разведет с тобой

   Целое, пожалуй, племя

   Расторопных торговцов.

  

   И в а н

   Оно так! — Андрей Немцов

   Человек солидный, важный.

   Дочь урод,- но двухэтажный

   За уродом этим дом…

   Двадцать тысяч чистогану:

   Прочего считать не стану.

  

   Л о р д Э л ь д ж и н

   Да пять тысяч, друг Иван,

   От меня за истукан!

  

   И в а н

   Унесите же болвана!

   Если ж нужно будет что,

   Вспомните купца Ивана,-

   Не продаст сходней никто.

  

   1832-1842