Таинственная капля

Таинственная капля

 

Народное предание.

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

 

Пишу в стихах, утоления ради скорби моей: В красотах стихословия можно найти услаждение.

Слова. Св. Григория Богослова.

 

 

Предисловие.

 

Изданием Таинственной Капли исполняется желание многих друзей духовной поэзии,— людей, стремящихся от забот и сует ежедневной жизни в область Веры, Надежды и Любви. Первое издание этого сочинения было напечатано за границею в 1861 году, и разошлось быстро, так что последние экземпляры продавались очень дорого, и наконец нельзя было достать их ни за какую цену.

Возвышенность мыслей, нежность чувствований, глубина соображений, картинность описаний, язык живой, смелый, благозвучный– дают право Таинственной Капле на почетное место в сокровищнице Русской Словесности. Во многих местах вдохновение автора передается читателю, который чувствует себя как бы парящим с ним на крыльях воображения в надземных пространствах. Недостатки, присущие этому, как и всякому человеческому произведению, искупаются сторицею его красотами.

Появление такого произведения в наш век черствого эгоизма и своекорыстных расчетов, в наш век поклонения златому тельцу, должно принести нравственную пользу суетному, рассеянному обществу, рассыпать благие семена, заронить божественные искры, и привлечь внимание к единому на потребу. Сим исполнилось бы искреннее желание благочестивого маститого поэта, и его усердных издателей.

P.S.      До издателей дошли слухи, что одна из несчастных наших сект толкует некоторые стихи в пользу своих заблуждений, и выводит заключения для себя благоприятные. Удивляться этому нечего, так как эта секта и в Евангелии находит якобы подтверждение нелепому своему учению, но автор, в вящее обличение лжетолкователей прибавил несколько стихов на с. 195 (211) и пр., еще яснее прежнего выражающих его глубокое благоговение к священному таинству брака, который составляет основу нашей жизни, и в течении тридцати двух лет составлял невозмутимое счастие его самого. Нам кажется нелепой самая мысль отыскивать в поэтическом сочинении основания для какого-либо учения. Есть Слово Божие, есть учение Церкви, изложенное в постановлениях Соборов и катехизисах: вот где истинно верующие могут и должны искать своей опоры.

В поэтических произведениях всегда допускается известная степень свободы для образов фантазии: Данте, Мильтон, Клопшток, взяли из Христианского учения только основную мысль своих произведений, но все развитие принадлежит их собственному творчеству. На Русском языке есть в этом роде духовные поэмы: Сотворение мира, Соколовского, и Вечный жид, Жуковского.

 

 

 

Содержание легенды:

 

Таинственная капля.

 

Народное предание.

 

Так говорит народное преданье,

И я судить предания не смею,

А только вам его передаю!. . . .

Неизвестный.

 

Содержание «Таинственной Капли» взято из древней легенды, сохранившейся в хрониках Средних Веков, в семейных рассказах, и в памяти христианских народов. Лютер, истребляя беспощадно многие устные предания, в народе, пощадил легенду о Таинственной Капле. Он

сделал еще более; переписал, как говорят, это народное предание своею рукою… С тех пор и между протестантами стало оно ходить по рукам набожных простолюдинов, как «Сон Богородицы» ходил некогда по рукам нашего народа. В старинных сборниках, под заглавием: Цветников, — написанных у нас еще во время Царя Михаила Феодоровича, между сказаниями об Иуде предателе и другими, помещено сказание и о Капле. Это сказание, перешедшее с Востока на Запад, из Палестины в Европу, услаждавшее слушателей в лесных и нагорных замках рыцарей, повторяется и в нашем народе, преимущественно в Малороссии, где (в тех местах, где еще уцелело старое доброе время), накануне праздника Рождества, старики рассказывают молодым легенду, которую мы представили здесь в картинах и описаниях, и которой части, по наружности разделенные, соединены внутренним содержанием самого предания.

Образ целения пречистым млеком явственно изображен и в чудотворной иконе, называемой: Богородицы-Целительницы, имеющей много прибежников, в Москве, в Алексеевском монастыре. На иконе представлен страждущий ребенок, которого Пресвятая Дева целит млеком персей своих. — На Афонской Горе чествуется Богородица-Млекопитательница, у нас, как сказано, Богородица-Целительница.

”Содержание Легенды (всеми высокоуважаемый Митрополит Московский Филарет, на вопрос о достоинстве легенды, отвечал: «Поелику предание это клонится не в ущерб, а к похвале Пресвятой  Девы, то я признаю это предание достойным».) вашей есть следующее: Во время бегства Девы Пресвятой с Предвечным Младенцем и старцем Иосифом во Египет, разбойники напали на святых путешественников, и увели всех троих в плен. Тих и светел был Предвечный Младенец у груди Пречистой Матери, а в то самое время дитя одного разбойника мучилось в предсмертных судоргах на руках смуглой его подруги. Долго смотрела жена разбойника на Христа и Пресвятую Деву, и наконец сказала: Жена! Младенец твой тих, прекрасен и здрав, верно у тебя здоровое молоко! Дай каплю моему бедному ребенку; может быть, ему станет легче!

Пресвятая Дева взяла на руки болящего, и едва коснулась устам его капля млекла целебного, он ожил и стал здрав. Изумленные разбойники не смели более удерживать святых путников, и отпустили их с миром. Сын разбойника, принявший животворную каплю, пошел путем отцев своих, но в душе его отсвечивалось присутствие чего-то благородного, возвышенного. Священная капля таилась в нем, как перл на дне моря, сияла, как алмаз, заброшенный в кучу сора. Эта капля воспитывала

его душу, возвышала дух. Спустя много времени, вместе с другими товарищами, взят он был в плен, и посажен в одну из тюрем иерусалимских. Там должна была совершиться судьба его жизни вместе с судьбою человечества. Иерусалим, готовившийся праздновать Пасху, торжество спасения, бежал к Голгофе, чтоб увидеть торжество невежества и гнусной мести!…

На высоте холма поставлены были три креста, на которых распяты три человека. Из двоих, висевших на крайних крестах, был и тот разбойник, который в детстве принял целебную каплю. Рассказы родителей и память о раннем детстве проснулись в минуты страдания. Душа его закипела таинственным влечением. Он узнал Кого-то, давно знакомого, в распятом на среднем кресте, и смело ополчился против, другого разбойника, который поносил Распятаго. Более и более убеждаясь в святости защищаемого им, он произнес наконец сии бессмертные слова: «Помяни меня, Господи, когда приидешь во царствие Свое!» — «Сего же дня будешь со мною в раю!» отвечал ему распятый Спаситель. Так и сбылось!– Прежде пророков и патриархов, еще не выведенных из челюстей ада, вошел в рай разбойник, — носитель таинственной капли, по слову Вечного Слова, и в вечное доказательство одной из лучших христианских истин, что один вздох чистосердечного раскаяния отворяет врата рая! («Разбойника благоразумного, во единем часе, раеви сподобил еси, Господи!» (во св. и вел. пяток утра) «Мал глас испусти разбойник на кресте, и велию веру обрете, во едином мгновении спасеся, и первый райские врата отверз виидe». Так воспевает наша святая Церковь.)

Вот легенда, которую представили мы в виде длинного ряда картин. К этому главному преданию присоединены и другие — побочные, также

предания народные, или взятые из книг Четьи Минеи, как например: предание о падении трехсот идолов по приближении Спасителя к пределам Египта.

Следуя легендарному порядку предложенного сказания, надлежало из Пустыни перейти прямо к Голгофе. Но этот переход, как всякий видит, был бы слишком скоропостижен. Тут утратилась бы и вся жизнь разбойника, и все картины из жизни Спасителя. Вот почему между Пустынею и Голгофою помещен еще целый ряд сказаний, под общим названием: «ПРЕДАНИЕ И СОБЫТИЕ».

Есть давнее верование в народах, что Адам открыл семейству своему, (преимущественно Сифу), великие тайны. Эти таинственные открытия, отразившиеся в великом предчувствии Христа, написаны были, как уверяют, на камнях и каменных столпах, которые (колонны Сифа и Еноха), если верить, преданию, пережили потоп. Впрочем предания эти могли сохраниться и в самом ковчеге, в семействе Ноя. Среди развалин царств и гробов поколений, тянется неприметно нить судеб человеческих. Эта нить и есть ряд преданий, частию не писанных.

Так, например, существует слух о книгах Еноха, о письменах и начертаниях на камнях и скалах, и других допотопных памятниках. Поэт, не дерзая ни сколько изменять содержание и порядок Священного Писания, имеет, однако ж, право пользоваться преданиями, особенно такими, которые подтверждают истину и самого Писания.

В древнейших верованиях Индия, Китая и религии магов, и в самых грубых верованиях недавно открытых дикарей, таится упование, что

Спаситель мира должен родиться от Девы. Это упование,– тайную основу всех верований,– полагают переданным от Адама потомкам его.

За преданием последовало и событие: нашлась Дева, родился Младенец, давно ожиданный Востоком (из Тацита и Светония видно, что на Востоке существовало верование, что приидет человек, который воцарится на всей земле, и Его же царствию не будет конца. То же возглашали и Сивиллы, которых стихи Виргилий вместил в одну из эклог своих).

—В ряду черт, или картин, из жизни этого Младенца, явившегося в первый раз в храм между учителями, мы поместили ряд событий евангельских, и эти-то события приводят нас к подножию Голгофы,– где выясняется легенда о Таинственной Капле,– и в рай, где она оканчивается.

Сошествие Спасителя в ад, ночь после распятия, и другие места нашего рассказа, почерпнуты чисто из песнопений и преданий Церкви, и только

некоторые из устных преданий народа.

В ряду картин пустынных, в бегстве во Египет, поместили мы воспоминание об Александре Великом, который во всей грозе своего исхода на покорение народов, шел некогда на Иерусалим.

Противу этого воинственного шествия вышел мирный ряд священников храма, в белых ризах. Ими предводительствовал муж в одежде Аарона и в тиаре, на которой сияло имя Господа. Сын Филиппов, взглянув на чело первосвященника, тотчас отменил свое враждебное намерение, соскочил с коня, и поклонился ему в ноги, после чего наделил Иерусалим правами, а храм подарками. На вопрос удивленных полководцев своих, Александр сказал: «Я узнал здесь того, кого видел во сне, в самую ту ночь, когда готовился выступить в поход! То же имя Бога сияло, как теперь, на челе старца, который благословил меня на подвиг». Это черта историческая. (Это событие относят к 3583-му г. от Сотворения мира).

Вот и все (разумеется в самом сокращенном виде) содержание Капли и того длинного ряда картин, в которых представлено это легендарное сказание.

 

Федор Глинка.

 

 

ЛЕГЕНДА ПАЛЕСТИНСКАЯ.

 

В книге под заглавием: По пути от Константинополя в Палестину, — напечатанной в 1858 году в С.-Петербурге, путешественник говорит: «Предание рассказывает, что Святое Семейство, спасаясь от убийц Иродовых бегством в Египет, было остановлено разбойниками, и приведено к их атаману. Жена атамана, пораженная, в числе всех других присутствовавших, необыкновенною красотою и кротостью Богоматери, и чудным сиянием, разливавшимся вокруг головы Бого-младенца, преклонила пред ними колени, и попросила от чистейшей из жен, какою она признала в сердце своем Марию, капли молока для своего болевшего дитяти: болезнь прошла мгновенно.

Признательный атаман освободил святых странников, и сам провожал и охранял их до самого Египта.

Исцеленное дитя выросло и наследовало ремесло отца. Часто пробуждалась в разбойнике совесть, но она не могла преодолеть жажды корысти и сильных страстей. Наконец он был пойман, брошен в темницу и приговорен к казни. Каждую ночь, во время его сна, темница освещалась необыкновенным светом, исходившим, в виде пламени, из груди его.

Это разбойник (Дисмас), распятый одесную Христа и исповедавший Его».

Эту же самую легенду напечатали, в стихах, в 1860 году, Август и Леон Лепа (Аuguste et Léon Lераs). в изданных ими легендах о Пресвятой Богородице. Леон, слышавший ее из уст поселянки, говорит:

Une femme, pleurant, me fit ce douх récit,

Dаns sa bouchе, imрrègnée du frais рarfum des landes

Je lécoutai de coeur et mon coeur le redit,

Саr je crois sans rougir a toutes ces légendes!…..

 

 

 

ОБЪЯСНЕНИЕ ЭПИГРАФА

 

к народному преданию:

 

ТАИНСТВЕННАЯ КАПЛЯ.

В 1815 году возвратился в Кронштадт фрегат Рюрик, совершивший благополучно плавание вокруг света.

Фрегатом командовал Коцебу,– сын известного писателя, — совоспитанник, по корпусу, автора легенды,– и вот что рассказывал ему:

На островах Тихого Океана жители, недавно обращенные (английскими миссионерами) в Христианство, окружили нас толпами, и все, в один голос, кричали: Мы загрузим ваш корабль припасами, дадим все, чего ни потребуете, только расскажите нам что нибудь о Христе и Его Пресвятой Матери! После этого, говорил Коцебу, мы все сделались проповедниками, и двое суток рассказывали дикарям события из Нового Завета. С жаром свежей, сердечной веры, со слезами на глазах, островитяне, (старики, жены, дети), слушали наше повествование о Христе и Богородице.

Автор легенды с намерением избрал эпиграфом слова дикарей, в приятной надежде, что и люди образованного общества, может быть, так

же охотно выслушают или прочтут повествование о Христе и Пресвятой Его Матери… Закрепим эту мысль куплетами французского поэта, недавно издавшего легенды о Пресвятой Деве:

Nауez pas рeur! раrmi les hommes

Un grand nombre est avide encore

Dans l’age sсерtique ou nous sommes,

Des récits de nos livres d’or.

 

Sous l’air etouffant qui nous bruie,

Еn ce siéсlе matériet,

Рar moments, lе рlus inerédule

Sent lа soif des choses du сiel….

 

 

 

 

Таинственная капля

 

Народное предание

 

Расскажите нам о Христе и Его Пресвятой Матери.

 

Слова, говоренные дикарями Русским мореходцам, посетившим острова Тихого Океана.

 

 

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ.

 

Затмитесь звезды Палестины!

Затихни сладкий шум ручьев!

Не пробуждайтеся долины

Вечерней песнью соловьев,

Ни горных горлиц воркованьем!

Оденься в тяжкую печаль,

О дар Иеговы, Палестина!

Какая Мать, какого Сына,

Несет с собой в чужую даль?!..

А вы, небесные светила,

Вы,– звезды, солнце и луна,

Спешите все к разливам Нила:

К его брегам спешит она! —

 

И видели — по утренним зарям,

Когда роса сребрилась по долинам,

И ветерки качали ветви пальм,—

Шли путники дорогой во Египет:

Был Старец сед, но добр и величав;

В одной руке держал он жезл высокий,

В другой, сжимая повод, вел осла,

И на осле сидела как царица,

Младая Мать с своим Младенцем чудным,

Которому подобного земля

Ни до него, ни после, не видала!….

И матери подобной не видали!!…

Какой покой в лице ее светился!

Казалось, все ее свершились думы,

И лучшие надежды уж сбылись; —

И ничего ей более не надо:

Все радости и неба и земли,

Богатства все, все счастье мировое,

Лежали тут, — в коленях, перед ней,

Слиянные в одном ее Младенце,

Который сам — прекрасен так и тих, —

Под легкою светлелся пеленою,

Как звездочка светлеет и горит

Под серебром кристального потока….

В одежды алые жена одета,

Скроенные как будто из зари,

И голубой покров — отрезок неба, —

Вился кругом главы ее прекрасной….

 

 

ПУСТЫНЯ.

 

Уж далеко пределы Палестины!

Уже прошли безбрежные пустыни,

Где, раскалив долины, зной кипел

Над глубиной сухих морей песчаных,

В дыханье бурь, на ребрах тощих скал,

Где изредка виднелися оазы

С алмазною струей живой воды,

И лишь порой тянул с полночи ветер

И оживлял безжизненность пустынь.

Но жизнь пустынь еще страшней их смерти:

Сухая пыль, как дым от ста пожаров,

Под синие взлетает небеса

И пожирает высь, и солнце гаснет,

Кроваво-рдеющим скругляяся пятном.

И жмурится пустынный конь и всадник,

И падают верблюды на колени;

И путники бегут в ущелья скал,

Когда следит их красными волнами

И сеется и жжет в дожде песок!!..

Но ветр не смел смущать песков пустыни,

Когда по ним маститый Старец шел

С жезлом в руке, в одежде Палестины,

И шел осел, смиренный подъяремник,

И на хребте сидела у него

Младая Мать в своей одежде алой

Под голубым воздушным покрывалом

И с царственным величием чела……

О! как она прекрасна и светла!…..

В ее душе все небо отливалось,

И звезды радости горя сверкали

На небе том — в раю ее души!

И благость чувств и девственные думы,

Сквозь световой кристалл ее очес,

Приветливо на целый мир глядели,

Как на нее глядел, спорхнув с небес,

Хор ангелов, с заботой ежечасной,

Рoившийся над путницей прекрасной……

То ангелы из дальных стран надзвездных,

По манию Всевышняго слетев,

Невидимо стрегли Святую Деву,

Когда она, с своим Святым Младенцем, —

Звезда пустынь, — и горних звезд светлее,

В далекий путь с покорным сердцем шла…

И часто ночь, под небом бессветильным,

Светилася от крыльев золотых

И от лучей, осиявавших стражу,

Которая тех светлых крил движеньем

Ночной набег пустынных ураганов

И темные отмахивала тучи,

Неся в выси — как царственный намет —

Над Девою янтарный, тихий свет….

И тихое лилося с светом пенье:

 

ПЕСНЬ В ВЫШИНЕ.

Настройте арфы, чада света,

В чертогах божиих святынь,

И утешайте средь пустынь

Святую Деву Назарета!

 

Одна, без кущи и намета,

Судьбу вселенной на руках,

Она несет в чужих песках, —

Святая Дева Назарета!

 

Светлее солнечного света,

На персях зыбкие тропы,

Горят следы младой стопы

Святые Девы Назарета!

 

Промчится повесть в дальни лета,

Как пронесла, среди песков,

Судьбы и будущность веков

Святая Дева Назарета!…

 

Хвалите ж, пойте ж, чада света,

Рассыпав звуки и цветы,

В прекрасных песнях высоты,

Святую Деву Назарета!

 

И в те часы таинственных видений,

Все на груди ее лежал Младенец,

Как мир небес, как сладкая роса….

И он глядел (какие были взоры!!)

На вышину, как будто в ней искал

Знакомого….. и (чудно!!) с вышины,

Казалося, Младенцу улыбались…..

Случалось, вихрь, с своей привычной силой,

Порой взбегал на дальний край пустынь,

Без ног, без рук, гигант с двумя крилами

И с страшною кудрявой головой.

Свистя, водя, как рати, за собой

Стучащие, сверкающие тучи,

Уж он готов развить криле могучи

И бороздить пустой раскат пустынь;

Но, добежав до дивного Младенца,

Он опускал криле свои смиренно

И падал ниц и, падший, затихал,

Как пламенный поклонник пред святыней,

Как пред владыкою покорный раб;

И молния — взор этот гневный неба —

Встречаяся с покойным взором детским,

Дробилася на мелкие изломы

И, не достигнув цели, угасала!….

И темная, слоившаяся туча,

Свиваяся в огромный черный клуб —

Предвестный знак губительного ливня, —

Растаяла, когда Младенец ясный

Нечаянно на темную взглянул……..

 

 

ЕГИПЕТ.

 

И вот уже свежее вид пустыни

И веселей и явственнее жизнь:

Уж, по местам, приветней машут пальмы

Зелеными султанами своими,

И финики с алеющим плодом

Смелей глядят; и тамариндов купы

Цветут в оазисах при блеске струй,

Слезящихся по каменным скалам,

Сверкающих, живой алмазной цепью,

На зелени, орамленной песком,

Где часто их серебряные нити

Сплетаются с шелками трав душистых;

Иль, на песке, спокойной светлой гладью

Яснеются при солнечном луче,

Как зеркала на золотой парче…….

 

Вот сад пустынь — где часто даль

Блестит, как синяя эмаль;

И свод над ним, как пóлог синий;

А на листах олив и пиний

Росы алмазной теплый иней

Горит, как тысячи лампад;

И от дерев рядами тени,

Как ряд за рядом поколений,

У корней пращуров лежат:

Таков оазис, полный сеней,

Таков пустынь восточных сад! —

И вот они — могучие пустыни —

Запечатленные следом веков,

Лежат на простынях необозримых —

На ложе царственном своих песков.

Кругом ряды картин неуловимых,

Написанных волшебною мечтой….

И душен воздух золотой,

И блеск песков смущает очи,

Когда бежит с пустыней тень,

И раскаляет ризу ночи

Протяжный, огненосный день;

И веет запахом изгара,

Как от недавнего пожара;

И меркнет солнце в высоте……

И, в непокрытой наготе,

Дремотой томной и больною

Пустыни дремлют в пустоте,

Под млечновидною луною….

И вот — им, преданным покою, —

То звонкий снится караван;

То бедуин, в песках, летучий;

То грозный витязь ураган

Под панцырем из синей тучи;

Он вьется, вихрит и бежит,

Моря песчаные крутит

И строит длинный ряд зыбучий

Нерукотворных пирамид!..

Таков Востока древний вид:

Волшебный сон иль бурь набеги–

Смешенье дикости и неги!….

Но мы спешим по золотым следам,

За богоносной Материю-Девой

С ее таинственным Богомладенцем;

И за маститым Старцем Палестины,

По богошественным путям пустынь,

Где все тогда отсвечивало небом

Кругом его, спасаемого бегством,

Великого спасителя людей…….

 

Случалося, в полдневные часы,

Когда и степь и небо страшно рделись,

Остановясь под пальмою пустынь,

Священное Семейство отдыхало…..

Как счастлива та избранная пальма, —

Что, с ласкою, приветно наклонясь,

Живым шатром его приосеняла!!….

Опершийся на посох тут стоял

Ликующий, в блаженстве тайном, Старец,

Он многое душою понимал,

Но все таил за крепкою печатью…

Под пологом зеленой пальмы— Мать

Всегда самдруг с светлеющим Младенцем;

В его очах таинственная дума,

Глубокая, как в полночь небеса! —

И между тем, как трое отдыхали,

Кругом вились, роились и порхали

Прекрасные малютки…. С дивным пеньем,

Под звуками гармонии воздушной,

Готовили они питье и пищу

Для путников высоких и святых:

Тот смоквы рвал, тот, водонос схватя,

Нес из ключа серебряную влагу;

Еще один сбирал душисты травы,

Чтоб накормит рабочего осла.

Но кто ж они крылатые те были?

Откудова слетались? Из каких

Неведомых для смертного краев,

Где так умны и так прекрасны дети?!

Все таинством вкруг путников дышало,

И даже он, тот серый обелиск,

Который тут перестоял века,

Один, самдруг с своею длинной тенью,

Приятною для путников пустыни,

Весь древними пестрел он письменами,

Под коими, казалось, трепеталось

Когда-то в них заклепанная мысль…..

Но где же ключ к тем письменам закрытым?….

Где люди, их умевшие читать?!…

И сколько пронесли событий дивных

Столетия на раменах своих

С тех пор, как он возрос в песках пустыни?!…

Прошли века…. Сошли с земли народы,

И тот ли был тогдашний вид природы?!…

Протекшее закуталось во тьму —

Никто не знал который год ему;

Никто не мог прочесть тех дивных знаков,

Которыми осыпан щедро был

Загадочный, немой пустыни сторож…

Но путники уже прошли пески,

По коим шел когда-то Авраам,

По коим вел свои гремящи рати

Филиппов сын,— тот древний Македонец,—

И часто им обманчивый отсвет,

Изображал, на воздухе пустынь,

Огромные, призрачные картины

И видопись каких-то чудных стран:

То синею змеею караван

Вился по золотым пустынь пескам

К каким-то голубым вдали водам;

То города являлись над водами,

То дерева с янтарными плодами,

То на стенах ряд башень и бойниц;

То всадники в шеломах позлащенных

И пешие фаланги копьеносцев

И пращников.– Все, друг за другом, шли

В далекий путь, куда-то на восток….

И эта вся игра лучей и света,

Как нам твердят, один обман отсвета—

Сны наяву — для путников пустынь.

Но как узнать, то не были ли тени

Воителей, погибших в тех пустынях,

И путников и длинных караванов,

Засыпанных сухой волной песков?…..

 

Есть день в году,— так верит сын пустыни,

Есть дивная, таинственная ночь,

Когда вся степь– в одну глухую полночь—

Как ожилой мертвец в своем гробу,—

Вздохнув таинственно и глубоко,

Присутствие в себе послышит жизни,

И под песком зашевелятся кости….

Тогда встают, бесчисленным народом,

Несчетные ряды из-под песков;

Встают толпы и путников забытых,

И конные наездники степей,

И воины на статных дромадерах;

И ветр ночной играет пестротой

И радугой одежд разнонародных.

И, по степи, несется чудный звон

Серебряных колокольцев поющих,

Сопутников пустынных караванов…..

И это все, и шепоты и звуки,

И в сумерках мелькающие тени,—

Свивается в воздушный караван

И носится меж небом и землею;

Пока опять зари румяной луч

Уложит их в песчаные могилы —

На долгий сон—до будущего года…

 

Так некогда,— среди картин подобных, —

В пустыню шел великий Искандер,

Пред кем земля, смиряясь, замолчала;

Кто пронизал Восток своим копьем

И вздел на меч две царские короны

Персиды, Индии…. Разбив града

И воинства– от моря до морей—

Он шел грозой на царства и царей….

Но, с памятью о некоем виденье,

Поворотил фаланги к Палестине

И двинулся войною на Салим,

Где,— встреченный жрецов священным клиром

В тиарах золотых, в одеждах белых

И с пальмами в руках,– великий вождь

Воскликнул вдруг: «О, чудо! на челе

Первосвященника сияет имя —

То славное,– то имя Еговы,  —

Которое, в ту памятную ночь,

Над головой моей сияло дивно,

Когда я, в будущем, увидел ясно

Весь длинный ряд побед в краях далеких.

И, с словом сим, скочив с коня на землю,

Главу, венчанную задатком славы,

Почтительно склоняя до земли,

Поцеловал челом, святую землю…….

 

Но дивные рассыпались виденья…..

И вот уже Младенец, Мать и Старец

Вступают в край существенных явлений:

Им чаще видятся, на склоне скал,

По берегам несущихся ручьев,—

Под купой пальм и зонтиком каштана, —

То черные, из смурой шерсти овчей,

То пестрые, из тканей благородных,

Шатры кочующих сынов пустынь, —

То поезды на путевых верблюдах,

Ныряющих с их шеей лебединой

В густых песках, иль тростниках прибрежных,

Когда идет торговый караван

И издали пестреется чалма,

Или блестит ряд длинных, зыбких копий….

То видятся налетные базары,

Где торг идет верблюдом и конем;

Где деется мена и купля тканей

И кассии, алоэ, смол янтарных….

Где юные певцы– цветистой речью

Пленяют слух в напевах их пустынных

И чаще по степям блестит огонь;

И чаще- вихрь степей,– арабский конь,—

Дитя пустынь, как будто весь слитой

Из воздуха и солнечного света, —

Ведет табун свободных летунов:

На желтом воздухе пустынь широких,

Рисуются они в картинах дальних,

Как легкое виденье дивных снов:

На челах сих красавцев благородных

Сияет жизнь в рубинах пылких глаз

И, космами распущенного шелка

Гуляет ветром взброшенная грива!…

И чаще видятся семейства коз:

То на скале мелькает антилопа,

Под пальмою мохровою таясь;

То прыгает пустынная газель

Прелестная, с воздушным легким станом

И с бриллиантами в очах. То он—

Живой корабль пустынь,– верблюд двухолмый,

И всадники на белых дромадерах,

Осанистых пустыни скороходах……

И чаще птиц встречаются стада;

То страусы коней перебегают,

То пеликан летит с своей семьей.

И менее туман желтеет дали

И зеленей ковер в шатре пустыни,

И в воздухе уж не слыхать изгара…

И чувствует по тем приметам путник,

Что близок уж конец его пути;

Что скоро он разлив увидит жизни

И полосу сребра в златых песках;

Увидит рост громадных пирамид, —

Которые, обставлены веками,

И самое переживают время;

И— сторожа бессметные- стоят

На рубеже таинственных пустынь,—

На рубеже меж жизнию и смертью,

Чтоб отражать своей громадной грудью

Кипящие песчаные метели;—

Увидит их, на солнечном восходе,

Когда главы трехгранных исполинов, —

Промеж земли и царства облаков, —

Светлеются, как грань кристаллов горных,

Как пламена, зажженные в пустыне….

За морем вод,– степей увидит море,—

Биющее сухой волной в гранит,

Бесцветное, безжизненное море —

Без голоса, без звука, без теней, —

Где изредка проходит лев ливийский, —

Печатая песок своей стопой,

Где человек еще земли не трогал,

И не чадил ее своим грехом!……

Но обратясь к долинам населенным,

Увидит край в других картинах светлых,

Тот чудный край, любимый знойным солнцем

И яркою луной солнцеобразной;

Увидит край– отечество загадки

И молчаливого иероглифа,….

Край.– дивный тайнами своих судеб,—

Где жизнь над жизнью улеглась в могилы;

Где города стоят над городами,

Закрытыми глубоко под землей,

С их храмами, их бытом, их богами;

Где кажутся, как будто наяву,

Могилы царств и кладбища народов;

И остовы прошедшего стоят

Громадными виденьями пустыни;

Где древние скитаяся века

Преданиям нашептывают повесть

О чудесах неписанных событий…..

Увидит край особенной природы,

Где белое, атласистое небо

Растянуто (как ткани над шатром),

Над серою разрыхленной землею,

Где целый год стоят деревья в листьях,

Где никогда вода не замерзает,

Где пальмы в летний день теряют тени,

И ноги жжет у путников песок!!….

Увидит он долин Египта жилу —

Отчизну чуд и страшных крокодилов, —

Тот дивный Нил с его разливом дивным;

Дворцы и храмы– фараонов быт,—

Где идолы, огромные как башни,

Под сводами огромными стоят,—

Меж рощами столпов и истуканов,

Средь иероглифов, где во мгле сияли

Крилатый шар, змии и песий лик,

И где, с канопами, теснилось много

Порфирных чаш, фиалов длинновыйных;

Где черное Изиды покрывало

Богини лик, как тайну, от людей

Чрез длинный ряд столетий осеняло;

Где сторожил притвор крылатый сфинкс,

Там белоризные жрецы и девы

В час полночи молились, и с мольбой

Кормили ибисов и крокодилов,

И хороводами плясали в честь

Царицы чар,– Гекаты бледноликой.

Там в плясках бег светил изображали

Хороводители и дев ряды;

И зеркала на персях дев сияли,

Чтоб отражать вид неба и луны…..

Там идолов темнелся длинный ряд

И тысячи светилися лампад………

 

 

И дрогнули все идолы Египта,

Шатнувшися на каменных ногах;

И триста идолов с подножий в прах

Вдруг грянулись о мраморы помоста;

И грохотом зарокотали своды

И звукнуло– как будто падал город —

В тех капищах, в том подземельном мире,

В тех перепутанных путях подводных,

Среди тайниц и кладезей сухих……..

И стихнули, в сем общем потрясенье,

И ропотно–отзвукнувший тимпан,

И медные звяцающие доски,

И цитры дев, и арфы, и кимвал………

И крокодил очами засверкал,

И ибисы на гнездах всполошились,

И хоры дев в тайницах храмов скрылись…

И хор жрецов стоял в недоуменье

Когда извне (у них в затворе строгом)

Повеяло дотоль б е з в е с т н ы м   Б о г о м!!!……

 

Смутилось все, когда, к странам Египта,

Приблизился Младенец Палестины,

Неведомый, не узнанный никем!…

Но самого сего Царя-Младенца

Владыку всяческих,– в его пути,—

Беда и плен в тиши подстерегали:

Три страшные разбойника, как звери,

Как ястреба на кротких голубей,

Кидаются на путников священных,

Застигнув их в ущельях диких скал,

И в плен берут и Мать с ее Младенцем,

И древнего вожатая с жезлом.

 

 

ПЛЕН.

 

Из камней смазано и шерстяной

Убогой тканию слегка прикрыто

Жилище трех разбойников в скале,

Оазисом зеленым окруженной……

Там жены их, в своих лохмотьях пестрых,

Которые едва скрепляла нить,

И в лоскутах-багряных, желтых, синих.

Цветов утешных для сынов пустыни,—

Беспечные, под зноем дня, сидят,

И, медноликие, глядят в пустыню,

И ждут своих с добычей верной….. Грустно

Одна из них сидела, и дитя

Пронзительно кричал в ее коленях,

И каждый крик его вонзался в сердце,

И сердце матери, как нож, пронзал!….

Вдруг привели и Старца Палестины

И дивную с Младенцем дивным Мать….

 

Спустилась синяя в пустыне ночь,

И темно-синий выгиб небосклона

Осыпали серебряные звезды,

Как мантию восточного царя.—

И, в бриллиантовых разливах звезд,

Носились ангелы с какой-то думой,

И в этот миг смыкались все в одно,

Как ратники вкруг ставки полководца.

Тревожились и ангелы, и звезды

О чьей-то все судьбе, и торопливо,

С заботою, с тоскливым ожиданьем,

На хижину пустынную глядели.—

 

Разбойники ж, усевшися поодаль,

Вокруг своих сторожевых огней,

Острят широкие ножи кривые…..

И космами взлетающее пламя,

На скатерти пустынного раската,

Кровавою зарей багрит их лица…….

Угрюмые, они то молча смотрят

И зорким глазом вопрошают даль;

То говорят о грабежах недавних……

Но смирен был Младенец Палестины:

Он у груди, на белизне лилей,

Лежал, как день слиянный в образ детский,

И тихо пил с млеком из персей жизнь;

И чуден был Младенец Палестины:

На бедную солому положен,

Кругом себя он все преображает:

Вдруг облит он каким-то чудным днем,

И этот день все дивно осветляет:

Алмазами горит под ним солома,

И тень бежит далеко от него!

И светлый круг окрест его зарится;

И плавает весь в белом свете он.

И Мать, над ним, вся светом облита!!….

И свет, взбежав высоко от Младенца,

И золотя и серебря оаз,

(Где каждый лист затоплен этим светом,)

В лиловые вмешался облака,

И переспорил блеск светил небесных,

И уж один сиял на небесах!!!……. .

 

Но было то чудес одно начало;

За ним еще являлись чудеса,

И там, где отроча опочивало,

С землей, склонясь, лобзались небеса……..

 

И блеском таинственным, чудным

Оазис пустынь засиял:

Лучистым венцом изумрудным,

Светилось возглавие скал!!… .

 

Заря на миндальные рощи

Просыпала розы дождем;

Пылали, под ризою нощи,

Зарницы струистым огнем……

 

Песчаная зыбь, под горою,

Оделась эмалью цветов;

И спорила роза с зарею

Над зеркалом горных ручьев……

 

Платанов широкие листья

Лобзали младой виноград;

Роскошно-пурпурные кисти

Качались на ветвях гранат….

 

И— дева пустынного лона —

Лилея цвела белизной,

А пальму кусты анемона

Обсели семьею родной…

 

И лавр, помавая вершины,

Смоковнице что-то шептал,

Как будто о тайнах судьбины,

Которую мир ожидал!…….

 

А между-тем какая-то роса,

Алмазный дождь рассыпав на леса,

Светилася в долинах шелковистых

На лаковых листах олив сребристых;

И чудных птиц звенели голоса!

И, в бриллиантовых струях огнистых,

Летела песнь с земли на небеса.

 

А с неба, в сияньях лучистых,

Спускался невидимый хор;

Восток, в светозариях чистых,

Как праздник глядел из-за гор!..

Но все они и чудеса и блески,

Зарившие таинственный оазис,

Терялися, бледнели перед ним—

Перед Младенцем дивным, неземным,

Который, в сей стране чудодеяний,

(Он— будущий по силам исполин,

Залог и цель высоких упований)—

Был тих, как луч–весенний гость долин…

Под зеленью душистой,

Как ясных вод кристалл,

Таинственный и чистый

Младенец почивал…..

 

Румяные зарницы

Играли перед ним,

А детские ресницы

Смыкались сном святым…..

 

Но блеск очей чудесный

Сквозь шелк ресниц светил…

И с кем-то он, небесный,

Про небо говорил!!…

 

Он будто что-то слышит

За дальней вышиной,

А грудь, чуть зыблясь, дышит

Под детской пеленой……

 

Младенческую руку

Прижал на сердце он:

Знать, с небом про разлуку

Ему приснился сон!!….

 

Гость вышняго эфира

Он выше был всего

И где б нашлась порфира,

Достойная его?!…

 

Тмы ангелов, казалось,

Склонялись перед ним—

И небо растворялось

Над вечным и святым!…..

 

И в этот миг таинственных событий,

Благоговела вся кругом страна,

И чудно все объяла тишина:

Пустынный ветр смирясь молчал;

И лист на деревах не трепетал;

Волна в реке не смела колыхнуться,

И птица, в воздухе сложась крестом,

Меж небом и землей остановилась….

И, молча, вся природа там молилась,

Где он, Святый Младенец почивал,

И вкруг него благоухало Богом…

И стало все, как прежде не бывало:

Шакал свой лай визгливый притаил;

Змея в устах свое замкнула жало,

И лев-ревун пустыни не будил:

Везде любовь….. И злобы вдруг не стало,

И мир почил над местом, тем святым!..

 

Следя за всем, в тоске недоуменья,

Разбойника угрюмая жена

Молчала….. Но отбросив вдруг сомненья,

И верою и счастием полна,

Заговорила…. И, с своим ребенком,

Пред пленницей с благоговеньем став,

Рекла: «О, дивная! скажи: кто он?

Кто он, невиданный, младенец чудный?!..

Слеза небес иль луч, скользнувший с неба

И облаком одевшийся земным?…

Мне, кажется: под тонкой тканью тела,

Трепещется в нем ангел бестелесный,

И божество сквозит из человека…..

 

Смотри сама что сделалось кругом:

Не солнце ли сошло на землю в нем?

Как светится!!! На свет сей неземной

С трудом глядят мои земные очи….

И ты сама,– не та ли ты жена,

О ней же так уже давно, давно

Предание по всем пустыням ходит,

Что прийдет к нам Жена от Иудеи

С невиданным Младенцем на руках?…

И у жрецов, как говорят в народе,

И как сама я в городах видала,

Блестит ее изображенье в храмах?…

Там, вся она одета чудным светом,

И вся в лучах, а на руках Младенец

Сияющий, как твой…. как твои прекрасный.

Но тот, сказали нам, родится в яслях,

А твой?!… Кто ж твой Младенец светозарный?

Кто, чудный он?!… И кто его отец?!…

Причастен ли он нашей смертной доле,

И нашею ль он жизнию живет?—

Что за млеко в твоей груди он пьет?…

А грудь твоя зарится и светлеет,

Как облако на утренних лучах….

О! ведай: сын пустынь издавна веру

В целительность имеет молока:

Еще отцы– седые патриархи,—

Твердили нам, что паче всяких зелий

Здоровое врачует молоко………..

Тоска и вечная тревога жизни

И вечный зной мою спалили грудь,

И молоко уж в ней перегорело:

Мое дитя болит и голодает……

А ты свежа, как лилия пустыни,

А ты светла, как на небе заря;

О, верно молоко твое целебно!—

Смотри, Младенец твой белее дня,

А мой смугляк-ребенок умирает!!…..

А он ведь мой! — Дитя мое родное!!…..

Он родился в тот час, как наши степи,

В сухих волнах вздымались и кипели

Под страшною грозою урагана……

Я отдала себя на жертву буре,

И сберегла свое дитя….. Я мать!….

И вот он здесь, в дожде горячих слез,—

У груди матери как искра гаснет, —

И роется в груди моей тоска!…..

Возьми ж его, — дай каплю молока,

Которое целит и оживляет!……

Возьми его — дитя мое больное —

И посинелые его уста

Хоть каплею из персей освежи!……

Твоя млека живительная капля

Падет как божия с небес росинка

На замирающий пустынь цветок!…..

Возьми ж его– несчастного младенца!….

Мне видится, что ты не то, что мы!

Мне верится, что ты спасешь его!!…

Возьми ж, возьми дитя мое больное,

Спаси его!…. Тебя ведь просит мать,

А чувство матери тебе знакомо!…….»

 

И пленница священной стороны

Взяла к себе разбойничье отродье;

Но только лишь коснулася устам

Болящего млека святая капля,

Он ожил вдруг,– затихнул и расцвел:

Огонь блеснул в ланитах помертвелых

И зарумянились уста, скруглясь,

И стал светло глядеть он по-живому….

И улыбнулся ожилой малютка,

И смурые тянул свои рученки,

И детскою душой своей летел

К спокойному Младенцу Палестины….

— «Он ожил, мой младенец полумертвый!»

Воскликнула восторженная мать:

«Сюда, ко мне!» она своим кричала…..

И от своих сторожевых огней

Разбойники, на громкий крик жены,

Сбежалися, и в ужасе невольном,

Раскрыв уста, глядели долго, долго….

И пленникам: «Свободны вы!» сказали:

«Без выкупа, идите с миром в путь:

Вы, чудные, хранимы небесами..» —

«Возьми от нас дары!» кричала мать,

Твоя млека целительная капля

Дороже всех восточных жемчугов:

Она уж в нем, она в моем младенце,

И он воскрес и ожил от нее!…

Что будет– будь! Но этой дивной капли

Не выдует и ураган степей,

Не высушит весь зной пустыни нашей;

Она уж в нем!… уж в нем святая капля,

Как дорогой на дне пучины перл.

Пускаяся в дорогу жизни бурной

Мое дитя окрепнет и взрастет;

Но в тихие, прекрасные минуты

Послышит он на сердце у себя

Заветный дар– сокровище святое:

В нем будет жить та капля световая,

(Бесценная жемчужина твоя,)

Которую вложила ты в него:

Как ангел сердца, как другая совесть,

Как божий дар, как ты сама, благая,

Она с его сростется детским сердцем,

Она его облагородит душу,

И путевой его звездою станет…..

И будет с ней он жить двойным стремленьем

К делам земли и к радостям небесным;

И будет в нем– нечистом и земном—

Отсвечивать залог чистейший неба!….

И будет весь он двойствен и таинствен…

Я чувствую:- мне будущность раскрылась,

С очей души упала пелена;

Я вся полна пророческого дара……. .

И вижу я…….. Величье дивной капли:

О! как блажен он будет с этой каплей!!!!….»

 

 

ПРЕДАНИЕ И СОБЫТИЕ.

 

Был грустный миг!…. Сквозь дальние века,

Которые, с тех давних лет,

Все, век на век, так густо наслоились,

Как в темном сне, за синевом туманов,

Я вижу там,— на самом утре дней

Земли,— теперь больной и устарелой, —

Я вижу: он,– приговоренный к смерти,—

Уныл и тих, опершийся на заступ,

Стоит тоскующий и весь покрыт

Струящимся с чела рабочим потом, —

А перед ним, как дивное виденье,—

Страна чудес– блаженный сад Эдема,

Где все полно бессмертием и здравьем,

Где каждый лист благоухает жизнью;….

Прекрасна та святая колыбель

Невинности и счастья праотцев,

Та родина четы первосозданной:

Блестят ее хрустальные врата,

Звенят ее серебряные реки:

Текут они– живой, разумной влагой,

Которой шум есть музыка и песнь,

Которой волны сладко говорят;

И говор их, в высокий гимн сливаясь,

Великого создателя поет!….. ..

Но те врата уж заслонил архангел

Своим пылающим мечем!…. Уже

Давно сошло серебряное море

Сторожевых, защитных облаков,

И все эдемское заволокло!.. —

И, с каждым днем, все гуще тот покров!…

— И было раз, — так говорит преданье, —

Адам созвал семью свою к себе,

И с важностью, в кругу детей и внуков,

Он говорил младому поколенью

Едва возникшего, младого мира:

— Внемлите мне: я согрешил, и кара

Правдивая упала на меня!……..

Я создан был Творцом из адамах —

Из чистые земли первоначальной; —

И создан был, меж тленьем и нетленьем,

С возможностью избрать из двух одно…..

Я центром был великого порядка,

И силами великими владел,

О, как славна моя судьба былая!

Мне будущность готовилась иная!….

От остроты стихий земных укрытый,

Как дорогой садов заветных плод,

В хранительном сосуде жил я скрытый,

И, в океане вечном бытия,

Я созревал, весь жизнию облитый,

Среди миров, ровесников моих,

Среди вселенные новорожденной…….

Желание не мучило меня,

И веденья не ведал я тревоги:

Дитя, с простой, младенческой душой,

Я Богом ведал все и видел все

В таинственном зерцале созерцанья;

Я светоч был в лампаде мирозданья,

Горел в тиши и пил живой елей,

И средоточием я был созданья; —

Вместитель двух враждующих начал,

Соединив в себе огонь и воду,

Я в равновесии их содержал,

И равновесие вводил в природу;

И — отпечаток верный божества, —

Подобием я был похож на Бога

Как образ наш на нас самих похож.

Я оком божьим был поставлен в мире,

Чтоб надзирать за ходом сил природы

И продолжать в природе дело божьe…..

Любовь и истина в меня втекали

Невидимой струей из божества;

И мудрость божья мне главу светлила,

И чудная Вселюбящего благость

Мне теплою струей лилася в сердце;

И разумел я правду и порядок

И всемогущества я был участник;

Хотеть и мочь– моим уделом было.

Мысль каждая моя, подпершись волей,

И с волею верховною слиясь,

Могла творить и отливаться в дело!……

Я видел все порядки всех миров;

И сам я был, как некий маломир; —

Я первород и я родоначальник

Живых и мыслящих и говорящих;—

Земного мира первый населенец,

Я первая душа,– прапращур душ

Грядущих.— Я- светильник душедарный,

Для всех родов,— самим зажженный Богом,

Я вечности дыхание живое;

Я Вечного прекраснейшая мысль:

Сам Бог меня измыслил и изрек;

Я жизнь– истекшая из жизни Бога

И предок мой единственный был- Бог!—

Все сущности вместив в себе природы,

Я был ее устами и умом;

Я в ней читал все символы, все буквы,

И за нее я с Богом говорил…

Она, немая, чувствовала только,

А я один владел двумя дарами:

В устах носил алмаз живого слова,

А в голове луч вечных истин, мысль!…

Я постигал непостижимость время

И проникал все сущности вещей,

И обнимал сознанием пространство…

Я утопал в гармонии вселенной

И отражал вселенную в себе.

Я видел все, чего теперь не видим:

Печать Творца на всех я видел тварях,

И понял ясно свойства всех животных,

Провидя их, и склонности и нравы;—

За то я всех печатью тайной имя

Запечатлел.– Я все прошел их роды

И не нашел, кто б был подобен мне,

Тогда еще не знавшему греха!…

Теперь– вы видите– я темен весь!…

Да, я теперь как солнце без лучей,

Закрытое земным, злосмрадным дымом!

И пыль и пот лице мое затмили!!..

А прежде свет негаснувшей зари,

Кругом меня сиял, как праздник утра,

И весь я был и светел и в лучах!!!…

Ах! как хорош,— мои земные чада! —

Как неописанно хорош был он

В своем раю–-Адам первосозданный!!!..

И мудрено-ль?– Тогда на нем сиял

Теперь для вас непостижимый образ,—

Невыразимый образ божества!—

За то светил я солнцем- и при солнце

И ночь, к моим ногам слагая тень,

Светилася от света человека!

И цепенел передо мною лев

И потуплял свои при встрече очи

Пред царственным наместником Творца!

Да, дети! вам теперь уж непонятно,

Что некогда я был звездой земли!!… .

Прозрев в состав и таинства природы,

Я осязал и тайных сил движенье,

Тех мировых, кругобегущих сил;

На коих, словно колыбель младенца;

Повешена и зыблется земля…..

Я видел, как из ветки в ветку, ходит

Живительный дерев и былий сок;

Как прозябают семена в земле;

Как тук земной глотает росу неба,

И зарождает, по подземным кельям,

Металл драгой, и камень самоцветный…

Тогда земля язык мой разумела

И слушалась послушного Творцу:

Я, силой слов моих, растил деревья —

И многое тогда я делать мог

И много он любил меня, мой Бог!!. .

И в Боге весь, горя и не старая,

Я утопал в святом блаженстве рая…

Но– горе мне!– не устоял в блаженстве!

Не знаю сам, в тех днях, невозвратимых

Чего еще недоставало мне?!

Я гостем был у ангелов и Бога,

И часто видел Бога Самого!…

И ангелы рассказывали мне,

Как осветил Господь земной наш дом;

Как собрал свет в небесные лампады,

И воды слил в живые зеркала;

Как, в первый раз, в них встретили свой образ

И любовался собою-звезды…

Как по земле ходили мудрость с силой,

И убирали землю как невесту!

Как хороша тогда была земля

В своих цветах, под серебром туманов,

В своих лесах– зеленых великанов!…

Как вспыхнула в бесчисленных твореньях

И разбежалась молодая жизнь!

Как Бог вложил всю музыку в пернатых

И, по лесам, пещерам и горам,

Послышались неслыханные хоры

В румянцах зорь или в весенней мгле…..

 

Так Бог свое устроивал хозяйство;

Но не давал хозяина земле…

И все еще ждала себе чего-то

Великая вселенская семья…

И создан был хозяин этот- я!!..

А что я был и чем владел когда-то,

Я уж не раз рассказывал вам, дети!—

Чего ж бы мне тогда недоставало?!…

Недоставало мне- меня другого!—

Во мне одном сливались ум и чувство,

И некому их было передать!…

Как человек, искал я человека,

Но был один– один на всей земле,

Кипевшей радостью в семьях игривых…

Тут заронил мне кто-то искру в душу,

И темное зажглося в ней желанье…

Господь прочел его в душе моей

И раз, перстом коснувшись до чела,

Он погрузил мой бодрый ум в забвенье

И оковал все чувства сладким сном:

Я позабыл и время и пространство,

И самого себя я позабыл!…….

Но вдруг, еще не растворяя глаз,

Я видеть стал и видел я…. И таял,

В восторге чувств, от дивного виденья:

Передо мной носилось и светлело,

Не знаю сам, какое существо:

У ангелов я не видал такого,

И по звездам, когда летал к ним мыслью,

Не находил подобного ему!…..

В нем что-то мне казалося родное,

Как будто сам я повторился в нем!

И оттого я вдруг простер объятья —

И всем, что я– всем существом моим,

Увлекся я к виденью и… проснулся!….

То было сон! подумал я…. Но что же?!

Как описать минуту эту, дети!

Когда, вспрянув и приподняв главу,

Увидел я виденье… наяву!!!……

 

Как радость ангелов, как утра свет,

Как песни неба, в образ отлитые,—

Передо мной стоял другой мой я.…

И мне сказалось: «Вот твоя подруга!…»

Но красота Адама вся затмилась

Пред новосозданною красотой—

Пред первообразом жены.– В моих,—

Я чувствовал,– очах пылал огонь;

Ее глаза светилися лазурью,

И пеною живою райских волн,

Ее младые перси волновались,

А вкруг главы и светлого чела

Струились кудри золотой волною…—

Заря всю кровь небесную свою

Влила в ее прелестные ланиты

И— жертвенник живого божья слова,—

Ее уста сияли негой роз

И пурпуром стыдливые зари!…

Но одного в моей полунебесной

Я не видал,— хоть в ней искал, и долго,—

Я не видал и признака земли!

Чиста, светла, как вешняя луна,

Как пальма юная, пряма и стройна,

Вся тишиной она была полна;

Казалось Бог, зачерпнув из эфира,

Вложил ей в грудь все благодати мира;

А женственность, с улыбкой и слезой,

В приданое невесте райской дал!!…

 

И вот она спокойно-величава,

Сложив свои белеющие руки,

Над поясом, таинственно истканным

Из блеска звезд и темноты ночной,—

Безмолвная,– стояла предо мной,

И с девственной улыбкой светозарной

Так родственно глядела на меня.

А небо все на дивную глядело

И новому созданью улыбалось….

Не знаю, что в тот миг со мною сталось,

Чем грудь моя тогда была полна,

Когда, как будто в дом родной, она

В мои объятья, с детской верой, скрылась…

И первое из уст ее скатилось

Святое слово- слово: я твоя!!..

И наши я в одно слилися я!…

Тут мне сдалось, что новый создан мир

И новым я дышать стал бытием,

И стали мы не двое, а вдвоем!…

 

С тех пор, как аромат от жизни древа,

Как свет дневной, она жила со мной,

И стал Адам в раю с своей женой,

И та жена– праматерь ваша- Ева!!!—

 

Тогда уж все мое со мною было:

И человечица явилась в мире,

И на земле стал полный человек!!….

Тут, всей душой, всем сердцем славя Бога,

Покорностью я все. сближался с Богом

И заповедь- как жизни-жизнь- хранил!

Не ведая ни горя, ни работы,

Без помыслов, смущенья и заботы,

Младенчески, в садах я божьих жил!

Без опыта давалися мне знанья,

И дни мои, я уж сказал вам, дети,

То были дни… молитв и созерцанья!!!!!…

 

Так жил я в некоем разумном сне,

И верил сердцем я– без испытанья,

Без хитростей пытливого ума……

Но змей зажег во мне хотенье ведать

И действовать.- Он, хитрый, мне шептал:

«Пора тебе младенчество оставить,

Пора осамиться, покинуть детство:

Жить головой, и, быть самим собою!—

Зачем в раю ты лучшим не владеешь,

Зачем так слепо заповеди веришь?

Ты думаешь, что все тебе открыто,

А между тем, ты многого не знаешь:

Ты видишь все с одной лишь стороны,

И тешишься полудой лицевою,

А у вещей есть сторона другая,

Есть сущность тайная, есть глубина

Бездонная, как темный океан!……

Закрой глаза, и кинься в глубину,

Ты вынырнешь оттуда– исполином!…

Но чтоб обнять творение кругом,

Чтоб все его себе усвоить звенья,

Ты должен мужем, не ребенком быть,

И ничего не принимать на веру

И на слово не верить никому!—

Сам должен ты все испытать, изведать,

Пересмотреть, ощупать, убедиться,

И веру детства– оправдать поверкой………

Покинь же, друг, свою односторонность:

Проникни глубоко вещей всецелость!…….

Но бедному тебе запрещено

И подходить ко древу всепознанья,

А ведь оно,– как сердцевина рая,—

Содержит все в плоде своем, начала!—

Работник! на чужом живешь ты хлебе;

Тогда ж свое устроишь домоводство,

И собственник, ты будешь своего;

А знаешь ли, как сладко нам свое?!…

А знаешь ли ты, получеловек,

Полурожденный, истукан холодный,

Как весело в себе раздуть огонь

Живых страстей, и полной жизнью жить?

Как весело весь пыл огнистой воли,

Весь океан желаний беспредельных,

Всю бурю чувств взбудить в своей груди,

И слышать дрожь, бегущую по жилам,

И трепетать в порывах безименных?!…

Как весело, тревожных ощущений

Всю лестницу пройдя, взойти туда,

Где жизнь одна ветвится на сто жизней

Под веяньем чарующих страстей!!!…

Но ты, бедняк, страстей не разумеешь:

Ты здесь еще и не слыхал о них,

Да как и слышать?!… А за то меня

И понимать еще не можешь!…. Да!

Да!…… Много для тебя еще загадок!!…

Но как же быть?!! Тебя содержат строго….

Ты под надзором…. И… твой ум в тисках!…

А мнимая твоя свобода– цепь,

С которой ты сорваться не умеешь,

И в полусвете добровольно бродишь,

Под силою невидимых властей;

Но способ есть достать и полный свет!!..

 

Ты знаешь только созидать, беречь;

А знаешь ли, как весело терзать

И разрушать?… О! это наслажденье

Не всем дано!.. Ведь в разрушенье сила

И сила страшная!… А творчество?….

Обман для глаз,– игрушка для детей:—

Ничтожество сильнее бытия!

Дух, сам себя собою сознающий,

Есть чистое, великое ничто;

А бытие лишь только проявленье!…..

Но как поймешь ты, недоросль умом,

О чем тебе рассказывает муж?!…

Ты свыкся так с блаженством мнимым… весь

Окаменел, не двигаешься с места,

И сиднем хочешь просидеть свой век;—

Застой ума тебе не страшен?! Стыдно!

Пора уму и воле дать простор:

Вперед, вперед!.. Туда за твой забор:

В движенье– жизнь; блаженство в перемене!…

 

Теперь ничто– крупинка в мирозданье,

Запутанный в сетях соотношений,

Тогда взойдешь ты выше всех условий,

И станешь личность и займешь свое

Приличное тебе, по сану, место…..

Слыхал ли ты о чудной в мире вещи,

Которую властитель про себя

Как лучшую жемчужину хоронит?—

Вещь эта– власть! Будь только смел: вкуси,

И мигом ум в тебе созреет…. Бодро

Развяжешь ты узлы загадки темной,

И схватишь власть, как птицу на гнезде!…

Вкуси ж и стань со Всемогущим рядом …

Я говорю тебе по-братски: полно

Смиренничать; смиренье– участь слабых!..

И мало ль что еще он говорил,

Пытливостью мой ум он заразил

И затуманил голову мою.

Я ухо дал пленительному слову,

И принял в душу семя лжи и лести.

Я угорел: в груди моей мятеж

И новые раскрылися желанья……

И новое, в пленительных картинах,

Так искрилось, так рделось предо мной!…

А мой злодей все слаще говорил,

И слушал я злодея- и послушал!…..

Стал жить умом, стать богом захотел,

И, понадеявшись сам на себя,

Я сам расшиб охранный свой сосуд:

Вкусил и пал, —нося вкушенья горечь….

Я в Боге жил, как в матерней утробе

Живет лелеемый, зачатый плод: —

Все стрелы зла, весь внешности налет

Ничто ему– блаженному младенцу!…

Но я презрел святое лоно Бога:

Я вывихнул себя из Бога сам,

И, не дозрев, в блаженстве, низродился

Сир, беден, хил, без опыта, без силы,

Весь обнажен от чистоты и света,

Отшибенный от общего порядка,

Пошел я в бой с стихийной, страшной жизнью!..

О как тогда мне вспомянулся Бог!

Как вспомянулася невинность сердца!..

Как я жалел утраченного счастья!

Как тосковал о чудных прежних днях!

Я приковал мой взор к вратам эдема,

И все о нем и думал и рыдал,

И, веющий с долин его цветущих,

Я ветр святынь его подстерегал;

И, огнем тоски сгорая,

Говорил я с ветром рая:

—«Ветер рая! ветер рая!

Дай мне жизнию дышать

И в отчизну бурь и нощей,

Из твоих священных рощей,

Навевай мне благодать!

Принося мне весть о Боге

И, томимую в тревоге,

Освежай страдальца грудь!

Прохлади мой знойный путь,

Чтоб, в печали замирая,

Хоть с тобою, ветер рая,

Мог я радостно вздохнуть!»…..

Но голос мой пространство поглощало,

И гибло все……. Возврат был загражден.

Дышали пламенем мечи херубов

И на мечах читал я слово: «смерть!!!» —

И далее,– все далее от рая,

Манил меня советник мой лукавый,

Пронырливый, сладкоязычный змей!….

Он все сулил мне силу и науку;

Все говорил прельстительно уму…..

Но все тесней меня сжимало горе!….

Стихии все озлились на меня:

Огонь—дракон, раскинув бурно гривы,—

Разинув пасть, кидался мне в лице;

Вода, ростя, лукаво подтекала,

Чтоб смыть с земли ниспадшего владыку;

Земля-ж, казалось, говорила, с плачем:

Зачем меня грехом эдемским давишь?!

А воздух?…. Воздух– уж не воздух рая

Со мной, во мне, везде меня карая,

Ложился мне на грудь, как тяжкий камень!!!..

И самая семья зверей лесных

Невинная,— моя былая радость,—

Что так ко мне ласкалася по-детски,

Щетинилась…… И угль ее очей

Грозил мне днем, горел во тме ночей,

И рев ее был мне укорой…. Я,

Я разроднен, я раздружен со всеми,

И горлица уж не летит, как прежде,

И не клюет свой корм из уст моих!…

Ручные встарь, теперь меня дичатся,

Меня страшат или меня страшатся:

Я их палач!….. Огнем греха сгорая,

Уж мне запретные, святыни рая

Еще я раз увидеть захотел……

Сгрустившися о прошлом, и в тиши

Собрав все силы вдруг моей души,

Я бросил плоть– и полетел душою

В знакомый край

И вновь он– рай,

Родной мой край,

Передо мной, угасшим, засветлел!…..

Я весь к земле эдемской прикипел,

И мать мою я покрывал лобзаньем;

И к братьям– деревам святым,

К сестрам моим– рекам живым,

Взывал я с горестным рыданьем,

И горько жаловался им:

«О светлый рай!

Родной мой, край,

Узнай меня: я бедный странник,

С клеймом паденья на челе!»

Вся тварь кричит мне: «ты изгнанник,

Ты ссыльный божий на земле!…..»

И не дает земля мне хлеба

Без заступа, и без труда;

Мутна в земных реках вода,

Угрюм, неласков выгиб неба;

Наги, как я, кругом меня поля……

Я утомлен в начале битвы:

Больна, темна моя глава……

О реки райские! О божии древа!

Пошлите за меня молитвы:

Он любит вас,

Создавший нас:

Ведь вы — не я!- ведь вы не виноваты!!»

Так я стонал;

Так вопиял

И плачевопльствовал трикраты….

И рай, в святой своей тиши,

Заслышав плач моей души,

Отцу-Создателю взмолился!…….

О как я сердцем взвеселился….

Но то веселье было– миг!

Архангел-страж в раю застиг

Мою тоскующую душу,

И выслал вон– и запер дверь,

И я теперь

Как житель вод, заброшенный на сушу….

Да! я теперь, как рыба на песке,

Томлюсь, ворочаясь, в немой тоске,

И все со мной томится и тоскует;

Я в теле мировом– гниющий мозг,

И от меня природы кости воют,

И сохнет грудь болеющей земли!

Не такова земля сия была:

Новорожденная как день, бела

И чистотой как день, она светлела —

И, светловидная, была тиха;

Но от Адамова эдемского греха,

Смущенная, затускнув, почернела,

И черная проклятия печать

Легла на грудь тоскующей природы,

А жизнь, игравшая златой волной,

Скатилася с груди земли больной,

И мировая смерть уже выходит,

Голодная, из темных тайников:

Лукавый враг ее на свет выводит,

И, лютые, смеются нагло оба

И тешатся им предстоящим пиром,

И недугов стада крылами машут

И поджидают юных поколений,

Чтоб впиться в них!… И сам я уж не тот:

Не тот, что был созданья дивным чудом,

Не тот, слитой из здравия и силы!…..

Не та на мне уже теперь одежда!

Та прежняя, как тень, тонка была;

Под ней мой я стеснения не знал:

Как птица, я душой везде летал,

И по земле, еще не населенной,

И по волнам звездящегося неба;

Но грех на мне тяжелым камнем лег

И засорил прозрачный кладезь сердца,

И возмутил струи моей молитвы,

И тронул весь состав моей души!…

И вот я стал– развалина живая,

Ходячий труп– былого призрак жалкий;

Не божий образ,– просто человек!

И человек, спознавшийся с грехом!!….

О, страшен грех зверообразный, лютый!..

Но чудища не видите вы, дети!

В грехе рожденные; греху вы слепы;

Он наложил печать на ваши очи……

Но моему еще он виден глазу:

Сей тигр и змей, в чудовищном составе,

Залег, как страж, у моего порога

И пересек мою дорогу жизни…….

Иду на труд, и вижу всякий день

Перед собой оскаленные зубы

И копьевидное злодея жало!……

И гонится за мною по пятам

Дыханье жаркое разверстой пасти!

И я хожу меж страхом и уныньем!!…

О, бойтесь же, слепые вы, греха;

Ужасна власть над нами зверо-змия!…..

Но чья вина?… И вымолвить мне страшно:

Бог справедлив,— виновен я один!…..

Я отравил в себе начало жизни,

И вас родил с отравой разрушенья:

Вы от меня заквашены на смерть!…..

О, дети! будущность печальна ваша:

Вам колыбель преддверьем станет проба;

Вы плакать будете в растворе смерти,

И ваших чад наследьем будет– смерть!

А я давно уж сознаю в себе

Несродное былой моей природе,

Несродное мне прежде- семя тли.

Оне давно уж для меня прошли

Мои блаженные годины мира,

И заболел я раздвоеньем в воле:

Моя во мне распалась единица,

Я надвое, как будто расщеплен,

Уразумев и доброе и злое.

Мой дух рассорился с больной душой,

И вот: два я во мне, как тигр со львом,

Проснулися, и бьются друг со другом;

И я в борьбе расслаб, отяжелел,

И плоть моя сгустилася на мне…..

Я тяжесть тела слышу на себе,

И чувствую, что я хожу под ношей,

И чувствую…….. земля влечет меня,

Сося в себя, как змей, свою добычу:

Я с каждым днем врастаю больше в землю,

Пока совсем зароюся землей……..

И слышно мне: вкушенья острый яд,

Как тонкое начало разрушенья,

Из кости в кость, из жилы в жилу ходит,

И изменяет весь состав мой прежний.

Нетленья сын, я обрастаю тленьем:

Чувствительность под чувственностью стонет,

И на живом, ношу я мертвеца!…..

Великие способности мои

Угасли; мой разум затемнился,

И от премудрости я отлучен.—

Но не она причиной разлученья;

Я надломил венчальное кольце

В чарующем чаду грехопаденья…..

Небесная, она ушла на небо;

А я, земной, прирос вдовцом к земле!!….

По духу, с ней стоял я выше звезд!

И вот теперь все звезды, их влияньем,—

Осетили низпадшего Адама!

И слышно мне: все стрелы их лучей

Вонзаются в расстроенную душу,

Волнуют ум, смущают страхом чувства,

И вспоминают падшему о смерти…

Уж смерть во мне!…. Змеею, свившись в клуб,

Она еще лежит и дремлет….. Но……

Проснувшись вдруг, подкусит корень жизни

И сокрушит состав могучий мой…..

Не смерть страшна!…. А в ожиданье муки!…

Но слышите ль?….. Несутся чьи-то звуки?!!..

 

И было так: в выси вилися хоры,

И рая вторили лазоревые горы

Напевов тех великие слова:

 

ПЕСНЬ АНГЕЛОВ:

«Для счастья создан человек!…..

Среди порядка и покою,

Под музыкой эдемских рек,

Младенец, детскою душою

Вce мог вкусить он, все обнять:

Его питала Благодать;

Над ним архангелы святые

Дождили токи огневые

Священных мыслей, чудных дум;

Пoимый райскими реками,

Их воды — жизнь и светлый ум, —

Он Бога осязал руками!…

И, весь прозрачный, весь кристалл,

В себе он небо отражал:

—Зачем же пал?…. Зачем же пал,

Хозяин молодой вселенной?—

Меж днем и ночью зарожденный,

Он ночью стал, он ночью стал!!!

 

Теперь грустна его дорога:

Беглец, он сам по ней пошел;

Он, из-под светлых сеней Бога,

Бежал в свой мрачный произвол,

И запер сам себя в темницу:

Он был царем– и багряницу

Ногами сам свою попрал,

И страшно пал!.. Зачем он пал?!»…..

 

«Вы слышали?!!…. То удивляет вас!

А я, друзья, я слышал то не раз!»

Так говорил Адам семье смущенной,

«В полночный час, в час, тайнам посвященной, —

(Ваш праотец — природы падший царь,—

Еще знаком с природою, как встарь,)

Я слышу внятно — здесь и в вышине —

Все сетует, все судит обо мне;

В тиши ночной, пустынь уединенье

Взбудив своим тоскливо-звучным гласом,

И тяжело вздохнув за все творенье,

Золотогривый лев своей подруге,

Я слышал сам, с тоскою говорил:

«Зачем себе и нам он изменил,

Наш царь земли, — теперь скиталец грустный?! —

Зачем рвался и выпал сей орленок

Из теплого господнего гнезда?!

Увы!.. он пал, и нас увлек с собою!»….

Так обо мне он часто говорит,

И плачется всяк зверь ночной порою,

И Богу жалобы на нас творит!!..

— «Он вознесен был дивною судьбою

И с высоты, на диво всем, упал,

Разрушивший гармонию природы!»…..

То ангелов по небу ходит речь,

Как громовой, вдали чуть слышный, рокот;

И плачевопльствует о мне мой рай!…..

Но вдруг в тиши раздался чей-то хохот;

«Вкусил– и пал!….. Трудись и умирай! —

Труда и опыта — испей всю муку:

На Благодать ты выменял науку!»….

То потешается мой лютый искуситель.

«О, дети! продолжал, тоскуя, прародитель:

И дети, грешные грехом отца,

Потомки ссыльного, лишась всех прав,

Вы сироты, вы странники отныне.

Семья преступного Адама! Ты

Страдание в наследство получаешь!….

Ты заперта в свою темницу плоти,

И отдана под стражу грубых чувств!…

Какая тма легла на тех путях,

По коим ты, вся в грусти, вся в слезах,

Нося мой грех и имя Адамитов,

Пойдешь, с заглохшим, очерствелым сердцем,

Бродить на ломких костылях ума!

Бродить чрез внешние свои порядки,

Все божеский порядок отметая. —

Мятежный ум ужалит в сердце веру;

И, странствуя без Бога, как без солнца, —

Земная вся, все в землю зарастая, —

Закроешь ты для гласов неба слух,

Угасишь ты под мертвой буквой, дух!…….

 

Да — будто сонный— ни живой, ни мертвой—

Адамов род, себя не зная сам,

Пойдет скитаться обреченной жертвой,

На всесожжение своим страстям!……

И все идя с боренья на боренья,

Он будет век носить в своей груди,

И поле битв и целые сраженья,

И вечный бунт и грусть без утоленья!!…

Но, в редкие минуты примиренья,

Истаявши страстей своих от зноя,

Вздохнет от жажды неба и покоя…….

Так будет жить мой род из века в век,

Доколе чашу всю познанья зла

Всю выпьет досуха; доколе зло,

Во всех его и видах и изгибах:

Безумие, и ненависть, и ложь,

И немощность, и злобу, и неправду,

И лютую вражду и беспорядок,—

Осуществив, — проявит он в делах,

В делах….. За те дела закон бичем

Его карать неумолимо станет……

Но будут все его калечить страсти,

И жить ему под перевязкой власти,

И под ярмом смирительных законов….

Разъединясь с единством мировым,

Не внемля им, — внушениям души,

Пойдет мой род все косными путями,

Скользя меж бездною и небесами,

Шатаяся между добром и злом,

И….. горе мне!…… ко злу склоняясь часто!….

Боюся я…….. — Мне грустно за тебя,

Несчастное семейство Адамитов,

Что, проявляя зло, ты зло полюбишь,

И до-пьяна им станешь упиваться,

Идя стезей неверной и опасной……..

Твоей души угаснет день прекрасной:

Ты обрастать все больше станешь ночью,

И совесть — свет и отраженье Бога —

Утопишь ты грехов своих в тумане!……

Однако ж, как ни пал я с высоты,

Хоть и погас мой светочь в бурях жизни,

Хоть и охвачен разум темнотой, —

Все помню я Творца обет святой, —

Заветное его обетованье:

И в гневе он нашел слова любви,

И в отравленного он бросил каплю

Великия живительной надежды……

Она, порой, о страшной смерти память

Преодолев, сулит бессмертье мне,

И воссоздать былой эдем умеет…..

И счастлив я порою, как бывал

Переносясь в грядущее душою….,…

Мне кажется, уж час святой настал;

Мне кажется, уж тот обет свершился…

И вот что Бог и сам мне обещал —

И что я раз еще услышал после.

 

Был грустен я, и по долине слез,

Пошел, и сел перед вратами рая

(Мне доступ к ним невозбранен поныне). —

Был вечер тих, была заря, был мир,

Земное все дремотою сковало;

Но там, в раю, кипели звуки лир:

Не спал мой рай!…. В нем все торжествовало,

Молилося и Бога ожидало.

Вдруг, в шорохе былых моих садов,

Послышал я присутствие духов, —

Небесных сил, стоящих выну Богу,

И будущность провидящих в веках:

Они вели высокую беседу…..

Я жадно стал их разговор ловить.

И собирал, как росу, их слова:

О будущих. шли речи временах,

И вот, что я расслушал в тех речах:

— «Настанет род избранный на земле,

И будет он, — путеводимый Богом, —

В страдании, в искусе возрождаясь,

Огнем скорбей трезвясь и осоляясь,

Преуспевать в великой чистоте,

И — дивный плод на дивном древе жизни,

Чистейшая из чистых будет Дева!…

Она вместит в себе былой эдем

И небо все, как в зеркале воды,

В ней отразится…. и она, без мужа,

Во чреве девственном, зачнет…. Дыханье

Создателя и сила, с высоты,

Устроит в ней зачаток человека. —

И будет, будет он, Бог-человек, —

Спасителем Адамова потомства;

Растопчет он пятой главу змия!….

 

Вот, дети, что сам Бог сказал мне прежде,

Когда судил меня с женой и змеем,

Что вписано давно у вас в сердцах,

И что затем услышал я из рая!…….

 

И разнеслось предание Адама

По всей земле — и допотопный мир

Прочел его на каменных скрижалях,

Узнал о нем из дивных книг Эноха,

Который взят на небеса живой;

И, на развалинах земли былой,

На лоне вод, — великой казни вод, —

Преданье то носил ковчег заветный, —

Носивший, в гибели, залог спасенья,

Рассадник будущих племен земли

И семена бесчисленных народов…..

И вторилось преданье то позднее,

Из уст в уста, на поле Сеннаара,

И совершилося. — Прошли века —

Нашлася дивная из дев: — Она, —

Дитя молитв и отданная Богу, —

Была вся мир, вся кротость, вся елей,

Вся — непонятное для нас смиренье, —

Кадильница с благоуханьем неба,

И лилия таинственных полей,

И роза царская в садах Сарова;

И боговидная цевница неба,

И светолитная дорога к небу;

Пророками предузнанная Дева,

Родившая незаходимый свет,

Рассеявший все обаянья змия, —

Присноблаженная, — Она была:

Златой сосуд с печатью чистоты,

В котором Сам вместился невместимый!!….

— Она свой разум покорила вере,

И в невозможном видела возможность; —

За то над ней сбылось, что не бывало!!….

Таинственно зачатие свершилось:

— Архангел, весь слиянный из лучей,

Благовестил о тайном деле — Деве….

И вдруг Она — живая купина —

Живым огнем с высот одождена,

И, силою приосеняясь свыше,

Телесностью растаяла, как воск:

Огонь ходил по всем ее составам,

И Благодать таинственно сходила,

И вся Она — (сосуд огня и духа!) —

Небесного кивот одушевленный, —

Светилася!!!… И пламена господни

Потоками текли в ней и свивались,

И вечное высказывалось Слово!…

И радостью, в словах невыразимой,

(Присутствие в себе послышав Бога,

Сиявшего в огне неопалимом) —

Исполнилась таинственно Она……

Исчезло все, — сомненье и тревога,

И, в Боге вся, — забыв свое земное, —

Она была — вся счастие, — вся мир:

Любила…….. верила…….. и зачала……

Так зачала Она, от Бога, — Бога, —

(Наитием Божественного Духа), —

И родила Великого Младенца,

Которого так долго ждал Восток,

По ком давно уж тосковали души;

Кого, погнал, — как неотступный рок, —

Неистовый, злорадный человек, —

Тот хитрый царь, тот гордый Идумeец,

Друг Кесарей, четверовластный Ирод,….

Но ангелы его хранили в бегстве……

И, возвратясь из бегства в Палестину,

Был отрок он, не узнанный никем,

И силами крепяся, возрастал…..

 

 

ШЕСТВИЕ НА ПРАЗДНИК В ИЕРУСАЛИМ.

 

Раскалился солнцем день,

Но от пальм и пиний

Острова рисует тень

По пути к Салиму….

 

И, на праздник в град святынь,

Идут те ж, что прежде,

Шли в безмолвии пустынь,

Бегствуя в Египет…

 

Тот же Старец в сединах

И его Подруга:

До нее ряд прошлых лет

Словно не коснулся!…..

 

Так же все она светла,

Так же благодатна;

Но тогда она несла

На руках Младенца.

 

А теперь Младенец тот

Уж дивит, как отрок:

Не по летам в нем растет

И мужает мудрость…..

 

И воздушен и легок,

В очерках чудесных,

Это дивный был цветок

Из теплиц небесных!

 

Мнилось, с синей высоты,

Бриллиант скатился,

И, всем небом красоты,

В Дивном засветился!…..

 

Но своим послушен был

Детским сердцем кроткий,

И, казалось, позабыл,

Что он значил в небе….

 

У дороги много стад,

Разнорунных, мирно,

Вне загонов и оград,

Весело паслися…

 

Вдруг бегут, со всех сторон,

Все к нему овечки,

И, в минуту, окружен

Шумной паствой отрок.

 

Но теснят его одне

Белые лишь овцы:

Чернорунцы-ж,– в стороне,

Подойти не смеют!…….

 

И идет он, меж своих,

Пастырь белорунных,

Весь облит волнами их,

Словно белым морем!…

 

И пророк тогда один,

Встретясь, рек: «Сей отрок

Будет агнцам господин,

Будет пастырь добрый!

 

И сумеет от волков

Уберечь он стадо?

Распинаясь, за овнов

Он положит душу!» —

 

Ах! загадки глубина

В тех словах таилась;

Разгадалася она

На кресте Голгофском!!….

 

 

ВСТРЕЧА С РАВВИНАМИ ВО ХРАМЕ.

 

Семь длинных брад,– семь облаков седых,—

Слились в одно–над хартиею лет;

И семь чтецов с огнем в глазах горящим,

Вперялися в страницы древних книг;

И семь перстов, от лет одебелевших,

Писание следили по строкам…..

То были семь испытанных раввинов:

Семь дум, на их наморщенных челах,

(Таинственных, глубоких дум,) виднелись!…

Вдруг перст осьмой, перст отрока младой,

Им указал на слово с тайным смыслом:

«Настанет час», —так говорит Исайя:—

«И Дева вдруг безмужняя зачнет!»…..

И полились из детских уст глаголы,

И, мнилося, растаяв, небеса

Перелились в уста его златые,

И потекла река живых словес………

Не шестокрилый ли, с своих небес,

Слетел вещать на землю по-земному?….

Внимали все высокому, святому…….

И то был Он,– отставши от своих,—

Он в храм зашел, и, в споре о пророках,

Учителей оспорил он седых!…………

 

 

ГЛАС В ПУСТЫНЕ.

 

Какой-то глас, из глубины пустынь,

Достиг градов роскошной Иудеи,

Когда она, забывши Маккавеев,

Беспечная, спала в своих оковах,

Под римскою железною пятой;

Когда свой век забыла золотой,

И плавала в расколах и разврате……

Раздался вдруг пробудный, мощный глас:

То не был глас властительного Рима,

Сзывающий на брань; ни глас трубы

Первосвященников, зовущих в храм.

Таинствен был тот глас, тот вопль пустыни:

Народы им она звала к себе;

И скрытая тревога пробегала,

И безименные вселялись чувства,

И безотчетный страх входил везде,

И в города, и в села, и в дома…..

Тревожился роскошный быт чертога,

И в хижинах семейный разговор

Все был о нем– о голосе в пустыне…..

В синедрион и в древний храм вошли,

И в римские претории входили;

Неясные, таинственные слухи

О новом, о святом, о дивном деле……

Так бессознательно гадали люди

О том, что их в грядущем ожидало;

Но тайна лет уже давно свершилась,

И в тайне той участвовало все:

От ангелов был избран Гавриил,

От человечества– Святая Дева;

Звезда пошла посланницею неба,

Земля готовила одну из рек—

И все миры участвовали в деле!…….

 

На берегах, под тенью рослых пальм,—

Где Иордан порой неукротимый,

Ворочаясь, — бунтуется, кипит;

Или, песков над золотой настилкой,

Громокипящий ток, как бурю, мчит,

И, пробежав роскошные долины,

Бросается, как жизнь, в объятья смерти, —

В пучину вод, покрывших грех Содома, —

На тех брегах, где дышит все святым

Воспоминаньем древней жизни мира;

Где повесть неба с повестью земной

Слились в одну таинственную книгу…..

На тех брегах, в великий оный час,

Явился муж безвестный; величавый;

Без прав земных, без почестей, без славы.

Он звал к себе, он громко звал народ:

«Сюда, ко мне, на лоно чистых вод!…..

Довольно ты грешил, преступный род,

Покайтеся!….. Се новое нисходит!…..

Очистите и души и сердца:

Се новые судьбы на землю сводит

Верховное судилище Отца:

На Иордан!……. Я здесь крещу водой,

Но есть меж вас крестить имущий духом:

Мне мáлиться, Ему дано расти;

Зане Он весь купель живая духа!»….

 

И обдан край молвой и дивным слухом,

И говорят: кто сей скликатель душ?….

Ни синетой, ни шелком вавилонским,

Верблюжьею он шерстию прикрыт;

Ни хлеба он от детства не вкушает,

Горячего сукера не пиет:

Сот меда диких пчел и горсть акрид—

Вот все его питание дневное………

— Высокий,– длинные власы,—(кругом

По раменам)–до чресл его лиются;—

Брада короткая и острый взгляд;

Простой ремень его сжимает чресла;

Он, по путям пустыни каменистой,

Без обуви, босой ногою ходит……

Но кто-ж он был?….. Кого предвозвещал?

Везде вопрос,– никто не отвечал!…..

Крилат был слух, кипело все догадкой:

Над мытницей задумывался мытарь,

И фарисей, пред свещником во храме,

Просиживал до раннего утра,

Чтоб вопрошать писанья и пророков,

Чтоб разгадать явление в пустыне…..

 

…….Так слышали пустыни Палестины

Предвозвестителя зазывный глас!…

Но прийдет час…. в глуши пехотный тины, —

В пустынях душ,- раздастся я у нас:

— «Пути пред Господом исправьте,

Проснитесь, падший дух восставьте,

В сердцах устройте Богу храм,

Где б вечный дух его носился,

И вечный фимиам курился

Молитв, летящих к небесам!»…..

И человек, послышав глас священный,

Покинет быт, грехами изъязвленный,

И бодрственно из жизненных пустынь,

Омывшись слез в таинственной купели,

Пойдет, путем закона и святынь,

К теперь неясной, но высокой цели………

 

 

КЛИК ИОРДАНА.

 

Запрыгал гремучий

Крутой Иордан,

И голос могучий

Река-ураган

В края посылает далеки:

«Сбирайтеся, дети, сюда:

Сбирайтесь, протоки и токи,

От гор и подгорий вода,

Ключи и ручьи отовсюду,—

Долины, равнины свои

Покинув,– в объятья мои,

Летите к великому чуду….

Неслыханный гость к нам идет,

Мы, всею семьею, иорданские воды,

Приветим и встретим державца природы:

Он радость и сладость с собою несет:

Он новую душу в природу введет!» -….

 

Слыхал ли кто, от лет и от веков,

Чтоб Он…. небесных вод и облаков водитель,

Сошел в сей прах земной и принял зрак рабов?!—

И вот теперь, чужих грехов носитель,

Он склонится державною главой,

И у реки своей попросит омовенья!!….

Непостижим пример сей мировой

Непостижимого смиренья!…..

 

Летите ж, ласкайтесь

К священным стопам:

Вздымайтесь, сбегайтесь,

Се идет Он Сам!….

 

И Он сошел к потоку Иордана,

И преклонил державную главу

Под дланию крестящей Иоанна;

И чудное свершилось в вышине;

Таинственно, на самой глубине,

Сафирное вдруг растворилось небо;

И свет блеснул, как отблеск заревой,

И,– под кристальной, дальней синевой,—

Явился голубь белый……….. световой,

И, над драгой Крестимого главой,

Он плавал в влаге светлоголубой…..

И огласилось нечто, как трубой,

Как голосом могучим исполина;

И в первый раз,– в великий миг чудес,

Услышала земля из уст небес

Великое,– святое имя Сына!……

 

 

ЯВЛЕНИЕ НЕВЕДОМОГО.

 

И было,— то было в Вифаре,—

Креститель под пальмой стоял,

А желтый поток Иордана

Кипел и шумел и сиял……

 

Сбиралося много народу;

И отрок и старец седой

Стремились, из жажды спасенья,

Живой окатиться водой….

 

Из дальних пустынь на верблюде,

Из ближних на статном коне,

И раб и свободные люди

Спешили к иорданской воде.

 

Радушно снимая одежды,

Всяк сердце хотел обнажать,

А голос пустыни– пустынным

Душам возвещал благодать….

 

Как многое тут пробудилось!

Все тайны раскрылись сердец:

То мытарь бледнел и молился,

То в латах смирялся боец….

 

И слезы текли по ланитам,

И вздохи кипели в устах!

И все торопились омыться

Иордана в священных водах…

 

—Но вдруг вдохновенный Креститель:

Воскликнул во ушию всех;

«Глядите! Се Агнец есть Божий

От мира взимающий грех!»….

 

И взоры всех ищут кого-то,

Как будто видения снов;

Глядят, вопрошают с заботой;

«Где ж дивный взиматель грехов?!….»

 

— И путник вдали показался —

Величествен, тих, сановит;

И шел он, как божия дума,

Высокою тайной покрыт!……

 

Так ходят алмазные звезды,

По синим своим высотам,

Сияньем земных обливая,

Не данствуя их суетам!……

 

И вспыхнули разные чувства

На лицах людей и в очах:

То вера боролась с неверьем,

То с сладкой надеждою страх.

 

Пытливость лукаво глядела,

И кротость смиренно ждала:

Что скажет неведомый путник,

Какие проявит дела?!…

 

От путника ж веяло жизнью,

Зане он и жизнь и любовь;

И будет так веять, доколе

Погаснет лампада веков!!..

 

 

ГЛАС ИСТИНЫ В ЧЕРТОГАХ ИРОДА.

 

И совершив крещение водою,

Креститель,– сын пустыни и пророк,—

Исполнил цель великого посланья;

Привел к концу указанное дело:

Заря угасла пред восходом солнца!..

 

И вскоре он,– предпосланный алектор,

Во тме ночной, сей петел велегласный,

Вселенское предвозвестивший утро,—

Был позван в мир, и с той же чистотой,

С той молнией прозорливого взора,

С тем обличительным, свободным словом,

Которое пустыню оглашало,

Явился вдруг в обители царя,

Средь обаятельных приманок мира,

В толпе личин и в мире лицедеев,

Погрязнувших в расчетах выгод личных,

В туманах лжи и подслащенной лести…..

 

Там он взошел безтенным солнцем правды,

Которой блеск невыносим для глаз,—

Для глаз, изнеженных поддельным светом….

— Питомцу пальм, прямому как оне,

Неведом был ни шепот раболепный,

Ни двуязычие коварной речи;

Ни скрытая лукавых дум работа…….

Он мыслил вслух, и сердце на ладони

Выказывал– примером чистоты!—

За то сердца порочных раздражились,

И правды муж в темницу заключен

И заплатил за истину… главою!!!..—

 

 

ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ.

 

На долинах ассирийских,

Отблистав своим мечом,

Под навесом тканий тирских,

С золотым вверху венцом,

И кругом в венках лавровых,

На коврах, на пурпуровых,

Ирод пышный возлежал…..

Много, много жен прекрасных

Собралось на пир царев,

И кругом, в напевах страстных,

И в очах лукавых дев,

Растопить готовый камень,—

Сладострастный, ярый пламень

Сыпал искры и сверкал…..

Пир роскошный расцветал…

И чертог был полон звуков,

Полон звучных голосов:

Пели гусли и свирели,

И органа важный голос

Покрывал, как голос мужа,

Тихоропщущие цитры;

И, сквозь тучу зыбких звуков,

Резкой молнией взвивался,

Дребезжа, тимпан крикливый….

И сидели– светлым клиром,—

Галилейские князья,

И вожди и воеводы:

Вся сановная семья!…….

И ломилися от брашен

Узорочные столы;

На столах сияли гранью

Длинновыйные фиалы,

Чары, стопы и жбаны,

И кудрявые сосуды…

И покой царя хранила,

Стоя твердою стопой,

Стража крепкая, под сталью

И насечкой золотой…

Был там рослый Идумеец,

С искрой, в блещущих очах;

И стоял монументальный,

Бодрый сын отчизны дальной,

Римлянин–центурион……

Вдруг пролетный ангел страха

Погасил на миг все звуки,

Расступилася толпа……

И с дымящейся главою,

Падшей только под секирой,

Дева к Ироду идет…….

 

 

ПИР.

 

Все возлежал, среди вина и неги,

Четверовластник,— на пурпурном ложе,—

И, окружив атласною рукою

Могучую, царя-любимца, выю,

Сидела с ним,– пряма и величава,—

В лазаревом хитоне испещренном,—

Высокогрудая жена Филиппа.

Из уст ее струились чары лести,

И сквозь ресниц, опущенных коварно,

В очах жены сверкала радость мести—

Насыщенной, довольной, полной мести;

А между тем ее, украдкой, взор

Следил главу кровавую страдальца…..

А пир светлел…. стучали чаши в чаши;

Треножники курили аромат,

И аромат мешался часто с звуком,

Летевшим с струн, то арфы, то сантиры…

Вино лилось румяною струею,

И каплями румяными струилась,

Как слезы утра, дорогая кровь,

Из синих жил Предтечевой главы.—

А пир светлел….. стучали чаши в чаши……

И вот, в разгар, на царском пире светлом,

Послушная советам злостным мрака,

Подняв с главой серебряное блюдо

Над златом убранной своей главой,

Бесстыдно-страстная плясала дева…..

 

И страшную картину представляло

То резкое двух крайностей сближенье;

Ея глава– цвела весной и жизнью;

А над ее главой— зима и смерть!…

И страшен был лик бледный над румяным!

Кровь капала с серебряного блюда,

И перлами честнейшими низалась

По раменам бесчестной плясавицы!…

— И жалости для всех была причина

Невинного злосчастная кончина,

И кровию умытая глава:

Всем помнились еще его слова,

А страшная губительства картина

Напомнила и то, как с дальних стран

Народ бежал к нему на Иордан….

И, говорят, событию содневный,

Младой певец,

Воспел конец

Крестителя плачевный……

Но, по обычаю восточных стран,

Прикрыл он песнь густым иносказаньем.

И эта песнь передана преданьем,

С загадочным названием: Тимпан.

 

 

ТИМПАН.

 

1

Был светел пир, играл орган,

Играли льстивые свирели,

Певцы и девы сладко пели:

Но ярко рокотал тимпан……

Вращали жилистые руки

Громоглагольного его,

И в звонких вихрях треск и звуки

Неслись далеко от него!…

Его стерпеть, в напевах хора,

Привыкший к лести слух не мог:

Он, дикий, был суров и строг,

Как голос правды и укора…..

 

2

И нет его!.. Замолк тимпан.—

Тот друг гуслей, тот друг органа:—

И, под пятою великана,

Замкнул уста свои тимпан!…

И стих навек!….. И не звенит:

Пред силой правда замолкает!…

На миг лишь, будто, оживает;

На миг, раздавленный, дрожит,

И глухо, ропотно вздыхает,

Когда пустынный дух бежит,

И ветр в сквозную грудь свистит,

И в ней лохмотьями играет….

 

3

Но издадут тяжелый вздох

Уста зажатые, пророка

Рукой неправды и порока,—

Когда раздвинет небо Бог,

И передвинутся светилы,

И грозно мстительные силы

Земной гордыни сломят рог……

Когда на небе все заблещет,

И в камне сердце задрожит,

И сила, млея, затрепещет,

И мир сей, саваном прикрыт,

Тоскою смерти заболит!!

Когда от бурь суда и гнева

Погаснут звезды в небесах,

И гибель из земного чрева

Захлещет в пламенных волнах……

Когда растает гордость, слава,

В градах и весях станет стон,

И чад Адамовых держава

Пройдет как дым, как смутный сон!..

— Тогда глагол живой, из праха

Вспрянув, вам, трепетным от страха,

Он даст свой огненный урок,

Ваш обличительный пророк!…

 

—Так мыслилось; быть может, пелось так,

О горестной Пречестного кончине;

Кому дано уж имя человека,

Когда еще он не был человеком….

И кончил жизнь сей дивный сын пустыни!..

— А Он,— крещенный им,- посланник неба,—

Весь истина,— живое Бога Слово,—

И божия премудрость,- божья сила,

Безвременный, безгрешный телоносец,

Сошедший в узы времени и плоти,

Богоглаголивый, пречудный муж,

Исполненный могущества и духа,

Неузнанным пошел по Иудее,—

Постился, бодрствовал и выступил

На изумительный свой подвиг.— Дивно

Он поучал…. И жизнь и возрожденье,

И теплые слова любви и веры,

Лились, как мед, из златоструйных уст,

И с силою бежали в глубь сердец;

И осенял Его с небес Отец,

И ангелы над Ним везде носились:—

Он снес с Собой таинственный огонь.

Который все нечистое сожжет,

И, возродив народы, приведет—

Исчезлое с земли,–златое время!… .

 

 

ТАЙНЫЙ ГОЛОС У ГОР ПАЛЕСТИНЫ.

 

И слышали, по утренним зарям,

Над желтою струею Иордана,

Как дальный звук поющего органа,

Какой-то голос дивно пел горам,

И чья-то лира сладостно звенела.

Никто не зрел певца; но песнь летела,

И веяло над целою страной

Пророчеством надежды неземной…..

Незримого вотще искали взоры;

Имевшим ухо он певал сердцам,

Святую будущность суля горам,

И слушали его сердца и горы…..

 

 

ПЕСНЬ ГОРАМ.

 

Горы, горы Палестины!

Взвейте радостно чело;

Да устелют ваши крины

Благовонные долины:

Небо гостем к вам сошло!!…

В быт наземный, в край опальный,

Распахнув эфир кристальный,

Путник дивный, путник дальный,

К вам сошел, меж вами жить,

Тосковать с тоскливым веком,

Подружиться с человеком, — —

Неразумных вразумить

Словом мудрого совета.

Наступают лета, лета,

Где прольется море света,

вспыхнет жизнь у мертвецов,- I

Не судьей в суде суровом,

Но с благим и сладким словом,

С вами жить сошла Любовь!.

 

Будет время– горы, горы,

Запоют, во славу вам,

Трех небес святые хоры,—

И на вас, по всем краям,

Устремят народы взоры,

Как на светлый Божий храм.

 

Будут часто разговоры,

Между неба и земли,

Все про вас, святые горы!

К вам помчатся корабли,

И пойдет к вам путник дальный,

Чтоб зеленой вашей пальмы

Ветку в дом свой принести, —

Знак похода и молитвы; —

И за вас восстанут битвы:

Долго будут брань вести,

Долго будут длиться споры,

Все за вас, святые горы!

Но, горам, вам все цвести,

Между скорбью и борьбами,

Предназначено судьбами…..

Поднимите же чело

Выше, выше, горы, горы!

Уж поют надзвездны хоры:

«Небо в гости к вам сошло!»….

 

 

ПЕРВОЗВАННЫЕ.

 

Сквозь чащи пальм, стеклом, светлеет

Зеркаловидный Генисар (Озеро (иные называли морем) Геннисаретское называлось оком или зеркалом страны. Сады Геннисаретские также славились роскошью и богатством плодов.),

И пурпуром зари алеет,

Волнуясь дымкой, тонкий пар…

 

Рассветной этою порою,

Встает и сам Ерусалим,

И дивный храм встает горою,

Как город золотой, над ним!..

 

Встает с улыбкою молитва

На чистых розовых устах;

Встает угрюмо с жизнью битва

С укором и слезой в глазах.

 

В домах повсюду растворилось,

Раскрылся кедровый чертог,

И все пошло, засуетилось.

И город полон стал тревог….

 

Не такова была природа

При встрече с теплою весной:

Под синевой родного свода,

В ней все дышало тишиной…….

 

Весна, цветущими устами,

Лобзала Палестины грудь,

И благовонными цветами

Свой царский устилала путь…..

 

Кого ж, до раннего рассвета,

Пленил полей цветущих вид,

Чей взор кристалл Генисарета

К садам пестреющим манит?

 

— Израильтянин прямодушный, —

То юный был Нафанаил:

Закону верный и послушный,

Он букву каждую в нем чтил.

 

И вот, с душой по-детски чистой,

Из града рано вышел он,

И, под смоковницей ветвистой,

Глядел на ясный небосклон….

 

Так светлый праздник воскресенья

Своей природы он встречал,

И, полный дум и умиленья,

В избытке чувства восклицал:

 

—«Весна! как ты ложишься в душу!

Как много накликаешь дум!

Как ублажаешь сердца сушу,

Как сердцу покоряешь ум!..

 

Когда же тою…. мировою

Весной наш возродится мир,

И вслух вселенскою молвою,

Сзовут людей на братский пир?

 

Когда ж настанет тот желанный,

Предсказанный в пророках, час,

И пастырь душ обетованный

Прийдет пасти заблудших нас? —

 

Сильней пророка Елисея,

Князь мира, вождь людей, — Шилог,

(Тот обещанец Моисея,)

Когда ж прийдет Он к нам, как Бог?

 

Когда?»…… И прервались мечтанья…..

— Не слыша под собой земли,

Филипп бежал, крича «Нашли!

Нашли, о ком все предсказанья,

Молвы, предчувствия, гаданья,

Переходили по векам:

У вод крестильных Иордана,

Уста святые Иоанна

О Нем провозвестили нам.

Мы вслед за Ним, — и засветлело

И в мыслях, и в душах у нас;

И, в обаятельный тот час,

Нам мнилось, сбросили мы тело,

В вас сердце билось и горело,

И прорывалось в небеса!!….

Отверзли путь Его речам,      .

Мы поняли, что Он Мессия…..

— Иди взгляни….. поверишь сам!»…..

 

 

МОЛВА В ПРЕИСПОДНЕЙ.

 

Уже сошел великий глас с небес,

Торжественно Его нарекший Сыном;

И сорок дней он пост держал в пустыне

И плоть свою измором, усветлял;

И, растворив кристальные врата,

Одетый весь и в злато и в лазурь,

Слиянный весь из благости и мира,

Лик ангелов сошел во смрад земной

Из благовонного небес эфира,

Чтоб постнику великому служить…

Но все еще кора грехопаденья

На очесах лежала у людей,

И Дивного они не узнавали!….

Так все небесное земному глазу

Невидимо, а между тем молва

В подземный мир перенесла давно

О голубе, о гласе трубно-звучном,

Пронесшимся над током Иордана……..

Молвою той, как шумом океана,

Был оглушен, был поднят целый ад,

И демоны, свои покинув норы,

На буйные слетались разговоры.

Тризевные и лающие псы,

С свистящими, зубчатыми крилами,

Над бездною геенской пронеслись,

И хохотом бесстудным отвечали

На вопли, на мольбы, на стоны душ:

На стоны душ,– горевших без сгоранья

На красных угольях своих грехов;—

И на мольбы тревожных, скорбных душ,

В которых червь не засыпал и ползал…

На вопли душ, к которым так внезапно,

Когда они к сластям прилипли мира,

Подкралась смерть, неслышною стопой,

Схватив того, за чашей пировой,

А этого– в дверях ложницы брачной,

А гордого– за гордую мечту,—

Рассекла вдруг с размаха на лету!!…

А там у девы перстень обручальный

Безжалостной рукою сорвала,

И пылкий огнь невестиных ланит

Дыханием морозным застудила!…

А там персты костлявые свои

Вдруг окунула в колыбель малютки,

И вынула из колыбели душу!!—

И зазванный на праздник жизни гость

Едва успел поцеловаться с жизнью!!!

А далее: рукою длинной…. длинной,

Срывая розы в цветниках земных,

Сжимала в горсть и выжав жизнь земную,

Бросала их в подземный мир теней,

Перегорать в жерле геены жадной,

Где грешники, в невыразимой грусти,

Прошедшего вычитывая книгу,

Самих себя в проступках уличают,

И мучатся, неистово терзают,

Зубами на себе остатки плоти

За то, что ей так рабствовали в жизни!!…

Но мукам их не ждать уже конца!—

Прошедшего никто не возвратит!…

Вот отчего проклятья, вопль и ропот

И скрежеты зубов, в поддоньях бездны,

Неумолкаемо терзают — слух!!..

—И страсти там, оборотясь змеями,

На грешников свирепо нападают;

Ползут, теснят и колют прямо в сердце…

Те— вьются лентой по костлявой шее,

Те– длинною веревкой по костям,

Те поясом удушливо-теснящим…

И жертв своих,– знакомцев прежней жизни,—

То с шепотом, то с сиповатым свистом,

Приветствуют копьеобразным жалом!…

 

—На берегу пылающего моря

Летевшие остановились духи,

И образы свои переменили,

По званию и по значенью в аде;

Тот ящером, с раздавленной главой,

И с раскаленными, как угль, глазами;

Тот седьмиглавым, черным змеем стал;

А третий– принял образ крокодила!…

И чудища– в чешуйчатых доспехах,—

Напившися огня из адских рек,

И охмелев, зарделись адской злобой,

И о делах земли заговорили:

 

Первый демон.

Кто Он?— Зачем Он там явился к: людям,

Зачем один,—Мариею рожденный,—

Не мочит уст в той чаше позлащенной,

В которой растворен Адамов грех,

Утехами земными подслащенный?….

Кто иорданской водой крещенный?

Небесной Он, или земной природы?

Идет ли в мир порабощать народы?

 

Второй демон (с хохотом).

Порабощать?… без войск и без орлов,

Не далеко уйдет путем победы!..

Его ведут лишь жалость, да любовь,

Да сострадание…… вожди плохие!…..

 

Третий демон.

И хилые!….. какой Он царь!… не царь,

Он более слуга и друг собратий:

Смирение, пример и поученье,—

Вот грозные союзники Его!!…

 

Второй демон.

Есть слух, что будто бы о Нем пророк

Сказал: «Он будет так и тих и кроток,

Что гаснущей уж искры не догасит;

И уж надломанной не сломит ветки!»

 

Третий демон.

Не сломит?!.. Ну, хорош! А как и чем

Адамовцам ломать Он кости станет?… .

А их костей не выправишь без ломки!…

 

Первый демон.

Он, говорят, всегда уныл и грустен:

То молится, то учит, то болеет…..

 

Второй демон.

И никогда, как слышно, не смеялся….

 

Третий демон.

Так чем же Он Адамовых сынов,

Каким бичем стегать по ребрам будет,

Когда насмешка не в Его руках?!……

 

Первый демон.

У нас не так!… когда выходит наш,

Зубчатый меч,– стожальный меч насмешки,

В его руке, как молния, играет….

 

Второй демон.

Однако ж Он светильником идет, —

Чтоб посветить во тме сидящим людям!…

 

Третий демон.

Зачем уж свет несет он в их потемки?…

Давно они освоились со тмой,

И счастливы!!…- Упившися грехом,

Они про все эдемское забыли,

И– ссыльные– к своей привыкли ссылке,

Порок у них вжился, как свой домашний,

Порок и прививной и самосейный….

Вот– посмотрите– я пророком буду:

Они Его не примут, не поймут;

Увидят и….. тогда ж возненавидят!

Мы знаем их,— Адамово отродье! —

Он им не по глазам!… Напрасно, яркий

Зовет своих на светлые подарки!—

Не то у них, поверьте, на уме!…

Пеняют все: на праотца Адама,

Что спрятался под деревом от Бога;

А сами ведь такие же Адамы:

Прикушают от яблока греха,

И падают…. И, устыдясь паденья,

Пошьют тотчас одежду из притворства,

И кутают себя, от пят до темя,

Чтоб не видали их паденья люди!…

Но голос вдруг раздастся Иеговы,

(У совести есть ухо для него!)

И человек, как праотец Адам,

Дрожит и прячется от глаз всезрящих….

А мы,— мы дети тмы,– мы дразним труса,

И к новому паденью подстрекаем:

—«Ну, что ж?— кричим:– пошел- так уж иди!—

Старуха-совесть проворчит и смолкнет!…»

И новый наш Адам, отдав нам волю,

Бежит, под нашей розгою, в болото!…

И ангелы о нем на небе плачут,

А мы, в зазор, небесникам, смеемся!…

 

Второй демон.

Конечно так: мы уж давным давно

Их поняли, познали, изучили;

Издревле знахари и душеведы,

Мы промышляем в мире душеловством:

Нам лучше знать, какая где у них

Звенит струна, и как ее затронуть,

Как выманить все мысли их наружу;

Как вылущить из их сердец все тайны,

И любо нам хозяйничать у них:

К ним, право, ходишь, словно как домой,

И что прийдешь, то сделаешь ведь дело:

То уголек порой раздуешь злобы;

То клевету серьгой привесишь к уху,

То злой насмешкой смажешь им уста,

То жало всунешь в их язык проворны, —

А он и ну, с хвастливостью задорной,

Отца и мать, и недруга и друга,

Казнить, язвить и едкостью хвалиться!

То кое-что пошепчешь самолюбью,

То впустишь змейкой в их умы лукавство

И скажешь: «то расчет,— уменье жить!»..

То вдруг, всю кровь зажжешь огнистым гневом,

И на его нагое лезвее

Ты невзначай кого-нибудь надвинешь!…..

То зависть к ним за пазуху посадишь:

Пусть их, грызет холодная ехидна!!…

То на горячую их плоти серу

Хитро забросишь искорку соблазна,

И поглядишь: весь человек в пожаре!!…

Тут, всякою посулой и мечтой,

Вербуешь души в легионы ада…

Иль вдруг дохнешь угаром одуренья,

И затемнишь их здравый смысл и разум,—

И тут-то уж, тараном стенобитным

Сомнения, мы бьем в основы веры,

И всяк торопится, с проворством ловким,

Обкрадывать, распуганные души,

А стóит только, запустивши руку

В карман души, украсть оттуда волю,

И человек везде пойдет за нами!!….

—И надуваем мы ж на них и смуты:

Из крупинки, как раз, надуем гору…

В мятеж и бунт кидаемся мы смело:

Не строить, а ломать-есть наше дело!…

Нам весело плодить везде хаос,

А потому, что дети мы. хаоса…….

И сеем семена вражды все мы, ж;

А жатву пусть себе. сбирают сами!! —

Мы все у них: разлакомить ли страсть,

На все подмыть; зажечь что уж погасло,

И на огонь взливать желаний масло,

И в уши им про многое свистать: —

То поддразнить обиженное чванство,

То ум взмостить на длинные ходули,

Чтоб, опьянев гордыней, с ног свалился..

Все можем мы; на что ж им Тот другой,

Что к ним пришел учить да обличать;

А поученье слушать– страх как скучно!…

И кто ж имеет право обличать?!—

Да надобно и то еще сказать:

В бытах людских, до поученья ль им?—

Не то у них теперь играет в мыслях:

Им как бы все плясать да веселиться,—

Где б ни было,– вокруг тельца златаго,

Которого сольют себе же сами.

И вдруг, и стар и мал, пошли кружиться,

Как будто их тарантул укусил,

А мы в огонь, знай, подливаем, масла…

И вот они поют– и на волканах,

И пляшут на гробах!!… Поверьте мне:

Мы лучше с ними коротаться знаем,

И лучше мы умеем невзначай

Вскочить верхом на волю человека,

И разъезжать на гордом мудреце!!…. .

Иль самолюбьем оседлать любовь;

Или поджечь противу господина

Строптивую раба его продерзость,

И целые народы возмутить,

И разрушать и власти и законы,

Нам весело возиться со слепцами:

И весело им братоваться с нами;

От нас они охотно все берут;

За то и мы охотно их морочим,

И, посулив, что весело, что мило,

Что щекотит их уши и глаза,

За золото им суем мишуру

И пузыри даем за фонари!!…

 

Третий демон.

Давно уж так у них все к верху дном:

Быты людей забрызганы все грязью;

Где ни взгляни, нечисто в их делах;

Колеса все так и скрипят в судах,

Где тих не смажут золотою мазью;

Да впрочем что ж?– наследие Адама,—

Все разрастается по людям,– зло:

Из пальцев их зло каплет крупным потом,

И как смола к делам их прикипает!!…

А все, однако ж, крыто ярким лаком,

Поваплено приличием у них!…..

Про истину они толкуют часто,

А ищут истины под хламом лжи,

И на полях туманных заблуждений….

Им рассучить свой свиток воли стыдно;

А потому что воля нечиста!!……

 

Второй демон.

Зачем же Он там с проповедью ходит

О чистоте, об омовенье сердца?!……

Сердца у них, как зеркалистый мрамор,

За то, как мрамор, холодны, и жестки….

Что ж,– хочет ли смягчить сынов Адама?…

Зачем Он раны горьких бедняков

Крошит росою милости богатой?

Зачем все шепчет на ухо страдальцу:

—«Не унывай! у Бога есть награда!»………

Зачем твердит: «Душа! за труд терпенья

Тебе кроятся крылья из смиренья!»…..

А эти крылья,— знаете ведь сами,

Заносят прямо человека к Богу!…..

из-за чего ж, как говорят, Он учит

И разглагольствует повсюду так?!……

 

Первый демон.

Но кто же Он?– Уже ли верен слух,

Что– там,– все ангелы, ликуя в небе,

Здесь на земле следят за кем-то свыше?

 

Второй демон.

О, нет, нет, нет! Он смертный, Он земной;

Неведомый простяк из Назарета,

В свойстве, в родстве с семьею древоделя,

Работывал и сам на верстаке:

Его не раз с пилой видали наши…

 

Третий демон.

Так что ж о Нем молва так раструбила?

«Идет-де в мир невиданная сила!

В Израиле восстал великий вождь!»

Что ж Он за вождь?… Кого ведет с собою?….

Ему ли рвать венцы со глав царей?…

С Ним горсть простых приморских рыбарей,

Да тащатся за Ними голодари, —

Хромцы, костыльники, да сумари

 

Первый демон.

Да ведь о Нем сказал крестящий муж;

«Се Агнец Божий?»

 

Второй демон.

Да! и точный агнец!!…..

 

Все.

Куда ж Ему бороться с вашим львом?…

 

Так ад шумел, так говорилось в аде

И, чтоб решить задачу наконец,

Пошел к Нему из ада- Сатана.—

 

 

ИСКУШЕНИЕ В ПУСТЫНЕ.

 

И видели, на высоте скалы,

Два образа- две тени рисовались:

Один был Он, с Своей главой в лучах,

Тих, величав, в хитоне алом, цельном,

С лазурною одеждой на плечах,

С волнистыми власами по плечам…

Из-под накинутой телесности

Сияло в Нем, как солнце, Божество. —

И гнусное другое существо,

Кругом Его, тревожно суетилось:

Безвласое чудовища чело

Имело вид и тусклый отблеск меди;

Огромные два черные крыла

Поверх хребта горбатого дрожали,

Как испарения глухих болот…

Но скрасил он уста свои улыбкой,

И шепотом приветным говорил:

— «Взгляни на дол…. на эту даль земную,

На этот мир….. Им люди дорожат!…

Я царства все раскинул пред Тобою;

И я скажу Тебе большую тайну:

Народы там родятся н живут, —

Не зная, как, к чему и для чего!….

Не ведая, зачем пришли на жизнь,

Не знают, что с своею делать жизнью,

И ветрено играют с нею в жмурки….

Толкаяся вокруг ничтожных целей,

(Их суетность и тешит и манит).

Они бегут за всякою приманкой,

И ссорятся, завидуют, враждуют

И режутся за все….. и за ничто!…

И я скажу Тебе еще одно:

Знать это уж врожденно человеку,

Что должен он повиноваться силе!….

Несмыслен, туп…. он любит в детстве жить

И за вождем, закрыв глаза, ходит!…

Вот сторона,– умей лишь только взяться,—

С которой их судьбе легко схватить

И все зажать в горсти, а там, как кукол,

Их выпускай на нитях;- но смотри,

Чтоб воли им не передать: — не стоят!…

Обманчивы, неблагодарны, злы,

Все сделают из выгоды и страха:

Вот, отчего я крепко их держу

На поводах из злата и железа!…..

И взнузданных, как месков и коней,

Я часто их бичем моим хлещу:

Наскучит мир…… я крикну, возмущу-

И ринутся народы на народы,

Как двух морей завихренные воды;

А без того, ведь человек ленив:

Ленив,– я говорю;- ему дай волю, —

Он будет спать, и спать, и только- спать!…

Но, иглами страстей и нужд бодомый,

На все готов: умей вести его! —

Вести грозой, а иногда и лаской…….

Как бойкий птицелов, наставь сетей,

И, то приманкой, то затейной сказкой,

Мани к себе Адамовых детей;

Но не давай и замечать замана;

Не допускай опомниться, понять…….

Мешай им вглядываться, в вещи близко,

Чтоб на себя не оглянулись сами!….

Задуматься, одуматься мешай:

Задумавшись, одумаются скоро,

И, может быть, как знать?… найдут дорогу….

А ты пестри, раскрашивай приманки,

Со всех сторон их кличь на суету,

Чтоб им не знать, куда и оглянуться;

Чтоб их душа металась, как в угаре,

И все б летала из гостей да в гости,

А никогда бы дома не сидела;

—«Вперед, вперед!»….. кричи им беспрестанно:

Влеки и увлекай их зыбкость волей;

Разбрасывай их ветренные мысли;

Рассеянью вели съедать досуг,

Спускай на них тревогу за тревогой,

Чтоб и в глаза им не видать покоя…..

Покоя,– говорю Тебе,– покоя!….

Ты бойся, как огня!…. Покой светлит!!…

Сосредоточенность души– опасна!!

Преследуй и гони покой души…..

Пусть всяк свою растрачивает душу!….

Смущай. И отводи глазаи путай,

Запутывай, чтоб не видать того,

Чего ни знать, ни видеть не должны!!….

А более всего страшись согласья,

Единомыслия….. любви и дружбы

Страшись!!…. Дели, дроби и розни всех:

Пусть всякий славу ближнего туманит,

И самолюбие другого топчет!!—

Двум мнениям не дозволяй сходиться:

Пусть каждый носится с своею мыслью

И пестует свое дитя!…….. Мне любо

Глядеть на их озлобленные страсти,

На их задор, на им готовность к драке,

К резне за мысль, за слово, за полслова!!

Глядеть, как спорщики, о всем со всеми,

Готовы спорить с собственною тенью!!…..

Дразнить, травить одних другими, ссорить,

Моя охота и…. Когда б ты знал,

Как к этому податливы они!!……..

За то, прикрыв, их бурей смут житейских,

Над распрями, волненьем и раздором,

Я плаваю державным господином,

—Вот как я действую!… Пример с меня…

Захочешь их еще осетить боле?

Гаси везде к высокому любовь

И привяжи их души к мелочам,

И заливай их смутою вседневной

Кружи, верти, мути, морочь, пленяй…..

И, чтоб отвесть их мысли от отчизны,

Томи их черною работой жизни:

Заставь толочь пестами в ступах воду,

Пересыпать из меры в меру пыль;

Из паутины- сети выплетать;

Без отдыху ловить руками ветер.

И по полю за радугой гоняться….

А между тем, чтоб им не дать вздохнуть,

Топи в тоске, в унынье, в ложных стихах,

И, морем вкруг разлив молвы и шум,

Смущай их дух, темни, их ум,

И погружай их, в чад главокруженья…..

— Два бога у людей: ты это знай:

Бог первый– золото; другой бог- сила!…..

Тверди, труби о поклоненье злату,

Как истому источнику блаженства;

Тверди, труби про роскошь и про негу;

А более всего– про наслажденье:

Пусть задыхаются от наслажденья,

И чествуют и угобжают плоть!!….

Корми земных– землей: им, то и надо!

Сынам минуты- недоступна вечность;

Оставь их рыться в их земном блаженстве:

Пусть все несут на жертву наслажденьям!

—Так действуй с жадными, до наслажденья:

А гордецам и честолюбцам жадным,

Сули и власть, и силу, и успехи……..

Ты можешь все! Ты будешь– я второй,

Оставя мне как водится, главенство. —

Я дам Тебе ключи от сил природы,

От тайных жил и златоносных копей.

И Ты и я- мы поворотим землю!!….

Бери так сейчас и золото, и силу,

И приводи мои уроки в дело. . .

Ты видишь Сам,– я шедр и откровенен!

Я тайны все свои Тебе открыл:

Ты посвящен в высокую науку —

Играть судьбой и волей человека!..

Я чувствую, Ты, будешь нужен мне!…

Возьми ж себе из царств земных любое:

Все скиптры тут; я властелин властей,

И славы я земной распорядитель:

И вся сия мне предана!!… верь мне,

Захочешь…. Рим унизим…. Иудея:

Из кандалов оружья накует,

И за тобой пойдет к победам верным…

—Как весело в своих раздуть отвагу,

Вспахать поля копытами коней,

И трупами врагов своих засеять!!…

Я созову к Тебе, несметны рати: . . . I

Их тучи стрел затмят светило дня,

А кони выпьют озера и реки,….

— Послушай же, держися за меня,

Ты громом дел пронзишь грядущи веки,

И ветхий Рим раздавишь под пятой…..

Бери ж венец и выбирай короны,

И над толпой народов возносись;

Но только мне, для вида,…. поклонись!.

Я оболью Тебя, земною славой!……»

И замолчал. С улыбкою лукавой

Глядит и ждет, что скажется в ответ.

А между тем все царства с городами,

С их чудною, живою пестротой,

Раскинулись, как свиток, развитой….

—Он выслушал…. и, бросив грустный взгляд

На гнусного советчика, вздохнул,

И коротко сказал в своем ответе:

«Я ведаю, Кому Мне поклоняться!…

Читал ли ты в Писании слова:

Я Бог,- кумиров не твори,

И никому не кланяйся иному!»…..

Так говорит в законе Вседержитель!

—Иди же прочь- и дале не дерзай!….»

Заскрежетал зубами искуситель,

И побежал от солнца правды прочь,

Как от лучей бежит на утре ночь…..

Две молнии– два острые меча-—

Из глаз его сердитых засверкали,

И звонко холмы застучали

Под крепкою, мохнатою ногой,

И ринувшись с земли к зыбям воздушным,

Всю толщу воздуха он разодрал!!…

И в областях превыспреннего света

Стемнел, как тма, зарделся, как комета….

Рой ангелов с путей его бежал;

Болезненно вздыхали небеса;

И звезды на осях своих трещали,

Когда он им налетом угрожал:

За чистоту они свою дрожали,

Зане близь них нечистый пролетал!…

 

 

РЫБАКИ.

 

Спит волна Тивериады,

в небе тихо и светло!

Смотрят веси,– смотрят грады

И воздушные лампады—

Моря в синее стекло…

Спят волна Тивериады.

В небе тихо и светло!

 

Блещут золотом дубравы

Под янтарною луной;

Блещет пар, ложась на травы,

Серебристой пеленой…

 

Спят стада, безмолвны долы,

Очарованные сном,

И роятся лучиолы

В тихом воздухе ночном…..

 

Ночь прекрасна Палестины;

Но не шумным городам

Видеть тихие картины

Тихой ночи по водам…. .

 

Есть другие божьи люди,

Что не знают городов:

Как легко дышат их груди

Под навесом берегов!…… .

 

Простодушные, как дети,

В знойный день, в тиши ночной,

Тихо, реют, бросив сети,

Над жемчужною волной….

 

И глядят, как хоры звездны

И румяная заря,—

Праздник ночи,– сходят в бездны,

В опочившие моря…..

 

Звезды блещут в высях чудных,

Звезды светятся на дне,

А на зыбях изумрудных

Рыбарь дремлет на челне……..

 

Сколько чувств и дум прекрасных,

Отражают небеса,

В этот час, в сердцах бесстрастных

Свежих, чистых, как роса!!….

 

Любит их и мать-природа,

Счастье им дарит, как хлеб:

Труд привычный, дум свобода-

Нет у них других потреб!…

 

Вот под темною горóю,

Светят ясно огоньки:

То над сетью, над ладьею,

Вечеряют рыбаки…..

 

Первый рыбак.

Трудились днем, да труд не заплачен!

Ин, не закинуть ли нам сети на ночь?—

 

Второй рыбак (молодой)

Не ведом час!… об нощь трудился некто,

И ничего и за ночь не достал.

 

Третий рыбак.

Ну что ж таить?— Твой некто всем известен,

То– Симон наш! Рыбак, кажись, искусный!

А случай выпал так, что ничего

Не выпросил у моря!…..

 

Четвертый рыбак.

Да!……. Однако ж,

Закинул днем– и сеть рвалась от рыбы…

 

Пятый рыбак.

Закинул не спроста, а по веленью!

Так, брат, закидывать дай Бог и нам!…

 

Шестой рыбак (старый).

Блажен, к кому прийдет Его веленье,

Тот смело сеть закидывай на глубь!

Хотя бы зыбь, как вспаханная нива,

Вскоробилась и пеной заплескала;

Хотя б взвились стада крикливых чаек,

И рыба вся хоть канула б на дно:

Из-подо-дна ее достанет сеть,

Когда пошлет ее туда веленье….

 

Молодой рыбак.

Во истину! Так с Симоном случилось.

Клич кликали, сзывали на подмогу;

Со всех сторон сбегались рыбаки,

Чтоб выгрузить невиданную тоню…..

А после Гость шепнул: «отчаль, брат лодку!»

И стал учить, и как учил народ! .

 

Третий рыбак.

Зачем же Он отчаливал-то лодку?….

 

Старый рыбак (воодушевляясь.)

Мой сын! Когда в душе послышишь Бога,

Спеши свою отчалить ладию!

Чтоб шум людей, их смута и тревога,

Не хлынули вдруг на душу твою!….

Вот от чего ладью отчалил Симон!

А кто же был у Симона в ладье!? —

 

Молодой рыбак.

Кто был?….. Был Он.

 

Старый рыбак.

Чье дивное веленье………

 

Первый рыбак (перебивая его)

Да чье ж веленье!… Кто?.. Кто этот дивный,

Которому и воды платят дани,

К которому не рыбу лишь со дна,

Но, говорят, живьем всю душу тянет?—

Ведь Симон-то сперва не устоял!…

При деле том оторопел бедняга,

И говорил: «Оставь меня, Могучий!

Не стою я, чтоб был моим Ты гостем:

Я весь в грехах!…» Но. Он ему в ответ:

«Иди за Мной!… Отсель уже не рыбу,

Людей: начнешь ловить в иные сети!…. «

И он пошел, покинув все хозяйство.

 

Молодой рыбак.  

Ах, Господи! Да как не кинуть все?

Покинул бы и новой мой челнок,

И звонкую свирель, и песни… И…

И сеть, едва довязанную мною,

Когда б меня Он позвал за собою!

Предивное о Нем вещают люди!…

 

Третий рыбак.

Да! говорят, кого ни позовет,

Так за душу, как бы руками, схватит!

И уж за Ним, как смирная овечка,

Идет душа, как в луг за пастухом…

Вы знаете: Он шел, намнясь, по рынку;

А мытари с народа брали дань;

И вот,– Он стал и смотрит долго, долго,

На одного,– на мытаря Матвея —

И вдруг сказал: «Матвей! Иди за Мной!

И бросил он и мытницу и злато,–

И вслед пошел за звателем своим,

И что бы там ни толковали люди,

А он за Ним все ходит… ходит… ходит!…

 

Четвертый рыбак.

Да отчего ж за Ним так люди ходят?

 

Пятый рыбак.

Мне говорил один из званных: «Брат!

Не можешь ты никак себе представить,

Ни мыслию домыслиться о том,

Ниже во сне когда-либо увидеть;

Как весело вослед за Ним ходить!

Ни голода не чувствуешь, ни жажды,

Ни помыслов не знаешь о житейском!

Ты словом уст Его бываешь сыт;

Он напоит тебя водой живою:

Ты весь легок: летишь, земли не слышишь,-

И плавая, как птица, над землей,

Весь счастлив ты и весел: сладость, сладость

Так и кипит на сердце у тебя,

И на уста течет душистым медом…

Из слов Его,– мне говорили часто, —

Из слов Его и от Его одежды,

Невидимо исходит сила жизни

И теплотой блаженства греет душу:

В Нем свет и дух, и от Него так сладко

Живой елей на сердце каплет, каплет….

При Нем везде как будто брачный пир,

И непонятною любовью тает

Душа, когда больную обвевает

Его святой, невыразимый мир!…..

Живя при Нем, ты Им одним живешь,

И погружаешься в Него, как в вечность!»…

Не я один, все говорят про это,

И все твердят,– кто только это знает,—

Что от Него небесным так и веет:

Пойдешь за Ним,– забудешь все земное!….

 

Шестой рыбак.

Я, братцы, ведь у Ирода бывал,

И раза два– в Пилатовом дворце:

Но счастья нет у тех счастливцев мира!…..

Мне страшно там: обшитые железом,

Все латники угрюмые стоят;

И, поглядишь, у них на шишаках,

То римского орла крыло и когтя,

То голова волчицы, скалит зубы;

Да на чужих глядят и сами волком!..

И все они как будто там в угаре,-

Рассеянно, без воли, без сознанья,

По навыку вседневному слепому,—

Все бегают, снуют да суетятся;

На них глядишь: чего-то, словно, ищут,

Как будто душу где-то затеряли;

А у меня с тоски душа озябла,

И страх как мне у них неловко стало

За то уж там и не слыхать слыхом,

Чтоб было так привольно и отрадно,

Как там,- у тех, что вслед пошли за Ним?….

 

Первый рыбак.

И как нейти? —Он так зовет приветно

Намедни в городе, я слышал сам,

Он говорил собравшимся толпам:—

 

«Прийди ко Мне страждущий,

Прийди ко Мне жаждущий,

Нищий и болеющий,

Крова не имеющий…..

 

Прийдите печальные,

В народе опальные,

Хромые, безокие,

От людства далекие!…

 

Прийдите, безродные

Сердца благородные,

От мира сокрытые

Людьми позабытые!…

 

Из мира волнения,

Клевет и гонения,

От жизни суровые

В объятья готовые,

Прийдите ко мне!!!….

 

Прийди, унывающий,

Покоя незнающий,

Почить в тишине!……

В моей стороне

Простор есть сердечности;

Я дам воду вечности

И воду забвения,

И все треволнения

Исчезнут как сон!!!»……..

 

Так с лаской восклицал к народу Он!—

И люди слушали….. Но все ли понимали,

Что дивные слова те обещали?!…..

Однако же я слышал восклицанья:

«Нет!… человек так говорить не может!»

 

Третий рыбак.

Да!— помню я,– своим я видел глазом,

Как, дивный Он, на днях в Капернауме,

Промеж собравшихся стоял людей,

И как хорош, как величав Он был!…

И весь народ, по тайному влеченью,

(Как будто кто скликал к Нему их души),

Кругом Его– волна волной– теснился;

А Он, кажись, уж сбросил наше тело,

И уж стоял как истый горний дух.

В глазах Его небесное горело,

И светел был, и весь кипел Он небом;

А силы, силы:— сила поученья,

И мудрости и чудного целенья,

Как на небе кругом луны получье,

Вокруг Него на весь народ сияли!!…

 

Пятый рыбак.

Да кто ж Он Сам?!….

 

Первый рыбак.

Кто Он!…. Не мы с тобой,

Уж многие старались дознаваться,

О том– кто Он!… Не даром фарисеи

Разбегались в своих широких ризах,

И нюхают следы Его, как псы!……

Намедни всех опрашивали наших:

«Не здесь ли шел?… С кем говорил про что?…..

Не делал ли каких чудес в субботу?

Чему учил?… Не назывался ль Богом?»….

И мало ли о чем еще пытают,

Как пьявицы впиваяся в народ:

То сребренники суют в руки, то

Грозят грозой, и всех сбивают с толку…

И книжники в своих огромных книгах,

Зарылися…. И трости скорописцев и

Работают;– а все о Нем хлопочут!….

Кто ж этого не знает и не видит?…..

Ну, только есть и толков, что о Нем!…

 

Четвертый рыбак.

А что ж народ?… — . .

 

Первый рыбак.

Народа не обманешь.

В народе есть какое-то чутье,

И часто он, не зная как, а знает

И говорит, кажись спроста, а дельно!…,

Есть у него, так молвить, третий глаз,

И этот глаз ведь не во лбу, а в сердце….

Вот этим-то, своим сердечным глазом,

(Поставленным от Бога в сердце оком),

Народ вдали и видит и предвидит,

И чувствует, чтó есть и чтó случится.

За то мудрей он всяких скорописцев,

И хоть спроста, по своему гадает,

А все ж таки угадчиком бывает!…

Не по пустому ж все твердят издавна

Одно и то ж: «Глас Божий-глас народа!»…

 

Второй рыбак.

Ну что ж о Нем народ-то говорит?

 

Первый рыбак.

Он говорит: «Грехов-де стало много,

Умножилось нечестье на земле;

И вот земля, вздыхая по зарям,

И обливаясь крупными слезами,

Что мы спроста привыкли звать росою,

Взмолилася молитвой грусти к Богу,

Чтоб защитил ее от человека,

Который все строенье воли Божьей

По-своему переиначить хочет:

И вот она боится за себя,

Чтоб за грехи людей не пострадать!…

 

Второй рыбак.

Неужли так в народе говорится?

 

Первый рыбак.

А разве нет?….. Народ смекает больно;

Он говорит, что землю Бог услышал,

Что принято ее прошенье в небе,

И что, с небес взглянувши на людей,

Увидел Бог великое смущенье:

Все сбилися;– все не туда пошли!…..

И больно стало это сердцу Божью;

Хоть у Него и требовала правда,

Чтоб поразить людей другим потопом;

Но милосердие смягчило правду,

И Он,— за нас болеющий Отец,

Нашел в Себе Самом для нас целенье;

И, пожалев о заблужденных детях,

Кого-то к ним послал– их научить,

И посветить в потьмах идущим людям,

И показать им — верную дорогу…….

 

Второй молодой рыбак.

Неуж-то Он и есть?……

Ну, наше ль дело-

О Божиих деяньях толковать?

Не нашему уму про это знать!……

Смотрите: вот уж небо забелело:

Огни пригаснули,— пора б и спать!…..

 

Молодой рыбак.

Нет!… Сердце вдруг во мне поворотилось.

Я чувствую: Он точно самый Тот!…..

И…. слышите ль?…. Чу!…. Он зовет, зовет!—

(В восторге, будто кому-то откликаясь.)

Иду!….. Иду!….. И сеть свою бросаю,

И ладию, и все, и все…….. Иду!…..

Я весь горю….. Душа, как голубица,

Встревожилась.— И тесно ей в груди:

Крылами бьет о грудь мою, ища

И выхода, и воли, и простора!……

Душа горит, душа болит по Нем!

И просится, как к жениху невеста…….

О ты,– меня зовущий этим гласом,—

Пошли моим ногам еленя скорость!

Дай им криле!…. Я за Тобой лечу!

Я Твой!…. Я Твой!…. К Тебе, к Тебе хочу!…

 

(убегает)

 

Шестой старый рыбак (с важностью.)

Он слышал зов!….. Блажен, блажен, кто позван!…..

 

(к другим.)

 

А мы, друзья, свои устроим души,

И покорим Предвечному свой дух!

Быть может, Он и наш раскроет слух;

И если зов услышат наши уши,

Не станем мы, как праотцы в пустыне,

Ожесточать сердец своих!…. Не будем

Жалеть своих избытков и сетей,

Челнов и тонь!

 

Все.

С любовию детей,.

Мы все, мы все на отчий глас готовы!

 

Шестой старый рыбаке (подъемли глаза к небу.)

Зовущий! Позови!…

 

Все вдруг.

И нас! И нас!!….

 

 

СЦЕНЫ

 

на берегах Мертвого моря, в виду Мозыских Гор

и древних развалин градов Ханаанских,

 

 

СЦЕН А 1.

 

НЕЗНАКОМЕЦ.

 

В полной жизни Палестине

Есть без жизни сторона:

На соленой логовине

Дремлет мертвая волна.

Тускло горькие туманы

Громоздятся иногда

Там, где скрытые волканы

Поглотили города;

Где пороков логовище

Было в оны времена,

Где огромное кладбище

Стала грешников страна!….

 

Над волной зеленоватой,

Там– на пасмурной скале,—

Тайным горем весь объятый,

С явной думой на челе,

Виден стройный незнакомец:

Шлем пернатый,- на плечах

Леопард– пустыни страх,—

Меч двужальный на цепях…..

Кто он?… Странник?.. Иль бездомец?..

Может быть, в его речах

Разгадаем мы причину

Тайной грусти, явных дум:

С ними в сонную пучину

Он вонзил и взор и ум….

Он загадка: весь он в споре,

Все в нем резко говорит:

При холодном Мертвом Море

Весь он жизнию кипит. —

Здесь, где все оцепенело,

Все без шума, без забот,

Вспомнил многое, и смело

С жизнью Он повел расчет.

 

Незнакомец (всматриваясь  в Мертвое Море).

 

Так вот оно- изображенье смерти,

Исход болезни, что зовем мы жизнью:

Конец борьбам, волненьям и тревогам….

Что значит жизнь?- Загадка, для живущих

Живем, а как?… не понимаем сами!….

Родясь на свет, младенец горько плачет,

Как будто не-хотя вступает в жизнь;

Как будто бы торгуется он с жизнью….

Пред смертию уж за него другие ,

И слезы льют, и молятся, и рвутся. . .

Сдержать его в садах волшебных жизни….

А жизнь сама?… Сны на яву, бред грезы

Сцепление противуречий грустных:

Спор жаркий душ с действительностью хладной:

Какое-то протяжное раздумье,

Где ссорится существенность с мечтой,

Где борется с вещественностью дух;

Где судится жизнь мысли с жизнью дела;

Где разум строит,— страсти разоряют!!… .

 

(помолчав.)

 

Что ж жизнь?— Цепь золотых колец и медных.

Что жизнь?— Река с златым песком и грязью;

В ней вечный спор богатства с нищетой;

Течет в скалах, или цветущей гладью,

А все-по руслу скорбного терпенья…..

Жизнь– радуга из слез, теней и света,

Под косвенным лучом надежд далеких:

Одним концом блестит над колыбелью,

Другим, бледнея, гаснет над могилой!!….

—«Жизнь– воспитание для вечности!»….

Так говорил мне мудрый Иессей.

Но кто поймет и кто ему поверит?!…..

Что молодость?– Конец хазовой жизни!…

Что сердце?– Лабиринт и неисходный,

Где: «да» и «нет» блуждают в вечном споре!…

Что люди?… Мысли в образах и лицах!

Что радости?– Рассыпчатые звуки:

Их слышат все,- кому ж даются в руки?!

Что замыслы?– Воздушные картины!..

Что слава?– Кладбище имен великих!

Что настоящее?… Одно мгновенье–

Черта, в пробеле, меж вчера и завтра?–

Что счастие?— Какой-то аромат,

Навеянный откуда-то на землю:

По запаху мы знаем лишь его!!….

И кто же объяснит нам жизни цель?—

Есть две постели по краям сей жизни:

В одной младенец, а в другой- мертвец!

Двух приговоров ведаем мы силу:

Один на смерть– кладется в колыбель,

Другой на жизнь– положится в могилу….

 

(подумав.)

 

Так говорит ученье Иессеев…

Так кто-то часто шепчет в душу мне…

Какой же вывод сделать из обоих?–

И что же, наконец, есть наша жизнь?!..

Что жизнь?– «Те ж песни, скажут, что бывало

Певалися бывалыми людьми:

Слова одни, но голоса другие!»….

 

(подумав)

 

Пусть так; но как-то все не то…. не полно:

Вопрос еще не насыщен ответом!-

И я еще…. и раз еще спрошу:

Что жизнь?.. И на вопрос отвечу сам:

Жизнь– чудная красавица на взгляд:

Венок обвил перловое чело,

И шелк волос рассыпался на перси,

И блеск зари на лилиях ланит;

И звезды пылкие живых очей,

И медовая речь, из уст коральных,

Так вкрадчиво нашептываясь в душу;—

И чудный стан, и легкость, и воздушность:

Все, все манит ребенка человека!…

И кинулся к волшебнице ребенок,

И весь охвачен чарами надежд,

И бурею желаний безъименных….

Но миг еще….. Переменилось все:

Жизнь сбросила свой радужный покров;

Красавица исчезла, а торчит

Морщинная старуха!– Прихотливо,

Как своенравное порой дитя,

Она своей игрушкою вертя,

Невольником несчастным помыкает:

«Вошел,— иди!» И, по степи песчаной,

Идет бедняк, свои глотая слезы,

И песнь поет (знакомую мне песнь!)

 

— «Разбит на поле жизни

Несчастный человек!»……

 

А хитрая, подслушивая скрытно,

С усмешкою лукавой говорит:

Я сделала свое: я заманила!…..

Так что же, после этого, есть жизнь?—

Начетчики премудрых книг и свитков!

Потрите лоб, и развяжите мне

Запутанность загадки, над которой

Сидят и думают века.– Скажите:

Что значит жизнь?… я спрашиваю вас!…

«Жизнь» –говорите вы: «урок терпенья;

Дотерпишь– и поймешь значенье жизни.»

Быть так; но все далеко до развязки!!…

К сравненьям любите вы прибегать

И говорите мне: «жизнь есть дорога!»—

Дорога…. Да! Но дело все не ясно!…

Не лучше ль– я придумаю сравненье:

Жизнь — торжище, базар, где всякий хочет

Позапастись и нужным и ненужным,

Лохмотьями- и чем пестрей, тем лучше!—

Где всяк обходит лавки торгашей,

Хлопочет, ищет вещи ненаходной;

А спросите: «чего?»… И сам не знает!…

Был некогда вопрос: «Что значит жизнь,

Со всею пестротой ее условий,

Со всем, что в ней великим называют?»—

И был ответ:— мудрец его сказал,

И что сказал, то истина: «Мы все

На караван похожи вавилонский:

Товарами различными верблюды

Навьючены- и им почет различный:

Одних ведут на золотых уздах,

И холят их, и в стойлах, на ночлеге,

Особняком, на лучшем держат корме;

И думают глупцы, что то для них,

И чванятся перед своею братьей…..

А дело в том, что лучшие товары

И драгоценности, в красивых вьюках,

Уложены на их спинах, горбатых.

За то других, с товаром мелочным,

Погонщик сзади просто гонит плетью!..

Но что-ж потом?– Приходят в Ерихон,

Или на торжища Кафернаума,

И, разгрузив дорожный караван,

Верблюдов всех, без дальнего разбора,

В одну и ту ж конюшню: запирают!»….

 

(подумав)

 

И какова еще конюшня будет?!

Желал бы знать, в какую попадут

Пилат заносчивый и Ирод грозный!.

 

(по долгом молчании.)

 

И реки то ж:— пока текут, шумят;

А ближе к морю….. Шум их замолкает:

Таков и мой любимец– Иордан!…

 

(с чувством.)

 

Как я любил– в дни детства золотого,

(Когда мы свой шатер перенесли,

Из дикия египетской пустыни,

Сюда, в края цветущей Палестины,) —

Как я любил гремучий Иордан, —

Могучую моей отчизны реку….

Бывало я, от матери тайком,

По целым дням просиживал один

В ущелье, где нибудь под рослой пальмой,

На берегу пустынном Иордана.

Тогда, — (они опять теснятся в душу,

Как дети к матери,– воспоминанья детства!)—

Тогда — какой-то мир,– не мир мятежный —

Ко мне, как друг, с приветами сходил,

И ближе все, теснясь ко мне, смыкался,

Пока меня всего замкнет в себя!….

Тогда душа, бывало, встрепенется

И разыграется….. И мне тепло,

Тепло!…… И вдруг заискрятся мечты!….. .

Видения и образы, как братья,

Вокруг меня роями затолпятся,

И что-то мне великое сулят!…

То праздник был для молодой души,

И таяла она в забвенье сладком…..

Но Иордан, плеснув волной, бывало,

Меня будил, и выкликал опять

Из чудного таинственного мира —

Из мира роз и золотых видений;

И я, — стряхнув с себя мечты и грезы,—

Как с крыльев мотылька пыль ярких радуг,—

Я становился мальчиком простым —

Без обуви, в лохмотьях, бедным нищим!!…

Но все я жить любил в мечтах заветных,

И будущность высказывалась мне

В предчувствиях, в прозрениях и снах…..

И все душа просилась к Иордану,

И все с его волной играть любила……

Ах! сколько раз я говорил себе:

Вот образец для жизни человека,

Для сына смелого пустынь и воли!

Пускай они, — изнеженные веком,—

(Твои сыны, несчастная отчизна!)

Пускай они, в угаре городов,

Забыв свой род и мужество отцов,

Полижут пыль и обувь той ноги,

Которая с презреньем наступила

На раздробленную грудь Иудеи!…

Я не хочу быть взнузданным животным

В запряжке римского ярма — и молча

Мертветь душой при общем омертвенье:

Я жить хочу и действовать и биться!…

Чего нельзя у сильных вырвать силой,

То мужеством, отвагой и умом

Возьму себе, пока пример пробудный

Пробудит дух уснувшей Иудеи,

Играющей в просонках кандалами!…

Мы накуем мечей из кандалов,

И двинемся священною войной

На гордецов….. И наши леопарды

Ощиплют пух хвастливого орла,

Что заклевал свободу Палестины!»……

Так говорил я часто с Иорданом,

И я, как он, боролся и блистал,

И в буре я вещей и дел носился,

Стремясь душой, стремлением влекомый,

К какой-то все неведомой мечте……

Но где же мой (обращаясь к устью Иордана) любимый образец?!…

Уже ль и ты неволе покорился

И замолчал?!… Где ж дел свои ты волны?!….

Могучие смирилися в песках;

Необходимость покорила волю!!….

И ты, весь жизнь, — влечешься в море смерти,

И желтою змеей едва ползешь!

Гремящий там,— ты здесь молчишь и гаснешь….

Ох!… грустно мне!… Мне грустно за отчизну,

За человечество….. И за себя!….

Я не могу ужиться в этом мире

Безжизненном, с моим избытком жизни:

Мне надобны условия иные,

Мне тесно здесь, душа простора просит:

Мне надобен другой порядок дел…

И я искал когда-то дел и славы,

И, весь живой, кипучий Иордан,

Я города смывал, как наводненье,

И, мысль свою прикрыв грозой набегов,

Все к цели шел….. Но что же?…. Я прослыл,

(Непонятый отчизной и людьми,)

Прослыл у них—злодеем, душегубцем!….. .

 

(с жаром.)

 

А как им знать что тут– в моей душе?

Какое в ней борение бывает?

И кто во мне и плачет и вздыхает

Среди толпы, пирующей за чашей?..

Как ведать им, что деется со мной?

И как, влеком неведомой судьбой,

Против воды, плыву рекою жизни…

И часто сам, идя против себя,

Сражаюсь, бьюсь и сам с собой борюся…

То вдруг, порой, бываю диким вепрем,

То вдруг во мне заплачет человек….

Две воли разом ссорятся, бывало,

И мысль одна другую рассекает!…

«То,— говорил мне старец Иессей,

То ночь и день сражаются в тебе,

То борется в тебе твой грех с законом!»….

Быть может так……. Но есть еще другое……

Ах! сколько раз, когда в груди кипело,

И уж сверкал в руке моей кинжал,

А жертвы, (то старик ли седовласый,

Или жена с бледнеющей ланитой,

Или, с коня– мной сорванный, мой враг):

У ног моих в бессилье трепетали,

Я заносил удар на смерть, но что-то

Меня как будто за руку хватало;

И слышал я, что это что-то было

Во мне самом. Да, да, в моей душе!!….

Там, будто, я другой являлся и…..

И тот другой мой я -меня смягчал,

Удерживал, остепенял, разумил,

И жалостью мне сердце обдавал!….

А сколько раз то что-то, — я другой,—

Как правда, как закон меня судил

Или, ходатай, умолял за слабость!.. ….

А сколько раз, в пылу всевластной страсти,

Когда мне в душу пламенник горящий

Закидывал красавиц жгучий взор,

И дева чистая, под зыбкой тканью,

В моих руках была победы данью….—

Вдруг,— там в груди,- стучал какой-то молот,

И грозно, я– другой мой, выступал,

И пробегал по жилам тайный холод…

И, — страшный лев, свои раздвинув когти. —

Я выпускал добычу из когтей;

И, погасив кипучей страсти взрывы,

Я отрывал красавицу от сердца,

Я отрывал ее, как перевязку,

Присохшую к живой, кровавой ране,—

И отдавал невесту жениху!!….

Что ж это там живет в моей груди,

И что во мне, невидимо живя,

Мне так в борьбах сердечных помогает?…

Что так мою воспитывает душу?

Что шепчет ей о чем-то неземном?

Что силится ее облагородить?

Что столько дум мне сладких навевает?..

Увы! то из них никто не знает!….. .

 

(Задумывается. Далеко на горизонте показываются всадники.)

 

Незнакомец (всматриваясь в даль.)

 

Мои!….. Но скучно мне: туман ли с моря,

Или предчувствие туманит душу?….

Пойду бродить….. знакомиться с местами…..

Пускай одни– им без меня вольней!—

Поставят ставки, разведут огни,

И топят горе в чаше круговой……

Нам не всегда бывает ловко вместе:

Они меня не вовсе понимают!

Есть что-то здесь– на сердце у меня,

 

указывая на сердце.

 

Чего из них никто постичь не может!…

Я часто– темная для них загадка,

Египетский иероглиф.— И как,

Как им понять,—  и как и чем живу я!!…..

Как им понять все тайное во мне,

Когда я сам?…. Поймет ли он меня

Какой нибудь Иехония, весь тело

На двух ногах,– и потому лишь только

И человеком– называться может!—

У них свое. … А я?…. Однако ж есть,

Есть, правда, там один…. Меня он знает:

Он молод, чист еще и прозорлив

Душей простой и девственно невинной.

Он на меня глядит с благоговеньем;

И— памятью чудесной одарен,—

Он все мои слова твердит и помнит:

Он— отпечаток чувств моих и мыслей….

И как же быть? Его, еще малютку;

Я выносил на собственных руках.

При мне– и рос– и вырос он…. и свыкся

Со всем, что чудного во мне бывает.

А ведь во мне загадочного много,

Чего и сам не понимаю я!!!….

 

Всадники становятся виднее.

 

Незнакомец скрывается за скалами.

 

 

РАЗБОЙНИКИ.

 

Без этой сцены не узнали бы мы ничего о вседневной жизни разбойника и обыденных отношениях его к товарищам, ни мало не сходных с ним в чувствах, понятиях и образованности. Представитель начала духовного, он заключен обстоятельствами в среду, ему не свойственную— в общество, не понимающее его мечтательного нрава, его высоких  ощущений, надежд неопределенных и упований, часто и для него самого неясных. Окружавшие его были истыми представителями плоти, и жизнь его между ними была вечная борьба, вечная ссора души, негодующей на слабости и низкие наклонности тела, стесняющего парение духа. Здесь, на берегах Мертвого Моря, автор выводит толпу буйную, разгульную; но остерегаясь рисовать слишком резкие картины разврата и своеволия, выказывает в легких очерках только некоторые стороны товарищей разбойника атамана, которому завидуют, которого осуждают по-своему, и, между тем, в пересудах о нем высказывают его образ мыслей, и передают черты из его жизни. Сам атаман не выведен на сцену, но молодой разбойник  (его двойник по чувствам и мыслям) действует, как Представитель атамана,– своего воспитателя. Рассказ старого разбойника о иессеях и ферапeвтах передает нам сокровища древней до-Христовой мудрости, таившейся в пустынных преданиях. Сцена, в которой мы знакомимся с шайкою степных разбойников и атаманом их, может быть, и составит резкую противоположность с рядом картин из жизни Спасителя, но без нее, (еще раз повторю), мы ничего не узнали бы о жизни самого разбойника, Им спасенного. Речи и возгласы разбойников, речи как тому и быть должно, грубые, часто буйные, проникнуты кощунством, суесловием, и служат темною подкладкою для светлых черт, образующих характер и особу атамана. — Сам атаман, нося

в груди своей зерно благодати (таинственную каплю) живет, как мы сказали, в борьбе, в томительном противоречии с окружающими его, с самим собою. Неудовлетворенный настоящим, он охотно предается мечтам и надеждам на будущее… Ключ к тайнам его сердца, — последнее слово, долженствовавшее осмыслить всю его жизнь, было — на кресте: там открылось значение сердечных его волнений, там вместе с вратами Рая, раскрылась и вся судьба его жизни.

 

 

СЦЕНА II.

 

 

РАЗБОЙНИКИ.

 

Разбойники, кто чем вооруженные — одни с длинными копьями, другие с коротким мечом, круглым выпуклым щитом, те с пращею, другие с сайдаком и оскердою; у иных кривые ножи за поясом. Эти в полном вооружении, те просто в разноцветных епанчах и круглых шапках с перьями. У иных сандалии, другие в желтых сапогах с загнутым носком и завостренным железом у каблука (Эти подробности заимствованы из картины какого-то старинного мастера). У всех кони высокие, халдейской

породы. На пустынном берегу подымается тревога; разбивают: походные шатры из войлоков, разводят огни, Несколько разбойников, отделясь от прочих, выступают вперед.

 

Первый разбойник.

Здесь назначено сборное место. Ух! Какая пустыня!! Так и пахнет смолою и смертью!…..

 

Второй разбойник.

Не даром же и называют это — Мертвым Морем.

 

Третий разбойник.

Говорят, и рыба не живет в нем!….

 

Четвертый разбойник.

А мы так везде живем!…

 

Первый разбойник.

Эк, наши принялись за работу: разбивай шатры, ставь котлы на огни!….

 

Второй разбойник.

А нам бы сесть в кружок, да оголосить этот немой пустырь своею заветною….

 

Все разбойники.

Хорошо, хорошо: песня и в пустыне красна, особливо наша привычная!….

(садятся и поют.)

 

Мы птицы вольные на ветках:

Сегодня здесь, а завтра там;

Пускай их люди, в тесных клетках,

Сидят по тесным городам.

 

Раздолье наше — гладь да поле,

А вихорь — взнузданный наш конь;

Но нет узды на нашей воле:

Пилат и Ирод — нас не тронь!!…

 

Пускай они, в своем затворе,

Желтеют, сохнут от тоски, а

А мы, в песчаном, желтом море.

Ловцы, борцы да рыбаки!….

 

Пусть век свой, сгорбясь, землю роет

Простак, поденщик, селянин:

Пусть век над собственностью воет

Великолепный гражданин.

 

Отдав неволю их за волю,

Жить братской вольницею нам

Пришлось не даром же на долю;

За то идет все даром к нам….

 

Не пашем нив, с косой не бьемся,

С утра до вечера в поту,

А взвидя, соколом взовьемся,

И ловим птицу на лету!….

 

Все (хором.)

И ловим птицу на лету!….

 

Некоторые (особо.)

Пришлось не даром же на долю,

Жить братской вольницею нам!..

 

Один из разбойников.

Да, да, что ни говори, а наша братская ватага, наша община вольная и на польная почище всякой домашней семьи!… Семья сидит сиднем, прирастает к земле, а мы по земле разгуливаем!….

 

Второй разбойник.

Да, и что там в твоей семье!?…. В семье требуется старшинство, уважение, а всякое уважение — просто стеснение… Уважай отца, уважай мать, уважай стариков, то есть заставляй свою волю гнуться да кланяться волям других, а воля должна быть безпоклонная и безпреклонная!….

 

Первый разбойник.

Хорошо сказал, как будто мои мысли высказал. И–впрямь, не что еще, коли б семья была из одного — я, всяк и жил бы про себя, да для себя, а то ведь семья значит семь раз я! — Семья — семерик, а в семье один лишь велик, а другие так себе– ничего!.. То ли дело, братец, равенство да община: тут уж все я вольною волею, собираются в одно — мы! (А где мы, там и умы!) Зато мы бьют, мы решают, мы горами ворочают: «твое —

мое!» и все становится нашим…. Мы все друг за друга, и все на всякого кто не наш!… Вот и знай наших!. . . .

 

(В это время подходит старый и молодой разбойники. )

 

Старый, рассматривая внимательно следы на песке.

 

Он был здесь… Я узнал следы ног его на песке.

 

Молодой.

Как не узнать стопы его широкой?..

Он крепко ею вырезал песок!….

 

Первый разбойник (с завистливою насмешкой)

Ты, брат, из атамана делаешь и не весь кого.

Уж не лев же его вынянчил; не орел его выносил…

Такой же человек, и ходит, как и все мы двуногие…

 

Молодой (запальчиво)

Тебе ль судить о нашем атамане?

Тебе ль, чудак, равняться с ним?– Смотри:

Он высится, как пиний молодой;

Второй Саул, ему под рост лишь пальмы;

На трех царей пойдет он с Авраамом;

А ты в каких служить изволил войсках?

Не воин ли ты Ходорллогомора?!..

 

(разбойники смеются.)

 

Молодой (с жаром)

Забыли ль вы тот бой у Назарета,

Когда кругом нас обступила смерть,

И на горах как лес торчали копья,

И из за гор теснили нас толпы?

Мы дрогнули и руки опустили;

Но атаман — сей истый лев пустыни, —

По львиному воскликнул зычным гласом,

И голос тот покрыл я копий треск,

И разбудил по всем пещерам эхо….

Мы ожили, они же помертвели

И дали тыл. Так вот наш атаман!

И на коне– красавец и картина,

И без коня боец– орел орлом…

 

(к первому разбойнику.)

 

А ты, чурбан на двух коротких ножках,

Едва себя волочишь по земле….,

Куда ж тебе с ним меряться, пухляк?!…

 

Первый разбойник (сердито)

Пухляк! Ах ты, сухарь, опреснок тощий!…

Да у тебя, знать, глаз во лбу не стало,

Аль видишь все навыворот да криво?…

Ты, знать, оглох? Не слышишь, что везде,

Весь люд честной меня честит и славит:

—«Вот!» говорят: «есть там у них один—

Другой Самсон, притом красив и молод,

И конь под ним по ездоку пришелся!».. .

Так, и в песнях я слыхал

Поют о нас красотки в Ерихоне!

 

Молодой.

И то ль еще, пожалуй, запоют,

Когда в глаза им золотом забрызжешь?

А золота не занимать у нас! —

Но, дядя! мы тебя короче знаем:

Признайся сам: давно уж ты линяешь,

И молодость с тебя слизало время,

Как старую с посудины полуду…..

 

Первый разбойник.

Ах ты, смугляк, ребенок без пеленок!

А у тебя, всмотрись в себя, повеса!

И молоко-то не слизалось с губ:

За то и силишка, и ум— ребячий!……

Да где тебе и братствовать-то с нами?!…

Ну, чем хвастнешь?– В попойках– не питок;

Товарищ нам, по летам, не под-пару,

Ни то….. ни се….. Ни удали, ни жару:

Что ж из тебя?…. Ни спеть, ни поплясать!!….

 

Молодой.

Ну, спеть-то я, пожалуй и спою,

(Ты этого за мной еще не знаешь!..)

Да только чур не хмуриться, не дуться.

И на певца не лаяться шакалом!…..

 

(к другим)

 

Послушайте, товарищи и братья!

Прослышалась здесь песенка одна,

Ее поют, а про кого?… не знаю!…..

 

(к первому разбойнику.)

 

Иехония, властитель Иордана!

Я эту песенку спою тебе;

Ее сложил не знаю кто, о ком-то….

 

(поет)

 

Ходит гордо он павлином,

Выступает господином

Страх как важно… ..

 

И махает булавою

Над огромной головою

Преотважно!….

 

Но сказать ли правду матку:

Не всегда он первым в схватку

Поспевает…

 

Что нибудь да с ним случится:

То копье поразвинтится,

Конь хромает….

 

То запутался дорогой…..

Тяжеленек он немного

В скачках конских;

 

Но за то уж пьет исправно,

И старух пугает славно

Ерихонских!….

 

Первый разбойник хочет броситься на певца, этот весело отскакивает, и, обращаясь к прочим, опять поет:

 

Ну, пусть сознаюсь я пред вами,

Что наш Ехония — Самсон;

Да вот беда, что ведь уж он —

С остриженными волосами!…

 

Первый разбойник.

Постой, постой!… Ах, ты арабченок! Египетский коноп недородок!.. Эка ящерица подколодная, так и метит залезть сонному за пазуху!.. Да я те — за эти песни таким красавцем сделаю, что совы пугаться станут!.. Видишь… Постой, безбородный мудрец!….

 

Бросается вперед. Разбойники, становятся между ими, и прекращают ссору.

 

Молодой (увертливо.)

А разве я про тебя пел? (ласковым голосом) Ты человек у нас боевой, ободесноручный; в одной руке меч, в другой палица!…. Притом же ты и человек добрый… Ведь не раз, ты кормил меня опресноками во время нужды и глада, когда римская сволочь, или Иродовы холопья, (у них пребольшущие копья), затеснят нас куда нибудь в трущобу, в горы иудейские…. нет! я помню твои ласки, да не забыл чай и ты, как я ходил и ухаживал за тобою, когда тебя с римской башни из огромного стреляки

стрельнули камнем прямо в лоб. Уж и камень то был: с твою голову!…. Ты геройски принял удар.

 

Первый разбойник (с самодовольством)

Да! я ранен был в знаменитой битве…..

 

Молодой, (про себя)

То есть, в простой схватке!….

 

Первый разбойник (хвастливо)

В знаменитой битве при Ерихоне!…

 

Молодой протягивая руку.

Ну, так помиримся ж: я пошутил, дядя! Прости меня…… Торжественными объятиями дружбы задушим нашу ссору! (обнимаются)  А ведь сам ты накликал беду; зачем было задевать за живое, говорить про атамана!?… ты  знаешь: он взял меня сироткою, где-то еще у подножия пирамид, когда вы — разгульные, как ветер, ходя туда и сюда, воротились опять было в Египет. Мне рассказывали: горел какой-то египетский город. Атаман кинулся в пламя, и собственными руками выхватил, младенца из верхнего жилья одного дома, а этот младенец — сам я! — Отец и мать мои сгорели. Он заменил мне и мать и отца: как же мне не стоять за него?..

 

(к другим.)

 

Посудите сами; при общей беде, при опасности, он, как говорится, никогда не становится за стену: так как и нам не стоять за него стеною?….

 

Все разбойники.

Так! воистину так!… И говорить не о чем ….

 

Молодой.

Да о чем уж тут говорить?…. Хотя, не хотя, надобно сознаться, что атаман наш— по всему — атаман! Без него — все мы велики и широки: ну, то есть аки Голиафы и Самсоны; я это, братцы, сам заметил а только он покажется и пройдет между нас, вдруг все Голиафы и Самсоны станут делаться такими маленькими. узенькими, и все хуже да уже– хуже да уже, а наконец– торчат, молча, спичками и никто– ни гу гу!… Тут, уж кто сгорбится (указывая на первого разбойники) подожмется, а он себе как пальма прям.

 

Второй разбойник (нахмурясь.)

Прям-то прям, да и упрям!… Упрям до зареза!.. Уж что захочет, тому так и быть, на своем поставит…. Что задумает, никому не скажет: сам замышляет, сам и решает –и все своим умом, хоть часто и умничаньем.

 

Молодой (перебивая его и возвышая голос.)

Как вам понять возвышенные думы,

Которыми светлеем этот ум?

Как вам понять тот вздох, те вопли сердца,

Язык, которым говорит душа?!…..

Вы помните, когда мы кочевали

У горного, сердитого потока,

Он, прочь от нас, сидел сам одинок,

А на устах его слова играли.

Я бережно подсел к нему, и слушал.

И нанизал слова его печали

На нитку памяти моей.– И вот,—

Оцените ль вы их иль нет– не знаю;

Но чтоб вы знали, кто наш атаман,

Я передам его раздумья звуки;—

Названье им– пусть будет: «Голос сердца:»…

 

Кружится по волнам потока,

Листок, заброшенный в поток,

И мчит его, со властью рока,

С лесистых скал, гремучий ток…

 

Так с ветки, сорванный родимой,

Как он, и я живой листок-—

Волною на волну гонимый,

Заброшен в жизненный поток!…

 

Боролся, бился и борюся;

Но тайной силе уступя,—

С мольбой о воле, все несуся

Стремлением невольным — я!

 

И чей-то голос ободренья

Мне шепчет в душу: «что тебе

Бороться с волей Провиденья?

Отдайся на руки судьбе!…

 

Твой странный путь– не путь случайный,—

Не путь, которым люди шли;

Всмотрись в него,- за темной тайной

Он чем-то светится вдали!»….

 

Ах! в этом голосе отраду

Заслышав, я душей светлей:

Он, в бледную мою лампаду

Льет светлый, жизненный елей!….

 

Но вдруг опять сбегутся тучи

Мгновенный проблеск улетит;

Опять тоски и горя жгучий

Огонь под сердцем закипит!!…

 

И все я,— все в двойном боренье

С собою и с своей судьбой.—

Хожу в двойном недоуменье,

С поникшей в думах головой!….

 

Вы слышали?… Вот это голос сердца

И тайные души его движенья!!….

Поймите их, и разгадайте сами

Сокрытую в судьбе его загадку,

И то, что там,— как тайна целой жизни,—

Хранится в нем святыней недоступной,

Сокровищем загрудным, задушевным…..

 

Первый разбойник.

Конечно, люди смотрят на него как на разбойника, а у него есть что-то другое на уме……

 

Молодой.

Не только на уме…… У него есть что-то– и что-то очень важное,–за грудью!…..

 

Помолчав,– и, потом, с чувством поэтического восторга:

 

Да! что-то непонятное,

Чудесно-благодатное,

Глубоко скрыто в нем:

Он с кем-то все вдвоем!….

 

Порыв двух волей борется

На дне его души:

Та жаждет дел, та молится,

И хочет жить в тиши!….

 

Не раз, в минуты страстные,

В часы его тревог,

Я воли несогласные

В нем ясно подстерег……

 

Но сколько ни смущается,

А чаще все склоняется

Он к шепоту одной;

И ею вразумляется,

И гасит страсти зной…..

 

Но кто ж она, лучистая,

В груди его блестит;

Во тме– лампада чистая,

В борьбе– алмазный щит?…..

 

Третий разбойник.

Э, брат, куда потянул!…. Вот занес!!… Ты, верно, хочешь надуть нас, как тот старый Иeccей…. Ну, знаете?… Хорошо было ему калякать с атаманом об его загрудной тайне, как уж пришла им — колечищам –неминучая!… Я забыть не могу, а вспомнить– досада берет!…. Уж как было хорошо подобрались мы к тем  обителям, или скитам иессеев и ферапевтов!….

Подле самой воды, обнесены их кельи и сады белою каменною стеною; ну, стена-то, впрочем, такая, что и коза с испугу перескочит!…..

Старики, говорят, все постятся, да молятся, и заповедали себе нищету, а все это вздор, нашего брата не надуешь: мы носом чуем, где драхма и динарий, и любезные златницы. У стариков таки водятся– и золотце, и серебрецо,  и самоцветные камешки: есть сосуды предорогие и подсвечники преузорочные.

 

Четвертый разбойник.

Да, да, и я говорил, что около них- голодных, есть чем покормиться, да ведь мы уж их совсем было живьем хватали.

 

Третий разбойник.

Гм!.. то-то хватали, да не схватили!… Старикашки страх как перетрусились, да вот выступил один высокой, худой, как скелет,

старый дед: борода пребольшущая,-седая…. Когда шел, казалось кости скрипели, так высохли; но в глазах, из под серебряных бровей, светился какой-то свет. Он,– помните, —подошел прямо к атаману, и сказал: «Почто ищешь, человече, чужих сокровищ?… У тебя свое– неоцененное за пазухой: береги то, что светится у тебя за грудью!»….

 

Четвертый разбойник.

Помню я, помню….. Месяц в ту пору ударил в- самое лице атамана; я стоял против него, и сам видел,— атаман побледнел, схватился за грудь, и ревнул зычным голосом, аки лев пустынный: «Назад!– никто ни волоса не тронь у этих старцев!»…..

 

Прочие разбойники.

Ну, так и есть! Надул его запощеванец — и мы пошли, как шакалы с неудачной добычи, поджавши хвосты.

 

Первый разбойник, (лукаво прищуря серые глаза. )

Ведь, эти пустынники хитрецы, а может просто, ханжи, аль изуверы. Видишь, постятся, молятся, бормочут про себя:  «Протухлая-де

земная слава!.. Прокислый быт земной: вот мир, в котором обращаются человеки!… Так восклицают они и припевают еще: Истлеет-де

плоть, а процветет душа!»…..

 

Второй разбойник.

И так ли еще они разглагольствуют о мире!…. Толкуют на досуге простому народу— и то и се про людское житье-бытье, а простаки

и рот разинут, уши развесят, да за ними ж («это-де старцы мудрые!») их речами и переговаривают:

 

Мир шумит и мир тревожится,

В кипятке страстей кипит;

Человечество ж безбожится;

Оттого ему не можется,

Оттого в нем все болит!….

 

Вот каков-де, по ихнему, мир!!…. Знай пестрят нашу братью!….

 

Молодой.

Да, да, старички поговаривают так, да еще подымают и выше!… Это сказал ты только припев, а у них и настоящие песенки водятся и по людям расходятся. Одна из таких (преказистая!) по народным устам, дошла и до моего уха, а я– вы знаете,– что захвачу ухом, то и держу в памяти. (помолчав) Теперь, кстати, мы в пустыне; все около нас немо, только мы с языком. Где ж, как не тут и наговориться?… Так, пожалуй, от нечего делать, я скажу вам, что распевают старцы блаженные про нас

блажных.

 

Прочие разбойники.

И впрямь, что ж тут делать, в этой нелюдимой пустыне,- за ветром что ли гоняться?… Ты же такой востряк и памятливый, так перескажи, брат, чем там они подчуют народ?—

 

Молодой.

Хорошо! Вот какую песню пустили они в ход: прошу послушать, да раскушать! . . .

 

ПЕСНЬ СТАРЦЕВ.

 

Были близки люди к Богу,

Бог любил людей;

Но в недобрую дорогу

Их сманил злодей!…

 

Он раскинул сети…. сети,

И кричит: «сюда!

Пир готов,— скорее, дети!

На мои блюда!»

 

И валит толпа- и сласти

Сами лезут в рот;

Размалеванные ж страсти

Подчуют народ…..

 

И сидят, как брат со братом,

Роскошь с Мотовством;

Сластолюбие ж с Развратом

Перечлись родством.

 

Пьянство говорит: налей-ка!

Жадность: подавай!

Из подстолья ж шепчет змейка:

«Вот вам, братцы,— рай!

 

Пей, гуляй тут без заботки!»

И обходит всех,

С толстым брюхом,– на коротких

(указывая другим на первого разбойника)

Ножках, -тучный грех!….

 

И сидит сухой и тощий,

Полный жгучих дум,

Суемудрием обросший

Сам пытливый ум….

 

И семья соблазнов скачет,

Мелет вздор язык;

Но в выси о людях плачет

Светозарных лик!…

 

Первый разбойник.

А плачет, так и плачь себе, подумав. Да полно есть ли еще там кому плакать-то?… Кто там был?.. Кто оттуда вести приносил?.. А коли

плачут, так что за прибыль от их слез?… Будь они золотые, да падай дождем, так и мы подставим шапки!… Нет, други! люди не глупы:

они выбрали красную долю– полюбили разгул да волю! Пей, гуляй и веселись! Вот как должен человек, провождать свой краткий век!— Не спеть ли уж и мне, на ответ старикам своей песенки?

 

(к молодому)

 

Эй, брат, востряк– скороспелка, ветер ходячий, мечта воплощенная!—Послушай, что поют про жизнь люди жилые, опытные…. .

 

(поет)

—«Братцы! поверьте, жизнь наша пустяк!…

Трутся да мнутся в ней этак и так…..

К счастью, болтают, родимся на свете,

А именно счастья-то в свете и нет!…..

Радость, что рыбка, из рук ускользнет,

Горе смолою к рукам так и льнет!!….

Чем же и как же нам жизнь коротать?…

Чашей о чашу почаще стучать!—

Счастье таится у чашей на дне:

Стоит ли думать о завтрашнем дне? —

Верного, в свете нет ничего,

Бьются, трудятся из-за чего?!…

Только и верно что выпьешь, да съешь;

Чевствуй желудок, плоть свою тешь,

Станешь и весел, и добр, и здоров….

Хочешь быть нашим?– И будешь таков!»…

 

А то, смотри, ползут там седые буки, с своими тощими назиданиями!… «Это–де нравственность!» А лучше бы сказали: «Это-де скука!» Я сам хлебал книжное молочко, был книжником и был еще начетчиком, сиречь книгочием сущим буквоедом, и что ж?.. Дойдешь бывало до нравственного– и ну зевать, пока заснешь, а потому что все это — истертая пошлость, — старая песня!— Люди идут вперед; им надо давать волю, попускать поводья… Будет с них и того, что пеленают детей, а там уж всяк

расти на всей своей воле…. Ведь живут же птицы вольные и звери напольные!… Все эти семейные кандалы и гражданские порядки– сущий пустяк! Живи всяк, как хочется, как кому можется!… Вот, поучились бы у нас. (напевает.) «Мы– птицы вольные на ветках!»… А то хороши сами эти учители: тощие, дряблые! Мы-де духовные!» заводят они. Ну, пусть себе духовничают сии человеки-духи, а мы человеки-плоти- будем телесничать: чья возьмет!… По ихнему: не имей ни плоти, ни крови, и все мечтай да летай по поднебесью. За то их хлыстом перешибешь, а

наш кулак стоит молота!— (подумав.) Видишь, твердят истертую поговорку: «не делай другому, чего себе не желаешь!» -А у нас так своя

выходка: «делай другому, что хочешь, лишь бы тебе было хорошо!» –Загребай золото своими, а жар– руками чужими Э! (посматривая лукаво на других) Каково? —Это дело дельнее!…

 

(поет.)

 

Жить братской вольницею нам

Пришлось не даром же на долю,

За то идет все даром к нам!…

 

Молодой.

То-то вы распеваете так,

А мудрые старцы глаголют инако!

Они говорят:

«Что приходит даром—

Улетает паром;

А что добыто трудом,

На том строится дом»!…

 

Первый разбойник.

Да замолчи ты, молодой старикашка! Охота тебе пересказывать сказки этих старых ворчунов.

 

Второй разбойник.

Хотелось бы мне однако ж знать, что эти старики там у себя делают….

 

Первый разбойник.

Что делают? Тунеядцы, дармоеды! Сидит подперши руки коленями, а голову руками,— мурлычат что-то себе под нос, а больше смотрят

на небо: созерцают! как они говорят (Иессей в переводе значит: созерцатель).

 

Третий разбойник.

А что ж они высмотрели то в небе?…

 

Первый разбойник.

Что там высмотришь?… Небо с тучами густо, а без туч– пусто!… Небо -синяя шапка для нашей красавицы земли; небо,— шатер, под которым часто проводим и мы ночи, да какие еще ночи. Особливо, когда месяц так жадно в чашу глядится, как будто и ему хочется пить с нами…..

А мы, знай, припеваем:

 

«Среди любви и упоенья

Лови минуты наслажденья!»….

 

или

 

«Тоске не сказывайся дома,

А радость в гости зазывай!»…

 

Но в небе, видишь ли, холодно! Не даром звезды дрожат, как будто их бьет лихорадка! То ль дело- наша матушка земля!….. На земле нам тепло и весело;– земля– наша крепостная, с нее сбираем оброки!… Я право, братцы, той веры, что старый дед, изумивший нашего атамана, чуть ли не самый нарядный шут?… Прослышал, чай, аль смекнул, что у атамана бывают за пазухой дорогие камни….. Мало ль он срывал их с чопорных щеголих иудейских и с шапок сытых Иродовых слуг?… Так вот он обнюхал дело носом, да и затянул басом: «береги то, что светится у тебе за грудью!»…

 

Старый разбойник.

Но все ж таки старик угадал, (видно провидчик!…) угадал, что есть же у него что нибудь за грудью, то есть, по вашему, за пазухой, а может это сказано и обиняком, намеком, на что нибудь другое, важнейшее…. Вы чего, братцы, смеетесь над тем, чего не разумеете, чего и разуметь вам не дано!– Есть нечто, чего не знает ни знание знающих, ни самая наука

ученых…. А вы что?…. Поживите-ко по больше … станете смеяться поменьше…. Я говорю вам этак, потому что я уж сова опаленная, и сам

побывал в руках у этих запощеванцев!….

 

Все разбойники вдруг, и молодой громче других.

Ах! расскажи, дядюшка, что там у них делается!….

 

Старый разбойник (задумавшись)

Расскажи!…. Легко сказать: «расскажи!» Да как еще расскажется?… Ведь, дела-то премудрые!… И был, и слышал, и видел, — сам видел,– а станешь рассказывать… язык прильне к гортани!…. Мудрено, говорят эти старики: не моим бы языком рассказывать, не вашим ухом слушать!….

 

Несколько разбойникова вдруг, и молодой особенно

Да полно отнекиваться; расскажи, пожалуй,

 

Старый разбойник.

Ну, разве так уж, для примера, расскажу вам, (коли вспомнится), как они при мне принимали одного в свое скитское сожительство. — Выморили, выпостили молодца, поставили лицом к Иерусалиму, ощупывали у него долго что-то за пазухой, а там старый старик, человек-дух, — воздоенный, как они говорят, млеком пустыни, подошел и спрашивал:

 

«Знаешь ли ты сердце,

И знает ли оно тебя?»

 

Собери рассыпанное, приложи одно ухо к другому и слушай!……

 

Много ль у тебя знакомцев — не хромых, не кривых и без бельма?

 

Кто всех глупее в голове твоей?..

 

Засеян ли огород твой?..

 

Полют ли его?..  .

 

Разломано ли старое строение?..

 

Где намерен строить новое?…

 

Вписан ли в граждане, или еще бродишь и не знаешь, где твой город?.

 

Сумеешь ли найти мир в мире и землю в земле?…

 

Умеешь ли выжать из души масло, и откуда достанешь воду, чтобы омыть его?…

 

Связаны ль у тебя руки и ноги?…

 

Есть ли у тебя корабль?…

 

Умеешь ли плавать без кормчего?..

 

Умеешь ли плакать сухими слезами!…

 

Каким молотком вколачивали гвозди в душу твою?… (подумав: «Что-бишь еще?… Да»!)

 

Много ль выхлебал горя

Из житейского моря?!…

 

Нашел ли в себе душу?

 

Отвязал ли ее от колеса суеты?!

 

Узнал ли по именам и в лице всех своих врагов!?…

 

Умеешь ли попалять в себе огонь огнем?…

 

Нашел ли живого между живущими?…

 

Травил ли тебя мир своими собаками, и куда укрывался ты от них?….

 

Знаешь ли, где зарождается камень веры, и какого он цвета?

 

Сумеешь ли проехать на осле, который теперь на тебе ездит?

 

И мало ли еще такого говорили, а там затянули хором:

 

«Кто сего не разумеет,

Тот мало умеет!»…..

 

Прочие разбойники.

Ну так, брат! Видно уж мы мало умеем, потому что сего не разумеем! ..

 

Второй разбойник.

Да что, разве атаман— тоже бывал у них в переделе, что так за них?…

 

Старый разбойник.

Бывал, не бывал….. Про то ведает сам, кто бывал, а я знаю только то, что… …И вы все, чай, знаете: атаман наш, уважая закон Моисея, не велит: «варить козленка в молоке его матери; не дает убить коровы и теленка ее в один и тот же день!»…. У него душа чуткая, его всякий может ужалобить: увидит старого, дряхлого, бедняка калеку, и захлопочет; он, ведь, таковской: тотчас разжалобится!…

 

Второй разбойник.

Правда, правда: он очень жалостлив!….

 

Третий разбойник.

Жалостлив-то жалостлив!…. Из-за своей жалости и нам спускает разные шалости; — да нерасчетлив!.. Больно простоволос, а, кажись, человек во всем дошлый. Сколько из за него потеряли мы прибылей,– так ни за что!… Вот, хоть тогда, как обступили Кафернаум, — вы помните?.. Мы хотели этот пригоженький, сластенный городок полизать красным языком, сиречь: пустить огонь, и понагреть около него руки…. Атаман было и согласился, да лег спать, и вдруг, вскочив, со сна, завопил: «Я видел сон!… Нет! то не сон, то дивное виденье»!… И с этим словом закричал опять свое: «назад!»

 

Все разбойники.

Вот те и виденье, а нам разоренье!…

 

Старый разбойник (важно.)

В это время в Кафернауме был Тот, который ходит по Иудее, и учит….

 

Первый разбойник.

Ты прав!… И я после услышал об этом. Да и сам атаман за всякою посылкою то и дело что спрашивает: «не видали ль Его?»….

 

Второй разбойник.

Уж не хочет ли он сделаться Его учеником?…. Но для этого, видишь, надобно быть рыбаком или мытарем: разбойники еще к Нему

не попадали!…

 

Молодой (воодушевляясь)

— Да! Только б встретиться с Учителем;

А я о Нем так много, много слышал…

Он человек, а действует как Бог,

Владея силами природы!….

И старцы (сколько я понять их речи мог)

Гласят, что Он библейский наш Шилог,

Посол любви,– пришел мирить народы….

И атаман, — я знаю атамана, —

От слов Его, как ярый воск растает,

И разыграется его душа,

Когда он истины заслышит голос…..

Вы судите, как грубые умы,

И вам ли знать что деется порою

Под тишиной и тайной ночи?… Раз,

Наш атаман в раздумье мне сказал:

Поймешь ли ты: — бывают часто думы,

Которые, под черепом волнуясь,

Готовы череп мой взорвать на воздух……

А то, порой сдается, море мыслей

Полощется в горячей голове….

Бывают тож волнения и в сердце;

Но с сердцем я дружней, чем с головой!….

А раз еще– сказал он— уж спокойней—

«Какой мудрец возьмется разгадать

Все темные загадки бытия,

Все странности, все заблужденья воли,

Все тайное предчувствий, снов, желаний?…

Я, видишь, не терзаюсь, не страдаю;

Но чувствую, что чем-то беден я,

Чего-то все во мне недостает:

Я всякий день чего-то ожидаю,

И всякий день уходит, как мечта;

А ожиданье то ж, и жизнь все та!….

Сегодня говорит: «то будет завтра!»

А завтра на вопрос мне отвечает:

«Я ничего еще не принесло!»

И сколько лет так, год за год, прошло?..

Ты видишь: я и бодр, и свеж, и здрав,

Мой волос цел и лоснится как смоль;

Но в сердце мне тоски закралась моль:

Моя душа от грусти поседела!…

Ты молод, друг!….. Не допил ты еще

До горького в волшебной чаше жизни:

Слеза лежит на дне волшебной чаши…..

Жизнь хороша– пока она загадка……

Богата жизнь, алея теплой верой,

Под радугой и золотом надежд;

Бедна, бледна, когда с нее слиняют

И краски веры и цветы надежд!!…..

Но не совсем еще я стал без веры,

И я держусь на этом не совсем:

По жизни сей, как по степи, кочуя,

Я все иду…. И все идти хочу я:

Какой-то голос говорит: Иди!

И чается мне что-то впереди.»…..

Так он говаривал с глубоким чувством;

А я записывал его слова

На памяти, а часто и на свитке……

И вот еще, случилось мне подслушать,

Он сам с собой, в раздумье, говорил

И полупеньем, полуговором твердил:

 

Мчатся годы, гаснут цели,

Грустно в будущность глядеть,

И на край моей постели

Чаще уж садится смерть..

 

Но коса ее стальная

С той поры не так страшна,

Как мне стала жизнь иная

В ней, как в зеркале, видна.

 

Свет ветшает, свет бледнеет,

Все земное– будто тень;

Но за тенью той светлеет

Не угасный новый день!…..

 

Несколько разбойников.

Вот оно что! Еще думает о какой-то иной жизни!!! А нам бы только эту послаще расхлебать…..

 

Молодой.

А ему кажется эта не так-то сладка!– Вот, что я еще подслушал, записал и часто про себя повторяю:

 

«В пожаре летнего заката,

В напевах горного ручья,

В весеннем море аромата,

И в звонкой песни соловья,

Есть много неги, много счастья;

Но для души под бурей гроз,

Слеза любви, слеза участья,

Милей весны, отрадней роз!..

Кто ж в душу мне ее уронит

За столько выроненных слез?!…

За то сама в себе хоронит.

Она всю бурю тайных гроз,

И ни единой не проронит

Из пламенных своих надежд,

Пред хладною толпой невежд!»…

 

Первый разбойник.

Вот какие нежности!….. Какого ж участия еще ему нужно?- Плакать-то мы, правда, не плачем, а участия в добыче не лишаем!… И душа в нас не холодная: увидит лакомый кусок, и разгорится, что твой пожар?!

 

Молодой.

Да вот, видно, ему крепко грустно!… Видно, уж больно недоволен теперешним, что еще раз, с сверкающими глазами, (он был страх

как хорош в эту минуту), и с распаленным лицом, как человек, собравший все свои силы, чтобы вырваться из темного и душного места,

он обратился ко мне и резко проговорил:

 

— «Не хочет жить в потьмах и заперти

Моя душа…. Ей нужны свет и воля;

Видал ли ты пустынного коня,

Когда в степи он, ветер обгоняя,

Взлетит на холм, на раннем утре дня,

И, вкруг себя прохладу обоняя,

Весь воздух разом хочет проглотить —

Пылающий ноздрей своей широкой;

И вдруг, одним прыжком, перескочить

Всю даль пустынь, за небосклон далекий?…

Так часто рвусь и я душою вдаль,

Куда ее как будто кличет что-то,

И как сказать?— Душа летит сама ль,

Или несет тоскующую кто-то;

Несет картины счастья созерцать

Туда, вперед, в веках еще грядущих,

Оставя их друг друга догрызать

Сих человеков, по земле ползущих!….

 

Один из разбойников.

Ну, вот и не так! — Мы не грызем и не загрызаем, а только лишний груз облегчаем!

 

Другие смеются.

 

Молодой.

Рассуждайте, как хотите, а я (мне весело говорить об атамане) пересказал вам только то, что он, никого, особливо вас, не задевая, говорит порою, сам про себя, и в этих разговорах, как мне кажется, невольно себя же

высказывает, как будто сам себя рисует!… (с важностью.) Так, оставаясь один со мной, беседует он в тишине ночной….

 

Третий разбойник.

Конечно, братец! Ты у нашего атамана —человек притоманный! Ты над ним просиживаешь ночи, и, как заяц, не смыкая глаз, стережешь

его. Ведь ты заповедной ларец его заветных дум!… Так кому ж, как не тебе, и знать его задушевные тайны?…. Мы же, люд простой, неразумны на ваши разумности; не знаем ни снов, ни предчувствий, ни видений, ни ваших дум заветных, ни взлетов, ни залетов заоблачных; мы тупы: для нас все это, батюшка, темна вода во облацех!… Летайте себе в места безвоздушные, слушайте (как рассказывают краснобаи) музыку миров, коли есть у вас уши… Гуляйте до устали в мире, которого– ни достать, ни обнять, ни глазом увидеть!…. Пишите пальцем по воздуху!… Ловите руками месяц в реке!… Потешайтесь, пожалуй, и гаданиями по небесным явлениям!—

 

Молодой (с досадою.)

Явления небесные суть знаки, которыми небо переговаривается с землею. Их должно разуметь;им должно верить. Но вы, сущие ученики Садокка, глумитесь над вещами священными; не верите ни небу, ни ангелам, ни духам, ни воскресению…. . .

 

Первый разбойник.

Вот еще!… Какое тебе воскресение?!.. Человек на земле, что пузырь на воде— вскочит, лопнет и пропал!… Ищи его!… За ним другой прийдет, и туда же пойдет…

 

Молодой.

Вам только так и думать!… Да, полно, найдется ли еще у вас, чем воскреснуть-то? Накопили денег, и рассорили души, а воскресают

не деньгами…. У вас давно уж всякая чувствительность перешла в чувственность! Ну, что и говорить! — На земле вам любо: одна рука в

меду, другая в патоке!… За то, — поклонники плоти, вы зажили себе хозяевами, а забыли, что мы здесь гости!… Но вам как бы налакомить

плоть да кости…. А там пошел, хоть прямо в шеол (по еврейски – ад) ! За то уж: «не бывать вам на лоне Авраама, не едать рыбы Левиафана!» (таинственная клятва Иудеев) Да вам, впрочем, что за дело до росы небесной?…. Был бы тук земной!… Не правда ли?… Что до будущего, до чаятельного?!…

 

Второй разбойник.

Да! Мы давно уж отчалили от чаятельного….

 

Первый разбойник.

Берите себе свою будущность; давайте нам настоящность!… Нас не надуешь посулами: мы любим все положительное, вынь, да положь?…

 

Третий разбойник.

Правду сказал, да не досказал: мы любим все, что можно вынуть, да в карман положить!…

 

Молодой.

А старики-то думают, что лучше дать, чем взять!.. Вот как они поговаривают:

 

—«Опостелить безпостельного,

Ободежить безодежного,

Обнадежить безнадежного:

Вот долг всякого человека!»…

 

Один разбойников.

Только не наш!– Надеждой, пожалуй, поступимся; а постель, коли богатая, хоть из под кого стянем, и одежду, коли годится, на себя

натянем….

 

Молодой.

А наш атаман думает не так!… Вы все метите в карман, а его счастье не карманное; за то уж, может быть, и не обманное. Вы слыхали песню, которую он сам сложил, и где нибудь в тихом месте, под тенью рощи, или

на живописной скале при розовом закате солнца, поет ее таким ровным, звонким голосом? Особливо поется она у него чаще на берегах Иордана!

 

Некоторые из разбойников.

Правда, мы часто слыхали, как он, мастерски перебирая струны на гуслях, поет ее соловьиным голосом, как будто серебряные нити выводит.

 

Первый разбойник.

Но слов-то нам не слыхать было…

 

Третий разбойник (к молодому.)

Спой-ка, брат малый! У тебя ведь память бедовая!… Спой эту песеньку, хоть без гуслей. Тут же нам, видишь, делать нечего; послушаем,

да раскушаем, что в ней за смак! —

 

Молодой (поет.)

П е с н ь    т о м л е н и я.

Тепел воздух Палестины,

И на теплые долины

Веют роскошью ясмины,

Веет сладость от лилей….

Но ни рощи Палестины,

Ни душистые долины,

Не целят тоски моей!…

 

У души своя потреба,

И, глядя на яхонт неба,

В подаянье просит хлеба

Все голодная она!…

Кинусь в волны к Иордану,

Но не гасит сердца рану

И холодная волна!…

 

Что-то сердце мне пророчит,

А полны слезами очи;

Вопрошаю звезды ночи

Нет ответа с высоты!…

Все о ком-то я тоскуя,

Где ж! В чью душу перелью я

И надежды и мечты?…

 

Жизнь несется молодая,

А я, жизнию скучая,

Ожиданьем счастья тая,

Счастье вижу только в снах!…

Много стран мы облетели;

Но то счастье на земле ли,

Или там…. на небесах?!!…

 

Разбойники (один после другого.)

Так вот оно что! Да за каким же счастьем гоняется он?! По каком таинственном благе тоскует душа его, и что ему там мало спится,

а много видится?!…. Что за сновидец?– Иосиф другой–что ли?… Что за бредни воздушные?… что за дурь на себя напускает?!… Чепуха, уму

непостижимая!! А, кажись, он человек умный, —и боец и певец, и во всем дошлый!… Да ведь и всего у нас вдоволь: счастьем хоть захлебнись! Было же время, когда он плаксиво проговаривал: «Мой ангел не был при разделе благ земных: мне ничего не досталось на долю!»… А теперь, золото греби, хоть пригоршнями; серебру и почету нет; все у нас здоровится и спорится: едим, как живые, а спим, как мертвые!— Отчего

ж он все томится, да ноет?! Эку тоску тоскует!… Да, видишь, просится, небось, и в небеса!… Ну, где уж?!– «Далеко, брат, от Вавилона до Сиона!.. Ведь я его звезда (как верят наши мудрецы звездогляды) не раз плакала

на небесах о том, что он творил на земле!!! Атаман-то он из атаманов, а все таки разбойник, а разбойник и небо (коли уж поверить небу)– страх как не близки друг от друга!!—

 

Второй разбойник (к молодому.)

Да скажи нам, наш молодой атаманчик, зачем твой покровитель завел нас в пустыню; в эти дикие скалы, и заставляет нюхать эту морскую мертвячину;– эту летучую соль, от которой, что раз, то чихнуть хочется?… Право, не смеешь подойти к берегу; соль так и ест лицо, так и липнет леденцом; постоишь немного, столбняк найдет и засолит тебя, пожалуй, как Лотову жену!… Уж не задумал ли он нас куда-нибудь окораблить?… Да, полно, можно ль по этому Мертвому морю и плавать-то живым?—

 

Молодой (с восторженным чувством).

Наш атаман–великий человек!—

Я вам твердил, да на ухо вы крепки:

Он постоянно все стремится к цели

Единственной, его заветной цели.

А эта цель,— поймите же и знайте, —

Цель эта есть– спасенье Палестины….

 

Первый разбойник (про себя).

Хорошо, да трудновато! — Языком Синая не сдвинешь!— А римская пята давит грудь Палестины аки гора Синай.—

 

Молодой (не обращая внимания на слова первого разбойника).

Его мечта и пылкое желанье

Исторгнуть чад священного Салима

Из-под пяты гнетущей власти Рима.

Пора,– сознайтеся,– поднять главы,

Не быть чужим рабочими волами,

Не хвастаться пред светом кандалами,

И отчину Святую Еговы,

Из нового египетского плена,

(Подняв отцов заветные знамена) —

Исторгнуть, и ввести в тот прежний сан,

Который мы теперь что день теряя,

Теряем и закон, что Богом дан

Под молньями гремевшего Синая!..

Вот цель куда ведет нас атаман! —

Самоотверженный и благородный,

Восстав на дряхлый уж гниющий Рим,

Он вскликнет скоро: «Встань, Ерусалим!»

И людям нашим скажет! «Вы свободны!»..

 

(Более спокойным голосом.)

 

Он ждет,– вот видите ль,– прихода Февды,

Шесть тысяч сильных он ведет с собой:

На жизнь отечеству друг другу руку —

Они при Мертвом море подадут,

И римские хвастливые орлы ……..

 

Все разбойники (спохватясь.)

А вот и наш орел!……

 

Атаман, показываясь на высокой скале, трубит в рог и машет пестрой тканью.

 

Разбойники.

Он подал знак,– скорей в поход, ребята!…

 

(Убирают шатры, бросаются на коней, и торопятся на зов

атамана. Прибережье моря пустеет.)

 

 

БЕРЕГА ГЕНИСАРЕТА.

 

На брегах Генисарета

Величавый муж ходил,

Муж великого совета,

Муж великих дел и сил.

 

И дивилися народы,

Рассуждая: «кто есть сей?

Он ли, тот, рассекший воды,

Наш заветный Моисей?

 

Моисей седьми-именный (Евреи приписывали Моисею семь имен: Хабар, Иeкотиель, Иаред, Абизанак, Абисуко, Абигадар и Пемая.),

Собеседник Иеговы,

Перед кем народ смиренный

Преклонил свои главы?..

 

Он ли это?…. Дивный странник!….

Где ж живет его семья?….

Иль от неба он посланник,

Небом взятый— Илия? ….

 

Он ли тот, что, в гневе бурный,

Землю жаждой истомя,

Улетел за свод лазурный

И пылая и гремя?…….

 

Или тот пустыни житель,

Что водою нас крестил; —

Чью главу слепой мучитель

Пылкой деве подарил?……

 

Нет!… Он выше Моисея,

Он сильнее Илии.

Но смиренно ходит, сея

Речи дивные свои……

 

Лишь порою, воли полный,

Взглянет с берега на даль,

И нахолмленные волны

Тихо сплавятся в Хрусталь……

 

И сафиры и опалы

В них засветятся с небес,

И на отмелях коралы

Свой живой распустят лес…….

 

И готовит рыбарь сети,

Утешаясь тишиной,

И, резвясь, играют дети

Там, где вал стоял стеной!……

 

Так дивясь Ему народы,

Вопрошали: кто ж Он сей,

Что смиряет наши воды

Чудной волею своей?…..

 

 

ПРОПОВЕДЬ И ВСАДНИК.

 

Так смирял Он взглядом воды,

С палестинских берегов,

И неслись и шли народы

От поморских городов:

 

С площадей Кафернаума,

От полей, где жил Сампсон;

От холмов, где полный шума,

Брызжет радужно Кедрон…

 

Встали с места весь и селы;

Шла калек и нищих рать,

Как роящиеся пчелы,

Мед из уст Его сбирать…….

 

Уклонялся ль Он в пустыни,

Все бесчисленный народ

Аромат Его святыни

Влек с собой– в святой поход!…..

 

Мужи Тира и Сидона,

Мужи Идумейских стран,

И от града Соломона

Идут в путь за Иордан.

 

Идут князя Завулона

И послы Геродиян,

И толковники закона

Все на желтый Иордан…

 

Идут люди Итуреи,

Скачет всадник Трахонит,

И священник Авилеи

К мужу дивному спешит….

 

И в пурпуровом хитоне,

Раз при розовой заре,

Величав, как царь на троне,

Он явился на горе.

 

И вещал слова живые

Он про небо, про Отца:

И ложились огневые

Те вещанья на сердца!…..

 

Вдруг нагорною тропою,

Облитой железом лат,

С гор слетел к Нему с толпою

Всадник, твердый как булат.

 

Он сверкал очей огнями,

Под граненым шишаком;

И, затянутый ремнями,

Конь храпел под ездоком!…..

 

Сам с собой и с жизнью в споре,

Это он, что между скал,

При туманном Мертвом море,

Жизнь ценил и осуждал.. …..

 

Он искал чего-то в жизни,

Но терялся все в мечтах,

И, рыдая по отчизне,

Городов ее был страх….

 

И теперь к какой-то встрече

Он спешил,– ведом молвой, —

Чтоб душе, усталой в сече,

Наконец найти покой…….

 

Он хотел, чтоб теплым словом

Отогрел бы кто нибудь,

В вечном холоде суровом

Затомившуюся грудь……..

 

Он давно следил и чаял

Мужа слова,– мужа дел,

И увидел… и растаял,

И, недвижный, цепенел….

 

Он, в каком то обаянье,

Вспомнил детства дни свои,

И старинное преданье (На этом преданье о таинственной Капле основан весь легендарный рассказ наш)

Кочевой своей семьи…..

 

И теперь,— скрепясь,— в Святого

Жадно взоры он вперил

И, рождаясь будто снова,

Сам с собой заговорил:

 

—«Это Он!… я помню очи

С этой ясностью небес

И события той ночи,—

Ночи тайны и чудес!…

 

Это гость моих видений

Под наметом боевым:

В час тревоги, в час борений

Он являлся мне таким!

 

Это Он!… Я понимаю что-то…..

Снился мне какой-то сон…..

Но заботой, но работой

Бурной жизни смыт уж он!!….

 

Помню…… снилися мне горы,

Гор взволнованный хребет;

Там, — за синей далью, — взоры

Вдруг встречали Крест и Свет!….

 

И, облитый чудным светом,

Муж какой-то, весь в заре,

Чудным звал меня приветом,

Как теперь,– на сей горе…….

 

Это Он!… Я помню……

Море счастья и любви

От него лились…. Но малость

Загубил я на крови!……

 

— Ах! зачем же те виденья,

Не прозорливый тогда,

Я не принял за веленья

Убежать с путей стыда?!…..

 

А теперь… одно терзанье!……

И, растаявший ездок,

Уж хотел!….. Но покаянье

Задержал железный рок!…..

 

Раздались соратных клики

Вместе с вещею трубой,

И опять— разбойник дикий—

Всадник мчится за судьбой!…….

 

Мчись!… Но что?… к чему отвага

И твоя стальная длань,

Как под радугою стяга

Ирод выедет на брань?!…..

 

Уж когорта Игемона,

С золотым своим орлом,

От подножия Сиона

Идет грозно на разгром….

 

Мчат цареву колесницу

Кони белые как снег,

Треплют ветры багряницу,

И дрожит Кедрова брег!!…..

 

Крупных яхонтов монисты

Нижут сбрую на конях;

С чистым золотом цветистый

Спорит шелк на поводах…..

 

Едет, стоя, вождь Салема,

Весь в доспехах, весь гроза!..

Из-под красных перьев шлема

Рдеют черные глаза!?………

 

Рвутся кони….. вьются кони,

Пышно радужится стяг;

От салимские погони

Пыль и дым стоят в полях.. ….

 

Ирод грозен!….. Ирод страшен!….

Вождь разбойников пленен,

И в одну из крепких башень,

Смелый, крепко заперт он!….

 

Там не раз, в затворе тесном, —

В полночь,– месяца лучи

Взбудят память о небесном,—

О той памятной ночи!….

 

Там,—лилеи стебель сельный,

Смятый бурею ночной,—

Вспомнит дар он колыбельный

С дародарственной женой!……

 

Там, быть может, уж смиренный,

И покорный весь судьбе,

Каплю,- перл им погубленный,

Он опять найдет в себе……

 

 

СВЕТ В ТЕМНОТЕ.

 

И сбылось!…… и не терялась

Все таинственная в нем,

Хоть, порой, она казалась

В пепле сгаснувшим огнем…..

 

Как душа в душе другая,

Неприметная очам,

В нем таилась не земная,

Хоть про то не знал он сам!…

 

Но не раз другие люди

Что-то видели во мгле

На его могучей груди,

Словно в радужном стелке…. .

 

В час, когда огни гасились

И лампады по тюрьмам,

Сторожа над ним толпились

И не верили глазам:

 

Горький узник-одинокой—

Предавался ль чарам сна,

На груди его широкой

Загоралася– она!….

 

То в покое, то в мерцанье,

Тихой точкой золотой,

В тихом, палевом сиянье,

Свет боролся, с темнотой!……

 

И по кольцам черной цепи

Синеватый блеск зарниц

Пробегал….. И свод и крепи

Золотилися темнице!……

 

И бывало: вся темница

От чудесной точки той,

Рассветала, как божница,

Как алтарный храм святой!……

 

Все глядело….. все дивилось,

Только, чуждый чудесам,—

Он о том, что с ним творилось,

Не догадывался сам!…

 

И не чуял, узник бедный,

(Может быть, в душе с грозой!)

Как во сне туманно-медный

Лик его горел слезой..

 

То раскаяния слезы

Из целящейся души,

То грехов былых занозы

Исторгалися в тиши!…….

 

— Так телесными очами,

(Полные тревог и гроз),

Мы свою не видим сами

Совесть– каплю горних рос!…..

 

Но живым для нас укором—

Все живет дар неба в нас,

И в душе, покрытый сором,

Он сияет как алмаз!!……

 

 

ЧЕРТЫ ИЗ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ ХРИСТА.

 

 

БУРЯ НА МОРЕ ТИВЕРИАДСКОМ.

 

И было раз,– сгущалась тма ночная

Над закипавшим морем;— резкий ветр,

Как коршун с высоты на стаю птиц,

На волны бьет— и встрепенулись волны,

И, белыми крылами замахав,

Кипят, летят и спорят с облаками,

И к брегу вдаль, несутся городами;

И хлещут в брег, грызя поддонье скал,

Гороподобные полки валов.—

Не стало звезд, настала тма густая,

И круглая, кровавая луна,

Как зарево далекого пожара,

Из-за краев темнеющие дали,

Вставала медленно и тяжело;

И длинный луч скользил на пене вод,

При грохоте дробящихся громад………

И виделась при том луче дрожащем

Кружимая волнами ладия!

Двенадцать в ней мужей сидело в страхе,

Тринадцатый беспечно почивал:

Спокойствие в лице Его сияло,

И некий свет вокруг главы играл;

А между тем, все выл и буревал

Смятенный воздух; парус сорван; руль

Солгал в руках у кормчего……Ладья,

Накренившись, уже хлебала воду,

И, в свисте бурь, по свиснувшему своду

Видения носились…. … И с высей,

С клохтаньем волн мешался чей-то хохот…..

Уж паруса раздранные трепещут,

А волны все, то хлещут, то хлебещут;

Бурун гремит, и ссорится с скалами,

И волны нагло лезут на скалы,

Как воины на приступ, в синих латах,

И в шлемах, белым гребнем оперенных…

Уж смерть с своей косой в ладью вскочила,

И страх сердца пловцев оледенил…..

Вдруг бросились двенадцать к Одному,

И спящего, дрожащие, будили:

«Учителю! мы погибаем: встань!»—

И Он восстал- прекрасен и велик—

С спокойствием младенца, с силой мужа,

И им в ответ: «Боитесь маловеры!

Не испытав, не знаете еще,

Что вере– все послушно- и стихии!»..

С сим словом длань Он с волею простер,

И ветру рек: «Тебе Я запрещаю!»

И морю рек: «Умолкни!…. Перестань!»…

И слов Его послушалося море…..

Затихнул ветр– и воды замолчали,

И волны вдруг угладились…. Стеклом

Послушная пучина засветлела,

И вспыхнула рассветная заря,

И небо все перелилось в моря;

И ладия меж двух небес скользила….

Какая ж власть? Какая ж это сила

Что может Он и бури укрощать?!!

Так меж собой двенадцать говорили;

А Он стоял, в разгаре ясном утра,

Величествен и дивен, и в лучах,

Стопой в ладье, а духом в небесах!……

 

 

ДОЧЬ ИАИРА.

 

Вопль и слезы– в доме Иаира,

Милая его скончалась дочь;

Вместо дня, и брачных игр и пира,

С смертью в дом вошли печаль и ночь!..

 

Дева– вся в цветах– на ложе алом,

Цвет сама, подрезанный косой,

Бледная, под тирским покрывалом,

Все еще блестит своей красой…..

 

Сколько счастья было в тех сафирных,

В тех пылавших радостью очах;

В той улыбке…. в тех чертах эфирных

И в коральных молодых устах!….

 

И бежали золотые косы

До лилейных, стекловидных плеч….

Как Сароны благовонной росы

Сладостна была у девы речь!…

 

А теперь рыдал отец несчастный;

И стоял, как будто не живой,

Руки сжав, и — грустный и безгласный

Брат родной над милою сестрой…..

 

Вдруг вошел, в пурпуровом хитоне

Странник,— весь в таинственных лучах:

Он вчера, как будто был на троне

И сегодня шел Он, как монарх!…

 

— «Что за вопль?– Зачем и плач и муки!

Смерти нет!.. Девица только спит!»

И уж к небу Он подъемлет руки,

И мольба в устах Его кипит!…

 

И струею понеслось моленье

И, по той струе бегут с высот—

Свет и жизнь… и жизни возрожденье,

И…. увидел чудное народ!!….

 

Протянув к безжизненной десницу,

«Встань, Талифа-Куми!» – Он сказал,

И приподнял Он с одра девицу,

И румянец в деве заиграл…

 

Встала дева, как в полях лилея!

И, воскресший, полный жизнью взор

Разгорался, как заря, светлея,

Над лазорью Иорданских Гор!……

 

 

СЛЕПЕЦ ЕРИХОНСКИЙ.

 

Вартимей, сын Тимeев, слепой

В Ерихоне вопил за толпой;

— «Расступитеся, братья, народ:

Я целителя слышу приход.

Вы Его теплотой уж нагрелись;

Вы, друзья, на Него насмотрелись;

А я, нищий, бедняк и без глаз….

Раступитесь же, братья, на час!»…..

 

И звал к себе он громко Чудодейца:

«Давидов сын! Коснись и исцели!

Сними с меня сей скучный мрак ночей;

И давний глад насыть моих очей!»…

И ответ был слепцу: «Есть целенье;

Но найдется ли вера в тебе?»

И поверил слепой— и открылись глаза,

И для нищего жизнь уж светла!

И сказал ему Врач: «с миром в путь твой иди,

Веселись и молись, и на небо гляди:—

Тебя крепкая вера спасла!»….

 

 

ДОПРОСЫ.

 

И собралися фарисеи вокруг прозревшего слепца:

 

Первый фарисей (к прозревшему).

Признайся, друг! Ты нас морочить хочешь,

Или себя обманывал ты сам?

Ведь отродясь и не бывал ты слеп!

Не правда ль?… Так-себе глаза болели,

Все от причин известных и простых:

Не то от яркого луны сиянья,

Не то от знойного налета духа

Хозяина пустынь,— а он ведь часто,

Крутя вертячие пески в ложбинах,

Дымит в глаза песчаною метелью…..

 

Второй фарисей (к другим).

Глаза болят,– так вот он и пошел

На вольный хлеб- без платы и работы,

И собирал динарии с прохожих,

Как мытари сбирают дань с народа…..

 

Исцеленный.

Нет! грех творите вы пред Богом Вышним,

Безвинного виня напрасным словом;

Не ясно ли гласит любовь Творца;

«Не укоряй глухого и слепца!»..

Так Моисей сказал в своем законе.

А вы– законники?.. А что творите?!…

Спросите всех,– здесь все живые люди,—

И все заверят вас, что был я слеп.

Ну, кто ж не знал слепого Вартимея?—

Ведь и отец его Тимей из здешних,

И был в народе гласным человеком;

Да Римляне и ратная беда

Пустили нас ловить сумою ветер!..

 

Третий фарисей.

А как же ты ходил из веси в весь,

И на торгах теснился по народу,

И находил дорогу, ….. Стало,– видел?!..

Откудова ж глаза на это брал;

Аль ты глаза припрятывать умел?!

 

Исцеленный.

Да, правда я имел глаза…. да только

Не те, что по два ставит Бог во лбу;

По десяти имел в запасе…..

 

Четвертый фарисей.

Ну, вот!… а говоришь, что был слепцом?

 

Исцеленный.

Ах! я тогда за пару ваших глаз

Охотно б отдал зоркий свой десяток!

Мои глаза, ведь были без зениц,

И не вкушали божияго света,

И не писали чудных мне картин,

Которые кругом теперь я вижу…..

Мои глаза на пальцах были… Ими

И ощупью знакомился я с миром….

Так вот они, глаза мои какие!

Не захотите вы таких иметь!…

 

(Все совопросники разом).

Да где ж?— При ком… и кем ты исцелен?

Кто видел?… Кто поручится за правду?—

 

Исцеленный.

Поручится за правду- исцеленье;

А видели все люди- много было!

Вчера встречали караван с товаром,

А там настал прохладный, легкий вечер,

Так и гуляло из народа много;

А я сидел в предградье, за народом,

И горько что-то было на душе….

Вокруг меня, я слышал, говорили:

— «Смотри, смотри, что деется кругом,

Как хорошо заходит Божье солнце!

Вот,– скликав все лучи свои к себе,

Как мать детей,– оно круглится в шар

Из золота офирского литой;

И в розовом тумане тонет…. тонет,

Все рассыпая краски за собой!…….

А вот стада верблюдов и овец

Пестреются на пажитях широких,

Под синепламенным нагибом неба,

И на руне овнов, идущих с паствы,

Светлеется златой отлив заката…..

А там, гляди, как высказал поэт;

— Луна вся в золоте горит,

И в облачной круглится раме,

Как царственный Давида щит

Перед святилищем во храме!»…..—

«Нет!— посмотрите, что в полях творится!»

Сказал оратай сельский горожанам:

Вот седмь седмиц от начала серпа!..

Не даром же так сказано в законе,

Не даром же, когда пустыни рделись,

Пшеница все просила облаков!

И напоял Господь свои пустыни,

Как мать поит дитя свое грудное….

За то везде, как домы золотые,

Стоят стога благообильной жатвы!»…..

— «А вот,  смотрите!…. чуть смеркаться стало,

А сколько звезд уж небо пороняло

На дно спокойных луговых разливов!!»—

Так говорил один другому зрячий,

А я, слепец, я не видал —  ни зги!….

Я не видал ни солнца ни заката,

Ни золотой, в полях соседних, жатвы,

И ничего, что видят,- не видал!!….

Конечно, знал и я, что разливался

В полях пахучим морем запах роз,

Что градом роз наш город назывался, (Иерихон в переводе: город роз.)

И сам в руках держал не раз я розу,

Да чувствовал одни ее шипы;

А не видал красавицы в лицо!….

И ничего– я, темный человек,—

Я не видал на белом божьем свете!

Кому, так день, а мне все ночь, да ночь!..

Вдруг, слышу раз в народе зашумело

И говорят: «Давидов сын идет!»…

Вот я и стал кричать Ему на встречу:

«Давидов Сын! коснись и исцели!»….

Толпа раздвинулась,– Он подошел,

И на меня дохнуло теплым небом…..

«Найдется ль здесь, спросил Он громко, вера?»

И у меня пошел огонь по жилам

И молнии передо мной блистали,

И сердце будто вдвинулось в уста,

И вскрикнул я устами сердца: «Верю!»

А Он сказал: «за веру–ты спасен!»

Дотронулся– и исцелил….. Я вижу!…

Я вижу — и себя, и вас, и небо.

Сады и горы, все я вижу…. вижу!!!…

 

(в восторге)

 

Хвала Ему– Целителю слепых!

Хвала Ему и громкое: Осанна!

Велик сей Муж!– Нет, Он не сын Давида,

Он сын небес, Он Божий…..

 

Первый фарисей (с негодованием.)

Полно! Полно!

 

Второй фарисей ( указывая на исцеленного.)

Восторженник!

 

Третий фарисей.

Чудак!….

 

Четвертый фарисей

Мечтатель!

 

Пятый фарисей.

Глуп!!…..

 

(Уходят.)

 

Исцеленный.

Пусть буду глуп, но не мечтатель я

Мечты во сне прельщают человека:

Лукавый сон и мне вставлял глаза,

И я во сне диковинки видал!…

Но можно ли назвать мечтою чудо?

А надо мной ведь чудо совершилось!

Я вижу все; и воздух золотистый,

И синево густое в небесах,

И лист живой на пальмовых лесах,

И дымчатый, в полях, туман струистый,

И сикомор под блестками смолы,

И дальние лиловые скалы!…..

Нет!… пусть других морочат фарисеи,

А я к Нему и при народе гласно

Возопию всей силой вопля: «Дивный!

Хвала Тебе!…. Я вижу!… вижу!… вижу!»

 

(убегает.)

 

 

ХОЖДЕНИЕ ПО ВОЛНАМ.

 

Собирались тучи…. тучи,

И клубился пар летучий,

И дымился по волнам:

И в странах Десятоградий,

На сто поприщ, на сто стадий,

Буря выла по горам….

 

Вырос башней вал высокой

Над ладьею чернобокой;

Смерть кидалась на пловцов.

Вдруг, сквозь сумерок, туманный,

Идет чей-то образ странный,

По валам и сверх валов…..

 

Вал на вал, вздвигаясь, стонет;

Но не зыблется, не тонет

По волнам идущий– Он.

В мраке бури, в мраке ночи,

У Него сияют очи,

Как огнистый небосклон.

 

И смутило всех сомненье,—

«Он?- не Он!…. То привиденье»…

А кружилась ладия, —

Но над бездною глубокой,

У ладьи став чернобокой,

Он сказал им: «это Я!»…

 

И вступил в ладью могучий,

И рассеялися тучи,

Море сплавилось в сафир.

И в странах Десятоградии,

На сто поприщ, на сто стадий

Почивал глубокий мир……

 

 

БЕСЕДА С САМАРИТЯНКОЙ.

 

Ученики пошли за хлебом,

А Он у кладезя сидел —

Под ясным бирюзовым небом,—

И молча на небо глядел!…

 

В виду Сихарь,– старинный город,

Где жил великий патриарх,

Когда наш мир еще был молод,

И Бог гостил в простых семьях….

 

И вот,– с осанкой молодою, —

С челом– в убранстве длинных кос, —

Самаритянка– за водою—

Несет на теме водонос.

 

И в разговор с женой вступил Великий:

 

Он.

Зачерпни и напой меня, жена!…

 

Она.

Ты Иудей, а пить здесь хочешь воду!…

Не видишь ли, что я– Самаритянка;

А между вас и нами нет общенья…

 

Он.

О, если б ты познала Божий дар,

И кто тебе вещает: «дай мне пить!»

Сама бы ты взмолилася Ему,

Чтоб дал Он пить тебе живую воду…

 

Она (не понимая, о какой воде он говорит.)

Прохожий! где ж возьмешь ты водонос

И черпало, чтобы зачерпнуть воду?

А старый наш колодезь ведь глубок;—

Да разве больше ты отца Иакова,

Который дал в пустыне сей нам воду,

И сам ее с святой семьею пил,

И пестрые стада свои поил?… …

 

Он.

Вы пьете здесь– и жаждете опять;

Но от воды, которую Я дам,

Напившись раз, уже не вжаждут боле.

И та вода сама забьет ключом,

И потечет в испившем вечной жизнью…

 

Она (не понимая духовного смысла)

О дай же мне этой воды,

Чтоб вечно не знала я жажды;

А то мне, что день, то труды:

Сюда прихожу я по дважды…..

 

Он.

Иди мы…. и позови мне мужа,

И вместе с ним ко Мне придите оба!

 

Она.

Кого ж мне звать?… Нет мужа у меня…

 

Он.

Так…. хорошо!… Ты мне сказала правду:

Товарищ твой, теперешний– не муж!…

Ты пятерых мужей имела прежде,

А этот новый: он тебе не муж!…

 

Она.

Прозорливый! Ты истинный пророк!…

Ты жизнь мою, прочел, как будто в книге:

Все угадал!…. И верю я вполне,

Что многое Ты видишь и предвидишь,

И многое нам можешь объяснить.

Так объясни ж, что нам здесь так неясно,–—

И разреши, как нам молиться должно.

На сей горе молилися отцы,

А вы твердите нам: «в Ерусалиме

Мы поклонение должны творить»!..

 

Он.

Аминь! аминь! Уже надходит время,

И время то уже пришло теперь,

Когда ни здесь, ни во Ерусалиме,

Поклонятся Отцу, Ты мне поверь,

Не знаете– чему вы покланялись;

Но знаем мы, и верим в то, что знаем:

Спасение… прийдет из Иудеи…..

Аминь! глаголю Я: настало время,

Когда одной лишь истиной и духом

Поклонятся все племена Отцу;

Поклонников таких, Отец желает!..

Наш Бог — есть дух; мы в истине и духе

Должны Ему служить и покланяться!»…

Так, с кротостью своею неземною,

О чудном Он беседовал с женою! ..

По древнему ж преданью, — мудрость старцев

Толкует так сей дивный разговор:

 

«Душа у нас— жена Самаритянка:

Пять наших чувств— суть пять ее мужей;

Душа-жена дружится с каждым чувством

И с ним живет, как с мужем, за-одно.

Но испытав их лживость и превратность,

Тревожится, грустит, томится жаждой,

Доколь ее Господь не усытит

Беседою о истинах высоких;

Доколь не даст ей пить живой воды….»

 

Ученики пришли с запасом хлеба

И говорят Святому: «Равви, ешь!»

Но пищи той не принимая,

В ответ им говорит Святой:

«Есть пища у Меня иная.

Не знаете вы пищи той;

Зане та пища не земная!!…

У вас в уме- одна земля:

Смотрите– нивы и поля

Уже под жатвой половеют;

Но, в золотых своих венцах,

Жнецов (молитесь о жнецах!)

Земные жатвы не имеют!..

Уж близок час,

Уж полон клас!

Не вы посеяли, но вас

За чуждый труд, за чуждые заботы,

Зовут на празднество работы!….»

 

Так в тайном веянии духа,

Учил Он– дивен и велик!—

Для грубого земного слуха

Был нов Небесного язык ..

 

Но истина, летя златая,

Из золотых Его устен,

И в души молнией влетая,

Брала их в благодатный плен!….

 

И Он замолк… Но поднят город

Самаритянкой молодой;

Несутся за живой водой—

И пеш и конный, стар и молод……

 

Кипит живой струей дорога,

Раскрыл врата свои Сихарь;

И, как отцы бежали встарь,

Бежит народ– увидеть Бога!…

 

 

ЧУДО В ВИФАНИИ

 

I.

Три дня и три ночи

Слезящие очи

Тоскою полны

У Марфы и юной Марии.

Друзья созваны

На плач о жильце Вифании.

Уж Лазаря нет!

Радушного больше не стало;

Уж в грудь его смерти вонзилося жало,

Уж отдан последний, прощальный привет!

Раскрылась пещера, раскрылась могила,

И заперт в могиле мертвец.

ни власть человека, ни сильного сила,

Ни громкие вопли сердец,—

Хоть, вся бы земля завопила,—

Не вызовут к жизни могилы жильца!…..

Уж к зеву пещеры придвинули камень,

И сжались от скорби сердца.

И гаснул и сгаснул надежды в них пламень,

И сестры, во брате утратив отца,

Уныньем уныли,

Их слезы застыли

На синих ланитах лица….

 

II.

Притихнул дом,

В цветущем вифанейском доле,

И на зеленом ближнем поле

Скруглился свежий холм.

Всходило солнце, заходило,

Все так же цвел миндальный лес,

Все так же утро золотило

Густое синево небес,

Главу роскошную Фавора,

И смело взвившийся Сион…..

Но крепок был в пещере сон:

Ничто не зажигало взора

Под гробовою пеленой…

 

*

Когда ж смолкали труд и бденье,

В глубокой тишине ночной,

И тени синие ложились чередой,—

Видали путники какое-то виденье,

Осеребренное луной,

Над той пещерой гробовой……

И пастырь стад ночных, порою, слышал пенье:

То песнь неслась тоскующей души,

Над голубой долиною, в тиши…

 

ПЕСНЬ ТОСКУЮЩЕЙ.

Цветет миндаль, благоухают розы

И вертоград; 2.

*

А мертвеца ни прелесть роз, ни слезы,

Не усладят!! . . 2.

*

Ночной росой звездятся пышно лозы

И виноград; 2.

*

Но мертвеца ни жемчуг рос, ни слезы,

Не освежат! 2….

*

На что ж–спустясь струистым перламутром

На водопад, 2.-

*

Целует холм могилы братней—утро,

Не слышит брат!…. 2.

 

 

Одна, полна тоски и стона,—

Под сводом горняго шатра,

Так дева юная Сиона,

Так пела — Лазаря сестра!….

 

*

Грустила она до денницы,

Былого не зря впереди,

И слезы кропили ресницы,

И слезы кипели в груди!…..

 

III.

И чистая — из дум святых слитая,

И ясная — как палестинский день,

Она была — как тонких облак тень,

Как детских снов картина золотая:

И взор ее — был пылкий луч зарниц,

И небеса в очах ее светлели,

А на шелку темнеющих ресниц

Алмазы влажные теснясь горели.

А голос девы — был светлей цевниц!…

И вот одна — под свежими лесами—

В своей тоске, не всеми понятой,

Под тканию рассвета золотой,

Беседует Мария с небесами:

 

«Узел сомненья

Кто мне развяжет!

Кто, мудрый, скажет,

Что после тлен,

Станется с братней душой?..

Что даст могила?

Мертвый покой…..

Или, взяв крыла,

Вновь ожилой,

 

К синим ли высям эфира,

В царство ли бури, в царство ли мира,

Голубем чистым, взлетит

Лазаря дух бестелесный?…

Вихрем ли бурным вскипит

Он в высоте поднебесной?…..

Или над тихой, в полночь, водой

Будет светиться тихой звездой,

Тихо лучом нас лаская?!…

Так вопрошала дева младая…..

 

IV.

Все еще полон гостей Лазаря дом вифанейский,

Все еще плачут о нем сестры и старцы Салима.

Кажется, с ними и дом-сирота без хозяина плачет…..

Вдруг запестрело вдали, новые лица мелькают:

Сонм благородных мужей идет к вифанскому дому.

В воздухе стройно меж них Муж рисовался Единый:

Плавно ступая, Он шел, мнилось, земли не касаясь:

Цвет полевой под Его легкой стопою не гаснул!…

Ткани лазурью обвитый, полем Он шел, как виденье…

Марфа к Марии бежит: «Здесь Он опять между нами.

Встань, о сестра! поспешим: — идет к нам гость драгоценный.

Добрый Учитель идет!… Встань же, омоем слезами

Ноги Его, и опять алaвастр благовонного мира,

Тот алaвастр золотой, длинно-шейный, сияющий ярко,

(Словно перл дорогой в разноцветных зарях и отливах,)

Вылей весь на Его благородные ноги….. и также,

Как и тогда, их своими, сестра, оботри волосами:

О, блаженны власы, утиравшие ноги Святаго!

Я же устрою весь дом и трапезу….. Он дивный, Он мощный,

Многое может…. Как знать?»…. «Поздно!» сказала Мария:

«Лазарь — брат уж в гробу!» — «Нет!» отвечала ей Марфа.

«Сердце во мне загорелось…. Дивное чует, послушай:

Я, ведь, Его на пути встретила с словом: «Учитель!

Если б Ты был между нас,- брат наш не умер бы Лазарь!…

Знаю и то, что когда Ты попросишь у Бога,  —получишь

Все, чего б у Него ни просил Ты». На это в ответ Он:

«Брат твой воскреснет!» — «Увы!» я сказала: «воскреснет со всеми

В день воскресения всех?» — «Нет!» отвечал чудодейный.

«Я воскресенье и жизнь!… Веруяй в Мя и умерший

Паки воскреснет!»… Итак, поспешим же на встречу Благому»…

Обе, — как веры огнем два зажженных светильника, сестры,

За руки взявшись, бегут, а народ уж толпится у холма…

 

V.

И подойдя к могиле загражденной,

Он возгласил: «Найдется ль вера здесь?

Поверите — узрите вы сами

Великую живого Бога славу!»

А между тем о Лазаре почившем

Он воздохнул, и слез не потаил,

И были то любви не нашей слезы!…

Но, укрепясь опять владычным духом,

И мощный глас возвысив. Он вещал:

«Прочь камень!… Прочь!» И камень отвалили…

И. подойдя к дверям, Он возопил:

«Изыди. Лазарь, вон!» И Лазарь вышел….

 

***

С оковами темницы гробовой,

Весь белою обвитый пеленой.

Стоял мертвец, как истукан, при входе…

А между тем играло все в природе,

И солнце и ручьи…. певцы долин —

И серны гор…. поля кругом светлелись,

Светлелись свежие тенистые леса,

И теплые светлелись небеса….

Но сумрачен и тих живой мертвец:

Забыв про все, расставшись сам с собой,

На мир живой, на воздух голубой,

Безжизненно глядел он — неподвижный:

Он с паки-бытием своим не свыкся,

И, жизни гость, еще не верил жизни,

И сам себя с боязнью осязал!…..

 

***

Голос мы в душе послышав Бога,

Звавшего из гроба нас на жизнь,

Когда уже греха отвален камень,

И Лазарь в нас четверодневный встал,-

Мы все еще не верим Божью чуду,

И тусклыми глядим на жизнь очами,

И яркий свет еще пугает нас,

И полные то верой, то сомненьем,

Мы все стоим меж тленьем и нетленьем! ..

 

 

ЧУДО В КАНЕ ГАЛИЛЕЙСКОЙ.

 

I.

В Кане был свадебный пир,

Ликовали жених и невеста;

Для гостей не ставало уж места:

Собрался Галилейский весь мир!…

Сановитые мужи надели

Дорогой златошвейный наряд,

И монисты на женах горели!

И рубины, и перл, и смарагд,

Засветились у дев в плетеницах,

И светилося праздником в лицах…

 

II.

И хоры молодых певцов,

Под семигласные свирели,

О браке честном песни пели,

Как научились от отцов.

 

Хор 1-й.

Брак честный, брак чистый,

Как яспис лучистый

В заветном кольце,

Сияет в жизненном венце.

 

Хор 2-й.

Отсель прочь дума мрачная,

Былая грусть-будь сон.

Светлей трапеза брачная,

Как светел наш Сион!

 

Старец (с длинною белой бородою встает и говорит.)

Брак честный Егова устроил сам от века,

Чтоб двух таинственно в одно соединить.

Чтоб десять чувств и две души спаять и слить,

И им двойной хвалой творца б благодарить

За брак, как лучший дар для человека.

 

Молодой певец.

И чтоб без брака человек?

Кружимый жизни суетою,

Он весь промаялся б свой век

Неприкаянным сиротою.

 

Водитель хора.

У мужа жизнь порою жгучий пламень.

Жене Бог дал слезу, улыбку и елей:

Ея слеза пробьет и камень…

А кротости елей дан на смягченье душ;

Улыбкой счастливы: семья, друзья и муж.

 

III.

Так… изобилье сластей,

Ароматы и песни и хоры,

Потешали застольных гостей,

А богатство пленяло их взоры.

Но одна, хоть одеждой простой

И прикрыла свой сан утаенный,

Но сияла, как свещник златой

Пред кивотом алтарным зажженный…

Не блистала Она в синетах,

Плетениц и монист не имея:

Но бессмертия искра, светлея,

Отражалась в небесных очах…

И от гостьи, ко всем благосклонной,

От ее благодатной души,

Проливался эфир благовонной,

Как от лилии, скрытой в глуши…

И хоть вид и осанка царицы

И закрылись в Ней скромным лицом,

Хоть сидела в кругу пировом,

Опустивши смиренно ресницы,

Но казалось иным, что зарницы

Заплетались над Нею венцом!…

И влеклися к Ней души– не зная,

Отчего увлекало их к Нeй!…

И не всеми тогда понятая,

Привлекала всех брачных гостей…

 

И сидел там и Муж величавый,

Под рассветом незримых лучей,

С богосветлым сияньем очей…

И был пир тот, — пир блеска и славы,—

Для Него, как пестреющий сон!…

В думу тайную весь погружен,

Он далек был душою от пира–

Неземные условья любя;

Но какое-то счастие мира

Разливал Он на всех от Себя…

 

IV.

И вдруг гремит архитриклина глас:

«Вина! вина!– нет более вина!»…

И целый дом в смятенье и заботах,

В повоях шелковых, в ометах пестрых,

Прислужники с низанками ключей,

Допрашивать спешили погреба,

И погреба отверзтыми устами

Кричали им: «нет более вина!»…

 

V.

Тогда радушно и с мольбой Она,

Вняв речь заботную архитриклина,

Пришла склонять речами ласки Сына,

И говорила благости полна:

«Хоть ты сказал: «О Мать! моя година

Еще для дел великих не пришла!»…

Но благодать в Тебе уж так светла!!!

Нет! нет! Ты можешь все: Я вижу, знаю!

Ты можешь все, таинственный мой сын!..

Под сению смирения земного

Ты столько сил скрываешь неземных:

Велишь– и будет!… Повели ж, мой Сын!

А я гостей встревоженных утешу…»

 

VI.

Служители приносят по приказу

Шесть длинновыйных каменных сосудов,

Наполненных по край водой холодной…..

И Он восстал, Муж дивно-благородный,

И верою повеяло в сердцах;

И водворилось ожиданье чуда…..

И осенил Он, Благодатный, воду

И из Его таинственных перстов,

Сверкнула жизнь– как огнь из облаков,

И ожила безжизненная влага,

И дух проник бездушную стихию,

И зашумело в каменных сосудах….

И влага хладная преобразилась

В кипучее, душистое вино!!!……

 

VII.

Так сделалось….. И сделается так,

Когда в судьбах сближаться время станет,

И для земли приспеет с небом брак;

Но веры– брачного вина!— не станет!!..

Тогда– в тот век без веры и чудес,—

Хоть зло с добром еще не кончит битвы,

Но жаркие и слезы и молитвы,

Заступницы за землю у небес,

Дадут суду на милость перевес!….

Она всегда,– в борьбах для нас неровных,—

Стоит за нас– своих единокровных!!…

Сама она страдала на земле,

И знает, что земля лежит во зле!—

И у земных, наследственно-виновных,

Горит печать паденья на челе!….

Но, преклонившая на чудо Сына,

Когда не стало брачного вина,

Преклонит верно и Отца Она —

И чудная слетит с небес година:

Высокий Гость войдет, Дух Божий, в мир,

Как Божий Сын входил на брачный пир;

И, вопреки условиям природы,

Чудо-таинственно преобразит

В сосудах душ застынувшие воды….

И вдруг восторг повсюду закипит,

И враг и друг- и целые народы

Любовью жаркой сплавятся в одно,

И станут пить духовное вино!…..

 

 

ШАТАНИЕ ВЕРЫ.

 

В ночи ненастной, буревой,

По влаге пенистой, кудрявой,

Где вал за валом белоглавый

Катился с шумом снежной лавой,

Он шел немокрою стопой,

С своей осанкой величавой

И лучезарною главой.

И подошел к ладье тонувшей,

Где, в изумленье воспрянувший,

К Нему воскликнул ученик:

«Велик Ты, Господи, велик!

Кто в тайны сил Твоих проник?

Но в силах дай и нам участье:

Вели, под бурю и ненастье,

По этим пенистым волнам,

Идти к Тебе,– как идешь к нам!

Мы знаем: нет щедротам меры

И благости в Твоей груди:

Вели ж и мне, взяв посох веры,

Идти?»…. И был ответ: «Иди!»….

И Петр восстал,

И Петр идет…..

За валом вал

Шумит, гудет;

Но Петр восстал,

И Петр идет….

Идет, законы все наруша,

И поддалась вода ему, как суша,

И влагу он стопой тяжелой жмет….

А зыбь дрожит, а вал шумит и плещет.

И пасмурны и грозны небеса:

Рыбак в ладье, ладья у скал трепещет,

Волнуются прибрежные леса,

И ветр ревет:

Но Петр идет!……

Крепчает ветр

В разгаре волн;

Но, верой полн,

По гребням волн

Все идет Петр!!… .

 

 

ВОЛНА ВОЛНЕ:

«Бывало ль ввек,

Чтоб человек, —

И не во сне, —

Откинув чолны.

Ступал на волны?!»….

 

Он бросил взгляд

И вниз, и вдаль;

Кипит, как ад,

Тверда, как сталь,

Под ним сердитая пучина

«Какая ж может быть причина,

Что я хожу так по волнам?!

Природы нарушитель чина

Я — точно ль я? — Хожу ли сам?….

Во сне ль?… в сем кипятке волненья,

Хожу ль я точно наяву?!……

Сказал в раздумье- и сомненья,

Туман надвинул на главу…

И выронив из сердца веру,

Сомненьем свеяв благодать,

Он видит под собой пещеру,

Его готовую пожрать!!…

И шаткий в мыслях, зашатался

На крепких он своих ногах:

За валом вал к нему кидался,

И смерть сидела на плечах!…..

«Я гибну, гибну, мой Учитель,

И на ногах не устою!»……

Но длань простер к нему Спаситель,

И Петр вступает в ладию.—

 

Не часто ль так, в порывах детской веры,

Не знаючи ни света, ни страстей,

Ни тайных зол, ни гибельных сетей,

И неизведанных препятствий меры,—

Кидаемся и мы в житейские моря,

И по волнам идем без препинанья,

Пока елей святого упованья,

В сердечной храмине горя,

Нам светит…. И стопой не шаткой

Идем мы весело дотоль!…..

Но мысль заразная украдкой

Заходит в голову, как моль,

И подточив все стебли веры сладкой,

Разуверяет в бытии чудес!…

Тут голова берет над сердцем перевес:

Что шаг,— расчет; что мысль, то рассужденье….

И вот уж золотой наш век исчез!

Все гуще, все темней в уме сомненье,

Все более от веры отпаденье

И удаленье, от небес!…..

Тут безъименное сжимает душу горе,

И тонем мы с собою сами в споре!!

Адам в раю,– что Петр на море.

Одно и то ж мы видим в двух:

Тот  к нашептам врага склонил свой слух;

А этот в сеть зашел сомненья……

Но счастлив, кто во дни волненья,—

Когда кипит в уме лукавых дум беда,

И свищет в ухо искуситель,—

Воскликнет сердцем иногда:

«Я гибну, гибну, мой Учитель!»…

Зане Он– там и здесь, вчера и днесь,–Спаситель

Он руку нам подаст всегда!…..

 

 

НЕЗДЕШНИЙ ГОСТЬ У МАРФЫ И МАРИИ.

 

Много сошлося гостей к Лазарю в дом вифанейский,

Много заботы и дела Марфе, прилежной хозяйке:

То бежит в вертоград, то учреждает трапезу.

Мария ж, Марфы сестра– тихо присела, чтоб слушать

Гостя в омете лазурном…молча, дышать не дерзая,

Дева, (у ног посетителя) — полное жизни и света,

Слушает слово из слов, и цветет в ароматах святыни!…

Тело, казалось, на ней все растаяло, словно

Снег на лучах…. и душа позабыла условья земные…

День уж давно догорел; запада пышные розы

Ткань серебристых лучей от луны молодой застилает….

Мария, руки сложа и уставя глаза на витию,

Млеет, глагол поглощая,— поток живоносный; забыла,

День или ночь на земле, — здесь или там она где-то:

Сколько неясных движений, чувств безъименных и молний

Веры, надежды, любви, в душу влетели Марии!!…..

Свет понемногу сходя, сердце ее затопляет;

Полная светом, она возрождается…. Вся уж иная!….

Вся отрешилась душой от земли, и забыла земное!!.

Новая, новая жизнь в жилы втесняется деве,

Радость и сладость весны, — жизнедарной весны возрожденья,—

Землю, стихийность и все, что не жизнь, изгоняет из девы….

Вот уж она и светла, как слеза, как алмазная капля

 

Утром на полном цветке, и готова за солнцем, на небо…

Девственный вздох или мысль и молитва не легче, чем дева

В эти мгновенья!… Глядишь: улетит, неземная, на небо!!…

Сердце полно… На уста изливается сладость…. блаженство

Все растопило в душе…. всю превратило в молитву:

Нет уж больше ни лет, ни времен, ни пространства, ни места!…

Нет к языке человеков слова, чтоб выразить слово,

Кое Мария в себя принимала, как новую душу;

Небо за небом текло и втекало в блаженную деву…..

Вся просветлелась она!… Вся сочеталась с природой:

Нет ни дали, ни близи: все ей доступна, понятно!…

Видит и слышит кругом тайные вещи и звуки!…

Музыка дальних миров где-то над нею играет;

Дивная песня, звучит по лазури… по яхонтам неба;

Хорами звезды текут с гимнами к Божию трону;

День собеседует с днем; ночь разглагольствует с ночью.

Кто (в их теченье) из двух: смерть или жизнь одолели?….

Много ль закрылось гробов? Колыбелей раскрылося много ль?

Много ль у Бога нашлось тайных людей не забывших

Имени Бога, и верных в сердце закону Его?…..

Сколько добра или зла видели звезды той ночи,

Сколько раскаянья слез, сколько любви и молитвы,

Послано в небо землей, и на сколько земля, усветляясь,

Сблизилась с небом?… И он, человек прокаженный, на сколько

Сблизился с Богом?… Так в небо вести доходят земные!..

Видя кругом чудеса, погруженная в тайны, Мария —

Слышит, как бьются в тиши жилы природы…. И море

Где-то под бурей поет!… Вся не своя, в упоенье,

Мария чудно живет чудной, не нашею жизнью…..

Рухни основа земля, рухни Салим,– Галилея,

Что ей?!… В восторге своем не заметит, хотя бы пустыней

Стала вся Палестина…. Только бы Он не замолкнул,

Только бы небо еще,— тою ж эфирной струею,

Тою же цепью глаголов светлых, чарующих сладких, —

Все из божественных уст дивного гостя бежало!…..

Льется ль, не льется ль в ней кровь, дышит ли сердце,— жива ли,

Дева не знает!… но вдруг голос могучий укора

Резко над ней прозвучал…. (Суетой и землею пахнуло!)

«Что ж ты тут, руки сложив, все сидишь?… позабыла о доме?

Дом же наш полон гостей– и о том и о том мне забота:

Кинусь туда за одним, а глядишь, уж зовут на другое!

Конобы, миссы, расставь, изготовь сулеи и фиялы

Смокв набери и олив, виноград положи с мандрагором;

Стол цветами осыпь.— А в поварне все та же, все я же. . .

Чванец елея возьми, меру муки… Опресноки,

Мед да млеко, да потребник; козленка поеного сжарив,

Я же подай, да поставь, угости вином и сикером..:

Марфа, да Марфа везде… А Мария сидит и забыла,

Есть ли на Божием свете люди….. хозяйство?»… Так Марфа

Внешняя вся,— хлопотливая, добрая.—Марфа хозяйка, —

Светлый внутренний мир восхищенной сестры разоряет!!… .

Так, когда веющий дух душу чарует беседой;

Так когда сердце в молитве млеет и плавает в свете,

Тело, взяв перевес, душу от духа отводит,

И разогретую мчит в стужу житейского…. в бури….

 

*

В этой тройственной встрече есть много тайного смысла:

Тело нам знаменует— Марфу, Мария же душу;

Гость же, нездешний,– Он дух– кто был? Все тот же, от века,

Что Аврааму являлся древле под дубом Маврийским!!…

Истину эту понять могла ль хлопотливая внешность?……

 

*

Нет! никогда не поймет Марфа Марии! «Так что же?…

Господи!» –Марфа рекла: «для чего же Мария так долго,

Слушая речи твои, не радит, не хлопочет о доме!?»….

«Марфо! Марфо!» –сказал истинны чудный вещатель,

«Марфо! Печешися ты и молвишь о многом! Мария

Лучшую часть избрала!… И никто у нее не отъимет

Избранной ею той части!…. Верь Мне: единое только есть на потребу»…

И смолк.— Закатилась луна над Сионом;

Пала роса на Ермон, на волнистые холмы: светлея

В тайне долин, на вершинах гранат или пальм длиннотенных,

Стройных миндальных дерев на серебряных рощах; на купах

Частых смоковниц, олив, и зеленых, густых сикоморов;

Воздух теплый дышал ароматом сафрана… и мирра

Искрилась, в каплях янтарных, над корою дерев стройно-рослых…

Резко скалы то краснелись, то в лиловом тонули отливе;

Ночь огустела в садах; отшумели трапезные гости.

Кое-где трепетал огонек сторожей вертоградных;

Кое-где шелестил ветерок по ветвям кипарисов,

Густо черневших вдали, на румяной заре пред рассветом;

Звезды скрылись, и все по долинам и в высях— уснуло…

Старцы ж, усевшись чредой, и к Салиму лицем обращаясь,

Все меж собой говорят: «что есть одно на потребу?!»…..

 

 

ЛОВИТЕЛИ.

 

Пришли ловить Его словами,

И говорили: «Должно ль нам

Все слыть рабочими волами,

Все быть слугами господам?..

 

*

Не к Богу ль неба только длани

С молитвой должно возносить,

Не Божьи ль мы?– Зачем же дани

Земному кесарю платить?!….

 

*

Учитель! Словом златоструйным,

Ведя нас к Божиим путям,

Скажи, должны ль мы, с духом буйным,

Идти наперекор властям?

 

*

Или молчать и покоряться,

Терпеть, работать и платить!…

Скажи: все так ли- оставаться,

Все так ли будут люди жить?»….

 

*

Премудрый понял ухищренье,

И взял одну из их монет,

«Вы видите изображенье!»…

Сказал вопросникам в ответ.

 

*

«Земное все так в век из века:

Ваш кесарь отлил лик в металл,

А Бог– ваш Бог– у человека

Свой лик на сердце начертал!….

 

*

Все просто!…. Места нет роптанью;

Отдайте всякому свое:

Динарий– кесарю будь данью,

А сердце Богови твоё!» —

 

 

ПОРЫВ И ЗАМЕДЛЕНИЕ.

 

«Пойду, Учитель, за Тобой!»

Сказал Святому путник встречный:

«Я с жизнью выдержал уж бой,

Хочу найти покой сердечный….

Ты так учил,– в словах Твоих

Так было много неба, … сладость

Лилась из уст Твоих святых!!..

А я, в пустынях жизни, младость

Растратил в суетах земных…

И вот, ища вознагражденья.

За дни житейских зол и бед,

Я жажду, жажду возрожденья,

Хочу идти Тебе во след…

Но ворочусь я не надолго,

Чтоб уж всегда с Тобой ходить.

Домашним я обязан долгом:

Хочу отца похоронить.» —

«Оставь!» сказал ему Великий,—

«Оставь им, мертвым, мертвеца;

Оставь их возгласы и клики,

И плач, смущающий сердца…..

У Бога смерти нет!— В том свете

Все жизнь и вечный жизни цвет:

В любвеобильном, теплом лете,

Ни хлада, ни растленья нет!!…..

И так, обряд свой погребальный

Пусть справит за тебя иной,

А Я сниму покров буквальный

С загадки жизни сей земной

Для тех, кто вслед пойдет за Мной:

Я дам им жизненного хлеба,

Бессмертья покажу зарю

И расскажу про тайны неба,

И смертных с смертью помирю!»……

 

 

СУД ЗАКОНА И МИЛОСТЬ БЛАГОДАТИ.

 

Она стояла и бледнела,

Глядеть не смея на людей:

Толпа судила и кипела,

И грозен суд был тех судей!

 

*

На самом месте преступленья

Она кругом обличена….

И вот здесь руки…. здесь каменья,

А здесь…… преступная жена!…..

«Суди и рассуди, Учитель,

Что сделать с грешницею сей?

Закон нам дал наш прародитель,

Сам боговидец Моисей!

 

*

А Ты, Учитель, что нам скажешь?

Исполнить ли велишь закон:

Ее ты свяжешь иль развяжешь?»…

И молча- наклонился Он.

 

*

И на песке перстом писал Он:

«Кто сам безгрешен,— пусть разит!!»

И написавши, долго ждал Он,

Чей первый камень полетит….

 

*

Но с букв тех брызнул свет и пламень,

И всяк, себя узнавши сам.

Кто спрятал стыд, кто спрятал камень,

И молча в россыпь по домам!

 

*

Одна она, скрестивши руки,

Стояла все, потупя взор;

Но Сердцеведец– сердца муки

Прочел… и рек: Где ж их собор?…

 

*

«Нет больше грозного собора!

Они ушли– и храм уж пуст!

Одна в молчаньи приговора

Жду из Твоих священных уст!»…

3

Ты ждешь…. И Я судейским млатом

Не раздроблю твоей души;

Но не губи себя развратом—

Иди, и больше не греши!»……

 

 

УЙДИ ОТ НАС.

 

 

НРАВЫ ГЕРГЕСИНСКОГО НАРОДА.

 

«Уйди от нас!… Ты страшен нам:

Твое присутствие смущает,

Таинственный!!…. Твоим словам

Земля и небо отвечает:

Уйди ж от нас– Ты страшен нам!…

Твои дела, слова— нам горы

И не по нашим раменам!

Твои блистательные взоры,

Как солнце здесь- не по глазам,

И острые Твои укоры

Кроят нам сердце пополам!…

Нам нравится наш край туманов,

Нам в этих дебрях жить вольней.

Под шум приморских ураганов,

Пасем стада своих свиней,

И любо нам!!— А Ты нам страшен,

Ты, чудодеец, нас сильней!

Сказал- и с гор и с горных пашен

Два стада бросились стремглав

И утопилися в пучине……

Иди же с миром, нас оставь:

Мы любим жить в своей пустыне,

В земле туманов и теней,

В глуши, в семьях своих свиней!…

 

*

«Изумил Ты нас, Дивный, делами,

Изумится и поздний им век:

Здесь давно ль за пустыми скалами,

Не похожий на всех человек

И в горах и в гробах зарывался:

Он вопил и стонал,

Цепь стальную ломал,

И как зверь на прохожих кидался……

Он боролся с каким-то врагом,

Пена у рта и зубы стучали;

А глаза, как у рыси, огнем

По ночам издалека сияли…..

 

*

И вот теперь он тих и здрав,

Как летний божий день он ясен!…

Но Ты, Могучий, нам опасен;

Иди же с миром, нас оставь!—

Деянья сил и света громки

Оставь: они для глаз сносней;

Потемки сладки для людей»….

 

*

Так изгоняла Гергесина

Того, не вытерпя чудес,

Кто в человеческого Сына,

Вместил весь блеск, всю власть небес;

Кто весь был тайн и сил пучина!……

И молча здесь непонятой,

Смирив могущество и волю,

Отходит инде Он, Святой,

Путем прибрежным к Декаполю,

Чтоб шествовать оттоль в Ерусалим!…..

 

 

КУПЕЛЬ ВИФЕЗДА.

 

Певцы, свирельники, народ, муж таинник из Иессеев.

Купель окружена болящими и чающими движения.

 

Великолепно распахнула

Пять врат в притворах Вифезда,

И ясно зеркалом блеснула

В купели спящая вода;

Но влага дремлющей купели

Была без жизни, без волны;

Кругом лежали и сидели,

Тоской страдания полны, —

Едва лохмотьем приодеты,

Полуугасшие скелеты……

 

Первый певец (ударяя в струны кифары.)

Смотрите и ждите, за вопли и стон,

За много пролитых недужными слез,

Посланник господний примчится с небес

И минет купели таинственный сон….

 

Второй певец (с тимпаном)

И взроет, задвижет

Дремавшую дух,—

Дух сил исцеления полный,—

И взвихрясь, забрызжет

Уснувшая вдруг,

И волны…. все волны,

(Как зыбкие чолны)

Чешуясь, бугрясь серебром,

Заблещут хрустальным ребром….

И вслед за шептаньем их важным,

В глуби по поддониям влажным

Прокатится рокотный гром….

 

*

Голоса из народа

Блажен, кто в купель погрузится,

При дивном волненьи зыбей:

Он разом, от всех исцелится

Недугов и ран и скорбей!…..

 

*

Муж таинник Иессеянин.

(к народу.)

Купель Вифезда– это мы!…

В тумане наземные тмы,

Душа в нас, купель, засыпает;

Суета ж и разврат

Наши чувства, пять врат,—

От влияний небес запирает…..

 

*

Но есть пора, есть дивный час.

Когда к нам свыше прикоснутся,

И пять притворов распахнутся,

И жизнь ключом забьет у нас!….

Тогда минуты не губя,

Из внешней области сетей,

Из дыма горького страстей,

Ликуя, веря и любя,

Ты погружайся сам в себя;

И там,— души твоей на дне,—

Ума недужного туманы,

Мечтаний ветренных обманы,

И сердца гибнущего раны,

Топи в живительной волне!……

 

Но среди толпы народной,

Он явился благородный,

Величавый,– Бого-муж;

И к лежащему больному,

Идет, ровно как к родному,

С лаской врач телес и душ….

 

Он.

Давно ли так полуживым здесь тлеешь,

И почему не кинешься в купель?….

 

Болящий.

Ах! коль о мне жалением жалеешь,

Узнай: моей печальной жизни цель

Есть– кинуться в кипящую купель;

Но горе!….. Мы имеем часто цели,

И часто их достичь…. в нас силы нет!

Вот и у самой здесь купели

Лежу я тридцать восемь лет!…..

Все существо мое тоской томимо:

Уж тридцать восемь раз надежда мимо

Меня прошла!…..

Но вера все во мне светла!….

Я верую, что Бог и лет и века

Когда и как-нибудь меня спасет:

«Я здесь всем чужд: не имам человека.»

 

*

А между тем народ уж чуда ждет,

И вот, простря со властью руку,—

В которой все таились силы сил,—

С любовью Он к страдальцу возгласил:

«Восстань!»…. и долгую страданий муку

Расслабленный, больной, живая тень,

Забыл…. и спрянул, как елень!!…….

 

 

НЕПОНЯТНОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ.

 

I.

В великолепно освещенной,

Пространной храмине блистал,

В златую утварь снаряженный,

Богатый стол….. И рассылал

До самых городских окраин,

С приветом ласковым отца,

Гонцов с конца и до конца,—

Просить гостей к себе хозяин.

 

II.

Но гости, словно сговорясь,

На зов радушный извинялись:

Те все куда-то торопясь;

Те недосугом отзывались:

«Скажи», в ответ гонцу один:

«Мне право недосужно, ибо

Волов купил…. За честь спасибо!

Да не гневится господин!»

Другой в ответ: «село торгуя,

Прийти на ужин не могу я»!…..

 

III.

А все светился ряд лампад,

И яство роскошью манило,

И дым, как вешний аромат,

Тянулся лентой из кадила;

Семья ж гостей не приходила!!…..

 

IV.

Тогда хозяин рек рабам:

«Бегите вы на все дороги,

По закоулкам, по углам,

По мрачным норищам убогих,

Зовите нищих и слепцов,

Калек, костыльников, хромцов!

Для них мой дом, мой сладкий ужин!….

А тем, мой раб, скажи: «Не вы ль

Глотаете плотскую пыль?

Так пир духовный вам не нужен!!…

И двор замкнуть и надписать:

«Был час… и зов был послан многим—

Не шли!! Не стали их и ждать,

И отдали весь дом убогим,

А им блаженств его не знать!!!@……….

 

V.

Не стала ль эта притча былью?!….

Осмотримся кругом себя:

Условья мира полюбя,

И светской утучняясь пылью,

Средь бездорожной жизни тьмы,

Под лестью мира душелова,

Не пропускаем ли и мы

Духовного на ужин зова?!……

А до имущих ухо,– слух

Уже не ложный достигает,

Что день в земной лампаде догорает;

И уж по всем путям своих усердных слуг

Хозяин дома рассылает

Гостей на вечерю последнюю сзывать…..

На что ж глаза и уши закрывать?

Доколь еще глядеть… и не видать?!!…

 

 

СВЕТ НА ФАВОРЕ.

 

Фавор крутой, Фавор высокой,

Одела ризою широкой

Одна из трех святых ночей,

Земля ко сну склонила око,

А небо тысячьми очей

На землю спящую глядело;

Зане уж время то приспело,

Когда, без ведома людей,

Для счастья их свершится дело

Разоблаченья Божества,

Чтоб в миг над типом торжества

Оно явилося всецело…

 

*

Он шел молиться на Фавор,

Мольба- души Его услада —

Из кроткого сияла взгляда,

Как утро из-за синих гор….

Он, Дух, как бы простря орлины

Крыле, — достигнул вдруг вершины,

И тихо на молитву стал

На месте, где увидят диво…

Ученики ж, как плоть, лениво

За Ним идя, у ближних скал

Свои шаги остановили,

И на цветных, пушистых мхах,

Еще в земных своих мечтах,

Как люди, сном земным почили…..

И снится им в их детском сне,

(Они душою были дети,)

Что где-то их рыбачьи сети,

При сладкой в море тишине,

Снуются шелком по волне…….

 

*

И снятся им мóря родные равнины,

И тянутся стаи серебряных рыб;

Ныряют, играют с волнами дельфины,

И плещет и блещет знакомая зыбь;

И в море спустились прибрежья картины,

И жемчугом море, им снится, цветет,

И их манит… и им поет:

«Блажен рыбак благословенный:

Плывет ли в бурю одинок,

Ни ветр, ни зыбь, ни вал надменный.

Его не трогают челнок!…..

Блажен рыбак благословенный!

Хоть воет ветр, хоть брег далек,

Кругом шумят и скачут волны,

Как юнцы белорунных стад;

Но весел он, доверьем полный.

И счастьем лов его богат……

Бежит, добычей отягченный,

Счастливый челн бежит назад;

Народ прибрежья, изумленный,

К нему навстречу, и без слов

Глядит на сеть, на дивный лов…..

Блажен рыбак благословенный!»…..

 

Так снились сны земным земные,

А между тем на высоте

Событья деялись иные:

В глуши, в полночной темноте,

Далеко в небе рассветало,

И будто тьмы ночной не стало,

А чудная зажглась заря……

И вдруг, меж роз и перламутров,

Как будто сто явилось утров,

И света брызнули моря,

Под синим пологом Фавора,

Где с чудной ясностию взора,

Стоял величественный Он…..

Но был уж, Дивный, Он— не Он!….

Уснувшие, вспрянув от страха,

Глядят…. Он весь преображен:

Стопа не давит больше праха….

И светлым паром обложен,

Он плавал в нем, как мысль святая,

Слепя одежды белизной:

И плоть, вся светом пронятая,

Его сливалась с вышиной……

И чудный некий воздух чистый,

Незримо веявший эфир,

Лобзал одежды край волнистый,

И навевал священный мир……

И Он стоял преображенный,—

Оставя землю под собой,

Весь в небе, небом поглощенный,—

Как царь над миром и судьбой…

Стоял Он, распростерши руки,

Обнять готовый целый мир,

И звучным ливнем, свыше, звуки

К Нему летели с горних лир…

И меж гармонии и света,

Он Сам,– весь световой кристалл,—

О тайном деле речь совета

С двумя пророками держал……

И вдруг прозрачным дымом белым

Явилось облако– и глас

Ученикам оцепенелым

Звучал в великий оный час:

«О Нем Мое благоволенье,

Зане Он Сын– любезный Мне:

Его примите вы ученье!»…..

Так огласилось в вышине,

И стихло все….. И мгла двойная

Фавор угасший облегла;—

Но в мгле наземной– неземная

Заря надежд святых взошла……

И говорилось, в поздни лета:

«Синай с Фавором– два завета:

Синай– блистал, Фавор сиял,—

Там Бог грозил, а тут спасал! …..»

 

*

И днесь, в быту у нас убогом,

Как будто шепчет веку век;

«Настанет час…. сольется с Богом

Преображенный человек!!……..»

 

 

ГРОЗА ВО ХРАМЕ.

 

Давно уже людей своекорыстие

Ввело во храм расчет житейской выгоды:

Всю мелочность- раздоры, свары, торжища….

По истине; за человеком ходит грех,

Как тень его!…. И в храме Соломоновом,

Где аромат от ладана душистого

Был воздухом вседневным, где курился он

Из золотых кадильниц и серебряных,

В сем храме, где искусственное небо,

И трапеза молитв и жертв законных,

И чистый псалм и песнь любви и мира,

Сзывали встарь жильцов с высот эфира,—

В сем храме странное явилось вдруг;

В него вошли купцы для дела купли,

И торжище из храма сотворили!!… .

На золотых архангелов крылах

Гнездились голуби четами,

И искрилась монета на столах;

И храм был полон продавцами,

И шел в толпе бесчинный разговор,

И было все– святилищу в позор!….

Вдруг раздался во храме глас могучий

И поразил весь рынок храмовой

Как будто пущенной стрелой……

Взвилися птиц встревоженные тучи

И взбегались по помосту овны,

И агнцы прыгали меж алтарями

И, тайным ужасом полны,

Купцы и мытари, безмолвствуя, глядели. . . . .

И Он вошел — без спиры,- без меча

Но крепкие слова из уст летели,

Грозою истины звуча:

«Кто не почтил священного порога?

Что сделали из дома вы сего?..

Молитвы дом- есть собственный дом Бога,

А вы разбой ввели в него!»……….

 

Великие глаголы обличенья

Под сводами катилися как гром,

И полный страха и смятенья,

Из храма ринулся купцов столпленных сонм;

И стаи птиц, сосуды и златницы,

Ряд опрокинутых седалищ и столов,

Исчезли пред грозой Его десницы

И от грозы гремящих правдой слов…

 

Не часто ль так и в наш сердечный храм

(Молитвы дом и достоянье Бога,)

Ворвется вдруг житейская тревога —

И настежь дверь расчетам и страстям!..

И на алтарь и жертвы, и моленья

Мы громоздим потреб житейских хлам?

И тускнет и гаснет фимиам

Священных дум и чувств благоговенья

От смутного торгового волненья,—

И храм стоит без жертв и без куренья…..

Доколе Он жаленьем пожалев,

Прийдет очистить храм заполоненный,

И громко выразив свой гнев,—

Подъемля бич из вервий соплетенный,—

Погонит наглых торговцев,

И сбросит со столов златницы;

И ринутся распуганные птицы,

И круторогая толпа волов

От голоса Его и царственной десницы…

И все житейское из храма выгнав вон,

В спокойствии, грозою водворенном,

Во храме чистом, обновленном,

Стоит Один, с победой, Он!……

 

 

БЛАГОСЛОВЕНИЕ.

 

1.

Он был младенчески прекрасен,

Сей дивный, величавый Муж,

Как воздух Палестины ясен

Был сладостный пленитель душ!…

 

2.

И звезды Аравийской ночи,—

Красавцы неба своего, —

Так светлы не были, как очи,

Горе подъятые его!

 

3.

Те очи были тишиною

Неизглаголанной полны,

И в них — со всей их глубиною,

Тонули неба вышины!

 

4.

Страстей бунтующие грозы

Не трогали Его лица:

Порой в очах светились слезы,

Как перлы царского венца…

 

5.

Весь лик чудесного священный

Сиял, как сладкий мир в тиши,

И находил, душей смущенный,

В том лике отдых для души!…..

 

6.

Он, полный мудростью и силой,

Глядел задумчиво на мир:

Тоскливо взор Отца унылой

Встречал детей безумный пир….

 

7.

Но полон лик был просветленья,

Пылал огнем небесным Он,

Когда закон миротворенья

И Божий раскрывал закон!….

 

8.

С младенцами глаголом новый,

Он старцев важно поучал:

Вещал– и брал сердца в оковы,

Молчал– и души привлекал!!……

 

9.

Минуя слабости, с любовью,

Он вздох раскаянья ловил:

«Ко Мне!…… Я искуплю вас кровью…!»

Казалось, людям говорил!

 

10.

«Ко Мне, Адама род печальный!

Ко Мне, мой падший человек:

Прощение в твой быт опальный,

И жизнь несу в твой мертвый век!»….

 

11.

Зарей на чудном отливался

Хитон, дар Матери святой,—

Омет лазурный волновался,

Спустясь на стан Его прямой!….

 

12.

Чистейшей отблеск Божьей славы

И образ Существа Его,

Святые Он принес уставы

Для мира грешного сего! ….

 

13.

Он, Чудный, весь был дух и дума,

Сосуд таинственных святынь —

И часто, от толпы и шума,—

Он бегал в тишину пустынь. ….

 

14.

И раз…. зарею обливало

Раскаты свежие полей,

И утро раннее лобзало

Уста серебряных лилей.

 

15.

Зарделся день….. открылись пашни,

А по местам— настилки вод,

Вдали всплывали храм и башни;

На сельский труд спешил народ……

 

16.

Ученики недопускали

Смущать Святаго ранних дум,

И суетливо отстраняли

Толпу и с ней докучный шум….

 

«Допустите же нас

Умоляем мы вас..

Допустите взглянуть на Святаго:

Целый день все в трудах,

Мы Его на п0лях

Золотого не слышали слова!…

Он вещал городам.

Не мешайте ж и нам

Насладиться Его поученьем…

Вняв мольбе матерей

Допустите детей

Осениться. Его осененьем!»…

 

Так матери просили за детей,

И за себя.— Он внял и возгласил:

«Зачем мешать нести ко Мне младенцев

Их,- сей земли невинных населенцев?

Зачем вам разлучать детей с отцем?

Их ангелы- у Бога пред лицем!…»

И наводя над их главами руки,

Воззрев горе, коснувшись духом неба

И сочетав небесное с земным, —

С любовью Он земных благословил,

И обложил их благодатью неба,—

А Сам пошел, благовествуя миру…..

 

И ходил Он, Великий, по всем городам,

Заходя в городах в синагоги:

И от сердца вещал Он с любовью сердцам,

Чтоб от смутных сует и тревоги,

От всосавшейся в душу ехидны– греха,

Собиралось разбитое стадо

Насладиться сердечной отрадой

На призыв одного пастуха……

 

Так Он ходил….. Великого видали

И площади, и веси, и града,

И ангелы, слетая, целовали

Ступни Его наземного следа…

Любовь Отца,— Отцем благословенный,—

(Сам истый Бог, приосененный телом,)

Он все любил… и все благословлял,

И сетью, из златых глаголов соплетенной,

Сердца в морях житейских уловлял!..

Грехам земным и слабостям не данник,—

Он говорил со властью– как посланник,

И как пророк, гремящий в грешном веке,

О целостном– тричастном человеке,—

О силе, мудрости и красоте,—

И о духовном возрожденье свыше…

Он поучал,— великий Миротворец,—

Что мир с людьми дает любовь и радость,

А с Богом мир— есть всех блаженств блаженство.

Так по земле ходил Он Слово-Бог! —

Он в радуге предвозвещен был Ною,—

Как истинный завет Творца и твари,

Небес с землей прямой соединитель!…

Он в мировой цепи спаял кольце,

Которое паденье надломило!…….

Так у сынов земли, Он,– Бого-Сын,—

Сей Слово вечное, пасущее миры,

Исполненный и сил и дум великих,—

Творил и назидал с величьем дивным….

Он высмотрел всю душу человека,

И показал в ней коренную рану,

И соследил наследственную порчу;

И говорил о будущем прекрасном….

Как перлы дивные, из уст обеты

Он по златым путям Своим ронял,

И светлый мир,– огнем Его согретый,—

Мир радостных надежд за Ним вставал….

В края земли опальные,

Жених из дальных мест,

Принес с собой венчальные

Подарки для невест!…..

 

***

На празднество на брачное,

Он души зазывал,

И было что в них мрачное,

Собою осветлял…

 

***

И смерти опасения

Он отнял все у них;

Надежду воскресения

В приданом дал жених!……

 

***

И убеждал: из тленности

Цепей не соплетать,

И счастья неизменности

В наземном не искать…..

 

***

Покинуть зиму хладную

Для радостей весны,

И сбросить ризу смрадную,

Игрушку сатаны!………

 

Так Он творил, по городам и весям,

Все правильно и праведно и свято;

Так Он, Святый,— уста живые неба,—

Ученьем небесным исцелял

Адамов грех и немощи земли….

А между тем, за днями дни текли,

А дети все при матерях росли

С таинственным Его благословеньем!…..

 

И видели, под дымкою ночей,

Когда качались колыбели,

И матери у колыбелей пели,

Светилось дивное над челами детей:

Над головой отроковицы,

Какие-то сребристые зарницы

Сливались в месяц молодой,

Когда он с чистою лобзается водой;

И золото у отроков являлось

На колыбельном их челе,

И видели,– как образ на стекле,—

Над ними солнце рисовалось…….

И будущей любуясь их судьбой,

Надежд и дум в таинственном волненье,

Шептали матери одна другой:

«То светится Его благословенье!!………»

 

 

БЕЗГРЕШНЫЙ У ГРЕШНОГО.

 

Учениками окружен,

Долиной роз,— во Ерихон,—

Идет величественно Он;

А из-за чащи сикоморов,—

С вершины пальмы,— человек

Следит за Ним…. не сводит взоров….

И рад бы он хоть целый век

Следить оттоль с благоговеньем

За каждым Дивного движеньем………

Но вот к нему Великий рек:

«Закхей! пора расстаться с древом,

Сойди и поспешай домой:

Я буду гость сегодня твой!….»

Услыша то, с каким-то гневом,

Толпа,- всегда судья слепой,—

Заговорила: «Как же это?

Он в гости к мытарю идет!!!

А Он, сказали, полон света

И дух пророков в Нем живет?!….»

На это мытарь умиленный,

Из глубины душевных сил,

Всем воплем сердца возгласил:

«Прийди, прийди, мой Гость священный!

Твоей святыней озаренный,

И грешный дом мой– станет храм!—

За честь святаго посещенья,

Рукою щедрой, пол-именья,

Я нищей братии раздам!!….»

И Дивный, обратясь к народу,

Сказал: «Не вам своим судом

Судить к кому идти Мне в дом…..

Я послан пленным дать свободу,

Упадшего восстановить,

Скликать заблудших и водить,

И светом истины утешным

Не зрячим,– но слепым и грешным,

В житейских сумерках светить!» —

Сказал– и, благостию полный,

Чрез смутные народа волны,

Безгрешный к грешному под кров

Несет и милость и любовь!……..

 

Наводит нас на мысль святую

О грешном мытаре рассказ,

Рисуя будущность, иную

Для зорких, дальновидных глаз……

Пройдут туманы заблуждений:

Война, раздор и бури прений,

И дел житейских суета…..

Сочтутся человеки братством,

И бедность кончит спор с богатством,

Призвав в посредники Христа!….

И все, чего так ищут с жаром,

И домогаются с трудом,—

Смирясь, получат люди даром

Еще в быту своем земном;

Когда, как некогда к Закхею,—

С безгрешной мудростью Своею,

Прийдет Христос в их грешный дом.

 

 

УТЕШИТЕЛЬ.

 

Пылало солнце Палестины,

Кипел полдневный, ярый зной,

И пальм усталые вершины

Сребрились сизой пеленой…….

 

*

Был час, когда по высям храма

Дождем алмазным брызнул день;

Теней прихрамных сжалась рама,

И башень Иродовых тень….

 

*

С душистой миррою кадила

Из храма голос вылетал:

Тот голос был– весь жизнь, весь сила,

Тот голос души вызывал!…….

 

*

«Кто жаждет, кто гоним бедою,

Кого отвергнул гордый мир,—

Ко Мне!!… Я папою водою:

Ко Мне,— кто немощен и сир!….

 

*

В Моем училище смиренья

Есть вечный ключ— воды живой!»

Так в зыбь народного движенья

Летел сей голос храмовой…..

 

*

И этот голос, зов к отчизне,

Еще и в наш внимает век,

Над зыбкою волною жизни,

Полупогибший человек!!…..

 

 

ЧУДО БЛАГОДАТИ.

 

На лехи, на лехи, на споды, на споды (у Евангелиста Марка сказано, что пять тысяч народа разделены были: на лехи (полу-сотни) и на споды (сотни).)

Делились народы.

А Он, в Своей чудесной простоте,

Величествен, задумчив и прекрасен,

Стоял один на круглой высоте,

Как утро свеж, как небо утра ясен:

В очах— лазурь; в устах — коралл.

И речь, светлее чем кристалл,

Лилась из уст,– слова бежали:

IIять тысяч счастливых людей Ему внимали,

Ему внимали от утра…..

А за порою шла пора,

Часы мелькали в быстром ходе,

Бежало время как елень;

Длинней ложилась пальмы тень

И погасал в своей лампаде день.

Вниманье же не погасало:

Все манну слов Его глотало,

Все было слух и все молчало:

Молчал народ, молчала степь,

И прервалась алмазных нитей цепь,

Когда и соловей, в тиши гнезда родного,

Заслушался витии неземного

Взошла луна – янтарное окно, —

К которому, свои покинув своды,

Слетелися небесные народы,

Чтоб видеть, что сынам земли дано,

И слушали… с земными заодно!!…..

В речах его все было ново,

Все навевало жизнь и мир,

И, облеченное в эфир,

Сияло над толпами Слово…..

Но вот, проснувшись наконец,

Телесность захотела пищи:

И есть просил калека нищий.

И старцу юноша: «Отец!

Хоть были мы в гостях у неба;

Божественных вещаний дух

Хоть поднял, вырастил нас вдруг,

Но телу все ж как быть без хлеба?!…»

 

«Учитель! вот уж сходит тень,

А люди наши целый день,

Тебя заслушавшись, не ели,

И вот, в изнуре ослабели!!…

Проснулась мысль земных потреб,

Но где ж их взять?.. Кто даст им хлеб?…

Задел уж всех крылом зловещий ворон, голод,

И посмотри, и стар, и молод —

Сидят, склонив на грудь главы!…..

«Так накормите же их вы!….»

Ученикам сказал Учитель,

«Охотно накормили мы б,

Да нужен здесь не наших средств кормитель…

Как сделать, чтоб от двух засохших рыб,

И от пяти укругов хлеба,

В народе смолкла яств потреба,

И поднялся упадок сил?….

Когда ж и где пример подобный был?!..

Но вот Он хлебы их благословил,

И дар таинственный благословенья

Уже блестит в дарах приумноженья! . . .

Не вновь ли шесть великих дней творенья

Из ничего выводят мир?!..

Не вновь ли Бога глас могучий,

Пронзая над пустыней тучи,

Зовет пернатых рой летучий

Израилю на сытный пир?

Непостижимое творится:

Народ воскрес, народ дивится,

И насыщается народ,

А пища двоится,

А пища троится

И в-сотеро пища растет!!!…

 

Так в оны дни, когда оружье сложат рати,

И примирения заблещет дивный час,

Собрав в душах остатки благодати,

Накормит щедро Он и вас!…..

 

 

ВАИИ.

 

Восторга мощная рука,

Раздвинула передо мной века!…..

Раздвинула…. Простор дан взору:

Я вижу Масличную гору.

Народ, как пчел жужжащих рой,

И на горе и под горой,

Кого-то в дол сопровождает,

И полный веры и надежд,

Он не щадит своих одежд,

И ими землю устилает…..

Как вольная восторга дань,

Роскошная Сидона ткань,

Ковер цветистый Вавилова,

Одели верх и ребра склона.

Восстал, потрясся целый, град:

У золотых тесняся врат;

Бежит к горе и стар и млад…..

Кто весть рассеял над Салимом?

Кто вел в Салим сей дивный ход?..

Все это нам непостижимо,

Но быстро пронеслась она,

Та весть… И хлынула волна:

У каждого в правице вайя, —

Бегут: «Осанна!» восклицая:

«Благословен Грядущий к нам,

Грядущий к нам во имя Бога!…»

Но Он, по ризам и коврам,

От коих рделася дорога,

Не в светлых шествовал лучах,

Но с грустью, но с слезой в очах:

Он уж прочел судьбу Салима;

Он ясно видел дни тревог

И копья легионов Рима,

И тот губительный острог,

Которым, гладом истомленный

И бунтами окровавленный,

Так тесно обложен Салим!

 

(предание, не отвергаемое историею, говорит, что Тит, устроив круговой острог (обводной вал) Иерусалима, до того стеснил жителей, что взрослые, с голода, пожирали младенцев. Сотнями выползали по ночам голодные, чтоб питаться корнями и былием; но тогда  ловили и распинали их на крестах, расставленных вдоль по валам… Так за одного Распятаго, на среднем Голгофском кресте, распяты тысячи на крестах в виду осажденного Иерусалима.)

 

Он слышал плач и крик смятенный,

Когда на мраморные стены

Взлетал орлом победный Рим!..

Он видел, огненное знамя

Взвилось внезапно к небесам

И вмиг горевших башень пламя

Лукаво вторглось в древний храм!…

 

 

Он видел распадение храма,

Разбитые останки стен,

И чад несчастных Авраама,

Влекомых тысячами в плен!!….

Пророк– всю будущность Салима

Он зрел, как зрит в грядущем Бог,

И слышал, под пятою Рима,

Ерусалима тяжкий вздох:

Зане, в великий день явления,

Не понял тайны посещения,

И превознес свой гордый рог!….

А между тем, к Нему и все взоры

И с эхом гор звучали хоры,

И на земле, и в вышинах….

Но где так пели, так играли?…..

Не зря невидимых, и не знали!!….

 

 

ХОР В ВЫШИНЕ.

 

Мы поздравляем человека!…..

Страдал от века он до века,

Пронзенный иглами грехов;

Но сжалилась над ним любовь,

И скоро исцеляет рана:

Воскликните ж Ему: «Осанна!»….

Нам видится, веков во мгле,

Что человек, борясь с собою,

Содеяв плоть свою рабою,

На этом взнузданном осле, —

(Поправ пятой ее оковы,)

Войдет преображенный, новый,

Не тем, что прежде был, — иным;

Войдет, из бурей и тумана,

В покой любви, в святой Салим,

С святою песнию: «Осанна!»…

Тогда и буйный ум земной, —

Крестясь на солнце разуменья,-

В живой воде Его ученья,

Из ссылки грустного томленья,

Из темноты своей ночной,

Став полон детского смиренья,

Под белым знаменем прощенья,

Пойдет путями просветленья

От ночи к светлости дневной!!…

И в честь пришельцу из тумана

И ангелы, по небесам,

Воскликнут, громкое: «Осанна!

Благословен грядущий к нам!»…

 

 

ХОР НА ЗЕМЛЕ.

Грядет, не в пурпуре и злате,

Не в роскоши земных царей,

Грядет, достойный алтарей,

Смиренно, на простом осляти.

Но как, смиренный, Он велик!

Как полом небом, этот лик!…..

Сердец народных победитель,

Он бедного благотворитель,

Кормилец нищих и сирот!…..

К Нему, за Ним, теснясь, народ,

К Нему простри сердца и длани,

Ему стели златые ткани;

Он к нам — Спасителем идет!…

И вековая сердца рана

Им– Чудотворным- заживет:

Беги ж, народ! —Теснись, народ!

И восклицай Ему: «Осанна!»……

 

 

МУЖ-ТАИННИК ИЕССИЯНИН.

 

(к народу)

 

1.

Се вестник счастья и надежды!….

К Его ногам, к Его ногам,

Вы стелете, свои одежды, —

И благо вам! И благо вам!…

 

2.

Но не цветные только ткани

К Его ногам, к Его ногам;-

Ему принесть иные дани

Довлеет вам, довлеет вам:

 

3.

Стелите вашу пышность, гордость,

И месть к врагам, и месть к врагам,

И сердца стынущего твердость

К Его ногам, к Его ногам!!…

 

4.

Не внешнее рамен убранство-

Сей тленный хлам, сей тленный хлам;

Но самость, суетность и чванство,-

К Его ногам, к Его ногам!!…..

 

5.

А милости и веры злато

И правды жар, и правды жар,

Все, что в душах светла и свято,

Несите в дар, несите в дар….

 

6.

За этот дар и за смиренье,

Грядущий к нам, Грядущий к нам,

Он даст и свет и исцеленье

Больным сынам, больным сынам!….

 

7.

И родовая наша рана

Им заживет, Им заживет!

Воскликнем же Ему: «Осанна!»….

К Нему, народ! – К Нему, народ!…

 

 

8.

И восклицал Ену: «Осанна!»

В толпы скипевшийся народ и что?

«Зачем поют?- И кто поет?

Зачем и что манит народ?!

Весь мир, весь мир по Нем идет!»..

Рек громко фарисей, лукавый:

(То зависть не стерпела славы!)

«Вели, Учитель, замолчать

Толпам народа беспокойным,

И города не возмущать

Сим ходом странным и нестройным,

Перед Тобой и за Тобой,

Как будто пред царем Салима,

Иль грозным полководцем Рима,

Идущим на великий бой!….»

«Кто их зовет?… Кто их неволит»

Смиренный кротко отвечал:

«Но хрущ и камень возглаголет,

Возопиют отломки скал,

Когда ты свяжешь им языки……..

И взор ехидный (слыша клики)

Лукавец бросил, и, в стыде,

Как тать, бежал и скрылся в горы,

А эхо, и народ и хоры,

«Осанна!» вторили везде….

 

 

ПРИТЧА.

 

Как луч рассвета на Сионе,

Как утро на стекле морей,

Как Соломон на древнем троне,

В восточной пышности царей,—

Сиял Он чудно-лучезарный;

Но не в земных лучах сиял;

И поучений светодарный

Поток из уст Его бежал,

Когда стеной, кругом стоял

И жадно речь Его внимал

Народ изменчивый и шаткий.

Благий Учитель,– речью сладкий,—

Он сеял перлы дивных слов;

Его ж одежд из каждой складки

Сияли милость и любовь!….

И агнец Сам… и пастырь бдящий,

Он мудрость притчею прикрыл;

А эту притчу вседробящий

И молот времени почтил!!..

 

 

ПРИТЧА.

 

«Стадо пастух посчитав, не дочелся одной в нем овечки:

Ласки его позабыв, побежала бедняжка в пустыню.

Жаль покинуть ее… И пастух сердобольный с заботой,

Сам, девяносто и девять овец оставляет и идет,

Идет, с тоскою, искать убежавшую в терны  овечку,

Ищет он, кличет ее, по пустыне глухий, по безводью….

Голос послышав Его, к пастуху прибежала овечка……

Радостен, весел пастух, — Он найденыша гладит, ласкает,

И возложив на плеча, погибавшую к стаду относит….»

Так-то Он в притче сказал:

А понять ли нам притчи значенье?!

 

Мы суетам житейским преданы…

Но древние орлы пустыни,

Отцы священной старины,

И бдений и поста сыны,-

Вникая в таинства святыни,

И богомыслием полны,-

Вперяли в смысл духовный око,

И высмотрев его глубоко,

(Отвеяв тяжкий буквы мрак)

О притче толковали так:

Девяносто и девять овец– смысл сокрытый в себя знаменует:

Девяносто ли девять число– есть число пренересных кругов;

На долинах небесных ликует

Девяносто и девять бесплотных чинов….

Так о чем же, там пастырь тоскует!…

Ах! овечка, одна, у него, убежала из стада:

Показалась безумной скучна тихомирья родная отрада;

И помчалась, закрывши глаза

По степи, где все ночь, да гроза,

Да топучие блата, да тёрны:

Каково вековать ей там век?!!…

Кто ж ослепшая эта овца, с быстротой убежавшая серны?….

Кто сей бедный безумец неверный?…

Это я, это он, это ты, потерявший свой сан человек!!

О тебе-то так пастырь жалея,

За тобою в пустыню идет.

И тебя, о тебе же болея,

Все ко стаду обратно зовет!…

Отзовись же и ты на призванье,

О заблушая в тернах овца!

И найдешь за тоску и страданье

И привет и покой у Отца!….»

 

 

СЛОВО О ХРАМЕ, И ДНИ ОТМЩЕНИЯ.

 

Под густо синим неба сводом

Сиял, горою золотой,

Храм дивный, чтимый храм народом,

Храм, древний Бога дом святой.

И сколько раз о Нем судила

Толпа и гордо говорила:

«Найдется ли под солнцем сила,

Чтоб разорить сей древний храм?!

Пройти векам, еще векам,

Ппока и веки истощатся,

А он, громадный исполин,

Все будет жить и красоваться!….

Так молвил меж собой народ,

Громадным зданьем горделивый…

Но Муж Всеведец— прозорливый,

Времен и дел провидя ход,

На чудный храм, глядя уныло,

Главою только помавал:

Зане он в будущем читал,

А грустно будущее было!……

И вот вздохнул….. И вот сказал

Он некое о храме слово,

И было слово то сурово;

Провидец ясно предрекал

Ерусалиму– запустенье,

И зданью дивному– паденье…..

И все, следя теченье лет,—

Спешат с вопросами, в смятенье:

«Когда ж свершится предреченье?

Каких судеб ждать должен свет?…

Как будут жить тогда народы?

Какие это будут годы?

Какие это будут дни?..»

 

И слышат грозное они:

«Это будут дни отмщения,

Дни великого сотрения,

И тревоги и волнения:

Закипят повсюду прения,

От зловредного учения,

И начнутся возмущения,

Зашумит по всей земле….

Не искать тогда спасения

Ни в стенах, ни в корабле!….

Времена настанут трудные

И на солнце и луне,

Люди узрят знаки чудные,

И виденья в вышине….

 

И сойдет недоумение

На тревожное волнение,

На разгар и бунт страстей.

И пойдет тот род тоскующий,

Все мятежный, все бунтующий;

В упоенье от сластей, —

От падения в падение,

От сетей и до сетей…,…

И сойдет в умы затмение,

И зараза на сердца…

И предчувствий с тайным лепетом,

В тайном страхе, с тайным трепетом,

С изменением лица,

В неразгаданном смятении,

Станут ждать, в оцепенении

Все какого-то конца……..

Но в те дни недоумения,

И предвестий и молвы,

Перед днями возрождения,

Поднимите вы главы,

И глядите, как со славою,

Всемогущий Властелин,

Он сойдет, с своей державою,

Человеческий к вам Сын. —

Облака– Его подножие,

С Ним польется мир с небес,

И настанет Царство Божие

На земле тоски и слез!…..»

 

Предречение Спасителя исполнилось. Храм разрушен до основания. Напрасно нелюбители учения Христова усиливались в разные времена, восстановить храм Соломонов. Сила свыше разрушала их предприятия, и торжественно уничтожала приступ к самому действию. В сочинениях известного нашего профессора Грановского (том 1-й, стран. 191-я): «О судьбе Еврейского Народа» любопытно прочесть следующее:

«Царствование Иулиана Отступника доставило Евреям мгновенное торжество над противниками. Руководимый, глубокою ненавистью к учению Христову, он решился соединить рассеянный народ Израилев, и восстановить храм иерусалимский в прежнем величии, — в улику христианам. В первом пылу торжества Евреи разрушили церкви

в некоторых городах Сирии: Газа, Аскалон и Дамаск долго представляли следы их опустошений. Весть о возобновлении храма Соломонова быстро разнеслась на востоке и западе, и изгнанники тысячами стекались к священному городу. Но надеждам их не суждено было исполниться;

отцы Церкви и языческие писатели единогласно повествуют о чудесном явлении, которое принудило оставить бесплодные усилия. Страшные

землетрясения и огненные шары, носившиеся в воздухе, разрушили начатые работы и истребили строителей (Судьбы Еврейского народа

т. Н. Грановского, том 1. стр. 191).

 

 

 

МОЛИТВА.

 

Прекрасен был тот палестинский день,

Когда с холмов бежала ночи тень,

И неба край горел багряным глянцем,

Как девы лик стыдения румянцем…..

Проснулся свеж и весел Божий мир:

Проснулся кедр, в горах, многоветвистый,

Иссоп на ребрах скал. и нард душистый.

И в зыбких каплях рос блеснул сафир.

И Ангел пел, будя наземный мир,

За пеленой серебряной тумана…

 

ПЕСНЬ АНГЕЛА УТРА.

 

«Курись Творения алтарь!

Хвали и пой Творца вся тварь:

И стокорнистый лес Ливана,

И червь на днище океана,

И мраз, и лед, и зной, и хлад.

И вихрь, в песках степей, змеистый,

И жемчуг трепетный, росистый

На свежей утренней заре;

И шeлест ветви под горою,

И говор рощей на горе;

Закат; под пурпурным пожаром,

И солнце, златолитным шаром,

Луна в некованном сребре,

И звезд алмазный полк горе

И тишь, и бури, в шуме яром . . . . .

Хвали и пой Творца, вся тварь —

Курись, творения алтарь!» . . .

 

И все хвалило… … все молилось.

Лилось, сливалось, возносилось!….

Природы Божьей голоса,

Летели в Божьи небеса;

Молилось всякое дыханье;

И листьев шепот — ликованье;

Цветов молитва — аромат;

И музыка — ручьев журчанье,

Неслися дружно в горний град, —

Как песне земли — моленье:

Велик, и мал, и все творенье

Молилось, как одна семья….

На всех языках лепетали;

Долины эхом воздыхали,

И волны горного ручья

Молитву тайную шептали……..

Ученики, в прекрасный этот час,

Когда душе так хочется излиться,

Сказали: «Что ж Ты не научишь нас,

Как должно нам, как лучше нам молиться?

Ведь мало ль что бывает с человеком?

Бывает вдруг, — встрепещется душа,

Как горлица, засаженная в клетку….

Так чем же тут тревогу успокоить,

Чем утолить души тоску и голод?!…..

Молитва же покоит и питает:

С ней верится, с ней так отрадно жить!

Бывает на душу ложится мрак.

А хочется ей к свету воскрилиться;

Но тут не знаешь, что сказал и как?

И просто, мы… не знаем, как молиться?!!

Снабди же нас, во путь житейских терний,

Молитвой утренней, мольбой вечерней!… .»

 

И Он измолвил им: «Молитесь так:

Отче наш, иже еси на небесех, да святится

Имя Твое!… Да приидет царство твое и да будет

Воля Твоя как на небе, так на земле; и насущный

Хлеб наш положи Ты нам днесь, и долги нам остави Ты наши,

Так как и мы же долги должникам оставляем нашим…

И в искушение нас не введи, от лукава – избави! –

Ибо Твое есть и царство, и сила, и слава вовеки!

Аминь!…»

 

Прошли века, умчались поколенья;

Громадная в размерах, колесница,

На ней же восседит на древле время

С своей косой и молотом дробящим,–

Промчался крест на кресте по земле.

Под колесом ее хрустели кости

Раздавленных, истаявших народов,

Взмостилися могилы на могилы,

И города лежат под городами;

А дивная молитва все живет!!….

Гнались за ней чудовища и змеи:

Нечестие, пороки и разврат;

Но дивная, как жизнь в своих тайницах,

Убереглась в сокровищницах душ!

Века векам, с благоговеньем веры,

С рук на руки ее передавали…..

И вот теперь и молятся и славят

И Бога в ней Отцом своим зовут,

И Царствие Его сзывают души;

А в Царствии Его — и тайна счастья!….

Чего ни делал человек земной,

Чтоб доискаться счастья на земле?

Забавы, роскоши, войны и славы

Он обыскал все тайные затворы:

Пенил моря, сближал пространства горы

Подкапывал; и кость земли и жилы,

Разоблачив, безщадно рассекал,

Чтоб выцедить всю кровь их золотую!…

Он все следил, исследовал, познал

И жаждой знать томим, искал, искал….

Но что ж? — Искомого не отыскал!!…

Он, чародей, скликал и двигал страсти;

Пытливый ум допрашивал судьбу,

Бессмысленный боролся с вечным смыслом

Тревожный, ад и небо возмущал;

Бунтующий, он зажигал пожары.

Чтоб осветить густую ночь земную,

И ощупью, под заревом кровавым,

Искал пути затерянного к счастью —

И не нашел его в земном безпутье!!!….. .

 

Когда же звуки дикие сердец,

В гармонию согласную сольются,

Молитвенно, вздохнет к отцу слепец,

И мраки дум тревожных пронесутся: —

Тогда на плачь души, на сердца стон,

Как тихая роса на Аэрмон,

И к нам сюда, на Божие подножье, —

Сойдет с небес святое Царство Божье, —

Обещанный сойдет желанный век…

И все сердца, и помыслы, и доли,

В златой сосуд сольются Божьей воли;

И ангела увидит человек!!….,

И скажет ангел человеку: «Битва

Бессмыслия со смыслом решена;

Земля — страдалица — возрождена

И Царство Божье созвала — Молитва!….»

 

 

ТАИНСТВЕННОСТЬ.

 

1.

На ясном зеркале Кедрона

Златая искрилась волна,

Когда на дымке небосклона

Сгорала желтая луна.

 

2.

И золото ее струями

Лилось в серебряный кристалл,

Когда меж звонками скалами

Он жемчуг свой пересыпал….

 

3.

Томление дневного зноя

Сменили вечера часы;

Страна была полна покоя

И бриллиантовой росы!……

 

4.

И сидя Он, под сикомором,

Один, со взором к небесам,

Казалось, двигал звезды взором,

И мыслью путь чертил мирам!…

 

5.

Вдруг видит, с холма, по ограде,

Спустилась тень, и вот пред Ним,

С боязнью– Иудеев ради —

Явился ночью Никодим.

 

Чудес, содеянных Им, зритель,

Любивший Дивного следить,—

И сам раввин, и сам— учитель,—

Он стал с Великим говорить:

«Скажи! ты верно небесами

К нам послан из страны иной?…

Дивишь земных Ты чудесами,

Но Ты?… Но Сам Ты не земной!….

Тебе чужда страстей тревога,

Как Ты, земному можно ль жить,

И столько силы проявить

Без тайного вожденья Бога?!….»

 

«Аминь! Аминь!» он отвечал: . . .

«Достигнуть царства не земнова

Нельзя, не возродившись снова!

И гласом кротким продолжал:

«Есть возрождение человека!

От духа и воды оно;

И только им узнать дано

Условия иного века….

Но чтоб, по-детски их, понять,

Младенцем должно прежде стать:

Детей, за их простосердечность,

Ведет и вводит благодать

В свою таинственную, вечность…

От плоти– плоть; от духа — дух:

Тебе известно ль это, друг!…

Учитель! светское ученье

Поняв, Ты можешь ли понять,

Что значит паки-возрожденье,

На ком лежит его печать?! —

Бывает дивное мгновенье,

Бывает, что сердечный слух

Заслышит тайное…. и вдруг

Душа вскипит в святом волненье:

Ее коснется чей-то глас…..

Но Кто– гласивший и отколе,

О том кто ведает из вас?…..

Сады вселенной в звездном поле

И за звездами вышина, —

(Отчизны тайной сторона.) —

Про то лишь ведает одна!……

Дух необъятно-произвольный,

Ни чьей несвязанный рукой,

Сближает горний край и дольный—

Звезду с песчинкою морской!….

И часто сходит сладковейным

Он недоведомым путем,

К мольбам сердец благоговейным

В святом наитии своем……

Но как Он сходит и отходит,

Какой дорогой и куда?

Все это тайна?… Не находит

Никто, нигде Его следа!……

Но ты меня не понимаешь,

А говорю я о земном…

Земной мудрец!— и ты желаешь,

Чтоб говорил я о ином,

Недосязаемо-небесном,

О бытии, вам неизвестном!!…..

 

 

 

ЦЕЛЕНИЯ В СУББОТУ.

 

Фарисеи, нахмурясь, молчали,

Как осенняя темная ночь,

А Великий, меж ними, светился,

Как сиянье восходной зари……

 

*

И приводят больного страдальца;

Он от боли тяжелой стонал,

Пораздвинулись с мест своих кости,

И болезненно старец дышал….

«Исцели! исцели, о Великий!»

Вопияла страдальца семья. —

«А дозволено ль, рек Он, в субботу

Полумертвому жизнь возвратить?

А суббота,— по вашему толку,—

Есть царица всех праздничных дней!..

И не делают дела в субботу!….»

 

*

И молчали все, вдвое нахмурясь,

Как молчит безответная ночь;

А Великий, простерши десницу,

Прикоснулся, и недуг исчез…..

 

*

И настроились жилы, как струны,

Стали кости, как встарь, по местам,

И откуда-то прежняя младость

Обновила черты старика!….

 

*

И сказал им Великий: «Что, если,

Поскользнется в колодезь- осел,

А случится тогда день субботний,

Вы оставите ль скот свой тонуть?!..

 

*

Человек же,– создание Бога,

Разве менее дорог ему?!…»

Но законники, хмурясь, молчали,

Как осенняя темная ночь.

 

*

А чело Жизнодавца светилось,

Как венец предрассветной зари!….

 

 

 

ЦАРСТВО БОЖИЕ.

 

Был Он спрошен фарисеем:

Как и скоро ль и когда?—

(Мы того не разумеем!..) —

Скорбь и горе и беда

Убегут с земли далеко

Навсегда и навсегда!…..

И Всевидящее Око,

В возрожденья дивный час,

Остановится на нас

Сгибнет все страстей коварство,

и настигнет Божье Царство?

 

*

Был Премудрого ответ:

«Царство Божие незримо:

Тайно входит Божий свет!…

Для людей неуловимо,—

(До событья, до поры,)—

Он несет свои дары;

У него свои дороги!

Чадам шума и сует

И вседневные тревоги,

Вам не виден этот свет!…

Ведь и в дни былые Ноя,

И во дни как пал Содом,—

Сами же подкопы роя

Под общественный свой дом,—

Люди пели, забавлялись,

Наслаждались на пирах,

И расчетами менялись

В хитрых сделках и торгах.. …

Но волна заговорила,

Захлебнулись города,

И топила и губила

Землю общая беда!….

Лишь ковчег седого Ноя,—

Сей вселенской жизни храм—

В бурях общего нестроя,

Тихо реял по волнам!….

И в Содоме сладко жили,

Буйно праздновал народ:

Торговали, ели, пили,

До поры, как вышел Лот.

Вдруг вскипела нефть и сера,

Зашатался весь Содом!….

Преисполнилася мера,

Суд пришел на грешный дом!….

Огнь бездымный, огнь надзвездный,

Город грешный одождил,

И в зияющие бездны

Все живое погрузил!!… . ..,

И с тех пор над сгибшим градом

Дремлет мертвая волна,

И грехов кипевших смрадом

Одымляется страна!!…

Так, средь ваших мудрований,

И застольных пирований,

В час нежданный, в миг един,

Быстрой молнии пареньем,

Прийдет, с явным обличеньем,

Человеческий к вам Сын!……

 

 

 

ДА ДЕВЯТЬ ГДЕ?

 

Он проходил, а у дороги

Стонали десять голосов,

Как стонут страхи и тревоги,

Как стонет ветер у гробов:

«От пят до головных власов

Мы гибнем под клеймом проказы;

Уж нам и солнце не светло;

Оно жжет грудь, томит чело,

Острит в нас знойный зуд заразы!…

А Ты, заря блаженств земли!

Для стольких был Ты уж целитель,

И стольких мудрецов учитель!

И пас, жалея, исцели!!» —

 

Он исцелил;– они ушли

И будто не бывали в горе!

Что сделалось, сочли мечтой,

И все за прежней суетой,

В житейском потонули море!…

Один лишь помнил и везде

Пытал о Нем града и веси,

Доколь нашел.— «Вас было десять,»

Спаситель рек: «Да девять где?!….»

И мы за Ним же повторяем:

«Да девять где??!» Про то-ж не знаем,—

Что Он, с тех пор, стоит и ждет,

Не прийдут ли?— И не приходят!…

А между тем века уходят,

И наш идет куда-то род!

Куда-то все людей уводят…..

Но Он, смотрите,– весь в лучах,—

Он здесь еще– у вас в очах—

Стоит и ждет; все ждет, Чудесный!—

Кого ж Ты ждешь досель, Небесный?..

Ответ из уст Его святых—

Вы слышите ль в сердцах своих?

Он говорит: «У вас земных,

Кресту и шуйцу и десницу

Отдав, я спас десятерицу,

И жду от вас…. девятерых!. . . .»

 

 

ЦЕЛЕНИЕ ВЕРЫ.

 

(Чудо в Галилее.)

 

1.

Пошел Он, Святый, в Галилею,—

Суровый, лесистый вертеп:

Он, светоч, к сидящим во мраке,

К голодным небесный нес хлеб…..

 

2.

И просит Его царедворец:

 

Проситель.

«Мой сын умирает!– Спаси!!

Прийди, пока искра не сгасла–

И счастье в мой дом принеси!….»

 

3.

Он.

Без веры, чудесного только

Все ищет пытливый ваш прав!..

 

Проситель.

Нет!… верю я!… верю!!. Но сын мой…

 

Он.

Ты веришь?… Твой сын уже здрав!—

 

4.

И полный надежды и веры,

К больному отец поспешал;

Вдруг вестник, навстречу, с словами:

«Утешься!— Твой сын уже встал!…..»

 

5.

То чудо внезапу явилось

В ночи Галилейской светло;

Как солнце сияло то чудо,

И души к Святому влекло!……..

 

 

СМОКОВНИЦА.

 

О поре благовонной цветов,

Из соседнего шумного града,

Приходил господин вертограда

В вертоград, отдохнуть от трудов.

Там деревья одни расцветали,

А другие хвалились плодом,

И, расцветшие, плод обещали

Господину своим чередом.

Но смоковница там же стояла,

И, красой сенолистья горда,

Даром соки из почвы сосала:

Все к себе и в себя принимала,

От себя ж не давала плода!…

«Для чего же бесплодница эта

У других отнимает здесь свет?—

От нее же, я знаю, три лета

Ни плода, ни прибытка нам нет!..

Истреби мне негодное древо!…»

Господин виноградарю, с гневом….

А тот в ответ: «Помилуй! пощади!

На веру мне еще хоть год пожди,

И милостью покрой приказ твой строгой!

Я верую, что мой за пей уход,

Красавице, теперь плодом убогой,

Даст силу принести нам добрый плод!…»

 

Шумим и мы, гордясь листом красивым,

Но сыщется ли плод под тем листом?!…

Что ж если Господин, с судом правдивым,

В негодовании Своем святом,

Предаст бесплодников на истребленье,

И страшная зажжется вкруг беда?!…

А мы сменили веру на мышленье,

И чужды Ей из светского стыда;

Без веры ж кто заступит нас тогда?

Кто отстоит уж преданных секире?

Беспечные! живя с грехами в мире, —

Вы мыслите: «Отстрочат… подождут,

И нас судом грозящим обойдут!……»

Но кары все за карами идут,

И небеса под тучами темнеют;

Соблазны вас в цветах своих лелеют;

И некогда подумать о плодах,

Вам ветряным гостям, в житейском вашем  пире….

А знаете ль?— У Бога на часах, —

В таинственном, надрадужном эфире, —

Уж перст судеб указывает час,

Когда плодов потребуют от вас!!!….

 

 

 

СИЛА МОЛИТВЫ.

 

Был негде гордый судия

С челом надменным, медным:

Лелеял он свое раскормленное я,

Да чванился над бедным……

 

*

И сирая к нему вдова

Уж сколько раз вопила, в страхе,

Когда седая голова

Ее пред ним лежала в прахе:

 

*

«Помилуй!… от тоски моей

Угасну я у твоего порога!……..»

Но не стыдился тот судья людей,

И не боялся Бога!!….

 

*

Однако ж часто и все то ж

Внимая, хоть и гневно,

Он сам себе сказал: «Ну, что ж?

С ней мучиться ль вседневно?

Уж так и быть, вступлюсь и дам защиту ей!…»

 

*

Сказал, и скоро он и смело,

Судейской властию своей,

Устроил это вдовье дело…..

 

Но если сделал так судья безсудный,

То можно ли впадать в унынье вам?—

Мольбой не будьте только скудны:

Толцыте с кликом в дверь… и Он, Всеправосудный,

И Всеблагий, на клик откликнется вам Сам:

Заглянет глубоко на дно души томимой,

И все поняв без ваших букв и слов,

Исторгнет вас из жестких рук врагов,

И оградит стеной необоримой!….

 

 

 

ИСЦЕЛЕНИЕ ГЛУХОГО.

 

1.

«Эффафа!» Он сказал глухому,

И у глухаго вскрылся слух;

И языку, дотоль немому,

Коснулся словодарный дух.

 

2.

Заговорил он… но в народе

Немел от изумленья клик,

Когда, наперекор природе,

Немому отдал Он язык!…

 

3.

И мы, в чаду большого века,

Немеем, как уста гробов,

А Бог зовет уж человека,

И ждет, откликнется ль на зов?!

 

4.

Но прийдет Он, кого Каяфа

Простер на крест судом своим,

И возгласил глухим: «Эффафа!»

И с Богом мы заговорим!!……

 

 

 

ВОСКРЕСИТЕЛЬ.

 

Выносили, в отрывом гробу, из ворот

Опочившего сына вдовицы;

За усопшим весь город!… Теснился народ,

И печаль осеняла все лицы.

А навстречу, с своими, шел к городу Он,

Будто вестник из горней отчизны:

Светозарней Он был чем дневной небосклон,

И лилось благовоние жизни,

Как с душистых долин, от одежды Его;

И предтечей пред Ним– была сила,

О которой не знала земля до Него….. .

Но в лице Его милость светила,

И светился нездешней любовию Он!…..

И Великому слышался стон:

То отчаянно матерь о сыне вопила,

Провожая торжественный ход,

П рыдая, вдовица молила, молила,

И молил за нее весь народ……

От Него ж все неслась животворная сила,

Как потоки стремительных вод…….

Подошел Он, как солнце, лучами светивший,

И, подъявши с любовию длань,

Возгласил мертвецу: «Пробудись, опочивший!

Пробудись и для жизни восстань!»

Отразилася власть животворного слова,

Засветился усопшего лик,

И послушался мертвый глагола живого,

И послышался радостный клик!…..

 

О когда же настанет то время,

С животворным дыханьем своим,

Что прозябнет в нас вечности семя,

И воспрянем из мертвых мы с ним?—

О, когда ж, с лучезарной главою,

Он, подъемля властителю длань,

Над могилою став мировою,

Человечеству скажет: «восстань!»—

И повеет весной и любовью

От глагола святаго сего,

И облитые столькою кровью,

Но омытые кровью Его,—

Воспрянувши, как юноша оный,—

Саван смерти с себя мы сорвем,

И Его ублажая законы,

С ним на праздник бессмертья пойдем?!!…

 

 

 

ВОПРОС О БЛИЖНЕМ.

 

Был добрый юноша, но он стоял

Духовной лествицы еще на нижней

Ступени.— Он Святаго вопрошал:

«Скажи, Учитель, кто мой ближний? —

А Мудрый и ему и нам сказал:

 

По дороге в Ерихон

Путник шел с отвагой!

Но в горах застигнут он

Буйною ватагой…..

 

2.

У дороги в Ерихон,

Язвами покрытый,

Брошен в зшой палящий он—

Путник тот забытый.

 

3.

Вот, довольный сам собой,

Шел священник мимо:

Не замечен им судьбой

И тоской томимой…

 

4.

Идет мимо и левит,

Тоже равнодушный,

А страдальца все томит

Зной и воздух душный.

 

5.

Но пришел к нему один

С нежным сожаленьем,

И то был…. Самарянин,

Полный умиленьем.

 

6.

Он елей на раны льет,

Обвязал их платом,

И с болящим в путь идет,

Ровно с кровным братом.

 

7.

И вручил его врачу

До выздоровленья,

И сказал: «Все заплачу!

За труды целенья…….»

 

8.

Разум слов сердечных сил

Не мудрен, не книжный!

Кто жалел, тот из троих,

Был страдальцу ближний!….

 

9.

Мы поймем ли, и в наш век,

Горе долей нижних,

Чтоб страдалец-человек

Нас почел за ближних?!…..

 

 

 

ЖЕНА ОТ ГОР МАГДАЛЬСКИХ.

 

ГОЛОС КАЮЩЕЙСЯ.

 

1.

Вчера, под розами и златом,

С вершины горной так легко,

Поднявшись облако с закатом,

Неслося в небо высоко!……..

 

2.

И мысль моя за ним неслася:

«Как хорошо на высоте!…»

Но я с землей Не разочлася,

И трачу душу в суете!…..

 

3.

Я жажду слиться с небесами,

Но пленница земных грехов,

В стыде, закрыв лице власами,

Сижу… и каюся без слов!!. .

 

4.

И слышно мне: тяжелый камень

Моей вины лежит на мне!..

И беъзименный, острый пламень

Кипит души моей на дне….

 

5.

Кто б дал мне крылья голубины

И сердце чистое детей,

Чтоб улететь от дольной тины,

От зноя пылкого страстей!…

 

6.

Ах! сыщется ль?… И в ком та сила,

Чтоб мог сказать: «Спасу тебя,

За то, что много ты любила,

И много плакала, любя!….»

 

7.

Так сердца тайны раскрывала,

И не скрывала сердца стон,

Жена от синих гор Магдала,

когда шел мимо Дивный — Он.

 

8.

И к страждущей простер Он руку,—

(Цельбы таинственный фиял),

И седьмиязвенную муку

Одним руки движеньем снял!! ..

 

9.

И вот чиста и вот готова

Она для неба уж была;

Но, встретив небо в Муже слова,

За ним, как тень его, пошла….

 

10.

И суждено ей видеть было,

Как, на Голгофской высоте,

С небес нисшедшее Светило

Угасло на земном кресте!

 

11.

И ей же, верных всех к отраде,

Дана награда из наград,

Чтоб первой встретить в вертограде

Того, пред кем распался ад!!!…

 

 

 

ДНИ ИСХОДА.

 

Уж дни земной разлуки наступали;

Неистовой строптивостью страстей,

И ревностью гневливой изувера,

Пред Пасхою, кипел Ерусалим….

Толковники ходили по народу,

Иродияне славили дела,

И ум и твердость Иродовой воли….

И набожно, весь в складках длинной ризы,

Потупив в землю очи и главу,

И наложив на очи тяжкий пост,

Чтоб не взводить их на жену и деву,—

Шел фарисей, смиренник лицемерный….

Лукавя мыслью, он не верил вере,

И возглашал: «Я истины ищу!….»

Под истину ж подкапывался только….

 

***

И где нибудь у мраморной колонны,

Как мрамор сам холодный, безучастный,

Глядел на жизнь с язвительной усмешкой,

Черствеющий в гордыне, саддукей:

«Нет верного на свете ничего,

И самое сомнительно сомненье!….»

Так говоря, в своем ожесточенье,

Для веры умер он, и, с той поры,

Казалося закрывшемуся оку

Все вымерлым и на земле и в небе….

Ничто уже не окликало душу,

Которую, мудрец несчастный, сам

Приговорил на смерть без воскресенья.

Земная жизнь слилась в одно вчера,

И не было надеж на завтра в небе!…

И вот один, с учением о смерти,

Он мертвецом стоял средь общей жизни…..

 

***

Меж тем ученики Его с боязнью

Друг на друга посматривали часто,

Как будто что-то чуялося им!…..

И часто мать была в тоске и плаче…..

Но лик Его светлел все паче… паче…..

В очах сиял невыразимый мир:

Казалось, Он достиг желанной цели…..

И вот, когда сердца к Нему летели

И затихал кругом народный говор,—

Высоких дум и созерцанья полн,

Он вымолвил глаголы золотые

Внимающим Ему ученикам,

И внятые и в букву отлитые,

Глаголы те ходили по векам….

 

 

 

ОН.

 

1.

Уже приспел заветный час,

Назнаменованный от века,

Чтоб Сын, не знав в грехе упрека,

Низшедший в дол до человека,

Был паки вознесен при вас…

 

2.

«Когда пшеничное зерно

Оратаи не вверят полю,

Его вы ведаете ль долю? —

Оно, — аминь!— Я вам глаголю,

Бесплодным пролежит одно!……

 

3.

Когда ж, в святой посева час,

Пойдет, из сельския кошницы,

И ляжет в гроб земной ложницы,

Воскреснув в летние зарницы,

Оно вам даст зернистый клас!!…

 

4.

Кто любит душу, — потеряй

Ее в борьбе с развратом мира!..

Ты не упал к ногам кумира,

Не шел на зов земного пира:

За то пойдешь на пир в мой рай…

 

5.

Кто служит мне— иди за мной,

Какая б ни была година;

Слуга держись за господина;

За то, властей у властелина,

Почетен жребий будет твой!…

 

Но что?!.. Душа моя грустит:

Грядет мой час, с его судьбою,

И плоти робкою мольбою,

Встревоженный, готовясь к бою,—

Мой дух болезненно кипит!!!…..

 

7.

Прославься ж, Боже, с небеси,

Ты именем Своим в народе,

Как славишься во всей природе,

Как славен Ты в надзвезном своде

И славу Сыну принеси!..

 

Он кончил речь, народ еще внимает,

И с высоты к Нему нисходит глас:

«Прославил и еще прославлю!

 

И народ, услыша голос,

Говорил: «То ходит гром!»

«Нет!» другие говорили:

«То к Нему, от высоты,

Прилетал посланник с вестью……»

А Он, к народу обратясь:

 

8.

«То вам был глас из царства мира,

Се час пришел…. настал суд мира;

Я видел с высоты эфира, —

Как молний луч, пал мира князь!…»

 

9.

«Когда ж я буду вознесен,»—

Так говорил Он для намека, —

«То вознесу Я человека,

Из суетных условий века,

И дам иной ему закон!….»

 

10.

«Не долго будет с вами свет,

Так не чуждайтесь же вы света:

Настанут тьмы и мраки лета

И тьма, меж вас и небом, эта

Разрознит с небом ваш завет!…..»

 

Так Он сказал, пошел и скрылся….

Но долго все народ стоял,

И все словам Его дивился,

Хоть их еще не понимал……

 

И нам Его открыто Слово,

И хоть уж стал Он нам родной,

И сердце б внять Ему готово,

Но гасит свет Его сурово

Туман сомненья головной!……

 

 

 

ОБИТЕЛИ.

 

И паки рек своим Учитель:

«Да не смутится сердце в вас!…

У Бога не одна обитель,

Хоть их земной не видит глаз!

Я сам вам проложу дорогу,

О, верные мои, туда!

По ней вы в дом прийдете к Богу,

Отбыв день скорби и труда;

Оставьте ж дум своих тревогу….

Но что?– В печалях сиротства,

Вам быть ли, на земле печальной,

Без утешений, без родства?!…

Нет!… Из страны, земному дальной,

Отец, склонясь к Моим словам,

Пошлет святую радость вам.

И прийдет Он, Утешитель!»—

Говорил своим Учитель,—

«Дух отрады к вам прийдет:

Непостигнутый здесь миром,

Над звездами, над эфиром,

Жизнью Он своей живет,

И от Бога, Сам Бог вечный,—

В холод ваш и мрак сердечный—

Теплый, дивный свет прольет…

Будьте ж бодры!.. Он прийдет!…..

А при Нем уж не тревожит

Человека ничего:

Грусть и суетность не гложет

Сердца бедного Его!

Мирен, кроток и спокоен,

Кто принять Его возмог;

И стоит Он- смелый воин,—

Пред лицем земных тревог!!…..

И Сойдя, всему научит—

Дух премудрости святой!

Свиток тайный Он разсучит,

И тот хлад, что душу мучит,

Он затопит теплотой!……

Тут посевы дум безтенных

Примет ваша голова:

И в словах Его священных

Будут все мои слова!……»

 

 

 

ТАЙНА ВЕРЫ.

 

Народ шумел, толпа теснилась,

Как к сотам рой весенних пчел,

А Он с учениками шел,

И на челе Его светилась

Посланья высшего печать,

В очах- сияла благодать……

И шел Он тихими стопами,

А люди все за Ним толпами,

Как на море, за валом вал…..

Но вдруг Он, обратясь, сказал:

«Кто прикоснулся мне с мольбою,

И вызвал силу из меня?!….—

Учитель!—видишь за Тобою

Плывет народ– Тебя тесня!…»

Ему на это отвечали.—

Но из народа, вдруг одна,—

За долголетние печали,

Нежданной радостью полна.—

К ногам Великого упала

И говорила: «Я страдала

Двенадцать долгих, долгих лет….

И вот сама себе сказала:

Коснусь,– во что бы то ни стало,—

Коснусь!!…. Коснулася… и свет

И жизнь влились мгновенно в жилы,

Душа взыгралась, расцвела,

И силу- от Твоея силы—

Прияв,— я здрава и светла,

Коснувшись риз твоих с отвагой….

Прости, что так смела была!» —

«Не бойся, дщерь!» –Он рек ей: «Благо,

Что с верою ко мне пришла,

И вера та– тебя спасла…….

 

И мы, мы дети треволненья, —

Хоть изредка, хоть на мгновенья,

До риз касаемся ж его,

Но от сего прикосновенья

Не получаем ничего!!…

Коснется тот умом, тот слухом,

А верой пламенной…. Когда?!

Глаза без слез, на сердце сухо,

Душа застылая тверда….

И не найти ей никогда

Под буквою, теперь мертвящей,

Высокой силы всецелящей!…..

 

Душа моя…. И ты больна,

Больна– еще от колыбели;

К тебе потоки прикипели,

И тайной грустью ты полна!……

Чего же ждешь, томишься…. млеешь,

Смущаешься…… и ты ль одна?! —

Иди……. Коснись– и исцелеешь—

Кровоточивая жена!…….

 

 

 

УМАЩЕНИЕ НОГ.

 

Жена двусмысленного поведения, умастившая

слезами и драгоценным нардом ноги Христа, сама

рассказывает жизнь свою.

 

1.

Мятежной жизни сей дорога

Колючим терном поросла;

По ней от отчего порога,

В потьмах, я без вожатых шла!…

 

2.

Меня манили, обольщали:

Обман– мечту, мечта– обман

Передо мной, роясь, сменяли;

А сердце рделося от ран!…

 

3.

Сулили счастье мне палаты,

Сулил дары свои Сидон;

Богатый одр и ароматы

Звали не раз на сладкий сон.

 

4.

Но исчезали упоенья

В глухой, полунощной тиши,

И поднимались привиденья

Со дна больной моей души…

 

5.

Ни страстно-ропчущие хоры

Кругом меня певцов младых,

Ни благовонные амфоры,

Не утоляли мук моих!….

 

6.

Ах! сколько раз, грустя и ноя,

С дождем, катившимся с очей,

Просила я себе покоя,

У беспокойных тех ночей?!…

 

7.

Но от моей души далеко

Бежал друг нищего, покой,

И кто-то черный, с красным оком,

Стоял над бедною душой……

 

8.

И вот теперь– у перепутья–

Рванувшись из своих плениц,

Я сорвала с себя лоскутья

Шелков и тирских багряниц!…

 

9.

И мне дышать уже не больно!….

И по какому-то лучу

Я птичкой божьей, птичкой вольной,

В веселый божий мир лечу!….

 

10.

Мне говорят: «Он здесь Великий!»

Пойду– и кинуся к ногам,

Привьюсь к ним цепкой повиликой,

И волю дам моим слезам!…..

 

11.

И входит, с благовонным даром,

Куда, где возлежал Святой,

И говорит с сердечным жаром,

И вместе с детской простотой:

 

12.

«Полна тоски, полна страданий,

Иду к Тебе, как в божий храм,

И с малым даром возлияний

Дам волю многим я слезам!…

 

13.

Умчали все былые грозы,

И жизни тяжкие часы,

Но в сердце зацелели слезы,

А на больной главе власы.

 

14.

О Муж, нам данный небесами!

Сними с меня грехов кору

И слезы сердца я власами

С священных ног Твоих отру!..

 

15.

Не бойся, Дивный, не нарушу

Мир светлый дум Твоих святых;

Но дай мне выплакать всю душу

У ног Твоих, у ног Твоих!»–

 

16.

А в этот миг все неба думы

Играли на Его челе:

И только вид гостей угрюмый

Являл, что был Он на земле….

 

17.

И гости меж собой шептали:

«Зачем она к Нему идет?!

Мы все давно о ней узнали;»

А Он? — Ее ль Он не поймет?!..

 

18.

И вот белее алебастра,

Дочь заблуждений и тревог,

Град слез и нард из алавaстра,

Лила на белый мрамор ног…

 

19.

Ее души прочел Он повесть,

И шепчущим о ней сказал:

«Жены сей не смущайте совесть,—

Она чиста уж, как кристалл!…

 

20.

Ко Мне она, с самозабвеньем,

Все сердце принесла свое,

А сей елей, пред погребеньем,—

Телопомазанье мое!….

 

21.

Аминь! увидит мир в обломках

Отживших тысячи градов,

Но будут вечно жить в потомках

Елей сей, слезы и любовь!….»

 

 

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

 

 

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

 

 

 

ТАЙНАЯ БЕСЕДА.

 

 

Один из дней салимских догорал:

Свой сизый пар принес со собою вечер,

И пелены свои, и покрывала

Развешивал по скатам стен зубчатых,

По мраморам трех Иродовых башен;

И расстилал, голубоватым морем,

Сребристые и бисерные ткани

В иосафатовой долине… И

На острие он засинел Сиона —

Где древний храм стоял как целый город

Под куполом, златой горе подобным,

И на его зеркальной вышине

На молнии дробился свет дневной,

И всеторжественно блистал он славой

Под золотой парчей лучей полдневных;

Иль, о часе полунощном, светлея

Как свод небес весь искрился звездами…

И беломраморных столпов, прихрамных,

Над мраком бездн светилися громады….

И далее салимский тихий вечер,

Опеленив высокий столп Давида

И длинную долину теревинфов,

Где юноша низвергнул исполина, —

В туманах шел по холмам Рафаима…

И вот блеснул, в предградии Салима,

Из тихия светлицы тихий свет;

И в этот миг убогий дом, безвестный,

Великолепней стал дворцов Пилата:

Все ветви пальм тянулися к Нему,

Как детские объятия к родному…..

И выслали всю роскошь аромата

Лилеи сельные, пиган и мята,

И зелия, брегомые для храма,

Чтоб окружить таинственный приют,

Небесною дружиной окруженный;

И каждый бриллиант звезды ночной

Бросал свой луч, как взор, на кровлю дома…

И желтая восточная луна,

Оцепенев, янтарная, стояла

Над тем белеющим приютом, скрытым

От подысков и любопытных взоров,

Под зеленью развесистых олив,

И шепчущих, в дремоте, сиккоморов…

Там возлежал Он, тот же величавый,

И все в своем неразрезном хитоне:

И были с Ним, под мирной, плоской кровлей,

Поддержанной кудрявыми столпами,

Дванадесять, Ему сопутних, присных;

И был меж них и верный Петро-Камень,

И приникал на персях у Него,

Воонергес — любимый Им — сын грома,

Грядущего великий тайнозритель.

С невинностью, с простосердечьем детства

Соединял он мужественный вид;

На гармонических чертах лица….

Слиянного как бы из стройных звуков,

В нем ум сиял в союзе с чистым сердцем;

И в этом же лице младом, прекрасном,

Лилея с розою цвели в союзе.

Прекрасен был сей ученик любимый…..

В его очах светился целый мир

Высоких чувств, любви и упованья;

Младой орел, всегда парить готовый,

Он по земле, как будто лишь скользил,

И, полные огня и дум и света,

Любил, умел бросать он два лишь взгляда.

Взгляд на Учителя, взгляд — в небеса:

В Учителе — небесное встречая,

Учителя — в небесном встретить чая……

И тут же был еще один — весь тленье,

Приличием повапленный извне:

С улыбкою в искривленных устах,

С лукавыми, бесцветными глазами,

И с космами краснеющих волос,

Как будто свежей кровью орошенных.

Из-под чела, бросал он косо взгляды…

Какой-то замысел: в душе тая,

И в мыслях уж Бесценного ценя,

И святотатственно торгуя Богом,—

Он был ползущая в тиши змия,

Готовая ужалить из засады:

Следы хищения, следы досады,

Нарезались на желтизне лица,

И персты рук его, как когти зверя,

Сгибалися…….. колени волновались:

То сын погибели……. то был предатель……

И грустен был великий их Учитель,

Откуда-то пришедший издалека,

Из царственных и световых палат,

Чтоб, в нищете скитаясь добровольной,

Быты людей и нравы испытать,

И посветить седящим в сенях смертных….

Великие то были времена:

Таинственно с землей сливалось небо,

И жизнь ходила между мертвецами!….

О, чудного земля имела Гостя!……

Но как же принят Гость сей на земле?!….

Он грустен был — великий сей Учитель:

Тоска любви, непонятой людьми,

Туманила лучи его чела,

И за людей вздымалась грудь жаленьем,

В очах слеза прощания сияла,

И в голосе слеза любви дрожала,

Когда лились из уст Его святых

Прощальные слова любви и грусти…….

Как жадно им дванадесять внимали!

И кроме их грядущие века, —

Готовые вращать судьбы народов, —

Слетелися и тут же заседали.

Своих времен был каждый представитель:

То были юноши и старцы… Бодро

Одни в броне светилися стальной,

В раззолоченных шлемах оперенных;

Другие в тонких ризах испещренных;

Те, пылкие, рвалися в спор и бой,

Те, мрачные, глядели молчаливо…….

Так виделись таинственные знаки

Гонения и торжества и мук,

И символических четыре вида:

Телец и лев и юноша прекрасный

И богословия орел пернатый.

Там виделись — и тога и чалма,

И пышная трехолмная тиара,

И рделся крест румяный палладина,

И пурпур и виссон порфирородных —

Держателей градоначальной власти;

А, между них, — разнузданные страсти

В полях веков, темнили глубь и даль:

Меж пальмами сверкала грозно сталь,

И ярые краснелися пожары;

И над людьми судеб ходили кары……

Но, сквозь века борений и премен,

Виднелся век светлеющий письмен……

Так будущность стеснилася в картину,

И храмина была полна незримых……

И каждый век, приняв лице и очерк,

В молчании, разсучивая свиток,

Иль тайную держа в руках скрижаль,

Улавливал реку словес святую,

Чтоб истину, в глаголах отлитую,

И слов Великого живой эфир

Передавать народам в поздний мир…….

 

*

И, в будущем, пророк тогда же некий

Прочел из книг таинственных слова —

Великое о будущем сказанье:

— «Настанет час — двенадцать рыбарей,

Принявших свет и вечные законы,

Пойдут без войск, без обороны,

И станут пред лицом народов и царей, —

Учители небесные науки……

И светоносные глаголы их

Пройдут до льдов, не таявших от века,

Где редко след мелькает человека

На полотне белеющих снегов,

Пройдут лесов безмолвные густыни

И за моря, и, в дальние пустыни,

Где целые волнуются народы,

В их подвижной и бездомовной жизни …

Пройдут они к востоку от заката,

До Индии — страны цветов и злата,

До дивных рек, где лотос полный пеги,

Священных вод таинственная роза,

Таинственно цветет в преданьях басни,

Где, по горам, сияют ярким блеском,

Главы пагод, и храмов Паробрамы;

И в знойный край Муринов черноликих,

До Нила белого и голубого,

Пройдут послы, с благою вестью Слова…..

— Раскрыв духовные орудия твои,

Громоглагольные вещатели сии,

Без легионов и без спир,

Сорвут с подножий Римский мир,—

И древнего греха нечистый пир

Заменят чистою державой духа…….

И в древние ветшающие нравы

Порядки новые и новые уставы

И новой жизни дух введут;

И тридцать тысяч тех богов,

Которым кланялись ряды веков,

Сведут с надломанных, угасших алтарей,

И храмы новые взведут Царю царей!…

И богокрасная раздастся песнь

Во храмах тех, гремя из рода в род:

«Мы видели свет истинный;

И духа приняли с небес;

И обрели мы веру истины;

И вера та спасает нас!»….

 

***

И скрылось все….. Видений ряд погас,

И скрылися и свитки и скрижали,

И в будущность умчалися века;

Учитель смолкнул, и, вздохнув, сказал:

«Теперь пора…. Грядет мой час— пойдем!»….

И выступил с своими в путь последний….

 

 

 

ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО.

 

Предчувствие неясное томило

Пречистую и Преблагую Деву. —

Сама быв дар родителям от Бога,

Таинственно-зачавшая Его,

Приявшая огонь без опаленья,

Она — вина всемирного спасенья, —

Она — вместившая второе небо,

И проводившая на землю Бога.

В земных строках, чистейший свиток Божий,

В котором Бог вписал все небо словом,

Питавшая своим млеком чистейшим

Того, Кто мир своим питает духом,

Она Сама с Собою рассуждала:

«Зачем опять идет в Ерусалим?..

Зачем Он, Сын мой, так уныл опять?

Не новые ль провидятся крамолы?.. .

Ах! жестоки они — враги Давида:

Из темных мест свои пускают стрелы

И метят прямо в сердце из засад!…

И этот льстец, Искариот лукавый,

Нечистое имея что-то в мыслях,

Так подозрителен!.. так змеем смотрит!

Первосвященники, их слуги, Ирод

И нашепты от книжников народу;

Все, все ведет к какому-то исходу,

И страшную развязку предвещает,

Ужель конец явлениям небесным?

Ужель конец земным Его делам

Ужели все писания пророков

Исполнятся?!…. Ужели древо…… крест,

Уничижение, биенье, муки, казнь?!……..

И это все исполнится на Нем!?…..

О, нет! Его остановить должна, — я!»……..

 

Так Дева-Мать, тоскуя и рыдая,

Она– гнездо небесного орла,—

Остановить полет его желая,—

Одна, избрав полночи тихий час,

И долго, с ласкою, смотря на Сына,

Ему рекла, не осушая глаз:

«Какая, чадо, ждет Тебя судьбина?!…. ..

Единственный, божественный мой Сын!

Предмет моих и мыслей и кручин!

Куда идешь…. Куда идти Ты хочешь?..

Зачем опасного хожденья не отсрочишь!…

И так уже Ты ходишь все по иглам,

По терниям, на грустной сей земле,

Где пахнет смертью и грехом, у них

Бесчувственных, — для истины глухих!!…

И так уж аромат Твоей святыни

Все гибнет здесь, как лилия в пустыне,

О, мученик за грешных!…. Между тем

Как грешные живут в златых чертогах,

И лис и волк свои имеют норы,—

Ты не имел где приклонить главу!!…

Сочувственных, сомысленных себе,

И любящих Тебя, нашел Ты много ль?

Ах! чтоб любить, понять им прежде должно

А много ль тех, чтó поняли Тебя!?…

Они глядят и все ценят умом;

Но как уму понять, кто Ты? откуда?!—

О тайне сей сказалось небо сердцу;

А их сердца застыли без любви,

Потратились на суеты их души!…

Уж сколько раз ступал Ты по змеям,

И наступал на гнезда скорпионов!

Куда ж еще?… Невежество и злоба

Теснят Тебя от ясель… И скажу ль?….

Теснить Тебя готовы и до гроба!!….

Так для кого ж свою здесь тратишь душу?

Не сам ли Ты, –живая благодать,—

Взывал, с тоской, к слепцу-Ерусалиму:

Доколь тебе глядеть и не видать?….

Но голос Твой– был голос для глухих….

Нет, не ходи в собор мятежный их!

Там все слепцы, блуждающие сердцем.

О страшно там!!… Ерусалим в тревоге:

Ерусалим мятется и кипит;

Бунтуются, пред Пасхой, Иудеи.

Моя душа предчувствием болит,

Болит! — О, не ходи…. Там все злодеи:

Там Ирод, грозный Кесарей тетрарх,—

Сей лютый волк, и вместе лис лукавый,

Опутавший коварством буйный град;—

Там фарисей, подслушник лицемерный;

Там совопросник, книжник изуверный,

Там по глазам, стучащий римский млат,

Смесивший с жертвой кровь людей– Пилат!!

О, не вверяй себя судьбе неверной!

Изочтены там все следы Твои,

И каждое записано, уж слово!

Там что-то страшное Тебе готово!!…

Нет! не поймут губители сии

Твоей души- божественно прекрасной!

Златоглагольного поймут ли там

Их медные, заржавленные души?!…..

О, солнце дней моих!… О, свет мой сладкий!..

Ты на кого ж покинешь, без себя,

Чужую всем и сирую жилицу?…

Ах! от пелен я берегла Тебя,

Как светлую очей моих зеницу!..

А ты…. о, сын!.. идешь Ты прямо к ним…

О!…. не входи в Ерусалим!!… . . .

Там все предательство, все сеть и ложь;

В устах– усмешка, под полою– нож!

Там лгут объятия… Там дружба лжет.

И поцелуй– убийцам предает!!…

Святыни не мечи псам лютым сим,

О… не ходи в Ерусалим!…»

 

*

«Мне чудилось кровавое виденье:

Мятущийся, неистовый народ!

Лифостротон…. Какой-то страшный ход,

И страшное кого-то осужденье…..

Все слезы новые к слезам моим:

Нет! не ходи в Ерусалим!…..»

 

— Так, Сына Мать, скорбя, увещевала,

Того, Кто столько сотворил чудес!)

И очи и чело Его лобзала

С молением, с дождем кипящих слез;

И, неутешною тоской тоскуя,

На двух ладонях и ступнях святых,

(На четырех пронзениях накрестных)

Пророчески четыре поцелуя

Оставила…. растаяв сердцем в них…

И плакала! ….Тот плач, молитву ту,

Он выслушал, и перстом в высоту

Ей указал…. То был ответ безмолвный…

Но, восклонясь к рыдавшей плачем горьким,

Влил в душу Ей надежды шепот, сладкий:

«Не дивись, не препятствуй их злобе,

Не рыдай Ты, о Мати!… Меня зрящи во гробе!….

Тот обымет и смертная сень.

Все воскресну Я в третий же день!

И, у смерти исторгнув добычу,

Тебя вознесу, вóзвеличу!»……..

 

 

 

УЧЕНИКИ.

 

С холма на холм бежит дорога лентой,

Широкий путь идет в Ерусалим.

По нем проходят пешие на праздник:

Свирельники манят свиреньем слух

Поклонников, направленных к Салиму,

И конные несутся копьеносцы,

И колесницы с шумом пробегают….

А в стороне, под сиккомором, тихо,

Сидят кружком Его ученики.

Не занимал их шум большой дороги,

Иные мысли были в их уме.

При мыслях тех сердца их расцветали,

И сладкою струей лилася речь…

Его слова они припоминали;

Их тайный смысл старались разгадать,

и говорили не о Нем, Великом;

 

Первый ученик.

Как дивен Он — великий наш Учитель!

И на земле в Нем все не по земному:

Все чудеса роятся вкруг Него!!!….

Из руки Его целение,

От одежд — лучи светил;

Взор Благого — утешение;

Слово — дух и сила сил!!…

 

*

Все недужное, скорбящее,

Под Его святой рукой,

Врачество телоцелящее,

А душа найдет покой!…

 

*

За Его благословением

Уж не тронут будешь ты

Ни житейским треволнением,

Ни прельщеньем суеты! —

Погрузясь в Него, ты скроешься,

Будто в светлый океан,

С жизнью ангелов усвоишься

И с блаженством райских стран!!…

 

*

Второй ученик.

Ты истину отлил в свои слова;

Но, брат по Духу, брат по Нем вдвойне,

Я признаюсь, одно не ясно мне:

Зачем Он все, — Великий наш Учитель,—

К народу речь ведет иносказаньем?

 

Третий ученик.

А как светло Его иносказанье,

Как истина из-за него видна!..

— Такие ль, брат, еще у нас глаза,

Чтобы в лицо смотреть нам прямо солнцу?

 

Чeтвертый ученик.

Да! Истина в Его речах есть солнце,

И для толпы она не по глазам

Она, конечно, и слепого греет,

Но понимать ее не всякий может….

 

Пятый ученик.

А мне сдается, все понятно в Нем,

Да слушаем не тем мы только ухом.

 

Первый ученик.

А как же это?… Объясни загадку.

 

Четвертый ученик.

А вот как: есть у нас два тайных уха:

Одно в уме, другое ухо в сердце,

Одним ты слушай разговоры мира

Про суету, да про дела житейства;

Другое же, в тиши, иль на молитве,—

Ты раскрывай для разговоров с небом…..

 

Первый ученик.

Так!- А Его слова ведут, ведь, к небу,

А иногда к земле и небо сводят……

 

Пятый ученик.

По стольку, как земле доступно небо……

 

Первый ученик.

Так не затем ли повторял Он часто;

—«Мoгий вместить— вмещай!» — Или еще:

«Имущий ухо слышати — да слышит?»…..

 

Чeтвертый ученик.

Быть может, друг!– Но ты испробуй так:

Когда опять Он станет говорить,

Закрой ума смущающее ухо,

И речь его прослушай ухом сердца.

Увидишь сам, как будет все понятно:

Упомнишь все, поймешь, уразумеешь,

Прочувствуешь, и прозришь, и постигнешь……

 

Первый ученик ко второму.

Брат! наделен ты памятью чудесной,

Так повтори нам то иносказанье,

Что Он вчера народу говорил.

 

Второй ученик.

Я помню все и понял все: — я слушал, —

Как брат сказал,— «одним лишь ухом сердца;»

И повторю я разум слов Его.

 

 

ИНОСКАЗАНИЕ

 

—«Вот сеятель вышел на поле, чтоб сеять,

Чтоб жатву с любовью беречь и лелеять.

Для сева он выбрал удобное время,

И щедро насеял все доброе семя;

И добрая б жатва на поле взошла,

Да, зависти полный, и с мыслью иною,

Закрался в то поле, порою ночною,

Старинный губитель и сеятель зла…

И сеял он, сеял все сорные травы,

А добрым началам смеялся лукавый,

Вот жатву росою поит уж денница,

И вот подняла уж головку пшеница;

Но сорные травы ее заглушали,

Все волчцы, да терны, на ниве торчали….

«Что-ж делать!»- «Оставьте!» хозяин сказал:

«Пусть злое бок-о-бок с добром созревает:

И то и другое мой глаз замечает.

Настанет, я знаю, удобное время:

В день жатвы — нечистое семя —

И волчцы и терны сберу и сожгу!»…

 

Четвертый ученик.

Ну, как же не понять сей речи дивной,

Едва, едва земным прикрытой словом? —

Из-за него ж глядят и жизнь и вечность,

И дивные для времени обеты………

Пусть саддукей, ума прослушав ухом,

Над речью той глумится. — Мы же, братья,

На хартиях души ее запишем:

Нам с ней легко и веровать и ждать….

 

Так мыслилось Его ученикам.

И вот уже прошел за веком век,

Слова ж Его все слышит человек;

И разумеется из них нам ясно,

Что речь Его была не об одном

Засеянном простой пшеницей поле……..

Из опытов, среди борьбы духовной,

Сама собой родится мысль такая,

И, сквозь покров светясь иносказанья,

Сама себя высказывает так:

 

— «Есть поле иное, где мыслей посевы

Светлы и прекрасны в своих семенах;

Как девственных хоров святые напевы,

Те мысли так стройно ложатся в умах,

Пока в них холодным сомненьем не дует…

На эти посевы наш враг негодует,

И помыслов тонких ловя нас сетьми,

Отсюда, оттуда он сыплет горстьми

Соблазны, прилоги — все сорные травы, (О прилогах, помыслах, и вообще, о духовном борении (lе сombat sрirituel) смотри у Нила Сорского и в книге: «Добротолюбие».)

И, сея, смеется над нами лукавый.

И, мыслей метели спуская на ум,

Он губит и ясность и девственность дум…

 

Когда же настанет то дивное время,

Что, вытрезвясь, станут светлее умы,

И выполем, с корнем, все сорное племя,

И станем пшеницу возделывать мы?!………

 

 

 

УЧЕНИЕ.

 

Сияло солнце на долинах,

И на расклонах летних вод.

В живых рисуяся картинах,

Стоял бесчисленный народ.

Часы неслышно пробегали,

И уши и сердца внимали,

Что говорил Учитель им…….

И чудным голосом своим,

Он говорил о тайнах жизни,

И жизни о прямом пути;

И как нам истин до отчизны

Дорогой верною дойти…

Он говорил — и все молчало,

Вся жизнь слилась в единый слух:

Как в праздник сердце ликовало,

Как день весны был светел дух.

Краса добра являлась краше,

Впивая мед Его в тиши,

И совесть– аромат души,—

При Нем благоухала слаще……

 

 

 

ПУТЬ, ИСТИНА И ЖИЗНЬ.

 

1.

Блажен, кто, не служа гордыне,

Свой дух смиреньем укротил,

И сердце отдал Богу Сил!

Блажен, кто правды алчет ныне!..

Блажен, богатый даром слез,

И даром долгого терпенья.

Блажен, кто скорби и гоненья

С покорным сердцем перенес!….

Блажен, кто, не сдружась с пороком,

Пребудет верен чистоте;

Он сердцем чистым, словно оком,

Увидит Бога в высоте!……

 

Но горе грешным и надменным,

И горе жаждущим утех;

И горе, горе пресыщенным,

И горе возлюбившим смех!…

 

2.

Из данных небом вам даров

Цените выше всех любовь:

Любите и своих врагов,

И ненавидящих любите!…

Елеем кротости смягчась,

Клянущим вас благотворите,

За оскорбителей молясь!……

Боитесь грозного суда ли?

Судить вы ближних не должны:

И как вы сами здесь прощали,

Так будете и прощены!……

 

 

3.

Ты говоришь, у брата око

Былинкою засорено,

У самого ж, в глазу, лукаво

Вонзилось длинное бревно.

Свое сперва бревно старайся,

Изъяв, отбросить далеко,

А там уж братом занимался,

И исцелишь его легко!………….

 

4.

Полны любовию и веры

Давайте…. и отдается вам,

Какой насыплете здесь мерой,

Отсыплется с насыпкой там!…

 

5.

Рукою взявшись за орало,

Иди и все иди вперед;

Назад посмотришь…. все пропало:

Оглядка к прошлому ведет,

И гибнет твой в грядущем плод!…

 

6.

Богатств земных не домогайся,

Доступных моли и червям;

Но Богом богатеть старайся,

Где скроешь злато– сердце там!….

 

7.

Ключом владея разумения,

В храм света не вошли вы с ним:

Зачем же к благам просвещенья

Идти мешаете другим?…

 

Блюда вы моете и чаши,

И говорите: «чисты мы!»

Но грех марает души ваши,

И ложь испортила умы!…

Не лучше ль тайных подаяний

Струю на ближнего пролить,

И тем, без всяких возлияний,

Сосуд души своей омыть?

 

9.

Полны хищения и злобы,

Вы, как раскрашенные гробы,

Снаружи нравитесь на взгляд:

Но в вас, приличием закрытый,

Гниет мертвец, в сердцах зарытый,

И точит свой заразный смрад!….

 

10.

Держите крепко веры голос,

Что Божий перст людей ведет,

И с головы у вас и волос

Без воли Божьей не спадет!…..

 

11.

И в суету и в треволненья

Не сами ли теснитесь вы,

Ища земного возвышенья,

Да льстивой для себя молвы?…..

Сыны земного бездорожья

С погасшим фонарем своим!

Ищите прежде Царства Божья,  .

А там уж все придастся с ним!….

 

12.

—Посмотри на лилею, дочь лета:

Не трудится она, ни прядет;

А роскошной царицей одета,—

И живет, и растет, и цветет!…..

И с прекрасною, в Божием поле,

В красоте уж не спорит никто;

Не сравнится и сам с ней, за то,

Соломон– на богатом престоле……

 

13.

Прийдет, настанет век заразный,

С путей собьется человек;

Пойдет над темной бездной век,

И морем хлынут в мир соблазны!….

Но горе, чрез кого пройдет,

И мысль заразную введет

Соблазна недуг смертно смрадный!.

В самом соблазнике зажжет

Он огнь геенны безотрадный!..

И было б уж ему отраднее одно,

Чем в мир вводить заразный пламень,

На шею надеть жерновый камень,

И в море кинуться на дно….

 

Господин, по рожденью высокий,

Собираяся в путь свой далекий,

Вверил десять талантов рабам,

И, уехал!— Рабы совещались,

Рассуждали, ходили к купцам,

И, пуская из рук по рукам,

Приумножить таланты старались.

Но один, — (он ленивей всех был) —

Просто в землю талант свой зарыл,

«Что дано, то и сдам!» — говорил…..

А таланты других развивались,

И росли, да росли, разрастались

В десятичный прирост за один!

И успехам таким удивлялись…..

Но приехал и сам господин.

Наделил он дарами и славой

Умножавших таланты его;

А ленивому рек: «Раб лукавый!

Ты губитель добра моего!

Почему не развил, не прибавил?

Знать противен ленивому труд!

И меня и себя бы прославил!…..

А теперь, что и есть, отберут

У тебя, бедняка, неимуща,

О таланте своем небрегуща;—

А имущему вдвое дадут……

 

Ночь была чудно тиха,

И окрестности мирно дремали;

Мудрые девы ждали жениха,

И елей для лампад сберегали:

«Мы зажжем, как приедет жених!»

Говорили пять мудрых из них…..

У других же пяти не разумных,—

Закруженных в веселиях шумных,

В суетах и заботах мирских,—

Без елея лампады стояли!…..

Все ища где живут веселей,

Девы те целый день прогуляли,

И забыли совсем про елей,

А соскучившись ждать, задремали….

 

Вот настал и полуночный час,

И раздался за храминой глас:

«Се, жених! изыдите!… встречайте!…»

—«Дайте елея нам!… Дайте!» —

Неразумные девы, к другим:

«Дайте взаймы!… Отдадим!»….

 

«Поздно!»– им было ответом;

«На пороге жених уж стоит!»—

— И разумных хвалой и приветом,

За радушную встречу, дарит,

И ведет в светлый дом свой венчальный

Восхищенный умом их жених…..

А покинутых жребий печальный,

При раскаянье позднем, постиг!!!…

 

Блажен, чьи не задремлют очи

Под обаянием греха!

Блажен когда, о полуночи,

Ты можешь встретить жениха

С своей лампадою сердечной!….

За то, что бдел и был готов,

Его высокая любовь

Введет тебя в чертог свой вечной!…

 

16.

Во дни большого урожая,

На прибыль прибыль помножая,

И крылья развязав мечтам,

Хвалился некто, молвя: «К нам,

Со всех сторон, снопы златые

Валятся сами на гумно!

Что ж делать?— В житницы пустые

Свалю отборное зерно,

И новых житниц понастрою,

А старый мой отцовский дом,

Что там запрятан под горою,—

(Мне жить уж будет тесно в нем)—

Я, просто напросто, разрою,

И дом поставлю на горе…..

А там, в шелках и серебре,

Скажу: «покой всего дороже!»

И, опочив на мягком ложе,

(Народ что хочешь, то толкуй!)

Скажу душе: «Душа, ликуй:

У нас теперь всего довольно,

как чай, станет полон дом,

Чего, чего не будет в нем?!!…

Зерна не перемелет мельник;

Купцы товаров навезут;

Пиры, да игрища пойдут,

И праздник огласит свирельник.

Ликуй душа и веселись!!… «

— «Нет!… час настал…. с душой простись!…»

Пронесся голос громче грома,

И пробежал по нем озноб…..

И нового строитель дома

В тот день уложен в новый гроб!

— Так обочтется, кто затеет

Считаться с счастием земным, —

Но счастье неотступно с ним,

Когда он в Бога богатеет!….

 

17.

Во мгле таинственной, святой,

Неколебимый, мировой

Закон, — в безмолвии глубоком, —

Следит за всем недремным Оком:

Всему черед указан свой,

И обусловлено все сроком…

За старым наступает новь,

И изменяются порядки,

И зыбляются основы шатких

Вещей и дел былых веков……

Что было — быть долженствовало,

Цвело, блистало, отцветало,

Пока настал его конец.

За прежним, новое Отец

Ведет своим народам время,

Снимает древних даней бремя,

И новых благ дарит венец……

Так, по всевечному закону,

За старым новое идет;

И тот, кто к старому хитону

Заплату новую пришьет,

Подделкой дела не исправит:

И новое задаром пропадет

И старизне подкрепы не прибавит!…

— И в старых мехах не вмешает

Никто молодого вина:

Вино молодое играет,

И рвется, как в море волна,

Шуметь и кипеть на просторе…. .

И, чтоб не нажить себе горя,

Хозяин смышленый своих погребов

Для нового новых настроит мехов…

 

18.

Блажен, кто на камне свой дом основал!…

Вот дождь зашумел, река распахнулась,

За валом катится бунтующий вал;

В долинах окрестность водой захлебнулась;

Но дом тот на камне, не зыблясь, стоял!!..

 

Но горе, кто строит свой дом на песке!

Когда, при закладке, кто был легкомыслен.

Увидит, но поздно, в тревожной тоске,

Что ветра и влаги нaпор неисчислен!…

И только лишь в стены дожди застучатся,

И реки сорвутся с узды берегов,

Пески, из-под зданья, с потоками мчатся,

И ломятся зданье с непрочных углов,

И бревна со треском из связей катятся…

И скажет, но поздно, хозяин в тоске:

«Зачем я построил свой дом на песке?!…»

 

19.

Пир ли устроишь в дому, не зови ни богатых, ни знатных;

Нищих, увечных, хромых, да слепых, зазывай на трапезу:

Этим уж не чем воздать за привет, угощение земное;

Всотеро после за то угостит тебя Божие небо!…

 

20.

Умей давать без воздаянья,

Давай, как будто платишь долг:

Твои бесчестные даянья

Припомнит и сочтет сам и Бог…

Но мысли стерегись лукавой,

И так свой дар умей скрывать,

Чтоб левой век руке не знать,

Что сделано рукою правой!…

 

21.

Два взрослых сына у отца,

Спокойно проживали;

Но мысли разные сердца,

Обоих волновали…….

И младший, став перед отцом,

Сказал: «Прошло уж наше детство,

Пора нам жить своим умом…

Отец! Отдай мое наследство;

Мне хочется на белый свет:

Уж крылья выросли у воли,

Пусти!…. Пусть сын твой, домосед,

Поищем на чужбине доли!»…

Так он сказал,

Наследство взял,

И, пылкой волей окриленный,

Он в край помчался отдаленный, ….

Идет — чужие воды,

Поля, леса, чужие города,

Манят искателя свободы…….

И тот, расставшися с отцом

Живет он уж своим умом!…

Но ум околдовали страсти,

Пошли невзгоды да напасти!….

Как конь ретивый без узды,

С беды он мчится до беды…..

Достаток весь истратив скоро,

Дошел, бедняк, до черных дней,

И, с острою в груди укорой,

Уж где-то пас чужих свиней.

В той стороне случился голод,

И наш пастух, склонив главу,

(А он еще был свеж и молод!)

То корм свиной, то ел траву….

А наконец, когда устал он

Сносить превратности судьбы,

Вздохнувши, сам себе, сказал он:

«Счастливы у отца рабы!

Он бережет их, кормит, поит;

А я… (сам воли господин)….

И голоден и сердце ноет,

И сохну я, как в осень крин!…

Что ж дольше мучиться? – Решуся,

Отдав поклон своим мечтам,

Идти к отцу— Пойду, смирюся

И кинуся к его ногам,

Тоской раскаянья томимый!»…….

Сказал…. идет…. Вот край родимый…

Засинелись родные леса,

Засмеялись, как встарь, небеса,

И с немою любовию горы

Устремили на путника взоры,

Целовал его ветер в уста……

Все навстречу родные места,

И знакомые к дому близины:

Уж далеко чужие долины……

Вот, не сон уж ему, не мечта–

И родительский дом и соседство!……

Воскресает златая пора;

Вспомянулась счастливое детство…..

Но на сердце все грусть, как гора,

Все он мыслью одною томится:

Как отцу на глаза появиться?!!…

«Что будет? — говорит: «я цепи

Приму как дар из рук отца,

И с стадом отчим глушь и степи

Пройду с конца и до конца…

Но страшно!…. Встретит он сурово!»…

И замерло от страха слово;

А сердце бьется: он идет,

Бежит, — бежит пред ним дорога…

И смотрит вдаль, а у порога

Отец давно его уж ждет!…….

И вот объятия простерты,

И слезы градом по лицу,

И пыль и прах лобзаньем стерты…….

«О, сын мой, отданный отцу!»…..

В сердечном счастье восклицает

Отец, (весь милость и любовь),

И кличет он своих рабов,

И ветошь с странника снимает,

И бедный (мыслит он) — то сон.

Умыт, обласкан, облечен

Слугами в праздничный виссон!

 

*

И, сына радуясь возврату,

Отец с торжественным лицом

Сказал, в ответ другому брату:

«Ты, добрый, вечно был с отцом:

Мое- твое, а сей был мертвый,

И вдруг воскрес….. явился сам:

Чужим растратил все на жертвы,

Но сердце уберег он нам!..

Скорее светлый пир рядите,

Заклать поенного тельца,

За то, что блудный сын,— (гласите!)

Опять в объятиях отца!…….

 

Так око отчее не дремлет,

Следя судьбы своих сынов;

Так покаяние приемлет

Неистощимая любовь!……

 

22.

Лазарь, нищий, лежал под воротами знатного дома.

Раны его облегли; стоном стонали все кости…..

День денской на жару, он горел на припеке у солнца;

Ночью ж, бедный, дрожал под холодным росистым туманом.

Люди мимо все шли; но собаки, как будто жалея,

Часто, под бок ложась, согревали собою больного,

Часто руки его и горячие раны лизали. —

Нищий всеми забыт; только грусть да тяжелые думы

Вкруг страстотерпца сидят. Да, порою, заря, с позаранья,

Луч свой страдальцу пошлет и росинку на синие губы;

Или, вспорхнув над кустом, Божия летняя птичка,

Будто вглядевшись в него, пропоет ему: «мир тебе, Лазарь!»…

Так он лежал на дворе, у двора, где кипело весельем:

В окна пуками лучей свет пробивался лампадный;

Звук от колес рокотал на дворе, умощенном плитами:

Гость за гостем….. И всех угощает и кормит богатый.

Лазарь же рад сухарю или корке, заброшенной с сором, —

Время меж тем, не стоит: допрядается нитка, и разом

Оба в могилу легли– и богач и товарищ надворный.

 

Тихо сидел Авраам, окруженный лучами и славой,

Ласково в лоно свое принимает он Лазаря гостя.

Страшно томится богач на железной доске раскаленной…

«Жажду я! жажду!» кричит: «кто бы хоть каплю мне подал!»

«Отче» он рек: «Авраам! омочи хоть мизинец водою,

И на горящий язык урони мне росинку отрады —

Вот у тебя хорошо Лазарю— брату!» — На это

Глас сицевой был в ответ: «Сын мой, наземное счастье

Все отдалося тебе— и владел ведь ты им без раздела:

Лазарь же…. ведаешь сам?… А закон воздаянья здесь, ровен:

Правы у Бога суды; сладкою выпив до гроба,

Сам ты припас для себя горькую долю за гробом!»……..

 

23.

Бедная лепту свою положила в сосудец прихрамный;

Много богатых даров клали богатые там же.

Кто же из них положил больше?…. Те клали избытки,

Эта же бедность свою, весь живот свой — последние крохи —

Богу в дар, принесла!…..

 

— Так он учил на языке земном,

И к слабому земному разуменью

Так применял науку сил и света,

Все странствуя по древней Палестине…..

 

***

Где они, Твои глаголы, странник Палестины!

Дивный возвеститель дивные судьбины?

Где Твои подарки, гость земли священный!

Перлы и смарагды– бисер драгоценный?..

Где Твои глаголы, жизнью пронятые?

Все ль убереглися, всеми ль понятые?—

 

*

Все они сохранны, Царь наш светозарный!

Их твердит потомства голос благодарный;

Все, светлея в мыслях пламенем лучистым,

И в душах елеем расплылися чистым…

От морей до моря их хранят с заботой

В храмах величавых с чудной позолотой…

Там, по сводам звонким, песнею струистой,

Льются те глаголы, как источник, чистой

И подкрепной силой, для житейской битвы,

Силы тех глаголов отлились в молитвы:

И целят и греют души те моленья,

И: «надейся!» шепчут нам во дни волненья…

Входят те глаголы и царей в чертоги:

Отложив правленья бремя и тревоги,

Там сидит державный, в думу погруженный,

И следит закон Твой– пред Тобой смиренный.—

Там, один пред небом, он,— земли властитель,—

Смотрит что сказал Ты, дивный наш Учитель!

И раскрывши в тайне дней протекших повесть,

По Твоим глаголам поверяет совесть.—

И в домах богатых, где оглохли души,

Твой глагол о нищем проникает в уши;

А в семьях забытых, при лампадах бледных,

Слово жизни– жизнью осветляет бедных….

Слово жизни солнцем ходит повсеместно,

Черплет узник радость в слове том небесном.

В слове, что Ты, дивный, в дивные годины,

Вымолвил народам древней Палестины.

Далеко за льдами, в севере суровом,

Слово жизни ходит с диким звероловом,

Иль в снегах глубоких, под ночной метелью,

Входит, светлым утром, к черноризцу в келью…

 

***

— Но мы опять, унявши голос сердца,

Пойдем за Ним по древней Палестине.

Немного уж мгновений остается

Безгрешному на грешной сей земле:

Ерусалим уж полон клеветою,

И тайные Ему сплетают ковы:

Везде о Нем идет подспудный шепот.

Видали ль вы, как длинная змея,

То сжавшись в клуб, то размотавшись лентой,

Ползет в траве, скрываясь и мелькая:

Там выкажет свой радужный хребет,

Там в густоту зеленую ныряет?

Так проползала, скрытно и открыто,

И на беззлобного шипела злоба!—

Ерусалим уже готовил втайне

Злорадную Спасителю погибель…

Всеведущий, Он ведал все; но шел

С покорностью, как агнец на закланье…

Так к цели Он стремясь Своей высокой,

Ходил, учил по весям и градам:

Так, солнце вечное. одевшись телом,

Светил во тьме сидевшей Галилее;

И видело зарю святого Света

Язычество, косневшее по дебрям…

С любовию и дивной силой Бога

Он принял крест, и на кресте вися,

Пронзенными ногами,— ад попрал;

Простертыми руками– отпер небо;

Мольбой к Отцу– низвел к нам благодать;

Страданьем выкупил вину Адама,

А смертию и смерть Он умертвил, —

И, встав живым, Божественный Мертвец,

Нам руку братства подал, чтоб ввести

Нас погибавших,— (новое творенье)—

И в торжество и в воссоединенье, —

Через Него,— с Отцом Его и нашим…

Таинственно сошел с небес он Богом

И возвратился в небо человеком!

И, камень, презренный у нас безумьем,

Он стал в заглавии строенья Божья!—

И вот он, дивный— Сам премудрость Бога.

Как чад отец, как братьев брат учил

На шумных торжищах Капернаума,

На ладиях смиренных рыбарей,

Во граде роз- роскошном Ерихоне  (Иерихон (в переводе) город роз)

И в Назарете- граде диадимы (Назарет значит: венец, корона, диадима)

Учил в садах богатых Генисара (Генисар–богатые сады)

И на путях к пределам Аравийским.

И слышали Его златые речи

Гора блаженств, гора благословений —

Так, чудный Он, Богорожденный Муж,

Сынов земли, Гость с неба,– Бого-Сын,

И холмы жатв и дикие утесы,

Где он сорокодневствовал в посте,

И Сарандарския горы вертепы

И древние жилища Троглодитов,

Где некогда пещерствовали люди,

Пока еще не знали городов:

Где Илия скрывался от гонений,

И ратовал Давид против Саула…

И слышалось учение Его

У вод стеклянистых Генисарета,

Зовомаго страны той светлым оком…

Внимал Ему не раз роскошный край,

Где искрился, на солнце золотистом,

Златой лимон в оазисе тенистом,

И виноград покоил свой янтарь

На ветвях пальм, на помостах базальта…

Молва о Нем достигла до Эдеса,

Где царствовал воинственный Авгарь,

До райские долины Иезраель,

И, по горам, до Сирофиникии

И до брегов Тиро-Сидонских вод…

Весь день трудясь, Он по ночам молился

Под пальмами священной Палестины,

Под тению смоковниц и олив…

 

Так по земле ходил Он — Слово-Бог,

Преобразить весь мир имевший словом,

Так пожил Он с людьми,– святой и дивный,—

По правошественным путям ступая,

И огнеросные глаголы сея

По бороздам светоприемных душ . .

И сосущественный Отцу;– так Он,

Как сила Божия и Божье слово,—

И чудодействовал и златословил.

И брат по телу нам, в пылу любви,

Не пожалел Своей для братьев крови,

Чтоб, в темноте сердец, у нас светиться,

И семена добра– в них возрастить,

И жизнь с небес в нас мертвых проводить,

И пособить нам к жизни воротиться,

И старые потери возвратить…

Он научил, как вросшие в земное,

Мы измененьем изменяясь, вновь

Младенцами должны, по нраву, стать,

И вновь родясь, млеко пить благодати—

И, выпрямясь, до неба доростать!!!…

О! сколько раз Он, руки простирая,

К собратиям мятежным и глухим,

Сулил им жизнь, сулил им ключ от рая,

И восклицал, тоской любви сгорая:

«Ерусалим! Ерусалим!!!…

Ерусалим-гнездилище пороков,

Град язвами изъеденный грехов—

Убийца Божиих пророков!

Ты не слыхал сердечных, кротких слов,

И тщетны были все усилья!—

Ах! сколько раз, как горлица птенцов

Под теплые сзывает крылья

От бурь и хладных непогод.—

Я звал тебя, остывший Мой народ!

Но не пошел в объятия святыни

Ты с сердцем каменным своим;

И голос Мой– был голос для пустыни….

Ерусалим! Ерусалим!!!

Все небо двигалось, Ему внимая…

Но современники Его– слепцы—

Рабы земли, рожденные от плоти,

В законе чтившие одну лишь букву,

Осуетясь умом, в чаду пороков,—

Не поняли святых его уроков,

Ни благодатью осоленных слов,

И, не смотря на чаянье веков,

И на послов Иеговы– пророков,

Предвозвещавших им везде Его,

Учителя связали своего!!…

Кто гром и молнию держал в руках,

С бесчестием Тому связали руки!!!…

Предузнанный– не узнан был своими:

Великого они– уничижили;

Судили, мучили… и осудили!!!

 

 

 

ТРИ КРЕСТА.

 

Он принял на Себя наши болезни и страдания, а мы думали о Нем, что Он поражаем, мучим и наказуем Богом. Но Он изранен был за преступления наши, и избит за беззакония наши, и от ран Его мы исцелеваем. Все мы блуждали как овцы, совратились всяк на свою дорогу, и Егова возверг на Него вину всех нас. Он истязуем был, но Он смирил себя и не отверзал уст Своих. Как агнец, веден был на заклание, и как овца, пред стригущими ее, безгласен и не отверзал уст Своих. Из тесноты и суда наконец взят. И дают Ему гроб с беззаконниками, а Он во гробе у богатого: потому что Он не делал обид, и не было лукавства в устах Его…. Посему Н дам Ему многих в удел, и сильных будет делить как добычу, за то, что Он предал душу Свою на смерть, и считаем был на ряду с преступниками, тогда как Он взял

на Себя грех многих, и за преступников представил Себя ходатаем.

 

Книга Пророка Исаии, гл. 53.

 

 

Куда бежит народ Ерусалима?

Куда, за претором, когорты Рима,

Копейщики и строи на конях,

И Римские орлы на длинных древках?…

Что там свило в огромные толпы

Тех жен, детей и седовласых старцев,

И двинуло толпы сии куда?…

Куда плывет, валит народа море?…

Под бурею и кликов и речей,

Пестреют в улицах живые реки; —

Поток голов волнуется, холмясь:

И все слилось в одно кругом Голгофы…..

Всех очи вверх. На что ж глядят всех очи?

Над древним черепом главы Адама,

Где, царь таинственный— Мельхиседек

Благословил, в дни оны, Авраама;

Где Авраам поднять готов был нож

Над грудию трепещущего сына;—

Где человек нес сына в жертву Богу.

И Сына ж Бог вдал в жертву за людей….

Там высятся три новые креста,

И распяты на них три человека…

Как мучится один из этих трех:

Всю мощь свою, все силы крепких мышц,

Собрав в одно последнее усилье,

Он, распятый, в отчаянье рванулся,

И грудь его всхолмилась с страшным треском,

И по местам напружилися жилы,

Как вервие, как синие ручьи…—

И, выкатясь, побагровели очи!

И сорванный с гвоздя, одной рукой

Махая в бешенстве, он звал на бой

И суд земной и высшие суды,

Грозя с креста то палачам, то небу…

Его уста дымились красной пеной,

И страшные проклятья изрыгали:

А волосы, раскиданные ветром,

Змеями длинными вились кругом,

И медленно ходили, как живые,

Над головой, боровшеюся с смертью!!…

Неистовый, он клял закон и крест,

И крест под ним скрипел, как кедр под бурей,

И, лютый зверь, он весь был яр и грозен…

 

* * *

Терзался и другой… Но тише был:

Сознав вины пред обществом свои,

Он сознавал владычество закона,

И со креста не силился сорваться…

У обоих, по медным их телам,

Кровь черная браздами запеклась,

И, свежие еще, лоскутья кожи

У свежих ран болезненно дрожали!..

 

***

— Но кто меж двух злодеев был повешен?

Кто пригвожден в средине ко кресту?—

Чей лик покрыт и язвами и кровью?….

Кто так избит, иссечен, так измучен?!

Растерзанный, Он весь– живая рана.

Все мускулы Его в борьбе предсмертной;

Все струны жил синеют от натуги:

Кровь, сбившися с своих путей обычных,

Кидается то к голове, то к сердцу!…

Губительно овладевал Им крест:

Растаяла вся внутренность Его;

Расслабились и рассучились пряди

Ветвистых жил, тоскующих от пытки,

И брызгала лучами кровь из ран!!…

Все кости у Него изочтены:

С болезненным хрустеньем сих костей,

С болезненной развязкой всех узлов,—

По ноющим, раздвинутым суставам,—

Насильственно, натянут он на крест:

Ладони и ступни прогвождены;

Все муки-мук над Ним истощены;

Но в муках Он спокоен, как дитя!…

Он не рвался, не ссорился с крестом:

Все было в Нем- возвышенный покой,

И чистая Отцу самопреданность.

Как агнец был безгласен в язвах Он!

И, жертва жертв, сгорал в огне страданий,

Таинственный, —без мужа зачат Он,

И порожден от Девы, без страданья;

Но, пред концом Его великой жизни,

Все скорби вдруг, все муки, все страданья

Стеклись терзать заимственную плоть

Им взятую из девственного лона,

Чтоб затенить сиянье божества,

Которого не вытерпели б очи!…

Так солнце иногда, в полдневный час,

Схоронит свой златокипящий лик

За серебром бегущих облаков,

И на него глядит больной наш глаз!!…

—Кто разгадал все тайное значенье

Великого середнего креста,

Где жадно так подстерегала смерть,

Чтоб сжать в свои костлявые объятья

Того, кто был готов обнять весь мир?…

В его чело впился венец терновый,

Натянутый железной рукавицей!

И каждая игла сосала кровь!… .

Но дивная, божественная дума

Сквозь терние сияла на челе,

И грустное отсвечивалось чувство

В Его очах, светившихся мольбой…

Но то не грусть о расставаньи с жизнью,

Не выражение телесных мук:

Он весь проникнут был иной тоскою,

Тоскою, смешанной с любовью дивной,

Невиданной любовью на земле.

Он грустен был, как брат, о том, что братья

Не приняли святых Его даров…

Он грустен был, как чад родитель нежный,

Не узнанный безумною семьей,

Не принятый среди своих- своими!!…

Он грустен был,– страдалец за людей,—

Что умирал непонятый людьми,

Которым Он принес дары от неба…

 

***

Но у креста, у среднего креста,

Одна жена чудесная стояла,

Та поняла Его и понимала…

И на Нее кровь капала Страдальца!!!

И падали, за страшной каплей, капля,

То каменным на грудь Ее дождем,

То на главу… И огненной струею

Теснилися к знакомому им сердцу.

Где некогда лежал зачаток Бога…

Как описать всю скорбь в очах бесслезных?

Как — писать всю скорбь в ее лице?!

Осыпана густой волной власов

И руки сжав… Она была вся грусть;

Со всех сторон мечи вонзились в лоно

Живой для мук, для жизни полумертвой!…

Но ни один не исторгался стон

Из посинелых уст– полураскрытых…

Высокое следя предназначенье,

Спокойного под тернием венца,

Оцепенелая, —вся мрамор хладный,—

Она жила еще одной надеждой —

Неясною, но сладкою душе…

Но, в чудном вдруг перевороте чувства,

Из смерти в жизнь переходя на миг,

Как вспыхнувший в ночной лампаде светоч,

Удвоенной Она пылала жизнью…

И вспоминалось Ей— Ее былое:

Та колыбель, в которой спал Младенец,

Тот мирный быт, где Отрок расцветал

В загадочном, непонятом величье!…

Те дивные, могучие надежды,

Которые срослись с Ее душей!…

Те радости Священного Семейства…

Но, в этот миг Ее сладчайших дум

Великий крест Страдальца был обставлен

Не мирною, рыдающей семьей,

Но буйною, неистовой толпою;

Все дикие, искривленные лица,

Все лютые, звериные сердца

Гонителей, мучителей ехидных,

Христо-хулителей, шипящих змей,

Озлобленных, двуногих жадных тигров

И богоборников,- слепцов зломудрых,

Которые, с насмешкою в очах,

И в филотериях, кругом чела,—

Исписанных словами из закона,—

Толпилися у черепа Голгофы;—

И лаяли,– шакалы-нечестивцы.—

На средний крест– на чудный крест тридревный,

Где тайножертвовал Страдалец вольный…

И речь о Нем злорадники держали:

—«Он жил не так, как все земные…. Он

Считал нас всех замаранными ложью,

И замараться Сам об нас боялся!…

Не всякого ль улыбкой сожаленья

Бывало Он обидно наградит,

Когда Его приносного ученья

Не захотят с покорностью принять?!…

Во всем для нас Он был живой упрек,

У каждого торчал в глазу занозой,

И всех стыдил какой-то чистотой!…

Он поучал, как посланный со властью,

А кто Его на то управомочил?…

Он праведным в народе нарекался;

Он говорил, что Он–Сын Божий!…

Но вот теперь мы уж Его поймали

И, проданный и преданный своими,

Он, по рукам и по ногам, привязан:

Теперь Он наш мудрец-крестораспятый.

Посмотрим же, как справится с крестом:

Прийдет ли Бог-Отец па помощь к Сыну,

И какова у Сына будет кротость?…

Как вытерпит? Как Он снесет бесчестье…

Давидов сын простит ли как Давид,

Иль закипит неистовством Саула?…

Но прочь отсель!… Он чудеса творил,

И может быть, узнав нас, со креста

Проклятием Он грянет на врагов!…

Уйдем же прочь: пусть бьет проклятьем воздух.

То слыша, Мать переходила в жалость,

Рвалась в тоске, и изливалась вся

Любовию и грустью и слезами,

И, кинувшись к знакомым ей стопам,

Которые лобзать любила прежде,

К стопам, теперь железом пригвожденным,

Холодные их персты лобызала,

И, с кровью ран свои мешая слезы,

В устах тех ран уста свои топила…

 

***

— И речь, с креста, завел один разбойник,

Который так терзался на кресте,

И говорил Высокому Страдальцу:

«Ты слыл царем, и чудеса творил!

Ты изумлял. Тебя считали Богом;

Ну, докажи божественность Свою:

Сойди с креста, и нас сведи с Собой!»…

На то в ответ ему другой разбойник,

Который менее на крест роптал:

—«Не стыдно ли страдальца обижать?

Ты видишь сам, не так, как мы, Он терпит:

И на кресте Он царь: ни слез, ни вопля!

Не так, как мы, Он тяжесть пытки снес;

Не так, как мы, Он муки переносит;

Страшна не казнь, а страшен казни стыд

За грех содеянный, за преступленья:

А в нем невинность распяли на крест!!

Но весь позор креста Он смоет кровью,

И чистотою убелит Его!!…

И будет крест сиять, как знамя славы….

Мне видится уж торжество креста!!!…

В твоих устах проклятия кипят;

И аспид клеветы и змеи мщенья

Из уст Его хулителей шипят!….

А он… смотри!… Он весь в молитве тает,

И со креста убийц благословляет!!..

Нет!— Он– не мы!… Он Бог и на кресте…

Одна любовь и к истине и к людям–

К неблагодарным,— здесь Его распнувшим,

Одна любовь безгрешного взвела

На этот крест!… Мы резали, мы жгли,

Губили мы ножом и мятежами,

А Он учил.— И как учил?… О, нет!

Я весь Его!…. Душа к Нему стремится:

Я за Него хотел бы распят быть!..

Я в Нем узнал знакомого кого-то,

Как будто жил с Ним где-то в детстве я!…

Я не могу ни вспомнить, ни забыть

Какого-то златого сновиденья:

Шатер… Пустыня… Ночь… Жена младая. .

И капля дивная!… Еще гора…

И проповедь… И прежние виденья…

О! помню я… Я живо помню что-то,

Не знаю что… Но помню что-то я!…

И, Господи!… Я верую в Тебя!…

О, Господи!…. Воспомяни меня,—

Когда, как царь, в свое прийдешь Ты царство!!!..»

«Сего же дня со мной войдешь. Ты в рай!»

Сии слова легли, как жизнь, на сердце;

Но их толпа услышать не могла…

 

***

Стал гаснуть день- и ночь свой черный бархат

Готовила, как саван погребальный;

И побежали золотые змеи

Из слоя в слой сгущенных облаков,

И раздался повсюду треск внезапный,

Как будто б ось сломилася земли,

И взволновалася земля, как море,

И, как живая, глухо застонала…

Не двадцать ли враждебных легионов

Сошлись на бой в подземных пустотах,

И потрясали звуком брани землю,

И грохотали в полостях земных?—

И высились и понижались холмы,

Изгибами ползущие змеи;

И здания трещали на холмах,

И судорги ходили по долинам…

И вторило смятению земному

Смятение на грозных небесах…

Сбледнела высь, и яркие лучи

Испуганного солнца сжались в тесный,

Чуть зримый круг,— луне ночной подобный

И, все сжимаясь, круг сей потускнел,

И, раскаляясь, как железо, рделся;

И вдруг, как будто кровью налитой,

Он зашатался в мутном, сером море…

И набежали сумраки и мраки;

И врезалась луна до сердца солнца,

И, уязвив его, стояла томно,

Под серповидным вырезком светила,

Пока совсем погибло в небе солнце..

Все более, все боле гаснул день,

И длинная легла от башен тень:

И тысячи рассыпались оттенков—

Лиловых, желтых, красновидных зорь,

И странно все окрасились предметы…

Веселая, небесная лазурь

Повисла серой, мрачной пеленой,

И чудное явилося в природе;

Лесные звери дрогнули от страха,

И, лютые, смирнее агнцев стали!…

Но не было смирения в народе,

А страшное на людях показалось;

С кипевшими от ярости сердцами,

Все виделись друг другу мертвецами!..

Могильная на всех скользила бледность,

Как будто вся с земли сбежала жизнь,

И отлилась у среднего креста,

Где жизни Бог боролся с страшной смертью.

И тьма, раскрыв уста, пожрала жадно

Остатки дня…. И небо, по-ночному

Осыпалось дрожащими звездами:

Они пришли войной на все дневное

И, вызвав ночь из бездн ее подземных,

Из-за нее, дрожа от сожаленья,

Глядели все с тоскою удивленья,

Что делает преступный человек?!!…

И каждый луч их был упрек убийцам….

А между тем гроза землетрясенья

Кипела все под пологом затменья:

Крестились молнии из края в край;

И в темноте зубрились высоко;

И клочьями сожженные кудели

По воздуху носилися огни,

Ужасными сверкаючи зарями…

И рокотал за громом гром двойной,

И в безднах гор и в воздухе смятенном.

И в сей тревоге жизни поднебесной

Земля была полна своих тревог,

Под сумраком дрожащим и неверным

Кружилися, боролися толпы:

Дитя и муж п старец бородатый,

С горящими слезами фарисей,

(Встревоженный и гневом распаленный),

И саддукей— с упорством изувера;

И книжник в длинных, ветром вздутых ризах,

И девы в пышных тирских синетах,

И латники в железных шишаках,

И воины из спиры Игемона;

Рабы и господа и матери,

Несущие, влекущие детей, —

И рокотно по каменным помостам

Толпящиеся колесницы… Конь,

(Как будто проткнутый копьем незримым),

Высоко вспрянувший, и всадник в шлеме

На землю сброшенный другим конем,

Крутящимся в звонкокопытном беге;

И стражники, с торчащими мечами;

На стрепетно-топочущих конях;

Все ринулось, все мчалось, все неслось,

Под каменным дождем осевших башен,

На расколыханном поддонье града,

При сумраке, окрашенном слегка

Таинственным, зеленовидным светом;

Под тенью туч и пыльных и воздушных,

Несущих гром и глубоко-браздимых

То золотой, то белою чертою,

То желтою трепещущей змеей,

То из-красна зазубренных огнем,

То синею, мелькающею нитью;

То валовым разливом молний пылких…

И на Голгофе, трепетно-дрожавшей,

Шаталися Голгофские кресты;

И скрип их был рыданью жен подобен…

И треснул свод над храмом Соломона,

И раздралась, от верха и до низа,

Алтарная завеса в древнем храме,

И в недоступное открылся доступ!!!…

И мгла кругом одела град смятенный,

И птиц стада кружилися во мгле,

И выли псы, гиены хохотали…

И треснули поддонья древних скал,

И скрылися сокрытые в них гробы,

И мертвецы привстали из гробов!!!…

 

 

 

СЛОВО БОЖИЕ.

 

 

К НЕБЕСАМ ЕГО И ВСЯКОЙ ТВАРИ ЕГО О ВЕЛИКОМ ГРЕХЕ ИЕРУСАЛИМСКОМ.

 

 

Из старинного предания.

 

Господь вещал небесам Своим.

 

«Когда Израeль странствовал в пустыне, и молнии Мои горели над Синаем, когда трубные звуки и громы глаголов Моих вылетали вместе

с бурею,– что дал Я рабу Моему Моисею, да водит людей Моих по путям Моим?– Что дал Я рабу моему Моисею?…» Небеса отвечали: «Закон!»—

 

—«Чем воплощен был тогда закон, да видят и чтут людие Мои волю Мою?» Небеса отвечали: «Буквою.»—

 

— «Когда Израeль ослеп для видения закона писанного, и потерялся на темных путях воли своей,– в чьем гласе, многочасто и многообразно,

подавал Я ему голос Мой?…» Небеса отвечали: «Во гласе пророков.»

 

— «Когда Израeль забыл закон писанный, оглох для гласов пророчественных, и в нем иссякла правда, но не иссякла во Мне любовь, —

Чему надлежало выступить из довечного лона Моего, чтоб рассказать земле о небе, детям об Отце и человеку своевольному о воле Бога Его?….

Чему надлежало выступить из довечного лона Моего?..» Небеса отвечали: Слову Твоему.

 

— «Кто было Слово, вышедшее из Бога?» Небеса воскликнули: «Бог!»

 

— Чтоб стать посреди человеков и быть п0нятным человекам, чтоб пожить с человеки, да узрят Его зрением, да осязают осязанием, да уразумеют разумением, — что надлежало предпринять слову?» Небеса отвечали: Вочеловечиться!…

 

— И Слово Мое, как ратник, вооруженный на брань, сошло, о часе полунощном, на землю погибельную. И Слово бысть плоть! —Оно вочеловечилось -жило с человеками, беседовало с человеками….

 

Небеса воздыхают болезненно, и Силы небесные плачевопльствуют,

воспоминая о плачевном исходе великого дела воплощения…

 

Господь продолжает Свои вопрошения:

«Что провозгласилось в высотах,— над купелию Иорданскою?…» Небеса ответствовали: «Сей есть Сын Мой возлюбленный!» —

 

Тогда Господь обратился к светилам дня и нощи и к земле Своей, и вопросил солнце и луну и всякую тварь поднебесную:— «Ты, солнце

Мое, видело ли кровавое дело в Иерусалиме в оный день, когда распинали Сына Моего?»…

 

— «Я видело, Господи, начало сего страшного дела, видело и ужаснулось, закрыло лице свое мраком, и не глядело на землю… Луна видела

более.» — «Я увидела, -воскликнула с благоговением Луна,— я увидела на кресте распятого, и закрылась в густые тучи, чтоб не видать более греха Иерусалимского.»

 

— «А ты, земля Моя, что видела?»—

 

— «Я, угнетенная волею Твоего человека, я видела всецелое страдание моего Господа, и громким плачем изъявила негодование свое. Я взволновалась под ногами губителей, и горы треснули от силы гнева моего….»

 

— «А до тебя, Мое море, дошла ли весть о грехе Иерусалимском?»

 

— «Я узнало о нем Господи! по великому плачу земли, и, тотчас, подняв все волны свои, готово было на бой Бога и Господа своего!»…

 

— «А ты, симум, и вы, ветры пустынные! ведали ль о деле Иерусалимском?»—

 

— «Мы подняли моря песков, и, вслед за облаками воздушными понесли облака густого праха, чтоб отнять день у преступного Иерусалима!»

 

— «А до вас, Мои послушные звезды тихого неба, какая весть дошла с возмущенной земли?»

 

—Тут начал Господь выкликать звезды по именам, и каждая откликалась на имя свое, и все единым гласом, возопили о деле Иерусалимском:

 

— «Ангелы Твои, Боже, пролетая в ужасе с конца до конца Твоей вселенной, громко плачевопльствовали и плачевно восклицали:

 

— «Грех сей– грех Иерусалимский— превышает и самый грех эдемский: зане там человек губил только самого себя, а здесь осмелился он губить своего Господа!… И Того, Кто повесил землю ни на чем, видели мы висящим на кресте!!!»…

 

— «И так, солнце не может сказать: я не видало!… Луна не скажет: меня не было!»… Звезды не отрекутся, что это- было!… Море не может сказать: «я этого не знаю!»… Земля и всякий ветер ее и облака, что над нею, не посмеют сказать: «мы не ведали этого!»…

 

Вся природа была свидетелем, когда человек распинал своего Господа. И се, глаголю вам: Аминь!

 

Ты, солнце, и ты, луна, и вы, звезды тихого неба, и ты, море Мое, и земля со всяким ветром, по тебе бегающим, и облаком, над тобою летающим,–вы все предстанете живыми уликами в оный великий день, когда, пред лицем вселенныеи ангелов Моих, гласом, вопрошавшим некогда

Каина о брате его, Я спрошу человека:– «Что сделал ты с Сыном своего Бога?!»….

 

 

 

 

ПОДНЕБЕСНАЯ.

 

По светлофиолетовому пространству летит ангел, белый, как день. Вдали раздается музыка миров и гармоническое пение ангелов.

 

Ангел, вслушиваясь.

 

1.

Не знаю кто, не знаю где,

Поет так сладко про святое

Не там ли то, на той звезде,

Где блещет море золотое?…

 

2.

Из стран гармонии святой

Не ангел ли в страну родную,

Под звуки лиры золотой,

Зовет скиталицу земную?

 

3.

Зовет в бессмертье отдохнуть

На смерть покинутую душу,

В морях небесных утонуть,

И позабыть земную сушу!…

 

4.

Так часто ангелы поют,

И к жизни теплой и небесной

Застывших чад земли зовут

Из их холодной жизни тесной…

 

К тем же звукам прислушивается другой ангел, летящий с земли, и давно не видавший неба.

 

Ангел с земли, внимая гармонии неба.

 

1.

Опять мой блеск родной лазури,

Опять и небо, и любовь,

И гармонические бури

Неуловимых голосов!!…

 

2.

Опять знакомый голос чистый,

Протяжный, ровный и густой,

Звучит струею серебристой,

О тайнах вечности святой!

 

3.

В нем каждый звук, (душа живая) —

Из тайных родников волна,—

Восторг и думы напевая,

Огнем и трепетом полна!…

 

4.

(Вслушиваясь далее.)

Какие звуки, звуки, звуки!!!…

На землю пусть один падет;

Он все зальет земные муки,

Он души счастьем обольет…

 

5.

Но ум земной, сухой и тесный,

Постигнет ли тот звуков рай,

Что слышим мы в стране небесной,

Чем полон весь надзвездный край?!!…

 

6.

Коснись земли– живому гробу,

Коснись людей— живых гробов;

Те звуки в миг погасят злобу,

И в миг везде зажгут любовь!…

 

7.

(Вслушиваясь еще)

Ах! эти звуки, звуки, звуки,

В кипящих счастьем голосах!—

При них земное слово: «муки»

И не поймется в небесах!…

 

8.

В тех звуках- голос упованья;

Блаженства праздник– каждый звук,

И праздник сладкого свиданья,

Без горькой траты и разлук!!…

 

9.

О, звуки неба!– жизни звуки!

Не вами ль ангел так лучист?!

Земли покинув тень и муки,

Здесь буду светел я и чист!!…

 

 

 

ВСТРЕЧИ, БЕСЕДЫ И ПЕСНИ АНГЕЛОВ.

 

 

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА.

 

Ангел неба сближается с ангелом земли.

 

Первый ангел (неба).

Я вижу, брат! Ты прямо к нам с земли,

И весь иззяб, и крылья полиняли

Поблеклые, чуть искрятся в пыли!…

Страшна земля! Страшна страна печали!

Там у людей, от стужи их умов,

Застыть готова всякая любовь!…

 

Второй ангел (с земли.)

Да, я с земли (вздыхая). Зачем не навсегда?

Я на земле изныл над горьким хлебом;

И– весь избит, изломан от труда;—

Я позван, может быть, на миг сюда,

Чтоб отдохнуть, чтоб отдышаться небом…

 

(С чувством скорби.)

 

Ах! трудно и грустно– нам, горним сынам,

С сынами Адама быть братом,—

И петь о бессмертье живым мертвецам,

Вскормленным грехом и развратом!…

 

Помолчав.

 

1.

На синем яхонте воздушном,

Когда алмаз звезды горел,

В моем земном затворе душном

Я жадно на небо глядел!…

 

2.

Кругом меня тянулось время

У нас о нем и слуха нет!—

И грудь мою ломило бремя

Земных часов и длинных лет!…

 

3.

И жаль мне, жаль мне было неба,

И душно у земных страстей:

Я не хотел вкушать их хлеба,

И не пил горьких их сластей!

 

4.

Тоской по родине томимый,

Я думал: «что мне в тех местах,

Где все уж так неисправимы,

Где все погрязло в суетах?!!!..

 

5.

К чему ж там все мои усилья?

Земному, знать, так быть в земном!

А злато-розовые крылья

Мои бледнели с каждым днем!!….

 

Я пел… Но людям что до песен,

Когда их пуст сердечный дом?

А гордый ум так туп и тесен,

А мир их просквожен грехом!!…

 

7.

И вот— жилец, чужой их миру,

Где вянет у певца венец,—

Хотел разбить свою я лиру

О чем и камень их сердец!…

 

8.

Но чувством жалости смягченные,

Стал горько плакать я за них;—

За них.— за мир их заблужденный,

За жесткость их сердец глухих!—

 

9.

И за людей, мой плач сердечные,

Послышав в нашей стороне,

Он Сам,– Вселюбящий, Всевечный,

Судил послать отраду мне.

 

10.

И гласом горния любви

Меня в отчизну позвали,

И,— от гробов, и слез, и крови,—

Летел я быстро от земли!….

 

Помолчав.

 

Так,– знать уж, в казнь страстям и злобе,

Сам Бог свой суд прямой изрек,

Чтоб хмель греха проспал лишь в гробе,

Грехом упившись человек!!…..

 

Первый ангел.

Понятны мне, мой брат, твои слова.

И я как ты, и я был на земле;

Урочное свое я отбыл время,

И познакомился с детьми Адама,

И с тем, что им устроено от Бога:

Бог сделал все для счастия людей,

А что же люди делают для Бога?…

Излив на них сокровищницу благ,

Он дал им все и в безднах, и в морях:

И розу на земле, и солнце в небесах,—

И рай на небе им готов дать даром;

Но люди сами покупают ад!!… ..

И потому что в них любви не стало,

Всяк носит в сердце тайной грусти жало!

А ежели б узнали, что любовь —

Стихия ангелов и сущность Бога, —

Крепка, как смерть, бессмертна, как душа

Как жизнь людей была бы хороша!!…..

Но суетность манит их и смущает,

Все гонятся, во весь свой жизни день,—

За счастием, а счастье, как орел,

Не трогая земли, парит высоко,

И плавает у них над головами,

А по земле- одну пускает тень!!….

Я им твердил и повторял не раз,

Что счастья на земле искать в земном

Все то ж, что строить города из пыли!…

Не слушают!… за мимолетной тенью

Гоняются, толкаяся, они,

И ловят сны, да призраки, да воздух!!..

Но утомясь, набегавшись напрасно,

Голодные, как дети, просят хлеба,

И, не найдя искомого в земном,

Допросами стучат в ворота неба….

О Боге, о любви, о тайнах наших,

По своему, бессмысленно толкуя,

Меня, не раз, пытливые смущали,

Допрашивали… И… я им в ответ:

 

1.

—Сказал бы вам про тайны неба,

Да не поверите вы мне:

Питаясь ложью вместо хлеба,

Вы бродите в туманном сне!…

 

2.

Среди нелюбия и прений,

Как вам понять любовь и мир?

В путях беспутства и глумлений,

Где путь найдется в наш эфир?…

 

3.

В стране, покинутой страданью,

Слепцы!– с протянутой рукой—

В вас вера только осязанью,

Нет веры больше никакой!…..

 

4.

И осязаете вы тело,

А что под телом— не для вас!…..

Но ум твердит: идите смело!

У самого ж фонарь погас!!….

 

5.

Не осязаньем,– верой пылкой

Душа, из края слез и бед,

Летит, с своей расставшись ссылкой,

Из жизни в жизнь, из света в свет…

 

Так говорил,— языком тайным мыслей,—

Так истину влагал я в мысли им.

И часто сам, в тиши уединенья,

Бросая взгляд тоски и умиленья

На высоту, я пел о небесах:

 

1.

«Сколько жизни, сколько света,

В небесах Твоих святых,

Сколько радостей заветных

Утаил Ты, Боже, в них!!—

 

2.

Сколько звуков, сколько песен,

Раздается в высоте!

Сколько силы, сколько стражей,

У преддверия небес!!

 

3.

Миллионы, триллионы,

Бриллиантовых светил

Идут, движутся, кружатся

По размеренным путям!….

 

4.

Боже! Боже! все послушно,

Все покорствует Тебе:

Лишь один живет ослушно

В душной ссылке на земле!

 

5.

Он не смотрит….. он не видит

Бриллиантовых светил:

Он сидит в своих затворах

При светильниках земных.

 

6.

Он зарылся, погрузился

В мелком, жизненном быту,

Весь в заботах, весь в расчетах…..

И забыл про высоту!!…

 

7.

И скитается, как странник,

Царь назначенный земле,

Как безродный, как изгнанник

С темной думой на челе!»…..

Я говорил: «Зачем считаться с небесами?»

Я людям говорил: «В чем Бога укорить?

Испорченным умом своим вы стали жить,

И нажили себе несчастий сами:

Болея недугом соблазнов и тревог,

Зачем ты говоришь: «Меня карает Бог:

Он искушения послал мне и напасти!»…

Твой Бог– есть Бог любви, тебя– карают страсти:

И вот они,— любимицы твои,—

В груди твоей, сложив гнездо себе, пируют;

И чувства пылкие, желаньем воспалясь,

Противу разума бунтуют…..

Так рушится святая связь

У духа и души, и немотствует совесть,

И в голове твоей уж больше не светло….

«Вот» –людям я твердил: «вот как к вам входит зло,

Вот сокращенная падений наших повесть!»…..

 

Второй ангел с земли.

Прекрасны, брат, слова твои земным,

Да поняты ль и приняты ль они?!

Мы многое сказать могли бы людям,

Да люди нас и слушать не хотят!…

И ты, как я, знать, жемчуг сыпал даром!

Ведь, прежде нас,– мы знаем,- говорили

Все то же им– и ласково и строго,—

Могучие в словах своих пророки,

И просветленные душой поэты;

А ты и я, мы знаем их значенье:

—В мир, где вспыхнула тревога

И порядка гаснет свет,

Идут два посла от Бога:

Тот пророк, а тот поэт…..

Тот несет с собой угрозы,

Этот– звуков сладкий строй,

Да младенческие грезы,

Да мечтаний светлый рой…

Тот гремит….. Из сердца слезы

Этот выманит порой…..

Оба идут с той же целью

На смягченье жестких душ;

Этот– юноша с свирелью;

Тот-  с трубою, Божий муж!—

И палит огнем упрека

Сам пылающий пророк

Гнезда темные порока

И бунтуется порок!—

И поэта серебристый,

С златом мудрости святым,

Льется к людям голос чистый

С словом, жизнью пронятым. —

Но поклонники порока,

Загубив небесный свет,

Камнем казни бьют пророка

И чужой для них поэт!……

 

Первый ангел со вздохом.

Да!… Пророки и поэты

Втуне ходят по земле:

И угрозы и советы

Чужды влающим во зле!…..

 

[К ангелу земли.]

 

Но ты, мой брат! поэтом ты незримым

У них гостил, и хоть томился грустью,

Но, к счастию, ни камень, ни гоненья,

Незримого постигнуть не могли…..

В земных садах небесный соловей,

Ты, слышно было, песнию своей

Все зазывал людей отпадших к небу,

И твой зазыв на небе отзывался….

 

Второй ангел.

Увы!.. они меня не понимали:

Когда я им о небе говорил,

Они в земле минутного искали,

А я на небе вечность им сулил!!….

На детские игрушки их и слезы

И жаль и грустно было мне взирать;

За то порой и терния угрозы

Я должен был в венец любви вплетать.

 

Первый ангел.

Запой же, брат, запой ту песнь и здесь,

Которую певал у них, бывало:

Я слышал: в ней бессмертие звучало.

И песнь твоя, как говор утра ясный,

Будя людей, звала……

 

Второй ангел (вздыхая)

……..Звала напрасно!!…

Но я спою…. И, просияв в лучах

Звезды, — везде сопутницы поэта, —

Запел ту песнь, в краях безбрежных света,

Которую певал в земных ночах.

 

 

ЗАЗЫВНАЯ ПЕСНЬ АНГЕЛА.

 

— «Как хороши селенья небесные,

Как в них легко и мыслить и дышать!

И как душе, оставя узы тесные,

В пространстве их привольно отдыхать…

 

*

Там все цветет, цветет неувядаемо,

В той жизненной, в той чудной стороне,

И все там есть, и все то нетеряемо,

Чего земным не видеть и во сне!….

 

*

Но человек- прохожий, лишь ночующий

Ночь на земле, юродной плоти друг,—

В шуму земном, небесных слов не чующий,—

Стемнев душой, свой ясный гасит дух!…

 

*

И чужд за то он чувствам умиления,

Которыми небесная любовь-—

Зовет на пир, в небесные селения,

Хмелеющих в чаду земных пиров!….

 

*

Знать мило быть ему земли ночлежником,

И, позабыв кручину сиротства,

Скитаться все то нищим, то мятежником,

То странником, не помнящим родства!…..

 

*

А мы ведь все о вас тоскуем, люди!

И ждем, когда дадите руку нам;

Когда у вас любовь взволнует груди,

И заболит душа по небесам!!…..

 

*

Проснитесь же, о люди, братья, братья!

И мы к земле всем небом налетим

И, по небесному, в свои объятья,

Мы вас, земных страдальцев, заключим!!»…

 

Первый Ангел.

Так вот что, брат! Ты пел сынам печали!

Упрек и ласку сочетавши в песню!…

Но их тогда еще был замкнуть слух…..

Теперь не то, о мой Сионский друг!

И для земли иные дни настали:

Зажглося Солнце Правды для слепых,

К земле-невесте уж грядет Жених!..

 

Улетает.

 

Ангел земли, пораженный благовестными словами ангела неба, остается в глубокой задумчивости, и погружается в продолжительное созерцание судеб Божиих.

 

 

 

 

 

ПОСОЛ БОЖИЙ.

 

Тревога в высшем воздухе от движения летящего мира выводит ангела из задумчивости. Шумная комета несется с пожаром своим.

 

Ангел комет.

Куда летишь, хвостатая звезда?…..

 

Комета.

………. Туда, туда!

Я послана на землю к человеку:

Работая себе, страстям и веку,

Все плавают в кипящих суетах:

Смутили ум погибельным ученьем,

Озлобились взаимным озлобленьем,

И задыхаются в своих грехах!…

Насильственно шагая чрез законы,

У слабого из сердца выжал стоны

Разнузданный по прихотям силач….

И человек,— природы всей палач,—

Переменив и жизнь и быт и нравы,

Пустил огонь и выслал свой топор

Губить леса и древние дубравы;

И, все творя Творцу наперекор,

Следит, как смерть, и зверя он и птицу…

Он обнажил священный Ливанон,

И, хищную простря на все десницу,

Хозяином стал в божьем доме он,—

Причудливый, надменный сей юдольник,

Порой дитя, порою злой крамольник;

Из Божьего венца сей выпавший алмаз!…

Ослушливый, упрямый своевольник,

Нетронутый любовию Отца,

Забыл и нас и небо и Творца!!….

Ретивый конь, все требует он воли;

Все сам свои устроить хочет доли!

И Божие терпенье до конца

Уж истощил!!…. Зловещею звездою

Влеку к земным я хвост свой исполин,

Что им сказать, грозя земле бедою,

Смиритесь: есть на небе господин!…..

 

Комета скрывается. Ангел улетает за нею.

 

 

 

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА АНГЕЛОВ.

 

Ангел земли к ангелу неба.

 

Земля полна и воплей и тревоги,

Везде беды: война, разгром и бури,

Болезни, мор, и глад и потопленья,

И, в тысяче различных видов, скорбь,

И с ней нужда в бесчисленных оттенках:

Беда в селе, беда во граде….. горе!…

 

Первый ангел неба, навстречу летящему, голосом вразумления.

 

Постой! постой, неопытный!….. Как мало

Ты изучал судеб верховных тайны!….

Как видно, что в земном ты прожил долго,

И по земному стал смотреть и сам;

А в небе смотрят на дела иначе…..

И я скажу тебе, как брату брат,

Про тайну бед, людьми непонятую:

Что сталось бы досель с людьми без бед?

И неразумных чем бы вразумлять?!

Им самое их счастье больше вредно,

Чем все беды, пасущие их души!….

Из опыта испытанных узнай,

Что можно чашу бедствий осушить,

И захлебнуться первой каплей счастья!!..

Блажен, кого пасут жезлом железным!..

 

Второй ангел.

Ты ангел мудрости, не всем доступной;

Ее венцем горит твое чело!..

А мне еще до высоты далеко;

За то слова твои мне непонятны…..

Благоволи дать больше света слову!

 

Первый ангел.

Я объяснюсь. Когда отец людей

Сменил свой рай,– союз сердечный с Богом, —

На призрачность и блеск природы внешней;

Когда себя отмежевал от Бога,

И сам свою бунтующую волю

Отвел от Божьей всепремудрой воли;

Когда оглох для музыки вселенной,

И стал играть на собственных струнах.

Когда разбил фиял безценной жизни,

И опьянел от смерти и греха,—

Он ринулся, слепой к бездонным безднам,

И уж готов был сгибнуть навсегда!…

Тогда-то, вслед ослепших беглецов,

Вселюбящий послал своих гонцов.

А люди, устрашась послов высоких,

По-своему, их назвали бедами….

И вот они-то ангелы Господни,—

Сокрыв лучи и крылья схоронив,

В чудовищных, пугающих личинах,

Со всех сторон обстали человека,

И веяли то страхом, то угрозой,

Чтоб, не касаясь их свободной воли,

Отпугивать ослепшие народы

От скользких бездн, куда влекли их страсти;

И часто, пламенным мечом грозы,

И веющим предвестным страхом казни,

Сгонять людей с путей кривых и мрачных,

И припекать гниющие их раны

Целебных бед железом раскаленным

Иль, бурями подземным ураганов,

Стрясать с земли селенья беззаконных….

 

Второй ангел.

Так вот оно!.. а я не знал доселе….

Так вот оно,– значенье бед народных!!!

 

Первый ангел.

Значенье их– значение любви

И попечения о человеке.

На демонов не посылают бед!!…

Венец из роз любви дается грешным,

Венец из терний— Милость от Творца!!….

Беды целят врожденную отраву

Плода, вкушенного в раю Адамов….

Смотри! Господь окатит страхом смерти

Скользящего у бездны человека,

И, отрезвясь от упоенья страсти,

Он уж пойдет прямой дорогой к свету!..

 

Второй ангел.

Однако же, стеченье многих бед

Становится, порой, невыносимым.

Я часто видел это на земле:

Бывает вдруг охватит человека

Как будто серой, смешанной с огнем;

В лицо ему захлещет дождь несчастий,

И будто все беды сойдутся разом….

Не то тоска изгибистой змеей

Закрадется за пазуху страдальца,

И поясом охватит человека;

А сердце чья-то тайная рука

Железными перстами ущемит,

И вывинтить готова с корнем сердце!!..

 

Первый ангел (с светлою улыбкою.)

Тем лучше сердцу: тут его возьмут,

И до чиста в потóке слез омoют;

И Божий дух его обвеет небом,

И освежит купелью возрожденья;

И– кроткое– елеем умиленья,

И радостью– омытое– нальют,

И в чистое– дары положат неба…

И будет с новым сердцем человек!!….

А знаешь ли, когда земное сердце

Расколется, под молотом страданий,—

Из ран его вдруг брызнет аромат,

К которому слетает ангел с неба,

И поцелуями любви небесной

Целит жестокие страдальцев раны…..

—Вот что я часто людям говорил—

Когда черед мой правил на земле.

Я видел, их, усталых, безнадежных,

И напевал им в душу песнь надежды.

Желаешь ли?– я повторю ее,

Чтоб, в свой черед, и ты земным пел тоже.

 

1.

«Много ангелов у Бога,

Человек надежен будь,

Хоть скользка твоя дорога,

Хоть неровен жизни путь!….

 

2.

По болотам и над бездной,

На руках перенесут,

И тройной стеной железной

Человека обведут!….

 

3.

Ни симун, пески метущий,

Ни пожарный зной его.

Ни под спудом змий ползущий,

Не коснутся до него!….

 

4.

На того, кто муж закона,

Сходит мужество с росой,

И, по гнездам скорпиона,

Ходит бодро он босой!……

 

5.

И на аспида, в пещеры,

Смело он пойдет один,

Полный огненныя веры,—

Этот Божий исполин!…

 

6.

Сердце знает тайный голос:

Кто, смирясь, за ним пойдет,

У того, за то, и волос

С головы не упадет!…

 

7.

Отчего ж ты, малодушный,

Сердцем вянешь, человек?

И, унынию послушный,

Сам себе свой портишь век?!…

 

8.

Оттого ли, что невежды,

У души укравши свет,

Учат, будто нет надежды,

Будто ангелов уж нет!!!…

 

9.

Много ангелов у Бога,

Человек надежен будь,

Хоть скользка твоя дорога,

Хоть неровен жизни путь!…»

 

Обращаясь к ангелу земли.

 

Теперь я кончил… Слышал ты!.. Что ж скажешь,

Мой брат, про тайное значение беды?,

И скажешь ли, что человек забыт

Любовию вселюбящего Бога?…

 

Второй ангел, в восторге.

В уме моем рассеялися тени…

Так кинемся ж пред Вышним на колени,

Перед Его судьбой во прах главы!!—

Среди земных сует и заблуждений,

О, смертные! когда бы знали вы

Любовь Творца и зоркое смотрение

За неразумными Его детьми,

В тот час, когда порок и обольщенье,

Обставили вас ловчими сетьми!…

И в горькое умеет влить Он сладость;

Ключом тоски вам отпирают радость;

Шипы поставлены на стражу роз……

А если б вызнали вы тайну слез,—

(Ходатаев за грех земной у неба),

Какая в них душе большой потреба,

Когда ваш дух тоской греха стеснен,

Как дорожили б той сердечной влагой!!!…

Познай же, кто желает быть блажен,

Что всякое даянье с неба благо,

И всякий дар от Бога совершен!….

 

Сказал… и вихрем сладкого восторга

Помчался он к селеньям вышним Бога….

 

Ангелы с земли продолжают налетать в небо.

Ангелы с неба отлетают на землю.

Высшее сообщается с низшим, и равновесие установляется.

 

 

 

ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА.

 

Два ангела, летящие с пением из вышняго эфира, останавливаются на среднем небе в ярком сиянии своих лучей.

 

Молитвы и песни у ангелов чистых

Из сердца лучами сияют на них:

За то их и знают в одеждах лучистых,

За то их и видят в венцах золотых…..

 

Второй ангел первому.

Запой мне, как пел ты, в том хоре воздушном,

О благости чудной, о тайной любви

Великого Бога к Его, человеку;

О том ненаходном, о том сокровенном,

Что не видали ни в аде, ни в небе,

Чем может хвалиться одна лишь земля!

 

Первый ангел.

Я вижу, ты просишь той песни заветной,

Которая в небе явилась с тех пор,

Как ангел Еговы– посланник любви—

С таинственным даром и чашей златой

Пронесся по нашим лазурным полям—

Так слушай же песню о чаше…. а то,

Что скрыто в ней было, узнаешь, ты сам……

 

1.

Прекрасный, светлый ангел,

Облитый весь зарей,

Серебряные крылья

По небу простирал.

 

2.

На светлом волновались,

Как чистой девы сон,

И пар и свежесть утра

Скроенные в хитон….

 

3.

Из стран, где ночь родится,

Посол, светлее дня,

Летел с заветным даром

К престолу Еговы….

 

4.

Он нес златую чашу,

Прижав ее к груди,

И небо улыбалось

И чаше и послу….

 

5.

Он знал, за чем он послан,

И что с собою нес….

Он знал- и, в целом небе.

Он знал про то один!…

 

6.

«Какую драгоценность

Так, бережно несешь?»

Посланника спросили

Крылатые друзья…..

 

7.

«Я перлу дорогую

Нашел на дне морей,

На дне морей житейских,

На страждущей земле….

 

8.

Там долго созревало

Сокровище мое,—

И зорко, неусыпно,

За ним следил мой глаз….

 

9.

За то на целом небе,

В лазоревых морях,

И в наших ожерельях,

Такой уж перлы нет!…

 

10.

Она в греховной тине,

Под бурями страстей,

У человека в сердце

Родится иногда……

 

11.

И этой чудной перлы

Довольно и одной,

Чтоб падшего восставить

И с Богом примирить……

 

12.

Не знали мы паденья,

Не знаем и греха;

Так перлы чудотворной

Нам можно ль цену знать?!.?..

 

13.

Но ценится высоко

У Господа она!….

За ней послал нарочно

Вселюбящий меня.

 

14.

И долго сторожил я

И Над сердцем, полным бурь,

Над сердцем человека

Кипевшего страстьми……

 

15.

И стихнул он…. и ропот

Погас в его устах,

И воли сталь смягчилась,

И понял он себя!!….

 

16.

И выкатилась перла

Из сердца у него,

И тотчас драгоценность

Я скрыл в златой сосуд………

 

17.

И радостен и счастлив,

Свой подвиг совершив,

Несу я прямо к Богу —

Раскаянья слезу!…..

 

Умолкает.

 

Дух свыше повеял из средняго неба;

Из света и жизни склубясь, облака

Одни за другими бегут, как у нас

Событья земные, как мысли в уме…

И ангелы скрылись, дав место другим…

 

 

 

ЧЕТВЕРТАЯ ВСТРЕЧА.

 

Первый ангел неба (к ангелу земли.)

Ты землю оставил?…

 

Второй ангел (земли.)

Недавно! —

 

Первый ангел.

Я вижу……

А много ли стран на земле посетил ты, небесный товарищ?

 

Второй ангел.

Много!… Всю землю, с конца до конца, облетел я, и видел

Синие степи морей; ожемчуженных пеной; и видел

Небо, родимое нам, отлитое в волнах их зеркальных;

Видел, как в полных лучах звездное царство сходило

В лоно спокойных морей: так небесные думы,—

Ангелов песни,– нисходят в мирно-спокойные души…

Редко, однако ж, душа достигает покоя и счастья

Небо в себя принимать: судорги страстных порывов,

Бури забот, суеты, возмущают наземные души….

 

Первый ангел.

Много ж ты можешь сказать о земле…. Так скажи мне,

Брат, сбереглась ли, в потомках Адама,

Хотя бледная память о тайне их рода,

И знают ли люди, откуда и как

Приходят, и где их отчизна прямая?…

И знают ли люди, Кто Бог их, и с чем

Их вводит на землю и сводит с земли?

И знает ли смертный, что носит бессмертье

И граммату в сердце — на вечную жизнь?….

Ужель, погружаясь глубоко в земное,

Засыпана пылью заразной грехов,

И пленницей сидя в чужой стороне,

Душа не вспомянет родительский дом?

Ужель забывает и край свой родимой,

И жаркое солнце небесной любви?!…..

Ужели, одевшись с гущеною плотью,

Не помнит, что, прежде земной колыбели,

Далеко, далеко жила от земли?!!….

 

Второй ангел.

Не помнит!… Ведь, люди считать начинают

Свой век с колыбели… от детских пелен…

 

(Подумав.)

 

—Однако же и память о небесном,

И поэтический, заветный вздох

О счастии доколыбельной жизни,

Нечаянно я встретил на земле.

Мне удалось одну подслушать душу…

Сироткою,– знать не сошлась с землею,—

(Где ей темно, и холодно, и грустно,)

Она живет, по родине тоскуя;

И бедная, как Ноева голубка,

Все носится над мысленным потопом,

Не находя ни ветки, ни приюта….

И сироте, с тоскою по отчизне,

Рисуются, и в снах и наяву,

Все дивные, знакомые картины

Утраченной доколыбельной жизни…..

И эту жизнь, в виденьях и картинах,

Поэт земной себе, как мог, усвоил,

И выразил, как мог, в заветной песни…

 

Первый ангел.

И слышал ты песнь эту на земле?…

 

Второй ангел.

И слышал я, и взял с земли с собою

Ее, как песнь о родине небесной….

 

Первый ангел.

Так поделись же ею и со мной:

Я уж давно хотел, хоть раз, услышать,

Как говорит земной о нашем небе.

 

Второй ангел.

О памяти доколыбельной жизни

Поэт пропел в земных своих туманах.

Я повторю тебе его слова:

 

ПАМЯТЬ ДОКОЛЫБЕЛЬНОГО.

 

Песнь земного поэта.

 

—«Я, видно, где-то согрешил—

И послан был за то куда-то:

В том мире, где я прежде жил,

Я так блажен, так счастлив был:

Там было все светло и свято…

А здесь, куда заброшен я,—

В стране изгнания и ссылки,—

Угас веселый я и пылкий:

Здесь все чужая мне семья,

И сторона мне здесь чужая….:

Меня в изгнанье снаряжая,

В слезах, нездешняя любовь,

Из темного стихий осадка

Надела, на меня покров.—

И вот для всех я, как загадка,

Упал, как будто с облаков,

И в край уничиженья– в гости

Пришел я, сам не зная как!!…..

На мне росли и крепли кости

И тело,— (огущенный мрак)—

Мое невольничье убранство.—

И я узнал, что есть пространство

И время- вечности отдел!—

Сперва я плакал и немел;

Но прежнее во мне пылало,

Состав мой внешний развивало,

Острило новый мой язык…

И вот тот разговор прекрасный

На лепет променяв неясный,

По-здешнему, я издал крик,

Заговорил…. И мне внимали….

Вотще!…. Не так мы выражали

Себя в той прежней стороне!

Близи, дали мы там не знали:

Нам сладко было быть везде….

Как мысль, как жизнь, не зная где,

Мы в тихой вечности гуляли,

По беспредельности паря…..

Была там чудная заря.

Нас часто что-то увлекало

В ее румяные моря;

Мы уносились….. и бывало…..

Но, в заточении земном,

Уж позабыл я о былом:

Одетый ночью огущенной,

Права и силы потеряв,

Костьми и жилами стесненной,

Вещественный я принял нрав,

И так же, как и все, болею,

Скорблю, терзаюсь и томлюсь,

И– что странней (я сам дивлюсь!)—

Одежды ссыльного, жалею,

И с ней расстаться уж боюсь!!…

Как я сжился здесь с жизнью новой,

Как полюбил удел суровый!

Как позабыл, чем прежде был!!..

Но нет, не все я позабыл!

Еще мне край мой прежний мил:

Бывает мил, слетают грезы,

Ложится в душу тишина.

Я вижу злато…. вижу розы,

Светлеет прежним вышина

И прежним небом грудь полна!….

Но все как сон…. и только слезы

Горят вещественно в очах,

И сердце чем-то наболело…..

И вдруг опять я– мрак и тело

И слепленный на время прах!!!….

 

Голос свыше отзывает ангелов:

Они утопают в разливах лазури и света…

 

 

 

ПЯТАЯ ВСТРЕЧА.

 

Два другие ангела останавливаются на розовом облаке.

 

Первый ангел.

Давно, давно ты обещал, мой брат,

Мне высказать про тайну человека:

Что значит он, любимец этот неба,

Неровною дорогою идущий?..

В нем все борьба и все противоречье..

Смотри: то в темные скользит он бездны,

То вдруг идет так бодро в высоту!—

Он послан был с сосудом драгоценным,—

Из радужных небесных хрусталей,—

С сосудом, налитым чистейшей влагой,

Чтоб, осмотрительно и осторожно,

Нести и пронести путем земным

Дары небес, —дары высоких истин—

И веры дар и аромат молитвы;

Чтоб окурить благоуханьем неба

Заглохшую, в пороках смрадных, землю…

И что же он?… Смущаемый мечтой,

И, волею, поддавшийся пороку,

Он, что ни шаг, роняет свой сосуд,

И прах земной дары позорит неба!…

От дел своих, бедняк, он сам вздыхает:

Посеял ветер— бури пожинает!….

—Кто-ж, после этого, нам объяснит

Загадку, что зовем мы -человеком?

И сам себя он разгадал ли?– Вот

Страдает, мучится, на муки ропщет;

С страстьми в борьбе, из сердца гонит страсти

Но, опустев, его тоскует сердце;

Зачем опять не видит прежних снов?..

Зачем опять борьбы в себе не слышит?

Зачем его печали не волнуют?..

Зачем врагов не видит в поле битвы

И горького, по-прежнему, не пьет!…

Таков земной ребенок- человек!

И тень его, идущая за ним,

Не так изменчива, в изменах дня,

Как он, в своих неровных, странных нравах!—

С самим собой, со всем в борьбе он вечной

И тешится еще борьбой сердечной!—

И ловит сны, да призраки, да тени,

За то, что правды позабыл дорогу!…

А ты ведь знаешь, что такое правда:

Вселенная стоит на камне правды;

От правды вверх– ведет дорога к Богу,

От правды вниз– скользят дороги в ад!..

Куда ж теперь пошли сыны Адама?!…

 

Второй ангел.

Все так, мой брат, но человек велик!–

Венец творения, венец, созданья,—

Велик в цепи вселенской мирозданья;

Велик, как мысль разумная земли,

Уста,— которыми она вещает,

Живой глагол громады безглагольной;

Велик, как царь, хоть потерявший царство,

И хил, и слаб, болезнен и печален;

Но чудодействен, мало чем умален

От ангелов, небесных,– человек!…

В нем творчества еще не сгасла искра,

И удержал в себе он три начала:

Три человека в человеке разных,

Под тройственным значеньем бытия:

Один из трех есть– человек-душа,

Он наделен и волей и страстями;

Другой же,— храмина души,– есть тело,

У третьего– (то ангел-человек)—

Свет совести, жизнь веры,— слиты в духе;

А трое все единство образуют…..

Но человек не есть отдельный сам:

Он человечества есть часть живая.

В родстве со всеми, по родству любви,

Усыновленный и любовью Бога,

Он предуставлен к знаменитой цели

Все бытия соединять в единство!…..

Есть тайное у Бога с человеком, а

Есть тайный смысл и в самом человеке,

Которого не знает человек!!…..

Смотри, как кажется он с виду мал

Сосуд, что называть привыкли сердцем,

Но сколько он великого вмещает!

В нем Бог живет; в нем ангелы витают;

В нем сад эдемский насажден быть может;

В него сойти готово Царство Божье,

В нем целый мир неведомых сокровищ!…

А знаешь ли, мой брат, что человек

И сам есть малый мир в великом мире, —

Собранье всех стихий и сил вселенских?

О!…. чудно, брат, задуман человек!!….

Слыхал ли ты, что шестодневный мир

Весь выражен в нем, также шестодневном.

 

Второй ангел.

Да, я слыхал, что ходит в небе песнь

О том, как этот Божьей нивы колос

Все постепенно созревает в бурях,

И по шести уставленным ступеням

Из хаоса восходит к совершенству…

 

Первый ангел.

Вот эту песнь спою тебе я, брат!

И ты судьбы узнаешь человека…..

 

 

ПЕСНЯ О ШЕСТОДНЕВНОМ.

 

Как весенние туманы,

Как мечты, как грезы чар,

Как неясных снов обманы,

Как на утре теплый пар,

Идет детство человека—

Будущих развитий цель:

Без сознанья, без упрека

Зреет плод;— но колыбель

Дух Господень осеняет;

Он над бездною парит:

Или силы выкликает,

Или силами дарит,

И для будущности цели

Устрояет в колыбели……

Вдруг гремит: «Да будет свет!»

И польются токи света,

А хаоса больше нет!…

И часы, и дни, и лета

Станут отрока удел:

Силы явственной природы,

Глубь ясна и вышина,—

И от вод отделят воды,

И в брега войдет волна….

 

*

Слышен глас: «производите!»

И возникли дерева,

Подивитесь и глядите:

Ощутив свои права,

Древо мысли, на просторе,

Отеняет высоту,

И цветов, чувств нежных, море

Заплеснуло наготу!…

Живописные растенья

Всходят, стелются, цветут,

И, в садах воображенья,

Птицы чудные поют!…

Но родит избыток силы,

Гадов, ящеров и чуд.

Зев раскрыли крокодилы,

Змеи стаями ползут….

Тут опасность, тут напасти,

Искушений хитрых рать

И тревоги…. это страсти,

Как их, бурных, не узнать?!…

Но нисходит в сердце свыше

И незримо- благодать:

В мире сердца тише…. тише….

Начинают замирать

И страшилища и чуды;

И костей их только груды,—

Память прошлого, лежат!…

 

*

Так он, свыше просвещенный,

Возродится человек

Для порядка,— и блаженный

Возрождается в нем век!…

Новый с ветхим уж несхожий,

Старое забыв, как сон,

Лучезарный образ Божий,

На себе проявит он!…

И счастлив, когда схоронит,

И в себе убережет

Все, что небо подает,

И паденьем не уронит

Чудной участи своей:

Но, у края наслажденья,

Бездна кроется паденья,

А глядит из бездны… змей!…

 

В небе появляется много ангелов; оба прежние улетают.

 

 

 

СЛАВОСЛОВИЕ.

 

На серебряных облаках всплывает златая Давидова арфа, увенчанная лавром и розами.

 

ГОЛОС АРФЫ.

 

Господь поставил Свой престол на небесах,

И царственно вселенной правит.

Чей ум изобразит Его в своих словах

И чей язык его прославить?…

 

*

Но вы, сыны небес, соединяясь в хоры,

И рдеяся любви огнем,

Подняв молитвенно к Нему сердца и взоры,

Гремите, пойте все о Нем!…

 

*

И вы, прекрасные, в торжественном убранстве,

По дальним высотам,

Миры,— во всем небес пространстве—

Хвалите Бога здесь и там!!

 

*

Луна, с своей серебряною славой,

И звезды, с золотом сверкающих лучей,

Земля, одетая зеленою дубравой,

И голубой повязкою морей!….

 

*

Вы все сливайте песней волны

В звенящие гармонии моря:

Да все, единым чувством полны,—

Поют Единаго Царя!….

 

 

МИРЫ.

 

сливая голоса, поют.

 

О, Господи! Мы пред Тобой атомы,

И менее атом:

Тобою созданы, Тобой ведомы,

Мы сторожим Твой дом.

 

*

Огнелучистой, золотою ратью,

Мы рдеемся кругом,

И держимся Твоею благодатью,

Повиснув ни на чем!!…

 

*

О Господи! Мы менее атомов,

У стогн Твоих— мы пыль!

Но, от крушительных стихий разгромов,

Хранитель наш— не Ты ль?…

 

*

Перед Тобою, Господи! ничто

Мы все, все наши миллионы;

Но мы, как жизнь, храним Твои законы,

И бережешь Ты нас за то!….

 

 

МИРЫ И АНГЕЛЫ ВМЕСТЕ.

 

1.

Твои суды, Всевышний, святы!

Твой страшен воздаянья пир;

Велишь- и цепь комет брадатых,

Как сеть, охватит грешный мир!…

 

2.

И вслед за грозными словами

Примчится страшная беда,

И, осмоленные грехами,

Сожжет миры огнем суда!!…

 

3.

Ты вызвал из-под спуда воды,

И выжал дождь из облаков,

И гордые земли народы

Остались притчею веков!!…

 

 

АРФА ДАВИДОВА.

 

Всплывая выше и выше.

 

Кипят и движутся народы,

Бегут ряды крылатых лет;

Изменят весь состав природы

Всеизменяющие годы,

И переставят ветхий свет,

Смешав пути и перепутья

И звезд недвижных и комет,

И распадется все в лоскутья,

Как старый кочевой намет!…

Но ты пребудешь все, Единый,

Превыше время и веков……

Отживших срочные годины

Семейства древние миров,—

За их недуги и седины,—

Ты пустишь в вечность на покой;

И тою ж творческой рукой

Ты вычерпнешь из недр пространства

Иные свежие миры

В иных условьях постоянства……

И, в дни зиждительной поры,

Ты, распростерши с волей длани,

По высям заснуешь, как ткани,

Светлее прежних небеса!!.

На пересозданной вселенной,

На нивах сея чудеса,

Один, в изменах неизменной,—

От бездн бездонных до вершин,—

Все будешь Царь и Властелин!!…

 

Арфа скрывается в беспредельности неба.

Ангелы водители миров молятся Строителю оных.

Молитвы и чувства благоговения сверкают лучами вокруг ангелов.

 

 

 

ГЛАСЫ, ПЕНИЕ И ХОРЫ В НЕБЕСАХ.

 

ПЕРВЫЙ ХОР

 

Ангелов, созерцателей величия Божия.

 

Невидимый, непостижимый,

Кого обнять не может плоть,

В своей выси недостижимый,

Сидит и властвует Господь.

 

*

Кругом Его разливы света,

И жизни вечные моря;

Века, события и лета

По воле Горняго Царя,

Живут, летят, полны движенья;

Кругов надзвездных учрежденья

Текут в размеренный свой путь,

Пред Ним трепещут неба силы,

Ии на лице Его взглянуть:

Не смеют сонмы шестокрылых!!!….

 

ХОР ВТОРОЙ.

 

Он гневом ходит в ураганах,

Почиет духом на морях;

Он властью– лег на океанах;

А славой— блещет на звездах!!….

 

*

Деля Своим твореньям доли,

Дождя с высот Свои дары,

На нить Своей могучей воли,

Взнизал, как перлы, все миры!….

 

ХОР ТРЕТИЙ.

 

Им в небе теплится заря,

Он взором кипятит моря,

Дхновеньем тлит враждебны рати;

Один, могущий вечно быть,

Он может каплей благодати

Всю горечь моря усладить!….

 

ХОР ЧЕТВЕРТЫЙ.

 

Когда идет…. Он весь блистает,

Как бездна звезд во тьме ночей;

Когда Он гневен– небо тает

От пламенных Его очей!!!….

 

*

Он небеса небес стрясает,

Как ветхий нищего покров,

И осужденных сто миров

Перстом могущества стирает!!!…

Но, Милосердый, всем Он пищи,

Всем дародарствует покров;

Отец сирот, защитник вдов,

Он Сам покоит души нищих!…

 

ГОЛОС.

 

Его державы, в небесах,

Любовь и правда– суть основы,

И держит мудрость Иеговы

Миры и царства на весах!…

Когда ж вскипит в Нем гнева пламень,

Кто смеет стать лицом к Нему?

Он скажет царству: «Подниму

И расшибу тебя о камень!»…

 

ГОЛОС.

 

— На бесчисленность творенья

Властный перст Он наложил,

И разрозненные звенья

Цепью мудрости скрепил!…….

 

ХОР ПЯТЫЙ.

 

Велик и дивен Всемогущий,

Недознанный в составе Бог,

Всегда, везде, повсюду сущий,—

Вина всех жизней и залог!…

Его начало нам безвестно;

Его лучи для всех, везде:

Он весь, Безместный, повсеместно

В песчинке моря и в звезде!!….

Кругом Его сияет радость

И каждое из Божьих слов

Дарит мирам то жизнь, то младость,

И весь Он– милость и любовь!

 

ХОР ШЕСТОЙ.

 

Гармония,— душа вселенной.—

Основа тайная миров,

Блестит красой своей священной

В бессменном зеркале веков!!… .

 

Небеса передают, одно другому, свои молитвенные возгласы

 

Первое небо:    «Свят!»

Второе небо:     «Свят!»

Третие небо:     «Свят!»

 

 

ГОЛОС.

 

От небес до небес, до четвертых небес,

Все проникла любовь,

Все полно голосов:

И поют и гласят поднебесья небес—

Все о том, как (из тайны святыни)

Бесконечные неба пустыни

Заселились громадой чудес!!….

Так горе перекатной волною

Далеко, далеко над луною,

Все поют и гласят поднебесья небес,

От небес до небес, до четвертых небес!…

И все поет и все глаголет о Нем

Кто все, что есть, и время и пространство,—

Держал, безмолвствуя, в Себе Самом,

Доколь изрек: «да будет!» И кругом

Все жизнью окатил и дал всему убранство.

 

 

ГОЛОС.

 

Он обдал багрецом денницы

Рассвета бледное лицо,

И силой властные десницы

Согнул вселенную в кольцо!….

 

ГОЛОС.

 

Дрожит и млеет грудь земная,

Когда Он, духом Адоная,

Свои волнует небеса:

Вся тварь перед Творцом трепещет,

И стозубчатых молний блещет

Гроза и дивная краса!…..

 

 

 

АНГЕЛЫ СУДА И КАРЫ. (Горние весы суда и правды колеблются при звуках ангелов суда и кары. Небеса воздыхают.)

 

Хор первый.

Когда, с грозой, о Судия судей!—

Господь господств!– пойдешь ты на людей,

Оденется бесплодия проказой

Грехом болящая земля,

Зачахнут нивы и поля,

И воздух закипит заразой,

Готовой жизнь с земли стереть……

И кинутся на утлые их домы

Стокрыльный вихрь и бури древоломы,

И побежит по всем дорогам смерть!……..

 

Хор второй.

 

1.

Что человек? Он благородству

Своей природы изменил;

Орабствовал, страстей господству,

И плоти дух свой подчинил!

 

2.

Что человек?– Он буквой гласной,

Заглавной буквой мог бы стать

На свитке Божьем, но несчастный

Привык все падать и хромать!….

 

3.

Что человек?– Он узел силы,

Чтоб землю с небом сочетать:

Орел, ума раскинув крилы,

Вселенну мог бы облетать…

 

4.

Но он ленив, засуетился,

В грязи земной привыкнул спать,

И, отупевший, разучился

По книгам вечности читать!!!….

 

 

СЕМЬ ГРОМОВ.

 

возвещают о присутствии Божием.

 

И семь громов, как семь шумящих океанов,

На среднем небе пронеслись,

И ангелы, вожди воздушных ураганов, —

В доспехи рдяные из молний облеклись, —

Как вестники грозы и славы

Самодержателя всемирные державы……

 

 

Присутствие Божие становится ощутительнее:

Золотые тучи ангелов несутся с востока.

Небо потрясается гласами,

 

 

XОР ВЫСШИХ АНГЕЛОВ.

 

Господь идет и блещет, и знаменья творит,

Земля пред Ним трепещет, и зыбь морей кипит:

Восстали силы, силы. Господь воссел на них,

Утроили светилы свой блеск в лучах тройных;

Эфир струями плещет, все небо говорит:

«Господь идет и блещет, и знаменья творит!»

 

Ангелы, водители племен и народов, преклоняя колена, ставят пред собою драгоценные сосуды с молитвами и слезами земли.

 

ХОР АНГЕЛОВ,

вождей народов.

 

1.

С недостижимых смертным сводов,

Господь! воззреть благоволи

На нас, водителей народов

Твоей опальные земли!

 

2.

Мы принесли Тебе молитвы,

И полные сосуды слез,

Из грустных стран вседневной битвы,

Из под Твоих судебных гроз….

 

3.

Там совесть грешников тревожно,

Грустит под Божиим мечом;

И все у них в расчетах ложно,

И нет успеха им ни в чем!……

 

4.

Там гневно ходят ураганы;

Там грады тают под огнем,

И бурей воющих органы

Тоскуют в воздухе земном!

 

Там, за лукавства их и лести,

За гордую на небо речь,

Четыре страшных ходят мести:

И зверь, и глад, и смерть, и меч…

 

6.

И люди в тайном страхе ноют,

Как уличенный пред судом,

Но все грешат и сами роют

Подкоп под собственный свой дом!..

 

7.

Помилуй же, Отец, помилуй

Несмысленных Своих детей:

Они слепцы, с душой остылой,

Отбились от Твоих путей……

 

8.

И мы, мы боле уж не в силах,

В сквозных сердцах сдержать любовь;

А веру всю они в кадилах

Сожгли для каменных богов!.

 

9.

Пошли ж им, Господи, Инова,

Чтоб ярким светом их одел,

И пересоздал силой слова

Хаос и мыслей их и дел!…..

 

10.

Да глас Его услышат сладкий,

Да узрят Бога в чудесах,

Да примут те ж, что здесь, порядки

В богодержавных небесах….

 

11.

О, не губи Своих народов!

К молитвам и слезам земли

Склонись с недостижимых сводов,

И нам, вождям племен, внемли!…

 

ГЛАС С ВЫСОТЫ.

 

Восстаньте, чистые, и вести

Несите,– ветров на крыле,—

Что Бог любви не знает мести,

Что мир даруется земле!..

 

*

И всякий ангел будь глашатай

И тайну миру возвести,

Что к людям послан уж Ходатай,

Чтоб блудных чад к Отцу вести!..

 

Серебряные облака, набегая грядою, заслоняют ангелов, поспешающих в их земные области.

 

С другой стороны выходят ангелы-водители душ. Души, идущие в бытие земное, в туманном виде светло-воздушных очерков, — в которых нельзя еще разузнать ни пола, ни возраста, — сходят к вратам неба. За ними

теснятся ангелы с грустными думами; у некоторых сверкают слезы на глазах…

 

СТАРШИЙ АНГЕЛ.

 

Становясь на колени.

 

О, Господи! они готовы

Проститься с здешней тишиной,

Принять телесные оковы

И плавать в суете земной!…

Пошли же, Господи, им крепость,

Чтоб их состав был здрав и цел,

И чтоб стихий земных свирепость

Не сокрушала ломких тел…

Но я молю Тебя сугубо,

Да дашь Ты внутренний им свет,

И чтоб, под пеленою грубой,

Не сгас он от грехов и лет!…

Да будут их сердца- младенцы,

И все к Тебе устремлены;

Да помнят, что переселенцы

Они из лучшей стороны……

Снабди их мудрыми очами,

Да всегубительство страстей

Не сманит сладкими речами

В нечистый плен своих сетей

Их бедных, в том быту заразном:

Не дай им сведаться с соблазном….

Щитом и крепостью им будь!

Направь, благослови их путь!….

 

С высоты света и голоса.

 

«Благословенни суть!»……

 

 

ДУШИ.

 

прощаются с небесами. (Православная Церковь наша не говорит ничего [ни за, ни против] о происхождении душ, молясь и заботясь только спасении их; почему, сделанные в поэме, описания не имеют ни какого канонического значения, а принадлежат к чисто пиитическим изобретениям)

 

Прощайте, светлые моря,

Двух зорь румяные разливы,—

Где так беспечны, так счастливы,

О вечном мире говоря,

Мы пели Вечного Царя!

 

Где, без желаний, без томлений,

Из полной чаши бытия,

Струи беспечных наслаждений

Пила вся чистая Семья…

 

*

Прощайте, солнцы золотые!….

По вашим жизненным лучам

Носились, вечно-молодые,

Мы дружным братством по мирам!…

 

*

Страна гармонии поющей,

Прости, чудесный, светлый мир,

Одной Любовью, всюду-сущей,

Везде-проникнутый эфир!

 

*

Где, с беспредельной жаждой дали,

Легки, как звуки на струнах,

В мир горних звуков мы летали

На огнерозовых лучах……

 

*

Здесь нам чужда была тревога,

Здесь тих и светел жизни пир:

Страшит нас новая дорога

В тот пасмурный, холодный мир!..

 

*

Его нам назвали землею.

Мы полетим отсель туда;

Там пустят нас, под пеленою,

В страну заботы и труда….

 

*

Но таковы небес уставы:

Должны сойти на время мы

Из океана горней славы

На землю сумерков и тьмы!…

 

*

И виды бытия там оба

Сольются….. это Божья цель!…

Туда введет нас колыбель,

А выведет оттоль дверь гроба!….

Но приведет ли уж сюда,

И как-то будет? И когда?!…..

 

*

Где там оденут нас в телесный

Состав той плоти земляной?

И где, послышав глас небесный,

Наряд мы скинем неродной?…..

 

*

И как, из видимости дальной,

Где будем ссыльные вздыхать,

Узря, в щель гроба, свод кристальный,

Уйдем в невидимость опять?….

 

*

И как, чрез ряд земных гаданий,

Сквозь шум тревог и суеты,

По длинной лествице страданий,

достигнем вновь до высоты?!….

 

*

Все это разрешат нам годы…..

Но прочь и страхи и мечты!…

Изведать жизни переходы

Велит нам голос с высоты!…

 

*

И вот,— сомкнув покорно вежды, —

Хоть грустен путь, летим отсель

Принять наземные одежды,

И лечь в земную колыбель!..

 

Ангелы, каждый с каждою, обручаются с душами на странствие земное. Новый ангел спускается с высоты, таинственным прикосновением жезла, разделяет некоторые души на двое, и каждая половина принимает вид

единичности.

 

АНГЕЛ.

 

По велению судьбины,

Я делю вас по полам:

Будет время,– половины,

Вы опять сойдетесь там!…..

 

*

Может быть, моря и суши

И на долго разведут

Вас, — «тоскующие души!»

(Так в земном вас прозовут…)

Но вы будете стремиться,

Бессознательно, темно,

С кем-то, где-то, встретясь, слиться

В безраздельное одно…..

 

*

За трапезой жизни сладкой,

Жизни в розовом венце,

Ваш удел- вздыхать украдкой

Все по милом близнеце!…..

 

*

Ни богатства пол-вселенной,

Ни победные венки,

Не угасят безъименной

По неведомом тоски!….

 

*

Но когда тоской разлука

Два кольца сведет в звено,

Как две мысли, как два звука,

Вы сольетеся в одно…….

 

*

И свиданье разлученных,

При созвучье обоих,

Есть блаженный из блаженных,

Есть в земном– небесный миг!

 

Души, одни за другими, отходят сопровождаемые своими ангелами.

Небо прощается с ними лучами и звуками, которые, — как начало поэзии, сливаясь в пиитические образы, провожают их: это веянье небес для услаждения бытия земного.

 

СТАРШИЙ АНГЕЛ.

к отходящим.

 

Так вас небо провожает!

Жизнедарственный сей свет

И земное озаряет,

И в земном его встречает

Небом дышащий поэт!….

 

*

Под дождем златых видений,

Слыша музыку миров,

Уплывает в море пений

Гармонических кругов,

Земно-житель, пылкий гений;

И, от дальних треволнений,

Силой огненной души,

Залетает в мир явлений,

В небе рдеющих в тиши!…..

 

*

Видит время и пространство,

Неба тайны и убранство:

Все порядки, постоянство

Бриллиантовых светил;

Все, что делается в веке,

Ловит истину в намеке,

И в непадшем человеке

Видит символ Божьих сил!…..

Если ж горе, если муки,

Пригнетут его к земле;—

Он к струнам тоскливым руки,

И, с сияньем на челе,

Световые жизни звуки

Сыплет в мертвой дальней мгле;

И душа, в своем стекле,

Отражает все картины

Поднебесной стороны…

Тaк поэты-исполины,

И под молотом судьбины,

И в грязи наземной тины,

Все небесного полны!….

 

свет и звуки угасают. Души и ангелы скрываются.

 

 

 

ДВЕ ДУШИ.

 

Для которых еще не настал срок переселения.

 

Первая.

Сестра! Летала ль ты когда к земле?

И знаешь ли, как на земле живется?…

 

Вторая.

Да! Я к земле случайно подлетала:

И вздрогнула… И вся оцепенела!…

На туманном где-то поле

Шел сердито строй на строй;

С диким криком, в дикой воле,

Будто тешился игрой

А игра убийство было.

Страшно там в очах светило,

Грозен был размах руки,

Копья длинные трещали,

И, разбитые, устлали

Поле мертвые полки:

И валялись мертвых груды,

Как разбитые сосуды,

Из которых фимиам

Драгоценный испарился….

Бой и день к концу клонился;

Лишь, местами, там и там

Браноносно колесницы,

Утонув в крови до спицы,

Разъезжали по полям—

По живым, из тел, мостам!!…

И застлало все ночною

Тишиною, пеленою,

И какой-то страшный мир

На кровавый этот пир

Над туманами, спустился.

Дол луною засветился,

И, на золоте луны,

Рисовалися три тени…

Три печальные жены,

Опустившись на колени,

В стороне затихших гроз,

Расточали токи слез:

То рыдала мать о сыне,

То сестрой оплакан брат:

«Не восстать тебе уж ныне,

Не прийдешь ты в дом назад.

Ты с другим спознался домом,

И твоим играть шеломом,—

Сей приманкой боевой,—

Уж не станет отрок твой

С златокудрой головой!…

Не видать вам, други, друга!»…

Так рвалась в тоске супруга.

Тут шепнул, — знать ангел, мне

О наземной стороне:

«Быт земной волнист, как море,

Мир земной лежит во зле!

Участь падших труд и горе:

Грустно, худо на земле!»….

 

Первая душа.

Нет!— я не то встречала на земле,

Хоть близко к ней и часто подлетала:

Невидимо у видимых бывала

И многое про быт земной узнала;

—«Над хребтами Ливанона

Тихо гасли небеса;

На вершинах у Сельмона

Серебрилася роса;

В чащах розовых Сарона,

Над садами Соломона,

Волновался тонкий пар,

А далеко,— в море злата,—

В космах пурпурных заката,

Рделся вечера пожар.

С этим вечером погодным

Вся дружилась сторона,

А над кедром благородным

Округлялася луна….

Солнце шаром с гор скатилось,

Но светлело в городах;

Упоительно курилось

Благовонием в садах;

И горели водопады,

Как воздушные лампады,

В бриллиантовых звездах!…

Я купалась в ароматах,

Я плыла по городам,

И, в светлицах и палатах,

Я встречала,– там и там,—

И молитву, и напевы,

И приволье, и любовь…..

И видала я, как девы,

На живом ковре цветов

С тайной негою плясали,

А тимпаны рокотали:

И кинара и сантир

Пели радость, пели мир,

И, под пальмою, звучали, —

(Песни древние отцов) —

Струны арф и хор певцов!….

 

***

И была я в чудном храме,

Где гремит хвалебный лик;

И носилась в фимиаме

И алоя и мастик.

Ослепительный и чудный,

Будто камень изумрудный,

Представляется глазам—

Этот дивный Бога храм—

Соломоново творенье….

Но пленительней виденье

Мне представилось не там:

В изумленье, в упоенье,

Я не верила очам:

— На брегах Генисарета

Величавый Муж ходил– (Она увидела Христа, поучавшего народ в странах Генисарета.)

Весь из жизни, весь из света,

Весь лучами Он светил!!!..

С ним хотелось сочетаться,

Мне казалось, небесам:

Кто ж Он был?– О том дознаться

Не могла, сестра, я там;

Но за Ним следя, спуститься

Я рвалася к тем местам:

Мне хотелось воплотиться,

И упасть к Его ногам!….

А меж тем, с зарею споря,

Над волной зеленой моря;

Звезды тлелись в тонкой мгле;

И прекрасно было море

В заревом своем уборе…

Нет,– сестра! Тот быт не горе:

Хорошо там на земле!!»…

 

Голос сверху зовет души назад.

Мало по малу они теряют свой светловоздушный очерк, и утопают, как отдельные звуки, в гармонии Вселенной

 

Миры, как буквы свитка Божья

В поэме чудной, мировой,—

Рифмуясь тайно меж собой,

В своей одежде лучевой,—

Волнуются у Божьего подножья,

И, в лирном строе мер и числ,

Разумный выражают смысл,

И, в дивный гимн сливая голоса,

Поют векам про Божьи чудеса!!!

 

*

—И жизнь мировая потоком

Блестящим бежит и кипит:

Потока ж в поддонье глубоком

Бессмертия тайна лежит…

 

*

И реки багряного света,—

Хвалитны поющих миров,—

Как в вечность бегущие лета,

С незримых, надзвездных холмов,

Под песнями славы и мира,

Сливаются в чашу эфира…

 

*

И, слившись в протяжный молитвенный вздох,

Все гимны, все гласы, все клики созданья,

Одно выражают в краях мирозданья:

—«Велик Он Единый- Несозданный Бог!!!»…..

 

 

 

ПРЕИСПОДНЯЯ.

 

 

ОЧЕРКИ АДА И СТРАН ПОДЗЕМНЫХ.

 

 

В глубокой тьме, во тьме густой, кромешной,

Кипел разлив огня, кипело нечто

Неугасимое….. Вздымались волны;

Громадные гор огненных ряды

Толкалися кудрявыми главами,

Одна другую пожирая… Вдруг

Они свои цвета переменяли;

Как в бой полки багряные текли,

И, с желтыми и с синими сойдясь,

Сшибалися с громадами громады,

С пожарами пожары, море с морем,

И буря, бурю раздробив, неслась

Трескучей вьюгой искр и брызгов серных….

И каждая из искр была жива,

И каждая, как мученик, вздыхала,

И были там порой такие вздохи,

Что звезды вздрагивали в небе! И…

Все вздохи те в один сливались стон;

И вдруг опять углаживалось море,

И тот же все огонь, огнем питаясь,

В широкую раскатывался степь,

И заревом безбрежным, безграничным,

Охватывал подземный, черный свод,

И озарял пустую безпредметность…

 

*

Бывали там тоскливые минуты,

Минуты, в коих совмещались веки!…

А на часах обителей подземных

Виднелись две огромные стрелы;

Одна, как жизнь, неслася быстролетно;

Другая же стояла, как мертвец!….

Над первою читались буквы: «время»,

А над другой стояло слово: «вечность»,

(И та была уделом осужденных!…)

И маятник, громадный полумесяц,

Вздыхаючи, как узников тоска,

Разрезывал ту вечность на века…

А длинная, костлявая рука,

На ребрах скал, огнем смочив писало,

Чертила все одно и то же слово,

Ужасное, как смерти неизбежность,

И грешники, с невыразимым страхом,

Во слове том читали: «безнадежность»…..

Вот отчего так горестна она,

Страна, где всякий гаснет луч надежды,

Где на горячие страдальцев вежды

Уж не сойдет покров прохладный сна,

И где бессмертие ужасней смерти!…

Вот отчего там жалобные плачи,

И воплей бури часто восстают,

И голоса… и жалобы несутся…

И вдруг идет какой-то миг тяжелый,

Которому нет имени и в аде;

Бесцветный миг ни муки, ни отрады,

Предвестный миг немого передбурья,

В который все чего-то ожидают,

И, в беспредельном чувстве страха, тают;

И ноет душ на слое сжатый слой,

Как мозг костей, под ржавою пилой!

И слышится порой там страшный вой,

И грешники ломают с треском руки….

В запекшихся устах трепещет голос,

И, всчесанный железным гребнем страха,

Над черепом встает горою волос!!!…

И в страхе том, оледенявшем кости,

Столетия в минуту проживают!….

И все полно тоски и страхований,

И тысячи сливаются стенаний

В прощальный плач последния разлуки….

—В других странах, в громадном царстве ада,

Порой и свет блистает в вечных мраках;

Но адский свет губителен и страшен:

То проблески зияющих вулканов!!…

Есть много там кипучих смол и серы,

И озера неугасимой лавы…..

Есть по местам топучие болота,

Из них же смрад клубится нестерпимый;

То смрад грехов, пары пороков гнусных.—

Есть длинные, пустые суходолы,

Где издали громадами чернеют,

Развалины призрачных городов, —

Разбитых стен и башен обгорелых…

Есть серное томпаковое небо,

И кровию политая луна!..

Но дым смолы коптит и эти виды!!..

Есть, далее, дремучие леса,

Откудова выглядывают тени,

Сверкаючи звериными очами……

Есть и сады с зачахлыми древами,

Где от цветов курится мертвым трупом!.

Есть, по местам,– местам уединенным,—

И хижины из догоревшей лавы:

Как гнезда ластовиц, по ребрам скал

Они висят, над бездной, на прилепе.

Из хижин тех выглядывает зависть,

И злобится своей земною злобой,

Сама себя зубами раздирая…..

И смутными глядит из нор глазами,

И всеми членами трясется в страхе,

Исчахлая в тревогах вечных, скупость!…

Там собраны скупцы всех вер и стран:

На место сердца придан им карман!..

О нем одном и дума и забота

У тех рабов холодного расчета….

 

*

И алчность к деньгам неусыпным червем

Сверлит сердца, наводит дрожь и муки;

Но деньги там идут не даром в руки!—

Медленно, с тяжким, усильным трудом, добывают там деньги;

Роют, буравят, дробят, заползают в глубокие норы,

Силятся сдвинуть скалы, раздирают утробу земную;

Лезут под груды камней, задыхаются, стонут,— и камни,

С тайной пометою (клад обещающей им многоценный!),—

С тяжким усильем подъемлют, кряхтя, напрягаясь… и хрипло

Вдруг восклицают: «Нашли!… Деньги,– глядите, все деньги:

Жаром горят и звенят!!.. Не напрасно трудились…. достали!!»..

Так-то, с надрывом, с трудом, с истомлением сил добытые,

Медленно, туго, сквозь пот, к ним приходят упрямые деньги!….

Только ж пришли, и тотчас, как из старого невода рыба,

Рвутся туда и сюда, из-под пальцев, сквозь пальцы, шныряют;

Дымом и прахом летят и скользят и ссорятся на ветер!!!..

Грустно бедняги глядят на погибшие труд и усилья!..

Адские ж деньги, из рук ускользнув, обжигают и руки,

И деньголюбы, вздыхая, только лишь дуют на пальцы!…

Так провождают они годы и годы… но алчность—

Жгучая алчность, сверля, прожигая сердца и утробы,

Все, им внушает: «еще…. и еще бы отведать вам счастья!!!»….

 

*

— Есть многие, что гонятся за ветром,

И, падая от устали на камни,—

Самих себя в безумье упрекают;

Другие же, напротив, очень чинно,

В собрании теней великолепных,

В особом месте ада заседают,

Полураздетые от плоти тленной,

Сбираются туда полускелеты,

И жизнию особенной живут…..

Вот, с важностью сановных лиц земных,

В виссоне, в золоте, в хламидах пышных,—

Из пламени и воздуха истканных,—

Сидят и пристально вперились в дело:

У каждого в руках златая чара,

И тишина господствует в собранье,

И взоры всех горят одной заботой,

Чтоб меж перстов не проронить крупинки;—

И меряют, все меряют прилежно

И так внимательно, так осторожн0,

Что дело, кажется, идет о жизни,

О благоденствии народов, о судьбе

Великих битв и выйгрыше сражений….

На лицах сих трудящихся за делом,

Изображаются и важность думы,

И сладкое самодовольства чувство,

И едкий взгляд досады на соседа,—

Что помешал успеху в важном деле,—

И вспышка счастья при словах: «я сделал!?…»

И торжество при слове: «я успел!»…

И все бесспорно кланялись успеху,

И высшее ему давали место…..

Так занимаются они без счета лет,

Все меряя с примерною заботой,

С готовностью сказать другим: «не мы ль

Здесь заняты важнейшею работой!?»—

А меряют они… пустую пыль,

Которую,– и складно и нарядно,—

Кладет перед собой меритель каждый,

И чванится своим произведеньем!…

Так, опьянев, каким-то заблужденьем,

Чего-то все в пыли и прахе ищут,

И называют то исканье– жизнью…….

То все былые где-то на земле,

Которые, перед людьми, желали

Пустым делам придать и вес и важность,

И щедро пыль в глаза других бросали!—

И эти-то темные пыло-меры

Сходили в ад, чтоб, с важною осанкой,

Пересыпать огарков серных пыль

Из горсти в горсть, или из чаши в чашу….

А демоны поддразнивая их:

—«Вот вам за то, что там, из дара Божья,

Вы ничего для счастия людей,

Из жизни вашей, сделать не сумели!!»….

 

*

Есть и для почестей там цель.– Она

Манит былых искателей честей,

Что набожно им поклонялись в жизни….

Гладка и лоснится стена скалы,

Где цель поставлена на вид высоко,

И многие ползут туда скелеты;

Но редкие до цели достигают:

Толкаются, дорогу заслоняют,

Друг друга жмут и дразнят и стреляют

Насмешками, один в другого, метко:

То лестницу соседа подпилят,

То камень под ноги ему подкатят,

То клеветой друг друга пришибут,

То происков и лжи накроют сетью,

И часто все, сорвавшись с высоты,

Иль, россыпью, поодиночке каждый,—

Скользят, летят и сыплются как сор

Глубоких ям в разинутые пасти,

Где тотчас их облепят скорпионы!!!…

Понятно, почему там восстают

И стон, и вопль, и бури громких вздохов,

И дождь идет горячими слезами….

Там участи ничто не изменяет;

Не обещает время ничего!….

Там в месяцах пустых нет боле дней,

И годы там следов не оставляют!!!…

 

***

—И четырьмя ветрами дышит в аде,

Из темных нор, державец темный ада;

И ветры те: унынья грустный ветер,

Отчаянья крутой огнистый ветр,

И жгучий вихрь кипящего раздора,

И хладного ожесточенья ветр….

Подует ли тяжелый ветр унынья,

И, под его свинцом, все гаснет ноя,

Как жизнь полей, зачахших без дождя,

И ад становится протяжной пыткой,

Для коей нет и в аде выраженья!!… .

Прошло одно, идет другое горе:

Унынья ветр сменяется иным….

Сберите всех земных народов плачи,

И слейте их в рыдание одно:

То будет он– отчаяния ветер!….

Губительный, как будто раскаленным

Железом, вдруг пронижет все сердца!!….

И вспрянут, все, и, с чувством мертвеца,

Который невзначай проснется в гробе,—

Все в ужасе ждут грозного суда,

И целые народы вопиют

К горам,– упасть на темя им готовым:—

«Спасите нас от нас самих!.. разбейте,

И раздробите нам главу и грудь,

Чтоб мысль и чувство самобытия

Не грызли нас сильней, чем зубы ада!»…

Но вот, за тем, повеял ветр раздора,

И выступил костлявый легион

Против костей другого легиона.

 

***

И тянутся строи по темным горам,

Копье и секира играют;

Одни притаились ко адским норам,

Другие стеной выступают.

И все поднялося к подземной войне,

В подземном огней полусвете;

И всадник сидит на скелете-коне,

И броня на пешем скелете;

И крики в долинах и вопли с вершин:

Никто не постигнет к сраженью причин,

Нет повода к ссорам, нет повода к злобе,—

Всем жребий на долю достался один:

Все замкнуты в том же безвыходном гробе,

И тонут в разгаре подземных пучин!!!…

 

***

Но веет ветр ожесточенья,

И крепнет злоба у бойцов

И мчатся в праздные сраженья,

Где нет ни славы, ни венцов,

Где у бескровных нет и крови!!…..

Но пеной их уста кипят

И знойно очи их горят

Под тучею нависшей брови…..

Хотели б всю разбрызгать кровь

В порывах беспредельной злости;

Но жало звонких топоров

Дробит одни сухие кости!…..

А между тем, в шуму тревог,

Раздор трубит в свой звонкий рог,

И все жестеет гнев сугубый.

И вот скелет, что уберег

На челюстях земные зубы,

Сцепясь с противником, грызет

Скелета череп обнаженный!!….

Так, год за годом, все идет

Тот бoй, враждой ожесточенный!!…

 

—И поезды, властителя тех мест,

Там видят часто с трепетом страдальцы:

Под тучею и призраков и страхов

Проносится, как буря меж пожаров,

Громадная державца колесница;

И глубоко прорезывают дно

Зубчатые железные колеса;

И тысячи подземного народа

Скелетами дорогу устилают,

И колесуемых ужасный вопль,

И треск костей по сводам раздается!!!.

— Так изменяются в хаосе ада,

И мчатся вслед явленья за явленьем,

Как словно облака на нашем небе…

—И виделось: по мостовым ужасным,

По мостовым все из живых голов,

Толпы — сквозь зной и жупел,– быстро мчались,  —

И таяло, как воск, на них все тело,

И до костей скелеты обнажались;—

И бурно мчался костяной народ,

Под свистами виющихся бичей,

Среди метелей искр и молний серных.—

И, добежав до рубежей геенны,

— «Прости, земля прости»…. кричали, с плачем.

И весь народ,– и юноша и старец, —

Летел, как сор, в дымящиеся реки

Клокочущих, растопленных металлов!!!…

— И мнилося, в погибельный тот час,

Что все творение уже проходит,

Что заживо вселенную хоронят,

И человечество ведут на смерть!!!…

 

** *

—Но были там, однако ж, и потехи,

Приличные местам и нравам ада:

Там зрителям являлись представленья

В магических видениях и чарах,

Как в некоем таинственном стекле

Изображавшем все предметы ясно

И жизненно, с отчетливостью дивной

А целию тех представлений было:—

Уничижить, умалить человека

В глазах духов, завистливо смотревших

На счастие хозяина земли;

И, показав всю суетность земного,

Их примирить с подземной жизнью ада,

Где им даны обширные права

Преследовать, и мучить, и терзать,

И величаться силой исполинской……

И всякий раз, когда толпы духов—

Те дела мук, то зрелища просили,—

К ним выходил один из великанов,

(Считавшийся могучим на земле),

Со всей своей земною обстановкой,

И с знаками былых честей и славы,

И с местностью родной своей страны…

И эта жертва, великан земной,

То на посмех, то в муки отдавалась

Испытанным на пытках палачам….

Другому же подземному народу

Тут просто нравилось глядеть с презреньем

На быт людей, на чванство их земное….

Им говорили: «Сам пророк сказал,

Что человек бессмыслен и кичлив,

И что в страстях животному подобен!»…

Вот почему, то в образах живых,

То в подвижных картинах говорящих,

Тут виделись,– как будто на яву,

Все яркие события земли;

И, пред глаза духов самодовольных,

Являлся часто пристыженным, бедным,

Их древний недруг, человек земной;

И вот, над ним кощунствовать желая,

Давайте нам, кричит толпа– «Египет,

И грозного владыку— Фараона,—

Упорника и гордеца земного:

Нам весело глядеть на униженье

Хвастливого земного человека!»…

И вопль толпы услышан– и картины

Людей и дел бывалых на земле,

Являются на спрос духов подземных.

 

 

 

МАГИЧЕСКИЕ КАРТИНЫ В АДЕ.

 

 

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

 

 

ФАРАОН, ИЛИ КАЗНЬ ГОРДЫНИ.

 

 

 

Вот рукою исполина

Развивается картина:

Полон жизни, полон сил—

Виден край, как сад цветущий,

Видны пальм ряды, и кущи,

И величественный Нил…

Широки картины рамы,

Все пестро в ней, все дивит:

Исполинской меры храмы,

И дворцы, и зданий вид;—

И вершины пирамид,

Обнимаясь с облаками,

Разглагольствуют с веками

О событиях земли…

И толпятся корабли,

Пред Египетской столицей,

С златоярою пшеницей.

И стоит высокий трон,

Из слоновой кости чистой, —

Млечнo-белой, весь лучистый,

Весь в узорах дивных он;

А над троном свод высокий

(В тайных буквах и камнях)

Держат сфинксы на хребтах…

И на троне, одинокий,

Восседит в короне он—

Многовластный Фараон!….

А внизу один смиренно

Путник в мантии стоит,

И приветно, униженно,

Но без страха говорит:

— «Долго ль, долго ль роду Божью,

Старшим детям Еговы,

Вашей гордости к подножью

Преклонять свои главы?…

Перейдут к векам сказанья,

Как вам труженик-народ

Прокопал пути для вод,

И воздвиг до неба зданья;

Но преполнилась чрез край

Чаша долгого терпенья,

И даны уж повеленья

Нам отдать родной наш край.—

В небе слышалося слово,

Силы выступили в путь,

И в земном уж все готово,

Чтоб затвор наш отомкнуть…

Преклоняй, о царь! воюя,

Новых данников главы,

Но о нас, передаю я

Слово Бога–Еговы!!!.

Отпусти наш род в пустыню,

Там воздвигнем мы алтарь,

Там, как древле, жертв святыню

Примет Он– вселенной царь!…

Отпусти!»…. На это слово

Взор презорства был ответ,

И, наморщив бровь, сурово

Твердовольный молвил: «нет!»…

Но вещатель не смутился,

Тверд был Божий человек;

Он пред властью преклонился,

И, со властью, паки рек:

«Слова мирного посланник,

Я грозу держу в руках.

Долго, долго раб и данник,

То в позоре, то в цепях,

В поте жарком, с током слезным,—

Пленник ваш народ мой был,

И терпением железным

Он за хлеб твой заплатил,

Окупил слезами воду:

Кончен весь у нас расчет!..

Отпусти же на свободу

Во-свояси, мой народ!—

Не отпустишь,– чудо к чуду

На Египет наведу,

Страх, отсюду и онуду,

За бедой пошлю беду:

Отравлю я ваши воды,

Нил холодный вскипячу;

Потрясу у храмов своды,

День ваш ночью омрачу…..

Преклонись же!» … но могучий

Бросил взгляд гордыни жгучий,

И ответ был: «не хочу!»…

 

*

Небо бледнеет.

Солнца лучи,

Будто в ночи,

Гаснут… темнеет

Воздух, смутясь;

В полдень смеркает;

Густо спустясь,

Все застилает

Трауром ночь……

Город страдает,

Город рыдает;

Мать обнимает

Бледную дочь.

Старцы и дети,

Возраст и пол,

Рвутся из сети

Пагуб и зол.

Черное знамя

Смерть подняла,

Черное знамя

Ночь развила:

Шествуют обе….

Темно, как в гробе;

Храмы трясутся

И монументы,

Искрасна вьются

Молнии ленты.

Пусто везде:

Пусты базары,

Кары, да кары….

Жизни– нигде!!..

 

*

Тщетны гаданья

Гордых волхвов,

И мудрованья

Царских льстецов!.. .

Всяк стал страдалец,

Всюду беда:

Лютых жужжалец

Вьются стада;

Гибельно жало

Песиих мух,

Все убежало —

Недруг и друг!….

— И город пуст!.. Клокочет Нил,

Огнем подземным- вскипяченный,

И жабы, карой предреченной,

Ползут на брег его священный;

И выскочив, от зноя, крокодил,

Один, в стране, бичуемой грозами,—

Глядит на все стеклянными глазами…

 

*

Но непреклонен Фараон!…….

А дивный вождь народа,— он

Уже раздвинул море тростью,

И, в славе, за морем стоит.

И честолюбием и злостью

Крутообычный царь кипит,

И, бросив царские палаты,

В разгаре ярости крутой,

На колеснице золотой,

Ведя и вои и тристаты,

В пучину ринулся стремглав.

Но вот!– ужасная картина!—

Прияв всю силу прежних прав,

Над ним задвинулась пучина…

И грозный колесистый строй,

И страшно-взвизгнувшие кони,

И все живое той погони.

Закрылось влажною горой!…

Затих прощальный крик унылый,

И стало в море все, как было,

Над тысячьми живых громад!!!…

 

*

При виде сем примолк сам ад.

Он втайне вздрогнул перед славой,

И пред грозой Иеговы,

Узря, что властник крутонравый

Исчез, как сон… как звук молвы,

Исчез… но духи исполины

Кричат и требуют еще картины!…

 

 

 

КАРТИНА ВТОРАЯ.

 

 

МЯТЕЖ В ПУСТЫНЕ.

 

 

Широк, велик, уныл и дик

Раскат пустыни воспаленной,

И желт в ней лист, и куст поник,

И желт в ней воздух огущенный….

Тут путнику не верен путь,

Тут не где взору отдохнуть,

Везде несчастные наносы:

А встанет свежий ветерок,

Взволнует зыби…. и песок

Ползет змеями, вьется в косы;

Или, в лобжинах, одинок,

Он шевелится еле-еле….

Как старец на своей постеле….

Где, где, лишь кедры по холмам

Владеют этой пустотою,

Да, взвившись к синим небесам,

Скучает пальма сиротою…

Легла пустыня, как тоска,

Меж осмугленными скалами;

Над ними рано облака,

Порой, взовьются соколами,

И перламутр их по зарям,

Рубином чистым по краям,

И садом розовым сияет.

Но день зажжется по горам,

И сад воздушный улетает!…

Таков пустынь Синайских вид! —

А рядом с ними Палестина,

Пестра, как чудная картина,

Млеком и жизнию кипит;

Из камней тесаных ограды,

Животрепещущий Иордан,

И златокупольные грады,—

Красавцы населенных стран,

Блестят могучею осанкой,

И чудной путнику приманкой

Сквозь пар и дымчатый туман.

Туда летят невольно взоры,

Когда сгорает летний день,

И стелют пурпурные горы

Лиловую в долинах тень…

Туда-то, в царство роз и кринов,

В отчизну гроздий исполинов,

Туда, любимый Богом род,

Привел избавленный народ,

Законодатель и посланник

Судеб великих Еговы,

И рек: «Свой путь свершили вы,

Пред вами Палестины двери!»…

Но тут завихрились главы;

На смутный зов крутой молвы

Бегут, ревут толпы, как звери;

В глазах туман, в ушах угар,

И вспыхнувших страстей пожар

Палит, охватывает души:

И стар и млад, с дрекольем, встал;

Звенит пронзительно кимвал,

Кипит живой народа вал,

И волны бегают по суши….

Потоптан весь закон отцов,

Никто не слышит мудрых слов,

Заткнуло буйство буйным уши.

Напрасно дивный вождь вождей,

Подняв горе кивот закона,

Выводит брата Аарона

Пред сонм бунтующих людей.

Напрасно, растерзав одежды,

Вожди во прах упали ниц!..

Огонь не гаснет диких лиц,

И громче все ревут невежды;

Зачем ведет он нас на смерть,—

На копья к страшным великанам?

Не все ж нам жертвой быть обманам,

Он хочет всех нас в пыль стереть;

Назад в Египет!. Мясо с луком

Кипит там в пенистых котлах,

А здесь скалы с гниющим туком,

Да мох и плесень на скалах…..

Но будет, будет уж терпенья!—

И вот ревут, схватив каменья,

—«Долой вождей!… долой вождей!!»..

Так люди Божии мятутся —

И, в дикой радости своей,

Ватаги демонов смеются

Над легкомыслием людей;

О лапу лапою косматой

Стучат и молвью сиповатой

Весь ад рычит: «За что же век

Кричат, что вся от нас тревога,

И ищут в нас всех бед итога? —

Вот и хваленый человек-

Дитя балованное Бога,

Кого так пестует любовь,

Кого зовут челом веков,

Кому проста к Творцу дорога,—

И он -в страстях хамелеон, —

Сломил же Божеский закон!!!»,,,

 

 

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ.

 

 

СУД НАД ЧЕЛОВЕКОМ.

 

 

Тут виделась еще одна картина,

В которой суд гремел над человеком,

Чтоб уличить, позорить человека,

За жесткосердие его, за лютость

Над бедными животными земли:

Над полевым красавцем, зверем вольным,

И над волом, браздившим пашни,

И над конем, невольником домашним.

Являлся тут с протяжным, диким ревом,

Сампсон лесов, с проткнутыми зрачками,—

Медведь, лишенный зренья человеком,

С кольцом в ноздрях, с укороченной лапой,

С лоскутьями окровавленной кожи….

И звери все по прихотям людей,

Или злонравие жестокосердых,

Предательски лишенные свободы,

Заголосив болезненно и страшно

Об отнятом у них блаженстве жизни,

Восплакались и сердцеломным плачем

Зовут на суд к ответу человека…..

И представляет этот суд картина.

 

Вот краснеют небеса,

Будто зноем битвы;

Оглашаются леса,

Как в часы ловитвы.

И могилы, там и там,

Растворяют двери,

И являются очам

Человек и звери;

Вот, в скелетах, идут тук

Слон и лев могучий,

И покорливый верблюд,

И животных тучи,

И красивых псов ряды

Голосисто взвыли

Оттого, что без нужды,

Часто их губили…

И подъемлет плач и вой

Всякий зверь– калека:

Кто с разбитой головой,

Кто не сживший века.

И сзывают все, толпой,—

Всяк за смертный свой убой,—

Суд на человека.

 

— «О! несись, наш клик и плач!

И, Творец Зиждитель!

Здесь он человек-палач.

Будь за нас отмститель!

Мы Тобою созданы,

Для Твоей же славы,

И в удел нам отданы

Рощи и дубравы.

Люди ж сами возвели

До небес чертоги,

Мня, что в них они земли,

И цари и боги…

И вмешалися в Твою

Божию державу,

И внесли стрелу свою

В поле, лес, дубраву.

И петлею и силком

(Вид являя дружбы)

Человек губил тайком

Нас за наши службы….

Много згибло ни за что

Бедных нас творений.

Сколько у Тебя взято

Наших поколений!!

«Защити ж нас!» сонм их рек—

«Хоть в защитах медных,

Чтоб разбойник —человек

Не губил нас бедных!»…….

 

*

И гром гремел, а человек смущенный

Стоял, как Каин перед братним трупом,

Кинжал с петлей дрожал в руке кровавой

Губителя…. а сонм бесов лукавый,

Утешенный, довольный сам собой,

Над пойманным ловителем так громко,

И широко и щедро хохотал!…

А человек, бледнея и краснея,

Перед судом, потупя взор, стоял…….

 

Но демоны хотят еще иного….

Им мало видеть, будто в грезах сна,

В магических явленьях говорящих

События былые на земле;

Им мало видеть только лишь картины,

Которые б им живо представляли

И немощность и хилость человека,

Чтоб скрасить тем их собственную участь;

Чтоб окатить их сладкою сытою

Заносчивой, самодовольной спеси,

А человека, в их глазах, представить

Играющим своей свободной волей

С бессмыслием и ветреностью детства,

Запутанным в желаньях и страстях,

И ропчущим на жребий свой земной….

На деле им хотелось видеть муку

И сенокос катившихся голов,

Или, под пыткой, отсеченье членов.

Хотелось слушать музыку стенаний,

И мучимых сбирать и кровь, и слезы,

Как мы, в садах, с цветов сбираем росы….

Крамольники, злояды, кровососы,

Они дрались за должность палача,

И всяк считал у них за подвиг славный

Участвовать в кровавом деле пытки!..

Им нравилось томить, терзать, царапать,

Иль пленников своих дразнить и мучить,

Раздув у них,– в угасших тех скелетах,—

Огни страстей, когда-то в них кипевших,

И теми же страстями их опутав,

Расстреливать стрелами обличенья,

И осыпать укорами, как жаром;

Или сердца прокалывать насмешкой:

То, палицей закона воздаянья,

Презорное громить высокомерье,

То раздроблять ругательски все славы,

Под молотом свинцовым осмеянья.. .

То перепробовать все струны сердца

Перстом тоски, и выжать страшный крик

Отчаянья и безнадежья крик!!… …

Но вдруг опять, соскучась страшным делом

И ветрено, переменяя мысли,

Как прихотливые порою дети,

Они, из-за одной пустой насмешки,

Без явных мук своих страдальцев мучат.

 

*

Вот является трапеза,

И богата и светла:

У царя Лидийцев Креза

Не роскошнее ….а.

Все манит и вкус и взоры;

Там курений облака,

Там кудрявые амфоры;

Там незримая рука

Вина льет, и ставит сласти

Дорогие на показ.

И заигрывают страсти,

И горит желаньем глаз.

И сидит угодник чрева

Перед мисой золотой;

Сластолюбцу ж чудо-дева,

С обнаженной красотой,

Развивая стан свой гибкой,

Упоительной улыбкой,

Целый мир утех сулит….

Тот и тот уже кипит,

И объятья простирает;

Но трапеза тает…. тает….

То мечта ли, сон, иль быль?—

И хватает, обнимает

Сластолюбец только пыль!!..

Тускнет свет, бледнеют гости,

Улетает аромат;

У столов сидят все кости…..

И хохочет громко ад!….

 

*

Так тешились, порою, дети ада:

Но то была лишь детская игрушка.

Толпы духов рогатых, черномазых,

Хотят еще других, кровавых зрелищ,

И вот кричат: «Давай, давай нам жертву!

Не даром мы сошлись на праздник муки;

Давай сюда нам Ирода-царя!

Представьте нам безумие Саула,

Мы досыта натешиться хотим

Над девою, плясавшей с головою»….

 

*

И первою идет к ним жертвой Ирод..

Все так, как был, и горделив и страстен,

Взомнив, что он и жив еще и властен…

 

1.

ИРОД.

 

В сей пустыне безотрадной

Ирод грозный, Ирод жадной;

Появлялся, как живой.

Весь закутан в багрянице,

С скиптром царственным в деснице,

С диадимною главой….

Так он хаживал в походы,

Так являлся на пиры,

И духов, кругом, народы

Вавилонские ковры

Расстилали пред могучим,

Громоздили пышный трон.

Он всходил на трон, и жгучим

Был огнем охвачен он.

И ковры и багряницы,

В огневые слившись спицы,

Жгли очей его ресницы,

И пронизывали грудь.

И, повешенный над бездной,

Он кричал с цепи железной:

«Дайте, дайте отдохнуть!»..

 

*

А демоны, все раскаляя цепь,

Так весело, так громко хохотали,

Что города тряслися на земле,

И хохот ада вылетал из жерл

С клокочущей в устах вулканов лавой….

 

2.

ЯВЛЕНИЕ САУЛА.

 

И волнуют вновь пучину…

Над пучиной облака

Расступились, как века,

И вот новая рука

Вводит образы в картину:

По верхам лесистых гор

Безобразными толпами

Бродят призраки…. из нор

Змеи выползли стадами,

И, обвив древа хвостами,

Свесясь лентой вниз, шипят;

Чешуи сверкая лоском,

Змеи вьются и кишат.

Змеи с адом говорят:

Сиповатым отголоском,

Как сестрам, как брату брат,

Откликается им ад!

И волшебница седая,

В синих сумерках гадая,

Наклонилась над котлом,

И таинственным жезлом

Чертит знаменья…. Притом,

Весь облит доспехом медным

Царь, с лицом туманно-бледным,

Ждет решенья на вопрос….

Вдруг растет, растет и взрос

Призрак в облаке могильной.

Суд решен и произнес

Он ответ судьбы всесильной;

—«Гибель! гибель!»…. и Саул,

Воин рослый, величавый,

Тот, с кем мерились дубравы,

Глухо, яростно вздохнул,

И пошел, смущенный, в сечу —

Доле гибельной на встречу,

И судьбам наперекор.

А леса, качаясь, с гор;

—«Гибель! гибель!» вслед кричали,

«Гибель!»… змеи просвистали,

И шептал волшебный дол:

«Гибель! гибель!»…. и котел,

Силой чар и наговора:

«Гибель! гибель!» рокотал,

И сипел и клокотал

Пред волшебницей Эндора…….

 

3.

СУД НАД ДЕВОЙ, ПЛЯСАВШЕЙ С ГОЛОВОЮ.

 

ГОЛОС СТРАЖДУЩЕЙ.

 

— «Что я сделала?… за что же я

Вы ко мне все строже, строже,

То лаская, то маня,

Вы все мучите меня?….

 

*

Соберутся все томлении,

Я стою в оцепенении……

Вдруг, как бурная река,

В сердце кинется тоска…..

Моря ощущений сквозь сердце теснятся…

Так как же тут сердцу не ныть, не дрожать!..

Мечты за мечтами над бедной роятся;

Чтоб мысли запутать, чтоб ум мой смущал,

Кругом все то тени, то призраки вьются,

Лелеют и мучат, манят и…. смеются…

Не знаю что правдой, что ложью считать…

Зазывы, приветы…. все– пар и туманы.

Существенность где же прямую найду?!

Под ласками– сети; обеты– обманы….

Я все из обмана… в обманы иду…

—То сады благоухают,

То источники звенят;—

Закликают, зазывают:

«Здесь! сюда!»… мне говорят,

И бегу я так безумно,

И кидаюсь в серебро,

Влагой блещущее шумной…

Вдруг, за нежное ребро,

Так нежданно, так проворно,

Крюк меня хватает черный…..

«Отпустите»! я кричу….

Крик разносит ветр нагорный…

 

*

И все прошло!!… И я лечу,

Лечу и месяцы и годы….

И вижу все я над собой

Одни коптеющие своды,

Да пламень синий подо мной!….

 

*

Зачем они мои перевязали раны?

Друзья ль они или тираны?!

Существенность ли то иль только сны?

Тут все понятия темны…..

Темны… и вот меня, как будто пощадили,

Отпустили,

Исцелили,

И питием забвенья напоили;

И вот опять я здрава!.. Ни один

На мне не тронут волос….

И вот, душистым запахом долин,

Опять несется сладкий, сладкий голос:

Как он поет!

Как он зовет!

Как душу нежит вспоминаньем

О тех странах,

О тех местах,

Где, полная прекрасным упованьем,

Я шла так весело на жизни пир.

Он воскресил родной мой мир,

И песнь его звучит знакомых мест названьем.

Вот он зовет!

Вот он поет!….

 

ГОЛОС.

На холмы Сарона,

Под тень кинамона,

Прийди, молодая подруга моя!. .

Как листья сафрана,

Как мирра Ливана,

Душиста одежда твоя!

Твой голос цевница.

Лети, голубица,

С серебряной грудью, с лазурным крылом!!

Здесь веет прохлада….

У рощей Энгада

Построен мой кедровый дом.

Роскошно наметы

Багрянцем горят,

И бьют водометы,

И пышен мой сад….

На холме Аммона,

Где грозды янтарь,

Пышней Соломона,

Венками Сарона

Увенчан твой царь,

Младой и огнистый!…

Что ж медлишь?.. Тенистый

Уж вечер сошел,

И пар серебристый

Улегся на дол;

И рог и цевница

Играют у стада,

И коз Галаада

Несется семья….

Лети ж, голубица,

Родная моя!….

 

*

Но, голосом лукавым заманя,

Опять несчастную хватают,

Куют и вяжут и пытают…..

 

*

И вот она кричит, и плача и стеня:

— «За что, ужасные, вы мучите, меня?!..

Но здесь на вопль не отвечают;

А я все плачу и кричу….

Постойте! В руки палачу

Отдаете вы девицу,

Ветвь– питомицу царей!

Вижу мать свою я львицу……

О, пожри меня скорей!!». . . . . .

 

*

«Ты зачем меня родила

Будто к славе мировой?

Ты шептала, ты твердила:

«Попляши, с его главой!»….

 

«Хоть в грехе родила

Меня мать,– я светла,

Как росинка была,

Как росинка на розе душистой;

И, как рыбка в водах,

В наших царских садах,

Все гуляла я с думою чистой….

И чиста, и тиха,

И светла,

Я была,

Как не знала греха;

На челе я носила лилею….

Но вот злобная мать

Стала мной помыкать,—

Навязала грех тяжкий на шею….

 

*

И этот грех, как раскаленный камень,

Огнем мечет,

Меня влечет,

По угольям, из пламя в пламень;

А хохот мне ответ на плач—

Опять ведут…. опять палач!!

Здесь все насилие и сила….

Где ж ты, моя прохладная могила?!

Я сколько раз назад тебя просила!…

Туда меня! Туда!…

А я ведь так свежа и молода……

И сколько раз уж вам я говорила,

Увидя прежнее, как в радужном стекле:

«Пустите!…» Там ведь на земле,

Где я царевною ходила,

Еще не кончился мой срок,

И в книге жизни недочтен урок….

Меня коса безвременно скосила;

Ведь я еще не дожила…. не долюбила!!!…

 

Так в бездне той и гибели и гнева

Рыдала молодая дева….

Но сколько ни лила о прежнем слез,

И сколько ни терзалось,

Все больше, больше погружалась

В безбрежный океан тоски и смутных грез…

 

 

 

ПРОРОКИ.

 

 

Но в этой безбрежной степи раскаленной,

Где вопли и стоны, как буря, шумят,

Есть место отрады: там старцев, священной

Высок и таинствен был град.

 

*

Кругом бушевали, свистя и яряся,

Кипучие рати огней

Кругом пролетали, скорбя и томяся,

Народы бродящих теней,

 

*

Но мирно светлели обители града;

Лишь дым, набегавший на них,

Да вечные стоны невольников ада

Тревожили души святых….

 

1.

И были то святые патриархи,

Принесшие с собой свои дела,

И мудрых свет и сердца чистоту.

И были то великие пороки,

От них такой прохладой навевало,

Что адский огнь кругом их пригасал;

Но грустно им в темнице той бывало:

Века неслись…. надежды не сбывались,

И все смелей к ним подвигался ад.—

Змей-чудище, обвившись вкруг кольцом,

Был с человечьими руками и лицом. —

Кощун и враг всего святого, он

Ругал святых, дразнил их упрекая,

И, многою досадой досаждая,

То красные метели в них пускал:

То вверх на них насмешками стрелял;

— «Пророки! Пророки!

Вам жить холодно.

Все числа, все сроки,

Прошли уж давно!

И ваше гаданье,

Веков ожиданье

Игрушка, мечтанье одно.

Пророки! пророки!

Вам жить холодно!

Где ж ваш избавитель?

Какой же предвест

Был ваш обольститель?!

Из адских сих мест

Найдется ль спаситель?»…..

 

Так дерзкий хулитель

Святыню ругал.

 

*

Тогда Давид с кифарой выступал

И пел могущественным гласом:

— «Люблю Тебя, мой Боже, я!

Пусть целый ад идет войною,

Но за Тобой, как за стеною,

Содрогнется ль душа моя?!…

Ты сила сил!… на вопль сердечный

Всегда готов Твой твердый щит!

Идешь, Безвременный, Безвечный, —

И время пред Тобой дрожит…..

Земля встревожилась, немея, —

И потряслись основы гор,

Когда, сквозь бури, пламенея,

В разгневе заблистал Твой взор….

О, дивен поезд Твой летучий!

Чело обвив гремящей тучей,

Ты в бесконечность полетел,

Бросая град и уголь жгучий,

И тысячи огнистых стрел!…

Враги Твои, что в бурю класы!—

Везде Ты буйных превозмог,

И носятся по небу гласы:

«Где Бог другой?- Один наш Бог!»—

 

Но, голос вдруг и струны изменив,

Воспел пророк напевом умиленья:

— «Враги грозят, враги опять восстали…

Душа больна, душа полна печали….

Враги идут, враги пришли,

И, обышедши, обошли

Меня пешком и в колесницах,

Мечи и копья в их десницах,

Все метят на мою главу….

Но я разрушу дерзких ковы,—

Я воплем сердца призову

Святое Имя Иеговы!…

 

*

И только лишь произносилось Имя,

Испуганный, отшатывался ад,

И веяло от Имени прохладой.

И новою, таинственной оградой,

Вновь обведен бывал пророков град….

 

11.

И собралися пророки в день единый,

В день изо дней, назначенный судьбой,

И, грустные, вещали меж собой.

 

ПЕРВЫЙ ПРОРОК.

 

Когда ж пройдут годины заточенья?

Отворится ль темницы нашей дверь?

 

ВТОРОЙ ПРОРОК.

 

Крепись и верь,

С грядущих лет умей снимать одежды!

Загадки тайные проразумей,

И питие живительной надежды

Из золотых сосудов веры пей!..

 

ТРЕТИЙ ПРОРОК.

 

Приидет Тот, приидет Он,

О Коем все пророки и закон,

Так явственно, так громко говорили.

Ужели мы мечту себе творили?

Нет! Ясно все мы видели Его!…

Мы видели небесные советы,

Мы слышали великие обеты…

Что ж знаете вы, братья, про Него?

Что во своих писаниях писали?

Что будущим народам обещали,

Когда, с небес, коснулась вас рука,

И вскрылись вам грядущие века?..

 

 

 

ИСАЙЯ.

 

 

1.

Глаза мои туманные стали,

Все, низвращалося во мне;

И в тайном некоем огне

Мои все жилы тосковали,

И кости сохли и трещали,

Когда я слышал Божий глас

И гнев Всесильного на нас,

За то, что путь отринув правый,

Мы возлюбили путь лукавый…..

«Скажи им!»– говорил Господь

«И доведи глухих до слуха:

Зачем свою лелеют плоть,

А моего отверглись духа?—

 

*

Зачем рассталися со Мной—

Отца и Бога, отчудились,

От света к мраку обратились,

И стали все ко мне спиной?!…

Кричат, земной опившись сластью:

«Мы сами все!… на что нам Бог?!»….

И в омут смуты и тревог

Влечется всяк туманной страстью…

Знать очи им колол Мой свет!!…

За то каких уж кар и бед,—

Моей мздовоздающей властью,—

Не послано, чтоб их смирить?…

Не знаю уж во что и бить?!—

Я бил и в голову и в ноги:

Огню приказывал палить,

И ветру раздувать пожары….

Поля томились без росы;

Болезни, бури, язвы, кары,

И смерть, с размахами косы,

И все бичи Моей природы

На них кидались в оны годы,

Заслышав Мой судебный глас….

А сколько раз, а сколько раз,

Скликал я дальние народы

И говорил:  «За их разврат,

За их от веры отпаденье,

Я предаю и весь и град!»…

И пожирал их меч и град,

И совершалось разоренье…

 

*

Но, меднолобые, они

Бедам и карам не внимают:

В пирах прогуливают дни,

Хоть сны ночные их пугают!….

Смотри, пророк! как там живут

Смотри, как все друг друга давят:

Один другому сети ставят

Смеясь, одних другими травят,

Язвят, пронырствуют, лукавят,

Могучим льстят, порочных славят,

Достатки вдов и нищих жрут,

И силу выше правды ставят!!!

 

*

За то уж грех горит… горит,

Земля в дыму греховном тонет;

Повсюду дух стесненный стонет;

И вопль его мой слух томит!…

А мой Израиль все хитрит:

Меня задобрить хочет в храмах;

Жжет жертвы, фимиам курит…

Напрасно!… Все, что видит в рамах

Вселенной— в безднах, в вышине,—

Все принадлежит Мне… и Мне!!!..

Но я желал бы поделиться

Блаженством неба и с детьми:

Зачем же им Меня дичиться?!..

Пророк! безумных вразуми!—

Скажи: на что мне тук и мясо,

Их жертвенный, злосмрадный дым,

Коль Моего не слышат гласа,

Не ходят по путям Моим?!…

 

*

Скажи: Омойтесь, отрезвитесь,

Оставьте ваши суеты;

В закон, вам посланный всмотритесь,

Держитесь сердца чистоты!….

Кривую выправи десницу,

Сирот и слабых не губя,

И защити в суде вдовицу

И правду,– правду полюби!…

Тогда смирю Я гнев мой рьяный,

Покрою милостию всех;

И будь твой грех, как плат багряный,

Я убелю его– как снег!»…

 

2.

Но слышал я и милость Бога,

И внял Всещедрого обет,

Как вести радостной привет…

В душе моей стал тихий свет,

И глас, из горнего чертога,

Вещал: «Пророк! с теченьем лет,

Настанут дивные явленья:

Родится чудное дитя,—

Залог всемирного спасенья.

В тиши, в безвестности цветя,

Потомок древнему Давиду,

Сe, новый леторасль взойдет;

И Сей, друг нищих и сирот,

Рассудит всякую обиду,

Главу насилию сотрет…

На мировой своей дороге,

Народом вспомнит Он о Боге

Глаголом праведным Своим.

Златые идолы растают

Перед огнем Его святым,

И люди истину познают…

И глубокониспадший род,

Он в путь высокий поведет!»…

 

 

 

МИХЕЙ.

 

 

 

Прийдет прийти имущий к нам,

И весть о Нем, обтекши суши,

Пройдет и к дальним островами…

Он осветлит умы и души,

Как жизнедарная заря.

Я видел счастливые годы,

Когда воскресшие народы

Пошли, друг другу говоря:

«Уже гора Господня зрима,

Взойдем, ликуя, на Сион:

Оттоль прийдет святой закон;

А слово Божье из Салима!»…

 

 

 

МАЛАХИЯ.

 

 

 

Идут идут, надходят лета,

Когда на землю Он сойдет.

Посланник нового завета,

Он в обновленный храм внесет

Порядка новые уставы….

Я вижу…. Се, грядет Царь Славы!!

 

 

 

ИЕРЕМИЯ.

 

 

За Ним в вертеп грехов сойдут

Все блага света и свободы,

И просветленные народы

Его Еговой назовут!!…

 

 

 

ИСАЙЯ.

 

 

Да! я сказал: настанут времена,

Притихнет зной суда и гнева,

И Отроча (небесного полна),

Зачнет, в пречистом лоне, Дева,

И назовут Его:– Эммануил!…

То имя есть сосуд великих сил,

То имя нам вещает: «с нами Бог!»…

 

 

ДАВИД.

 

 

А я в своем восторге говорил:

«Как на руно нисходит дождь росистый

Питатель злаков и травы,

Так Он приидет к нам, Господь наш чистый,

Без войск, без шума, без молвы!»…

 

 

 

ИЕРЕМИЯ.

 

 

А я вещал: «Дитя на персях белых,

И на святых у Матери руках,

Как луч на легких облаках,

Египта посетит пределы,

И набежит безвестный страх

В затворы храмов их просторных,—

И ринутся, с подножий, в прах

Ряды богов их рукотворных»!…

 

 

ДАВИД.

 

 

В минуты лучшие восторга моего

Я говорил о Матери Его.

Я рек о Ней, о сей небесной двери,

Что слава лучшая есть внутрь царевой дщери:

Тогда не поняли сего!…

 

 

ПРОРОК БЕЗЪИМЯННЫЙ.

 

 

Была пора…

(Среди наземной ночи)

Упала вдруг с очей моих кора,

И на грядущее мои глядели очи…

Передо мной века раздвинул Бог:

Ряды таинственных открылись сроков,

И засиял великий день пророков,

И высоко мне поднял грудь восторг…

И (воспылавшему еще восторгом вящим)

Грядущее мне стало настоящим…

Мой дух огнем неведомым горел,

И по векам летал я, как орел

С моим прозреньем, всюду зрящим.—

Я будущность, как сущность, осязал,

И верою невидимое видел…

И радостью сердечною пылал…

И все, что ощутил и что провидел,

Я громким пеньем людям возвещал ,

И говорил: Чей глас мне в душу проникает?

Кто говорит мне: «веселись!

Прохлады лето наступает

А лета зноя пронеслись. . . .

Истерлись заблуждений цели,

И расклепались кандалы,

Нальются жаждущие степи,

И жатвы взыдут на скалы. . .

Настанет новых дум порядок

Свершится ряд заветных числ,

И тайны вековых загадок,

И прорицаний темных смысл,

Постигнут люди…. и, мгновенно,

Восстанут, будто пробужденный

От тяжких воспаленных снов!…

Пройдет пиянство шумной злобы,

И в пяти-чувственные гробы

Сойдет вторая жизнь- любовь!

И, мглой греховной покровенным

Спасенья солнце вдруг взойдет,

И, по путям, им освященным,

Их прямо к Богу поведет!….

 

Вот что воспел я, просветленный Богом;

Но мир тогда объят был глухотой,

И, презренный, при осужденье строгом,

Я меж людей прошел непонятой!!!!…

 

 

ОДИН ИЗ ПРОРОКОВ.

 

 

Да! солнцем правды Он светло

Взойдет над темными умами,

И патриаршее число

Двенадцатью учениками

Заменит Он…..

Ужель мои виденья были сон?!

Нет! То не сон!…. Корабль Его ученья,

Как некогда спасительный ковчег,

В морях житейских бурь и треволненья,

Направит свой победоносный бег.

И восемь душ,  (Учение Христово (Церковь Его есть новый ковчег, в котором спаслись восемь же: Матвей, Марк, Лука, Иоанн, Петр, Павел, Иуда и Иаков. Четыре Евангелиста и четыре Апостола — спаслись и спасают четверояким Евангелием и Посланиями, писанными для веков и народов))порядок новый строя,

Спасутся в том великом корабле,

Как восемь же во дни спаслися Ноя,

Когда уж не было спасенья на земле.

 

 

ИСАЙЯ.

 

 

О лете я Господнем говорил,

Когда, нося все силы сил,

В своих походах Он священных,

Пойдет…. (Его исполнит Дух!…)

Целити всяку язву и недуг;

Растворит очеса слепорожденных;

Услышит чрез Него глухой,

И вскочит, как елень, хромой,

Подъятый Сильного рукой!…..

 

 

ЗАХАРИЯ.

 

 

А я, друзья, проразумел,

Что, после многих дивных дел,

За тридцать сребренников гнусно

Он будет продан, как злодей!

И мне тогда же стало грустно

От злобы будущих людей….

 

 

ДАВИД.

 

 

Да! друг Его– и не из мести—

С Ним евший хлеб, деливший труд,

Исполнясь зависти и лести….

 

 

ИСАЙЯ.

 

 

Предаст Его старейшинам на суд….

И я сказал уже давно:

Как агнец, Он пойдет для заколенья,

И чистое Свое руно

Отдаст стригущим без боренья….

И, меж людьми, как светлый сон,

Мелькнув, с земли их, в мыслях шаткой,

Взят будет, Чудный, чудно Он,

И род Его останется загадкой…..

 

 

ИЕРЕМИЯ.

 

 

И Тот, Кого зачнет во чреве Дева,

Мне виделось, умрет от древа,

Чтоб грех от древа исцелен был древом….

 

 

ИСАЙЯ.

 

 

Как овцы мы распуганного стада

Блуждали по глухим степям;

Но Он, незримая отрада,

Был и незримый пастырь нам.

Любя людей, болезнуя о грешных,

Он нашу немощь на Себе носил

И, в светозариях, душам утешных,

Звездой духовною душам светил.

О, как наш грех безгрешного язвил!!….

И вот,– мне виделось,– Он,– сила сил,—

Чтоб искупить для падшего спасенье,

Как агнец жертв, на жертвоприношенье

Пойдет за нас;– все вытерпеть готов;—

И,– как страдают Милость и Любовь,

Простраждет Он, страданья все без слов,

И к беззаконникам причтется нами

Себя за нас на смерть обрекший Сам.

За то царем над многими родами

И светочем возблещет Он векам!….

 

 

ИЕЗЕКИИЛЬ.

 

 

«Спроси»,– сказал мне грозно Бог,—

(Великий Бог судеб предвечных,)

Спроси у пастырей беспечных,

Зачем, гневя закон и долг,

Пасли самих себя с усладой,

А про Мое забыли стадо?… ..

Зачем лай добрых псов замолк?

И в них, в шерсти овечьей волк

Заходит с замыслами вора,

И ест младых моих ягнят?

А пастыри, усытясь чревом,

Стаде не радят царевом,

И в роскоши да в неге спят!…

Себе,— и все себе радели,

И только волну брать умели,

Да пить млеко Моих овец!—

Кто был из них овцам отец?

Кто был для слабых другом лучшим?

Калек и хворых кто лечил,

И в степь, далеко за заблудшим,

С тоскливым сердцем, кто ходил?!—

Все разленились: злые толки

Владеют шатким их умом;

В стадах живут козлы да волки,

А им все это не по чем.

Сын человека! Слушай слово,

Что я на пастырей скажу:

Я воли их, в суде, сурово

Железной целию свяжу!

Не дам шерстей им шелковистых,

Не дам им сладкого млека,—

Исторгнет все из рук нечистых

Моя могучая рука.

И прочь от стад моих обида!

Я Сам,– от корени Давида,—

Зеленый отрасль возведу!

И Сам пасти Своих прийду!.. .

Приедет Он, стад Моих преемник,—

И весь — и зоркость и любовь —

Не даст волкам моих овнов,

Мой добрый пастырь- не наемник!…

Мудрейший всех земных сынов,

Он, от восхода до заката,

Заблудших скличет, соберет,

И уж в стадах не будет трата….

И ждите… ждите… Он прийдет!»…

 

ДАНИИЛ.

 

 

Да, Он прийдет!— Мне виделось– судьбины

Веков сливалися в заветные седьмины,

И виделось моим очам:

Отпрянул дивный камень к нам,

Как глыба белая Пароса,

И…. четырехметального колосса,

Он бил по глиняным ногам.

И разлетелся лик метальный

Со треском гибнущих держав….

Но, царственно, на месте став,

Громадою монументальной,

Все рос тот камень мировой,—

Таинственный, нерукотворный,—

И грех с земли сметался сорной

Под всеобъемлющей стопой….

 

 

ОДИН ИЗ ПРОРОКОВ.

 

1.

За черным облаком сомнений

Таилась истины звезда,

И лишь в минуты провоззрений

Немногим виделась она!….

 

2.

Но близок уж Обетованный

Земле, верховною судьбой:

Он раздерет завесу тайны,

И вступит с ложью в явный бой!…

 

3.

Прийдет он, как весна благая

По днях студеныя зимы,

Восторг надежд в сердца влагая,

И свет в туманные умы….

 

4.

Гордыни враг и враг порока,

Надменных словом Он сотрет,

И от заката до востока

Смиренных сердцем соберет!!…

 

5.

Его учение, как пламя,

Охватит землю до краев,

И понесут пред Дивным знамя

Премудрость, Сила и Любовь…

 

………………………………………………

 

И САЙЯ.

 

Да! Он прийдет в среду заблудших родов,

И в сумраках,- куда они зашли,—

Светильником Он будет для народов,

Спасением для всех концов земли!…

За нас, Святый, Он язвы грешных примет,

За подсудимых будет осужден,

От язв Его мир станет исцелен,

И падших нас Он высоко подымет!!!…

 

 

МЛАДШИЙ ИЗ ПРОРОКОВ.

 

 

Рожденный во грехах, носясь в житейском море,

И презренный, за нищету, людьми,

Я видел мир, обставленный сетьми,

И горько плакал о людском я горе….

И раз, на плач моей души,

Среди полуночной тиши,

Мне отвечали с лаской свыше….

С тех пор во мне все стало тише:

Какой-то свет в душе светил,

И я двойною жизнью жил!—

И, будто гость уж бытия иного,

Незримых слыша голоса,

Не чуял под собой земного,

И весь летел на небеса!!…

Иной, не наш, там воздух веет,

Без ваших там светил светло;

Как там душе земной тепло!!!

И, утопая сердцем в Боге,

Я песнь моей душе воспел в своем восторге:

 

ПЕСНЬ ДУШЕ.

 

«Оставь дремоту томную, душа моя, оставь!

И Бога Всемогущего, Вседивного прославь!

Ты помнишь, как, взнуздав тебя, порок водил в ярме;

Ты помнишь, так, тоскливая, сидела ты во тьме…

Но свет блеснул нечаянно….. И, светом облита,

Как лебедь окунувшийся, ты стала вдруг чиста!..

И подвиг возрождения тобою совершен,

И чашей обновления тебя ущедрил Он!!…

За тысячу смятенных дум, за горький, долгий плач,

Явился Он на голос твой, как всецелящий врач:

Внимательно, заботливо, Он раны осмотрел,

Старательно извлек из них, отломки вражьих стрел.

И бальзам свой целительный Он щедро расточил,

И радостью и младостью тебя Он обновил!!!…»

 

Так пел я, радостный, в тиши.

И, в глубине моей души,—

Хоть не был то обычный сон, —

Мне снилось, что сошел на землю Дивный Он—

И человечество, воскреснув, обновилось,

И небо на людей спустилось,

Как жизненосная роса!!!…

 

Хвалите ж Божьи чудеса!

(Воспел я вдруг, облитый весь зарями.)

Земля- с поющими, под бурею, морями,

И шатровидные ночные небеса,

С их неугасными огнями!…

Летящий ангел, чрез эфир,

И солнцевидный горний мир,

Кипящий силой искрометной;

Орел за облаком, и червь едва приметный,

В срединной глубине земной;

Хвалите Господа со мной!!!» —

 

 

НЕУЗНАННЫЙ ПРОРОК.

 

И я не раз, передавал я людям,

В гаданиях, и в символах, и в притчах,

Все, что предчувствие, виденья, сны

Моей душе так ясно представляли:

Но возгласов моих не принимали…

Они тогда меня не понимали,

Когда я им о тайнах неба пел:

Они в земных мечтах своих дремали

И тускло свет в лампадах их горел….

Как холодно они меня встречали,

Когда я к ним любовью пламенел,

Когда за них мольбы мои летали

Под небеса, быстрей крылатых стрел!..

Но прийдет час, мне видится уж срок,—

Когда и им судьба глаза развяжет,

И другу друг тогда вздохнувши, скажет:

«Меж нами жил Неузнанный Пророк!!..»

 

 

ОДИН ИЗ ПРОРОКОВ.

 

 

И я скажу что знаю… Други!– Живо

Мне помнятся: и жизнь моя земная,

И Божие, мне сказанное, слово:

Мне сладостно здесь вспомянуть то время,

Когда Господь благоволил так чудно

Найти меня убогого у стада.

Я это помню, други, как сегодня,

Когда на мне была рука Господня…..

Послушайте ж, как жил я на земле,

И как узнал о будущем спасенье,

Я пастырем родился в Галилее,

И с детства пас чужие мне стада;

Но добросовестно я пас чужое…

Я свыкнулся с пустыней. Полюбил

Широкое раздолье луговин,

Где ветр играл в сухом, зеленом море;

Мне веяло так сладко от долин,

Орамленных то ясными реками,

То золотой окраиной песков.

В моей немой, безлюдной пустоте,

Невидимым товарищем мне было, —

Пустыни страх– отзывистое эхо,

Оно, порой, о многом доносило…

Я знал про все, что деется в пустыне,

В природе я, сдавалось мне, читал,

Как в книге. Цвет ли наклонял головку,

Или пчела, испив цветов млеко,

Спешила в улей с драгоценной ношей,—

Или паук проворно над пещерой

Сбирал свои узорчатые ткани,

А голубая горлица в пещере

Заботливо кружилась над гнездом,—

Иль зверь большой врывался мордой в землю,

А в тростниках зверь мелкий хоронился,—

Или, напившись солнечных лучей,

Пустынный змей звиздал, поднявшись в воздух,

— И лаяли шакалы по горам,—

Иль в тишине, (когда ни цвет, ни ветка

Не колыхалися, дремали воды,

И затихало все в устах природы),—

Вдруг протекал широкий, звучный голос,

И с быстротою мысли исчезал….

Чей голос то?… Никто того не знал.

То разговаривал Господь с пустыней…

Или когда Ливан горам подручным,

Из дола в дол, о чем-то весть давал,

И Ширион Ливану отвечал,

И голос шел пустынею Кадеса.

С верховья скал, купаться в синих тучах,

Седой орел взлетал винтообразно,

А под землей шел глухо стон и говор;—

Я тотчас в рог закрученный трубил,

И закликал овец моих в овчарни,

И был я прав. Хоть все сдавалось ясно,

Но буря уж, из-за расщепа скал,

Из черного пятна, кровавым глазом,

Глядела к нам. И вдруг— и свист и шум…

Песок, и лист, и ветви волновались,

И великан, схватив руками тучи,

Топтал ногами рощи и оазы,

И, шествуя по тростникам хрустящим,

Пятою реки выжимал до дна,

И, раздавив наслой песков окреплых,

Из-под земли, пожары вызывал.

Но как пришла гроза, так проходила;

Слетал с пустынь могучий тучегон,

И все опять мгновенно затихало,

И выяснялся небозор высокий,

И расстилалась скатерть голубая,

И ставил Бог на ней златые чаши,

Как будто всех земных своих детей

Хотел созвать на пир вечерний неба.—

А иногда серебряные очи,

Что на земле привыкли звать звездами,

Из синева воздушного так зорко,

Так пристально, глядели на меня!

Или порой картины рисовались:

Сбегалися стадами облака,—

Летучие иероглифы неба,—

И чудные, и образы и виды,

Являлися на Божьих небесах:

То строились серебряные башни,

То города, пурпурные неслись,

То возвещала по пустыням утро

Златая сеть: из проблесков румяных

Предвестный знак,– предзорие зари…

То Голиаф огромный выступал

На кроткого, но смелого Давида. —

То звездочка, сироткой запоздалой,

Светилася, как гвоздик золотой;

Иль месяца серебряный отломок

Проглядывал сквозь бисер тонких туч,

И было все кругом меня так стройно!…

И красота природы, и порядок,

Так родственно ласкалися ко мне,

Что я входил в созвучие с природой,

Когда она всецело поклонялась

Таинственным пред Богом поклоненьем.

И мне сдавалось, что Сам Бог тогда

Глядел мне в душу… И душа молилась…

Тут мнилось мне: то будто я в ладье

От брега времени и от земного

Отчаливал и плыл в седую вечность;

То вдруг в меня, струею непонятной,

Вбегал елей живой и ароматной,

И,– под дождем кипящим благодати,—

Я Бога сердцем детским осязал!!!

Тут,— слышалось мне,– дивная музыка

По всем странам вселенной пробегала,

И гимн звучал Создателю вселенной

На всех струнах и неба, и земли.

И вся душа моя была готова,

По звукам тем, по лествице творенья,

Лететь и пасть к подножию Творца….

Так вырос я в объятиях природы,

И в день един,– в день изо дней,—(тот день

Мне памятен), в глубокой тишине,

Был свыше глас, и был Он слышен мне,

Как звук струны, как некое журчанье,

Как говоры нам слышные во сне…

И говорил мне дивный голос: «Встань!

Встань, Мой пророк! Уразумей призванье,

И верен будь прямой своей тропе,

Хоть встретишь ты повсюду пререканье,

Хоть будешь ты непонятым в толпе;

Все возвести Мое ей приказанье!—

Иди, как шел Я в огненном столпе,

Когда повел их предков по пустыне

К Моей,– млеком кипевшей,– Палестине!»

 

А я в ответ: «Ведь я– не Ты, Могучий…

Кто с пастухом захочет рассуждать?!…

Разнузданный и мыслями зыбучий,

Народ сей как могу я обличать?»…

Но мне на то: «Глагола силой жгучей,

Посланник Мой, ты будешь обладать:

Иди же к ним,– живой огонь!— Не бойся!

И в сорные сердца людей заройся!»…

 

Иди и жги засор их многолетний,

И уясняй чистильным их огнем;

Бросай горстьми мой пламень искрометный,—

Грядущего сокрыто семя в нем:

Приидет час… он прийдет неприметно:

Я поверну в замке судеб ключом,

И к гибнущим пошлется, в их обитель,

Иной пророк и вместе Искупитель!…

И замолкнул тайный голос:

Но во мне кипело слово,

Поднялся горой мой волос;

Стало мне во мне все ново…

 

*

И на подвиг обличенья

Я пошел, как воин смелый,

И бросал в кумир киченья

Огнедышащие стрелы….

«Не стерпеть Его урока!

Он словами жжет, как пламень,—

И безумного пророка

Да побьет за градом камень!»….

 

*

Так сказали, и- свершилось:

Я поставлен был за градом,

И каменье повалилось

На меня шумящим градом.

 

*

И зубчатые каменья,

Будто коршун с горлиц пух

Сорвали все тела звенья,

Я стал волен,— я стал дух!…

 

*

И, очами духа, зритель,

Я увидел, в дальней мгле,

Что сходил уже Спаситель

К погибающей земле!…..

 

 

ОДИН ИЗ ПРОРОКОВ.

 

 

«Калеки мы!»— Я людям говорил.

«Ослабли мы и в голенях и в мышцах,

И ходим все, то голову понуря,

То, на хребте, как будто носим бремя!..

Нет чувства в нас свободной, свежей жизни

И радости все мимо нас летят;

А по сердцам вьют гнезда и селятся

Уныние и темный страх чего-то…

Мы рабствуем!… Но у кого!… не знаем!..

Да, братья! Грех надел на нас оковы,

И заключил во узы суеты;

Обставил всех он страхами и мраком,

И заклеймил тавром своим!… Увы?

Нас продали в какую-то неволю!..

—Но будет час,– мне говорило чувство,—

Когда прийдет учителей Учитель,

И озарит туманные умы.

Через Него познаем ясно мы;

Что человек, кто Бог, и чьи мы дети!…

Тогда, расторгнув заблуждений сети,

Увидят все, что есть на нас оковы,

А ключ от них у Господа в руках…

 

 

МЛАДШИЙ ИЗ ПРОРОКОВ.

 

«Да! Он прийдет, великий сей Учитель!

И принесет от всех замков ключи!

И скажет Он,- вселенной Просветитель:

Да будет свет!– и станет свет в ночи!»…

 

 

ИСАЙЯ.

 

Я ведь сказал, что в мрачный дом земной

Внесет Он свет и с ним завет иной:

Не тот завет, облитый жертв тех кровью,

Который дал Иегова отцам,

Когда, их вопль послышав, Он, с любовью

Взяв за руку, их вел из плена Сам,

И Сам отцам дал щедрую свободу……

Иной завет Он, обещал народу:

— «Закон любви и все Мои слова».—

Вещал с любовью мне Иегова:

«Впишу я Сам не на челе скрижалей,

Но буквой вечной напишу в сердцах,

Исполненных теперь земных печалей….

Прийдет Он Тот, о коем знать дано,

И новое прийдет за старым время:

Он снимет с душ ярма чужого бремя,

И на земле уж будет все полно

Познанием– Единственного Бога!…

Не спросит друг у друга: «Где наш Бог?»

Зане к Нему прорежется дорога

Сквозь шум земных смятений и тревог!—

—Вот, братья! что вам говорит Исайя

О Том, Кого, из выспреннего края,

Сведет на землю горняя любовь,

Чтоб вызвать нас из рабства и оков!…

 

 

ДАНИИЛ.

 

 

И я,– я некогда узрел,

Как Ветхий- деньми над твореньем

В выси господственно сидел.

Свод неба перед Ним горел

Светил несметных озареньем;

И видел я, на облаках,

К Держателю судьбы и века

Шел некто в виде человека,

С смиреньем агнца, но в лучах,

И хоть одеян в плоть земную,

Все был Своим Он в небесах.

Он проложил стезю на высь прямую,

И деньми- Ветхого сел одесную….

Скажите ж, кто из нас земной,

Из нас, скудельных человеков,

Пройдет, и сядет на десной

Создателя миров и веков?!….

Нет! Он, конечно, прежде век

Был неба довременный житель,

И в небо вшедший человек….

 

 

ВСЕ ПРОРОКИ ВДРУГ.

 

 

Был Он— земных родов Спаситель. . .

 

 

ДАВИД.

 

В моей тоске не Он ли тосковал?

Кто будущность в уста мои влагал?

Вы сами знаете и все то знали:

На зрелище меня не выставляли, (Псалом 12.— до конца)

Мне рук и ног никто не прободал,

Не щупали враги и не считали,

Моих костей. И о моей одежде

Не спорили и жребья не мeтали….

Я в поношенье не был у людей,

И на меня главами не кивали,

В страдании меня не упрекали

За упование души моей!

Басанский вол ко мне не подходил,

И не порол под ребра мне рогами,

Моим копьем я щит врага дробил,

И где ж Давид поруган был врагами?!

Не таяла вся внутренность моя,

Под мукою не рассыпались кости,

И от огня врагов кипящей злости

Не расплывался, в скорби, воском я,

Не истекал в мучении водою;

Не иссыхал, как глина, пред огнем….

Так я прорек не о себе, — о Нем,

И все о Нем, охваченном бедою!….

Не я, Давид,— жизнь в муках– Он кончал—

Оставленный землей и небесами….

Не я, но Он стон в небо посылал,

И, оцтом напоен, в минуту роковую:

— «Отец! Отец! Меня оставил вскую!»

Давид ли восклицал!— Мольбу такую

Посмел ли б я послать?.. И злость врагов

Меня не клала в темный ров,

Не заточала в преисподней…

Так видите ль, что в голосе псалмов

Был отголоском воли я Господней!….

Бывало, вдруг, раздвинутся века,

События бегут, как облака,

И будущность трепещет за туманом,

И тысячи речей теснятся в слух;

Тогда уж я бывал– не я, но дух ,

Звучал во мне стогласным ураганом…

В моих псалмах, в пророчестве моем,

Все Он, Святый:— я пел векам о Нем,

И все, что мне,— рабу, открыто было,

О Нем, о Господе, торжественно гласило…

Уверитесь все в этом сами– вы,

И мне ли было слово Иеговы;

— «Седи у Меня одесную,

Доколь, к ногам Твоим, врагов Твоих главы

Падут, доколь смирю гордыню их земную!»…

А разве мне жезл крепости Он дал?

И мне ли рек: господствуй над врагами!

А разве мне, Седящий над звездами,

С заботой отческой сказал,

В словах любви и благодати:

«Как из зари блестящая роса

На долы, горы и леса,

К Тебе посыплются, в день рати,

По манию Твоей руки,

Народ и юношей кипящие полки!..

Меня ль, обросшего грехами человека,

Круговодящий высоты,

Облек в великий сан Мельхиседека,

И рек: «Священник будешь ты!»…

Сии, столь полные великого намека,

Слова, касаются ль меня?…

Судите ж, о себе ль пророчествовал я?..

Я пел: «Он сокрушит врата медяны,

Железные сотрет их вереи,

И власти ада!— великаны

Преклонят перед ним главы свои!»…

Скажите ж, о земном Давиде

Так мог ли говорить Давид?!

Нет!… Явственно, в сем тайноскрытом виде,

Не о Давиде говорил Давид;

Но возвещал, что вековых обид

Прийдет другой– предсказанный Отмститель!»…

 

 

ВСЕ ПРОРОКИ ВДРУГ.

 

 

Прийдет, прийдет наш Избавитель!!…

 

Ад приближается, подслушивая речи пророков. Пророки умолкают.

 

 

И взвихрились сугубо волны ада,

И вихри душ, и демонов метели,

С шипением и с свистом пронеслись,

И вздохи жертв, и плачи, и проклятья,

Слились в одну рокочущую бурю,

А град, огнем и дымом занесенный,

Исчез, как челн, пучиной поглощенный….

 

 

 

СТРАНА СТУЖИ И ЛЬДОВ.

 

 

 

Но не одним огнем казнились души,

Которые, с свинцом своих грехов,

Низверглися в геенну. Обе вместе

Противности соединялись в аде.

И был там край туманный и глухой,

Узилище печальное теней,

Где не было ни зноя, ни огней,

Но вечный лед!… Там глыбы ледяные,

В разнообразных очерках и видах,

Под ризою безгласной темноты,

Виденьями безгласными стояли…

Иные городам подобны были;

Селения другие представляли;

Но все тоску на сердце навевали…..

Казалось, звуки погребальных песней,

Принявши образ, вдруг оцепенели,

И в здания туманные сложились….

Не слышалось, в краю том вечных льдов,

Ни хода лет, ни шороха часов.

Казалося, и время там застыло,

И неподвижным сделалось движенье,

Как вечности немой изображенье…

Но в том краю пустом не пусто было:

В те льды на льдах и снежные сугробы

Народ скелетов, покидая гробы,

Сошел стонать и зябнуть вечно… вечно!…

То все земли былые населенцы,

У коих не было в душе огня

И места для любви. Они не знали

Ни жалости, ни чувства умиленья,

Ни сострадания к печалям ближних,

Слезой тоски кропивших хлеб несчастья.

У них сердца не воздымались грустью

За нищету, за горе скорбных братий,

И милости елей не изливался

На страстного, на слабого страдальца,

Или в лампады догоравшей жизни,

По хижинам, палатами забытым….

Они, — ни в чем, нигде не веря сердцу,

Ни своему, ни ближнего,– одним

Вce меряли умом своим. Себя

И выгоду имея целью жизни, —

Они в своей гордыне леденели,

И веяло от них зимой и стужей…..

Забыв, что люди все– одна семья,

Они свое вынашивали: Я.

Их сердце было в голове холодной,

Где ползали, как гады в грязной тине,

Корыстные и мутные их мысли…..

Для внешности живя единой,— ели,

Любили спать на ложах мягких,– пили

Из дорогих сосудов дорогое

Вино… и верили они лишь благам

Земным, да временным, смеясь над вечным,

Над совестью, над голосом сердечным.

Там были те, у коих, догорая,

Дымилися еще страстей огарки–

И, с копотью догаснув, застывали!!…

Простясь, в слезах, с изношенною плотью,—

Огрызком жалким их страстей,– они,

Чрез хладный гроб, шли зябнуть в вечный холод….

Там были же и те, что буквой мертвой

И внешностью гасили дух бессмертный,

И сами, все душевные без духа,

Все мудростью душевною— лукавой,

Лукавыми водилися путями…

Стеснялись там и те двойной корою,

Что святотатственной, озлясь, рукою,

Холодным их умом непонятой,

Гасили огнь поэзии святой….

Там и наземные счастливцы были,

Что лишь одним земным себя питали,

И целость душ бесщадно растлевали,

И за минуту продавали вечность…

И те, кого так счастье баловало,

С кем так оно носилось на руках,

Как нянюшка с изнеженным ребенком…

И были там и те, что, меж людьми,

В земном быту, людьми располагали,

Как цифрами, считая всех за доли,

Себя ж за единицы!.. Были там

И те, что при разделе благ земных

Твердили: то– мое;— мое и это,

И все– мое, все мне… Другому после!!..

Там корчились, в снегах, и великаны,

Давившие своей гордыней землю;

Они прошли сурово по земле,

Не подарив земных своих собратий

Ни сладкою цветущею улыбкой,

Ни ласковым, приветствующим словом,

Которое так просится к нам в душу.

То Каина угрюмого потомство:

Им, от веков, преследуется Авель…

Там был богач… Живя, он не терпел,

Чтоб нищие во двор его ходили.

Он нивы до чиста сжинать велел,

Не оставляя колоса убогим…

Там был и тот оглохший сластоядец,

Который весь трапезой пресыщен, —

Крупицу яств, кроху от брашн и хлеба,

Жалел подать просившему для неба!!…

Уж заживо они совсем застыли,

И, призраком скитаясь по земле,—

Земные льды,— пошли ко льдам подземным.

 

Как описать холодный этот край—

Безжизненный, глухой и безотрадный?—

Понять ли нам здесь, в говорящем свете!?…

Что деется в бессветной немоте!?…

 

Упоенным солнца светом

И сиянием луны,

Под лазоревым наметом

Нашей звездной вышины,

Нам понять ли мрак той ночи,

Той сырой, туманной мглы,

Где глядят, не движась, очи

То на голые скалы,

То на иней, лед и камень…

Но порой там красный пламень,

Между вечных, бледных льдов

Брызнет в высь без облаков…

 

Скелеты толпами кишат, шевелятся,

Народы костлявых кипят и роятся,

При блеске мгновенном луча;

Сражаются, рвутся, бегут и теснятся,

Костями о кости стуча;

Погреться, нагреться, кругами садятся,

Надежды проснулись… Но, ах, то мечты!

Огонь тот, пылая, не греет;

Огонь тот мертвец; он души не имеет,

И нет в том огне теплоты!!!..

 

 

 

СТРАНА ПОЛУОТРАДНЫХ.

 

 

Была еще там сторона иная,

Как некий остров посреди кипящей

Пучины. Издали она была

Видна в каком-то голубом тумане,

Окрашенном зарей. Вдали от бурь,

Тиха была та сторона покоя;

Огни ее, как стены, облегали,

И мимо мчалися, рекой журчащей,

Поющие и воющие волны,—

То синего, то красного, морей,

В той стороне, ни световой, ни темной,

Ни холода не ведали, ни зноя,

Ни наша ночь туда не заходила,

Ни день земной не виделся вполне:

Все пополам в той было стороне,

И в полночи светился полудень….

Там не было ни одного светила,

И от предметов не ложилась тень,

Но можно было видеть все предметы,

И различать оттенки у цветов.

Так, может быть в дни первые созданья

Была земля, доколь зажглося солнце!…

Так, в той стране, в полутемнице той —

И свет, и тьма, и радость, и печаль,

Существовали только вполовину,—

Для получистых, полугрешных душ.

Там плакали: Рахиль о милых детях,

И матери младенцев Вифлеемских,

Злым Иродом коварно избиенных.

Но слезы их катились не вотще:

Из каждой капли вырастал цветок,

С лазурною иль млечно-белой чашей,

И с золотой уборкой по краям.

И те цветы пестрили луг роскошный

Все дышащих и мыслящих, порой

И говорящих меж собой былинок

На языке таинственном природы….

На этот луг невянущих цветов,

И муравы, зелено-миловидной,

Где краски были- музыкой для глаз,

На тайный зов слеталися играть

Блестящими роями мотыльки,

Сверкаючи, как звездочки, как искры,

Как светлые, ночные лучиолы.

Отливы роз, и перламутр, и пурпур,

И радуги игривые пестрили

Их бархатно-серебряную ткань

И полазуренные крылья…. их

Четырнадцать всех было тысяч, и….

То были все младенцы Вифлеема,

Или, верней сказать, то были души

Младенцев тех, невинно-избиенных.

И матери, при сладком их налете,

Переставали плакать,— все они,

По тайному внушению души,

Своих былых малюток узнавали,

И тешились порхающим народом…

«Вот это мой!» в восторге говорила

Одна другой. «А это мой!» та отвечала…

Как весело они перелетают

С лазурного на розовый цветок!!….

И тут они былое вспоминали,

И заводили речи о былом.

 

 

ЛЕЯ.

(к Рахили.)

 

Ты помнишь ли, моя Рахиль, тот вечер,

Тот тихий, светлый и злосчастный вечер,

В который мы под пальмами сидели

У древних врат родного Вифлеема?

Растаяло уж солнце за горами,

Но золота и роз осталось много

На серебре и дымке облаков,

И легкие серебряные тени

Ложилися к подножиям холмов……

Сидело с нами много стариков

С широкими, седыми бородами,

А молодежь, под старым сикомором,

Как под шатром, и пела и играла,

И весело, в руке с тимпаном звонким,

Плясала дева в Тирских синетах,

С Сидонскою на голове повязкой;

А наши дети, милые малютки,

То бегали, то пляске подражали,

То…. (будто чуяли сердца младенцев)

Прижавшись к нам, головку на колени,—

Все так умильно на родных глядели…

Уж стало поздно… воздух посвежел,

Сошла роса и ослезила землю,

И у меня в глазах блеснули слезы,

А отчего?.. не знала я сама….

И вот скорей я своего взяла

Тихонько на руки (уж спал бедняжка!)

И понесла, в постельку уложила:

Тут, в полусне, взглянул он как-то томно,

Пролепетав: «прости!» и то: «прости!»

Последнее уж было на земле!…

Ах! кто тогда предчувствовал беду!

А сердце детское мудрее нас:

Издалека оно погибель слышит….

 

 

ЭСФИРЬ.

 

Я долго еще у ворот пробыла, и люди градские, и жены, и дети,

Играли и пели, глядели на даль; глядели, не видя, что тайные сети

Уже наводили на наш Вифлеем! Убийцы в то время закралися в горы,

И, пользуясь первой минутою сна, о страже полночной, подкрались как           воры,

И, тигров лютее, пустились губить не город, не старцев, а бедных детей:

Огни и железо мелькали; и стоны, и плачи, и крики неслись матерей.

Я кинулась к люльке всем телом дрожа, схватила малютку, гляжу, а с мечем

Убийца за мною!… Он факел взмахнул и прямо в глаза мне… и стал палачем!

 

 

РАХИЛЬ.

 

 

О, помню я… я живо помню ночь

Ужасную! Весь Вифлеем в тревоге…

Везде кричат: «спасайте, хоронитесь!» —

В просонках, я гляжу, и вижу– там

И там все латники железные—

Меч наголо!– И матери, рыдая,

Несли и прятали, куда кто мог,—

Своих детей. И я своих схватила,

Но меч висел уж над одним; другой

Придавлен был тяжелым каблуком!!

«Хоть этого оставьте у меня!

Вы звери или человеки? Сжальтесь!

И крокодил, пожрав добычу, плачет,

А вы, хоть плачем сжальтесь матерей!

Да разве вы без матерей родились?!

И не они ль питали грудью вас?

Но ведома ль вам тайна та питанья?…

Мы жизнь свою с млеком передаем,

А, лютым, вам природа не дала

Ни нежности, ни молока для чад;

Но вы отцы и сыновья ли сами?!

Вам веяла ль блаженством колыбель?

Дитя, хоть раз, держали ль на руках?

И милое ласкалось ли к вам?… Тигры!

Понятно ль вам, что значит быть отцом?

А матерью?!– О, пощадите мать!

Послушайте!» – Я говорила с плачем.

«Оставьте мне последнего ребенка!..

Послушай, воин, я тебе скажу:

Когда прийдешь ты на заре домой,

Твоя жена увидит пятна крови

На панцыре, на пальцах, на одежде;

А, может быть, твоя жена непраздна?

Увидя кровь, встревожится она,

И кровь падет на то, что в ней, с испуга

Она родит кровавого младенца…

И прозовут его младенцем крови…

О, добрый воин, не пугай своих!

Мне кажется, уж ты смягчился… Сжалься!

О! сжалься! сжалься!… Положи в ножны

Свой страшный меч с его кровавым жалом!

Я никому, мой воин, не скажу,

Что был ты тут, что вы детей губили…

О! сжалься же! Помилосердуй, воин!

Постой! постой!… И ты, ведь, человек!

Хоть этого: последыша оставь!

О! воин, воин! Пощади же мать!»

Кричала я, прижав дитя к груди,

И, грянувшись о землю всем я телом,

Прикрыла бедного; сама ж рукой

Старалась меч убийцы отвести;

Но все напрасно!… Лютый великан

Толкнул меня,– и меч, свернув, как жало,

Уж проколол мое дитя… И ручки,—

Которыми схватился мой младенец

За ясный меч, как будто за игрушку,—

Отсечены…. И трепетали обе!!!…

Мне брызнуло в лице горячим чем-то,

Не знаю, чем… Но я без чувств упала.

Когда ж пришла немного я в себя,

То в Вифлееме все уж тихо было:

Заря краснелась на высоком небе,

Кругом меня земля краснелась кровью!»…

Так горькое им вспоминалось часто,

Но мотыльки, златолазурным блеском,

Развеселяли их в быту их грустном.

Когда ж опять, свиваясь облачком,

Все мотыльки куда-то улетали,

Печальные о детях вновь рыдали,

И слезы их растили вновь цветы…

И раз, в выси, послышалось им пенье,

То ангелов небесный хор гремел:

 

*

«Чудо свершилося,

Зло сокрушилося,

Таинство таинств вышло на свет!…

 

*

В узы природы,

В мерные годы,

Внедрен Безмерный, не знающий лет!

 

*

Чудо свершилося и проч…

 

*

В души мятежные,

И безнадежные,

Мир он с надеждой введет…

 

*

И, победителем,

Узорешителем,

К узникам ада прийдет!…

 

*

Славой сияющий,

Все избавляющий,

Явится, Дивный, и к вам!…

 

*

Всех созидающий,

Всех утешающий,

Чад Он отдаст матерям!…

 

И голос этот, сладкою росой,

Запал в их души, погасил тоску,

И окружил их воздухом надежды…

«Не плач, жена!» одна другой твердила,

«Нам отдадут погибших наших чад!

Не даром волны взвыли там, как звери.

Двойным запором запирает двери

Не даром этот змиевидный ад!

Знать, чует он, исконный ей мучитель,

Что у дверей стоит уж Избавитель!!»..

 

 

 

СТРАНА ЖЕЛАНИЙ И ТОСКИ.

 

 

 

Там виделась еще одна страна

Отдельная, с другими не считая

Между землей была она и адом,

И зацелело много в ней земного.

Там что-то странное сбылось с душами

Унесшими с собой земную волю,

И не успевшими еще разземляниться:

Счастливицы казнились там их счастьем!…

Ни зной, ни мраз, не прикасались им —

Цветам живым из наших цветников;

Красавицам, не тканями земными,

Но собственной прикрытым красотой,

И собственной их мукою земной

Томились те, и под землею, души…

 

*

Земля когда-то их звала на праздник,

И ласково их приняли в земном:

В чертогах, где на мягких персях неги

И роскоши,– дремали гостьи-дети,

Где сладостно благоухал алой,

И амбра тлелась в золотых амфорах,

Им, избранным глядело все в глаза;

И много глаз завистливо глядело

На счастье будущих тех несчастливиц,

Они росли, и пылкие желанья

Перерастали в них их детский возраст,

И, с возрастом, ветвились и крепчали

На почве неги златом утучненной…

Но в облаке, над ними утаенной,

Смеялся рок их ветряным желаньям,

Изменчивым, как тени облаков.

И, воле их широкий дав простор,—

Лукавый он,– желательниц ловил,

На блеск мечты, в заманчивые сети,

Которые, своим безумьем, сами

Запутавшись в земные паутины,

Несчастные из счастья соплетали!…

Им было все дано в распоряженье:

Желание уж было исполненье;

И оттого, в быту своем земном,—

Где ничего уж им не доставало,—

Счастливицы, захлебываясь счастьем,

Тревожились от судорог желаний,

И, на раскрашенных ладьях забав,

На парусах успехов и затей,

По омутам житейских треволнений,

Неслися прямо в омуты тоски….

Их всякая исполненная прихоть,

Лукавою нашептываясь страстью,

Чрева тела желаний новых сластью, —

И разражалась новою тоской!!….

Переселяясь в будущность мечтой,

А настоящих благ не замечая,

Все праздников, без будних дней, желая,

Они из мыслей зданья созидали,

По воздуху пускали города,

И, в вулканических своих порывах,—

Всe овозможнить силясь невозможность, —

Желаньями в безбрежность улетали;

Но жажду тех желаний утоляли

Несчастные!– соленою водой!!….

 

*

То были души кладязи без дна!…

Запас земных даров и наслаждений,

Премудростью и Благостью всевышней,

Рассчитанный на многие года,

Они зараз,– в один прием глотали,

И, томные и тощие, потом,

Прочтя в один присест всю книгу жизни, —

И выспросив у жизни все под пыткой,—

Горели новой жаждой пожеланий!!..

 

*

—Так на распутьях жизни бесплодной,—

Жизни, где чужд был труд благородный;

Души те– дети одной суеты,—

Жизнью прекрасной соря на мечты,—

Все испарялись в воображеньях,

И, вполовину живые, в томленьях,

С бледным отсветом усталых очей,

Призракам были подобны ночей!….

 

*

Ни зари младой румянцом,

Ни сафирной вышиной,

Ни морей уснувших глянцом,

Ни жемчужною волной,

Ни вечерним полусветом,

Ни луны младой рассветом,

Ни рисунком облаков,

Ни темный не величавой

Над заветною дубравой,

Ни светлынями лугов,

Ни озер лицем зеркальным,

Ни напевом музыкальным

Вольных Божиих певцов—

Благовестников погоды,

Полных счастья и свободы,—

Ни весенних ручейков

Колокольчиком хрустальным,

Ни смеющимся- эмальным

Царством блещущих цветов,—

Раем сих простых даров,—

Души те не наслаждались!……

 

*

Простой пастух, под говором ручья,

И к говору прислушиваясь леса;

Дитя, глядящее на желтый месяц

В текучем зеркале своей реки;

Простой рыбак, в душистый, теплый вечер,

Глядя в стекло лиловых волн поющих,

И нищий, вымолив окраек хлеба

Счастливей их:– Желанья тех спокойны,

А тех желанья переходят в страсти,

А страсти часто зараждают бури,

И бури те опустошают жизнь!!!….

 

*

Их удел был– все гоняться

За туманом, за мечтой,

Надрываться, порываться

За молвой, за суетой;

На минуту забываться,

И опять желать…. желать…

И, на тусклый блеск мечтаний,

С быстротой стремяся ланей,

Задыхаться от желаний!!!….

 

*

И вот теперь все та ж, что на земле,

Желательность, как едкая проказа,

Все тем же их желанием зудила…..

И были им даны, и за могилой,

Права и власть— желать и получать,

Жить для себя и самоугожденьем;—

Но всякий раз, вослед за полученьем,

Как было с ними прежде на земле,

Терзалися оне тоски мученьем,

И мучились еще тоскою вдвое,

Когда им помнилось про их земное….

Тоска за ними по пятам ходила,

И мнилось им, что их давила

Какая-то свинцовая рука….

 

 

ВОПЛИ ТОСКУЮЩИХ.

 

«Тоска!…. Тоска»!…. (толпой кричали души)

«Как мучит нас– немучимых никем!..

В груди, на месте сердца, тлеет уголь!!..

Тоска и здесь и там… Вверху… внизу!!..

Тоски прилив… Тоски разлив…. Морями,

Потопом, хлынула везде тоска!….

И тут и там,

О горе нам,

Она все топит… топит!….

 

Первая душа.

Я все могу!… скажу: «явись»- и есть.

Я сказала– и явились

Узорочные сады;

Сикомором отенились

Зеркала живой воды;

Серебро лилось в каскадах

И, в кудрявых колонадах,

Изваяний целый мир,

Между роз и винограда,

Звал меня на пышный пир;

И неслись, как воздух, звуки

От кинара и сантир….

Но все наскучило…. и муки

На сердце хлынула река,

И я, с тоски, ломаю руки:

На мне гора…. на мне тоска!…. тоска!.. тоска!..

 

Вторая душа (вспоминая прежнее земное)

Елеазар прекрасен был:

Как он страдал, как он любил!!!

В любви застенчивый и скромный,

Мой юноша за мной ходил,

Всегда вздыхательный и томный:

Он долго пламень свой таил;

Но, раз, уж переполнясь чувства,

Дитя,— по-детски- без искусства,

Я помню, мне заговорил:

— «Поймешь ли ты сердечный тот язык,

Язык без слов,– где замирают звуки,

Язык, которым я давно привык

Высказывать тебе любовь и муки?….

Поймешь ли ты язык моих очей;

И голос дум, порою плач сомненья,

И пылкие видения ночей?…

Поймешь ли все без слов и выраженья?…

— Ах! если бы умела ты понять,

Как мило мне, забыв про все земное,

И воздухом одним с тобой дышать,

И все свое, заветное,– родное,

За светлый взгляд очей твоих отдать!

Ты так светла, ты так воздушна, Лея….

Ты вся слита как будто из лучей:

Меня живит, блаженством тихим вея,

Сиянье лунное твоих очей!….

И мало ль что он говорил, несчастный!

Но я тогда была в иных мечтах,

И мотылек, влюбившись в блеск опасный,

Сгорел до тла он на моих лучах!!!

(Вспоминая прошедшее.)

—Не стало юноши,– не стало

Былой беспечности во мне:

Чего-то днем не доставало,

В ночи являлся он во сне…

И как являлся?– Грустный, бледный,—

В очах угаснул жизни свет;

Одеждой был он— узник бедный,

На вид– желтеющий скелет!…

И с чем являлся?— Вспомнить больно

О тех видениях ночных:—

«Ты потешалася довольно!….

Отдай румянец щек моих!

Отдай— (кричал) –мою мне младость,

Отдай мне блеск моих очей,

Невинность детства,— детства радость,

Отдай мне сны былых ночей!….

Устами жадного вампира

Мою ты высосала кровь;

Тебе смешна поэта лира,

Смешна была его любовь!

Смешон был нрав его неровный!—

А кем же был он возмущен?!

И вот— тобой холоднокровно

Он все веден и доведен,—

Что день, роняя жизнь и силы,—

До темной ранния могилы,

На место светлого венца:

Гляди ж теперь на мертвеца!!!

Страданьем откупясь от ада,

Я вышел из него теперь;

Но мне на что его пощада?

Ты заперла к блаженству дверь!….

И вот,— меж двух существований,—

Брожу я тенью роковой,

Без светлых дум, без упований….

И мне,– законом воздаяний,—

Предписано,– я здесь не свой,—

Терзать и мучить твой покой!»…

 

Но скоро я забыла свой урок:

Опять заискрились в уме надежды,

Опять манил меня туманный рок;

И, взбросив на себя летучие одежды,

С летучей прежнею мечтой,

И стиснув гибкий стан под пояс золотой,

А голову убравши в плетеницы,

С запястьями, в монистах и перстнях,

В хитоне, блещущем зарею баграницы,

Оставя женственность, застенчивость и страх,

Носилась я в пестреющих толпах,

И ласковой заманчивостью взора

Дарила всех я без разбора

Чтоб всех вести по прихоти своей….

Прохожего манила я вниманье

Припрыжкою, пристуком каблука:

Походка наших жен игрива и звонка

И нравится младых Салимлян взору.

Хоть нам пророк и ставил то в укору!..

Но все прошло!!— Пришла тоска,

И, подгрызая корень жизни,

Меня, отжившую в отчизне,

Свела на казнь в страну тоски….

От неотвязчивой руки,

Увы! ничто здесь не избавит!…

Тоска, тоска! Меня гнетет и давит!

Тоска! тоска!…

 

Третья душа.

От победы, до победы

Шла я гордо на пирах;

Мной одной цвели беседы….

Светлым праздником, в лучах,

Я на праздниках сияла,

И дивила, увлекала

Очарованных толпы….

Там, бывало, взгляд; там слово

Брошу…. все, кругом, готово

Целовать мои стопы:

И алмазной,

Неотвязной,

Цепью жгучей

Я пленяла

И ковала

Рой летучий….

Все сбиралось,

Все сдавалось,

В плен мой верный

Я ж гордилась

И носилась

Легкой серной….

Как над влагою эмальной,

Пены белая струя

Под звездою неба дальной

Блещет россыпью хрустальной,

Так, живя, блистала я!!…

Я играть любила в страсти:

Там являлась мотыльком,

Тут царицей, полной власти,

Тех безщадно жгла огнем,

Этих холодом мертвила!

У поклонников-рабов

Ревность, зависть и любовь,

Я играючи, будила….

Так прекрасна и легка,

Я счастливицей носилась,

Но и в счастье уж слегка

Грусть за сердцем шевелилась.—

Хоть, игрива и ловка,

Ото всех я в том таилась!….

А меж тем, все день за день,

Жизнь о многом мне сказала!….

От забав осталась– тень,

Ткань надежды полиняла!

Челн мой– времени река

Мчала реже меж цветами,

И, за светлыми мечтами,

Темным облаком, тоска

В душу часто западала:

Словно медная рука,—

То всю грудь мою сжимала;

То ударом молотка

Прямо в сердце попадала;

А я все еще мечтала,

С жизнью ветрено играла;—

Но лампада догорала…

Тайна жизни глубока:

Чья-то власть издалека

Догоравшую гасила….

Вот и ранняя могила

Все, что было, заменила;

Но замена не легка;

И могила не закрыла

Раны что меня томила;

Рана вдвое глубока,

С той поры, как охватила

Всю, кругом, меня тоска!.. тоска!.. тоска!..

 

Четвертая душа.

Наслажденья, наслажденья,

Я просила у судьбы,

И, толпою, повеленья

Суетливые рабы

Властелинки исполняли.

Дни, как праздники, сияли;

А мечтанья рисовали

Мне, в моих волшебных снах,

Золотые колонады,

И блистающие грады

В бриллиантовых волнах!—

Так, меж неги и отрады,

Год за годом быстро шли.

Наслаждения мелькали;

Но все роскоши земли

Жажды чувств не утоляли….

И томна,

И грустна,

Часто я бывала;

А не раз,

В сетке глаз,

И слеза играла!…

Все сбылось,

Все далось,

А я все желала!!…

Дани дальних стран неслись,

Наслаждения лились,

Но меня не насыщали,

И, как будто, раздували

Уголь прихотей моих!!..

Ах! из опытов былых,—

Я увидела, что наша,

Наслаждений лучших чаша,

По краям одним сладка;

А на дне у златоликой,

За обман, сидит уликой

Сердцеядная тоска… тоска!… тоска!…

 

Так бегали, так тосковали души,

Казнимые желаний жгучей жаждой

И пресыщенья хладною тоской.—

Казалося, невидимым бичом,

Какая-то стегала их рука.

А страшное создание, в угле,—

Принявшее подобье паука,—

Огромное и черное сидело,

И неподвижным взором красных глаз

На мучениц немучимых глядело,

Впиваяся глазами в их сердца.—

А между тем, волнами паутины

Кругом себя раскидывало сети…

То чудище была– сама тоска,

И сеть ее страдалиц оплетала,

И в невозвратный плен хватала их,

Как мух земных паук хватает в сети…

Тут многие, от преизбытка мук,

Кидалися в темнеющие бездны,

Где демоны, стрегущие ступени,

На поперек хватали тех красавиц,

Любуяся их легким, гибким станом,

И влагою в томительных очах,

И золотой, иль черною волною

Волос, рассыпанных по зыбким персям,

По лилиям и розам юных тел;—

А бедные, в изгибистых движеньях,

Всей белизной, всем алебастром тела,

На жилистых, осмугленных руках,

У бронзовых атлетов трепетали,

Как легкая серебряная рыба

Трепещется на уде рыбака….

Прощальный вопль их был: «тоска! тоска!» —

И о погибших небо тосковало;

Но громко в аде эхо– хо-хо-тало!…

 

 

 

ЦАРЬ ОГНЕЙ.

 

 

 

И, в стороне, вилась скала высоко,—

Отломок прежних допотопных гор,

Над той страной пустой, уединенной,

На той скале, обугленной, прожженной,—

Обложенной костьми и черепами,

Средь ужасов и призраков ночных,

Сидел один– гневливый и громадный,—

Как башня в сумраке!…. Еще носило

Следы каких-то ран его чело

Багровое, как зарево пожара;—

Мятежные на нем толпились думы;

Туман страшилищ плавал над царем,

И мантия, подбитая огнем,

Как темная на нем висела туча….

Весь самостью, как шерстию обросший,

Он в вековом упорстве зачерствел!….

Три дара он на высоте имел:

Дар веровать, молиться и любить!

И те дары, как три звезды, сияли,

В венце его высокого смиренья,

Во дни любви, молитв и умиленья….

Но, с той поры, как сам– своей рукой—

Сорвал с чела покорного венец,

Утратил он все силы, все дары

И, воскипев недугом отпаденья,

Не верил, не любил и не молился!!….

Озлобленный, угрюмый черновидец,

Во всем лишь черт искал он безобразных,

И находил их с чуткостию пса!

И в солнцах и в звездах он видел пятна!….

Нечистое– его стихией было.

Он им дышал, в нем плавал, им хвалился,

И в мир вводил нечистые начала!….

В таинственном строении вселенной,

Случайные нестройности ловя,

Он отрицал в Строителе премудрость,

И дерзостно хотел своим умом

Чудесное устройство перестроить,

И низвратить созданье наизнанку….

Презорливый, хвастливец и нахал,

Себя он молотом вселенной звал!….

Ожесточенный говорил о Боге:

«Пусть будет Бог и всемогущ и славен

В своей любви, всеблагости и правде;—

А я во зле хочу быть всемогущим,

И с скиптром зла я буду равен Богу!

Но связанный в своих враждебных силах,

Он только лаял гнусной клеветой—

На истину, на дивный Промысл Вышний,

И подводил под них свои подкопы.—

На Бога злостно клеветал он людям,

И клеветой чернил людей пред Богом!….

Не веруя ни вере, ни добру,

Ни светлой стороне у человека,

Ни ощущением святым и чистым,

Ни радостной, живительной надежде,

Ни сладостной возможности любить,

Ни умилительным движеньям сердца,—

Он с едкостью, геенским острым смехом,

Пересмехал повсюду добродетель,

И кротость чувств и скромное смиренье;

Пересмехал к высокому порыв,

И детскую покорность Провиденью….

Но поднимал и чествовал- порок,

Превознося его за твердость воли,

И за борьбу с законом и порядком….

Он никому сочувствовать не мог:

На ангелов с презреньем он смотрел,

Как на рабов и слуг безмолвных неба,

И весь сосуд клокочущих тревог,

Всего себя, замкнул в себе самом,

Как град, внутри кипящий мятежом,

Как области, объятые заразой….

Все замыслы темнелись в нем как ночь,

И на челе его читали: тайна….

Так,– грозный он– строптивец крутонравный,

За страшною стеной грозы и власти,—

Сидел над царством безъисходной ночи,

И молнии его бросали очи,

А затаенный ураган досады

По временам вздымал седую грудь;

Но из груди никто не слышал вздоха;

А только рев,– глухой и непонятный,—

С огнем и дымом, вылетал из уст!….

И серный смрад распространялся в аде!

Он мыслил: «Я несчастлив и страдаю,

Так пусть же целый мир со мной страдает!!!»

Так, затаив борьбу свою в себе,

Он восседал– царь мраков и огней—

В венце из змей, свиставших свистом вихрей.

 

—А в давние, непамятные дни,

В дни дорассветные светил небесных,

Зачерпнутый из утренней зари,

В тех беспредельных областях эфира,

Не он ли там, звездой любви и мира,

Над океаном вечности светлел?!…

Тогда вселенная была цела,

И целое не ведало раздела.

Она цвела пред Господом, как древо,

У коего миры на ветвях спели;

И ангелов счастливые народы,

В златых лучах невинности светясь,

Хвалили, славили и пели Бога,

От Коего к ним веяло любовью,

И жизнию, и благодатью света;

И в оны дни, как льется кровь по жилам,

Гармония текла по всем суставам,

По всем ветвям, по всем мирам несчетным.

Но гордостью мятежник заболел,

И, возмутив небесной жизни ход,

Был молнией пронизан…. и с высот

Упал и сгас!!…. И тысячи за ним

С огнем и бурей, низвергались в бездну…

Но между бездною и небом мост

Еще был цел для падших легионов:

В лучах раскаянья светлел тот мост.

Но возлюбивший мрак, он не пошел

На этот мост, мятежник, с темной силой,

И закоснел в своей кромешной бездне,

Где он застал еще живые воды:

Но пыл его дыханья пролил всюду

Кипящий зной, и залил все огнями;

И те огни повыпили все воды,

И до красна все камни раскалили….

И с той поры, как будто прикипев,

То по стенам, то к камню, то к скале,

Сидя века в своей темничной мгле,

Тех жаждущих и грустных душ народы,

Все говорят про сладостные воды,

И друг у друга просят пить и пить!.. .

—Так деялось в подземном царстве ада,

Где царь его попеременно был—

То лев, то змей, то великан громадный,

Все лют, и дик…. И виделся очам,

Как страшный сон, как рать видений страшных.

 

—Бесчувственный,— забыв любовь и жалость,

Он ничего в творенье не любил,

И не жалел!!! Живой гранит, злорадный,

Он не просил и не давал отрады,

И весь был казнь, весь мука без пощады!…

 

*

И вот теперь царь страхов, сам объятый

Предчувственным каким-то темным страхом,

Сидел уныл, склонясь над мрачной бездной,

Как древняя скала над океаном,—

И размышлял о таинствах судеб….

А между тем угодливая лесть —

Заводчица ко лжи пророков лживых —

(Чудовище из двух природ различных:

Умильный лик,— жена до половины,

А там змея!…. Кольчатый хвост змеи,

Лукавая, всегда умеет спрятать,

А выказать одно лице с усмешкой,)

Носилась лесть вокруг царя огней,

И сипогласные водила хоры;

И пелось так под черной тканью мрака,

Окрашенной кровавою зарей….

 

ХОР.

Что навислой, темной тучей,

Думу навело

На твое, наш царь могучий,

Гордое чело?!

 

*

У Еговы человека

Вырвал ты из рук,

И судьбами правишь века,

Правя царством мук.

 

*

Знойно блещут наши своды:

Ты под ними– бог!

А наземные народы —

У твоих же ног.

 

*

По земле пойдешь могучий,

И земля— твой дом:

Взором в небе движешь тучи,

Словом– сводишь гром!…..

 

*

Заряжая громом взоры,

Бросишь гневный взгляд, —

Затрещат над адом горы,

Всколыхнется ад!!….

 

*

Ты лишь поднял властный голос,

И промчался он,—

У царей стал дыбом волос,

У народов стон!!….

 

*

И забыто имя Божье:

Тысячи родов

Лижут идолов подножье,

В трепете рабов.

 

*

Не тебе ль сжигают жертвы

Дети суеты?

А Царь неба царь им мертвый,

И царюешь ты….

 

*

Все теперь земные– наши

Все уловлены!—

И забвенья Бога чаши

Всем поднесены!

 

Так раболепно пелось сатане,

И чары льстивых возгласов и слов

Кругом него неслись угарным дымом,

В котором царь на время забывался….

Но вдруг он встал во весь свой страшный рост

И своды ада подпер головой!…

Тут что-то вдруг как будто обоняя,

—«А!» — вскрикнул он: «она, она! войди!»

Вошел скелет, и длинный и костлявый,

С высокою заржавленной косой,

И сатана заговорил со смертью:

 

Сатана.

Он точно умер?

 

Смерть.

Да! Он умер, умер….

Я стиснула Его в моих объятьях,

И восплескал весь длинный ряд злодеев

От Каина до злостного Иуды!

И гроб в скале Распятаго пожрал,

И на гробу печать приложена,

И воины стрегут печать и двери.

 

Сатана (сомнительно.)

Что ж?…. Думаешь ты удержать Его?!

 

Смерть.

Напрасно там мечтает человек

Найти ключи к моим замкам… Напрасно!…

Кто мой, тот мой!…. И верный брат мой ад —

Не выпустил доселе никого….

Кто изочтет теперь его народы?!

Все допотопные у нас; сии стада

По смоляным полям пасутся смирно….

И сам Давид, и весь пророков полк,

Сидят у нас за огненным затвором,

Кичась своей какою-то надеждой….

 

Сатана (в ужасе.)

Надеждой?!…. О, что ты сказала мне?….

Как смела ты слух царский оскорбить

Сим словищем заржавленным, злоядным?

Зачем уста свои марала им?

Давно я выкинуть его велел

Из языков подвластных мне народов.

Ни чей язык, ни эхо адских сводов,

Досель его не смели повторять….

Зачем же нам срывать с него печать?

(Подумав.)

Да! Слышалось оно и мне когда-то,

Давно, давно, в другом далеком мире;

Но то уж прошлость…. Прошлому забвенье!

Века стоят густыми облаками,

И застилают все, что было прежде,

А здесь не быть ни солнцу, ни надежде!!!…

(Подумав.)

Ты знаешь ли, к чему она ведет,

К чему ведет лукавая надежда?!….

Она ведет к раскаянью,— и дале!…

Ты знаешь ли, одна надежды капля

Отчаянья все море усладит,

И засияет солнцем в наших мраках!….

Зачем же ты, вещунья, этим словом

Осмелилась преогорчить царя?

Оно, зловещее, мутит мой дух,

И вольномыслием главу туманит,

А голова теперь мне вся нужна:

Я чувствую, уж близки времена,

Грозящие неясным чем-то мне.

Мы в навечерии судеб великих!…

Достигли мы времен до половины,

И смутные рисуются картины

Грядущего на бледном полотне….

—Несчастная! Ты вымолвила слово,

Которое для слуха так сурово,

Которое– пойми меня, пойми,

Мой ад, меня поколебать готово.

И, превратясь в событную молву,

Тебе, тебе самой сотрет главу!….

(Про себя.)

Вся внутренность моя поворотилась

От этого злогибельного слова;

Оно язвит, как жало скорпиона:

В нем тайная– магическая сила:

Оно во мне былое пробудила!!!… .

 

*

И с этим вдруг суровый царь огней

Поник челом, и глубоко вздохнул

 

*

Вздохнул, и вздох тот,— ураган подземный,—

Заклокотал под черепом земли,

И много тут событий совершилось

В таинственных обителях теней,

Где вечный мрак был густ и осязаем;

Отзвукнули и надломились своды,

И вечные пригаснули огни,

Чтоб запылать чрез минуту вдвое;

Сто гор низринулись в бездонный зев,

И встрепенулися народы душ,

Которые, от давних вековечий,

К стенам своей темницы прикипели.

—Таков был вздох — вздох- буря сатаны!!!…

Гордыни царь, он в первый раз вздохнул,

Со дня великого духов паденья!

Тысячелетия таяся в нем,

Исторгся вдруг тот вздох из недр подгрудных,

И гром его был вестник под землей,

Что на земле уж вымолвлено стало,

Неизмеримое в своем значенье,

И глубочайшее всех океанов

Из крестных слов Распятаго– шестое;

Когда всего послания сознанье

Он выразил в последнем: «Совершилось!»

 

*

Как не воздохнуть подземному царю!?…

Но, устыдясь от собственного вздоха,

И укрепясь всей силою гордыни,

Лишь стихнул гром, лишь замерли пустыни,

И треск заглох от падших в бездну гор,

Он продолжал со смертью разговор:

 

Сатана.

Да!….. Я теперь хочу уж все сказать….

Да! Есть они– надежды и обеты!

Один из них я внятно слышал сам.

То было уж давно….. еще в Эдеме,

Когда я первого любимца Бога,

В Его глазах, сорвал как звезду с неба!

Тогда-то Бог изрек обет ужасный,

Губительный. Он прямо мне грозит,

Хоть многосмысленным иероглифом

Таинственно закрыт был от меня!!….

Как знать?– Один меня низвергнул с неба;

Другой, мне виделось, — по Первом Первый,—

Прийдет помочь Адамому потомству,

И посветить во тьме сидящим людям,

И научить… За то давно, давно

Мой глаз (а зорок я!) следит прилежно

Судьбу Всевышняго в Его изгибах….

(Подумав.)

Есть таинства!…. И мне известно нечто,

Есть тайная, тайнейшая из книг,

Есть час в году, и есть в часу мгновенье,

В которое и я могу читать

В той роковой, той недоступной книге,

Где вписаны судеб верховных тайны….

Но что еще? (прерывая вдруг речь).

Что это!… Ветер с неба?;….

Дыхание предвестное надежды!!….

Откудова повеяло здесь небом?!

Кто, дерзкий, к нам несет– фиал надежды?…

Она мой ад разнежит, размягчит!

Отчаянье одно его крепит;

Оно дает и дерзость и гордыню;

Оно дает железное терпенье,—

Вeлкана гнев и каменную грудь!

Отчаянье- есть жизнь и воздух ада!…

Отчаянье и ко всему презренье,

Холодное и гордое презренье

К порядку, к истине, к Творцу и твари;

Вот нерушимые основы ада!….

Кто ж смел вступить в мои пределы!….. Кто?

 

Ад. (в виде огромного дракона с человеческим лицом).

Твои, мои- все области в тревоге,

Ты ведаешь, огней и казней царь,

Что ад теперь не то, что был он встарь;

Нет более покорности безмолвной,—

Везде шумят, везде чего-то ждут….

 

Сатана.

Чего ж им ждать еще?!… Они живут,

Живут и дышат!… Что ж им боле?!…

Роптать затворникам о чем?

Им отдано для паствы поле,

И смерть дана им пастухом!…

 

Ад.

Все так, мой царь, но завелись здесь толки

С тех пор, как к нам одна закралась мысль,

И роется по подземельям ада…..

Снесенная оттоль, из мира света,

Она пришла, без зова, от людей,

Гордящихся своей свободной волей,

И у теней пошел какой-то шепот

С тех пор, как к нам взошел с веселой песнью

Тот обезглавленный… Крестив водою,

Он голову в темнице потерял,

И к нам в лучах таинственных предстал;

И аду смел он угрожать бедою!…

Он говорил: «Уж утро занялось,

Я был зарей, а солнце всходит… всходит…

В раю поют, земле благовествуют,

И скоро тот судеб ударит час,

Когда Он Сам прийдет избавить нас!»..

Так говорил пришелец сей опасной,

Ходя везде с каймой на шее красной,

И проповедуя великий день!

И каждая, ему внимая, тень

Чего-то ждет, чего-то втайне чает,

И менее в страданиях страдает…..

 

Сатана.

О стыд, неслыханный для ада срам!

Что ж делал ты?– Ты спал?!

 

Ад.

Нет! Я не спал!

Не выслушав, ты обижаешь нас….

Я сплю, но сплю,— не затворяя глаз…

Не упрекай меня- ни сном, ни ленью!

Я видел все, я слышал все… Мой глаз

Следил, по всем углам, за каждой тенью;

Я мысли и слова ловил… и сам

Тушил молву широкой этой дланью,

И сам, навестников, подвигшись бранью,

Им в очи и уста хлестал огнем…

 

Сатaна (бешено).

Огня! огня! Все бездны растворите!

И до красна весь ад мой раскалите!

Пусть ярый зной остеклянит скалы!

Ты, старый змей, знать пожалел смолы!

А разве мало в наших безднах серы?

А разве нет еще других огней?—

Ты знаешь, души к нам бегут стадами,

И стелются под наш тяжелый жом…

И мало ли повыжато из них

Елея мщения, елея гнева,—

Сих вулканических кипящих токов,—

Огня вражды,— у них неугасимой,

И зависти подсудного огня,

И ревности губительного пламя,

Которое сердца сжигало в пепел;

И всех начал— палительных и жгучих;

И вот, у них взятое лей на них же!!..

Не та пора, чтоб нам огнем скупиться:

Все лить, разлить и вылить без остатка

Калить и раскалить, чтоб целый ад

Трещал кругом, с поддония до сводов!!..

Огня! огня!.. Расплавить всех огнями!

Расплавить их и кости и мозги!

Будь щедр на казнь, терзай, пили и жги!

Глупцы! Пусть тешатся пустыми снами!….

 

Ад.

Но сны сбываются! Я уж сказал,—

Сказал, и, чтоб не проронить ни слова,

Я речи двух пророков записал:

(развертывая свиток).

Вот что сейчас пророки толковали..

 

Сатана. (нетерпеливо и грубо.)

Что ж там твои пророки толковали?

 

Ад.

Я все прочту. Сейчас лишь два пророка

Промеж собой…. Но вот их разговор:

 

Читает на свитке.

 

Первый пророк.

На горах, на горах,

На Сионских горах

Три глядатая стоят,

Трое на небо глядят:

Один— слух, другой– глаз,

Третий– речь в устах;

Первый слышит,

Второй видит,

Третий сказывает.

 

Второй пророк.

Что ж слышит он?

 

Первый пророк.

Он слышит голос Бога.

 

Второй пророк.

Что ж видит он?

 

Первый пророк.

Он видит славу, славу,

Кого крестом хотели обесславить…

 

Второй пророк.

Что ж говорит?

 

Первый пророк.

Он говорит: «воскрес!»…

И вот, в толпу скипевшися, пророки.

Кричат: «Воскрес, воскрес наш Избавитель!»

Пророк Давид, с кифарой впереди,

И все за ним святые человеки,

Безумною надеждой опьянев,

Поют: «воскрес, воскрес наш Избавитель!»..

И закипев, как воды Иордана,

Тот глас пустынь, тот дивный муж поста,

Крестивший там Великого Христа,

Торжественно, и небесам и аду,—

Да слышат все,— гласит: «Христос воскрес!»

И молньями слова его сверкают…..

И ангелы с высот своих небес

В ответ гласят: «Воистину воскрес!»….

И слыша то, пророки все, как братья,

Кидаются с лобзанием в объятья!

 

Сатана робко.

«Воскрес!» – Они поют… Ты слышал сам!!

Ты точно слышал, что поют: «воскрес!»…

И ангелы откликнулись с небес!?…

И так настал сей дивный век чудес…

И так противиться нельзя судьбам!!!

Настал сей час, ожиданный веками!…

А я за ним так пристально следил!…

Неужли я жестоко обманулся?! —

Не мудрено!… Вредна самонадежность,

А я, своим могуществом гордясь,

Я слишком был уверен сам в себе,

В ничтожности земного человека,

И в сеть мою уловленного века….

Я воли их в руке моей держал,—

И оттого, быть может, был беспечен,

И недовольно я подозревал!!…

—Однако ж я слепцов остерегал,

Когда у них явился некто этот…

Я говорил!— «Не смертный он простой!

Смотрите!» —Я твердил глухим не раз:

Под человеческой корою темной,

В Нем светится какой-то яркий свет;

Он ест и пьет, но жизнь еще иная

Таится в Нем под жизнию обычной;

Он по водам, как по-суху, ходил;—

Как человек, Он Лазаря оплакал,

И Лазаря, как Бог, Он воскресил!!..

И много дел, живя у человеков,

Соделал Он превыше человечных,

И как-то,— но того я сам не знаю, —

Он пресущественно существовал!…

 

Подумав.

 

А между тем, я видел сам. Он плакал,

Он мучился, Он кровию потел,

Распростирался в прах, лежал под прахом,

И трепетал…. И, весь объятый страхом

Когда полки я надвигал незримо,

Молил: «да идет чаша смерти мимо!»…

—Да! Видно я не разгадал загадки!

Не разгадал!.. Теперь– уж вижу сам!

Он утаил себя под бренным телом,

Он ослепил меня своим смиреньем;

Он совершил Свой подвиг мировой!

Я, зоркий, простерег Его пяту,

И давит Он мне голову пятой!!

Я поражен, я осрамлен, поруган;

Мне тяжело, мне грустно, я не мог

Предупредить; но я им говорил

Немысленным, слепым моим клевретам,

Я говорил: «Не трогайте Его:

Он не простой!… под видом простоты

Великое в таинственном сокрыто!

Как знать!… Не сам ли Он– могучий Тот,

Который жил еще до общей жизни,

Который был еще до бытия,

Который был, и в созданной вселенной,

Один не созданный, не сотворенный!!.

Зачем же гнать,– зачем Его губить?

В гонении есть сила и победа,

Мучение приводит к торжеству…

Он и пришел за тем, чтоб муки чашу

Испить до дна, и стать превыше мук.

Безумные!!.. Не то им было делать:

Не мучить, а ласкать, манить, лелеять;

Облить Его сытой хвалы и лести,

И завлекать, улавливать, опутать,

Чтоб жизнь и роскошь жизни полюбил,

И усыпить, чтоб цель Свою забыл,

Чтоб позабыл и не исполнил дела;—

Не то… дать делу оборот другой:

Забыть его, не заниматься им,

Как будто Он простой пришлец ничтожный…

Ни в спор, ни в разговор с Ним не вступать!..

А то пошли везде за Ним гоняться,

Давать Ему возможность всех дивить,

И наживать Себе любовь в народе!!…

Пускай бы так, непризнанным пророком,

Ходил-себе, водя порой с собой

То нищих, то хромых!… Пускай бы им

Рассказывал о новом-небывалом…

Его б закрыть, закутать премолчаньем,

И говорить о Нем- одно: «Он скучен!

Таинственность Его непостижима;

Он человека хочет переделать,

Лишив Его и воли, и страстей,

И сладостей существенных–земных!»..

Вот так им должно было говорить,

Когда не говорить нельзя уж было!!…

Я им твердил: «Не трогайте Его!

Пускай-себе по Галилее ходит!

Пусть разглагольствует в Иерусалиме!

Народ таков: послушал и забыл!

А раввины– завистливые волки

И книжники– повапленные стены —

И фарисеи… О, они мои.

Они Его отвергнут, оттолкнут….

Одни за то, что не поймут ученья,

Из зависти к Учителю другие.-

Нам должно было все употребить,

Чтоб совершенью жертвы помешать…

Но вздумали судить и распинать!

И кто велел Его распять?… Не я!!—

О, если б я владел безумцем волей!

Но человек свободен!!! О безумцы!

И мучить и распять… От всех и все

Он вытерпит, чтобы достигнуть цели!…

Как знать о чем дознаться не умели?

Быть может, истину Он снес с Собой.

Быть может, вид принявши человека,

Безвидное Он затаил в Себе.

Быть может, Сам– Он истины сосуд…

«Не трогайте ж,» – я говорил,— «сосуда!»

И не послушались!.. Сосуд разбит,

И все мои сомнения сбылися…

А истина?– Теперь мне все открылось,—

Уж пролилась, с Его пролитой кровью,

И эта кровь?– Я вижу, как она,

Чистительным огнем животворящим,

Войдет в тела убитые грехом;

Войдет источником бессмертной жизни,

И смоет грех Адамов на земле,

И возродит Адамово потомство!!!..

Безумные! за чем они разбили

Таинственный живой сосуд небесный?

За чем пролить Его дерзнули кровь?

В ней для людей скрывалося спасенье,

Для ада в ней таилась казнь и гибель…

 

Подумав и содрогнувшись.

 

Так это Он?! в неисследимом лоне

Отца веков таившееся Слово,

Совечный— Вечному; от силы сила!…

У вечности, на пажитях безбрежных,

Где времена, как класы, созревают,

Созрел, я вижу, тот великий час,

В который Сам, закрывшись униженьем,

Он восхотел с высот своих сойти,

Чтоб падшего отпадший род спасти!…

Так, видно, та пришла уже пора,—

Пора всеобщего спасенья людям,

О чем давно, давно дано им знать:

Их кандалы уж перегрызло время,

И власть моя колеблется и в аде,

Перед Его всевластьем на земле!…

Как закичатся их спасеньем люди,

Как будут нас пятой своей давить!…

О горе нам!….. Но что опять тревога?–

 

В сильном смятении.

 

Кто смел войти? Кто отпер двери ада?…

 

Врата подземного мира распахнулись; тысячи, миллионы чудовищных духов влетают, стремительно крича:

 

Идет и жжет!… Идет и жжет Распятый!

Все ангелы Его сопровождают,

И льется свет от воинств золотых.

Нет сил терпеть!… Не станет скоро ночи

Нет сил глядеть, от света меркнут очи;

Нет сил стоять против Его полков!

Он Истина и Свет! Он весь Любовь!

Слепит и жжет; и мы не устояли!…

 

Сатана (с гневом.)

Не устояли вы! О стыд! О срам!

Не устояли вы!… Я вас! Я вам!

Ужели вы без боя убежали?

 

Один из старейшин ада.

Далеко, далеко, над высями гор,

Заслышав небесных глашатаев хор,

Мы вихрем на схватку, мы встретили их,

Их было немного в доспехах златых.

Мы, скучась, столпились

И цепко сцепились,

Сцепились и бились

С той горстью святых.—

 

*

—Дети гнева, дети бури.—

Мы по высям, по лазури,

Все теснили золотых.

Наши свисты, наши смехи

Попадали метко в них.

Мы ломали их доспехи;

Мы рвали в куски самих—

Сторожей небес святых;

Мы царапались ужасно,

Грызли, шарпали… Напрасно!…

 

*

—Брань текла, как река,

Поле битвой кипело;

Где нога, где рука,

Где лежало избитое тело….

Но ударил погибельный час…

Знать веленье судьбы одолело….

Совершилось предивное дело….

 

*

Чья-то страшная власть

Заманила в напасть

Нас, крутившихся вихрем суровым:

И вот всякий их член и отбитая часть

Становилися ангелом новым;

Под мечом же святым

Наши гибли, как дым,

И погибли князья-исполины!

 

*

Мы бестрепетно шли,

Но враги все росли,

Как трава из земли,

И, как жатвы, взошли

Из пожатых телес их дружины…

—Каждый член, каждый влас,—

Уж лежавший, казалось, отдельным,—

Воскресал и вставал, в тот же час,

И с двойною отвагой на нас

Шел воителем грозным и цельным!…

Из раздроба их тел

Легион закипел

И разросся, как жизнь, непонятно…

 

Сатана [про себя.]

Как им понять таинственности жизни?..

Я узнаю, могучая, тебя:

И раздробленная ты все цела

И единична…. Ты от Единицы!…

 

Дух (продолжает рассказ.)

И нас страх одолел,

И, от тучей их стрел,

Мы летим восвояси обратно!—

Страшно движется он,

Золотой легион:

А ведет легион

Жизнодавец Сам Он.

Перед Ним все напрасны усилья!—

С золотыми в войне,—

В их– не нашем огне,—

Наши таяли длинные крылья!…

 

Сатана.

Ну, хорошо ж вы сторожите ад!

Есть на кого владыке положиться!….

А, кажется, закалены огнём,

Воспитаны в дыму и адском чаде?..

И сколько ж раз вы бездну оглашали

Торжественно трубами в знак победы!..

—Вы помните тот день, как я вас вывел,

И тысячьми расставил по горам?…

Как хорошо полки мои стояли

Уступами и длинными стенами!..

Вы, темные, синелись, как леса,

А знамя наше рделося пожаром!—

Я небесам тогда грозил ударом,

И, помнится, тряслися небеса,

Завидя вас,— громадных исполинов!..

А войско их– народ детей крылатых,

Изнеженный и песнями и солнцем,—

Жужжащий рой тех пчел в садах воздушных,—

Какой отпор он дал, народ сей, вам?

Все вроссыпь… все по облачным норам!!!

Зачем же вы теперь им уступили?

Как смели? Как могли? Я вам! Я вас!..

Дохну…. и всех до кости обожгу!

Пятой ноги столкну в поддонья ада!

Сдыхайте там от глада и от смрада!

Я вас, несчастные!….

И с вящим гневом

Воскликнул вдруг,– и ад затрепетал:

«Я сам иду! За мной, все силы ада!!!

Подайте мне оружье и броню!»….

И, с словом сим, он сам,– готовый к бою,—

—Далеко раскинул багряное знамя

И, красною лентой пожарного пламя,

Он шлем свой,— готовый зачерпнуть весь Нил,—

С тройным заклинаньем трикраты обвил!!…

Дар магии звездной– свой панцырь кольчатый—

Громаду на стан свой громадный надел,

И, страшный и дикий, как зверь волосатый,

Сверкая очами, весь гневом кипел!…

И, в гневе, готовый бороться с судьбою;

—«Трубите!» кричал он: «той страшной трубою,

Которой громовый, пронзительный глас

И дальние звезды когда-то слыхали,

В тот, памятный небу,— решительный час,

Как вечные своды его затрещали,

И скрипнула к Тайнам Предвечного дверь,

Когда я стоял уж пред верхней ступенью,

И солнце моею закрылося тенью!!!…..

Вы те же…. И вождь ваш все тот же теперь!»…

 

*

—Но поздно!!! Гнев напрасно распалялся:

Волшебная труба была нема,

Проела ржа и шлем и панцырь древний;

И молнии погасли на мече!…..

Он связан был Царем Всевластным неба,—

Сей царь огней, грозивший древле небу!…

А между тем, толпы вослед толпам,

Как ратники разбитых легионов,

Летели в ад с плачевным воем бурь,

Качающих осенние леса….

И ближе все сходили небеса,

И свет вонзал свои златые иглы

Отступникам от света прямо в очи!…

—И новую заслышав вкруг тревогу,

Дробит свой шлем о камень сатана.

И, уж сознав свой плен, в досаде горькой,

Живой вулкан,– с клокочущею злобой,—

Хулы и гнева изрыгает лаву……

Но гнев и клятвы улетают с дымом!!!

И вот, как будто море провалилось,

Вдруг рухнула часть третья адских сводов!…

И пыль, и дым, и. демоны, чернеясь,

Боролися с летевшим в бездну светом …

 

Новые духи, (налетая с плаченными воплями.)

Полк наш пуст:

Духом уст

И лучом,

Как мечом,

Он казнит

И палит….

Наша сила бежит

Безоглядно назад….

Запирайте ж весь ад!…

Золотые летят.

Золотые спешат,

Золотые везде одолели!

Их лучи, как мечи,

Как зарницы в ночи

Проникают в подземные щели!!!..

 

Ад (порывисто к духам.)

Не верю вам. Он пригвожден на древе!

Я слышал сам четыре длинных звука

От молота, который верно бил

По четырем гвоздям Его накрестным,

И, меж огней, здесь веял некий холод,

Когда стучал там страшный этот молот!

И знаю я…. Он распят и пронзен,

И прободен копьем металложальным…

Пять ран Его весь крест смочили кровью,

И эту кровь всю выпила земля….

Зачем же вы с креста Его спускали?

В бесчестии своей накрестной смерти

Он власть, и мощь, и славу потерял…..

 

Духи.

Нет! И в бесчестье Он, как Бог, сиял,

И распятый, Он все был страшен нам.—

Его, распятаго, мы не забудем;

Он ризы отдал жадным палачам,

А кровь свою и тело отдал людям!….

В бессилии явилася в Нем сила,

И униженье стало высотой!….

Над Ним сбылось все, что о Нем гласилось:

Рассеянных пророчеств все лучи,

(Которых мы досель не понимали),

Стеклись в одно у среднего креста,

И дивною Его одели славой;

И все, что нам бессмыслием казалось,

Он, распятый, осмыслил на кресте!

И дивен был в своем крестораспятье!..

Не упрекай в бездействии ты нас!

Мучителей мы подстрекали……. и,

Со всею роскошью людской их злобы,

Они Его томили и терзали!..

Но чудное тут деялося дело:

Чем более с Него срывали тело,

Тем больше в Нем разоблачался Бог!…

И весь в крови, как в пурпуре порфиры,

Он, с высоты креста, повелевал!—

Предивное кругом Его творилось!

В глухой ночи уж рделся луч рассвета,

И из-за смерти веяло бессмертьем!!..

Пять ран Его пять жизнедарных рек,

И пять лучей палящих, высылали.

Все силы, все миры о Нем вздыхали:

Все небеса сойти готовы были,

Чтоб лобызать те раны световые;

Мы слышали: двенадцать легионов,

Все ангелов из-за далеких звезд,

С жалением увидев муки жертвы,

Просилися, рвались к Нему на помощь,

И Михаил, крича своим: «Вонмем!»

Уж строил рать, как древле, к страшной битве…..

Но Он сказал: «Я вытерплю один!»

И вытерпел… и мы побеждены!….

Великая в Нем жертва совершилась:

Он все борьбой накрестной превозмог,

Без слабости, без страха, без упрека;

И, на кресте, оставив человека,

Он шествует сюда, как грозный Бог!…

Уж близок Он!… Скорей полки сзовите!..

 

Смерть и ад.

Скорее медные врата заприте!

Скалы к скалам! На горы вздвиньте горы!

Достаньте древние из бездн запоры!

Ведите всю…. всю преисподней рать!

Скликайте все подземные народы,

И легионами обставьте входы!..

 

Смерть.

Я приложу к вратам свою печать.

Досель века ее не смели снять.

Посмотрим! ….

 

Духи заграждают врата ада. Смерть прикладывает к ним свою печать.

 

Все силы ада.

Кто дерзнет сюда вломиться?

 

Другие толпы духов. (налетая с ужасом.)

Христова кровь!.. Христова кровь!…

Пробив там череп первочеловека,

Она дождем кипучим потекла;

Ее сдержать Голгофа не могла,

И разветвилася она– и вот,

По всем земным и нажилам и жилам,

Святая кровь струится и течет!!…

И ангелы поют из облаков,

Что чудное,– в течение веков,—

Через нее содеется… И вновь,

Кипящую проказою грехов,—

Всю землю исцелит Христова кровь! Христова кровь!…

 

Новые духи. (налетая бурею.)

Она уж здесь!… Уж ломит своды ада!..

Сквозь толщи гор прорезалась она:

Пронзила все! Пробила сводов камень,

Сей вековой над бездною покров.

Спасайте ад! Уж гасит бездны пламень

Христова кровь! Христова кровь!..

 

И море седое геенских дымов,

Как дым от зажженных войной городов,

Пронзенное светом, бежит и клубится,

И свод беспредельный над адом трещит,

Тревожною бурей все в аде кипит,

И видят: уж в длинные щели,

И звезды эфира, и месяц, глядели!!!..

От звуков небесных вся бездна дрожит,

И новое в ней раздается:

То веяньем сладким гармония льется,

То ангелы, с крыльев святых,

(От коих надежда и радость несется,)

Роняют, и мещут стрелами лучи,

И веет уж утром в подземной ночи..

 

Все силы ада.

Свет! свет! несносный свет! замкните ад!

Взволнуйте весь, весь океан хаоса,

Прапращура теней, и мглы, и мраков,

Заклепанных у нас в поддоньях ада!—

Спустите все подземные туманы,

Чтоб океаном хлынули на землю…

Сомкните все, все выходы и входы!

К нам свет идет! К нам жизнь плывет, как море!…

На нас пошли, как войска из пустынь,

И свет, и жизнь, и аромат святынь,

Гармония и красота небес!!..

О горе нам! На нас идет все небо!

О горе нам! Уж близко! Горе! Горе!!…

—И близок был грядущий Победитель!…

 

Звукнули страшно бездны ступени,

Ад разъяренный ревет:

«Сгибнем от света, нет больше, тени

Горе нам! Горе нам! Крепкий идет!»…

 

Хоры духов в преисподней.

В вечность, сливаясь, многие веки

Ада щадили престол;

Но совершилось!… Льются к нам реки

Света,– Царь света пришел!…

Се, довременный, воин безлетный,

С властью и силой святой,

Слитый из жизни, в гробе бессмертный,

Смерть попирает пятой!…

 

Голос (вестового стража извне.)

—Лики чудесные, силы небесные,

Светлый оставив эфир,

В мраки безвестные, в пропасти тесные,

Идут в подземный наш мир!

 

*

Идут нежданные… Все осиянные.

Страшен оружий их звон!

Идут избранные, златовенчанные:

Сам недоведомый Он!!…

 

Смерть. (с тревожным воплем.)

Идет! Идет!— Упритесь во вратах!

 

Хоры ангелов извне (в первый раз.)

«Возьмите, князи, врата ваши!

Возьмите врата вечные!

Се грядет Царь Славы!»

 

Сатана, заслышав гласы ангелов, вскакивает с трона, жилистыми руками ломает скалу, на которой сидел, и мечет во все стороны обломки гранита.

 

Сатана.

Погибни все! Погибни все!

Настало разрушенье!

 

Ответ с высоты.

Воскресни все! Воскресни все!

Настало возрожденье!

 

Хоры ангелов извне. (в другой раз.)

«Возьмите, князи, врата ваши!

Возьмите врата вечные!—

Се грядет Царь Славы!»

 

Темные души злодеев, от Каина до Иуды, в разных чудовищных видах, пролетая длинною цепью, дразнят сатану.

 

Души злодеев.

Мы на тебя надеялись, несчастный!

Но ты солгал за нас и за себя:

Себя в своем державстве ты не спас,

И малодушно выдал небу нас,

Сторонников, пособников твоих,

Клевретов, истинно тебе друживших!

Прошло твое мечтательное царство!

Где ж похвальбы?- Где дерзость, где коварство?—

Хвастнуть, блеснуть умел в свое ты время!

А где же все, чем величался?– Жалкий,

Безумный царь! При подданных твоих,

Тебя возьмут и свяжут. Воин жалкий!

Ходил ли ты на супротивных грудью?—

Ты все ползком, тишком, врасплох, да ночью,

На путников беспечных нападал;

Иль сторожил их под дорогой жизни,

И стрелы в них пускал из темных мест;

Иль закликал в расставленные сети,

Неосторожных, сбившихся с путей….

А говорил: Вот я взойду на небо,

И над вселенной стану боговать,

И мой шатер поставлю над звездами!…

Куда тебе барахтаться на небо!

Ты и с землей управиться не смог!

Глядел и проглядел…. И не увидел,

Как зачалось спасенье на земле:

Слепец!…. Мариин Сын тебя обидел!—

Пес лающий, тебя посадят на цепь….

 

Сатана (в бешенстве.)

Держите их!…. Где ад? Где смерть? Где стража?

Где полчища страшилищей ночных?

Где Вельзeвул,– мой исполин громадный,

Чьи две руки,– как два широких знамя,

Как два торчащих на Ливане кедра,—

Поднявшись вверх,– ведут полки на бой.

—Где черный дух унынья и тревоги?—

Где ужасы, влетающие в душу?—

Где он, терзающий святынь подножье,

Тот пес мой лающий-дух отрицанья?…

Где этот дух суровый и холодный,

На жаркие вопросы душ немой,

Где Голиаф мой… где мой дух сомненья?..

Где сей клеврет,— сей царственный мой лук,

С которого люблю спускать я стрелы?…

Зачем не вижу лучшего собрата?

Где он, тот дух, — угодник человека,—

К которому, как к сладким сотам муха,

Душей и телом липнет человек?

Где бог сей плоти, и желудков жадных,

И роскоши, в которой тают души,

И разъедающей все члены неги?!….

Где, веющий заразою разврата,

Дух-чувственность?– Где эта язва века

И коренная рана человека?!….

Где старец тот, скелет, едва ползущий,

Трепещущий и в трепет приводящий,

Где голод, перед кем бледнеет все…

Где дочь моя, с своим зловещим знамем,

Которое, по широте земли

Развившися, с востока до заката

Унынием и пагубою веет:

Которое, из глубины лесной,

Приветствуют широким воем звери,

Сбираяся на тучный пир мясной?

Где ты, моя стожальная зараза?

И, ты стоустая, которой ноги

Быстрее волн, несущихся в моря,

Неуловимая как мысль, как воздух,

Бродящий звук, пролетная мечта,

Квас малый;- все в броженье приводящий,—

Огнь, искра, молния, из уст в уста

Влетающая…. Где?– Где клевета?—

Где костоедица сердец людских,—

Мое любимое исчадье, зависть?—

Где духи, демоны? Где мой народ?

Где легион полуденного беса?

И ты,– старейший из моих старшин,

Кичащихся народов властелин,—

Дух гордости…. Где вы?– Ваш господин

Знать на посмех оставлен здесь один?!…

 

Души злодеев повторяют свой хохот, и летят мимо сатаны.

 

Сатана.

Погибни все!!… Сражайтесь!.. Истребляйте!

Да будет все хаос и разрушенье!….

 

Тьма сражается со светом, порядок с беспорядком. Гимны ангелов встречаются с проклятиями демонов; из глаз разгневанного сатаны сверкают во все стороны длинные фосфорические лучи.

Шум, тревога и разрушение наполняют преисподнюю Между тем голоса жизни усиливаются за вратами ада.

 

Смерть. (подходя гордо ко вратам ада.)

Кто там пришел соперничать со мной?

Кто ты, дерзнувший, иль дерзнувшая,

Сойди сюда, к вратам сим непроходным!

 

Голос из-за врат.

Я та, которая по жилам всей вселенной,

По всем мирам, по всем миров суставам,

Как воля в членах человека,

Как звук, как мысль, мгновенно протекаю,

И все целю и все восстановляю.

В одно и то ж мгновение в звезде

Врачую недуг давнего изгара,

Иль неизведанных морей на дне,

И в погребах, под толщею гранитов,

Дыханьем червя вывожу на свет!….

Я бегаю по зыбким ветвям древа,

И по мирам, катящимся в выси;

Сплю под крылом певучей легкой пташки,

Или в икре зернистой рыб громадных,

Иль в лепестках душистой вешней почки;—

Летаю в бурях и по тучам бурным;

Сияю в мире по полям лазурным.

И высь, и глубь, и ширь, и долгота

Равно проникнуты, объяты мною;

Я трепещу в груди у человека

И в сердцевине древ, и в недрах камней;

Во все вхожу веселой, теплой гостьей,

И все меня, как мать свою, лобзают—

В воде, и в воздухе и на земле…..

И крокодил, и мошка, и былинка,

Зовут меня и радуются мною;

Незримая– я зримым облекаюсь,

И явное таинственно держу.

Я ангелов любимая стихия

И вечности заветное зерно;

Я жизнь!….

 

Смерть с ужасом отскакивает и скрывается в пещеры ада.

И, ощутя грядущую к ним жизнь,

Вдруг поднялись из тайных нор скелеты,

Иссохшими костями загремев;

И всяк бежал без смысла, без сознанья,

По памяти, по темному влеченью,

Искать своей утраченной души….

И, шумными из края в край толпами,

Кидалися и бегали скелеты,

И, зацепясь друг за друга, теряли

Иссохшие, белеющие кости;

Но, тайною магнитностью влекомы,

К соединению стремились члены….

Нога, прямясь, ходила как живая,

И голова за остовом катилась…

И двинулось, зашевелилось все,

Как под дождем зачахнувшая степь;

И как в морях стада всплывают рыб,

Чтоб сладостно, поднявшись вверх, дышать

Дыханием надвинувшей весны,—

На смоляных морях всплывали души,

И каждая ловила тонкий пар,

Росинку, каплю, надходящей жизни!..

Но бушевал змиеобразный ад,

Бия хвостом по огненным разливам…..

 

Ад.

Я слышу, жизнь стоит уже у врат….

Куда же смерть ушла с своей печатью?

Здесь, у ворот, сомкнитесь всею ратью!…

 

Легионы приступают к исходам преисподней, невидимый молот стучит троекратно во врата ада…

 

Хоры ангелов извне. (в третий раз.)

«Возьмите, князи, врата ваши!

Сe, грядет Царь Славы!»

 

Ад (глухо воя)

Кто есть сей Царь Славы?

 

Хоры (извне.)

«Господь Иисус есть Царь Славы:

Возьмите врата ваши, князи!….»

 

И вереи, как бури, заревели,

И распахнулися врата во ад!!

И морем свет втеснился в море мрака,

И дети тьмы, не вытерпя лучей,

Не смели, в трепете, открыть очей,

И черными закрылися крылами…..

И, с огненным мечем, из облаков

Простершися, огромная рука,

Гнала из бездны в бездну сатану…

И бегала испуганная смерть,

Как раненый охотником олень…..

А между тем все разгорался день,

И стал на миг и ад подземный раем!..

 

*

И вот Он Сам, на легких облаках,

Со знаменем алеющим в деснице,

Со знаменем и сил и торжества,

Разрушив мрак блистаньем Божества,

Влетел с победою в подземный мир.

Он победил, дотоль непобедимых:

Он победил и гроб, и смерть, и ад!!!..

 

 

 

IIОБЕДИТЕЛЬ АДА.

 

 

 

Как луч, как мысль, как дивное виденье,

Как благовонный ветр с долин цветных,

Он пролетел по всем изгибом ада,

И осветил проклятые места:

Их смрад заглох в тех ароматах чудных,

Что на крылах архангелы снесли

С долин, святых лазурно-изумрудных..

И стал Господь, как светоч, в темноте,

И расцвело, заутрилося в аде,

Как будто в нем сто солнцев вдруг взошло,

И теплый свет пошел из бездны в бездну,

И перед ним, как льдины на лучах,

Растаяли густыни тучных мраков,—

Остатки древнего еще хаоса….

Во образах огромных исполинов,

Они дремали в недоступных безднах,

В их мантиях,— скроенных из ночей…

И жизнь вошла в вертеп заветный смерти.

И радостно откликнулися души

На сладостный, приветный голос жизни,

Когда она, животворящим вихрем,

По всем тропам удолий пробежала,—

Как дух, как мысль, как пылкая мечта…

И в жизненном сиянии Христа

Все души вдруг от ран целиться стали,

И чудодейственно воссозревали

Для высшего, иного бытия!!….

И миллионы вдруг воспели в аде

Спасителя, сошедшего во ад!….

И притекли к Нему былые люди.

И вот идет великая чета:

Он был могущ, величествен и красен,

И дивен был первосозданный муж;

Весь из гармонии слитой, он был

Великого порядка представитель;

В нем было все; он сам был малый мир!

Но испытал он некое паденье,

И жалостно былое потерял;

Его глаза и члены искосились,

И сдвинулось все с места в нем.– И вот

Он шел уныл, и пристыжен, и грустен,

И с потупленною главою шел,

Расшибенный, великий сей калека!—

И об руку с ним дивная жена,

Сoгрустница его в темницах ада….

О, чем она когда-то обладала!!

Какою прелестью блистая дивной,

Она, казалось, вся была слита

Из звуков арф, из отблесков зари,

Из золота и синевы небесной,

Из блеска радуги, из капель рос,

Из тонкого благоуханья розы—

Из всех красот небесных и земных;

И не было земли в полунебесной,

И…. жизнедательницы имя (Евва значит: жизнь)

Дано праматери земных народов….

О, как тогда ее любило небо:

Оно в ее гляделось часто очи,

Как в зеркало эдемского потока….

Теперь вся тень, вся сумрак, вся тоска,

Вся огущенная печаль- она,

Согбенная, болезненная, грустно

За мужем шла, без света, без надежд!…

И не было разумного отсвета

На том лице, где ум сиял, как день:

То был Адам с своей печальной Еввой!…

И ласково Воскресший принял их,

И посветил им, грустным, чем-то в очи,

И ожили их, давние года:

Столетия слились в одно мгновенье,

И давнее им живо вспомянулось:

Тот чудный быт, тот чудный жизни сад,

И воздух тот и мощный голос Бога,

И та гроза…. И сладкий тот обет,

И горькое великого лишенье!….

И вот кора у них упала с глаз!

И вот стоял пред ними Искупитель!

Они Его узнали… И, не веря,

Еще глазам, уничтожались в счастье…

И возопил Адам великим гласом:

—«О мой Господь! потомок славный мой!

Ведь это Ты!… Ты Се, обетованный!

Коснись моей тоскующей груди!

Ее давно взломали вздохов бури;

Коснись моей несчастные главы:

В ней нет уж слез: она, как степь сухая!…

Но не гляди мне в сердце, в сей тайник:

Там все борьба, все мрачность, все страданье.

Ах! сколько я с тех пор перестрадал».

—«Прости Ты нас!» — рекла рыдая, Евва:

«Прости Ты нас за нас и за людей:

О! сколько бед и зла мы причинили!….

Они, чрез нас, безумно позабыли

Великого вселенные Творца,

И одичали их несчастные сердца….

Но сколько же, за то, мы претерпели?!…

Их каждый вздох, занозой в сердце нам

Вонзаяся, пронзал и мучил сердце;

И каждая слеза людей пожаром

Теснилась в нашу грудь…. И тот обет.

И тот обет,– то обещанье Бога,—

Казавшийся так близким к исполненью,

Обет святой, суливший избавленье,—

Был пыткою мучительной для нас!…

В пучине бед, следя за часом час,

Мы все ждали… ждали… И все напрасно!…

Не приходил ожиданный к нам свет!

Не веяло нам жизнью и прохладой;

Никто вестей о небе не давал,

Никто сюда с небес не залетал!…

Один наш враг, сорвав с себя личину,

Крутил огней бездонную пучину,

И над тоской Адама хохотал….

Но все прошло… И мы опять в Эдеме!

Ты к нам пришел и все принес с собой.

Дозволь же мне утешиться Тобой,

Мое дитя, мой сын, мой царь, мой Бог!…

Дозволь пролить любви и счастья слезы

У ног Твоих!… Но что я вижу?– Раны?!…

Твои ступни, Твои ладони обе

Прогвождены насквозь!… Где ж это было?…

Кто так и где с Тобою поступил?

С Тобой?… А Ты весь благость!– Где ж Ты был?

В каком плену?!.. Ты не был с нами в аде,

Тебя не мучили, как нас, огнем,

И смела ли б пучины сей гроза

К Тебе…. к Твоим святыням прикоснуться!?..

Ах!.. из очей Твоих одна слеза

Погасит в миг все бездны, все огни!…

Так кто ж пронзившие Тебя,– они?!…

Мне слышится, что я тут виновата!..

Мой Бог мне имя сладкой жизни дал,

А стала я причиной горькой смерти….

Я, младшая из тварей первородных,

Взята Творцом из мужняго ребра,

И, от ребра исшедшая, о, горе!

Я первородный грех ввела на смерть

И вот теперь я вижу,– наш желанный!—

Я вижу рану на Твоем ребре!!…

И вот, мне кажется, уста сей раны

Так и гласят: «та рана за тебя!!»…

Но кто ж они, пронзившие Святаго?

Кто поразил Тебя?… Какой злодей?

Который дух из падших легионов?!..

 

***

—Он там у вас был гостем, у людей,

И мучили Его твои же дети!!!…

Он склонил высоту,

И пошел в темноту

Со свечою своею негасной;

Чтоб светить и учить,

И людей вразумить….

И уж нас перемог он ужасной,

Но людей не возмог обратить….

И напрасно трудился Учитель,

И напрасен Его был урок; —

И небесных сокровищ Носитель;

Был не понят мудрец и пророк!…

Мы насмешкой слова Его стерли;

А твои же земные сыны,

К ним нисшедшего в дол с вышины

На тридревном кресте распростерли,

И, коварства и злобы полны,

Передавшися мести и гневу,

Неподсудного дерзко судя,

На четыре огромных гвоздя,

Пригвоздили невинного к древу

И глумясь над Святым Мудрецом,

Уж распятого злостно ругали;

И терновым, колючим венцом

Мудреца на кресте увенчали!!….

 

Голоса из ада.

Не мы.

Не мы!—

Не дети тьмы,

А дети Еввы и Адама!!!…

 

*

«О, горе нам!…… Нет больше оправданья!»

Возопияла с громким плачем Евва:

«Мы падшие, виной всего…. Вели ж,

Вели нас приковать к поддоньям ада

На тысячи и тысячи веков;

Хочу гореть, хочу сгореть, исчезнуть,

Чтоб выстрадать, чтоб искупить свой грех,—

Падение преступныя жены.»

 

Хор ангелов с высоты.

«Вы спасены!… Вы спасены!!

Прошли годины кар и гнева!….»

 

«Так кинемся ж скорей к Его ногам!»

Воскликнула рыдающая Евва:

«Сюда, со мной, преступный друг, Адам!

Целуй, в слезах, края Его одежды:

Мы будем жить!… Нам отданы надежды!!…

 

Хор с высоты.

«Вы спасены!… Вы спасены!…»

 

Евва.

«Вот две главы– и мужа и жены,—

Спаситель наш, лежат у ног Твоих,

Благослови ж преступников своих!…»

 

***

«Благослови!»… сказали патриархи.

«Благослови!»… пророки, преклонясь —

Вещали Господу: «прошли столетья

С тех пор, как Бог великий Иегова

Пред нами вдруг столетия раздвинул,

И ясно мы увидели Твой день,

И громко всем о нем заговорили.

О, как прекрасен был тот тихий свет,

Который нам сквозь мрак веков открылся!!…

Тот свет был… Ты, и, счастием дыша,

Мы видели, как Ты являлся миру,

Как новое сходило за Тобой!

А старое, как прах, с земли сметалось…

Как близок он тогда казался час

События и нового порядка!!…

Но вот века сомкнулися опять,

И в темноте ждали мы долго… долго…

Но Ты пришел….. Пророчества сбылись:

Зима и ночь былых времен отходит,

Дух истины стирает ложь с земли,

И новое, с весной преображенья,

Нисходит в мир, как праздник мировой,

Как счастие неведанное прежде:

Пророков царь возводит песни славы,

И таем мы в восторгах и надежде…..

Благослови ж предвестников своих!…

 

***

Благослови!…. Я раб и дланью смертной

Бессмертного Владыку осенял,

И, покоряяся веленью свыше,

Небесного крестил земной водой;

Тебе дано крестить огнем и Духом!….

Я был зарей, Ты солнцем шел за мною!…

Твои лучи, рассеяв мрак и хлад,

Согрели мир любовью неземною;

И семена, что Ты посеял словом,

Взойдут в веках величественной жатвой,

Под веяньем Божественного Духа;

И этот Дух, по манию Отца,

Сойдя, таинственно, обложит землю,

И явится Святое Обновленье,

Как новое, из хаоса, творенье!!!… .

Благослови ж предпосланного Богом,

Крестившего Тебя земной водой!…

 

*

И всех Своих благословил Воскресший!

 

 

 

ГРЕХ И ГИБЕЛЬ ДОПОТОПНОГО МИРА.

 

 

 

И вот, вдали восстал великий шум,

И тучами, одна тесня другую,

С журчаньем вод, бегущих с дальних гор,

И, с шепотом неясно-сиповатым,

Как шорох крил станицы птиц ночных,

Со всех сторон неслись станицы душ,

Запуганных, прожженных, осмоленных,

Тоскующих, больных, голодных душ,

Сложивших плоть в погибели великой,

В потопе, вызванном грехом великим…

 

*

Видали ль вы, на утренней заре,

На предрассветном небе густо-алом,

Блеснет в выси одна златая точка,

И вздвижутся роями миллионы

Пестреющих, жужжащих насекомых;—

И эти все крылатые монады,

Влекомые таинственным позывом,

Вся эта жизнь,– безбрежно-разлитая

По частностям, по неисчетным видам,—

Летит к одной горящей Единице:

Так тысячи, так миллионы душ

Неслись по тьме к явившемуся Свету…

Они неслись — те допотопных души—

Одетые подобьем прежних тел,

И в саванах, скроенных из туманов . . . . .

Меж ними шли потомки великанов:

Огромные, как башни, исполины,

С огромными размерами костей:

Шли призраки, шли длинные скелеты,

Шатаяся, как темные леса!….

То поколение от двух пород:

Небесные сыны Иеговы

Сходили некогда на землю нашу… …

Светлеяся, в своих лазурных ризах,

В лучах венца на золотых кудрях,

Голубоокие сходили вниз

К красавицам наземным чернооким. —

Влекомые магнитным взглядом дев,

И белизной трепещущихся персей,

Неслись они, как пчелы на цветы,

И пили мед из чашей уст коральных:

Но этот мед– был питие забвенья; —

А руки дев, лукавые змеи,

Вокруг гостей, ласкаясь, оплетаясь,

Ловили их в заманчивые сети… —

И гаснули небесные в земном!…

 

*

Слиянные из воздуха и света,

Ширококрилые орлы небес,

Опутавшись пленицами земными,

И ощутив к земле влекущий вес,

Права и власть и прежний блеск теряли,

И за пером перо, что день, роняли

Из розовых и огнезарных крил:

Так вышнее соединялось с нижним!…..

Осуетясь, в шуму земных забот,

Как звезды падшие на дно болот,

Они свое небесное губили,

И на земле земному подчинялись!!….

Но уцелевший, прежних сил остаток,

Был проявлен, в их незаконных браках,

Отродием громадных исполинов …. (Православная Церковь принимает это место не в буквальном его значении, имея в виду две линии: Сифа и Каина; и полное право имеет на это наша Православная Церковь.— Но автор легенды,—поэт светский,– придержался мнения, принятого в светской литературе.)

 

*

Тогда земля прияла вид иной:

Прошли века и пастырства и детства,—

Века маститых патриархов жизни,

И золотой, беззлобной простоты…

В быты людей вломилося коварство,

И на полях, дышавших ароматом,

Запахло кровью, трупом и войной:

Война, восстав, гремела и громила,

И верх взяла, над воплем правды, сила!!..

По памяти о городах небесных,

Могучие, ломая ребра скал,

Сдвигали их, громады на громады,

И на земле построилися грады,

И прозвали их делом исполинов.

Тогда раздор вспрянул, как дикий вепрь,

И подняла кровавый стяг обида,

И захворал корыстью человек:

Топор пошел губить лесов густыни,

И плуг изранил грудь младой земли:

Земля заплакала!!…. А человек

Стал мстителен, непримирим и зол;

Во все дела втеснилося лукавство,

И на земле не стало простоты!!…..

То было все последствием паденья,

Развитие эдемского греха,

Который весь, из рода в род позднейший,

Передавался с жизнью поколеньям,

И веяньем тлетворным в жизнь входил,

И всасывал в себя сердец невинность,

И всасывался сам, с млеком, от детства,

И, прирожденный недуг человека,

Он плевелом взростал на нивах душ,

И разростался по сердцам народов……

А некогда,— когда преданью верить,—

Земная жизнь людей еще была,

Как летний день, спокойна и светла:

В гармонии земля стояла с небом,

И лучшие и чувства и дары,

Как испарения, как росу сердца,

Покорная, на небо воссылала;

А небо ей отдаривало щедро

Дождем святым незримых ощущений,

Благословения, любви и мира;

И тесные соотношенья были

Меж небом и землею первобытной……

Но, изменившуся порядку, страсти

Владычество над сердцем одержали:

Осуетили ум, пленили чувства,

И косвенной дорогой повели

Заблудшие младые поколенья…..

Тогда сердца, изъеденные молью

Заразного порока и греха,

Злосмрадием пред небом закурились.

И древнее дорадужное небо

Уж не лобзало грешных уст земли!!…..

И стали плоть…… и плоти поклонились (В Библии сказано; И сказал Бог: «Не будет судить дух мой над человеком во век; он только тело!» —А далее; и увидел Сущий (Бог), что велика злость человека на земле».)

Заблудшие, в кривых своих путях….

И, буйные умом и духом люди,—

Кичась собой, они хотели землю

Отмежевать от общего порядка,

И вывести из под законов неба,

Из мировой гармонии вселенной….

И в оны дни, восстав на Бога духом,

В безумии, сказать дерзнули Богу:

«Господствуй там, в заоблачье своем,

А нас оставь с землей и нашей волей;

По-своему мы землю перестроим;

И целью будем — сами для себя!»…..

И Бог на зло им руки развязал,

И воли их раскинулись широко;

Но тайный рок слепцов подстерегал,

И гневное над ними рделось око…..

 

*

—Не верили,– когда раскрылись хляби;

И поднялись небесные решетки, (Так сказано в еврейском подлиннике)

Когда вода кипела и росла;

Когда елень, ветвистыми рогами

Запутавшись, повис в кудрях лесных,

И рослый дуб и лес нагорных кедров

Спозналися с стадами рыб морских,

И серебром живым очешуился

Зеленый свод затопленных лесов,

И шереспер засел в гнезде орлином!

 

***

Не верили,– когда в златые кровли,

В высокие верхи палат гранитных,

Вонзившийся, завяз с разбегу плот,

Где у руля сидели смерть и голод;

Где вихрь трепал власы у жен и дев,

И пестрые одежды красоты,

И серебристые седины старцев……

Там отдавал монарх свою корову

За бедную кроху гнилого хлеба;

Там гаснули младенцы у грудей,

Иль ползали по трупам охладелым,

Ища сосцев, ища у смерти жизни!!…..

 

*

Не верили,- когда все нити обществ

Рвались, и рушились с безвластной властью,

И все творение рассотворялось…..

Не верили,— когда их города,

То по пояс, то выше плеч в воде,

С клеймом греха, пред гибелью бледнели,

И страшный вопль мешался с страшной бурей..

 

***

Не верили, — когда вершины гор,

Под пологом всемирного дождя,

Чуть виделись, как темные крупинки;

И редко где являлся человек,

Скользя, как тень, исчахлый, заморенный,

С потупленным, пред явной смертью, взором.

А духи зла скакали по волнам,

И хохотали над всемирным горем…..

 

***

Не верили,— когда все волны рек

В одно плывучее слилися поле;

Когда устали руки хоронить,

И для могил не стало места боле!

А целые народы трупов, страшно

Распухнув, посинев, носились молча,

И по местам сдвигалися мосты

Из стиснутых волнами мертвецов,

С открытыми глазами, вверх лицом,

Где отпечаталось волненье дум,

И ужаса обманутых надежд,

С которыми волна их захлеснула!….

 

*

Не верили,— когда громадный мамонт,

Или мастодонт,— косматая гора,—

Огромные свои расширив ноздри,

Среди голов, торчавших из потопа,

Барахтался, над мутною волной, —

Ища вотще прогалины сухой;

И смирно волк в овечьем плавал стаде;

И лев и кит– цари лесов и волн,—

В грозе стихий, впервые повстречались….

И, в высоте полета быстрых стрел,

Станицы птиц, и царственный орел,

С пронзительным, в дожде, носились криком!….

 

***

Не верили,– когда кипящей серой

И камнями стреляли вверх вулканы;

Когда, раскрыв их страшные уста,

И ими вся тревожно ощетинясь,

Земля боролася с напором вод,

Пока водой все жерла захлебнулись….

 

***

Не верили,– когда со дна морей

Черепокожные и камней груды,

И острова кораллов и песков,

Взбурясь в один ужасный кипяток,

В лицо горам порывисто хлестали!!…

 

*

Не верили,— когда соленый вал

Пошел, и стал на пресные вершины,

И в воздухе сошлася рыба с птицей….

Не верили… и потонули все!!…

 

—И вот теперь явился к ним Спаситель

Которого не слушали тогда —

Ни таиных слов, ни явных предвещаний….

И вот Он им принес любовь за злобу!

И, Славы Царь, кругом благословляя,

Всех осенил десницею своей;

Всем подарил великую надежду,

И проповедал всем Благую Весть—

Весть дивную о новых временах,

О счастии, о возрожденье мира;

О царствии Господнем на земле!….

И заключил их, отчужденцев, в Бога,

В объятия любви их заключа………

И за руку Царь Славы взял Адама,

И вывел вон, и всех пророков вывел….

 

***

И вот гремит во храмах песнь победы:

— «Ты,– в образе раба, сошел с небес;

Тобой земле принесена отрада;

Ты полонил все силы ада,

И победителем воскрес!!……

 

Где ж твое жало, смерть?

Где твоя злоба, ад?!

Дивный явился;

Ад разорился,

Смертию смерть попрана!»……

 

 

 

ИЕРУСАЛИМ.

 

НОЧЬ ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ.

 

Иерусалим кипел смятеньем….. Чудно

В нем было все: еще затменье длилось,

Лишь кое-где проглядывал просвет

От звезд.— Зажглись огни, и древний храм,

Великий храм, былой ковчег святыни,

Храм, полный алтарей, жрецов и жертв

И воплей агнцев,– (уж ножи висели

Над выями увенчанных овнов),—

Был полон весь курений благовонных

И облаков слоисто-млечновидных:

Дымился длинный ряд кадил златых,

И тысячи серебряных дымились… (Кадильниц златых и серебряных было в храме семьдесят тысяч.)

И седьми-свещники на облаках,

Как звезды дальние, в выси сверкали:

От них лучи огнистые сияли,

И преломлялись в тысячи отсветов,

То в радужных отливах перломутра,

То в золотых, высоких алавастрах,

То в серебре узорчато-витом

Широких мис, жбанов высоковыйных,

И конобов, кудряво испещренных;

То на резьбе треножников златых.

И чаши дивные, в размерах дивных,

Светилися с названием морей:

Та– изваянная из меди чистой,

А та звалась: «серебряное море»….. (Соломон называл морями огромные чаши, сделанные им для храма: одна именовалась морем медным, другая морем серебрянным.)

И много там еще сияло див,

И ангелов с подъятыми крылами,

И шестокрылых серафимов. — Все,

На мраморных и бронзовых ступенях,

И на коврах и тканях Вавилона,

Казалось, славили, раскрыв уста,

Великого Зиждителя Вселенной!…..

И много там летучих было тканей:

Они, как дым, как легкий пар удолий,

Вились кругом по кольцам змеевидным:

То седьмилентием сияя радуг,

То пеленой, омоченной в заре,

То полосой белеющего утра,

То зыбкою, серебряною дымкой,

Струистою, как воздух лунной ночи……

И, в высоте, в сребро-сафирном своде, —

Как солнце храма,— весь в лучах и в славе—

Таинственный являлся треугольник,

Над рощею бегущих вверх столпов,

Из мрамора и кедров Ливанова,

Из розовых гранитов и порфира,

Увенчанных то листьями златыми,

То виноградною лозой с кистьми,

То полными кошницами цветов,

Со множеством и ветвей и плодов,

Со множеством гранат и мандрагоров,

И цельных пальмовых вершин,— искусно

Из золота офирского литых!!….

 

Так некогда сиял сей дивный храм,

Во дни чудес, при дивном Соломоне,

Когда он весь был полон Божьей славы,

И Божии над ним стояли очи….

И в треугольнике, в отсветах ярких,

Четверобуквие, как ряд созвездий,—

Во имени сияло «Еговы!»..

И каждую из букв, священно-тайных,

Сто ангелов невидимо хранили…..

 

В торжественной одежде Аарона,

С двурогою тиарой на главе,

С нагрудником из светозарных камней,

Двенадцати коленам соответных,

В хитоне голубом, с златым обводом,

Унизанным кругом колокольцами,

В кидаре, с поясом злато-блестящим,

И в белой льняной верхней ризе был

Первосвященник— на чреде служебной.

Но дух Иеговы уже слетел

С его главы мятежно-нечестивой!..

Неистовый огонь из серых глаз

Его сверкал, он весь дрожал, как Каин,

Но силою своей железной воли

Превозмогал мятеж сердечных чувств…

Его чело и выя медяные,

Как будто вылиты из бронзы.– Но,

В дыму кадил, прочесть не можно было,

Что ад писал на медном сем челе

Свирепого жреца богоубийцы!!….

То был Каиф!… Он перед тем изрек

Кровавый суд на Бого-человека,

И осужден им Бого-человек!!….

И кровь Христа уже на нем кипела!!!

Он подал знак, — и вдруг тьмы тем тимпанов,

Шостотарот, софар,— ряд труб рожаных,

И кованных звонко-поющих труб,

Гудящий машрокит, маграф звучащий, (Древние музыкальные орудия Евреев.)

И рев рогов витых и гул гуслей,

Свирель свистящая,– цимбал звяцанье,

И вихри звонкие, со струн органных,

И хоры громкие певцов прихрамных,—

Зарокотав, отзвукнув,– загремели

Песнь восхождения, и Галлелуйя,

И древнюю пустынь Синайских песнь,

Воспетую, в горах Гeсионгaвер,

Когда народ,– сороколетний странник,—

Рекою тек за огненным столпом,

И нес с собой– родоначалья символ—

Иосифа прапращурские кости

В объятия земли обетованной….

И вдруг ее– предмет обетованья,—

Увидел с гор, и песнью загремел….

И вот теперь– та песнь пустынь Синайских,

Раздавшись вдруг, в своих трескучих звуках,

Уже неслась по всем притворам храма….

И тысячи искривленных ножей

Над агнцами заклания блистали….

Вдруг целый храм охвачен чем-то стал,

И что-то страшно стало в храме…. Вдруг

Промеж людей столпленных, заходили

Какие-то видения…. Им всюду

Открыт был путь; с покрытой головой,

И в саванах, по гробовому сшитых,

И в пеленах гробовых шли они;

И лица были их желты, как воск,

Или синелися, как давний труп!!.

И в их глазах, могильно-неподвижных,

Была какая-то не наша жизнь,

И веяло от пришлецов землею….

Они не шли -по воздуху скользили,

И двигались, как мысли, без препон,

По всем углам, по всем тайницах храма….

— То были мертвецы!!… Они восстали!…

Когда Христос власть ада сокрушал,

Он выслал их, да обличат живых,

Судивших суд, неслыханно-пристрастный;

И, чтоб живым открыть судивших срам,

Явились мертвые толпой во храм,

И все грозой тревоги закипело……

И выпали ножи из крепких рук,

И недорезанных ягнят стада

Из-под цепей цветочных побежали…

И оробел кандило-возжигатель,

И спутались все тысячи кадил,

Взмахнутые высоко на цепях,

И углие посыпалось, как дождь….

И раздались невидимые гласы:

— «Оставим их!… Оставим этот храм:

Они Невинного замучили!….» И вот,—

Без помощи и воли человека,—

Двенадцать кипарисных врат резных,

Вздохнув на вереях, раскрылись с шумом,

И сила вышла вся из храма…..И…..

Великое явилось в алтаре:

Муж древний, с белою брадой, в тиаре,

На высшие ступени смело стал,

И произнес могильно-звучным гласом:

— «Конец пророчествам!… Они сбылись!

Все совершилося!!… И днесь сошло

То новое, обещанное время,

О нем же Аз благовестих векам;

Оно сошло….. но не на радость вам:

Он распят здесь непризнанный Мессия!

Погибнет град!— Погибнет храм!

И горе вам!— И горе вам!»……

И скрылся он– пророк Иеремия!……

Кружилося и волновалось все:

Жрецы и слуги их, народ и люди,

Из всякого языка в поднебесной:

Парфяне, Мидяне и Эламиты,

Из Каппадокии, из Понта, из Асии,

Месопотамии и Памфилии,

Из Фригии, Египта, Киринеи,

И от песков Ливийских и Арабы;

Критянин, Адрамит и пришлецы

Из пышного, властительного Рима……

Из разных стран, в своих одеждах разных,

Толпилися, кричали, волновались…..

И помост храма всюду был покрыт

Цветами жертв, и кровью, и елеем,

Струившимся из дорогих лампад,

Низвергнутых кипящею толпою;

И стол златой, и тысячи столов (Во храме Соломонове, кроме стола златого, считались тысячами столы серебряные, яшмовые и проч.)

Из серебра и яшмы и лазури,

И седьмисвещники упали в прах,

И гнал толпы к толпам незримый страх..

И было все смятенье и тревога,

И глас гремел разгневанного Бога!!…

А между тем, другие мертвецы

Носилися везде по стогнам града,

И многие в дома свои вошли,

И сродникам и ближним показались…..

И пришлецов недвижные уста,

Как голос труб, гремели про Христа….

 

А все еще стихии были в споре,

И силы спор вели промеж собой.

Невидимо кипел жестокий бой,

Как некогда в хаосе довременном

Дня первого на радостном рассвете,

Когда холодная, немая ночь,

Мать призраков, страшилищ и туманов,

Вступала в прю с прекрасным, юным днем….

Или когда,— еще до человека,—

На вышедшей из темных бездн земле,

Боролися крылатые драконы,

И ящеры и длинные змеи,……

Так силы все боролись над Салимом,

И в воздухе, под ризою ночной,

Со свистом бурь мешался чей-то вой,

И вторились,– где вздох, где плач, где клики,

И плавали толпами чьи-то лики

Под зыбкою, туманной пеленой…….

И высотам, еще страдавшим в споре,

Среди грозы и ночи буревой,—

Повсюду глас носился гробовой:

«О, горе вам!… Иерусалиму горе!!…..»

—И ангелы, сокрыв свои лучи,

И опустив крыле, ходили грустно

По каменным плитам лифостротона,

По крестному пути, где шел Христос,

Где Мать Его точила сколько слез!!!

Одни из них стояли у Креста;

Другие же в кристальные фиалы

Пречистую сбирали кровь Христа,

И Девы Марии– святые слезы….

И всяк с собой как драгоценность брал,—

Кто гвозди, кто копье, кто губу с отцом,

Кто терновый венец Христа иглистый,

Упитанный Страдальца кровью чистой;

Кто лозы, бившие Его, сбирал;

Кто извлеченные из ран занозы….

А между тем кругом шумели грозы,

И до великого полночного часа

Неумолкаемо звучали голоса!!

Туман и ночь надвинулись, как море,

И в темноте гремело: «горе! горе!»…

 

 

 

ОН ПОНЯЛ!

 

 

1.

Пришел полумертвец безгробный,

И видя Мертвого Христа,

Постиг всю тяжесть казни лобной,

И понял ужасы креста!…

 

2.

Значенье понял он распятья,

И, над Христом склонив главу,

Шептал: «Мятежник был… и тать я!. .

А цел!.. и все еще живу!!…

 

3.

Живу, хоть жмет могильный холод,

В ушах и в жилах слышу звон;

Ведь на меня свой страшный молот,

Уж мстящий поднимал закон!….

 

4.

Вели на казнь… и вдруг свобода!

И я,— игра людских страстей,—

Я,– волей буйного народа,—

У смерти вырван из когтей!…

 

5.

А Он?… о нем гласила слава:

Он стоит алтарей и жертв…

А Он!?… но без него Варрава

Теперь, как Он, лежал бы мертв!!!

 

6.

Варрава жив!… но вот Голгофа,—

Под тяжестью крестов стеня,

Судом верховным Саваофа,

Грозится рухнуть на меня…

 

7.

Уйду!… уйду!..» и стихнул голос,

В его трепещущих устах;

На голове встал дыбом волос,

И ущемил за сердце страх!…

 

8.

И он бежал…. меж тем лилися

Благоуханья на Христа…

Ему ж сдавалось, что гналися

За ним Гóлгофских три креста!!!…

 

 

 

ВЕРХОВНЫЙ СУД.

 

 

 

«Ныне суд миру сему и проч.» [Еванг. Иоанна]

 

 

 

 

Великие весы на небесах,—

На коих Бог развешивал миры,

Судьбы держав и жребии народов,

Подъятые невидимой рукой,—

Шатались…. Им звезды уступали….

И ангелы со всех небес слетали,

И далеко в выси недостижимой,

Где густо-пламенный престол сиял,

И веяло, кругом, светодыханьем,

Иеговаг– на силах– восседал:

Весь в славе, весь в огне, и весь в лучах;

Так Он сидел над мировым потопом…

Прах ног Его– стоцветны облака

Клубилися, как длинная река

Из яхонтов и роз и перломутра….

Сто солнцев перед Ним, в године той,

Казались искрою… ничем…. мечтой!…

Слуг огненных и трепетников сон,

Держащий молнии и звонкий гром,

Оцепенел в бесстрастии святом;

Сто хоров ангельских держали лиры

С настроями жизне-обильных струн,

В которых каждый звук- душа и песнь:

От песней тех светлее блещут звезды,

От песней тех мрачнее воет ад!!..

И по краям раскинутых небес

Седмь ангелов– седми времен различных—

Держали таинства своих времен,

Над числами заветными сокрытых,

И седмь других— глашатаев чудес,

Седмь седми- гласных труб, горе держали…

И в высоте носился Божий Дух, —

Дух мудрости, Дух сил, властей и гроз,

Взбегающих на землю ураганов,

И пенящих морские бездны бурь;

Сей Дух, судьбы творения ведущий,

Рассотворяющий и вновь творящий

Владычества и царства и державы,

Сметающий обломки древних царств,

И города и здания гордыни….

Дух, в веянье таинственном своем,

Как с темя гор, бегущая река, —

Влекущий, в зев всеобщия могилы,

Быты людей, народы и века….

Но в этот миг все было святолепно,

Торжественно, благоговейно, чинно,

Светoблагословительно и стройно,

И содрогательно и светолитно.

Вселенная круговращалась чудно,

От вечного начала, без начала,

К концу, Ему же несть в веках конца!….

—Светил, в выси дрожащих, миллионы

Качалися, как капли на листах,

И ангелов предтронных легионы

Теснились, рдяные, в лазурных высотах:

В хитонах из зари, в венцах алмазных,

В сандалиях, истканных из лучей:

Огонь пылал из их живых мечей,

И радужны их были лентионы…

День, ночь, страх, радость, скорбь…. И жизнь и смерть,

Судьба и случай, рок, беда и счастье,

Ждали его властительного слова;

И шли чредой невидимые силы, —

Посланники из вечности молчащей;

И слуги все к нему стремили слух,

И трепетники все на высь глядели

На Бога сил и Бога бытия!…

И всеми вдруг взмахнув шестью крылами,

Будили вечность трехглагольной песнью:

«Свят!… свят!… свят!… трикраты свят,

Кто был и есть и будет вечно… вечно!!!»…

 

***

Так Он сиял,– Самовластитель сил,

Отец веков– Начало без начала:

Свет всех светов и Дух духов, внутри

И вне– всегда присущно-сущий всюду:

Единый, Сый и Бог Предвечно-Вечный!…

Он– (солнце-солнцев) Сыном воссиял,

А Духом веет по своей вселенной…

Он был до бытия, и все в Нем было;

И Он изрек великое: «Да будет!»….

И позвал свет, и свет Его послушал!..

—И вот Он Сам здесь выну председал,

И все светящее пред Ним бледнело.

И на мизинце у Него висело. (Выражение из книги Симеона Нового)

Тьмочислие созвездий и миров!…

И вот Он стал судить грехи людей,

И устроялся суд великий миру.—

Ужасная минута наступила:

Земля-преступница, дрожа, стонала

И отдала все тайное на суд….

И выслал ад в улику легионы:

Тризевные,— зубчатыми крылами,

По воздуху раздранному свистя,

Чудовища роями полетели,

И зачернил полет их высоту!….

Несли меха и грязные сосуды,

И в них грехи кипели человеков…

И клали все на чаше роковой,

И переполнилась грехами чаша,

И в бездну гибели уже неслась

Под тяжестью свинцовою грехов!…

Был страшный миг…. Судьба решалась наша!

И ад ревел, и демон хохотал,

И человек судьбы своей не знал!!

Но плакали о людях чада неба……

 

***

Вдруг кто-то звездочкой вдали мелькнул,

За ним другой, и оба ближе… ближе….

То два архангела с земли неслись,

И в их руках сияли два сосуда,

— Как будто две катилися луны….

И вот один поставил свой фиал

На праздную, поднявшуюся чашу,

И ощутила вес священный чаша,

И стала вдруг с соперницею рядом,

И уравнялися весы судеб…

И ад взревел, и шлет проклятий грозы,

И все гонцов с грехами насылал,

И тяжело стоял святой фиал:

В нем Богородицы сияли слезы!!!

И каждая благоухала раем,

И в каждой капле тех бесценных слез,

Горели вдруг все небеса небес,

И лучезарились любовь и милость?!…

И хор гремел в зазвездных высотах:

«Богом избранная,

Духом венчанная,

Небо носившая,

Бога родившая.

Матерь и Дева слезы лила—

Слезы за Сына и за людей,—

Слезы бесценные,

Перлы нетленные,

Слезы, которых не знала земля!!!»…

 

*

А все еще кичилась глубина,

И не было у чашей перевеса;

Но вот другой сосуд архангел ставит,

И в миг настал чудесный перевес,

И плески грянули со всех небес, —

И унеслась, как дым, с грехами чаша,

И все грехи огнем любви сожглись!!!…

—Он победил спасительный сосуд!

Он умягчил Предвечной Правды суд?

Что ж было в нем?… Одна лишь капля крови,

Последняя Христовой капля крови.

(Он отдал всю, всю кровь Свою за нас!!…)

Архангел, весь слиянный из любови,

Снял бережно ту каплю со креста…

 

*

А между тем, уж Царствие Христа

Торжественно открылось в тайнах неба,

И населения ждало с земли!…

 

 

 

ЦАРСТВИЕ ИИСУСА.

 

 

Там не было ни солнца, ни луны,

Ни сумерек, ни полдня, ни зари,

Но цельный день, незаходимый день,

Горел, как жизнь, в своих отливах чудных,

В тиши долин, сафирно-изумрудных,

Среди садов,— всегда живых садов,—

Под высотой священно-голубою,

Где легкие, как мысли, облака,

Слиянные из роз и перломутра,

В сем вечном дне, без вечера, без утра,

Носилися с живой своей водой,

И сеяли, в дождях животворящих,

Целение и младость и красу

И возрождение… Там пролетал,

Как музыка, порою, Дух незримый.

И навевал гармонию и жизнь,

И дивные, возвышенные думы…

Там чудное слиянье было зорь:

И золота, и радуг и лазури;

Не знали там ни туч, ни слова: «бури!»

Ни веющих уныньем непогод.

Там у небес не видно было края,

И не было заката у светил;

Там вечный свет горел, не догорая,

И вечная светилась тишина,—

Как мысль в уме, в том жизненном эфире;

И, лучезарием своим волна,

Вся плавала в ненарушимом мире

Та непостижная для нас страна,—

Как в бесконечности святая вечность…

Там говоры не для земного слуха,

Явления, из бытия и духа,—

Вне области и глаза и руки. …

 

*

Там не было ни зноя, ни тоски,

Ни холода, ни смерти, ни страданий,

Ни смрадного наземного греха,

Ни гнусного наземного порока. —

Там не было слезы, меча и гроба…

И не могла туда достигнуть злоба…

Там не было сжимающего страха,

Ни огнепламенных порывов гнева…

Одна любовь– душа всего– любовь,

Как дух, как мысль, везде себя являла,

Как теплота,— живила, согревала,

И разливалася, как все во всем!

Там не было вещей земных и тленья,

Но первообразы вещей… причины

Причин земных, начал начала… Там,

Праматерь всех и образом и видом, —

В божественном безвидии своем,—

Там Истина жила в порядке вечном,

И бытие не истощалось… Сладко

Там было быть и быть… Все без конца!!..

Там счастие уж перешло в блаженство,

И что там было,– было совершенство!…

 

***

Там не было ни веса, ни размеров,

Ни тяжести, ни немощей земных;

Ни наших мук, ни наших лет гнилых;

Там не было ни завтра, ни вчера,

Ни сроков, здесь нам шепчущих: «пора!»

Ни суеты, кружащей наше племя:

Туда от нас не долетало время!…

 

*

Там не было ни плоти, ни костей,

Ни огнедышащих земных страстей,

Там не было и наших слов трескучих:

Мысль– мысли там, понятно чувству чувство….

Там не было толпы и тесноты,

Ни самости, ни наших: «я» ни «ты»;

Но все, во всем, сливалися неслитно;

И, в широте бессмертия и духа,

В сей стороне гармонии и света,

(Где почивал, как вечность, вечный мир).

Все двигались, как звуки стройных лир;

Но были то все мыслящие звуки!…

И было там свиданье без разлуки!…

Там день был — жизнь; там воздух был— надежда,

И питие духовное– восторг;

А пищею неистощимой– Бог!!!

 

***

Там, в сей стране, в сем царстве Иисуса,

Где не было ни плоти, ни теней,

Ни язв, ни слез, ни крови, ни скорбей,

Где осязаемо сияла радость,—

Ходил один с своею земною плотью,

Один сам-друг с своею длинной тенью,

И с язвами сквозными на ногах,

И на руках глубоко прободенных…

Но далеко в груди окровавленной,

Светилась в нем, звездою световой,

К а к а я – т о   т а и н с т в е н н а я   к а п л я…

 

 

***

И то был он!… Там все его виденья:

Тоска души, вопросы, тайны жизни,

Предчувствия и предсказанья снов

Разрешены.— Там только он узнал

Все, что в себе хранит и жизнь земная,

И что он сам в груди земной хранил;

Узнал, по ком так сердце тосковало;

Узнал, чего ему недоставало;

О чем в тиши так плакала душа,

К чему влекло несознанное чувство!!…

Там он узнал разгадку всех загадок,

И ключ нашел ко всем задачам жизни..

 

***

И стихнуло души его волненье,

Погас огонь его томившей жажды:

Елень достиг прохладного потока!…

Сбылося все, чего он ожидал:

Предчувствие преобразилось в чувство,

И веденьем предведенье явилось.

Все сны его существенностью стали;

А грусть былой существенности– сон!…

И, жизни гость, тут исцелился он

От язв души, пронзенной жалом скорби,

От нажитых в земном сердечных ран…

Рассеялся сомнения туман,

Рассеялись земных обманов тучи,

И чары дум и взрыв и пламень жгучий

Страстей земных, желаньем вскипяченных…

И и с т и ну, в красах ее священных,—

И все, чего в ночи земной искал,

Счастливец, он в сиянье дня узнал!!…

И кинулся жених к своей невесте,

И в полноте блаженства исчезал!!!

И то был он,– блаженный первораeц!!

Сей плод, созреть не могший в бурях жизни,

Дозревший только на своем Кресте,

(Под веяньем Христовой благодати!!)…

И вот, в раю, он упредил пророков,

Сих вековых терпельцев упредил,

Сей блудный сын, дитя степей, разбойник;

Но вознесен туда он словом Слова

И К а п л е ю Т а и н с т в е н н о й своей!…

 

 

К О Н Е Ц .

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ И ОСНОВНЫЕ МЫСЛИ ЛЕГЕНДЫ:

«ТАИНСТВЕННАЯ КАПЛЯ».

 

 

 

ТАИНСТВЕННАЯ КАПЛЯ.

 

Ясна для чувствительных,

Темна для чувственных.

 

 

 

Эта капля для немногих,

Для немногих лишь видна:

От умов сухих и строгих,

От гордыней круторогих,

Закрывается она…..

В шумном людстве, нелюдимкой,

Под таинственною дымкой,

В тишине и невидимкой,

Любит быть она одна…..

Только сердцу, только вере,

(Как кристал в своей пещере),

В полном смысле, в полной мере,

И закрытая ясна…..

Не по ней гроза волнений,

И упрямство наших прений,

И лукавый мыслей ход:

Море мертвое сомнений

Каплю хламом занесет!…

Искрясь верой благородной,

На руке она холодной

У безверия замрет!….

Скройся ж, капля, для немногих,—

Для немногих– до поры,—

От нападков быстроногих,

От гордыней круторогих,

От гонений века строгих, —

От опасной с ним игры!….

 

 

 

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ.

 

Предвечный Младенец, Дева-Матер, и старец Иосиф (обручник), суть главные лица в картине, изображающей бегство святаго семейства, сопровождаемого невидимо силами небесными. Это, и целый ряд последующих описаний – почерпнуты из Евангелия, но не буквально ( Эта оговорка сделана для тех, которые полагают, будто бы не должно быть ничего общего между истинами евангельскими и поэзиею. На это известный Эдуард Кине отвечает: «Эти люди отдали воображение язычеству, а верование Христу, и тем раздвоили единство внутренней жизни.— Только Мильтон, с Потерянным Раем, и Клопшток с Мессиядою успели ввести опять Христианство в поэзию –Шатобриан, наконец, низвел с подножия идеал языческий, и всего человека,- с его умом, сердцем и воображением, отдал Христианству.- Нам собственно утешительно припомнить, что: наша Церковь ублажает память Св. Григория Богослова, которого современники (язычники) называли: сладчайшим поэтом. —У нас писали стихами Симеон Полоцкий и др. И сам Св. Димитрий Ростовский сочинял драмы (см. Росс. Вивлиофику), и уважал поэтов классической древности.)

Поэт, как и живописец, заимствует только содержание, а обстановку и расцветку предоставляет себе, по требованию обстоятельств.

В картинах своих автор, вместо красок, употребляет слова: живописцы говорят кистью, поэты рисуют словами.

Автор легенды должен заметить, что в плане несложном, простом, и в поэтическом изложении своем он не имел свободы, присвоенной поэтам и романистам; оттого, может быть, и не удовлетворит везде строгим требованиям, так называемой, художественности (Если б автор имел право просить своих читателей о чем либо, он попросил бы их не искать в его легенде ни стихов, ни поэзии, а искать одной истины, которая и была его целью.).  Все выражения свои автор подчинял условиям предмета. Он писал под условиями: а) библейского предания; b) исторического порядка; с) местностей описываемого края и нравов; d) эпох, имевших свой современный цвет, (автор старался, чтоб на всем, по возможности, отражался местный колорит), и более всего: под условием догмы и строгого воззрения Православной Церкви (В этом случае автор руководствовался указаниями высокопросвещенных духовных лиц и даже тех, кои, по званию или внутреннему призванию, уклонясь от суетливых дорог шумного мира, ищут путей уединенной, внутренней жизни.).

В этом смысле, автор (как и следовало) не дозволял себе изменять слов Спасителя, а передавал их в том самом значении, как они (слова Богочеловека) достигли до нас в четверотрубном гласе евангельском.

Словом, автор писал картину (Есть живопись церковная, (иконы, иконостас), для церквей; есть другая светская — просто картины, портреты, эстампы. Пред иконами теплятся свечи; на эстампы, картины и портреты смотрят как на изящное. Христу в иконе молятся;— Христу в картине, если она изящна, удивляются. Наша легенда не заключает в себе икон; в ней тольк0 п0ртреты и картины, и судить о ней должно, как о произведении чисто-литературном, — основанном на предании народном.— Подобные легенды, пользуясь полным покровительством Церкви, имели большой ход в Средних Веках, и сохранялись в так называемых Златых книгах.) по заготовленным уже рамам, часто, (вопреки требованиям воображения и творчества), не мог выступить ни на шаг из границ, ему указанных. Не ищите у автора красоты чувственной, ни того, что льстит чувствам: его цель и забота — начало духовное. Из трех источников почерпал он свои мысли: из природы, (разумеется, изящной), из недоведомого источника— сердца человеческого, и из высшего из всех, источника вечных, божественных истин. Говоря языком архитектуры, построение легенды (Таинственная Капля) занимает очень немного места на земле, а всем своим зданием, как построение стрельчатое (Средних Веков), старается унестись вверх —в пространства воздушные. Поэтому все части  легенды, в совокупности, составляют один целый духовный организм, пронятый одною мыслию одною истинною: разнообразие в единстве было целию автора.

 

 

ПУСТЫНЯ.

 

Очерк пустыни с ее губительными ураганами и защитными оазисами (островами зелени, часто с водою и деревьями, на морях песков); присутствие невидимых сил и песнь в вышине— составляют содержание этой части рассказа.

 

 

ЕГИПЕТ.

 

Проявление жизни, по мере приближения к местам более населенным. Отдых считало семейства. Мираж в пустыне. Признаки кочевого быта. Египет с исполинскими размерами его храмов, идолов и подземных строений. Падение идолов при приближении Христа. Разбойники.

 

 

СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО В ПЛЕНУ.

 

Картина степного разбойничьего табора. Жена разбойника с больным ребенком. Было одно древнее предание на Востоке, задолго еще до Рождества Христова. Это предание, сохраненное, по преимуществу, жрецами египетскими (Дошло оно даже и до Индии: богиня Девака наводит на это. Древние жрецы передавали, одни другим, многое в таинственных знаках и образах. Перейдя в руки народа, высочайшие тайны и предания искажались легкомысленными толкованиями; хаос и тьма заменили место света и порядка.), представляет  не что иное, как пророчество Иеремии.— Провидец, сосланный в Египет, еще за несколько столетий до события, распространил молву, что настанет время, когда чудная жена прийдет из Иудеи с младенцем, (которому колыбелью служили ясли), к пределам Египта, и все идолы его, заслышав приближение Великого Младенца, падут с своих подножий. По этому во многих храмах Египетских находили изображение младенца в яслях и жены, окруженной лучами ( Таким образом и многие другие предсказания пророков, распространившись (задолго еще до событии, в народах, заняли места между их верованиями; в этом случае будущее принято за прошедшее, за то, что имело сбыться, почиталось как бы уже сбывшимся. В мире древних верований много доказательств этому.).

Жена разбойника знала это предание, и в минуту страдания своего ребенка, приняла Пресвятую Деву за жену предреченную, и просила ее об исцелении больного. Одною каплею молока Пресвятая исцелила болящего. Вот начало легенды о Т а и н с т в е н н о й   К а п л е. Наша Церковь сохранила подобный, упоминаемому в легенде, случай, чествуя чудотворную икону Богородицы Целительницы,

 

 

ПРЕДАНИЕ И СОБЫТИЕ. (Предание предшествовало событию. Здесь предание о будущей судьбе Адамитов услышим мы из уст самого Адама. Века приводят событие: является Христос в первый раз во храме. Таким образом пространство общей картины, между пустынею и крестом Голгофским, займется рядом картин, изображающих земную жизнь Христа и жизнь разбойника. И этот ряд картин и описаний приводит уже читателя к подножию Голгофы, где легенда выясняется,— и в рай, где она оканчивается. Вообще легенда сохраняет смысл и достоинство только во всей целости и полноте своей. По частям и отрывкам о ней судить нельзя, так как по отрывку какой либо картины нельзя судить о достоинстве самой картины и правильности рисунка.)

 

Адам в виду эдемского сада. Плач праотца человеков, выражающий его блаженное состояние в Боге, и горестное страдание, по отпадении от Него.

Адам посещает рай душою. Ангел-страж изгоняет его тоскующую душу из рая. Песнь ангелов: Пророчество, слышанное Адамом в раю. Века приводят предание в событие. Дева становится матерью.

Ходило по земле древнейшее из древних преданий, что род человеческий, ниспадший с высоты первобытного достоинства чрез проступок жены, должен получить Спасителя от Девы (Вообще в языческом мире много хранилось преданий о Деве, о змее, и о каком-то великом горе, постигшем мир, т. е. о потопе. Буква моложе преданий, которые ходили в людях неписанною памятью. Эти предания возникли потом в разных учениях, и некоторые просвечивали позднее в раскрытиях Неоплатонизма, у Гностиков и в Школе Александрийской. Солнце может отражаться и в грязных лужах, не теряя своего достоинства; так и солнце религии (первобытной просвечивается в лужах заблуждений, видимо только для видящих.).

Это старинное предание, может быть, отголосок пророчеств, обратившихся в верование, составляя надежду человека от самой колыбели человечества, более или менее отразилось в основных началах всех религий. Этим оправдывается выражение. Блаженного Августина, что понятие об истинной Христианской Религии современно роду человеческому.

Первоначальное мировое предание ближе всего сравнить можно с зеркалом, которое дано было в руки человечеству, в этом зеркале истина отражалась вся вполне. Время, случаи и неосторожность людей— разбили заветное, и люди, разобрав по рукам куски и осколки разбитого, разошлись по земле. У каждого затаилась частица прежнего, и каждый, из гордости, или по заблуждению, полагал и верил, что видит в своем жалком отломке всю истину сполна. Один

Христос принес с Собою новое, несокрушимое зеркало истины, и показал ее людям вполне. Между тем, великое первобытное предание, часто обставленное ложью басен и вымыслов, заискрилось отломками, и просвечивало во всех главных учениях и верованиях народов.

В Тибете, Китае и Японии втеснилось оно в религию тех стран (Бероз говорит, что Сезострис пред потопом, сокрыл некоторые письмена допотопные. Если не письмена, то неписанная память передала Дикарям американским (Команшeсам) известия о потопе, в воспоминание которого отправляют они празднества, где является: «Ни-мо-мук–а–на» —первый человек, и  рассказывает о бедствиях потопа.). На нем основаны учения Будды и Зороaстра. Друиды ожидали Спасителя, долженствовавшего родиться от Девы. Везде Спаситель и Дева под одеждою иероглифов, символов и различных иносказаний!– И Дева, имевшая стать царскими вратами для прохождения Царя в мир, должна была явиться чиста и добра и красна между всеми дщерями человеческими! В древних преданиях, самых различных, сверкают очевидные искры света, первобытно озарявшего человека. «Жемчуг истины рассыпан был и в древних религиях,» —  говорит епископ Кирский Феодорит; то же видно и у отцов школы Александрийской.— Свет никогда не оставался без светильников. Гомер, Гезиод, Пифагор, Платон, которых лики (как предвестников воплощения) помещены у нас в преддверии Благовещенского Собора (Все сказанные мужи древности изображены со свитками, на которых начертаны изречения, предвозвещавшие Мессию. В церкви подмосковного села Останкина (построенной в половине ХVП-го столетия, помещены под иконостасом четыре лица: Аполон, Фулидос, Итак и Орфей, у них на свитках:— у 1-го «И пострадавый Бог есть, а не Божество пострадало самое; у 2-го—прежде Бог также Слово и Дух с Ним едино; у 3-го– Почтем Марию, яко добре скрывшую таинство, от нея же хощет родитися Христос; у 4-го–Христу, родитися хотящу, от Девы Марии,-верою в него.»—), Демосфен, Плутарх и другие, видели, т. е. предчувствовали истину, хотя она еще задернута была пеленою облачною. «Искаженные развалины Христианства проявляются во всех религиях». Так говорит Бадер ( У древних Индусов замечателен их: «Прадиапатер».– В Вавилоне, у Персов, Египтян, Скандинавов, и даже у мексиканцев, мелькают лучи прежнего света.– Тоже можно сказать и о жрецах Мемфисских, и даже у лесных Друидов, воздавалось великое уважение числу Троичному. В древней Персии и Армении жрецы покрывали голову трёхстепенною чалмою, имевшею символическое значение трех излияний в звездном мире.).

Пиндар воспевает блаженство добродетели. Аристотель говорит: «Бог пребывает в неподвижном средоточии вселенной, и легко управляет ею, как верховный закон ее» (Любопытно сказание одной из Вед. Однажды ангелы собрались вокруг престола Всемогущего и вопрошали: «Скажи нам, Господи! что ты еси сам?» —Был ответ им: «Если бы нашелся другой Бог, кроме меня, то я, по сравнении с ним, описал бы себя Но другого нет!… Я один и единственный! —Я был от века и пребуду во веки. Я первая причина всего на востоке и западе, севере и юге, в вышних и дольних. Я все, древнее всего, царь царей, истина, дух создания, и сам Создатель. Я познание, чистота и свет–Я всемогущий!…).  И Платон благовествует, что: «как человек не знает, что приятно Богу, то Бог умилосердится над ним, и прийдет, наконец, Учитель, который разовьет, в высшей степени, учение об обязанностях человека к Создателю и ближнему своему; а далее говорит, что будет Праведник, которого враги Его уловят изменнически и погубят судом неправым».

—Все эти предвестные гласы были конечно, как мы уже сказали, отголосками пророков или преданий первобытного мира.

Между праотцами человеческого рода Адам, (как насадитель таинств принятого им божественного откровения), Сиф, Энох, (Ханох) и Мафусаил, были главные. Адам, в самых преклонных летах, как говорит предание, передал Эноху, своему праправнуку, высшее пастырское служение, и удалился в уединенное место. По взятии Эноха на небо, сын его, Мафусаил, наследовал ему в сем высшем священническом сане. Он был жив еще в 1656 году (по Сотворении Мира), и умер за семь дней до потопа. Ной, сын Ламеха, и внук Мафусаила, (лично знавших Адама), последний из праотцев, служил точкою перехода обоих миров,– последним звеном чудного рода Адамитов, и первым праотцом второго поколения человеков, коим он сообщил священные предания первого мира.

После потопа человек стал уже земным, хотя еще в нем оставались глубокие следы его высоких сил. После Вавилонского Столпотворения человек лишился и последнего блага– единства и согласия. (отражения свойств Божиих), и впал в потемнение духа и испорченность сердца.– Из идеи Божеского Провидения образовалось тогда понятие: «о слепой судьбе» (Fаtum).

В потомках Хама (Гама) возник грубый фетишизм; у детей Иафета,– идея многообразия сил божественных (полифеизм) (Для человека заблужденного все стало Богом, кроме самого Бога.); и только как полагают, в роде Сима остался монотеизм, и, в мистериях его поколения, сохранились, в большей чистоте, мировые священные предания.

Гам (Хам), в еврейском подлиннике, кажется, означает: «плоть, тело». Иафет, первый хозяин после потопного мира; он насадил виноградные лозы. Симу же по преимуществу принадлежало созерцание ( Не в них ли, между прочими, искать первоначальной причины разделения рода человеческого на породы: Кавказскую, Тибетскую (Монгольскую) и Эфиопскую).

Поэт пользуется преданиями, как голосом веков, и, вместе с веками,  разгадывает тайны, которые уста отцев передавали только уху сыновей и внуков. Добросовестный изыскатель легко убедится, что свет искони рассеян был в мире, но исказило его легкомыслие человеческое (Кроме древних, Гердер, Эдгар Кине, Мори, даже публицист Бенжамен Констан, в исследованиях начале религий и верованиях Финикиан, Греков и Иудеев, встречаются с проблесками первоначального предания, затерявшегося в мифах, иероглифах и суеверных сказаниях, расцвеченных баснословным вымыслом.).

Учение Христово привело опять все рассеянные дроби истины к одному знаменателю, и этот знаменатель–Вечный!—

Приступая к изображению, в длинном ряду картин, земной жизни Спасителя, припомним предвестные глаголы о Нем,— глаголы веков и народов.— Таинственное зерно, брошенное на ниву времен, уже давно дало росток, и готовилось явиться величественным древом спасения среди знойного кипения страстей и порока. Уже глаголы пророков, — глаголы жизни и света,— долго таившиеся во тьме, долго непонятые, рассеянные,– начинали стекаться к одной определенной черте,– сосредоточиваться в одно светлое целое.

Краевые точки истин сближались и соприкосновение их проливало свет разумения. Давно уже Восток, из совокупного соединения преданий и пророчественных глаголов (см. Тацита, Светония, отзывы сивилл и эклогу Виргилия(Здесь указывается на IV эклогу Виргилия. В Прометее, трагедии Эсхила, есть также место, указующее на владычество Христово. Прометей говорит, что Зевс будет у Него (Прометей значит провидец) допытываться. «Кто здесь, женою рожденный, отнимет и царство, и власть (у Юпитера) у него?»— В вышесказанной же трагедии некто говорит ему, (как бы всему страждущему человечеству): «Разве тогда будешь ты избавлен, когда прийдет Бог, Который сойдет в преисподняя до поддоний ада, и разорит ад!» —Задача Пифагора также применяется некоторыми к явлению Спасителя людей.— «Царь восстанет от Иуды, и учинит священство новое.» —Так сказано в завещании Левия– книге, известной еще в 1-м веке нашего счисления. О ней говорит Оригeн в ХV беседе своей. Ее перевел на греческий с еврейского, сам Иоанн Златоуст. В этой книге говорится и о книге Эноха.—), выводил высокую надежду, что явится на земле погибельной Спаситель Великий. Иессеи, в своих пустынных созерцаниях, ферапевты– в аскетической жизни, и книжники иерусалимские следили за минутой появления Святаго (Следили за этим и мудрейшие из язычников,— и Сократ говорил: «Напрасно будем стараться исправить нравы своими наставлениями, если свыше не пошлется кто нибудь для наставления и самих наставников!» –Говорил и Конфуций, что должен прийти Святый, которого можно будет сравнить с Богом. Соломон, Платон и Конфуций– люди разных веков, —говорили, как будто сговорясь, одно и то же.) на земли, прокаженной грехом, среди рода лукавого (Воплощение Слова от Пречистой Девы было прослышано даже и язычниками.— Так говорит наш незабвенный Н. В. Гоголь. (смотри Размышления о Литургии.-изд. П. А. Кулиша.)). В самом храме Соломоновом были чаявшие (как Анна Пророчица), или ожидавшие. Вся вселенная объята была чувством ожидания, как жена рождающая. Это и не могло быть иначе; ибо на самом дне души человеческой лежит предчувствие, которое оживает пред великими событиями. Каждый раз, пред явлением Избавителя, люди начинают тревожиться и чаять избавления.

Событие благодетельное имеет свою зорю– свои предвестные лучи.– Иудеи ожидали Мессии, и все народы Азии, даже сами Римляне, чаяли Великого человека. Мир глядел на Иудею; ибо из нее должен был выйти Бог или властитель. Светоний, Тацит и Цицерон, свидетельствуют о всеобщем мировом ожидании кого-то, и пророчества сивилл совпадают с гласом пророков Израильских. Все оракулы известного тогдашнего мира, в один голос, прорекали о наступлении великой будущности. Виргилий, в знаменитой эклоге своей: «Поллион», обессмертил прекрасными стихами не ясное, но общее чувство великой надежды. Поэт представляет мир колеблющимся на основании своем, в беспокойных усилиях, в судорожных порывах, к произведению великого будущего. Он представляет грядущее красками и образами, которые, кажется, прямо взяты из книги Исаии. Призывая на помощь муз Сицилии для описания чего-то необыкновенного, Виргилий конечно ощутил в душе своей дуновение священного пророческого духа, и прозрел в будущность.– В жизни человечества бывают эпохи важные, торжественные, в которые люди чувствуют себя охваченными желанием увидеть возобновление вещей на земле. Тогда-то поднимают они глаза к нему, ища новой, утешительной звезды, и, при первых лучах восходящего светила, говорят: «Времена исполнились!» В пророчественной эклоге Виргилия (Эклога Виргилиева Полион до того подходила к пророчествам в духе чаявших Христа, что Константин Великий велел прочесть ее на соборе Никейском.- Пoпе, переводчик Полиона на английской язык, назвал эту эклогу: «Отрывком из Пророка Исаии».) мы как будто слышим песни радости, огласившие слух пастырей Вифлеемских.

Взглянув пристальнее в историю, конечно убедимся, что перед всяким великим событием идет впереди тень его, а по размеру тени, можно судить о размере и самого события. Тень (сень) креста шла за долго впереди его. Эта тень отражалась в предчувствиях, гаданиях и видениях.

Предчувствие Христа существовало гораздо прежде его появления. Авраам и пророки видели свет Его.–Ожидание кого-то было всеобщим, мировым, единодушным, историческим. Моисей едва ли не первый сказал письменно: «Прийдет к вам Тот, Которого вы должны послушать.» — Давид,–как бы осязал,– так ясно провидел Его. Пророки предвозвещали, мудрые ждали, верующие чаяли….. Он был предузнан еще не явившийся, и не узнан, когда появился!!!..

Между тем уже совершилось нечто великое в одном из малейших городов Иудеи, тогда великолепной и гордой. В глубину темной, принизистой пещеры, в бедные ясли, питавшие рабочих волов, с таинственной высоты неба, упала световая искра, имевшая озарить вселенную. О часе полуночном великой ночи, взошло солнце великого дня… Иерусалим заговорил о чем-то необыкновенном…

Прошло несколько лет, и в храме Соломона увидели отрока, состязавшегося с мудрецами. Детским перстом указывал Он (заметить должно, в легенде Христос везде означается местоимением: «Он», — «Он пошел, Он сказал…» и т. под.), всегда верно и безошибочно, на слова и строки заветных хартий. Дивный свет сиял при сближении мест, казавшихся дотоле темными. Новый мир, новое творение выказывалось из-за густой завесы прошедшего. Разрешались целые ряды вопросов, уяснились притчи и гадания. Из-под развалин больного, распадавшегося мира, повеяло жизнию и возрождением… И долго не слыхали ничего более об отроке, изумившем старцев.

На берегах Генисарета, на торжищах Каперпаума, под тению нагорной Палестинской пальмы, видали мужа величественного, прекрасного…. ..

В хитоне цельном, нешвенном (для Единого и одежда единственная!…),–в хитоне, окрашенном цветом крови, (немым предвестником пролития Его драгоценной крови!) ходил Он, этот муж, свободный, бесстрастный, простой, как дух, как мысль, как сама истина. Силы проявлялись в руках чудодейца, глаголы неба кипели в устах Его.

Весь Восток тогда (как мы сказали), волновался тайным ожиданием  (Нравственный мир того времени колебался. Видимый хаос возникал в понятиях. Огромная Индия оглашалась (сивалитами) учением смерти. Это учение поражало все высокое, нравственное, жизненное, давало волю разнузданным страстям, и погружало людей в смерть нравственную. Везде: желали лучшего, ожидали нового.). В жизни пластической, материальной, не стало более елея, и лампады ее горели бледно. Люди хотели и чаяли иного: В душах зарождалась жажда к вечному, и не довольствовались они уже временным. Наконец лета созрели. Дух Божий сошел на Деву, и Сила Вышняго осенила Ее- Дух, Сила, Воля, и Слово, пребывали от века в Боге. И вот Дух Божий нашел на Деву (тип чистоты и непорочности) Сила Божия осенила Ее…. и Дева зачала и родила, т. е. как бы измолвила, естественным образом, Слово Божие,–и Слово облеклось, отелесилось. То, что подразумевалось,  выразумилось, незримое стало зримым; небесное облеклось земным, и земное онебесилось. Оба порядка; высочайший и низменный совокупились– и растворились врата земным в небесное….. Рожденный от Духа и Силы Божией, не имел на себе наследственного греха первородного, и к грешным пришел безгрешный. Иудея ожидала Спасителя (И не одна Иудея. Все начинали понимать свое положение, все ожидали света; языческий философ Порфирий говорит за свое время: «Настоит неотразимая потребность в некоем всеобщем способе просветить души человеческие; ибо никакая философская школа не нашла еще сего способа. Иисус предъявил этот способ.), все готовились встретить Его, но Он пришел и никто не узнал Его!!!… Ожидали грозного, пришел кроткий; ожидали шумного, гордого;– пришел тихий, смиренный. Человеки ожидали по человечески; Бог исполнил их ожидание по божески.

Адам ветхий взят из земли девственной, а Адам новый из чресл Девы земной. Дуновение Божие произвело в мертвой земле живую душу, то же дуновение (Дух Божий) в живой, девственной земле (во чреве Девы), произвело зачаток

Бога живого. Но люди не поняли тайны воплощения!!! К своим пришел посетитель, и не был принят своими! Но этот посетитель, — это Слово — было, прежде веков, в Боге, и было Само Бог!– От света– свет; от Бога– Бог!…

 

В начале,–искони времен,—

(Как небо не было готово,

И мир еще не совершен)—

В небытии вещей, бе Слово,

Среди безбрежного Ничто.

Но почивало Слово то,

Как мысль, как чувство,– в лоне Бога,

И слово оное– бе Бог!!…

Еще ни млечная дорога,

Ни из за туч сребристый рог,

Не видны были.– Вдруг повеял

Из Слова, глас: он, жизни ход

Направив, щедростно усеял

Младых небес кристальный свод,

И отделил громады вод,

И образ дал вселенной новой:

И все то деялось чрез Слово….. .

И в Слове жизнь– был чистый свет,

Не покоренный темнотою;

И человекам, с древних лет,

Он невещественной звездою,

И солнцем неземным светил!…

И свет сей точно в мире был;

Но мир, объятый суетою,

Творца в Низшедшем не познал!…

О горе! Он своих искал;

Но их заботы волновали,

Держал страстей жестокий плен,

И Он своими отчужден;—

Его свои не принимали!!!…..

 

Слово послано было к словесным; к человекам пришел Бог-человек. Он шел, как свой к своим; но свои Его не приняли!!!…

Ключом любви (Он был весь любовь!) Иоанн отпер врата довременности, и показал сыновность Слова.—Кем все создалось (имже вся бысть, еже бысть), Тем и спасено.— Вoчеловечение есть только оболочка Слова, — земная буква, земное писание небесного смысла. Разодрали (чрез распятие) писание, но смысла разодрать не могли!!…

Смысл вознесся, отколе пришел….. и Слово село одесную Отца. Восходя от земли, Христос оставил все что имел на себе земного: ризы отдал палачам, а кровь и тело- людям!…

— В легендарном сказании своем автор представляет нам только некоторые черты извеликой жизни  Спасителя ( Эти черты, конечно, усвоены всяким христианином. Памятны же, особенно, тем, которые берут в руки Евангелие ежедневно, а таких много! Ежедневное чтение дает способ ежедневно прикасаться Христу, а прикосновение к Христу исцелило жену кровоточивую!), заимствуя их из великой картины спасения. Эти черты (тоже можно сказать и о прочих частях легенды), связаны

между собою одною духовною струею– внутренним смыслом единства. Черты эти, сложенные вместе, как отдельные мозаики, составят полную картину земной жизни Спасителя.

 

 

ЧЕРТЫ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ СПАСИТЕЛЯ. (Черты эти заимствованы из Евангелия, но отнюдь, повторяем, не буквально. Автор никогда не думал переводить Евангелия. Он только, вместо кисти и красок, рисовал словами картины из событий Палестинских (Евангельских). В ряду этих картин читатель увидит земную жизнь и славу Спасителя. Обстановка принадлежит автору.)

 

Встреча с раввинами во храме. Глас в пустыне.

 

Когда, из глубокого безмолвия довременности, раздалось великое слово: «Да будет!»– воля Творца выступила на дело творения. Безграничность проявилась в границах, безконечность- в конечности, и Бог, выразив всемогущество Свое во вселенной, отразил образ Свой и подобие в человеке.– Но человек пал, и земля населилась падшими….. Тогда, среди хаоса понятий и дел человеческих, последовало второе миротворение– нравственное. Бог любви и милосердия, уже не одним образом Своим, но всею Своею любовию, как вторым Самим Собою,— Сыном Своим,– вошел в образ человека. Бог дал свой образ человеку, и Бог же принял образ человека,– воплотился!—Бесконечность соблаговолила снизойти в узы конечности, и Безлетный, Довременный,– войдя в тесный путь времен, месяцев и лет,— зачался в пречистом чреве чистейшей Девы, и родился без греха… Без греха Христос вошел в мир (Только невинный мог ходатайствовать за виновных- и невинный явился:—беззакония не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его.(Исаии гл. 8 и 9.)), — кипевший грехами. Ему предпослан Иоанн, призывавший души к помовению, не потопом древнего мира, но водою Иордана и слезами покаяния (Иоанн погружал крестившихся по пояс и по шею, и держал их в воде (студеной) до тех пор, пока всякий высказывал все грехи свои: у Иоанна всякий отвечал за себя. Христос принял все за всех на Себя; Христос–человек -взял грехи человеков; Христос-Бог– удовлетворил Бога. Иоанн крестил,– Христос совершал.).

«Был человек послан от Бога: имя ему Иоанн.» –Автор легенды, в легком очерке, желал описать влияние, произведенное загадочным появлением посланника Божия. За тем следует проповедь и особа Иоанна.– Природа, прежде людей, узнает Господа своего: клич Иордана; глас и голубь над купелью Иорданскою. Иисус, ведомый Духом, отходит в пустыню для сорокодневного поста (Заметим, что в одно время с Христом ходил по областям Римским Аполлоний Фианский.- Но Аполлоний, искавший только собственной славы, ходил и прельщал народы безвозбранно, а Христос, искавший славы Божией, был гоним и преследуем! Никто не мешал бы и Христу уйти из неблагодарной Иудеи «в рассеяние языков» (выражение Евангелия) — в Рим и Грецию, или к приглашавшему Его царю Авгарию, но Он добровольно остался при сынах Израилевых, и был послушен даже до смерти,— смерти крестной!).

Молва о крещении Спасителя, о гласе и голубе, достигает ада. Силы адские в тревоге. Драматический разговор демонов.

Они слетаются на совещание, следствием, которого было заключение, что Христос не Бог, а простой древодел из Назарета. Так и надлежало быть делу; ибо сатана, (по строгому учению Православной Церкви), не должен был знать о тайне воплощения, непостижимой и для самих ангелов (Сe-бо таинство, от веков утаенное и Ангелом неведомое!), дабы не положить препятствия спасительным намерениям Христа. И мог ли он, воскипевший злобою, постигнуть, что тайна жертвы состоит в тайне любви? Мог ли он,– представитель себялюбия,– понять и поверить, чтоб один пошел на вольные муки за всех, чтобы сосуд жизни и истины дал разбить себя добровольно для того, чтоб полная жизнь и истина, (сокрытые в нем одном), разлились на всех и повсюду. Противник жизни и истины ведал, что смерть и грех вошли в мир чрез одного, но не был довольно убежден, чтоб и спасение совершилось таким же путем чрез Единого.

Здесь (в разговоре демонов) представлено, как умствовалось и говорилось о Христе под землею; в рыбаках и разбойниках показано, что и как говорилось о Нем на земле, где Он: «был в мире и мир Им получил бытие, —но мир Его не познал!!..»

 

 

ИСКУШЕНИЕ В ПУСТЫНЕ. (эту статью Высокопреосвященный Митрополит Филарет почтил особенным просвещенным своим вниманием.)

 

Чтоб развязать сомнения ада о Христе, сатана (существо безличное) облекает себя образом, ему приличным, и идет сам искушать Его в пустыне.

Сатана (аки древний клеветник), клевещет на человеков, и желая завлечь Спасителя, раскрывает образ и средства своего на них действия, обещая победу над Римлянами и царство земное.

Сатана, исторгшийся из общей суммы числ, составлявших задачу вселенныя, осамился и захотел быть отдельною цифрою, мечтая, что часть может возобладать над целым. В эту сеть,—  в сеть самости и честолюбия,— хотел он завлечь и Христа, полагая, что Он «токмо един от человеков.»—

Разбойник, возвышенный до патриотизма, желал освободить свое отечество- Иудею; земной искал земного.– Иисус отверг хвастливое предложение сатаны, не захотел и царства земного; небесный желал ввести земных в царство свое —

царство небесное….

 

 

РЫБАКИ.

 

— Начинается описанием летней ночи в Палестине:

 

Спит волна Тивериады,

В небе тихо и светло;

Смотрят веси, смотрят грады,

И воздушные лампады,

Моря в синее стекло.—

Спит волна Тивериады,

В небе тихо и светло!—

 

Затем рыбаки Тивериадские, люди простые, говорят о Христе так, как говорилось о Нем во дни Его великого посещения (О Христе, когда Он «в мире был и мир Его не познал!» -говорят в легенде трояким образом: под землею– демоны, языком насмешки и сомнений на земле.— рыбаки!– языком сердца; и, наконец разбойники– с их точки воззрения на вещи.). Один из них услышав голос невидимого, бежит искать Христа, другие готовы сделать то же. В рыбаках выражена внутренняя жизнь христианина: «хождение за Христом.»

 

 

ДВЕ СЦЕНЫ НА БЕРЕГАХ МЕРТВОГО МОРЯ.

 

Сын разбойника, принявший Таинственную Каплю, пошел путем отцов своих; но сокровище, таившееся в груди его, проявлялось в разных случаях его кочевой жизни(Таинственная Капля была фермент высокого и доброго в нравственной природе разбойника.). Мечтательный, пылкий, тоскующий о порабощении своей отчизны, всегда жалостливый и возвышенный в чувствах и образе мыслей, он был в вечной противоположности с окружавшими его товарищами,– людьми грубыми, падкими к добыче, в полном смысле,— людьми своего ремесла.

Они кощунствовали, не верили ничему святому и высокому, и один из них (Иехония) завидовал своему атаману; за то другой юноша,– питомец атамана,– говорил о нем всегда с увлечением пылкой любви и восторга. Вот почему жизнь атамана, между окружавшими его, была вся– томление, вся– бессознательное ожидание какой-то развязки, чаяние лучшего. (В одном месте, он сам говорит своему наперснику:

По жизни сей, как по степи кочуя,

Я все иду и все идти хочу я;

Какой-то голос говорит: иди!

И чается мне что-то впереди…

Все окружавшие его видимые не понимали его, а окружавшего его невидимого и сам он не понимал!).

Поставленный в среде, с которою, по своей нравственной высоте, никак не мог стать в уровень, он имел сны, предчувствия и видения, которые часто управляли его мыслями и даже поступками. Он боролся сам с собою, или, лучше сказать, боролась в нем капля как луч зароненного света борется со тьмою. Она-то и была его нравственною воспитательницею. Товарищи не могли не уважать его за благородную осанку, за твердость, предприимчивость и храбрость блистательную.

Он был не понятым, но каким-то высшим существом между ними.

В первой сцене (в мертвой тишине окрестностей Мертвого Моря), он сам, в живом монологе, разбирая и оценивая жизнь с разных ее сторон, домогается разрешить загадку жизни, а, между тем, высказывает свои намерения, и знакомит нас с любопытными подробностями своего детства,– полного надежд, мечтаний и замыслов.

В другой сцене разбойники говорят между собою о его личности, свойствах и странностях в поведении, для них непонятном. Разбойники, как разбойники, говорят их разгульным языком(У древних народных Арабских поэтов и расскащиков встречается много поговорок, затейливых выражений и, по нашему, каламбуров: этот способ разговоров придан и разбойникам. Кто нибудь скажет, что разбойники представлены здесь какими-то резонерами, но причиною этому сама эпоха: Палестина раздираема была тогда расколами и толками Фарисеев, Саддукеев и Геродиан, а с другой стороны, здравые мысли Ферапевтов и Иессеев расходились также по народу. Обо всем этом толковалось везде, и разбойники толковали по своему. Из разбойников же некоторые были и книжниками-начетчиками.); но юноша- питомец и наперсник атамана, объясняется возвышенно, а старый разбойник приводит таинственные речи Иессеев (О братстве Иессеев и Ферапевтов говорят: Иосиф Флавий, Георгий Кедрин и наш Преподобный Иосиф Волоколамский. Держась особого строгого нравоучения, Иессеи, благочестивые и воздержные, постились, читали Св. Писание. Иессей, по-халдейски, значит: «исцелять.»—).

Эти речи представлены, как образец загадочной мудрости времен до-Христовых. До Христа мудрость древних изображалась символом змеи. И действительно, эта мудрость, проползала, осторожно и уклончиво, между тысячами заблуждений, то скрывая, то выказывая изгибы свои в притчах и гаданиях. Но Благодать, явясь всемирным солнцем истины, разлила на всех и повсюду свет свой открыто и торжественно.

Обе представленные нами сцены обрисовывают двойственный характер человека, носившего в себе зародыш великой будущности; человека, о котором можно сказать, что он прошел во свет чрез крест. (Это был плод, дозревший только на кресте (он был то, что, в его время, и всечеловечества. Оно имело: науки, художества, удобства жизни, и тосковало еще о чем-то: ему не доставало Христа!!…

Сам атаман (принявший каплю) жил, так сказать, двумя жизнями: жизнию обыденною простого человека, и внутреннего, (борца страстей и плоти). Его бытие– была его будущность, представлявшаяся ему в туманных картинах снов, предчувствий и видений.— Чрез крест надлежало пройти во свет!…).

— Для совокупной обрисовки общности всего характера разбойника, он представлен, в рассказе нашем: в пустыне младенцем; у Мертвого Моря- атаманом; у нагорной проповеди– готовым покаяться; в темнице— уже кающимся, хотя без сознания; на кресте— сознающим истину, и в раю- обретающим ее.

—Если принять всю легенду за одну огромную картину, то на ней, между множеством подробностей, явятся две фигуры: Христос и разбойник,– один, привлеченный любовию с неба к земле; другой— (как растение из темного места), влекущийся от земли к небу… После Христа, облекшись в Него, человек уже может стоять прямо пред Богом и утопать в Боге…

 

 

БЕРЕГА ГЕНИСАРЕТА.

 

Здесь изображено общее недоумение народов на счет цели, присутствия и особы Христа. Одни глаголют Его быти Илиею; другие– Иоанном воскресшим; третьи- Моисеем. Не знали кто, но все верили, что Он некто Тот, кого ожидали.

С появлением Его, предчувствие перешло в чувство, пророчество– в дело, ожидание– в исполнение.

 

 

ПРОПОВЕДЬ И ВСАДНИК.

 

Здесь представлен, уже знакомый нам, сын разбойника,– сам атаман разбойников, носивший в груди своей таинственную каплю. Световая перла небесной тинктуры облагоухала, озарила тление и мрак человека наружного, и светом неугасимым сияла в человеке внутреннем. От этого двойственность в природе (Мудрость древних знала человека только двойственным. Таковым разумел его уже (в наше время) и Бюффон в своем «Нomо duplех» — Только после посещения земли самою истиною, Апостол Павел открывает тройственность в человеке- сей единице временной, созданной по образу единства Вечного; «человек состоит из духа, души и тела», — говорит апостол. Гадания таинств Египетских, учение платоников и склонность друидов к троичному числу -были, предчувствием этой истины.), склонностях и поступках, бессознательно искавшего полноты света– Христа! Здесь встречается он с Тем, Кто произнес бессмертную проповедь на горе, Он узнал Его по голосу души своей, и готов уже был упасть к Его ногам; но звук трубы возвестил приближение Ирода, и всадник полетел на битву.– Мрак темниц не угашает света внутреннего: таинственная капля светится в груди узника.

 

 

БУРЯ НА МОРЕ ТИВЕРИАДСКОМ, ДОЧЬ ИАИРА – НЕЗДЕШНИЙ ГОСТЬ У МАРФЫ, МАРИИ И ПРОЧ.

 

Картины, из коих в третьей представлена аллегория духа, души и тела.

Вся эта картина обставлена видами окрестностей Иерусалима и цветущей природы, которая дышала очаровательною роскошью, доколе не пала

и на нее кровь, принятая на себя Иудеями (До эпохи распятия, Иерусалим был самым цветущим оазисом; с одних благовонных смол (mуrobolaus) Римляне получали, из одного округа Иерусалимского, миллион сестерций!).

С тех пор народ иудейский в рассеянии, а природа иерусалимская в плачевном запустении.

Никакими политическими причинами нельзя объяснить рассеяния иудеев. Был Иерусалим разоряем и прежде, но окончательного рассеяния не бывало!

Слепец иерихонский; хождение по водам и беседа с Самаритянкою (Самаритянка, просившая Христа научить ее молитве, (как нам молиться должно, и известна в христианском мире, под именем Фотины.- Став Христианкою, она претерпела мучение в 1-м веке.) — суть описания, из которых в третьей заключается аллегория души и пяти чувств.

 

Чудо в Вифании составляет особую небольшую поэму, изображающую сетования Марии и воскрешение Лазаря.

 

 

УТЕШИТЕЛЬ, СУД И МИЛОСТЬ, «УЙДИ ОТ НАС!»

 

—три изображения из земной жизни Спасителя.

 

 

ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО. Богородица, опасаясь раздражения Иудеев, пред пасхою, убеждает Сына– не ходить в Иерусалим (О том, что Богородица имела прощальную беседу с Сыном, можно видеть из канона: великого Логофета.).

 

ВАИИ И ГРОЗА ВО ХРАМЕ,- описания, заключающиеся иносказанием.

 

КУПЕЛЬ ВИФЕЗДА. Аллегорическое изображение с отблеском таинственного учения Иессеев, которые, как и Ферапевты, (аскеты того времени), занимались, в глубоком уединении, созерцанием божественных вещей, и трудились над таинственным способом возрождения человечества.— Ферапевты,  современники Иессеев, налагали на себя едва выносимые посты, и назывались врачами душ, целя, без сомнения, и болезни телесные.

 

УМАЩЕНИЕ НОГ:— рассказ грешницы о ее заблуждениях и горячая любовь ко Христу.

 

ТАЙНАЯ БЕСЕДА. Собрание двенадцати апостолов, Портрет Иоанна и очерк предателя.—

Века слетаются слышать последнюю беседу Иисуса. Пророк видит будущее состояние Христианства, которому(здесь, при указании на будущее состояние Христианства, помещена одна из жемчужин нашей Литургии: «Видехом свет истинный, прияхом духа небесного, обретохом веру истинную!» Ибо свет, дух и вера-  суть три, ведущие ко спасению; от света к духу, от духа к вере.), как новому ковчегу, предстояло плавание по морям заблуждений.

 

СЛОВО БОЖИЕ О ВЕЛИКОМ ГРЕХЕ ИЕРУСАЛИМСКОМ. Чтоб славословить о Боге, -чтоб беседовать о нем с людьми,— чему надлежало выступить из Бога?– Слову… И выступило Слово, которое (потому что из Бога) было- Бог! — Чтоб быть понятым человеками,- Слову надлежало вочеловечиться и беседовать с человеками — и беседовало Оно– с людьми. Вот основание «Слова Божия.» –У язычников– космос; у христиан– логос— Слово: они почерпали истины свои из природы, мы– из Откровения.

 

 

ТРИ КРЕСТА. (В истории Иерусалима находим поразительные сближения. Римляне окружили Иерусалим обводным валом, (острогом), и выползавших от голода иудеев ловили и распинали на крестах. Тысячи крестов возвышались на вершинах вала за один великий средний крест, возвышавшийся на Голгофе!….

Христос продан Иудою за тридцать сребренников; —Римляне продавали Иудейских девиц по тридцати за один сребренник!– В 1099 м году (15 Августа),

в третьем часу пополудни, вошли рыцари во Иерусалим с крестом— и это было в тот самый час, когда Христос предал дух Свой на кресте!… Иудеи приняли на себя и чад своих кровь Христа,- и, по свидетельству историков разных эпох, исчисляя гибель этого народа от войны и мятежей, увидим, что погибших было более миллиона! Так действовал закон мздовоздаяний, и так исполнялись непреложные свидетельства пророков!…)

 

 

На трех крестах видим три образа личностей и страданий. На одном (на левом) сила борется с муками, отчаянно защищает свою личность, и силится сорваться со креста.

На другом, (на правом,– одесную Христа), сила, сознавшая невозможность борьбы, и поддающаяся карательному закону.

Но третий (средний) крест, представляет алтарь великого тайножертвования — алтарь, на котором жертва, добровольно пришедшая на заклание, безмолвно сгорает в чистоте своей невинности, в огне страданий незаслуженных…. Тут приносится -великая личность великому целому, один страждет за всех, и этот один,— жертва вселенская, —не просит ни жалости от людей, ни отрешения от креста. В смиренной самопреданности, отдает Он дух свой Отцу, а тело и кровь– человекам.– Три крови пролились на Голгофе: кровь ожесточения, (нераскаянного разбойника), кровь покаяния, (другого, благоразумного разбойника), и (Христова) кровь искупления. Не это ли три состояния тогдашнего человека? Падшая натура Адамитов влекла к ожесточению; проповедь Иоанна погружала в купель покаяния; слова и кровь Христовы вели блудного сына в объятия Отца.

При великом и страшном событии распятия, само собою представляется еще одно соображение: праматерь падших– Евва взята из ребра,– пятая рана восстановителю падших– нанесена в ребро! Изведенная из ребра Адамова (Евва), вывела из рая земного; исшедшая из ребра Христова (Церковь) ведет к раю небесному.

Три Голгофские креста могут также быть приложены и к трем возрастам человечества. На одном– возраст силы буйной, бурной, не желающей покоряться никаким условиям общественным:–это возраст развития телесного. На другом, (правом кресте), подразумевается человечество, сознавшее уже силу общества гражданского, и не отражающее кары закона:—это жертва благоустройству общественному, жертва государству.

Это возраст развития душевного.

На среднем (третьем) кресте, видим человечество, далеко уже за собою оставившее силу с ее начальною необузданностью, и высоко вознесшееся над всеми делами человеческими. Это возраст человечества духовного, выходящего из всех условий тела и души, из обыденной логики мира… Тут великая личность все свое, все собственное, все земное, (распиная тело, полагая душу), приносит в жертву высочайшему, духовному.— отдает кровь, чтоб получить духа!– Средний крест- крест Христов – есть великий крест воссоединения. Опираясь на череп падшего (Известно предание, что крест Спасителя утвержден был на черепе праотца Адама.), он возводит отпадших. На этом среднем кресте учредились высочайшие отношения, до которых человечество достигнет наконец, пересмотрев все пути, испытав все превратности. Утомленное бурями условий земных, оно погрузится в тишину великого покоя- лоно Отца Небесного.

В отделении трех крестов изображены: Распятие, Плач Богородицы, Картина затмения и землетрясения (Солнце потаило лучи свои!- воспевает нам Церковь.). Восстание мертвых.

Может быть, кто нибудь остановит свое внимание на том, что у креста среднего, кроме Пречистой Девы, поставлена толпа людей, которые

ругаются распятому; но это основано на самом евангельском предании: «и киваху главами и ругахуся Ему!» В уста же им вложены слова из второй книги Соломона. Праведник Соломона соответствует праведнику Платона (lе lustе dе Рlaton). Оба мудреца, за много веков, представили, почти в одинаких чертах, Того, Кто имел прийти к людям со всею полнотою истины, и быть замученным от людей.

 

 

ПОДНЕБЕСНАЯ.

 

После плачевных событий и печальных картин на Голгофе, следовало бы перейти к картинам, еще печальнейшим – ада. Но автор, желая успокоить читателя на чем нибудь более отрадном, переносит его, на время, в края

поднебесной, где поют миры и ангелы, где говорят о силе и значении человека. Тут все сияет и молится, и все создание славит Несозданного. Небеса поведают славу Божию, и проповедуют любовь Его. Любовь вызвала из небытия творение, и печется о нем.— Талмудисты говорят: «когда Бог создал землю, она трепетала и волновалась во все стороны, как лист на ветре. Чтоб остепенить и уравнять молодую землю, Бог придал ей основный камень, и этот камень– был… любовь!»

В поднебесной представлены: Ангелы с земли, и ангелы неба; комета, посланная на угрожение земле; арфа Давидова с ее гимнами; гимн миров, Души, переходящие в земное бытие (Православная церковь наша не говорит ничего (ни за, ни против) о происхождения душ. За то автор описание свое выставляет не как догму или учение каноническое, а просто как поэтические создание.).  Две души, объясняющие свои понятия о земле, и одна из них, увидевшая Христа на берегах Генисарета.

Тут же объяснено и происхождение поэзии: «Бог, отпуская души в мир, дает им в приданое нравственность и поэзию.» — (Слова одного из новейших писателей).

 

 

ПРЕИСПОДНЯЯ.

 

Очерки ада.– В различных отделениях преисподней происходят различные явления. Духи злобы, в виде некиих странных забав, потешаются, (иногда призрачным, иногда действительным), мучением лиц, известных славою и преступлениями в их земной жизни.

Сатана, истощая все средства хитрости, обмана и обаяния, чтоб содержать в вечном волнении и тумане завлеченных им духов, старается, при всяком случае, чтобы они даже и наглядно убеждались в ничтожности земного человека, работающего страстям и слабостям, и видели только с невыгодной стороны дела и быт его на земле. Язвить, злословить, есть дело сатаны и клевретов его, завиствующих людям.

В этом смысле представлены у автора, в живых (говорящих) картинах: гордыня, (Фараон), попранная могуществом свыше; мятеж в пустыне, и ловец, пристыженный жалостным воплем и укорами погубленных им зверей. После этого, так сказать, подземного марева (миражей) и магических картин, следуют существенные мучения, при которых духи ада потешаются развитием своих казнительных сил. Последние, т. е. существенные мучения, представлены в трех оттенках. Ирод, искушаемый властолюбием, его земною страстью, подвержен действительному мучению; для Саула, достаточно отстрадавшего за грех свой на земле, повторяется только одна из ужаснейших минут его жизни: событие в пещере Эндорской; и, наконец, третье лице подвержено мукам особого рода: Иродиада, плясавшая с главою Иоанна Крестителя по воле матери, страждет, и призрачно и действительно, по мере греха своего, не вовсе произвольного, но не менее того тяжкого; ибо она выпросила главу Иоанна в награду за пляску свою, но сделала это по наущению и в угоду матери, которую историки называют гордою, властолюбивою и кровожадною. Здесь, в преисподней, эта девица живет между существенным и призрачным: ее зовут, манят, мучат, терзают….. и вдруг опять исцеляют!!… Она здорова, забыла все, и доверчиво вдается в новые искушения. – Один очаровательный голос напоминает ей о вещах рано оставленного ею мира, о местах ее родины. Благозвучными наименованиями этих мест, возбуждает он в ней память былого, и завлекает несчастную в новую сеть, где ожидает ее новое мучение!… Страждущая частию сама рассказывает о том, что делается с нею….

 

 

ПРОРОКИ.

 

Пророки, возвещавшие о пришествии Спасителя, беседуют о временах и сроках. «Прежде,» — говорит один из ученых раввинов, обратившихся в Христианство,— «прежде, чем искать Христа в Новом Завете, поищем Его в Завете Ветхом. Знающие язык Еврейский, уразумев пророков, найдут везде золотой след, как бы нить света, протянутую чрез все века, слившиеся в великое слово сказания библейского.»

—И действительно, Исаия, (которого называют пятым евангелистом), Иеремия, Давид, тосковавший тоскою предвестною, Даниил и другие пророки, ясно, хотя разрывчато, говорят о Христе.

Сказание о Христе можно сравнить с яркою. Но изломчатою молниею, сверкающею в темной ночи, и просекающею, то там, то в другом месте, густо-наслоившиеся облака. Целое выказывалось по частям, чтоб тайна оставалась тайною.— Бог вселюбящий не оставлял человеческого рода без предуведомлений о судьбах его( Св. Климент и Оригeн полагают, что пророчество современно началу мира. Адам провидел свойства животных; Енох возвещал грядущее бедствие; Ной, самым строением ковчега, показывал уже, чего ожидать надлежало!—Мнимая темнота пророчеств зависит от трудности понимать вполне тексты Еврейские. Не даром Гете сравнивает Еврейские слова с алмазами, которые, при разных условиях, принимают различные окраски и оттенки, смотря по  тому, с которой стороны на них падает свет.). Не нарушая свободной воли человека, Он, как отец и блюститель, указывал на последствия, имевшие произойти от уклонения своей воли от пути прямого, ясно-начертанного. Для этой цели, в течение многих столетий, Господь воздвигал пророков.

Современники, одержимые действом своеволия, не все и не всегда, внимали гласу небесному из уст человека земного. Но события оправдывали предсказания, и потомство почерпало из них уроки жизни.

С рассеянием иудеев, разгласились по земле и пророчества, ими сохраненные. До тех пор одна Палестина, как избранная семья Божия, слушала голос неба; далее вся земля, более или менее, чрез распространение откровений, вступала

в беседу с небом. Символические указания пророков становились яснее, и понятие о Христе стало общим. Иначе и быть не могло, ибо Пророки (Исаия, Аггей, Малахия, Михей, Даниил, Иеремия, Амос, Захария и другие), и сказания их, ходившие по земле, все, в один голос, возвещали:

 

1.

«Отпрыснет леторасль от корени Иессея, и почиет на Нем дух Божий: дух премудрости дух разума, дух совета и мужества, дух страха Иеговы. И будет сей потомок Иессея в знамение народам, и народы поклонятся Ему.»

 

2.

«Желанный и ожидаемый войдет во второй (новый,– возобновленный) храм, и наполнит его Своею славою.»

Примечание. А первый храм как известно, наполнен был славою Бога Отца.

 

3.

«Господь, которого ищете, и ангел союза, которого желаете, прийдет в храм свой. И вот уж он идет!….. говорит Бог воинств! «—

 

4.

«Небеса, растворитесь и пролейте росу свою и облака, да низведут Праведника!— Растворись, земля, и изведи Спасителя! Я Сам, Иегова, произвел Его.— Господь Сам дает вам знак: «Се Дева зачнет, и родит Сына, и назовут Его: Эммануил, с нами Бог!»

 

5.

«Злато и ливан принесут Ему.»

 

6.

«И из тебя, Вифлеем, малейший из городов Иудиных,– и из тебя изыдет Владыка Израиля, Коего род от начала прежде век!»

 

7.

«Им исполнятся все пророчества; Он изгонит нечестие, н, пострадав смертию насильственною, положит конец греху, и водворит царство Правды Вечные.»

 

8.

«Приидут дни» говорит Господь: «и поставлю завет новый с домом Израиля и домом Иуды. Не такой завет, как с отцами их, когда Я взял их за руку, и вывел из земли Египетской. Они нарушили тот завет, и Я показал им могущество Мое. Но вот какой завет учиню Я: Когда настанут дни сии,— Я введу закон Мой

в их внутренняя, и напишу его на сердцах их. (Я буду их Богом, а они будут Моим народом).»

 

9.

«Се наступают дни,– Я изведу Праведника от корени Давида, и назовут Его: Иегова наш истинный!»

 

10.

«Упование Израиля, Спаситель его, во дни треволнения, пройдет по земле, как странник, человек, не имущий приюта….»

 

11.

«Он есть свидетель, данный от Бога народам– Владыка народов. Он очистит их, и цари не раскроют уст своих пред Ним!»

 

12.

«Вот Мой Посланный! Я буду силою Его.— Мой Избранный, о Нем же благоволит душа Моя. Я пошлю духа Моего на Него, и Он распространит истину в народах. Я возвещаю вам дела новые: возвещаю их прежде (Все эти пророчества и много других известны были задолго до Рождества Христова.),  чем они сбылись. Воспойте Богу песнь нову: хвала Его пройдет до конца земли! Народы воздадут Ему славу, и хвала о Нем достигнет до дальних островов.»

 

13.

«Так!– не всегда будет мрак там, где он огустел. Как прежнее время унизило землю Завулонову и землю Неффалимову, так последующее прославит приморский путь Заиорданские земли– Галилею языческую. Народ оный, ходящий во тьме, увидит свет великий. Сидящим в стране, покрытой тению смерти свет воссияет!»

 

14.

«И поставиша мзду мою тридесять сребреников!… И приях тридесять сребреников, и вложих их в храм Господень.»

 

15.

«И будет… будет в той день глаголет Господь: солнце зайдет в полудне, (так и случилось в день распятия), и померкнет на земли, в день свет… И будет в день он ужас Господень великий на них!»—

Сим заключаем выписку из пророков. (В рассказе одного из пророков видим описание всех особенностей его родной природы, своеобразной, но чудной своими явлениями и высокими красотами пустынь библейских. В этом случае автор провел ту мысль, что спокойное и уединенное созерцание природы вводит в гармонию с нею, и затем в созерцание высших вещей. Может быть и Боннет имел подобную же мысль.).

 

 

Исполнились все пророчества о Христе, но предстояло еще исполниться пророчествам Самого Христа.— И после кровавых событий на Голгофе, Иерусалим оставался тем же, чем был. Тот же шумный, многолюдный город, тот же заносчивый, легкомысленный народ, величавшийся своим храмом, уверенный в необоримости своих стен и мраморных башен, и беспечно исполнявший великолепные обряды своих законных празднеств. Тот же Пилат некоторое время игемонствовал над Иудеею, и железные Римские когорты, обуздывая народ, позабывший своих Маккавеев, поддерживали в стране спокойствие, которому ничто не угрожало… Но среди этого обычного состояния вещей и дел, при общем спокойствии, ходило по людям нечто, тревожившее многих, нечто неуловимое, не подчинявшееся ни железной воле Рима, ни синедриону Иерусалимскому. Это было пророчество Христово.

«Услышите о войнах и военных слухах…. Когда, увидите Иерусалим окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его.

Горе беременным и питающим сосцами в те дни! И падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы, и Иерусалим будет попираем язычниками!»

Так сказал Христос своим ученикам.— И кто бы поверил этим словам во то время, когда видел Иерусалим сильным, спокойным, беспечно проживающим своею обычною жизнию?

—Но не прошел и один род, современный Христу, как явились Римские легионы, выморили голодом столицу Иудеи, разбили таранами стены ее, завалили площади трупами исступленных изуверов, сожгли храм, повели народ в плен, и не оставили камня на камне в Иерусалиме.

Так отчетливо, так буквально, исполнилось пророчество Христа о граде, не познавшем посещения!— Но между тем, как Иерусалиму, еще издалека, угрожало запустение, в Галилее, сидевшей во тьме и сени смертной, и в странах более отдаленных, уже воссиял свет, повеяло жизнию и обновлением…

Двенадцать рыбарей, переходя из области в область, передавали слово мира– благую весть, которая ложилась прямо в души сынов мира, поглощалась кроткими сердцами страдальцев, нетомленных горем жизни, и в то же время,— эта весть туманила чело кесарей, и колебала вековые подножия богов древнего мира.

Кто ж были те вестники, те глашатаи чего-то нового, высокого,  неслыханного?– Это были люди простые, не мудрецы, не ораторы, но высокое их достоинство состояло именно в том, что они были очевидцами, свидетелями Христа!– Они любили Его, ходили за Ним, не проронили ни одного из Его слов, не умолчали ни об одном из Его деяний.– Говоря простым языком, они, (очевидцы и свидетели), вели, так сказать, подневную, памятную запись путешествий Христа по странам Палестины. Преданные ими слова и деяния начертались потом на свитках веков. И из этих то слов и деяний возникает такой величественный образ, какого никогда не видала земля, какого не могло создать воображение человеков.

Оставляя, как непреложные и всем известные, свидетельства Отцов Церкви о Христе, посмотрим, как и сами светские писатели не могли утаить своего благоговения к Христу.—

Жан-Жак Руссо говорит: «Характер Христа, если б Он не существовал во истину, не мог быть изобретен не только Галилейскими рыбаками, но и никем из человеков!…»

Он же,– в другом месте, сказал: «Если б книга Евангелий найдена была на пустом острову, где никогда не бывали люди, то прочтя ее, невольно сказалось бы: «Она упала с неба:»—

Лорд Байрон выразился в том же смысле: «Если когда нибудь Бог,– говорил он,— мог стать человеком, а человек Богом, то Христос был и тем и другим!»

Раз случилось Наполеону,– узнику острова Св. Елены, — завести религиозный разговор с Бертраном. Последний сознавал Христа великим человеком— гением. «Нет!» возразил Наполеон: «Александр Великий, Кесарь и я– мы гении, а Христос,– Бог!»

Мы сказали, что пророки Ветхого Завета, все и согласно, указывали на грядущего Христа, когда заревые лучи его открывались на их духовном

горизонте. Но чем доказать неоспоримую достоверность и самих пророчеств?… Достоверность их доказывается– событием, а что может быть достовернее этого?!..— Посмотрим, что сказали, и как задолго, задолго еще до события предсказали пророки о двух великанах древнего мира: —о Вавилоне и Тире.

 

 

ВАВИЛОН.

 

Геродот, Ксенофонт, Страбон, Плиний, Диодор Сицилийский и Квинт Курций описывали Вавилон. Каждый, разумеется, говорил по-своему, сообразно эпохе своего времени. Но все заодно уверяют в том, что Вавилон был город размеров изумительных; город полный роскоши, великолепия, чудес ваяния и зодчества. Стены Вавилонские вошли в пословицу у народов древнего Востока. Эти стены,— до понижения их Дарием Гистаспом,— имели 300 локтей в высоту, 80 в толщину, 48,000 в окружности.– Воздушные сады, каменные рамы Евфрата, сто медных ворот, дворец Навуходоносора, обведенный

тройным рядом стен, искусственное море в сто тысяч локтей в окружности и в тридцать пять в глубину: все это давало Вавилону право называться градом градов и дивом народов!….. .

Что ж сталось с этим дивом народов?!

Вызовем пророка.

 

 

ПРОРОК.

 

—Провидя в даль, я поднял голос

На оный гордый Вавилон,

И у царей встал дыбом волос,

И раздался в народах стон.. ….

Но видя медлящие сроки,

Они сказали: «Знать, пророки

Пустой нам рассказали сон!»…

И слово правды осмеяли,

И волей в рабство шли к страстям;

Жрецы к неверью подстрекали,

И чародейственно гадали

Халдеи по своим звездам…..

Но ближе все сходились сроки,

И тайный глас твердил слепцам:

—«Смотрите!… Не лжецы пророки.

Идет….. надходит гибель к вам!!»:….

«Пришла…. и, будто бывшу там,—

Представилась моим очам

Та ночь грозы, убийств и стона,

Когда огонь пошел к стенам

Бушуя в башнях Вавилона…

Весь воздух стал сплошной пожар,

Тростник горел с гремящим треском….

Но царственной гордыни блеском

Сиял за чашей Валтасар,

На тканях пурпура и злата,

Среди наложниц и вельмож….

Вдруг бледен царь- дрожит палата,

Стучит в сердцах и жилах дрожь!..

Глядят, с мучительной тоской,

И видят….. на стене чертога,

Посол невидимый от Бога,

Чертит невидимой рукой!!…..

И все сбылось,– приспевшу сроку,

Когда созрел людей разврат,—

Сбылось, как виделось пророку.

Он видел, как иссох Евфрат,

И там, где бурно мчались воды,

С оружьем дикие народы

Врывались в оробевший град….

 

Доскажем прозою. Кир,– которого пророк назвал по имени еще за сто лет до его появления на свет,— пошел на Вавилон, отвел течение Евфрата, и захватил в расплох исполина древнего мира.— «Сотру с лица земли Вавилон» говорил Господь пророку: «Сыны Аравии не водрузят шатров, и пастырь не станет пасти стад своих на покинутых обломках его. Там вселятся дикие звери пустынные. Иссохнет земля, пламенем обымется гора его, и змеи из нор

своих посвищут на путников вопрошающих: «Где был оный Вавилон великий?!!» ( За несколько пред сим лет, составлена была комиссия из представителей Франции, Англии и России, для определения границ между Турциею и областями Персидскими. В числе прочих там находился и наш

соотечественник А. г. р. н. в. .– Посетив, вместе с Англичанами, Вавилон и Ниневию, он видел глубокое запустение Вавилона, и удостоверился, что

на всем древнем Востоке более можно найти под землею, чем на земле, теперь пустынной, покрытой безобразными грудами развалин. Но под этими развалинами таятся дивные памятники искусств отцветшего Востока. Г-н А. г. р. н. в.. привез автору легенды отломки одной из колонн, найденных под землею. На этих отломках видны признаки клинового письма, (Кeilsсhrift). Может быть, когда нибудь сумеют разобрать эти письмена, и, может статься, от

кроют в них что нибудь похожее на мысль: «Так проходит слава мира сего!»).

 

Обратимся опять к пророкам с вопросом о судьбе Тира, и подивимся тождеству предсказания с событием.

 

ПРОРОК.

 

Господь,– мне слышалось однажды,—

Вещал: «Как сын пустынь от жажды,

Кричи, чтоб поздний слышал мир.

Кричи, пророк, на гордый Тир;

Кричи: «Ты говоришь– Я славен,

Сижу владыкой на морях,

И кто в могуществе мне равен?!….

В моих пурпурных парусах, —

Моей грозы и власти полны,—

Послушны ветры мне и волны,

В своих и на чужих водах!..

Ливанский кедр, сосна Санира,

Краса Базанского весла,

На кораблях блистают Тира,

И нет им счета, ни числа!..

Египет, Персы и Лидия,

Моим покорны знаменам:

Щиты и шлемы их стальные

Я пригвоздил к своим стенам.

Ко мне из Фарса льется злато,

Мосох– купец– мне шлет рабов;

Араб– мой данник аромата,

Сидонец— ткач моих ковров!..»

«Хвались! Господь вещает Тиру:

Но Я сорву с тебя виссон:

Сорву…. и,— в поученье миру,—

Пройдет твой блеск, как смутный сон!

Пройдет…. и поздние народы,

Кивая грустно головой.

Где?– скажут,— град, теснивший воды,

Где этот город боевой,

Сбиравший почести и дани?….

Исчезли пурпуры и ткани,

И златошвейные ковры;

И, у змеиные норы,

Шакал пустынный нору роет,—

На пустырях хозяин сам,

Да часто глухо море воет

И будто плачет по ночам!!!..

 

Прошли века за веками….. И, человек минувшего века,– Волней, отрицавший многое, невольно утверждает справедливость предсказаний пророческих.— «Тир» говорит он, (в путешествии своем в Сирию), после всего, что он был, «называется теперь Суром, и представляет не более как бедную деревушку!!»…

 

За пророками, следуют очерки областей ада: СТРАНА, СТУЖИ И ЛЬДОВ. СТРАНА, ПОЛУОТРАДНЫХ И СТРАНА ТОСКУЮЩИХ ДУШ. Далее:

ЦАРЬ ОГНЕЙ.—Сатана говорит со смертию. Тревога в аде. Смятение подземных духов. Бешенство сатаны. Голос жизни. Спаситель является в аде.

 

СОШЕСТВИЕ ВО АД.

 

Повествование Адама и Еввы. Патриархи, пророки и Креститель.— Грех и гибель допотопного мира.– Спаситель всех благословляет, и выводит

праотцев из ада.

 

НОЧЬ ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ.

 

Картина Иерусалима. Изображение Соломонова храма. Храм Соломона полон был звуков мусикийских; в нем, как говорят, было до 100,000 арф и тимпанов. Усладительнейшее ароматное курение (которого состава еще не знают), очаровывало чувства, и тысячи голосов, (как голоса природы), хвалили Бога. При этом невольно вспомнишь выражение Шеллинга. В эстетическом трактате о музыке он сказал: «Слово дал Бог людям для сообщения между собою, а музыку -для сообщения с небом!» Тревога в храме. Грусть ангелов, ходящих по кровавым следам Иисуса. Мертвые восстали. Завеса раздралась в храме.— Древние (Иов и проч.) изъявляли скорбь свою раздранием на себе одежд. Бог-отец, как бы, изъявил скорбь Свою о Сыне раздранием завесы храма. «Солнце потаило лучи свои!» воспевает наша Церковь.

 

Свидетелей затмения было пять: три евангелиста и два лица исторических. Матфей, Левий, (родом Евреянин) писал в тех местах, и для того народа, который был очевидцем самого затмения. Марк писал о том же в Риме, а Лука находился тогда в Греции. Из этого заключают, что затмение было общее. Четвертый свидетель– Дионисий Ареопагит, и пятый— Аполофаний философ. Из светских– Флегонт Арисана (по сказанию Евсевия Памфила) говорит: «В четвертое лето 203-й олимпиады, в шестом часу дня, настала такая ночь, что звезды на небе были видимы. То же подтверждает Юлий Африканский. По этому святый мученик Лукиан восклицал к мучителям своим: «Рассмотрите летописи наши, и вы сами увидите, что во время игемонства Пилатова, солнце померкло, и день помрачился глубокою тьмою!»

 

Знаменитый астроном Кеплер говорит об этой тьме иерусалимской. По счету часов у Евреев, час затмения совпадает точно с часом распятия Спасителя; и под кровом этой тьмы, Христос вымолвил три светлые слова, которыми:

—врагов простил, разбойнику рай отворил, и Сам, отходя к Отцу, Матери своей дал Сына — в лице Иоанна. Сказания современных астрологов также о бывшем затмении свидетельствуют, а Дионисий Ареопатит воскликнул: «Или Божество

страждет, или страждущему состраждет!» — Так выразил, по-гречески, слова его– летописец Свида.

 

Таким образом, говорит Лев Папа Римский (в шестом слове своем о страстях Христовых), «висящу на кресте Создателю, все создание воздыхало!» — Афанасий Великий восклицает: «Наставшая тьма– сия небесная плащаница –приодела наготу Христа распятого. – Что Рим знал о событиях в Иерусалиме, говорит и Тертуллиан в защитительном слове своем.

 

В Императорской Публичной Библиотеке (в С.-Петербурге) имеется важный документ, свидетельствующий о плачевной эпохе распятия Христа Спасителя. Это послание одного ученого Еврея, из дальних окрестностей Иерусалима, к другу его некоему Моисею, знатному раввину, и юристу.

В послании заключается просьба:— уведомить обо всех подробностях осуждения и распятия Христа, — «человека праведного»,– как говорит писавший послание, «великого чудотворца, целившего недуги, изгонявшего бесов, воскрешавшего мертвых!»

—Документ сей начертан на пергаменте, (на семнадцати небольших страницах), а перевод  с него на латинский язык, (сделанный Блаженным Иеронимом в Вифлееме), написан на бумаге, похожей на пергамент, неизвестного теперь качества. Нынешние археологи не могут определить– к какой азбуке, (кажется к тайно-условной), принадлежат буквы документа, писанного (как сказано) на языке Халдейском. Документ этот привезен с Варшавскою библиотекою, где он хранился в серебряном кивоте.

 

ВЕРХОВНЫЙ СУД. («Ныне суд миру»–(Евангелие от Иоанна)).

 

Господь, обставленный всеми силами небесными.

Умилостивление правосудия Божия. (Церковь поет: «телом на кресте, душею во аде, а духом со Отцем.» В третьей картине (верховный суд) описано примирение прогневанного с прогневавшими– чрез посредство Распятого. Тело губили на кресте, душа (Иисуса) губила власти ада, а Дух Его ходатайствовал у Отца за погибавших человеков.)

 

 

ЦАРСТВО ИИСУСА.

 

В этом описании слово человеческое домогается разоблачиться от всей своей материальности, и превратиться, по возможности, в образы идей, почти неосязаемых. Не даром же один из Отцов Церкви сказал: «Рай скорее можно получить, чем его описать!»

Все земное: грех, пороки, наши суеты, наше горе,— исчезают в этом океане любви, света и лучезарности. Там,— в сем вечном дне,— в этом безтенном царстве, ходит один с своею тенью– разбойник.

Там находим мы разрешение судьбы этого сына пустыни, и последнюю развязку легенды о Таинственной Капле.

 

ВЕРОВАНИЕ ДРЕВНИХ В БЕССМЕРТИЕ ДУШИ.

 

Аристотель говорит: «Души имеют начало свое не из земли; ибо ни в земле, ни в огне, ни в воздухе, нет способности познавать, мыслить, чувствовать, помнить. Все эти дары носят на себе несомненную печать божественности.

И потому, что бы там ни было в нас, что чувствует, мыслит и желает,– оно должно быть божественно, а следовательно неразрушимо!….»

Цицерон (в книге о старости) говорит: «Нет! отцы наши, почившие прежде нас,– не умерли; они живут и живут тою жизнию, которая одна есть истинная; ибо, в оковах тела нашего, мы подобны галерным невольникам, трудящимся на привязи. Душа наша,— уроженка неба,— томится в ссылке земной, и вечная по природе, тоскует в тесных пределах временного.»

Кир поучает детей своих– «бессмертию души».

— Катон восклицает: «Иду к отцам моим, чтоб жить с великими людьми, которых знал лично, и которых знал по слуху.»—

—Стихотворец Арат, на которого ссылается и Св. Павел (Деян. ХVIII. 28.), говорит: «мы род Божий.» —

А Манилий говорит. «Нет сомнения, что Бог обитает в сердце нашем, а души приходят с неба и возвращаются в небо.»—

В 10-й книге Законов Платона читается: «Без помощи Бога или Его ангелов, мы не выдержали бы борьбы со страстями.»

Один из древних философов говорит: «Ангелы ниже Бога, а выше человека. Они знают только то, что Бог благоволит открыть им. Они блистают светом, который отражается на них от Бога: этим светом они (как посредники) озаряют смертных. Преисполненные любви к Богу, они помогают нам при переходе от земной жизни к небесной. Они же внушают нам правила добродетели, и дают весть о вечном блаженстве.»—

Из новейших, знаменитый Шеллинг говорит: «Постоянное размышление и исследования послужили мне лишь к подкреплению уверенности, что

смертью не только не ослабляется, но скорее возвышается личность человека, ибо ею (смертию) он освобождается от всего, что есть случайное.

В глубине нашего естества, мы пребываем в слиянии с умершими; ибо в лучшей части нас мы то же, что и они, то есть духи!!…»

 

К О Н Е Ц .