Старое горе

Старое горе

 

(Степная сказка)

 

Жил себе человек небогатый,

С молодою женою и с сыном.

 

Раз, случилося ранней зарею,

Он ходил по широкому полю

И пахал свою бедную ниву.

Вот и видит он, сзади по глыбам,

Ходит старец,  с седой бородою,

Опирается тихо на посох.

Вот и стал человек небогатый

Говорить за работою старцу:

Ты скажи мне, скажи, человече,

Для чего за волами ты ходишь

И какая тебе в том охота?

Обернул к нему голову старец

И в ответ ему тихо промолвил:

Для того я хожу за волами,

Что хочу у тебя допытаться —

Ты скажи мне по правде, по чистой,

Легче ль юноше тяжкое горе,

Или дряхлому, старому старцу?

Отвечал человек небогатый; .

Легче юноше тяжкое горе,

А не дряхлому, старому старцу!

 

Тут, едва он слова те промолвил,

Совершилося дивное диво:

Вдруг прехожаго старца не стало,

Будто тень по траве пробежала.

Видит пахарь — волы повалились,

Обломались колеса у плуга,

Он домой без оглядки вернулся —

Под забором жена молодая,

Пораженная смертью, лежала;

И от старенькой, маленькой хатки

Только печка дымилась, чернела —

Все огнем у него погорело!

Вот, взглянув на свое пепелище,

Стал он кликать родимого сына,

Но и сына, родимого сына,

Не нашел на своем пепелище.

Покачал головой горемыка,

И пошел наниматься по людям,

Горе лютое мыкать по свету.

 

Не сгорел, его сын, не погибнул,

Приключилось с ним дивное диво.

Он сидел в тростнике над водою,

В тростнике удил удочкой рыбу

И поймал он речную плотичку.

Из воды потянул он плотичку,

Только вдруг краснопёрая быстро

Встрепенулась, сверкнула, плеснулась,

В золотистую зыбь окунулась

И на дно за собой утащила

Вместе с удочкой в волны малютку….

 

Ненагляднаго гостя плотичка

Посадила на чистый песочек,

На песочек, меж камушков пестрых;

Волосёнки ему расчесала,

Расчесала зубчатой чешуйкой;

Из жемчужинок белых серёжки

Ему в алые ушки продела;

Нацепила на шейку монисто

Из кораллов, цветочков и травок,

И на белые ножки сапожки,

Золотые сапожки надела.

 

Стал играть день и ночь у плотички,

По реке, по широкóй малютка;

С краснопёрыми детками рыбки

Стал из раковин домики строить,

Из кораллов мостить огороды,

И такие ж, как сам он, малютки

Отовсюду к нему собралися,

И они, между игр, в полководцы

Над собою избрали малютку —

И забыл под водою он землю,

Темный садик, зеленое поле,

И отца и родимую хатку….

Так промчалися многие годы.

 

А отец его, с лютого горя,

Одряхлел, поседел, обеззубел

И горбатый, с сумой за плечами,

 

Захотел поглядеть на былое,

На родное свое пепелище.

Он пошел, сирота безталанный,

Городами, лесами, полями,

Дотащился до нивы родимой,

Поглядел, опустился на травку,

На зеленую травку над речкой —

И склонился на грудь головою….

 

Той порой, с своим войском веселым,

В тростниках потешался малютка.

Из воды золотую головку,

Всю облитую пеной жемчужной,

Тихо высунул, глянул на берег —

И от жалости чуть не заплакал…

Видит он, над широкой рекою,

Пригорюнился старец прохожий,

Пригорюнился, очи потупил,

И тихонько над речкою плачет,

Плачет, словно забытый ребенок.

 

И в тростник опустился малютка,

Стал скликать свое верное войско,

Стал скликать, и при всем при народе,

Рассказал, чтó он видел на свете.

Расшумелося резвое войско,

Расшумелось, и так меж собою

Повели разговоры малютки:

Это, верно, речная плотичка

Разобидела беднаго старца —

Отомстим мы за это плотичке,

Наградам неутешного старца!

 

И покинули волны малютки,

Отряхая холодную влагу,

Друг за дружкою вышли на берег,

Подглядели меж листьев и травок,

Как заснул разобиженный старец,

И усыпали сонного старца

Потихоньку лесными цветами,

Темнолистый венок из осоки

Положили на голову старцу,

Наносили в суму его всяких

Спелых ягод, плодов и кореньев,

И еще вкруг него из жемчужин

Серебристых настроили горок…

 

Над поляной заря занялася,

Как старик ото сна пробудился,

Пробудился, и видят малютки,

Поднялся он в венке из осóки,

На цветы, на жемчужины глянул,

На широкую, глянул поляну

И с печальной усмешкой примолвил:

Нет, старик, я ошибся в рассчете,

Мыкать горе не юноше легче;

Легче старцу; — его никакая

Веселить уже радость не может,

И заснуть, изнуренный, он жаждет

На распутьи страдальческой жизни!

И когда он слова те промолвил,

Прежний старец пред ним появился,

И склонясь головою на посох,

Посмотрели они друг на друга….

 

Изумились кудрявые крошки,

Изумились, и дружка за дружкой

Поднялись над зеленой дубравой,

Поднялись, как крылатые мошки!

Той порой над зеленой дубравой,

Паутиное лето стояло –

По горам, по долам паутинки

Над землей, до небес, протянулись,

Над землей, колыхаясь, летели –

И по тем золотым паутинкам,

Как по нитям развешанных лестниц,

Поднялися на воздух малютки,

Поднялись, и зарею пурпурной

Освещенные в небе, как свечки,

В облаках голубых утонули….

 

 

Григорий Данилевский

 

 

Примечание. Сказка, предлагаемая читателям, не принадлежит народу. Народу принадлежат только речные крошки, которые в ней упоминаются. По словам Н. Ф. Щербины, в примечании к одному из его стихотворений, напечатанных в харьковском сборнике «Молодик» — их называют степные жители мавками. По догадке одного ученого, это слово происходит от глагола помавать, манить кого-нибудь головою. Малороссияне не рисуют их в своих поверьях; они только говорят, что мавки «такие малюсенькие, что трое их могут усесться на крыле одной мухи».

 

Пантеон, том 9 1853