За двумя зайцами

Автор: Островский Александр Николаевич

За двумя зайцами

 

Михаил Петрович Старицкий

Перевод А. Островского

 

 

Комедия из мещанского быта в четырех действиях

 

 

(Написана по мотивам пьесы И. С. Нечуй-Левицкого «На Кожемяках»)

 

«За двома зайцями».

 

 

 

 

Действующие лица:

 

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  С е р к о,  мещанин, владелец лавки.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а,  его жена.

П р о н я,  их дочь.

С е к л и т а  П и л и п о в н а  Л ы м а р и х а,  сестра жены  Серко,

торговка яблоками.

Г а л я,  ее дочь.

С в и р и д   П е т р о в и ч   Г о л о х в о с т ы й,    промотавшийся

цирюльник.

Н а с т я       \    подруги Прони;

Н а т а л к а   /    манерны.

X и м к а,  прислуга у Серко.

П и д о р а,  поденщица у Лымарихи.

С т е п а н  Г л е й т ю к,   служил  в  наймах  у  Лымарихи,  теперь —

слесарь.

М а р т а,  бубличница.               \

У с т я,  башмачница                    гости у Лымарихи.

М е р о н и я,  живет при монастыре   /

Д в о е  б а с о в.

И о с ь к а,  ростовщик.

 

К в а р т а л ь н ы й,  ш а р м а н щ и к,  м е щ а н е  и  н а р о д.

 

 

 

 

 

Действие первое

 

 

Глубокий яр. Слева под горой хорошенький домик Серко с  садиком,  ним  забор

и еще чей-то сад и домик, справа гора, забор, а дальше овраг. Вдали на горах

виден Киев. Вечер.

 

 

 

Явление первое

 

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и  Я в д о к и я  П и л и п о в н а  сидят

на лавочке у дома.

 

Е в д о к и я  П и л и п о в н а.   Ишь,  как  сегодня   вечерню   рано

отслужили, еще и солнышко не зашло! А все оттого, что  новый  дьячок  славно

вычитывает.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Чем же славно?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как чем? Громогласно:  словами,  что

горохом, сыплет.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Верно, верно! Как пустит  язык,  так

он у него, что мельничное колесо, только  —  тррр!..  И  мелет,  и  обдирает

разом…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А твой старый  мнет,  мнет,  бывало,

язык, что баба шерсть.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Разве можно равнять этого щелкуна со

старым дьячком! Тот таки читает по-старинному, по-божественному, а этот…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Заступается за свой  старый  опорок,

видно, что табачком потчует.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так что с того, что потчует!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А  то,  что  и  в   церкви   табаком

балуешь, словно маленький…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Лопочи, лопочи, а ты заступаешься за

нового потому, что молодой.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Еще что выдумай!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  И выдумаю!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Вот уж  не  люблю,  как  ты  начнешь

выдумывать да говорить назло! (Отворачивается.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну, ну, не сердись, моя  старенькая,

это я пошутил!

 

Старуха, надувшись, молчит.

 

Не сердись же, моя седенькая!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да будет тебе!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Чего будет? Хвала богу, прожили  век

в добром ладу и согласии, дождались и своего ясного вечера… Да  не  зайдет

солнце во гневе вашем…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ладно, я уже  на  тебя  не  сержусь.

Только не блажи.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Нет, нет, не буду. А  нам  и  правда

жаловаться не на что: век прошел, горя не ведали, хоть облачка  и  набегали,

от тучи господь уберег. Есть на старости и кусок хлеба, и угол.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да  ведь  и   поработали,   рук   не

покладаючи.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так что ж! Кто радеет, тот и  имеет!

Непрестанно трудитеся, да не впадете в злосчастие. Лишь бы чужого  хлеба  не

отнимать, да на чужом труде не наживаться!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Уж на нас, голубок,  кажется,  никто

не может пожаловаться!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А  кто  знает?  Может,  и  нам   зря

перепала чужая копейка.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как же без этого торговлю вести? Это

уж  пусть  бог  простит!  Нам  ведь  надо  было   стараться:   дочка   росла

единственная; на приданое-то нужно копить.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так-то оно  так…  И  наградил  нас

господь дочкой разумницей.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  И-и! Уж умны — прямо на весь  Подол!

Ну, да ведь и денег на нее не жалели: во что нам эта наука  стала  —  страх!

Сколько одной мадаме в пенцион переплачено!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А  за  какой  срок?  Долго  ли   там

пробыли?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Мало, что ль? Целых три месяца! Ты б

уже хотел свое  родное  дите  запереть  в  науку,  чтоб  мучилось  до  самой

погибели.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Я не о том; мне эти пенционы и не по

душе вовсе, да коли деньги за год плочены, надо было за них хоть отсидеть.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Денег жалко, а дите так нет, что оно

за три месяца исхудало да измаялось, хоть живым в гроб клади! Там мало того,

что науками замучили, извели, так еще  голодом  морили!  Дите  не  выдержало

и домой подалось.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Это ничего: дома  откормились;  одно

только неладно…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что   еще?   Уже    снова    блажить

принимаешься?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да я молчу, а только этот пенцион…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что пенцион?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вот он где у меня сидит! (Показывает

на затылок.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Опять?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (вздохнув). Да молчу!

 

Издалека слышна хоровая песня:

 

Не щебечи, соловейку,

На зорі раненько,

Не щебечи, манюсінький,  \

Під вікном близенько!    /  (2 раза)

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А славно поют! Я страх люблю мужское

пение!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Славно, славно! Завтра  воскресенье,

а они горланят.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А когда ж им и погулять, как не  под

праздник! За будни наработаются!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вот и расходились  бы  спать,  а  то

и сами не спят, и другим не дают… (Зевает.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Так ты иди себе спать, кто ж мешает?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  По мне, уж и пора бы лечь,  да  ведь

Проню дожидаемся.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А правда, что это они так запоздали?

Уже и ночь на дворе, ты бы пошел поискал их.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Где же  я  их  буду  искать?  Да  их

и кавалер проводит.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Проводить-то  проводят…  кавалеров

за ними, что половы за зерном, а все-таки страшно.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не бойся — не маленькие.  (Зевает во

весь рот). О господи,  помилуй  мя,  грешного  раба  твоего!  (Снова  зевает

и крестит рот). Чего это я так зеваю ?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (тоже зевает). Ну  вот,  ты  зеваешь,

а я за тобой.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (снова зевает). Тьфу на тебя, сатана!

Так зевнул, что чуть рот не разорвал.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Прикрывал бы ты рот, а то и  глядеть

нехорошо.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А ты думаешь,  мне  хорошо  глядеть,

когда ты свою вершу разинешь?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Это с каких же пор у меня вместо рта

верша?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А разве не пришла еще пора?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Тьфу! Тьфу! (Рассердившись уходит).

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (почесав затылок).  Рассердилась  моя

старушка, разгневалась,  надо  идти  мириться.  (Тоже  уходит  через  ворота

в дом).

 

 

 

Явление второе

 

 

М е щ а н е,  м е щ а н к и  и  х о р.

 

Х о р  (за сценой, но ближе).

 

Твоя пісня дуже гарна,

Гарно ти співаєш.

Ти, щасливий, спарувався  \

И гніздечко маєш.         /  (2 раза)

 

Через сцену проходит  н е с к о л ь к о  п а р:  девчата с парубками и  одни

девчата; последних догоняет  Г о л о х в о с т ы й,   в  цилиндре,  пиджаке,

перчатках. Полебезив, перебегает к другим.

 

Г о л о х в о с т ы й.  А хороши тут  девчатки-мещаночки,  доложу  вам:

чистое амбре! Думал, найду меж ними ту, что  около  Владимира  видел  —  так

нету, а она, сдается, с этого конца. Вот пипочка, просто — а-ах, да пере-ах!

Одно слово — канахветка, только смокчи! Чуть ли я не влюбился  даже  в  нее,

честное слово: прямо из головы нейдет… Господи! Что ж это я? Не проворонил

ли из-за нее главный предмет, Проню? Вот тебе и на! Побегу искать… (Быстро

уходит оврагом направо).

П а р у б к и  (выходят на передний план, поют).

 

А я бідний, безталанний,

Без пари, без хати;

Не довелось мені в світі  \

Весело співати!           /  (2 раза)

 

Издалека слышно, как другая группа поет ту же песню.

 

П е р в ы й  б а с.  А у нас басы лучше… у них точно битые горшки!

В т о р о й  б а с.  Или как старые цыганские решета.

В с е  (смеются). И правда!

П а р у б о к.  А  какой  теперь  хор  самый  лучший?  Семинарский  или

братский?

П е р в ы й  б а с.  Известно, братский.

В т о р о й  б а с.  А я говорю — семинарский.

П е р в ы й  б а с.  Ан брешешь.

В т о р о й  б а с.  Ан не брешу. В семинарском  хоре  один  Тарас  как

попрет верхами, так о-го-го! Либо Орест — как двинет октавой ур-р-р, аж горы

дрожат.

П е р в ы й  б а с.  А в братском Кирило чего-нибудь стоит?

В т о р о й  б а с.  Ну, что ж? Кирило — и обчелся.

П е р в ы й  б а с.  Э-э!

С т е п а н.  А  кто,  по-вашему,  господа,   всех   умнее   в   Киеве:

семинарист, или академист, или университант?

П а р у б о к.  Голохвостый!

С т е п а н  (хохочет). Ну и отколол!

П е р в ы й  б а с.  Попал пальцем в небо!

К т о — т о.  Нашел умника на помойке! Ха-ха!

П а р у б о к.  А кто ж разумнее его?  Говорит  по-ученому,  что  и  не

поймешь ничего!

С т е п а н.  У тебя, часом, все клепки дома?

П а р у б о к.  Чего ты прицепился?

С т е п а н.  Глядите,  люди  добрые,  как  по-свинячьи  хрюкает,   так

и умнее всех, значит!

Д р у г и е.  А что, на самом деле, смеяться? Голохвостый  и  верно  не

лыком  шит,  умный,  образованный,  совсем  барин,  и   ходит,   и   говорит

по-господски!

С т е п а н.  Овва! Не видела роскоши свинья,  так  и  хлев  за  палаты

показался!

К т о — т о.  Да будет вам черт знает из-за чего вздорить!

С т е п а н.  И то правда, тьфу!

К т о — т о.  От мещан отстал, а к панам не пристал.

С т е п а н.  А как же! Натянет узкие брючки, обует сапоги со  скрипом,

да еще на голову напялит шляпу, ну и пыжится, как лоскут кожи на огне! Какие

были у отца деньги — промотал, а теперь что на нем, то и при нем.

П е р в ы й  б а с.  Верно; батько его, бывало, на базаре  брил,  кровь

пускал да банки ставил, вот и копейка водилась, а  он,  вишь,  уже  цирюльню

по-модному…

С т е п а н.  Не знаю, стрижет ли других, а что себя обстриг — это так!

П е р в ы й  б а с.  А уж до девчат лаком, кружит головы — беда!

В т о р о й  б а с.  Так через то же Степан на него и ярится.

К т о — т о.  Опасается, значит, чтоб не отбил дивчину.

С т е п а н.  Печенки я б ему отбил!

Д р у г и е.  О! Он таковский!

П е р в ы й  б а с.  А у тебя есть уже милая?

С т е п а н.  Что ты их слушаешь? Вздор несут!

К т о — т о.  Есть, есть…

П е р в ы й  б а с.  А кто?

П а р у б о к.  Галя Лымаришина.

П е р в ы й  б а с.  Красивая?

П а р у б о к.  Чудо, как хороша!

С т е п а н.  Ты гляди у меня, честь знай, а то язык и окоротить можно!

П а р у б о к.  Что ж я такого сказал? Вот напасть!

Д р у г и е.  Тсс! Вон Голохвостый идет!

 

 

 

Явление третье

 

 

Т е  ж е  и  Г о л о х в о с т ы й.

 

К т о — т о.  Здравствуйте,  Свирид  Петрович,  а  мы   вас   как   раз

вспоминали…

Г о л о х в о с т ы й.  А, добре-хорошо…

С т е п а н  (в сторону). Жаль, что не слышал!

Г о л о х в о с т ы й  (кое-кому  подает  руку,   остальным   кланяется

свысока). Меня таки везде вспоминают: значит, моя персона в шике!

С т е п а н  (в сторону). Как свинья в луже!

Г о л о х в о с т ы й  (вынимает портсигар). Нет  ли  у   кого   иногда

спички?

П а р у б о к.  Вот у меня есть. (Зажигает.) А  мне,  Свирид  Петрович,

можно одну взять?

Г о л о х в о с т ы й.  На! Может, угодно  еще  кому?  Папиросы  первый

сорт!

К т о — т о.  Давайте, давайте! (Закуривает.) Ничего себе!

Голохвостый. Ничего! Понимаете вы, как свиньи в пельцинах! Это шик — не

папиросы! Каждая стоить пять копеек; значит, примером: затянулся ты,  а  уже

пяти копеек и нет.

П а р у б к и.  И дорогие же!

С т е п а н  (в сторону). Брешет гладко!

К т о — т о.  Вы таки швыряете силу денег!

Г о л о х в о с т ы й.  Чего мне денег  жалеть?  Главное  дело  —  себе

удовольствие! Может, у меня их перегорело иногда сколько тысячов, так зато ж

вышел образованный, как первый дворянин!

С т е п а н  (тихо остальным). Такой дворянин, что только под тын!

Д р у г и е.  И правда: надел жупан, так уж думает, что пан.

Г о л о х в о с т ы й.  Теперь, следственно, меня везде и всюду  первым

хвасоном принимают, а почему? Потому, что я умею,  как  соблюсти  свой  тип,

по-благороднему говорить понимаю!

С т е п а н  (громко). А по-собачьи, господин, случаем не умеете?

 

Кое-кто смеется.

 

Г о л о х в о с т ы й. Еще нет! Придется разве, что ли,  от  вас  науку

получить!

С т е п а н.  Вы таки моей науки дождетесь!

Г о л о х в о с т ы й  (свысока). Наведите себя сначала политурою!

С т е п а н.  Что с дурака взять!

Д р у г и е.  Да будет вам!

Г о л о х в о с т ы й.  Невежество   неумытое!   Что   тут    с    вами

фиксатурничать? Еще увозишься в мужичестве!

П а р у б о к.  А  скажите-ка,  будьте   добреньки,   хоть   что-нибудь

по-хранцузскому!

Г о л о х в о с т ы й.  Да что вы можете понимать?

П а р у б о к.  А какое платье на вас, Свирид Петрович, — чудо!  Верно,

дорогое?

Г о л о х в о с т ы й.  Известно,  не   копеечное!   Хвасонистой   моды

и загрянишного материала, да и шил, можно сказать, первый  магазин.  Вот  вы

думаете, что платье — лишь бы что, а платье — первое  дело,  потому  что  по

платью всякого встречают.

С т е п а н  (к остальным). А по уму провожают!

Г о л о х в о с т ы й  (не обращая  внимания).  От  возьмем,  примером,

бруки: трубою стоят как вылиты, чисто аглицький  хвасон!  А  чего-нибудь  не

додай, и уже хвизиномии  не  имеют!  Или  вот  жилетка,  —  сдается-кажется,

пустяк, а хитрая штука: только чуть не угадай, и мода не та, уже и  симпатии

нету. Я уж не говорю про пиньжак, потому что  пиньжак — это  первая  хворма:

как только хвормы нету, так и никоторого шику! А от даже шляпа, на  что  уже

шляпа, а как она, значит, при голове, так на тебе и парад!

К т о — т о.  Хорошо в этом разбирается, ничего не скажешь!

П а р у б о к.  А материя какая! Рябая,  рябая  да  крапчатая,  вот  бы

и мне такого на штаны!

Г о л о х в о с т ы й.  Крапчатая?! Шаталанская!

П а р у б о к.  А что ж это значит — шарлатанская?

Г о л о х в о с т ы й.  Э, мужичье! Что с тобой разговаривать.

П а р у б о к.  Да я так!

К т о — т о.  Расскажите нам лучше  что-нибудь!  Вы  ж  везде  бываете,

умных людей видаете.

Г о л о х в о с т ы й.  Не все то для простоты интересно, что для  меня

матерьяльно.

К т о — т о.  А все же может, и нам  любопытно  будет.  Вот  идемте  на

гору: споем, побеседуем.

Г о л о х в о с т ы й.  Хороший был бы для меня кадрель — водить с вами

кумпанию!

К т о — т о.  Э, вы нос дерете аж до неба!

Д р у г и е.  Да бросьте, ну его!

С т е п а н.  Не знаете разве поговорки: не тронь добра…

П а р у б о к  (Голохвостому).   Да   идемте,   Свирид   Петрович,   не

церемоньтесь!

Г о л о х в о с т ы й.  Ей-богу,  нельзя:  тут,  понимаете,  деликатная

материя… Кахвюру, значит, нужно подстерегчи и спроворить… Одним  словом,

не вашего ума дело!

П а р у б о к.  Что ж оно такое?

Г о л о х в о с т ы й.  Интрижка.

П а р у б о к.  Как?

С т е п а н.  Да брось его, идем!

Д р у г и е.  И в самом деле! Чего с ним вожжаться? Ну его  к  дьяволу!

Пошли!

 

Все  уходят.

 

 

 

Явление четвертое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Дураки серые! Идите  на  здоровье!  Что  значит

простое мужичье! Никакого понятия нету, никакой деликатной хвантазии…  Так

и прет! А вот у меня в голове завсегда такой  водеволь,  что  только  мерси,

потому  —  образованный человек.  Да  что,  впрочем,  про  них?  Достаточно-

довольно! Как бы вот Прони не пропустить! Высматриваю;  нигде  нету:  уж  не

прошла ли разве? Так куда ж пройти ей,  когда  мы  каравулили?  Удивительное

дело!  Требовается  подождать.  Надо  сегодня  на  нее  решительно  налягти.

Сдается, я ей пондравился… Ну, да кому ж я не  пондравлюсь?  А  вот  чтобы

Проню не выпустить из рук, так  то  необходимо.  Богатая:  какой  дом,  сад!

А лавка, а денег по сундукам! Старого Серко как  тряхну,  так  и  посыплются

червонцы! Одна надежда на ее приданое, потому иначе не могу поправить  своих

делов: такои зажим, хоть вешайся. Долгов  столько — как  блох  в  курятнике.

В цирюльне уже заместо себя посадил гарсона, да что  с  того?  Цирюльня  все

одно лопнет. От как  на  Проне  женюсь,  то  есть  на  ее  добре  да  на  ее

деньжонках, я тогда бритвы через голову в Днепр позабрасываю и заживу купцом

первой гильдии; завью такие моды, аладьябль! Только ж  Проня  и  дурна,  как

жаба… Да если запустить руку в ее сундук, так мы на стороне заведем  такое

монпасье, что только пальчики оближешь! От бы,  примером,  ту  дивчину,  что

я за ней возле Владимира гонялся! А-ах!

 

 

 

Явление пятое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  П р о н я,  Н а с т я  и  Н а т а л к а.

 

Г о л о х в о с т ы й  (увидев девчат). А вот и они  с  кумпанией!  Ну,

Голохвостый, держись!

 

П р о н я,  Н а с т я  и  Н а т а л к а   идут  с  томным  видом,  прощаются

с каким-то кавалером.

 

Как бы это подойти похвасонистей, чтоб так сразу шиком и  пронять?  (Пробует

поклониться.) Нет, не так… (Одергивает на себе платье.)

П р о н я  (приближается; за нею подруги). Голохвастов, кажется?

Г о л о х в о с т ы й  (подлетает). Бонджур!  Мое  сердце  распалилося,

как щипцы, пока я дожидал мамзелю!

П р о н я  (манерно).  Мерси,  мусью!   (Подругам.)   Таки   дожидался:

я нарочно проманежила.

Г о л о х в о с т ы й.  Рикамендуйте меня, пожалуйста, барышням! Хочь я

и не знаю их, но надеюсь, что вы не будете водить кумпанию лишь бы с кем!

П р о н я.  Разумеется. Это мои близкие приятельки и соседки.

Г о л о х в о с т ы й.  Рикамендуюсь вам: Свирид Петрович Голохвастов.

Н а с т я.  Мне кажется, мы где-то встречались.

Г о л о х в о с т ы й.  Ничего нету удивительного  —  меня  знает  весь

Киев чисто.

Н а т а л к а.  Неужели?

Г о л о х в о с т ы й.  Решительно. Меня всюду  принимают  как  своего,

значит, без хвасона.

П р о н я.  Там, верно, красавиц нашли порядочно?

Г о л о х в о с т ы й.  Что  мне  краса?  Натирально,  первое  дело  ум

и обхождение: деликатные хранцюзкие манеры, чтоб вышел шик!

П р о н я.  Разумеется, не мужицкие: фи! Мове жар!

Н а т а л к а  (Насте). Какой пригоженький!

Н а с т я.  Ничего. Только чудной!

Н а т а л к а.  А я вас где-то сегодня видела.

Г о л о х в о с т ы й.  Я  человек  не  очень-весьма  посидящий,  люблю

в проходку с образованными людьми ходить. Ноги человеку,  видите,  для  того

и дадены, чтоб бить ими землю, потому они и растут не из головы…

Н а т а л к а  (Насте). Какой он умный и острый, как бритва!

П р о н я  (подругам). Не говорила я вам, что первый кавалер!

Г о л о х в о с т ы й.  Не угодно ли, барышни, покурить папироски?

Н а т а л к а.  Что вы, я не курю!

Н а с т я.  И я нет; да и пристало ли барышням!

Г о л о х в о с т ы й.  Первая мода!

П р о н я.  А вы не знаете? Дайте мне. (Закурила и закашлялась.)

Г о л о х в о с т ы й.  Может, крепкие? Я,  как  что  дозволите,  Проня

Прокоповна, принесу вам натиральных дамских.

П р о н я.  Мерси! Это я глотнула как-то дыму…

Н а т а л к а  и  Н а с т я.  Да   бросьте   папироску,   а   то    еще

закашляетесь.

П р о н я.  Глупости! Я еще в пенционе курила…

Г о л о х в о с т ы й.  Чем  же  мне   барышень   прекрасных   угощать?

Позвольте канахветок! (Вынимает из кармана пиджака.)

Н а с т я  (Наталке). Ишь, какой вежливый!

Н а т а л к а.  Настоящий хрант.

 

Берут конфеты.

 

П р о н я  (манерно берет  одну  конфету).  Мне  так  сладкое  надоело!

Кажинный день у нас дома лакомств этих разных, хоть свиней корми!  Я  больше

люблю пальцины, нанасы…

Г о л о х в о с т ы й.  Сю минуту видно — у вас, Проня  Прокоповна,  не

простой, а образованный скус.

Н а с т я  (Наталке). Куда там! Дома пироги с маком да вареники с урдой

трескает, а тут — пальцины!

Н а т а л к а.  Это на нас критика.

Г о л о х в о с т ы й.  Только дозвольте, Проня Прокоповна, я вам  этой

всякой всячины целый воз притарабаню! Меня, знаете, на Крещатику так эти все

купцы деликатными материями — прямо на руках носят. Потому я им  всем  денег

заимствую, и там перед начальством звестно что, через это  у  меня  будочник

в струне! Так уже все они силком: бери сколько хочешь, значит, этой  дряни —

пальцин, кавунов, разных монпасьев, миндалу… Я  уже  прямо  отпрошиваюсь —

что куда мне это переесть  все,  потому  лопнуть,  пардон,  треснуть  —  раз

плюнуть, так нет таки — бери да бери!  Как  прицепятся,  так  и  берешь,  да

и раздаешь уже всяким там  разным,  потому  что  пущай  хоч  на  сметник  не

выкидают… Так я вам целый воз…

П р о н я  (обиженно). Того, что на сметник выкидают?!

Г о л о х в о с т ы й.  Что вы, Проня Прокоповна? И в думках  не  было!

Как можно, чтоб я такой мамзеле — и непочтительство… Ну и хлесткие же  вы!

Язык с вами, представьте себе, нужно держать как в части, на замке.

П р о н я.  Вы так и понимайте.

Г о л о х в о с т ы й.  Ах-ах!  Да  я  со  своей  стороны  при   полном

аккорде, лишь бы с вашей стороны не было никакого мнения.

П р о н я.  Другим, может, необразованным, что  угодно  с  губы  плюнь,

потому понятия никакого не имеют, а я в пенционе все науки произошла.

Г о л о х в о с т ы й.  Пардон, ей-богу, пардон! Потому у меня с языка,

что у мельницы с колеса, так что-нибудь и ляпнет!

Н а с т я  (Наталке). Идем домой, а то эта пучеглазая цапля уже  начала

со своим пенционом, как дурень с писаной торбой…

Н а т а л к а  (Насте). Это она нам глаза колет.

Н а с т я.  Фуфыря чертова! (Проне.) Доброй ночи вам!

Н а т а л к а.  Пойдем уже!

Г о л о х в о с т ы й.  Что ж,  барышни,  так  сейчас  домой?  Пойдемте

в проходку: при месяце такой шик!

Н а с т я.  Нет, спасибо вам, сами уже ходите на здоровье!

Н а т а л к а  (Проне). Прощайте, у нас на дороге не  вставайте,  а  мы

вам мешать не станем!

П р о н я.  Не задавайтесь на крупу, в решете дырка!

Н а т а л к а.  Ничего, ваш кавалер соберет, доложить вам воз!

 

Уходят.

 

 

 

Явление шестое

 

 

П р о н я  и  Г о л о х в о с т ы й.

 

П р о н я  (вслед). А дули не хотите? Ишь, нос воротят! Только  с  меня

хворму и берут, а от них всех гнилицами так и воняет!

Г о л о х в о с т ы й.  Ну  и  ловко  же  вы  их  отшили!   Эх,   Проня

Прокоповна, и умны же вы, — без мыла бреете.

П р о н я.  Мне если б модная публика, так я  б  себя  показала!  А  то

с кем тут водиться — необразованность одна!  Вот  только  с  вами  и  имеешь

приятность.

Г о л о х в о с т ы й.  Натирально, куды им всем до вас? Все равно что,

примером, взять — Мусатов и хранцюзка помада.

П р о н я.  Мерси.

Г о л о х в о с т ы й.  А вы тиятры любите?

П р о н я.  Знаете, акробаты антиреснее мне: такие красивые мужчины. Я,

бывало, как пойду, то так стревожусь за них, что полную ночь не сплю!

Г о л о х в о с т ы й.  Так вы бы в таком разе гулять выходили, а я  бы

мог хоч целую ночь трудиться проходкою!

П р о н я.  Ночью? Что вы? Страшно,  чтоб,  случаем,  какой  оказии  не

вышло… вы мужчина, а я барышня. Вот днем так я люблю гулять в царском саду

с книжкою беспременно, потому так приятно роман почитать.

Г о л о х в о с т ы й.  А вы какие читали?

П р о н я.  «Еруслана Лазаревича», «Кровавую звезду», «Черный гроб»…

Г о л о х в о с т ы й.  Да, это занятные,  но  я  вам  рикамендую  один

роман… вот роман, так роман… «Битва  русских  с  кабардинцами»  —  а-ах!

Либо — «Матильда, или Хранцюзка гризетка», либо  тоже  «Безневинная  девица,

или Любовь исхитрится». Антиресные, доложу вам! Не выдержишь, как дочитать!

П р о н я.  Ах, я такие люблю ужасти как: чтоб про такую любовь писали,

как смола чтоб кипела!

Г о л о х в о с т ы й.  Да, чтоб аж волос палила!

П р о н я.  Ах, это ужасно прежестоко…

Г о л о х в о с т ы й.  Так  только  сдается-кажется,  а  потом   очень

прекрасно. Вот только, Проня Прокоповна, про любовь  бы  лучше  самим  роман

завить.

П р о н я.  Известно, занятнее, ежели особливо кавалер душка.

Г о л о х в о с т ы й  (кашлянул).    Проня    Прокоповна,    дозвольте

спросить, какое такое вы обо мне понятие держите?

П р о н я  (манерно).  Что  ж  это  вы   допытуетесь?   Мне   конфузно.

Я барышня! (В сторону.) Ага, дождалась-таки!

Г о л о х в о с т ы й.  Что ж  что  барышня,  это  ничего,  это  чистые

пустяки.

П р о н я.  Я и понятия в этом никоторого не имею.

Г о л о х в о с т ы й.  Ей-богу, не беспокойтесь!

П р о н я.  Вы мне такого жару подкидаете, что я прямо  краснею.  Разве

не знаете, как безневинной девице стыдно…

Г о л о х в о с т ы й.  Да если уж без этого никак  нельзя  обойтиться:

все равно придется.

Проня. Ах, не говорите мне про любовь…  И  я  до  вас  ужасть  как…

Только, будьте добреньки, не говорите, пожалуйста, про  любовь,  потому  это

шкандаль…

Г о л о х в о с т ы й.  Что вы? Я, значит, прошу вашу руку-сердце.

П р о н я.  Мерси! Только тут ночью… при луне… так мне  ужасно  это

слушать, аж сердце колотится…  Вы  завтра  приходите  до  нас  предложение

делать…

Г о л о х в о с т ы й  (целует руку). Я только боюсь родителев ваших, а

то б давно зашел…

П р о н я.  Ежели что я согласна, так уже небеспременно…

Г о л о х в о с т ы й.  Вы мне как воды целющей  на  раны  полили,  моя

зозулечка. (Целует.)

П р о н я.  Ах, не могу! Бежать надо! Приходите же завтра  беспременно;

я вас атрикамендую, а вы и предложение сделаете…

Г о л о х в о с т ы й.  Приду, приду, моя канахветочка!

П р о н я.  Душка! (Быстро целует  Голохвостого  и  бежит  к  калитке.)

Ламур! (Убегает.)

 

 

 

Явление седьмое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Бон-бон!  (Приплясывает.)  Трам-тара-ра,   ура!

Наша взяла! Поздравляем вас, Свирид Петрович! Выиграли дело! Проня,  значит,

тут. (Показывает  кулак.)  Старики,  верно,  не  будут  противиться,  потому

потакают дочке во всем.  Только  ж  и  погана!  Ой,  погана!  Да  еще  лезет

целоваться! Надо будет купить дорогого мыла, чтоб замывать после нее губы…

Но зато ж все мое! От дерну! Хватит вам,  Свирид  Петрович,  зайцем  быть, —

шабаш,  довольно!  Можно  будет  и  самому   зайцев   ловить,   а   особливо

куропаточек… фррр… Хап — есть! Хап — и есть!

 

 

 

Явление восьмое

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  Г а л я.

 

Г а л я  (идет с кошелкой, вглядывается). Вот мы как с мамой  запоздали

на старом огороде, уже все и разошлись в  нашем  конце…  Нет,  вон  кто-то

стоит, уж не Степан ли? (Приближается, чтоб получше рассмотреть.)

Г о л о х в о с т ы й  (увидев  ее).  А,  на  ловца  и  зверь  бежит…

(Подлетает.) Цып-цып, курочка!

Г а л я.  Ой,  это  чужой  кто-то!  (Хочет   бежать,   но   Голохвостый

загораживает путь.)

Г о л о х в о с т ы й  (присмотревшись).  Господи!  Это  ж   та   самая

красунечка, что я около Владимира  видел!  Вот  цыпонька!  (К  ней.)  Да  не

дрожите, чего бояться, моя зозулечка, — что я, съем?

Г а л я.  Вот, ей-богу, коли не пустите,  караул  закричу  и  будочника

покличу.

Г о л о х в о с т ы й.  Выдумаете! Только крикните, я такого  наговорю,

что вас сразу в часть посадят.

Г а л я.  За что? Вы насильничаете среди ночи, а я буду сидеть?

Г о л о х в о с т ы й.  Послушайте, серденько, не вздымайте шуму,  ведь

я только поговорить с вами хотел, моя звездочка ясная.  Как  повидел  я  вас

около Владимира, так с той самой ночи  и  пропадаю,  —  прямо  схватило  мое

сердце горячими щипцами, гвоздем в голове сидит, хоч бритвы в руки не бери!

Г а л я.  А правда, это тот самый… Видите,  гонялись,  гонялись  там,

а теперь и здесь не даете пройти; стыда на вас нет, а еще панич!

Г о л о х в о с т ы й.  Так когда ж влюблен, да так  влюблен,  что  хоч

возьмите в руки пистолета и прострелите тут грудь мою!

Г а л я.  Так я и поверила! Ищите себе панночек!

Г о л о х в о с т ы й.  Да вы лучшие из  самых  красивых  панночек;  вы

просто такая цыпонька, что аж слюнки текут, поверьте!

Г а л я.  Хороша Маша, да не ваша!

Г о л о х в о с т ы й  (разгорячись). Чего ж так — не  наша?  Какая  ты

строгая, нелюбезная! Да у меня, голубочка моя, всякого добра столько  и  еще

столько, да я озолочу тебя, брильянтами обсыплю — на весь Киев.

Г а л я.  Обсыпайте кого другого, а мне вашего золота не надо.

Г о л о х в о с т ы й.  Да разве ж я нехорош? Присмотрись,  пожалуйста,

первый хвасон…

Г а л я.  Так что же, что хороши!

Г о л о х в о с т ы й  (берет ее за  руки).  Серденько,  буколька  моя!

Влюбись в меня, потому, ей-богу, застрелюсь вот тут перед тобою,  чтоб  тебе

напасть устроить!

Г а л я.  Ой, что это вы говорите?

Г о л о х в о с т ы й.  Потому, хоч ножницами перережь мое сердце,  так

там только одна любовь торчит…

Г а л я.  Пустите же коли любите, а то упаси боже, кто увидит, так беда

будет…

Г о л о х в о с т ы й.  Никто не увидит! Курочка моя! (Обнимает.)

Г а л я.  Пустите же! Так не годится! Ишь какой! Пустите, не то кричать

буду!

Г о л о х в о с т ы й  (прижимает сильнее). У-ух! Пропал я! Пожар!

 

 

 

Явление девятое

 

 

Т е  ж е  и  С е к л и т а.

 

С е к л и т а  (увидав Галю в объятиях Голохвостого).  Это что, Галька?

С  паничем!  Ой,  лихо!  Ой,  несчастье  мое!  Добегалась,  каторжная!   Вот

и устерегла! Ах ты подлая! (Подскакивает к Гале.)

 

Голохвостый  оторопел.

 

Г а л я  (плача).  Мама!  Прицепился,  неизвестно  кто  и  откуда,   да

и насильничает, как разбойник…

С е к л и т а.  Что? Кто его знает? А ты не знаешь, святая да божья! Ах

обманщица чертова, матери хочешь глаза отвести? Так и поверила!

 

Тем временем Голохвостый, оправившись, хочет  удрать.  Секлита  хватает  его

за полу.

 

Г о л о х в о с т ы й  (в замешательстве). Разве ж это ваша дочка?

С е к л и т а.  А то чья?

Г о л о х в о с т ы й.  На вас нисколечки не похожая:  у  нее  голосок,

что у соловейки на лугу, а вы как из бочки грохаете!

С е к л и т а.  Ах ты ворюга! Ты еще смеяться! Наделал скандалу, а  сам

зубы скалит!

Г о л о х в о с т ы й.  Да не орите так, а  то  всех  кожемяцких  собак

переполохаете!

Г а л я.  Мама, голубочка, бросьте его! Только меня ославите!  Ей-богу,

в первый раз прицепился!

С е к л и т а.  Заступаешься! Домой мне сейчас же! Еще молоко на  губах

не обсохло, а она уже с хлопцем обнимается!

Г а л я  (плачет). За что вы, мама? Разве ж я виновата?

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Как бы вырваться  от  этой  ведьмы?

От влопался!

С е к л и т а  (Гале).  Иди отсюда! Распустила нюни! Дома поговорим.

 

Г а л я  плача уходит.

 

 

 

Явление десятое

 

 

С е к л и т а  и  Г о л о х в о с т ы й.

 

Голохвостый бросился было бежать, но Секлита так  вцепилась  в  пиджак,  что

стащила его. Тогда Секлита ухватилась обеими руками за жилетку.

 

С е к л и т а.  Ку-да, каторжный? Чтоб такого шелапута не удержать,  да

не была бы я Секлита Лымариха!

Г о л о х в о с т ы й.  Вы что? При своем уме? Не делайте,  пожалуйста,

шкандалю! (Все время поглядывает на дом Серко.) Я вам заплачу, я богатый.

С е к л и т а  (еще громче). А чтоб ты  не  дождал!  Буду  я  за  дочку

деньги брать! Чтоб я родное дите продавала? Не выйдет! Не удерешь! Не  пушу!

У меня дите одно, как солнце одно в небе! Ты на что ее с пути сводишь?!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). От орет чертова баба, разбудит  всю

улицу. (К ней.) Да я, ей-богу, не трогал вашей дочки, только поговорили.

С е к л и т а.  Врешь, иродово племя! Сама видела, как обнимались! Знаю

я вас, паничей! Знаю, как вы опутываете да с ума сводите девчат!

Г о л о х в о с т ы й.  Да чтоб мне лопнуть, когда сводил!

С е к л и т а.  Докажи, докажи! Я твоему слову не поверю:  слова  твои,

что гнилые яблоки! Ты бродяга, разбойник!

Г о л о х в о с т ы й.  Да что ж вы лаетесь? Я не торговка,  обманывать

не буду! От вас, я вижу, не отпроситься, не отмолиться!

С е к л и т а.  Ты думаешь, что как я торговка, так  мной  и  гнушаться

можно? Я на грош обману, а на рубль вам, сибирщикам, правды скажу! Вот  что!

Пускай хоть вся улица соберется, а Секлита за себя и за свою дочку  постоит.

Стреляй в меня, а я таки на своем поставлю, за правду встану! (Бьет  кулаком

в кулак.) Коли берешь, так бери честно, не бесчесть меня и  моей  дочки,  мы

тебе не игрушки!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). От не вырвусь! (Секлите.)  Да  убей

меня бог, и не думал бесчестить! (Снова пытается вырваться.)

С е к л и т а.  Не  кобенься!  Не  пущу!  Караул!   Полиция!   Полиция!

Квартальный!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Ой, пропал я! (Секлите.)  Цыть!  Не

кричите вы!

С е к л и т а.  Чего еще? Кричу, потому имею право! Полиция, полиция!

Г о л о х в о с т ы й  (в  сторону).  Потопит,  чертова   баба,   чисто

потопит!  У Серков уже и окошко открывается.  Господи,  ну  что  же  делать!

(Секлите.) Послушайте…

С е к л и т а.  Караул!

 

Издалека слышен свисток.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Ой, полиция! Шкандаль!  (Секлите.)  Послушайте,

вы, не кричите, я всю правду скажу: мы любимся с вашею дочкою, только у меня

честное на уме, я ее хочу сватать…

С е к л и т а.  Дури кого другого, а не меня: знаем мы вас, паничей.

Г о л о х в о с т ы й.  Да я не панич, я простой мещанин, — это  только

сверху на мне образованность!

С е к л и т а.  Врешь!

Г о л о х в о с т ы й.  Да чтоб мне лопнуть… Тут недалеко и мой  дом!

Я родич Свинаренков.

С е к л и т а.  Которого? Петра?

Г о л о х в о с т ы й.  Ага. Петров племянник.

С е к л и т а.  Так разве ж мещанину пристало быть свиньей!

Г о л о х в о с т ы й.  Ей-богу, я вашу Галю люблю, как золото, и  хочу

сватать, от хоч сейчас отдайте, так возьму.

С е к л и т а.  Поклянись мне, идем к церкви!

Г о л о х в о с т ы й.  Да я  что,  человека  убил,  чтоб  середь  ночи

клясться!  Верьте  мне,  я  человек  благородный,  образованный,  и  божусь,

и клянусь, что не  обманую;  чтоб  мне  завтрашнего  дня  не  дождать,  чтоб

я завтра на своем ремне повесился, чтоб мне зарезаться в  своем  доме  своею

бритвою, когда не верите!

С е к л и т а  (берет горсть земли). Ешь святую  землю,  тогда  поверю!

На, ешь!

Г о л о х в о с т ы й.  Что я — волк, чтоб землю ел?

С е к л и т а.  Ешь, на, ешь, поверю!

Г о л о х в о с т ы й.  Да меня от той земли скорчит, так и мужа  вашей

дочке не будет!

С е к л и т а.  Да вы брешете! Присягните мне хоть на Братской!

Г о л о х в о с т ы й.  Пусть меня покарают все печерские святые! Пусть

меня большой лаврский колокол покроет, когда я брешу!

С е к л и т а.  Нет, таки присягните на коленях перед Братской!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону).  От  не  отвяжусь!  (Становится  на

колени.) Ну, пусть меня побьет Братская божья матерь, когда брешу!

С е к л и т а.  Ну, теперь верю, теперь верю!

Г о л о х в о с т ы й  (отряхивая  брюки,  тихо).  От  еще  через   эту

каторжную бабу бруки запачкал. (К ней.) Так я к вам скоро и на заручины.

С е к л и т а.  По мне,  так  пожалуйста,  только  за  моей  Галей  нет

ничего, так и знайте!

Г о л о х в о с т ы й.  На что мне? И своего хватает. Была бы Галя!

С е к л и т а.  Так заходите, будем рады!

Г о л о х в о с т ы й.  А где же ваш дом?

С е к л и т а.  Сразу за яром. Спросите Секлиту  Лымариху:  весь  Подол

знает. Смотрите же, не обманите, а не то, побей меня сила божья,  попадетесь

вы мне в руки — живым не выпущу! От Лымарихи не укроетесь!

Г о л о х в о с т ы й.  Да приду же, приду!

 

С е к л и т а уходит.

 

 

 

Явление одиннадцатое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й  (озирается). Ух! Фу! От баня, так баня,  аж  три

пота сошло, ей-богу! (Утирается.) От это влип, так влип — по маковку!

 

 

Занавес

 

 

 

 

Действие второе

 

 

Большая комната у Серко, по-мещански, но с претензией убранная. Одна дверь в

другую комнату, вторая, налево, на кухню, прямо — входная.

 

 

 

Явление первое

 

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а,  одна.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (сидит   у   стола   и   обмахивается

платком). Ну и денек! Дождалися святого лета! Уж спала, спала, да  никак  до

вечера не доспать; упрела только, страх! (Утирается платком.) А  старик  еще

спит. Эй, Прокоп Свиридович! Прокоп Свиридович! Сколько еще будешь валяться!

Вставай, а то уже к вечерне скоро зазвонят. Прокоп Свиридович, ты слышишь?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (из  комнаты).  А-а!  Это  ты   меня,

Явдокия? Погоди немного, дай опомниться да потянуться!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ишь,  потянуться,  а   когда   б   я

потягивалась, так и накричал бы. Да в праздник-то и неплохо поспать,  меньше

греха: как не спишь, так начнешь судить  кого  или  еще  что  и  впадешь  во

искушение… Да что ж он не идет? Скучно одной. Проня ушли куда-то, да они и

говорить-то с нами не любят… Прокоп Свиридович, вставай уже!

 

 

 

Явление второе

 

 

Я в д о к и я  П и л и и о в н а  и  П р о к о п  С в и р и д о в и ч.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (входит потягиваясь). Чего-то мне  не

по себе… не то недоспал, не то переспал…  Словно бы хочется чего-то — не

то фиг, не то соленых огурцов? (Садится возле  Явдокии  Пилиповны.)  Как  ты

думаешь?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А как же мне о том знать!  Разве ж у

меня твой рот?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вот видишь, ты и не знаешь, чем  мне

угодить, а меня, как нет тебя рядом, так грусть и разбирает!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Хороша грусть! Пошел себе в комнату,

да и храпеть, аж потолок дрожит, а я тут одна  горюю,  не  с  кем  и  словом

перемолвиться.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Соскучилась?  Мы,  как   поженились,

ворковали, что голубочки, и до  смерти  будем  ворковать:  гули,  гули,  моя

старенькая!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.      Загудел,     мой      седенький!

(Придвигается поближе и поправляет ему волосы.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А помнишь,  Явдоня,  как  я  к  тебе

присватывался? Как я тогда ходил вокруг тебя?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Еще что вспомнил! Миновало! Вот  уже

у нас и дочка на выданье…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да так, так! Уже давно бы пора!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Чего ж давно? Они еще молодые.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ты в эти годы уже  третьего  носила,

только бог прибрал.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Мало  ли  что:   мне   нечего   было

перебирать, а Проне первый попавшийся не годится: они на барышню повернуты и

всяким деликатностям обучены.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Обучены-то, обучены; да вот с  этими

деликатностями и сидят, и никто не берет!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Мало ли у нее было женихов?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так почему ж не шла?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Потому  —  простота, а  нашей  дочке

нужно дворянина либо хоть купца.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Захотелось  черт  его  знает   чего,

а по-моему, — наш бы брат лучше.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  По тебе, так хоть бы и за чумазого.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не  за  чумазого,  а  за   мешанина,

трудящегося человека, такой бы и деньги не растряс, и дите бы жалел,  и  нас

почитал бы,  придерживался  старых  обычаев,  а  то  выкопает  какого-нибудь

ветрогона иди завалящего лодыря, так тот сейчас перевернет  все  по-модному:

на нас, как простых, плевать станет, добро все промотает и дочку бросит.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Снова ты мне назло говоришь? С  чего

ж бы ему Проню бросить? Чем же они дворянину не  жена,  когда  всякую  моду,

всякую науку знают? Это уж вовсе  одуреть  нужно,  чтоб  такой  умной  женой

побрезговать!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Толкуй! По-моему, эти панские  науки

да причуды только испортили нам дочку: кому она нужна со своими  переборами?

Какой дворянин ее возьмет? Дворянин или офицер ищет жену  красивую,  а  наша

Проня, не сглазить бы, в тебя пошла. (Машет рукой.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что  ж  это  такое,  опять  ты  меня

колоть? Вот напасть! Заслужила!

 

Слышен колокольный звон.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да  будет,  не   сердись,   вот   уж

и к вечерне благовестят… (Крестится.)  Пойти,  так  ноги  что-то  болят…

авось, бог простит.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да  и  Проня  ведь   просили,   чтоб

непременно были дома, не уходили…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А что такое?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  О том уж они знают… Должно,  гостя

какого важного приведут.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А! Так давайте чаю или водки.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Водки  и  не  думай,  потому   Проня

сердиться будут, когда увидят.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Что ж это такое? Уже ни  съесть,  ни

выпить нельзя? Уже из-за больно разумной дочки  житья  нет:  и  то  не  так,

и этого не делай, и туда не ступи, и  в  том  не  ходи,  и  так  не  говори!

Ох-ох-ох!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А тебе для дочки  трудно  приятность

оказать? Одна ведь только!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  То-то  что  одна,  да   и   та   нас

чурается; все сердится, что мы просты,  по-мужичьи  разговариваем;  стыдится

отца с матерью… Ох-ох-ох!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Правда, да что ж поделаешь, когда мы

для них уже не подходим? Они уже под панскую стать вышли…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вот и барыня теперь, а не дочка!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Зато умны!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Э! Пенцион  этот  у  меня  вот  где!

(Показывает на затылок.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ты опять?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да молчу… Так  давайте  хоть  чаю,

что ли.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Химка, Химка!

 

 

 

Явление третье

 

 

Т е  ж е  и  Х и м к а.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Самовар готов?

Х и м к а.  Нет, еще и не ставила.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Так поставь сейчас же.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Послушай, как разожжешь, так сбегай,

пожалуйста, в церковь к дьячку и попроси немного табаку.

Х и м к а.  Сбегай! Близкий свет!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ты что это выдумываешь? Куда  ж  это

она, в алтарь полезет, что ли?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну, я молчу… так подавай  же  хоть

самовар поскорее!

Х и м к а  (закрывая дверь). Своим духом не нагрею,  как  закипит,  так

и подам.

 

 

 

Явление четвертое

 

 

Т е  ж е  и  П р о н я.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Куда это вы, доченька, ходили?

П р о н я.  На Крещатике была; вот для вас покупку принесла.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Что ж там такое?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Уж не башмаки ли купила?

П р о н я  (разрывает бумагу и вынимает чепец с красными лентами).  Вот

что я вам, мама, купила. (Хочет надеть матери на голову, мать уклоняется.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что  вы  это,   дочка?   Опомнитесь!

Пристало ли мне к старости наряжаться в чепчик, да еще с красными лентами?

П р о н я.  Так это самая мода.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Поздно уж мне, дочка, к  этим  модам

привыкать!

П р о н я.  Ну уж  как  хотите,  а  этот  мещанский  платок  с  рожками

скиньте!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  И мать, и бабка моя так ходили,  так

и меня в гроб положите…

П р о н я.  Да что ж вы со мною делаете! Говорить  не  умеете,  ходить,

как люди, не умеете, в доме кругом  простота, — так  кто  ж  из  благородных

к нам зайдет?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Простота, Проня, не грех.

П р о н я.  Так на что ж было меня по-благородному учить?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  И  то   правда  —  пенцион!   (Чешет

затылок.)

П р о н я.  Да и вы, папа, не ходите расстегнутым!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так жара ведь.

П р о н я.  Ну что ж, а все равно нельзя.  Вот  сегодня  будет  у  меня

благородный кавалер, сватает меня и придет просить руки.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

О! Кто? Кто?

П р о н я.  Голохвастов.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не цирюльник ли из-за канавы?

П р о н я.  Не  цирюльник,  а  паликмахтер:  образованный,   красавчик,

богатый.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да    богатый    ли?     Расспросите

хорошенько!

П р о н я.  Что вы знаете!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А правда, дочка лучше знают.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да по мне…

П р о н я.  Глядите же, чтоб все было прилично.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ладно,  ладно!  Я  сейчас  пошлю  за

водкой.

П р о н я.  Водку?! Вы б еще цибули или тюри поставили!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как же, доченька?

П р о н я.  Чимпанского надо, так положено.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Так оно ж дорогое; да мы около  него

и ходить-то не умеем.

П р о н я.  И это жалеете для дочки!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Господь с вами! Старик…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да  я  ж  ничего…  Вот  и  деньги.

(Вынимает завернутый в платок кошелек.)

П р о н я.  Дайте Химке, а я напишу… да смотрите, когда будет  у  нас

гость, чтоб тетка не приперлась!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А что ж с ней сделаешь? Не  выгонять

же сестру?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да она и не помешает: лишний родич в

доме.

П р о н я.  Хороши родичи, что не знаю, как и откреститься! Напоганит в

доме, разговоры заведет такие! Гнилушками навоняет, напьется.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да, может, еще и не напьется.

П р о н я.  Может? Вы меня зарежете с вашей родней!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Нехорошо так, бог с вами!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да она и не придет.

П р о н я.  А как придет?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну уж и не знаю.

П р о н я.  Вот то-то, что не знаете! Чистая мука с вами. Да и сами вы,

папа и мама, больше бы в кухне сидели, а  то  и  вы,  часом,  такое  ляпнете

мужицкое, простое…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Уж извините нас, дочка, на барыню не

учились…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  В пенционе не были…

П р о н я.  Все ж таки можете  хоть  по-человечески  себя  держать;  он

придет сейчас такой образованный, ученый…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вот бы мне и послушать  умные  речи,

страх как люблю умных людей!

П р о н я.  Так из кухни слушайте, а то еще помешаете объявлению. Я вас

позову, когда надо будет. (Уходит в другую комнату.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну, ну! А что, старуха! Уже  нас  за

хвост и в стадо!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Не грызи хоть  ты,  и  самой  тошно!

(Уходит.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.   Зато    благородные!    (Наконец-то

добрался до денег.) Химка! Химка!

Г о л о с  Х и м к и  (из-за дверей). Да погодите, еще не кипит!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Иди-ка сюда, нужно.

 

 

 

Явление пятое

 

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и  Х и м к а.

 

Х и м к а  (в дверях). Некогда! Дую, дую в этот каторжный самовар, а он

не кипит…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да  тут  вот  надо   к   Кундеревичу

сбегать, на деньги!

Х и м к а.  Как же я самовар-то брошу? Ведь он погаснет!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да ты раздуй его пошибче!

Х и м к а.  Я  вам  не  ветряк  —  раздувать!  Уж  я  фартуком  махала,

махала… махала… так все только тлеет.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А ты подолом еще помахай!

Х и м к а.  Дайте лучше ваш сапог.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (снимая  сапог).  Верно,  в  голенище

ветра больше. Так раздуй же скоренько и сбегай!

Г о л о с  П р о н и  (из комнаты). Химка! Возьми записку!

Х и м к а.  У меня не десять ног, а две!

Г о л о с  П р о н и.  Ты что там гавкаешь? Иди, говорю!

Х и м к а.  Вот наказание! (Идет в комнату.)

 

 

 

Явление шестое

 

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и  Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (взволнованно).  Сестра Секлита идет!

Ну что тут делать?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да неужто? Вот беда-то) Скажем,  что

собираемся к вечерне или еще что.

 

X и м к а пробегает через комнату к входным дверям.

 

Г о л о с  С е к л и т ы  (за дверьми). Ты куда это, Химка?

Г о л о с  Х и м к и.  За вином каким-то.

Г о л о с  С е к л и т ы.  Вот и хорошо,  прихвати  заодно  и  водочки,

а то у вас, случается, и нет.

Г о л о с  Х и м к и.  Не приказано.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Может,  дать  уж  ей   чарку,   чтоб

скорей ушла?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Почему бы и не дать, да боюсь Прони,

вот напасть!

 

 

 

Явление седьмое

 

 

Т е  ж е  и  С е к л и т а.

 

С е к л и т а  (вваливается с корзинкой). Добрый вечер вашему дому!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Здравствуй, сестра!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Здравствуйте!

С е к л и т а  (бросает к порогу корзинку и разваливается на стуле). Ну

и устала! Бегала, бегала, что борзая за зайцем, пока все яблоки продала, вот

и думаю, дай заскочу к Серку да опрокину чарку-другую!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  К какому  это  Серку?  Была  у  меня

собака Серко, да я ее давно прогнал со двора за то, что гадко дразнили.

С е к л и т а.  Разве ж вас не Серком прозывали, да и теперь  прозывают

все на Подоле?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не Серко, а Серков.

С е к л и т а.  Ишь ты! Панами стали наши! А в одном сапоге ходите!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Я  у  себя  в  доме  волен  и  голый

ходить!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (приносит  бутылку  водки  и  рюмку).

А хоть бы и панами, так дочка ж у нас какая!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Надо  вам  как-нибудь  получше   нас

величать!

С е к л и т а.  Да  по  мне  хоть  Серков,  хоть  и  Рябков!   (Явдокии

Пилиповне.) Ты чего это за посудину держишься? Ставь ее на стол!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Выпей, сестра, чарку,  а  то  мы  со

стариком к вечерне как раз собираемся…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  И дом оставить не  на  кого,  потому

как и Химку услали, так надо запереть.

С е к л и т а.  Не беспокойтесь, идите себе: я сама  тут  похозяйничаю,

самогрей притащу…

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (Явдокии   Пилиповне).   Ну   что   ж

теперь…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (тихо). Душа не  на  месте,  что  как

Проня войдут? Такое будет!

С е к л и т а.  Да  вы   чего   там   воркочете,   старички?   Еще   не

наворковались? Вам бы уже пора цапаться. Да  ну  же,  Явдоха,  чего  это  ты

надулась, что индюк перед смертью!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Явдоха! Нашли  Явдоху!  Скажите  еще

Вивдя! Хоть бы дочка не услышала!

С е к л и т а.  Да ну вас с вашими затеями! Явдоха, слышишь?   Ты  чего

напыжилась? Давай скорее водку-то!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да хоть не кричите вы так громко!

С е к л и т а.  А чего мне? Покупное у меня горло, что ли?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да ведь и уши у нас не заемные.

С е к л и т а.  Загордилась!  Да  что  разговоры  разговаривать,  давай

бутылку и чарку.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Годится ли оно? У нас такая дочка!

С е к л и т а  (берет бутылку, наливает рюмку  и  сразу  опрокидывает).

Великая цаца! Носитесь вы с нею, как с бандурою!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Потому   есть   с    чем:    училась

в пенционе аж три месяца!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не абы где, а в пенционе!

С е к л и т а.  Слышали мы уже, слышали! Очертело!

 

 

 

Явление восьмое

 

 

Т е  ж е  и  П р о н я.

 

П р о н я  (даже руками всплеснула). Так и знала! Вы  что  это,  к  нам

в гости?

С е к л и т а  (выпивает еще рюмку). Как видишь, племянница!

П р о н я.  У нас сегодня неприемный день.

С е к л и т а.  О? Что ж такое случилось? А у меня так очень  приемный,

все яблоки мои приняли-разобрали!

П р о н я.  Необразованность! Не понимаете: у нас сегодня нет приему.

С е к л и т а.  Какого приему? Разве нам в рекруты кого сдавать?

П р о н я.  С вами говорить, гороху наесться надо!

С е к л и т а.  Ешь, сердце, да гляди, чтоб не лопнуть.

П р о н я.  Что ж это такое? Пришла  ни  с  того  ни  с  сего,  здорово

живешь, и еще тыкает?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  С чего это ты, сестра, накидываешься

на Проню!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да  и  «ты»  говорить  не   годится:

теперь старые обычаи уже пора бросать; надо по-модному обращаться!

П р о н я.  Понимает она  в  моде  толк!  (В  сторону.)  Господи,  коли

Голохвастов встретится тут с теткою, пропала я!

С е к л и т а.  Начхала я на ваши моды! Вы, сдается, совсем одурели  на

старости лет!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Одурели    не    одурели,    Секлита

Пилиповна, а уж у вас ума занимать не станем!

П р о н я.  Скорей бы уже к Пидоре вашей пошли.

С е к л и т а.  А  таки  не  повредило  бы,  племянница,  вам   у   ней

поучиться; ей-богу, спасибо скажете!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что  это   ты   взаправду,   сестра,

мелешь? Равняешь Проню, — они ж умные на весь Подол, — с какой-то наймичкой!

П р о н я.  Самой поумнеть не вредно!

С е к л и т а.  Очень вы заноситесь  перед  теткой,  да  ну  вас!  Коли

бутылка и чарка на столе, так и ладно! На этом слове будем здоровы!  (Пьет.)

Выпейте хоть  за  меня,  Прокоп  Свиридович,  выкушайте.  Уж  простите,  что

поторопилась вперед хозяина, да глотка совсем пересохла.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Это уже третья!

П р о н я  (матери). Что ж это вы со мною делаете?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да я попрошу…

С е к л и т а.  О? Третья? А я  и  позабыла  считать!  Ну  кушайте  же!

(Наливает и подает.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (со страхом  смотрит  на  Проню).  Да

оно, конечно… (Робко протягивает руку.)

П р о н я  (матери). Господи, что же это? И он начнет угощаться?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Брось,  брось,  Свиридович!   И   не

думай!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да одну… пора бы уже…

С е к л и т а.  Так это вы уже и чарки не вольны выпить? Ха-ха-ха!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (оглядывается   и   чешет   затылок).

Одну бы!

П р о н я.  Потому здесь не корчма.

С е к л и т а.  Разве только в корчме и пьют?

П р о н я.  Во всякое время — в корчме, а в  образованных  домах  —  за

обедом! (Берет бутылку и рюмку.)

С е к л и т а.  Да не забирайте вы, а  лучше  пойдите-ка,  Пронька,  на

кухню, вздуйте для тетки самовар, да и принесите!

П р о н я.  Не дождетесь!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что  это  вы,  сестра,  выдумываете?

Чтоб моя дочка после пенциона да за самоваром ходили?

С е к л и т а.  Руки не отсохли бы!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  После пенциона?!

 

Проня вся дрожит от злости.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (Проне). Дай  мне  бутылку  и  чарку,

я замкну. (Берет, на ходу выпивает две рюмки и запирает в шкаф.)

С е к л и т а.  Пенциона, пенциона! Три дня была  где-то  в  подпевалах

и уже важничает! Потакайте больше вашей Приське. Она от великого ума и вас с

ума сведет!

П р о н я.  Не смейте  меня  Приськой  называть!  Не  вам  меня  учить!

Муштруйте свою Галю!

С е к л и т а.  Ишь ты! Да кабы моя дочка так кочевряжилась, так  я  бы

ей, чертовке, таких подзатыльников вот этой самой корзиной надавала, что она

б до новых веников помнила!

П р о н я.  Вот ее и учите, а я уже ученая!

С е к л и т а.  Учили вас, да мало, придется еще доучивать!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Не вашего ума, сестра, дело!

П р о н я  (матери). Да попросите ее об выходе!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (возвращаясь   к   остальным).    Вы,

Секлита Пилиповна, особь статья, а мы — особь статья!

С е к л и т а.  А какая такая особь статья? А я что такое? А? Не  знаем

мы, что ли, какие большие паны были Серки? Ведь старый  Серко,  ваш  батько,

кожи мял и с того на хлеб имел! Я торгую яблоками и с  того  на  хлеб  имею,

и никого не боюсь и докажу на все Кожемяки, что никого не боюсь, даже  вашей

больно разумной Приськи! (Бьет кулаком о кулак.)

П р о н я.  Не испугались и мы вас, руки коротки!

С е к л и т а.  До такого носа, как у тебя, и короткими достану!

П р о н я  (сквозь слезы). Что ж это такое? Влезла  в  дом,  насмердила

гнилицами, водкой, да еще и лается?!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.     Чур-чур-чур!    Теперь,    Прокоп

Свиридович, бери шапку да беги скорей из дому! (Затыкает уши.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ты чего это вздумала  попрекать  мою

дочку носом! Какой же у нее нос? Какой? Договаривай!

С е к л и т а.  Как у цапли!

П р о н я.  Выгоните ее, мама! Она с пьяных глаз невесть что…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Это у твоей дочки нос, как картошка,

как гриб! И у мужа твоего был нос, что копна развороченная!

С е к л и т а.  Ты моего мужа не тронь! На моем муже  никто  верхом  не

ездил, он не был таким недотепой, как твой!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Это я недотепа?!

П р о н я.  Она всех ругает, эта торговка! Гоните ее отсюда!

С е к л и т а  (вскакивает). Меня гнать? Секлиту Лымариху гнать? Ах  вы

чертовы недопанки, панское отребье! Выродки  дурноголовые!  Дочка  полоумная

водит их за нос, гоняет на сворке, как щенков, а они и губы распустили!

П р о н я.  Вон сейчас же отсюда! Залили зеньки! Вон из дому!

С е к л и т а.  Ты так,  шелихвостка,  на  тетку  смеешь  кричать?!  Да

я тебя как смажу этой вот корзиной!

П р о н я  (отступая). Химка, Химка! Гони ее, эту пьяницу!

С е к л и т а.  Что? Секлиту Лымариху?! Да  я  тут  всем  распишу  ваши

панские морды! (Упирает руки в бока.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ой, беда, с нее станется!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да ты в уме ли?!

П р о н я.  Вон! Вон! Мужичье немытое!

С е к л и т а  (сует Проне кукиш). На, съешь, черногуз!  (Величественно

выходит с корзинкой.) Тьфу на вас всех!

 

 

 

Явление девятое

 

 

Т е  ж е,  без  С е к л и т ы.

 

П р о н я  (плача). Вот она, ваша родня!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да и вам бы не годилось так, все  же

тетка.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Сестра матери…

П р о н я.  Ну и целуйтесь с нею!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Стыдно, доченька!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да и грех таки!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Очень вы ее разобидели; больше  сюда

и не придет!

П р о н я.  Баба с воза — кобыле легче!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  А как станет вас по Подолу славить?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Не досталось бы вам!

П р о н я.  Ой, боже мой, еще и допекают! Молчали б уже, легче было бы!

Через вашу родню  только  срам  один,  и  людей  принять  невозможно,  такая

стыдоба! Еще и Голохвастов откажется, потому и сами говорите по-мужицки,  не

умеете и поздороваться по-модному!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  и   П р о к о п  С в и р и д о в и ч.

Вот тебе и отче наш!

П р о н я  (бегая по комнате). Ой, не  досаждайте  мне!  Оставьте  меня

в покое! Идите в комнату!

 

Старики повернулись, чтобы уйти.

 

Химка, Химка! Поди сюда да покури  в  покоях.  Кади!  А  то  по  всему  дому

гнилушками, кислицами так и воняет!

 

 

 

Явление десятое

 

 

Т е  ж е  и  Х и м к а.

 

Х и м к а  (со смолкой в руках). Тоже, захотелось вам этого курева!

П р о н я.  Фе-фе! Так и несет, прямо в нос бьет этой Секлитой! Водка и

кислицы! Кади, кади.

Х и м к а.  Там тетка Секлита идет по улице  да  кричит,  да  ругается.

Меня вот встретила — из лавки шла, — и велела, чтоб я вам (Проне)  передала,

что вы, мол, подлюга!

 

Старики Серко, вернувшись,  машут на Химку руками,  чтоб молчала.

 

П р о н я  (вскакивает). Ах она каторжная!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (Химке). А тебе, дурья  голова,  надо

пересказывать?!

Х и м к а.  Что, я виновата?

П р о н я.  И прислуг глупых держите!

Х и м к а  (смеется). Да, тут под воротами еще  панич  какой-то  стоит,

я и забыла… Пускать, что ли?

П р о н я.  Ой, несчастье! Он слышал?

Х и м к а.  Кто его знает! Тетка Секлита кричала на всю улицу!

П р о н я.  Зарезала! Ну, что же делать?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да кто это там, чего ты плачешь?

П р о н я.  Он это, жених мой, Голохвастов!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ой, матонька! Проси же его в дом!

П р о н я.  Постой,   постой!   Куда   его   вести?   Такой    кавардак

в комнате… Вот шкандаль! Прибирайте, мама!

 

Все бросаются  прибирать, а Проня — к  зеркалу,  поправляет  волосы,  щиплет

щеки.

 

Ковер, ковер дайте сюда… тот большой! Мама, да скорее же! Папа, отодвиньте

диван и поставьте кресло!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (пытается  сдвинуть).  О-о!  Тяжелый,

чтоб его! Еле сдвинешь!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (с ковром). Этот, доченька?

П р о н я.  Этот, этот, стелите же скорее!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Запыхалась и не нагнуться!

П р о н я.  Христа ради  скорее!  Химка,  Химка!  Что  же  это?  Рюмку,

объедки торговкины прибери!

Х и м к а.  И приберу… как на пожар… подождет.

П р о н я.  Прикуси ты язык! Не знаю, что и надеть? Мантилю  или  шалю?

Ой, боже мой, надо  букета  к  груди!  (Взглянув  на  отца  и  мать.)  Мама,

наденьте, христа ради, чепчик! Христа ради прошу вас! Сегодня ж такой  день:

все может пропасть! И платок клетчастый, пожалуйста!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да уж надену, что с тобой поделаешь?

(Уходит.)

П р о н я  (к отцу). Ай-ай! Вы без сапога?!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ой,  беда!  Это  Химка,   каторжная,

взяла для самовара и не принесла!

П р о н я.  И скиньте сейчас же этот драный халат!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Что ж,  халат  как  халат,  он  свою

службу сослужил!

П р о н я.  И такой малости не хотите для дочки сделать?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да иду уже, иду…

П р о н я  (Химке). А ты чего стоишь? Кади!

Х и м к а.  Да уж так накадила, что все черти бы поудирали, кабы были!

П р о н я.  Кади! Кади!

Х и м к а.  Кхи-кхи! Ну его, аж за горло душит! (Уходит на кухню.)

 

 

 

Явление одиннадцатое

 

 

П р о н я,  одна.

 

П р о н я  (отчаянным голосом). Господи, все ли у меня на своем  месте?

По-модному ли? Ой, мама  моя,  брансолета  забыла  надеть!  (Бежит  к  ящику

и надевает.) Шалю или мантилю? Не знаю,  что  мне  больше  до  лица?..  Или,

может, и то и другое? Да! Пущай видит! А книжки и нету! Когда надо, так  как

назло! И, верно, опять унесла эта каторжная Химка на кухню, чтоб  пироги  на

листках сажать! Вот, слава богу,  нашла  какой-то  кусок…  Все  одно!  Ух,

господи,  как  у  меня  сердце  колотится.  Аж  букет  по   грудям   скачет!

(Задумывается, глядя в зеркало.) Как бы его принять: прохаживаясь или  стоя,

или сидя? Нет, лучше лежа, как  наша  мадама  в  пенционе  принимала  своего

любезного. (Берет книжку и ложится на диван.) Эй, Химка, проси.

 

Х и м к а.  Чего просить?

П р о н я.  Зови панича!

Х и м к а.  Так бы и говорили! (Уходит.)

 

 

 

Явление двенадцатое

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  П р о н я.

 

Г о л о х в о с т ы й (входит тонно; в шляпе, перчатках  и  с  тростью;

часто потирает руки). Честь  имею,  за  великое  счастье,  отрикамендоваться

в собственном вашем дому!

 

Проня молчит.

 

Никого нету! Нет, Проня Прокоповна тут! (Откашливается.) Мой нижайший поклон

тому, кто в сем дому, а вперед всего вам, Проня Прокоповна! (Про себя.)  Что

она, не спит ли часом?  (Откашливается,  громче.)  Горю,  пылаю  от  счастья

и такого всякого, милая мамзеля, что вижу вас на собственном полу…

П р о н я  (подняв глаза). Ах, это вы? Бонджур! А я зачиталась.  Мерси,

что пришли… Мамонька, папонька, господин Голохвастов пришел, пожалуйте!

Г о л о х в о с т ы й.  Вы ж меня отрикамендуйте, пожалуйста!

П р о н я.  Как же.

 

 

 

Явление тринадцатое

 

 

Т е  ж е,  с т а р и к и  С е р к о  и  Х и м к а.

 

Старуха в нелепом чепчике и платке, Серко в  длинном  сюртуке  и  с  большим

платком на шее, выходят и низко кланяются.

 

П р о н я.  Рикамендую вам моего хорошего знакомого.

Г о л о х в о с т ы й  (кланяется   с   пристуком).   Свирид   Петрович

Голохвастов с собственною персоной. Позвольте к ручке? (Целует.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Очень  рады!  Вас  уже  так  хвалили

дочка наша, Проня Прокоповна… Очень рады, просим!

Г о л о х в о с т ы й.  Проня Прокоповна  по  ангельской  доброте,  так

и понимаем, мерси! (Прокопу Свиридовичу.)  Честь  имею  рикамендовать  себя:

Свирид Петрович Голохвастов!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Очень, очень рад,  что  вижу  умного

человека; умного человека  послушать — великое  утешение.  (Трижды  целует.)

Очень рады! Просим, садитесь.

П р о н я  (тонно). Вот кресло, прошу, мусью.

 

Все  садятся:  Голохвостый  в  кресло  рядом  с  Проней  справа;  налево  на

табуретках старики  Серко.  Химка  выглядывает  из  кухни;  некоторое  время

молчание.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Позвольте   спросить:    вы    сынок

покойного Петра Голохвостого, что цирюльню держал за канавой?

П р о н я.  Вы,  папонька,  неизвестно  что  говорите:  ихняя  хвамилия

Голохвастов, а вы какой-то хвост приплели!

Г о л о х в о с т ы й.  Да, моя хвамилия натирально — Голохвастов, а то

мужичье необразованное коверкает.

П р о н я.  Разумеется.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (мужу). Видишь, я  говорила,  что  не

тот! А уж умен!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Извиняйте,   господин,    мы    люди

простые, как слышали. Так вы, значит, не его, не цирюльника сынок?

Г о л о х в о с т ы й  (смешавшись). То  есть  по  натуре,  значит,  по

телу, как водится, но по душе, по образованности так мы уже не та хворма…

П р о н я.  А как же ж, образованный человек,  разве  будто  можно  его

равнять до простоты?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Куда уж там?!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Так, так…

 

Минуту длится молчание.

 

X и м к а.  Вино и стаканы сейчас подавать?

П р о н я  (даже подскочила). Пошла!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Гм-гм,  так  вы  уже   цирюльни   не

держите?

П р о н я.  Я  уже  вам  раз  говорила:  паликмахтерская,  а  вы  все —

цирюльня, цирюльня!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (укоризненно качая  головой).  И  как

это!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ей-богу, забыл… память на старости

не та.

Г о л о х в о с т ы й.  Ничего, это  случается,  по  простоте,  значит.

Я, видите ли, занимаюсь кахвюрами и коммерцией разною. У меня этого дорогого

деликатного товару — горы: пудра, лямбра, дикалоны, брильянтины!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  И бриллианты?! Господи!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Я  думаю,  такой  товар   и   деньги

берет — страх!

П р о н я.  Разумеется, не вашему чета: что это — веревки и гвозди  или

сера!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а. Э, вы, дочка, так не говорите,  и  на

этом товаре славно заработать можно.

П р о н я.  Пхе!

Г о л о х в о с т ы й.  Насчет  денег,  доложу  вам,  так  их  на  этот

деликатный товар идет страх! То есть что ни день  —  сила!  Ну,  так,  слава

богу, у меня этой деньги не переводится: целый Крещатик мне должен. Мне  уже

не раз говорили мои приятели: охвицера, митрополичьи  басы,  маркелы…  что

чего, мол, не закупишь ты магазинов по Крещатику? Так я им: на черта мне  та

забота? У меня есть благородный матерьял, так пущай и другие торгуют!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (Прокопу Свиридовичу) Ишь, богатый!

П р о к о п  Свиридович  (ей в ответ). Правда.

Г о л о х в о с т ы й.  Мерси. Натирально, в каждом обхождении  главная

хворма  —  ученость.  Потому  ежели  человек  ученый,  так  ему   уже   свет

переменяется: тогда, примером, что Хивре будет  белое,  то  ему  рябое,  что

Хивре будет персона, то ему… пардон! Вы меня, Проня Прокоповна, понимаете?

П р о н я.  Разумеется, умный человек совсем что особенное! Вот  и  мне

теперь все особенное кажется, потому я недаром в пенционе училась!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  О, правда, что  училась:  не  жалели

средств, всяких мод знают! Какие у них платья, шали,  юбки…  Цветов  каких

позаводили.

П р о н я.  Мамонька!

Г о л о х в о с т ы й.  О, Проня Прокоповна  имеет  скус!  Ежели  когда

человек поднимется умом выше лаврской  колокольни,  да  глянет  оттудова  на

людей, так они ему сдаются-кажутся такие манюсенькие,  как  пацюки,  пардон,

крысы! Позволите папироску?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Курите  на  здоровье!   (Мужу.)   Ну

и умный же!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Аж страшно!

Г о л о х в о с т ы й  (Прокопу Свиридовичу). Не угодно ли?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Спасибо, не употребляю; вот  нюхать,

это дело другое, аж нос дрожит… Ну да и табак же у  нашего  дьячка,  скажу

вам, и черт его знает, что он туда кладет? Ну, целый день ходишь  и  нюхаешь

пальцы…

П р о н я  (отцу). Да будет уж про ваш табак. (Голохвостому.) Позвольте

и мне папироску.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Они курят?

 

Явдокия Пилиповна даже руками всплеснула.

 

Г о л о х в о с т ы й  (подает).  Пардон!  Нету  ли  иногда  тут  огня,

потому я своего забыл!

П р о н я  (кричит). Химка, Химка! Подай огня!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Огня!

 

Химка выходит с полной покрышкой жару.

 

П р о н я.  Ты б еще пук соломы принесла! Спичек дайте, мама!

Х и м к а.  Так бы и говорили, а то огня…

 

Явдокия Пилиповна начинает искать спички.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Не  беспокойтесь,  пардон,  я  с   этой   самой

покрышки закурю. (С вывертами идет в среднюю дверь вслед за Химкой.)

 

 

 

Явление четырнадцатое

 

 

Т е  ж е,  без  Г о л о х в о с т о г о.

 

П р о н я.  Что вы меня страмите? Чего вы тут наговорили  —  три  мешка

борща с кашей?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да я ж молчала…

П р о н я.  Ну вы еще так-сяк, а  уж  отец  —  и  цирюльню,  и  хвоста,

и дьячка, и табак вперли!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да уж не знаю, как с учеными…

П р о н я.  Идите, прошу вас, отсюда обое,  потому  помешаете  еще  мне

предложение делать.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Любопытно  бы  послушать,  как   это

ученые…

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Может, хоть дверь отворить?

П р о н я.  Да идите, идите, говорю… вот наказание!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Пойдем, это, вишь, у них по-модному.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Уж по-модному!

 

Уходят в другую комнату; но в продолжение всей последующей сцены выглядывают

из дверей, подслушивая, а Химка подслушивает из кухни.

 

 

 

Явление пятнадцатое

 

 

Т е  ж е  и  Г о л о х в о с т ы й.

 

Г о л о х в о с т ы й  (с папиросой). Извольте! Закуривайте!

 

Проня закуривает, Голохвостый курит и оглядывается вокруг.

 

П р о н я.  Ваша папироса шкварчит.

Г о л о х в о с т ы й.  Это в груди моей-с!

П р о н я.  Чего?

Г о л о х в о с т ы й.  От любви!

П р о н я.  Ах, что вы!

Г о л о х в о с т ы й.  То   есть   тут   в   нутре   у   меня    такая

стремительность до вас, Проня Прокоповна, что хоч крозь огонь готов пройти!

П р о н я  (в сторону). Начинается, начинается! (Голохвостому.) Ах, это

вы  кавалерские  надсмешки…  Может,  до  кого  другого:  у   вас   столько

барышень…

Г о л о х в о с т ы й.  Это вы пущаете критику;  я  своей  души,  Проня

Прокоповна, не кину лишь бы где. Разве если там, где ваша душа, — и больше в

никотором месте.

П р о н я.  А вы знаете уже, какая моя душа?

Г о л о х в о с т ы й.  Ах, Проня Прокоповна, не рвите меня, как буклю!

Потому видите, какой я погибший есть человек.

П р о н я.  Чего ж погибший?

Г о л о х в о с т ы й.  Потому здесь  у  меня  (показывает  на  сердце)

такое смертельное воспаление завелось, что аж шипит.

П р о н я.  Когда б заглянуть было можно к вам в сердце.

Г о л о х в о с т ы й.  То вы б увидели там, что  золотыми  славянскими

буквами написано: Проня Прокоповна Серкова. Ах, но ежели б золотой  ключ  от

вашего сердца да лежал у моей души в  кармане,  вот  бы  я  был  счастливый!

Я б кажную минуту отмыкал  ваше  сердце  и  смотрел  бы,  не  мылся  бы,  не

помадился б, не пил, даже не курил бы по три дня, да все смотрел бы!

П р о н я.  Ах, когда бы то была правда? (В  сторону.)  Чего  ж  он  на

коленки не встает?

Г о л о х в о с т ы й.  Да пущай меня алядьябль скорчит, когда, значит,

вру! (В сторону.) Ну, смелей! (Становится на колени.) В груди моей — Везувий

так и клокотит! Решайте судьбу мою несчастную: прошу у вас руку и сердце.

П р о н я.  Ой! Мама моя! Я так стревожена… так  вышло  неожидаемо…

я… я вас, вы знаете… да  вы  меня  не  обманываете,  любите  ли?  Я  еще

молодая, не смыслю в этом деле…

Г о л о х в о с т ы й.  Вы не верите? Так знайте же, что  я  решительно

никого не любил, не люблю и не полюблю, окромя вас! Без вас мне не  жить  на

свете. Да если б я любил так Братскую икону, то меня б ангелы взяли живым на

небо!

П р о н я.  Так оченно любите? (Склоняется к нему.)

Г о л о х в о с т ы й.  То есть, говорю вам, — кипяток!

П р о н я.  Ой, страшно!

Г о л о х в о с т ы й.  Не беспокойтесь — обхождение понимаю.

П р о н я.  И я вас оченно люблю! Душка мой!  (Дает ему руку и целует.)

Я согласна… быть вашею половиною.  Вот  только  спросить  благословения…

Папонька, мамонька!

 

Голохвостый хочет встать, но Проня удерживает его.

 

Нет, стойте!

 

 

 

Явление шестнадцатое

 

 

П р о н я,  Г о л о х в о с т ы й,  с т а р и к и  С е р к о  и  Х и м к а.

 

Старые  Серко,  обрадованные  и  удивленные,  важно   входят.   Химка   тоже

выглядывает из кухни с бутылками и стаканами.

 

П р о н я.  Свирид Петрович Голохвастов делает мне предложение.

Г о л о х в о с т ы й.  Прокоп  Свиридович  и  вы,  Явдокия  Пилиповна!

Я переговорил с вашей умною дочкой Проней  Прокоповной  про  одну  секретную

вещь. Я скоропостижно желаю жениться на них, и они согласные. Теперь я прошу

у родителей, может сделают  они  честь  поблагословить,  значит,  это  самое

предприятие.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Когда моя дочка,  Проня  Прокоповна,

так хотят, то нам, старикам, нечего перечить.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ага, говорю, нечего  перечить.  Я  ж

говорю, нечего перечить.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Только, только…

Г о л о х в о с т ы й.  Что? Может, я не ндравлюсь?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

Упаси бог! Разве можно? Разве можно? Мы  лучшего  жениха  и  не  желаем  для

Прони, как вы, Свирид Петрович.

Г о л о х в о с т ы й.  Ежели что так, то кланяюсь вам  низко  за  ваше

слово. Мерси! (Целуется троекратно со стариком и со  старухой.)  Про  другие

вещи позвольте мне сватов прислать переговорить.

 

Химка пытается войти с вином, но ее не пускают.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Хоть сегодня! Я своей дочке не враг:

что у меня в сундуке, то все Пронино.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Все, все: аж четыре шелковых платья,

да еще дорогих — по три рубля за аршин сама платила, пять  пар  башмаков  на

вот таких каблуках!

П р о н я.  Будет вам, мама!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Что правда, то не грех.

Г о л о х в о с т ы й  (тихо).  Однако  пока  только  одни   каблуки…

(Вслух.) Припасли вы для своей дочки, верно, и получше что, чем  каблуки  от

башмаков.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Чего у моей дочки только нет! Одного

золота накуплено…

Г о л о х в о с т ы й.  А-а!

П р о н я.  Да будет вам, мамонька, охота рассказывать.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  По мне, так хоть и сейчас  обручить,

за мной дело не станет. Только, кажись, у  нашей  Прони  и  золотого  кольца

нету. Они еще молоденькие, не думали еще об этом.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как это нету?  Еще  позапрошлый  год

купила!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.     Когда    есть     кольца,     так

и обменяйтесь, дети, чтоб нам, старикам, на склоне лет порадоваться на вас.

Г о л о х в о с т ы й.  А нельзя если, чтоб поскорее свадьба? Потому я,

сдается-кажется, помру, как придется долго ждать.

П р о н я.  И я б хотела, чтоб поскорее.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Молодость! Ну что ж, можно хоть и на

этой неделе, как думаешь, старуха?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как хочешь. (Дает  кольцо.)  У  меня

все готово.

 

Проня надевает кольцо на палец и потом обменивается им с Голохвостым.

 

Теперь и поцеловаться можно, как водится!

 

Обрученные целуются.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Садитесь  же,  дети,  рядком,  а  мы

полюбуемся на вас ладком.

 

Все садятся. Пауза.

 

X и м к а  (вбегает  с  бутылкой,  затыкая   ее   пальцем,   пена   так

и брызжет). Ай-ай! Караул! Я открывала ее, каторжную, открывала, не берет, и

зубами тащила, и на самоваре грела… а оно как хлопнет, да и потекло!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Пропало пять рублей!

 

Живая картина.

 

 

Занавес

 

 

 

 

Действие третье

 

 

Комната Лымарихи, очень простая обстановка.  Прямо  входная  дверь,  направо

на кухню.

 

 

 

Явление первое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й  (входит несколько смущенный). Так его и есть дом

Секлиты? Просто, оченно просто. И кто б додумал, что в этакой навозной  куче

лежит бриллиант? (Оглядывает комнату.) Однако нет никого…  Не повернуть ли

мне оглобли? Ей-богу, страшно, как бы мне от большого ума не  устроить  себе

какой штуки? Нет, во всяком разе лучше хоть  на  минутку  побывать,  отвести

глаза; ежели она что слышала, так можно отбрехаться, а ежели  не  слышала, —

успокоить хоч на два дня, чтоб не  допытывалась.  Резонт,  Свирид  Петрович,

резонт. Да и на Галю  хоч  разок  гляну…  Ох,  только  ох,  да  и  только!

(Закуривает сигару.) Однако могу сказать, что мне фортунит: куда там,  Проня

аж пищит до меня, старые  Серки  не  знают,  где  и  посадить  зятя;  боялся

Иоськи, — не только уломал, но и  ободрал:  заказал  храчную  пару,  цепочку

купил, завтра и венчание. От только  Секлиту  обвести  курячим  зубом,  чтоб

успокоилась, да и кути! (Ходит по  комнате,  потирает  руки,  пританцовывает

и насвистывает.)

 

 

 

Явление второе

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  С е к л и т а.

 

С е к л и т а  (входит с корзинкой). Кто тут залез в хату? А,  это  вы.

Как вас величать?

Г о л о х в о с т ы й.  Я  —  Свирид  Петрович!  Доброго  вам  здоровья

в вашем доме. Поздравляю вас с сегодняшним днем.

С е к л и т а.  А я это уже хотела вас разыскивать по  Подолу,  думала,

что выпустила из рук, так и удрали!

Г о л о х в о с т ы й.  Худо делали, что так думали. Я вам сказал,  что

я свой брат, простой, а свой не соврет.

С е к л и т а.  Садитесь же, пожалуйста,  да  побеседуем,  когда  зашли

с доброй думкою.

 

Садятся.

 

Г о л о х в о с т ы й.  С доброю, с доброю, пущай на мою голову столько

тысяч… сколько недоброго у меня на уме.

С е к л и т а.  Ну дай боже! Только такие паничи часто обманывают!

Г о л о х в о с т ы й.  Ой, Секлита Пилиповна! Или вам разве от бога не

грех, что вы еще все не верите? Или я мало клялся? Мало божился?

С е к л и т а.  Да оно так, так!

Г о л о х в о с т ы й.  От вы тогда бог знает что забрали в голову, а я

еще и с  девицею  не  познакомился  как  следовает,  толком,  не  то  что…

распытывал только про вас, можно ль приходить?

С е к л и т а.  Ну, молчите уже: видела, как вы распытывали.

Г о л о х в о с т ы й.  От пускай я лопну, чтоб с этого места не  сойти

(отодвигается), когда я не хотел выпытать  до  вас  дорогу,  чтоб  позволили

ходить, познакомиться… Вот  же  я  вас  и  прошу:  дозвольте  мне  до  вас

приходить, не чурайтесь меня…

С е к л и т а.  Что ж, ходите, будем рады… Только  я  вас  еще  путем

и не знаю; говорите… родич Свинаренков… не сын ли  покойного  цирюльника

Голохвостого?

Г о л о х в о с т ы й.  Да, сын… только, конечно, образованный,  умом

на весь Подол вышел.

С е к л и т а.  Скажите! Я знала покойника. О, у него копейка водилась,

коли не растранжирили.

Г о л о х в о с т ы й.  Я не из тех, Секлита Пилиповна, кто  транжирит.

Умному человеку, да при достатках, только махнуть, так у  него  из  мертвого

живое делается.  Теперь  у  меня  и  паликмахтерская,  и  коммерция  всякая,

и одолжаю всем: весь Крешатик у меня тут. (Показывает кулак.)

С е к л и т а.  Так вон вы какие! Куда же нам до вас!

Г о л о х в о с т ы й.  Ну что же, что я разумом и богатством  поднялся

до неба, зато душа у меня простая, к простой и липнет! А ваша Галя…  это ж

красота на весь Киев!

С е к л и т а.  Мою Галю не грех  и  матери  похвалить,  с  моей  Галей

некому и равняться, разве что звезде на небе!  За  ней  женихов  —  была  бы

охота!

Г о л о х в о с т ы й.  Да, да… а где, бишь, она?

С е к л и т а.  На базаре еще, скоро будет.

Г о л о х в о с т ы й (натягивая перчатку). Жалко, что не увижу.

С е к л и т а.  Куда ж это вы? Ветром в хате прохватило?

Г о л о х в о с т ы й.  Извиняйте, Секлита Пилиповна, на сей раз.  Я на

минуточку только заскочил, а то у меня дела, аж пищит: цирюльню на Крещатике

строю… рабочие ждут!

С е к л и т а.  Я вас от своих именин не отпущу…

Г о л о х в о с т ы й.  Неужели сегодня ваши именины?  От  бог  привел!

(В сторону.) Это, однако, худо: сюда набьется гостей. (Секлите.)  Поздравляю

же  вас  со  святыми  вашими  именинами!  (Целует.)  Дай  боже  вам  счастья

и здоровья и чего только пожелаете! (Снова иелует.)

С е к л и т а.  Да будет уже, будет! Ишь целуется! (В сторону.)  Однако

ж и хорош этот вражий панич! Чисто мед с маком, аж губы слипаются!

Г о л о х в о с т ы й.  Так теперь уже извиняйте… А от с  воскресенья

мне будет время, так позвольте заходить до вас  хоч  каждый  день;  вы  меня

хорошо узнаете, я — вас, и с девушкой обзнакомимся, а  тогда  уже,  как  бог

благословит…

С е к л и т а.  Заходите, заходите, просим…

Г о л о х в о с т ы й  (встает). Так уж на сей раз прощайте…

С е к л и т а.  Да как же? Чтоб это  я  вас  отпустила,  не  попотчевав

запеканкой, пирогами?

Г о л о х в о с т ы й.  Некогда…  (Про  себя.)   Впрочем,   запеканка

и пироги… (Вслух.) Ну, разве одну рюмочку.

С е к л и т а.  Как же, как же! Да и запеканка!  Вы  такой,  даром  что

богатый, сроду не пили! Вот я сейчас! (Уходит.)

 

 

 

Явление третье

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Однако  надо  пропустить   рюмочку-другую,   да

и тикать, потому сюда наберется всякой свиноты, еще начнут  языки  чесать…

Нет, нет, нехорошо! Хотя и досадно, что Гали не видел и… ну, да  мы  потом

наверстаем… только б свадьбу справить, а  там — голову  положу,  а…  ух,

пипонька, буколька моя!

 

 

 

Явление четвертое

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  Г а л я.

 

Г а л я  (входит, укутанная платком). Пидора!  Забери  там  яблоки!  Ой,

кто это?

Г о л о х в о с т ы й.   Это   я,   красоточка…   Здравствуйте,   моя

зозуленька!

Г а л я. Это вы?

Г о л о х в о с т ы й.  Своею персоною. Не выдержал, потому раскалился,

как камфорка, моя кисточка! (Берет за руку.)

Г а л я.  Ой, горюшко! Уходите, пожалуйста, пока матери  еще  нет,  как

застукают, так опять такое будет…

Г о л о х в о с т ы й.  Каким сортом? Ведь ваша мама мне слово дала.

Г а л я  (вырывая руку). Так и поверила!

Г о л о х в о с т ы й.  Да не рвитесь вы,  потому  у  меня  аж  печенки

рвутся!

Г а л я  (вырывается). Пустите же! (Убегает.)

 

 

 

Явление пятое

 

 

Г о л о х в о с т ы й,  один.

 

Г о л о х в о с т ы й.  Выскользнула… Гибкая, как лозиночка,  ловкая,

что уж! Ну и ягодка же! Как увидел ее, так в голове  и  завертелось!  Только

в  руках  ее  подержишь,  так  прямо  такое  у  тебя  внутри  делается,  как

в самоваре, аж гудит! Ну и дивчина же! Да  за  такую  дивчину,  доложу  вам,

можно всего себя начисто обрить  и  пойти  по  Крещатику  таким  хвасоном…

Ей-богу, можно даже по морозу! Не выдержу, надо ее дождаться, хоть разок еще

взглянуть!

 

 

 

Явление шестое

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  С е к л и т а.

 

С е к л и т а  (с горшочком и бутылкой).  Ну,  сначала  откушайте  моей

настоечки на ореховых листьях да вот этими пирожками с мясом закусите…

Г о л о х в о с т ы й.  Выкушайте вы сами!

С е к л и т а.  Так пошли вам боже, чего себе пожелаете,  а  моей  Гале

долю счастливую! (Пьет и наливает снова.)

Г о л о х в о с т ы й.  Дай боже! С именинами вас  поздравляю!  (Пьет.)

А-а! Вот это водочка так водочка! Как огнем по жилам пошла!  Да  и  пирожки,

дай вам боже здоровья! (Ест.)

С е к л и т а.  Да кто же после первой  закусывает,  выкушайте  вторую!

(Наливает.)

Г о л о х в о с т ы й.  Э! Да так же я и не встану! (Пьет.)

С е к л и т а.  Вот и славно, дорогим гостем будете!

Г о л о х в о с т ы й.  Да я бы оченно  рад;  у  вас  так,  знаете,  по

душе… только там меня… Да чуточку можно. (Смотрит в окно.) Вон и Галя.

С е к л и т а  (стучит в окно). А иди-ка сюда! Где ты  там,  к  аспиду,

шатаешься?

Г о л о х в о с т ы й.  По хозяйству, верно, бегает?

С е к л и т а.  О, она старательная!

 

 

 

Явление седьмое

 

 

Т е  ж е  и  Г а л я.

 

С е к л и т а.  Где ты там прохлаждаешься?

Г а л я.  Забежала к соседке Лукерье: посуда нужна…

Г о л о х в о с т ы й.  Здравствуйте, доброго здоровьечка! Вся душа моя

стрепенулася,  как  услышал  я  ваш  ангельский  голосок,  точно   дискантов

наилучших в концерте…

Г а л я  (подавая руку). Вы смеетесь…

Г о л о х в о с т ы й.  Ей-богу, и в думке не держу: я, Ганна Ивановна,

с честным намерением пришел.

Г а л я.  Я не знаю, о чем это вы.

С е к л и т а. Ишь, будто и не знает, будто и не  рада!  А  сама  и  не

опомнится. Счастье твое, что так еще вышло, а то б!..

Г а л я.  Мама, да разве ж я в чем виновата?

С е к л и т а.  Ну, будет, будет! Нечего мне туман напускать,  отводить

глаза. На вот горшочек, попотчуй  варенухой  дорогого  гостя  да  поговорите

по-хорошему, а я сама за посудой сбегаю! (Выходит.)

 

 

 

Явление восьмое

 

 

Г а л я  и  Г о л о х в о с т ы й.

 

Г о л о х в о с т ы й  (в то время как Галя  наливает).  Чего  ты  меня

чураешься, моя рыбонька, разве будто я тебе не люб?

Г а л я  (подает чарку). Я вас боюсь… Что это вы задумали, зачем меня

трогаете?

Г о л о х в о с т ы й.  Задумал, моя курочка, хоч кишки себе  вымотать,

а тебя заполучить, потому влюблен, кипяток кипит.

Г а л я.  Я вам не  пара…  С  вами  только  беды  наживешь…  сейчас

променяете на какую-нибудь панну.

Г о л о х в о с т ы й  (выпив). А-а! Из ручек твоих слаще от меда и  от

канахвет! (Берет за руку и хочет обнять.)

Г а л я.  Пустите.

Г о л о х в о с т ы й.  Чтоб я тебя променял? Ни за какую кахвюру!  Так

бы и задушил! (Обнимает.)

Г а л я  (вырывается). Ой, что вы?

 

 

 

Явление девятое

 

 

Т е  ж е  и  С е к л и т а.

 

С е к л и т а.  А! Договорились, значит… Ну и помогай вам бог!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Опять споймала!  Она,  сдается,  за

дверями подслушивала.

Г а л я  (со слезами). Я что же, мама, он сам прицепился!

С е к л и т а.  Да будет уж,  будет,  теперь  ничего…  Вот  приготовь

только угощение, а то кумы уже идут… (Голохвостому.) А вас теперь не  пущу

от стола, как хотите’

Г о л о х в о с т ы й.  Да я б радый, Секлита  Пилиповна,  и  ночевать,

когда б не… (В сторону.) Попал жучок на крючок.

 

 

 

Явление десятое

 

 

Т е  ж е,  к у м ы  и  П и д о р а.

 

В комнату входят Марта и другие мещанки; кое-кто одет по-праздничному.

 

М а р т а.  Здравствуйте,  Секлита  Пилиповна!  С  днем  вашего  ангела

поздравляем вас. Дай вам боже чего только ваша  душенька  захочет,  а  вашей

дочке пошли бог хорошего жениха!

 

Целуются.

 

С е к л и т а.  Садитесь же, чтоб сваты у меня  сидели;  может,  вашими

молитвами…

Г о л о х в о с т ы й  (в  сторону).   Впрочем,   начхать:   обойдется!

(Мещанкам.) Ну и набралось же вас, полон дом, Знаете, где раки зимуют!

М а р т а.  А вы, панич, разве не знаете?

Г о л о х в о с т ы й.  Зубы съел!

Д р у г и е  м е щ а н к и.  Ну и шутник же этот языкастый панич!

М а р т а.  Не зацепляйте нас, а то как прицепимся  все,  так  придется

вам выставить нам магарыч!

Г о л о х в о с т ы й.  А вы зацепляйте меня,  я  оченно  люблю,  когда

меня бабочки зацепляют… но когда молодые, чернобровые, такие,  что  только

моргни…

Н е к о т о р ы е  и з  м е щ а н о к.  Хи-хи-хи! Зацепи его!

С е к л и т а  (обращаясь к гостям). Но  что  ж  вы  стоите?  Садитесь,

кума, садитесь, сватья, садитесь, кумушка, прошу покорно, кумка!  (В дверь.)

Пидора, Пидора! Вноси-ка столы, расставляй на серединке, чтоб нам просторнее

было есть, беседовать да пить…

Г о л о х в о с т ы й.  Вот и я  помогу!  (Бежит  и  вносит  с  Пидорой

столы.) Да поворачивайся поживее, Пидора, вот как я, а то еле ползет…

П и д о р а.  За вами разве угонишься?

Г о л о х в о с т ы й  (тихо Гале). Пипонька моя! Кисточка манюсенькая!

 

Галя отходит.

 

С е к л и т а  (Гале). Что это ты,  Галя,  как  неприкаянная?  Застилай

столы да подавай бутылки и чарки, а то мои кумочки заскучают.

Г о л о х в о с т ы й.  Ой-ой! (Вздыхает.)  Как  же  не  заскучать  без

чарочки?

М а р т а.  С вами заскучаешь!

Г о л о х в о с т ы й.  Значит, могу найти развлечение?

М а р т а.  Да отвяжитесь! (Толкает его локтем.)

К о е — к т о  и з  м е щ а н о к.  Ха-ха-ха! Ну и панич!

 

Пидора и Галя расставляют на столах разную еду, бутылки и рюмки.

 

С е к л и т а  (берет бутылку). Выпьем же по  чарочке  за  живых  и  за

мертвых! (Наливает и пьет.) Живым, чтоб жить и не помирать, а мертвым,  коли

померли… (Машет рукой.)

Г о л о х в о с т ы й.  Чтоб не вставать!

В с е.  Ой, где это видано — так говорить! Ну и ну!

С е к л и т а.  Глядите-ка  вы,  умники!  Мертвые  лежат  на   Щекавице

и никому зла не делают, а живые иной раз еще как, да еще как!

Г о л о х в о с т ы й  (наливает себе). По мне, выпьем  и  за  здоровье

мертвых. Пошли боже с неба, что  нам  на  потребу!  Помершим  чарка,  а  нам

горилка! (Пьет.)

 

Секлита ходит вокруг стола, наливает  всем  и  сама  пьет.  Потчует.  Подают

пироги, другую снедь. Все пьют и едят.

 

О д н а  м е щ а н к а.  Дай же нам боже этот праздник проводить,  того

года дождаться!

М а р т а.  Чтоб нам в добром здоровье и на будущий год пить; а  я  тут

забежала к соседке да пропустила чарку-другую… так уж малость веселенька!

С е к л и т а.  Оно и хорошо! На здоровьечко!

Г о л о х в о с т ы й  (еще наливает себе). А ты откудова? — С Клина. —

Билет есть? — Нема. — В тюрьму шельму! (Пьет. Марте.) Дозвольте из моих рук!

М а р т а.  Еще мы с вами не покумились!

Г о л о х в о с т ы й.  Что ж, покумиться не штука!

С е к л и т а.  Садитесь же, кумочка, с нами!

М а р т а.  Э, где уж там сидеть! Мне аж плясать хочется, так весело!

В с е.  Вот и пляши!

Г о л о х в о с т ы й.  Валяйте, без хвасону!

М а р т а  (напевает).

 

Я обуюсь, молодая, в новые сапожки,

Утром бублики снесу я на базар в лукошке.

Нет свежее и вкуснее бубликов горячих,

С таком, маком, сдобой всякой, попробуй, казаче!

 

Г о л о х в о с т ы й.  Славно!    (Выпивает    еще    чарку.)    Э-эх!

(Притопывает.)

М а р т а.

 

Эх, на бублик загляделись кавалеры-паничи!

Все-то хлопают глазами и моргают, как сычи!

Подходите, посмотрите, как мой бублик лáком,

С таком, маком, кавалеры, можно и без така.

 

Голохвостый  (приплясывает). Не пугайся, прижимайся, с  таком,  сердце,

с таком!

С е к л и т а.  Вот  люблю  за  нрав  веселый,  вот  люблю!  (С  чаркой

в руке.) Садитесь же.

М а р т а.  Пожалуй, сяду.

 

 

 

Явление одиннадцатое

 

 

Т е  ж е  и  У с т я.

 

У с т я  (влетает с корзинкой и прямо в пляс).

 

Поглядите, мужики,

На мои на сапожки!

Черевички эти поп мне купил,

Чтоб хороший молодец полюбил!

А чулочки попадья мне дала,

Чтоб красивой молодичка была!

 

Г о л о х в о с т ы й  (входя в раж). Ух!  Валяй  без  титула!  Стриги!

(Сбрасывает пиджак и пускается  в  пляс.)

 

Гоп-чики-чики-чики!

Ну и ладны черевики!

Ведь я панского роду,

Не ходила бóсой сроду!

 

У с т я.

 

Полюбил меня дьяк,

Чертов батька знает как!

Подарил мне сапожкú,

Да кривые каблучки!

 

Г о л о х в о с т ы й.

 

Черевички-невелички,

Не дороже пятака,

Пускай моя молодичка

В них танцует трепака!

 

У с т я  и  Г о л о х в о с т ы й (вместе).

 

Гоп-чики-чики-чики!

Ну и ладны черевики!

Ведь я панского роду,

Не ходила босой сроду!

 

Танцуют.

 

В с е.  Ну и танцуют ловко, а панич, что бесенок! Славно!

У с т я.  Фу! Ну его, устала! Я это с именин иду… Так  уже  потчевали

да угощали, что — и боже мой! Бегу это к вам, да вприскочку, а  тут,  слышу,

поют; ну, вот вам и мой чан на капусту!

С е к л и т а.  Спасибо, что вспомнили меня, старуху куму!

Г о л о х в о с т ы й.  И  это  кума?  Да  вашими  кумами  можно  Днепр

загатить и Черторой завалить! Ей-богу, правда!

С е к л и т а.  А чтоб у вас язык отсох, не говоря худого слова.

Г о л  о х в о с т ы й.  Да пущай отсохнет, черт его бери.

М а р т а.  Ну и прыткий же хлопец!

У с т я  (Секлите). Где вы такого нашли?

С е к л и т а.  Гм-гм! Не скажу! Пускай вас разбирает.

 

Голохвостый угощается и пересмеивается с мещанками.

 

 

 

Явление двенадцатое

 

 

Т е  ж е  и  С т е п а н.

 

С т е п а н  (обращаясь к Секлите). Поздравляю вас  со  святыми  вашими

именинами! Дай боже всякого счастья и благополучия на многие  лета!  (Целует

руку.)

С е к л и т а.  Спасибо, что не забыл!

С т е п а н.  Да как же нам забыть!

С е к л и т а.  И-и, теперь такой свет настал. (Отходит.)

С т е п а н  (кланяется  всем  и  тихо   Гале).   Здравствуйте,   Ганна

Ивановна!

Г а л я.  Здравствуйте! (Подает руку.)

С т е п а н  (взглянув на Голохвостого).  А  этот  вертихвост  что  тут

делает?

Г а л я.  Это, Степан, горе мое!

С т е п а н.  Как? Что такое?

Г а л я.  Да, видно, сватает меня, а мне — краше в воду.

С т е п а н.  А мать что?

Г а л я.  В том-то и несчастье мое, что мать за него: богатый.

С т е п а н.  Какой он богатый? Шарлатан. Его тут Иоська чуть в  тюрьму

не засадил.

Г а л я  (обрадованно). О, неужто? А он здесь туману напускает.

С т е п а н.  Да я сейчас так его огрею, что себя не помня выскочит!

Г а л я. Бога ради, не трогайте здесь! Не знаете вы матери? Она ведь не

поверит, еще вас из дому выгонит!

 

 

 

Явление тринадцатое

 

 

Т е  ж е  и  М е р о н и я.

М е р о н и я  (вся  в  черном,   черный   платок   одет   по-монашьи).

Поздравляю вас с именинами, с ангелом. (Оглянувшись.) Ой, как у вас  весело!

Ой, искушение мое! (Шепчет что-то.)

Г о л о х в о с т ы й  (Марте). А это кто? Черница?

М а р т а.  Да это она сверху только!

Г о л о х в о с т ы й.  Значит, бонджур, команву, мерси!

У с т я.  А это по-какому?

С е к л и т а  (встает). Садитесь же, садитесь, дорогим гостем будете!

М е р о н и я.  Ой, боюсь греха!

Г о л о х в о с т ы й.  Грех в мех, а спасенье в торбу!

М е р о н и я.  Ой, тут еще искуситель! Прегрешение мое!

С е к л и т а  (подносит чарку). Выпейте, кумочка, и грех долой.

М е р о н и я  (берет рюмку). Ой, горюшко! Ой, грех! Что же это  будет,

как доведаются печерские про сие греховное сборище?

С е к л и т а.  Кто там доведается? Свои!  Пейте  же,  не  шепчите  так

долго над чаркою, а то ей невтерпеж: хочет в другие руки.

У с т я.  Да пей ты в мою голову.

М е р о н и я.  Ой, не удержусь! Кумы искушают, что твои  бесы.  Прости

бог, и спасибо! (Пьет.)

Г о л о х в о с т ы й  (вскакивает).

 

Ой, черничка ж моя,

Ты шептушка моя,

Дай с тобою покручуся,

Коли ласка твоя!  (Обнимает и вертит ее.)

 

М е р о н и я.  Ой-ой! Отыди, сатана!

 

Голохвостый целует ее.

 

Ой, пропала я! Аки геенна огненная… Хоть  на  Печерск  и  не  возвращайся!

(Утирает губы.)

М е щ а н к и.  Ха-ха-ха! Ну и озорник же этот панич!

Д р у г и е.  Огонь. А хорош!

М а р т а  (Секлите). Да скажи хоть, кто это?

С е к л и т а  (отводит Марту,  говорит  таинственно).  Я  сегодня  два

праздника справляю: именины и заручины! Красавчик этот,  Голохвостый,  жених

моей Гали. Пакостная девка подцепила такого жениха, что мой  покойный  Лымар

против него, что свинья против коня.

М а р т а.  Хорош, хорош!

С е к л и т а.  И богатый… Только, кума-сердце, не  говорите  никому,

потому, может, из этого сватанья свадьбы еще и не будет.

 

Целуются. Секлита отходит к гостям.

 

М а р т а  (отводит Устю в сторону). Новость знаешь? Тот красивый панич

обручился сегодня с Галей. Только никому,  никому  не  говори,  упаси  боже!

Такой наказ! (Отходит к остальным.)

У с т я.  Побей меня святой крест, коли скажу!

М е р о н и я  (приближается). Про что это она вам шептала?

У с т я  (тихо). Этот панич сегодня обручился с Галей, только никому не

говори, чтоб никто не знал, слышишь?

М е р о н и я.  Ой, грех! Да молчу, молчу… Отними у меня язык, святой

Молчало!

 

Отходят  и  начинают  перешептываться  с  сидящими,  те   передают   дальше,

удивляются, пожимают плечами.

 

С т е п а н  (услышав, о чем шепчутся). Нет,  и  здесь  то  же!  Больше

выдержать невмоготу… Того и гляди, что  с  кулаками  кинусь,  лучше  уйти!

(Вслух, обращаясь к Секлите.) Прощайте, Секлита Пилиповна!

С е к л и т а.  Чего это ты? Куда?

С т е п а н.  Да там работа есть…

С е к л и т а.  Посиди еще, закуси, выпей.

С т е п а н.  Спасибо, у вас и без меня довольно, мы уже лишние будем!

С е к л и т а.  Как знаешь… (Отходит.)

С т е п а н  (про себя). Ну, либо выведу  тебя  на  чистую  воду,  либо

голову проломлю! (Быстро уходит.)

 

 

 

Явление четырнадцатое

 

 

Т е  ж е,  без  С т е п а н а.

 

С е к л и т а.  Что это мы сидим, жмемся у стола,  точно  овцы.  Сядем,

кумы, на пол!

К о е — к т о.  Сядем, давайте сядем, а то которая уже и  на  стуле  не

усидит.

С е к л и т а.  Пидора! Давай ковер! Расстилай на  полу,  а  столы  эти

отодвинь к черту!

 

Пидора постилает ковер, Марта берет стул и ставит на середине.

 

У с т я.  Вы, святая именинница, садитесь посредине на стульчик, а мы —

на полу вокруг вас.

 

Садятся. Секлита на стуле.

 

В с е.  Вы, именинница, наше красное солнце, а мы ваши ясные звезды.

Г о л о х в о с т ы й.  Где же мне, светлому месяцу, притулиться?

М а р т а.  Эх, такому месяцу не на небе место.

Г о л о х в о с т ы й.  Почему? Преподобницы не примут?

У с т я.  Преподобницы-то, может, и примут,  а  уж  преподобные  —  это

верно, что выгонят!

Г о л о х в о с т ы й.  Да садитесь же хоч вы коло меня, Галя!

С е к л и т а.  Садись,  садись.  Теперь  уже  можно.  Глядите,   какая

парочка! Поздравляйте: это жених и невеста; Голохвостый посватался.

Г а л я.  Мама, не делайте этого… послушайте, что я вам скажу…

С е к л и т а.  После! Сиди теперь и молчи.

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Что это они,  спятили?  Привселюдно

меня объявлять женихом! От  тебе  и  раз,  досиделся!  Теперь  пойдут  языки

чесать!

М е щ а н к и  (Голохвостому). Вот видите, а вы молчите…

Г о л о х в о с т ы й  (в замешательстве), Так то ж еще только так, меж

нами… разговор был… Когда еще судит бог сватов прислать.

С е к л и т а.  Что там сватов! Вот повеличайте  их,  кумочки  мои,  да

и запьем сговор! Правда, хороша парочка?

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Ну и зажала в клещи!

В с е.  Хороша, хороша, что огурчики! Дай боже здоровья! (Поют.)

 

Где ж был селезень, где ж была уточка?

Селезень во ставку, а уточка на лужку!

А теперь они в одном болоте,

Пьют воду, едят ряску по своей охоте.

Где ж был Свиридко, где была Галочка?

Что Свиридко у отца, Галочка у неньки!

А теперь они в одной светлице,

Едят с медом пироги и паляницы,

Пьют вино и варенуху и рады-раденьки!

 

С е к л и т а.  Кумы мои, любы мои! Спойте вы  мне,  повеличайте  меня,

свою куму Секлиту Лымариху!

В с е  (поют).

 

И лед трещит, и комар пищит,

Это кум да куме порося тащит.

И кумочка, и голубочка!

Свари ты мне порося, чтобы юшка была.

И юшечка, и петрушечка!

Моя кумка, моя любка, моя душечка!

 

С е к л и т а.  Ой, не пойте, не  рвите  сердце,  а  то  я  уже  плачу!

(Вытирает глаза.) Так вы меня  разжалобили,  так  растревожили!  Ох,  бедная

я сирота; чурается меня моя родня: никто из Серков и в хату не плюнул  через

ту цаплю Проню!

Г о л о х в о с т ы й  (вскакивает, как ошпаренный). А вам  что,  Серки

родня?

С е к л и т а.  А как же, сестра родная… А та носатая — племянница!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). От влопался!

С е к л и т а.  Как же,  богачи,  загордились!  На  бедных  родичей  им

начхать теперь! А все через ту дурноголовую!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Ну, пропал теперь, навеки пропал!

С е к л и т а  (плачет). А со мною, не то что как с  теткой,  хуже  чем

с наймичкой, да еще кричит, что от меня гнилицами  несет,  горилкой  воняет!

Вот какая у меня племянница! (Всхлипывает.)

Г о л о х в о с т ы й.  Что же мне на свете божьем делать? Прямо и  ума

не приложу.

М а р т а.  Да я б этой вашей Проне!

С е к л и т а.  А ты думаешь как? Секлита Лымариха ей спустила? Ого! Не

на такую  напала!  (Упирается  в  бока.)  Да  я  этот  носатый  пенцион  так

отманежила, так отчехвостила на все корки, что аж буркалы вылупила!  Плюнула

в глаза, да и отчуралась: ни моей, ни Галиной ноги до смерти там не будет!

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Славу богу, они, значит,  в  ссоре!

Точно заново на свет родился, аж от сердца отлегло!

М а р т а.  И то — чисто сова.

У с т я.  Цапля.

Г о л о х в о с т ы й  (подходя). Жаба кислоокая!

С е к л и т а.  А ты ее знаешь?

Г о л о х в о с т ы й.  Да видел раз эту колоду!

С е к л и т а.  Вот именно! Чтоб ее курка забрыкала!

У с т я.  Чтоб лунь ее ухватил!

М а р т а.  Пусть ее святая пятница покарает!

Г о л о х в о с т ы й.  Холера на ее голову!

С е к л и т а.  Анафема, анафема, анафема!

В с е  (хором). Анафема, анафема, анафема!

С е к л и т а.  Тьфу на нее и все!

В с е.  Тьфу, тьфу, тьфу на нее, сатану!

М а р т а. Все, сгинь и пропади!

У с т я.  Давайте опять веселиться!

С е к л и т а.  Ну, плюнули и растерли! Гуляем всю ночь!

М е р о н и я.  А мне пора на Печерск!

С е к л и т а.  К черту! Гуляем, пока ноги держат, а  там  и  завалимся

спать здесь же! Завтра воскресенье. Никого не пущу!

 

Слышны звуки шарманки.

 

Г о л о х в о с т ы й.  От как раз кстати: явилась на выручку! Надо  их

так тут закружить, чтоб завтра и ног не  чуяли!  Давай  сюда  и  шарманщика!

(Выбегает.)

М а р т а.  Э, тетка, в семье не без урода! Есть у меня родичка, так…

не хочется только рассказывать.

В с е.  Да говори, говори! Чего там жалеть всякую шваль.

М а р т а.  Так стены уши имеют.

К т о — т о.  А мы эти стены кочергой, да из дому.

У с т я.  Знаю я, о ком речь ведется…

М а р т а.  На воре шапка горит! Знает, про чье племя слово молвится!

У с т я (вскакивает).  Про наше племя! Ну что ж, говори!

М а р т а.  Не приставай, Устя, а то скажу, так  звон  пойдет  на  весь

дом!

У с т я.  Звени, звени,  вертихвостка!

М а р т а.  Не испугалась, песья дочь, не испугалась. Твой род у меня в

печенках сидит! Как вошла твоя сестра Степанида в дом  к  брату,  так  будто

и брату, и мне на горло наступила. Все вы такие!

 

Входит  ш а р м а н щ и к.

 

У с т я  (наступая). Так мы все такие? Так и я такая?!

М а р т а.  И ты такая, и мать твоя была такой!

У с т я  (с кулаками). Какая же это была моя мать?

С е к л и т а.  Да будет вам!

Д р у г и е  м е щ а н к и.  Уже сцепились!

 

Шарманка заиграла польку, и все сразу угомонились.

 

 

 

Явление пятнадцатое

 

 

Т е  ж е  и  ш а р м а н щ и к.

 

В с е.  Кто это музыку нанял?

Г о л о х в о с т ы й.  Это я;  то  я  нанял,  чтоб  Секлите  Пилиповне

веселее были именины! Как собрались ругаться, то лучше гулять!

В с е  (вскакивают). Давайте, давайте лучше танцевать! Вот-то весело!

С е к л и т а.  Да,  да,  танцевать!  Расступитесь,  кумы  мои   милые:

Секлита Лымариха гуляет!

 

Все расступаются. Секлита посредине.

 

С е к л и т а  (раскинув  руки).  Кумки  мои,  голубки   мои,   Секлита

Лымариха гуляет! (Начинает плясать.)

Г о л о х в о с т ы й  (сбрасывает  жилетку).  Эх,  мамзель,   бонджур!

Валяй метелицу! (Став против Секлиты, пляшет гопака.)

В с е.

 

Ой, на дворе метелица,

Чего ж старик не женится?

 

М е р о н и я.  Ой, грех, ой, искушение! (Становится и сама в круг.)

 

 

Занавес

 

 

 

 

Действие четвертое

 

 

Комната у Серко, та же, что и во втором действии.

 

 

 

Явление первое

 

 

X и м к а,  одна.

 

Х и м к а  (прибирает комнату). У других — воскресенье,  а  у  тебя  ни

воскресенья, ни праздника с этими хозяевами! Свадьбу, вишь,  справляют!  Где

это видано, где это  слыхано,  чтоб  так  вдруг  —  и  свадьба;  шить,  мыть

и белить — завтра пасха! Чуднó что-то… А тут через них и ног под собой  не

чуешь: весь двор подмела, так еще песком посыпь да  травой  сверху,  потому,

вишь, важная пани поедет венчаться! Много таких панов, хоть пруд пруди!  Вот

еще полы выдумала олифой мазать, а потом кадить заставит… И осточертела же

она мне, хоть бы уже скорее проваливала к лешему в болото!

 

 

 

Явление второе

 

 

Х и м к а  и  С е р к о.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Поймай, Химка, собаку да  посади  на

цепь, чтоб часом не кинулась на кого да не порвала.

Х и м к а.  Что я — пес? Что у меня — собачьи ноги, чтоб я еще  вам  за

собаками гоняла?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да и  мне  не  догнать.  Ты  моложе,

у тебя ноги попроворней.

Х и м к а.  Оттоптала уже за вашими причудами, хоть на плечи бери!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Да   ну   же,    Химочка,    поймай,

пожалуйста. Возьми кусок хлеба, примани Рябка, да и насядь!

Х и м к а.  Спасибо вам! Сами на него  лучше  садитесь,  коли  себя  не

жаль.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну, идем, и я помогу, не бранись, да

пооткрывай ты окна и ворота, пусть люди смотрят!

Х и м к а.  Чтоб набилось их и во двор, и в дом, да чтоб еще обокрали!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ну что ж поделаешь! Не  каждый  день

дочку замуж выдаешь!

Х и м к а.  Э!

 

Выходят.

 

 

 

Явление третье

 

 

П р о н я,  одна.

 

П р о н я  (входит в белом подвенечном платье, в белых цветах,  увешана

побрякушками). Не опомнюся  от  радости,  что  дождалась-таки,  славу  богу,

своего дня! А какой же красавчик жених! Сидела, сидела, так зато ж высидела!

Образованный, модный, душка, чисто огурчик! Как я влюблена, аж горит у  меня

все в середке, а сердце только  —  тех,  тех!  Не  знаю  уж,  доживу  ли  до

вечера… Как я обниму его, как… Ой-ой, только подумаю… Скорей  бы  уже!

(Закрывает глаза рукой.) То-то все будут завидовать! А так под руку с ним да

на них только: фе-фе-фе! А  шлейфом  —  шелесь-шелесь-шелесь!  На  Крещатике

барыней заживу, да все по-модному, по-хранцюзскому… (Прошлась по комнате и

остановилась перед  зеркалом.)  Не  окоротил  ли  он  мне  шлейфа?  Ей-богу,

окоротил, украл! И говорила я маме, чтоб  отдали  на  Крещатике,  так  разве

ж с этой простотой столкуешься? Ой, несчастье, и это ж не по-модному! Кто же

так высоко талию делает? Ни плеч, ни  груди!  А  по  моде  все  должно  быть

наружу! (Прохаживается павой.) Фе! Тут несет чем-то?  Олифой  от  пола,  фе!

Химка! Кади поскорее в комнатах, да побольше, и окна открой! Химка, Химка!

Г о л о с  Х и м к и.  Слышу, не заложило…

П р о н я.  Так поворачивайся живее… Пойти  еще  по  двору  пройтись,

пускай смотрят да губы кусают! (Выходит.)

 

 

 

Явление четвертое

 

 

Х и м к а  и  У с т я.

 

X и м к а  (входит   со   смолкой).   Уже   потащилась   дурында!   Вот

привязалась! Хоть бы тебя этим куревом выкурить!

У с т я  (вбегает с корзиной). Добрый день вам, с  воскресеньем  будьте

здоровы! А где старый Серко?

Х и м к а.  Да там где-то шатается…

У с т я.  Чего ж это? А Проня где?

Х и м к а.  А, и не спрашивайте!

У с т я.  Что ж это  ваши  на  именины  к  Секлите  не  пришли?  А  там

обручение было: просватали Галю за Голохвостого.

Х и м к а.  Тю на вас!

У с т я.  Ты, девка, не тюкай,  а  слушай!  Пропили  мы  Галю  навеки,

а Голохвостый аж сюртук скинул, так отбивал трепака.

Х и м к а.  Брехня.

У с т я.  Ты что это меня брехней колешь?  Стара  уже  я,  девка,  чтоб

врать; это, может, твоя мать брехала, когда на лавке лежала!

 

 

 

Явление пятое

 

 

Т е  ж е  и  М а р т а.

 

М а р т а  (запыхавшись). Добрый день вам! А  где  ваши?  (Взглянув  на

Устю.) Уже вперед выскочила: вот журавль долгоногий! (Химке.) А  вы  знаете,

что Секлита Лымариха просватала Галю за Голохвостого!

У с т я.  А что, не говорила? Брехня?

Х и м к а.  Да что это вы мелете? За какого Голохвостого?

У с т я.  За Голохвостого — цирюльника, сына того, чт за канавой был!

М а р т а.  Да он ведь один на весь Подол; другого Голохвостого нету!

Х и м к а.  Так этот самый Голохвостый венчается же сегодня с Проней!

У с т я  и  М а р т а  (всплеснув руками). Что ты? Неужто?

Х и м к а.  Да не видите разве, какая тут приборка  идет  к  свадьбе…

Через нее у меня уже и руки, и ноги — хоть брось!

У с т я.  Матенька моя, вот это штука!

М а р т а.  Ну и срам!

У с т я.  Да ты, случаем, не дурачишь нас?

Х и м к а  (показывает в окно). Вон гляньте, как  наша  пава  по  двору

прохаживается, пыжится, что лягушка.

У с т я  (взглянув). Ой, мамочки!  Ей-богу,  в  белом  платье,  да  еще

в цветах!

М а р т а  (тут же). Правда, правда! И фату нацепила!

У с т я.  Так бежим сейчас к тетке Секлите сказать!

М а р т а.  Побежим! Вот будет буча.

У с т я.  А будет! (Сталкивается с Меронией.)

Х и м к а  (смеясь). Ну, сейчас пойдет баталия!

 

 

 

Явление шестое

 

 

Т е  ж е  и  М е р о н и я.

 

М е р о н и я  (спотыкаясь и прихрамывая). Вот летят! Так толкнули, что

головой о дверь ударилась! Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас!

Х и м к а.  Аминь.

М е р о н и я.  Слышали? Галю просватали за Голохвостого.

М а р т а.  Опоздала!

У с т я.  Он, чуете, сегодня венчается с Проней!

М е р о н и я.  Ой, грех какой!

М а р т а  и  У с т я.  Мы сейчас идем к Секлите — оповестить!

М е р о н и я.  И я с вами. Ой, не бегите только так, мне не  угнаться:

у меня ноги покалечены! Ой, не бегите же. (Выбегает за ними.)

Х и м к а  (в окно, смеясь). Да подождите ее, а то упадет! Ну и оказия!

Вот удалец! На двух жениться хочет! Чистый салтан! Ха-ха-ха!

 

 

 

Явление седьмое

 

 

Х и м к а,  Н а с т я  и  Н а т а л к а.

 

Настя и Наталка входят разряженные, но по-мещански.

 

Н а с т я.  Добрый день! А Проня уже оделась?

X и м к а.  До свету еще!

Н а т а л к а.  А где ж она?

X и м к а.  Да там где-то потащилась подолом двор подметать. (Выходит.)

Н а с т я.  А я, знаешь, не хотела и приходить после того вечера к этой

фуфыре, да уж просила, боже мой, как!

Н а т а л к а.  И меня тоже; даже старуха Серчиха приходила. Так  я  уж

подумала, бог с ними! Ну и счастье ж этой Проне! И чем она взяла?

Н а с т я.  Кислым оком да длинным носом.

Н а т а л к а.  А ведь правда! И где у него только глаза были?

Н а с т я.  Конечно, за деньги берет.

Н а т а л к а.  Это она его приманила своими нарядами да брансолетами.

Н а с т я.  Брось,  сердце!  Разве  ж  она  умеет  толком   прибраться?

Понадевает, понадевает, что на куделю шерсть, да  и  выступает,  как  индюк,

и все это на ней, как на корове седло.

Н а т а л к а.  Именно, как на корове седло.

Н а с т я.  А из этих тряпок еще и рожа  торчит,  что  за  три  дня  не

отполощешь!

 

 

 

Явление восьмое

 

 

Т е  ж е  и  П р о н я.

 

П р о н я  (входит, важно здоровается). Здравствуйте вам.

Н а т а л к а.  Ах, какой на вас наряд, глаз не отвести!

Н а с т я.  Чудо, чудо! У вас таки скусу, что у той крали.

Н а т а л к а.  Да какое модное!

П р о н я.  В первом магазине на Крещатике шили.

Н а т а л к а.  А к лицу-то как, хоть рисуй!

Н а с т я.  Вы  сегодня  очень  красивые,  ровно  тот   цветочек,   что

в веночке!

П р о н я.  Мерси за комплиман.

Н а с т я  (Наталке). Не переложи в кутью меду.

Н а т а л к а  (Насте). Да ну ее  к  черту!  (Вслух.)  Ой,  родная  моя

маменька! Какой же у вас, Проня, брансолет, а сережки как горят, будто  само

солнце в дом заглянуло!

Н а с т я.  Настоящие?

П р о н я.  А как же!

 

 

 

Явление девятое

 

 

Т е  ж е  и  Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а   (выбегает   из   кухни   в   чепчике

и в длинной шали). Еще бы не настоящие, когда за ободок вот  этот  на  руку,

или как его, отдала двадцать два рублика, а за  сережки  аж  семьдесят  пять

своими руками отдала!

Н а с т я.  Ого! Семьдесят пять!

Н а т а л к а.  Ой, мама моя!

П р о н я.  Таки не вытерпели, прибежали; еще Химку сюда приведите!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как это, чтоб и теперь, когда  самая

пора, не похвалиться перед добрыми людьми? Нет уж, дочка, извините.

П р о н я.  Охота! Диво какое, что золото или халмазы!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Как это не диво? Вон за ту  материю,

что на платье, позапрошлый год еще платила по три рубля!

Н а с т я.  Еще позапрошлый?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  А как же, теперь за  такую  цену  не

купишь!

П р о н я.  Вы бы, мама, пошли лучше на кухню заняться, нежели  невесть

что плести!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Да там уже все готово. А  за  другое

платье шелковое заплатили аж по три с полтиной за аршин; уж  такое  дорогое,

что — господи! Вот я вынесу. (Идет в комнату.)

П р о н я.  Да что вы разохались, точно сроду не носили шелкового?

Н а с т я  и  Н а т а л к а.  Покажите, покажите, мы еще не видели!

С т е п а н  (за окном). За кого это Серки выдают дочку?

Г о л о с.  За какого-то цирюльника.

С т е п а н.  Неужто за Голохвостого? Иоська, значит правду говорил.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (тащит целый ворох  разных  платьев).

Вот поглядите, какие!

Н а с т я.  Чудо! Широкое и добротное! (Щупает.)

Н а т а л к а.  Ой, какое красивое! Как шелестит!

 

Куча всякого народа толпой лезет к окнам, а кое-кто и в двери.

 

П р о н я.  Мама, что это вы делаете? Поглядите на окна!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ничего,   пускай   смотрят,    какое

приданое даем за дочкой, пускай  знают  все,  что  не  поскупились!  А  вот,

гляньте, зеленое адамашковое!

Н а с т я.  Шелковое или хлопчатое?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Шелковое, на два шестьдесят, да и то

потому уступил, что сильно залежалая материя.

П р о н я.  Вы уже невесть что, мама!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Чего? Ей-богу, правда!

Г о л о с  (за окном). Ну и зеленое же, что твоя мята!

П а р у б о к  (дивчине). Тебе бы к лицу!

Д и в ч и н а.  А как же не к лицу: на тебя бы нацепить, так и ты бы на

лягушку похож стал.

 

Смех.

 

П р о н я.  Слышите, какую ярмарку завели?

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Это пустое.  Вот  еще  одно  платье,

желтое, из какого-то такого чудного, что и язык не вымолвит…

П р о н я.  Из мухленталену.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Вот, вот.

Г о л о с  (из-за окна). Ой, мама моя, как жар. Аж горит…

П а р у б о к.  Вот бы мне, брат, на штаны!

П р о н я.  Закройте окна!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Пускай смотрят: один день такой!

П р о н я.  Тут скоро жених прибудет, а они расположились.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (опять входит с ворохом белья). А вот

поглядите, какие вышитые да тонкие платочки для носа.

П р о н я.  Вы еще сорочки принесите!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  И  принесу,  тут  сраму  нет:   дело

житейское!

Н а т а л к а.  Ой, какие ж хорошенькие!

П а р у б о к  (из-за окна).  Глянь!  Глянь!  Для  доброго  казака  так

некуда и чихнуть!

М е щ а н к и  (в дверях). Как раз твоему носу пристало!

П а р у б о к.  Да и у молодой же с добрую клюку!

П р о н я.  Что ж это вы здесь шкандаль делаете! Напустили мужичья!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (не слушая). А вот одеяло,  шелковое,

розовое, во Фроловском выстегали.

Н а с т я.  Славное! И большое какое!

Н а т а л к а.  Тут и троих можно укрыть!

М е щ а н к и  (в дверях). Я б под такое забралась!

П а р у б о к.  Да и я, кабы попросили…

П р о н я.  Этого я не могу  уже  выдержать!  Уходите,  мама,  с  вашим

приданым! Химка, закрой окна да вынеси эти  тряпки!  Идемте,  сестрички,  от

шкандалю в мою комнату.

Н а с т я  и  Н а т а л к а.  Идем, идем! (Уходят.)

 

Химка вбегает, но Явдокия  Пилиповна  машет  на  нее  рукой,  и  они  вдвоем

раскладывают на стульях все вещи.

 

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Я  пойду  встречать  гостей,  а   ты

кликни старика!

Х и м к а.  Ладно. (Идет к окну.)  Да  не  лезьте  всей  кучей  в  дом,

отойдите от окон! (Выходит.)

Г о л о с  (за окном). Глянь!  Кто-то  приехал  на  хвайтонах.  Должно,

жених!

Д р у г и е.  Где? Где?

Е щ е  д р у г и е.  Пошли! Отойдите! Эй, ноги! Ноги!

 

 

 

Явление десятое

 

 

Г о л о х в о с т ы й  и  д в о е  м и т р о п о л и ч ь и х  б а с о в.

 

Г о л о х в о с т ы й  (входит  во  фраке,  цилиндре,   за   ним   двое

митрополичьих басов). От это все, как видите, беру: двор  большущий,  садик,

дом и то, что в дому.

П е р в ы й  б а с.  О, Серки  люди  не  бедные!  Серкова  лавка  скоро

перейдет на первую улицу на Подоле.

В т о р о й  б а с.  Наберете добра.

Г о л о х в о с т ы й.  Ясно,  наберем  немало  добра:  не  в   дураков

удались! Через неделю времени вы и не узнаете этого двора. От тут  на  улицу

ахну каменный  дом  первого  хвасону  на  два  этажа  под  железною  крышей,

а в старый дом буду свиней загонять.

П е р в ы й  б а с.  Тебе повезло, брат, ей-богу!

В т о р о й  б а с.  Только послушай-ка, пан Свирид: я припоминаю дочку

Серков, кажется, дурна очень…

Г о л о х в о с т ы й.  Это  не  мешает,  пустое,  значит,  дело:   абы

побольше денег, там мы, брат, на стороне заведем… гм…

П е р в ы й  б а с.  Важно!

В т о р о й  б а с.  Люблю!

Г о л о х в о с т ы й  (хлопает по плечу). Ха-ха!  (Отходит в сторону.)

Скорее бы уже окрутиться…  у меня через ту Секлиту прямо душа не на месте.

Ну что, как забежит? Хоч из Киева тикай, не то что! Сдается только, что я их

уложил славно, да в ссоре они, на счастье…  Господи,  помяни  царя  Давида

и всю кротость его!

 

 

 

Явление одиннадцатое

 

 

Т е  ж е,  П р о н я,  Н а т а л к а,  Н а с т я.

 

Проня входит манерничая, за нею подруги.

 

Г о л о х в о с т ы й  (подлетает  с   цветами).   Дозвольте,   дорогая

невеста, ради,  значит,  счастливейшего  для  меня  дня,  подать  вам  букет

и поцеловать ручку!

П р о н я  (стыдливо берет). Ах, мерси! Бонджур!

Г о л о х в о с т ы й.  Прекрасные цветы  прекрасному  цветку.  (Целует

руку.)

П р о н я.  Мерси! (В сторону.) Какой душка!

Г о л о х в о с т ы й.  Дозвольте отрикамендовать  вам  моих  шахверов:

Орест  —  знаменитый  бас  митрополичий  и  не  меньше   знаменитая   октава

митрополичья — Кирило.

П р о н я  (подает руку). Очень рада. Садитесь.

Б а с ы.  Спасибо, мы и постоим.

П р о н я.  Нет, чего же беспокоиться? Еще в церкви,  когда  бог  даст,

настоитесь.

П е р в ы й  б а с.  Для такой барышни и потрудиться можно.

П р о н я.  Вы мне комплиманы пущаете? Мерси!

П е р в ы й  б а с.  Можно и припустить.

В т о р о й  б а с.  Стоит.

Г о л о х в о с т ы й.  Обхождение понимают.

П р о н я.  Да, модные кавалеры. (Отходит под руку  с  Голохвостым,  он

лебезит перед ней.)

П е р в ы й  б а с  (второму). Нас тут, брат, ждет изрядная выпивка!

В т о р о й  б а с.  Да ну? Хорошо принимают?

П е р в ы й  б а с.  Увидишь!

Н а с т я  (Наталке). Гляди, как эта цапля жеманничает и нос  на  плечо

кладет.

Н а т а л к а.  Ага, ну ей уже можно.

Н а с т я.  Вешаться на шею при всех?

 

Басы подходят к ним и приглашают пройтись под руку.

 

П р о н я  (Голохвостому). Ах, не говорите мне  такого,  потому  я  как

огонь закраснеюсь…

Г о л о х в о с т ы й.  Что ж делать, моя  дорогая  невеста,  буколька,

когда  это  житейское  дело,  да  у  меня  прямо  сердце  не  выдержит  этой

проволочки, ей-богу, может лопнуть! Когда б поскорее уже эти церемонии.

П р о н я.  Да, ужасть, как долго. Я  позову  родителев  сейчас.  (Идет

в кухню.)

 

 

 

Явление двенадцатое

 

 

Т е  ж е  и  г о с т и.

 

Входят степенные мещане и мещанки.

 

Г о с т и.  С воскресеньем святым будьте здоровы и с честной  свадьбой!

Дай боже счастья этому дому!

М е щ а н к и.  А где ж хозяева? Не видно…

Д р у г и е.  Это, верно, жених с цветком.

М е щ а н к и.  Ну и в куцое же платьишко вырядился!

Д р у г и е.  А ничего, из себя красивый!

М е щ а н к и.  Только худой, нечего и в руках подержать!

 

Голохвостый увивается вокруг Прониных подруг.

 

 

 

Явление тринадцатое

 

 

Т е  ж е  и  с т а р и к и  С е р к о,  за ними  П р о н я  и  Х и м к а.

 

Проня с потупленным взором, за нею в дверях останавливается Химка.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (Голохвостому,  обнимая   его).   Вот

теперь вы уже наш, теперь нас никто не разлучит! Будьте же счастливы в новой

жизни.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (Голохвостый  целует  ей  руку).  Дай

боже вам всякого счастья и здоровья!  Любите  мою  дочку:  одна  только  она

у меня!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  (берет Проню за руку). Передаю вам их

с рук на руки, любите и жалуйте! (Целует  Проню.)  Пошли  вам  боже  всякого

благополучия, а вы нас, дочка, в счастье не забывайте и уж извините, что  мы

люди простые!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а  (целует Проню  и  плачет).  Никто  не

знает, одна мать знает, как тяжело выдавать замуж единственную  дочку.  Была

здесь, жила в доме, а завтра не с кем будет словечком перемолвиться!

П р о н я.  Мама! Перестаньте! Скорее бы уже!

М е щ а н к и  (плачут). Да, да! Правда.

М е щ а н е.  Не сейчас, так в иной час, а все одно девчат эта беда  не

минует!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Не плачь,  старуха,  надо  ж  когда-

нибудь выдать.

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ох, тяжко мне с дочкой расставаться.

Г о л о х в о с т ы й.  Не тяните дела, папонька и мамонька,  в  церкви

поп дожидает!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Пора, пора, старуха!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Химка,    давай    скорее    коврик!

Благословим сейчас, да и в церковь!

Г о л о х в о с т ы й  (басам). Крикните хвайтону,  чтоб  готовы  были!

(Про себя.) Пронеси, господи!

 

Расстилают  ковер.  Старики  садятся  на  стулья,  с  хлебом-солью.  Молодые

становятся на ковер, двое басов, Настя и Наталка со свечками — по бокам.

 

 

 

Явление четырнадцатое

 

 

Т е   ж е   и    С е к л и т а    Л ы м а р и х а,    У с т я,    М а р т а,

М е р о н и я, а затем и  Г а л я.

 

С е к л и т а  (за окном). Пустите, пустите! Пропустите Лымариху!

 

Все оторопели.

 

Г о л о х в о с т ы й  (в сторону). Я пропал!   \

П р о н я.  Тетка?                                (Вместе.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Сестра?      /

С т е п а н  (за окном). Э-э! Тетка Секлита еще помешает свадьбе,  надо

Иоську оповестить.

С е к л и т а  (влетает  вне  себя).  Стойте,  не  благословляйте!   Не

благословляйте, говорю!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Бог с тобой,      \

сестра!                                                     (Вместе.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Господь с вами!   /

С е к л и т а.  А  —  воровская свадьба?  Хотели  украсть  моего  зятя,

жениха моей Гали, да не выйдет! Я вам покажу, что не выйдет!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

Сестра, опомнись, да ты в себе ли?

П р о н я.  Что это за шкандаль? Какого жениха?

С е к л и т а.  Я при полном уме; Секлиту  Лымариху  вокруг  пальца  не

обведешь! Я за свое дите  постою,  постою!  Не  пущу  к  венцу!  Стойте,  не

пойдете! Хоть лопну, не пущу!

М а р т а.  Не пускайте, кума, не пускайте.

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ради  бога,  не  кричите:   глядите,

сколько в окнах народу!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Сестра! Секлита Пилиповна!  Не делай

нам сраму, прошу тебя!  Чем мы виноваты?

С е к л и т а  (кричит). Не виноваты? Отбили жениха у моей дочки! Я  на

все Кожемяки кричать буду: разбой, разбой!

П р о н я.  Ой, шкандаль! Шкандаль!

 

У окна целая толпа, лезут друг на  друга,  шум,  крики:  «Ой,  не  давите!»,

«Отпустите хоть руку!», «Стекло, стекло!». В  конце  концов  верхнее  стекло

лопается и со звоном падает  на  пол.  Мерония,  Марта,  Устя  подбегают  то

к окнам, нашептывают что-то, то к Секлите, они очень рады скандалу.

 

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

Закройте хоть окна, отгоните людей.

Г о л о х в о с т ы й.  Что же это, впустили какую-то сумасшедшую!

С е к л и т а.  Я сумасшедшая?  Ты меня сумасшедшей сделал!

П р о н я.  Она пьяная. Залила зеньки и лезет!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Голубка сестра, не бесчесть нас,  не

губи ты нашей Прони! Одна ведь только! (Плачет.)

С е к л и т а.  Сестра! У тебя дочка и у  меня  дочка!  Пускай  я  буду

и такая, и сякая, и проста, и лыком шита, а все ж таки я мать своей Гале! Не

дам надругаться над своим дитем хоть бы и паничу прохвосту!  (Голохвостому.)

Ты зачем морочил голову моему дитю, зачем обхаживал? Зачем  волочился,  коли

не думал ее брать?

П р о н я.  Свирид Петрович, что она говорит?

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

Как же это, Свирид Петрович?

Г о л о х в о с т ы й.  Брехня,  брехня!  Я   вам   не   позволю   меня

публиковать! Я вам!.. Я… я…

У с т я  (Секлите). Еще и брехней попрекает?!

С е к л и т а.  Я тебе покажу  брехню,  перевертень  чертов,  прохвост,

оборванец!

Г о л о х в о с т ы й.  Я такого шкандалю не допущу, не  прощу  никаким

разом! Я вам не кто-нибудь! Я  Свирид  Петрович  Голохвастов!  Мне  говорить

такое черт те что? Да у меня все будочники во где! (Показывает кулак.)  Да я

вас в часть! Да я вас за брехню в рештанскую и замкну тремя замками!

У с т я.  А что как замкнет?

В с е.  За три замка?

С е к л и т а.  Ой, люди добрые, что  же  это?  Меня  в  рештанскую  за

правду? Секлиту Лымариху, честную хозяйку, за три замка? За то, что ты вчера

обручился с моей дочкой?

П р о н я.  Ай! Так правда? Что же это?..

П р о к о п  С в и р и д о в и ч  и   Я в д о к и я  П и л и п о в н а.

Господи, надругание какое!  Попущение господне! (Плачут.)

М е р о н и я.  Чисто искушение!

Г о л о х в о с т ы й.  Врешь, старуха! Я ее знать не знаю,  ведать  не

ведаю! С какой-то ее дочкой! Она рехнулась! А  мы,  Проня,  идем  венчаться.

Прокоп Свиридович, когда начали дело, так надо его кактось кончать.  Неужели

нас будеть держать одна брехливая баба?

С е к л и т а.  Я брешу!  Я  рехнулась?  А  не  дождать  тебе  с  твоим

чертовым батькой, с твоей поганой матерью! Не будешь венчаться: не пущу попа

в ризы, хоть разорвите! Ой,  кумки-голубки,  скажите  хоть  вы,  пусть  люди

слышат; заступитесь хоть вы за Лымариху, — замарал мою  честную  семью  этот

босяк, шарлатан! А сестра родная его руку держит!

П е р в ы й  б а с  (второму). Что, брат, не водочкой пахнет!

В т о р о й  б а с.  Вот чертова история!

П р о н я  (кричит). Докажите, докажите!

М а р т а.  Как же, вчера обручился, сама своими  глазами  видела,  вот

этими ушами слышала! Чтоб мне лопнуть, когда мы не пропили Галю!

У с т я.  Да еще сперва за столом, а там и на полу, и обручальные песни

пели.

М е р о н и я.  Да  еще  этот  раб  божий  и  танцевал   без   одеянияя

искусительно!

П р о н я.  Ой! Под сердце подступило! Спасите! (Проходит через сцену и

припадает к матери.)

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Господи, боже мой!  Что ж это с нею?

Хоть пожалейте!

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Что вы  сделали  с  нашим  ребенком?

(Кидается к Проне, расстегивает платье.)

С е к л и т а.  А что, не верили! Каков молодчик?

Г о л о х в о с т ы й  (в отчаянии Проне). Не верьте ей,  —  то  козни!

Она подпоила, подкупила свидетелей. Я их всех  на  суд!  Ну  где  ж  бы  это

я, Голохвастов, да посватался к какой-то простой дурехе?

С е к л и т а  (наступая  с  кулаками  на  Голохвостого).  Моя  дочка —

дуреха? Ах ты каторжный, ах сибирщик! Да я тебе глаза изо лба вырву!

П р о н я  (нервно плачет). Мама, я не верю ей!  Она  нарочно  шкандаль

делает… Заступитесь же! Не выдержу.. душит меня!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Сестра,  смилуйся   над   нами!   Не

бесчесть дочки. Господь тебя на твоей покарает! (Рыдает.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Ослобоните    гостиную,    сестрица!

Видите, горе какое.

С е к л и т а.  Так, так! Меня вон из дому?!

П р о н я  (кричит, рыдая). Уходите вы! Не топите меня!

С е к л и т а.  Дурная   ты,   безголовая!   За    какого    разбойника

заступаешься! Думаешь, любит тебя? Из-за денег только берет, из-за денег! Да

он тебя при всем народе лаял, поносил, бесславил.

Г о л о х в о с т ы й  (кричит). Не верьте ей, брешет!

С е к л и т а.  Ой, кумки мои, заступницы мои! Скажите уж вы, потому вы

там были! Скажите по правде!

М а р т а.  А лаял, господи, как, и отца помянул, и  мать,  величал  ее

и совой, и цаплей, и жабой кислоокой.

П р о н я.  Ой-ой! Зарезал!.. Под сердце! Воды!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Боже мой! Убили дите мое!  (Хлопочет

вокруг дочки, расстегивая ей платье.)

У с т я.  А проклинал как: чтоб и холера, и чума  на  их  голову,  чтоб

посдыхало все их племя!

М е р о н и я.  Прорек: анафема, и дунул, и плюнул, как на сатану!

Г о л о х в о с т ы й  (вне себя). Это поклеп! Я в суд подам!

П р о н я.  Ай, воды, воды! (Якобы в обмороке.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Химка, воды скорее! Господи, отпусти

и припусти!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Ой, ратуйте! Неживая.

 

Химка приносит воды. Вдвоем брызгают на Проню. Степан протискивается в дверь

и что-то шепчет Гале. Проня  судорожно  вскидывается.  Вокруг  нее  суетятся

родители.

 

В т о р о й  б а с.  Пропала выпивка!

П е р в ы и  б а с.  Пойдем лучше, а  то  как  бы  еще  к  мировому  не

угодить!

П р о н я  (истерически). Так вот вы какие? Мне одно, а другой другое?!

При мне так чуть не под ноги стелетесь, а за глаза шельмовать… Ох! Ох!

Г о л о х в о с т ы й  (отступая). Да что вы им верите!

П р о н я.  Зачем вы ходили ко мне?  Зачем  божились,  клялись,  падали

передо мною на колени?

Г о л о х в о с т ы й.  Да погодите же…

П р о н я.  Не  за  ваши  магазины  шла…  я…  вас  любила…  а  вы

надсмеялись, осрамили на весь Подол… на весь Киев! Вон!  Ой,  смерть  моя!

(Падает в обморок.)

П р о к о п  С в и р и д о в и ч.  Вон, вон с нашего двора,  чтоб  вами

тут и не пахло!

Я в д о к и я  П и л и п о в н а.  Вон, вон! Не надо нам такого зятя.

Г о л о х в о с т ы й.  Что ж, до свидания!

С е к л и т а  (хватает его за полы). Ну, теперь уж я не пущу!

Г о л о х в о с т ы й  (вырываясь). Отвяжитесь!

С е к л и т а.  Не пущу, не пущу! Думаешь, что богатый, так  бесчестить

меня можно? Женим!

С т е п а н.  Да какой он богатый! Он банкрот!

С е к л и т а  и  о б а  С е р к о.  Банкрот… банкрот?

Г о л о х в о с т ы й  (выступает     вперед,     запальчиво).     Чего

вытаращились? Ну, банкрот, и банкрот! А вы думаете, был бы  я  богатый,  так

пошел бы на ваш сметник?! Ха-ха-ха! Свинство необразованное!  А  мне  только

денег ваших и надо было! Так и понимайте! Они забрали  себе  в  голову,  что

я на дочек их загляделся. Оченно интересно! Не  нашел  бы  лучше?  Полез  бы

в мусорную яму! Да я как первый  кавалер  и  в  Липках  бы  нашел  настоящих

барышень с этакими шиньонами, а не стал бы свататься  к  вашему  страхолюду,

уродке Проне.

П р о н я.  Ай! (В обмороке.)

 

Секлита разводит руками.

 

 

 

Явление пятнадцатое

 

 

Т е  ж е,  И о с ь к а  и  к в а р т а л ь н ы й.

 

И о с ь к а.  Ай, караул! Пропал я!  Берите  его  —  он  тут  шарлатан,

мошенник!

К в а р т а л ь н ы й.  Пожалуйте в часть!

 

Все остолбенели, Голохвостый опустил цилиндр. Живая картина.

 

 

Занавес