Зыковы
Автор: Горький Максим
Зыковы
СЦЕНЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
З ы к о в, А н т и п а И в а н о в, лесопромышленник.
С о ф ь я, сестра его, вдова.
М и х а и л, сын.
Ц е л о в а н ь е в а, А н н а М а р к о в н а, мещанка.
П а в л а, дочь её.
М у р а т о в, лесничий.
Х е в е р н, компаньон Зыкова.
Ш о х и н.
Т а р а к а н о в.
С т ё п к а, девчонка-подросток.
П а л а г е я.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
У Целованьевых. В скучной комнате небогатого мещанского дома посредине приготовлен стол для чая, у стены между дверью в кухню и в комнату Анны Марковны другой стол с вином и закусками. Направо у стены маленькая фисгармония, на ней рамки с фотографиями, засушенные цветы в двух вазах; на стене много открыток и акварель: П а в л а в костюме монастырской клирошанки. Два окна на улицу, в палисадник. Ц е л о в а н ь е в а, чистенькая, гладкая женщина за сорок, — у чайного стола; она заметно взволнована, часто смотрит в окна, прислушивается, ненужно передвигает чашки. С о ф ь я задумчиво ходит по комнате, в зубах — погасшая папироса.
Ц е л о в а н ь е в а (вздыхая). Загулялись…
С о ф ь я (взглянув на часы в браслете). Да…
Ц е л о в а н ь е в а. А что же это вы, Софья Ивановна, замуж не выходите?
С о ф ь я. Человека нет по душе. Найдётся — выйду.
Ц е л о в а н ь е в а. В глухом нашем месте — мало интересных мужчин…
С о ф ь я. Интересные-то нашлись бы! Серьёзного человека трудно встретить…
Ц е л о в а н ь е в а. У вас у самой, извините, характер серьёзный, вроде бы — мужской; вам бы взять мужчину тихого…
С о ф ь я (нехотя). А на что он, тихий? Мышей ловить?
(Целованьева смущённо улыбается, видно, что ей неловко с этой женщиной, она не знает, о чём беседовать с нею.)
С о ф ь я (хмурясь, спрятав руки за спину, исподлобья смотрит на неё). Кто это, скажите, пустил про Пашу слух… что она — блаженненькая?
Ц е л о в а н ь е в а (торопливо, негромко, оглядываясь). А это всё покойник муж… ну, и я тоже поддерживала, чтобы не очень интересовались люди. Пашенька всегда была прямая такая, что думает, то и говорит, — кому это может нравиться? Ну, вот… а он, муж-то, подозрение имел, что Паша не его дочь…
С о ф ь я. Разве?
Ц е л о в а н ь е в а. Как же! Это ведь всем известно; он, бывало, выпимши, везде кричит… Ревновал он меня к одному… сектант был тут…
С о ф ь я. Отец Шохина?
Ц е л о в а н ь е в а. Вот и вы знаете.
С о ф ь я. Без связи с вашим именем. Просто знаю — был сектант, человек гонимый.
Ц е л о в а н ь е в а (вздыхая). Ну, уж где, чать, без связи! (Тихонько.) Гонимый… (Быстро взглянув на Софью.) Он, покойник…
С о ф ь я. Шохин?
Ц е л о в а н ь е в а. Муженёк мой… Он, бывало, глядит-глядит на неё, да вдруг и зарычит: «Не моя дочь! Я — человек подлый, ты — это я баба глупая, — не моя это дочь!»
С о ф ь я. Кривлялся немножко?
Ц е л о в а н ь е в а. Бог его знает…
С о ф ь я. Бил вас?
Ц е л о в а н ь е в а. Уж конечно! Да я — что? А за Пашу очень боязно было. Ведь это я кое-как обошла его, в монастырь-то спрятала её, Пашу… Ведь у меня, кроме её, никаких надежд…
П а л а г е я (в двери из кухни). Идут!
Ц е л о в а н ь е в а. Ой, что ты, бес, пугаешь! Недруги, что ли, идут? Чего тебе?
П а л а г е я. Нести самовар?
Ц е л о в а н ь е в а. Скажут, когда надо. Ступай!
М и х а и л (чуть-чуть выпивши, разморён жарой, на безбородом лице усталая улыбка). Ты что, баба, заткнула дверь? Убери свои окрестности.
(Ущипнул её — Палагея ахнула. Михаил смеётся всхлипывающим смехом; Целованьева обиженно поджала губы; Софья около фисгармонии, нахмурясь, смотрит на племянника.)
М и х а и л (идя к столу). Жарко, наречённая мамаша!
Ц е л о в а н ь е в а (бормочет). Ну — где же ещё… какая же мамаша? (Громко.) Палагея у нас придурковата…
М и х а и л. Кто?
Ц е л о в а н ь е в а. Женщина эта.
М и х а и л. Ага! Только она, одна? Это я запомню.
(Идёт к столу с закусками. Софья пробует фисгармонию в басах.)
Ц е л о в а н ь е в а (беспокойно). Зачем же запоминать?
С о ф ь я. Он шутит, Анна Марковна.
Ц е л о в а н ь е в а. Ох, плохо я понимаю эти шутки…
П а л а г е я (из кухни). Мужик верхом приехал…
С о ф ь я. Это — Шохин. Анна Марковна — это ко мне…
Ш о х и н (в двери). Шохин пришёл.
С о ф ь я (строго). Я бы вышла к тебе, Яков!
Ш о х и н (кланяясь). Ничего! Доброго здоровья.
Ц е л о в а н ь е в а (отходит к окну). Вы не стесняйтесь…
С о ф ь я (Шохину). Ну, что?
Ш о х и н. Велел сказать, что напишет письмо.
С о ф ь я. Больше ничего?
Ш о х и н. Ничего.
С о ф ь я. Спасибо.
(Записывает что-то в книжечку на поясе. Михаил, подмигивая на Анну Марковну, наливает Шохину стакан водки; тот, украдкой, выпивает, морщится.)
М и х а и л. Отчего ты, Яков, всегда такой угрюмый?
Ш о х и н. Жалованья мало получаю. Софья Ивановна, у меня к тебе слово есть.
С о ф ь я. Что такое?
Ш о х и н (подходя). Лесничий этот вчера говорил машинисту нашему, что-де всех нас, за наше хозяйство, под суд сажать надо, дескать, от нас реки мелеют и вся земля портится…
С о ф ь я. Ну, — иди…
М и х а и л. Иди, раб!
Ц е л о в а н ь е в а. Это он про лесничего говорил?
С о ф ь я. Да.
Ц е л о в а н ь е в а. Строгий господин. Со всеми — ссорится, со всеми — судится, а сам всегда выпимши и, кроме карт, никаких удовольствий не признаёт. Холостой, должность хорошая — женился бы! Не любят теперь семейной жизни.
М и х а и л. Как — не любят? А — я? Вот я женюсь…
Ц е л о в а н ь е в а. Вы — конечно… Вам — папаша велел.
(Невольно вырвавшееся слово смутило её, она невнятно бормочет что-то и быстро идёт в кухню.)
С о ф ь я (Михаилу). Ты ведёшь себя совершенно неприлично.
М и х а и л. Ну? Не буду больше. Тебе нравится невеста?
С о ф ь я. Девушка красивая, простая… доверчивая. А тебе?
М и х а и л. Мне даже немножко жалко её, — какой я ей муж?
С о ф ь я. Это ты — серьёзно?
М и х а и л. Не знаю. Кажется — серьёзно.
С о ф ь я. Вот и хорошо! Может быть, она заставит тебя подумать о себе самом, — пора!
М и х а и л. Да я ни о чём кроме и не думаю…
С о ф ь я. Дуришь ты много, играешь…
М и х а и л. Это свойственно человеку. Вон и невеста моя играет на простоту, доброту…
С о ф ь я (пристально смотрит на него). Что ты говоришь? Она действительно доверчива…
М и х а и л. И кошка будто бы доверчива, а попробуй, обмани кошку!
С о ф ь я. При чём здесь — обманы?
М и х а и л. Знаешь что? Пусть бы лучше отец женился на ней, а меня в отставку!
С о ф ь я. Какая чушь!
М и х а и л (с усмешкой). Всё равно — сейчас не женится — после отобьёт. Она — доверчива…
С о ф ь я. Перестань! Что за гадости лезут в голову тебе!
(Взволнованно отходит прочь.)
М и х а и л (тихонько смеётся, наливая вина в рюмку, и декламирует).
Я хотел поймать в воде
Отражение цветка,
Но зелёный ил один
Подняла моя рука…
С о ф ь я. Это — что значит?
М и х а и л. Ничего не значит. Шутка.
С о ф ь я. Ой, Миша, смотри, жизнь серьёзна!
(Из прихожей входит Антипа Зыков, мужчина лет под пятьдесят, в бороде с проседью, кудрявый, чёрные брови, с висков — лысоват; Павла — в голубом платье, очень простом, без талии, как ряса, на голове и плечах — голубой газовый шарф.)
П а в л а. Я всегда говорю правду…
А н т и п а. Ну? Поглядим.
П а в л а. Увидите. А где же мама?
Ц е л о в а н ь е в а (из кухни). Иду, иду…
(Антипа идёт к столу с закусками; Павла, улыбаясь, к Софье.)
С о ф ь я. Устали?
П а в л а. Жарко! Пить хочу…
С о ф ь я. Вы сами платье шили?
П а в л а. Сама. А что?
С о ф ь я. Идёт к вам.
П а в л а. Я люблю, чтоб всё было свободно…
А н т и п а (сыну). Гляди, лишнее пьёшь, сконфузишься…
М и х а и л (дурашливо). Жених должен показать себя со всех сторон…
(Антипа, взяв его за плечо, что-то строго говорит ему, Михаил усмехается.)
С о ф ь я (Павле, вдруг, негромко). Который красивее?
П а в л а. Старший…
А н т и п а (резко). Цыц!
С о ф ь я (тихо). Антипа, что с тобою?
(Павла жмётся к ней.)
А н т и п а (смущённо). Ты извини, Павла Николаевна, это для тебя же лучше…
П а в л а. Что?
А н т и п а. А — вот… этот сударь… (Мычит.)
Ц е л о в а н ь е в а (с блюдом в руках, на блюде — кулебяка). Пожалуйте закусить, прошу вас…
П а в л а (Антипе). Надо быть добрым, а то я буду бояться вас…
А н т и п а (ласково усмехаясь). Ты всё про своё, про добро… Эх, дитё ты моё… (Говорит ей что-то, понизив голос.)
М и х а и л (хот и выпивший, чувствует себя лишним, бродит по комнате, усмехаясь, на ходу говорит тётке). Тесно, как в курятнике…
Ц е л о в а н ь е в а (волнуясь, следит за всеми, подходит к Софье). Пожалуйте к столу-то! Зовите, а то меня не слушает никто…
С о ф ь я (задумчиво). Нравится мне ваша дочь…
Ц е л о в а н ь е в а. О? Дай-то господи! Посмотрели бы вы за ней, поучили её…
С о ф ь я. Да, конечно. Наше, бабье дело везде — общее…
П а в л а (удивлённо). А как же люди?
А н т и п а. Что — люди?
П а в л а. Что ж они подумают?
А н т и п а (с жаром). Да мне — пёс с ними! Пускай, что хотят, то и думают. Люди! Чем я обязан им? Горем да обидами. Вот она, рука, которой я жизнь свою возводил, — это моя рука! Что мне люди? (Выпил водки, вытер рот салфеткой.) Вот ты моя будущая… дочь, скажем; ты всё говоришь — ласково надо, добром надо! Четвёртый раз я тебя вижу, а речи твои всё одинаковы. Это — оттого, что жила ты в монастыре, в чистоте… А поживи-ка на людях другое заговоришь, душа! Иной раз так бывает — взглянешь на город, и до смерти хочется запалить его со всех концов…
П а в л а. Тогда и я сгорю…
А н т и п а. Ну, тебя я… ты не сгоришь!
Ц е л о в а н ь е в а. Вы что, Михаил Антипович, не выпьете, не закусите?
М и х а и л. Папаша не велит…
А н т и п а. Что-о?
М и х а и л. И невеста не угощает.
П а в л а (краснея, кланяется). Пожалуйте, я налью…
М и х а и л. И себе…
П а в л а. Не люблю я…
М и х а и л. А я — очень люблю водку…
П а в л а. Говорят — вредно это…
М и х а и л. Врут! Не верьте. Ваше здоровье!
А н т и п а. Слабоваты здоровьем люди становятся, Анна Марковна, а?
Ц е л о в а н ь е в а. Отчего же? Пашенька у меня…
А н т и п а. Я — не про неё, конечно. А вот, хоша бы мой: много ли выпил, а и глаза мутные, и рожа оглупела.
С о ф ь я. Ты бы вслушался в то, что говоришь.
Ц е л о в а н ь е в а (смятённо). Сынок ваш молодой…
А н т и п а (сестре). Я — правду говорю! Анна Марковна знает, как раньше пили, у неё благоверный неделями качал… (Целованьевой.) А что молодой — это ещё не велико дело, это — проходящее мимо, молодость…
(Настроение — напряжённое, все ждут чего-то, присматриваются друг к другу. Софья настороженно следит за братом и Павлой; Михаил курит, тупо, пьяными глазами глядя на отца; Павла пугливо оглядывается. Антипа — у стола с закусками, Павла сняла чайник с самовара, мать её суетится около стола.)
Ц е л о в а н ь е в а (шепчет). Ой, Пашенька, жутко мне…
С о ф ь я (брату). Не много ли пьёшь?
А н т и п а (угрюмо). Ну, не знаком я тебе…
С о ф ь я. Всё-таки — следи за собой…
А н т и п а. Не мешай! Знаю, что делаю.
С о ф ь я. Знаешь ли? (Смотрят в лицо друг друга.) Ты что затеял?
А н т и п а. Разве он ей пара? Его — не исправим, а её — погубим зря…
С о ф ь я (отступая). Послушай, неужели ты решишься?..
А н т и п а. Стой, не подсказывай! Хуже будет…
М и х а и л (усмехаясь). Сговор, а — не весело! Все шепчутся…
А н т и п а (встрепенулся). Это всё твоя тётка серьёзничает… Эх, жаль, народу мало!
П а в л а. Вот и сказалась нужда в людях…
А н т и п а. Поддела! Упряма ты в мыслях твоих, Павла Николаевна… Что ж! Это так и надо женщине: держись за одно супротив всего…
П а в л а. А мужчине…
А н т и п а. Мужчина? Он — сам по себе. Он дикой. Его схватит за сердце — так он тут, как медведь, — прямо на рогатину… куда хочешь, да! Ему жизнь дешевле, видно…
Ц е л о в а н ь е в а. Пожалуйте чайку-то…
А н т и п а. Теперь бы холодненького чего…
М и х а и л. Шампанского советую…
А н т и п а. Первый совет слышу твой умный! Иди, найди…
М и х а и л. Могу… (Идёт в кухню покачиваясь, зовёт.) Женщина! Красавица…
А н т и п а (подмигивая Павле). Видишь? А я — втрое боле его выпил. И таков я во всём — больше людей.
П а в л а. А чего вы боитесь?
А н т и п а (удивлён). Я — боюсь? Как это — боюсь?
(Софья оживлённо, тихонько говорит с Целованьевой, но вслушивается в слова брата.)
П а в л а (заметив это, весело говорит). Вы зачем же конфузите моего жениха?..
А н т и п а. Чем я его конфужу? Он мне — сын… я помню…
П а в л а (тише). Что вы на меня так смотрите?
А н т и п а. Под одной крышей будем жить, — узнать хочу — с кем? Вот, ты говорила — в монастыре хорошо, тихо… У нас тоже будто монастырь… Разве иной раз Софья буянит…
П а в л а. А ведь вы — добрый…
А н т и п а (хмурясь). Ну… не знаю! Со стороны, конечно, виднее. Ты всё о своём… занимает это меня! Нет, я, пожалуй, добротой не похвастаюсь. (Вспыхнул.) Может, и было, и есть в душе доброе, хорошее, да куда ж его девать? Его надо к месту, а нет в жизни места для добра. Некуда тебе сунуть хороший твой кусок души, понимаешь ты — некуда! Нищему что хошь дай — всё пропьёт! Нет, Павла, не люблю я людей… У меня дома один хороший человек Тараканов, бывший помощник исправника…
С о ф ь я. Спасибо!
А н т и п а. Ты? Ты — молчи! Ты — чужая… ты — другая… Бог тебя знает, кто ты, сестра! Разве ты — добрая? Мы ведь про доброту говорим, а ты не добрая, не злая…
С о ф ь я. Хорошо ты меня рекомендуешь!..
А н т и п а. Не плохо, Софья! Вот, Анна Марковна, — она меня моложе почти на два десятка, а в тяжёлый час я к ней, как к матери, хожу.
С о ф ь я. Что это ты… разговорился? Странно…
А н т и п а. Стало быть — так надо! Да. Тараканов… его за доброту со службы прогнали — это верно! Он умный, знающий, а — неспособный ни к чему. На него только смотреть хорошо… как на забавную вещь. Встарину его бы шутом домашним сделали…
С о ф ь я (улыбаясь). Выдумал! Почему — шутом?
А н т и п а. Так мне видится. А ты — ты уж не нашего, Зыковых, гнезда, ты шесть лет за дворянином замужем была, в тебе барская кровинка есть…
С о ф ь я. Перестал бы ты, Антипа…
А н т и п а. Нет, погоди! Ты — умница и всякому делу хозяйка: так ведь ты — женщина, птица вольная, снялась да и полетела. А я — остался один! И мужчина не всегда знает, чем он завтра будет, а женщина твоего характера и подавно — это уж так!
Ц е л о в а н ь е в а. А Михайло Антипыч?
А н т и п а (угрюмо). Сын? Что ж… Хорошего про него я мало знаю, коли правду говорить, а мы — честное дело затеваем, — тут — вся правда нужна. Мало Михаил хорошего накопил… вот — стишки складывает, на гитаре играет… Училище реальное — не окончил, не хватило уменья… А уменье это терпенье… Положим — терпеньем и я не похвастаюсь…
П а в л а (взволнованно). Что же вы про меня думаете, говоря так о сыне вашем, моём женихе?
А н т и п а (негромко, как бы про себя). Правильно спросила…
Ц е л о в а н ь е в а (беспокойно). Милые мои, послушайте меня, мать…
С о ф ь я (строго). Ты обдумал то, что делаешь?
А н т и п а (встал на ноги, внушителен). Размышлять — не умею! Пускай кто хочет размышляет, а я — знаю, чего хочу… Павла Николаевна, встань, выдь со мною на минуту…
(Встали все три женщины; Павла, как во сне, улыбаясь, идёт в комнату рядом с кухней, Антипа, тяжело и угрюмо, за нею. Дверь не затворили, слышен возглас Антипы: «Садись… погоди, соберусь с мыслями!»)
Ц е л о в а н ь е в а (опускаясь на стул). Господи! Чего он хочет? Софья Ивановна, что же это?
С о ф ь я (взволнованно ходит). Ваша дочь — очень умная девушка… если я верно понимаю…
(Закуривает, ищет глазами, куда бросить спичку.)
Ц е л о в а н ь е в а. Ведь это он сам хочет…
С о ф ь я. Позвольте…
А н т и п а (в комнате). Какой он тебе муж? Годами ты ему ровесница, душою — старше. Иди за меня! Он меня старее, он — дряблый! Это я тебя буду молодо любить, я! В ризы одену, в парчу! Трудно я жил, Павла, не так, как надо… Дай мне иначе пожить, порадоваться чему-нибудь хорошему, прислониться душою к доброму — ну?
С о ф ь я (волнуясь). Слышите? Хорошо говорит! Зрелые люди любят крепко…
Ц е л о в а н ь е в а. Ничего я не понимаю… Богородица всемилостивая — на тебя вся надежда моя: пожалей дитя моё, пощади от горя; мною всё горе испытано, и за неё, за дочь, испытано!..
С о ф ь я. Вы — успокойтесь! Я — тоже поражена… Хотя это в его характере… что же теперь сделаешь? И ваша дочь, видимо, не против…
Ц е л о в а н ь е в а. Не знаю вас, никого! Приехали сватать сына, племянника, — вдруг — что такое стало? (Идёт в комнату, где дочь и Антипа.) Я желаю слушать, я — мать… я не могу…
А н т и п а. Ты мне на дороге богом поставлена… Анна Марковна слушай!
(Закрыли дверь, Софья, кусая губы, ходит по комнате; в окне лицо Муратова насмешливое, под глазами — отёки, острая бородка, лысоватый.)
С о ф ь я (сама с собою). Ах, боже мой…
М у р а т о в. Приветствую!
С о ф ь я. Ой… что это вы?
М у р а т о в. А что? Мне ваш Личарда, Шохин, сказал, что вы здесь, и я счёл долгом засвидетельствовать…
С о ф ь я. Через окно?..
М у р а т о в. Ба! У нас нравы простые, как вы знаете…
С о ф ь я. Вы всё опрощаетесь?
М у р а т о в. Ирония? Да, всё опрощаюсь. А вы — сватаете?
С о ф ь я. Уже — известно?
М у р а т о в. Конечно! Известно, что и невеста не вполне при своих мозгах…
С о ф ь я. Вы, разумеется, слышали о моём якобы романе с вами?
М у р а т о в. Слышал. Люди предупреждают события…
С о ф ь я. Вы не опровергали этот слух?
М у р а т о в. Зачем? Я горжусь им…
С о ф ь я. А вы не сами пустили его?..
М у р а т о в. Вот что называется — воткнуть вопрос иглой в око… Но, когда со мною говорят в этом тоне, я становлюсь нахалом…
С о ф ь я. Я всё-таки попрошу вас уйти из-под окна.
М у р а т о в. Ну, что ж? Ухожу. В воскресенье можно к вам?
С о ф ь я. Пожалуйста. Но можно и не приезжать.
М у р а т о в. Я лучше приеду! Почтительно кланяюсь. Всяких удач и успехов… всяких!
С о ф ь я. Не забудьте моей просьбы о копиях описи…
М у р а т о в. Я ничего не забываю…
М и х а и л (входит). Нельзя достать шампанского в этом чортовом углу. Кого вижу!
М у р а т о в. Ты что же путешествуешь одиноко, жених?
М и х а и л (делает ему рукой прощальный жест). Вечером увидимся.
М у р а т о в. Надеюсь! За тобой — мальчишник!..
М и х а и л. Конечно… (Муратов исчез.) А где же все?
С о ф ь я (пристально смотрит на него). Там, в той комнате…
М и х а и л. Меня — исключают? Да, что ли? Я ведь слышал отцово красноречие…
С о ф ь я (почти с презрением). Ты, кажется, везде будешь лишним…
М и х а и л. Я тебе говорил, что эдак будет лучше… Но — зачем было тревожить смирного мальчика? Вот те и мальчишник! Тётя Соня — тебе скучно?
С о ф ь я. С вами? О, да! С вами — больше, чем скучно… с вами ужасно!..
(Входят Павла и Антипа, Анна Марковна в слезах.)
А н т и п а (торжественно). Вот, сестра Софья… видишь ты… Решили мы, что…
(Схватывается рукой за сердце.)
П а в л а. Софья Ивановна — поймите меня, простите…
С о ф ь я (обнимает её). Не знаю, что сказать вам… Не понимаю вас…
А н т и п а. Михайло… ты, того… не обижайся! Ты — молод, невест много…
М и х а и л. Я очень рад… Честное слово! Павла Николаевна — я сказал, что очень рад, — вы не сердитесь! Я ведь знаю — не пара я вам!
А н т и п а. Ну, вот, Анна Марковна, видишь, я говорил…
П а в л а (Михаилу). Мы будем дружно жить…
М и х а и л (кланяясь). О, конечно…
(Тихонько, пьяно смеётся.)
А н т и п а. Анна Марковна — будь спокойна! От моей вины — богом тебе клянусь — дочь твоя ни одной слезы не прольёт…
Ц е л о в а н ь е в а (опускаясь перед ним на колени). У тебя мать была, любила тебя… добрый человек — вспомни свою мать! Матери твоей ради — пожалей дочь мою!
(Антипа, Павла — поднимают её; Софья отвернулась к стене, отирает глаза платком; Михаил — взволнован и пьёт рюмку за рюмкой.)
П а в л а. Мамочка, полно, всё будет хорошо!
А н т и п а. Ну — я тебе слово дам, какое хочешь… Все зароки беру на себя, встань! Двадцать пять тысяч кладу в банк на её имя — ну, ладно!
С о ф ь я. Довольно, господа! Миша, налей чего-нибудь! Анна Марковна, я с вами в матерях, хоть и молода для такого бородатого сына. (Антипе.) Ты что трясёшься, точно тебя под суд отдали?
Ц е л о в а н ь е в а. Милая моя…
(Обняла дочь и плачет беззвучно.)
А н т и п а. Мне — сесть да помолчать хочется, как делают перед дальним путём…
С о ф ь я. Вот что: здесь душно! Павля, ведите всех в сад…
П а в л а (Антипе, матери, беря их за руки). Идёмте…
М и х а и л. А — выпить хотели?
С о ф ь я. Потом, оставь! Эх, ты… дитятко! (Обняла его за плечи, гладит голову.) Ну, что?
М и х а и л. Ничего, тётя Соня… Право же — мне всё равно!..
С о ф ь я. Идём в сад…
М и х а и л. Не пойду…
С о ф ь я. Почему?
М и х а и л. Не хочу…
С о ф ь я (заглядывая в глаза ему, тихо). Значит — не всё равно, а?
М и х а и л (усмехаясь). Неловко как-то — за отца. Такой он красивый мужик, такой — литой, цельный… Ему ли пряники есть?..
С о ф ь я (уходя, с улыбкой). Что делать? Человеку всегда хочется немножко счастья… немножко!..
М и х а и л (подошёл к столу, наливает вина, бормочет). Зачем же немножко? Немножко — скучно…
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В саду у Зыковых. Слева — широкая терраса барского дома, против неё, под липой, за столом П а в л а вышивает что-то, М и х а и л с гитарой, Т а р а к а н о в — длиннобородый старик, одетый в парусину, очень странный, смешной. В глубине сада, у конца террасы Ц е л о в а н ь е в а варит варенье, около неё девочка-подросток — С т ё п к а.
Т а р а к а н о в. Это всё оттого, что образовалось смятение понятий и никто не знает точно — где его место…
П а в л а (задумчиво повторяет). Смятение понятий.
Т а р а к а н о в. Именно.
М и х а и л (перебирая струны). Вы бы, Матвей Ильич, рассказали чтонибудь из жизни и без философии…
Т а р а к а н о в. Без философии — ничего нет, ибо во всём скрыт свой смысл, и его надобно знать.
М и х а и л. Зачем?
Т а р а к а н о в. Как это — зачем?
М и х а и л. А если я не хочу ничего знать?
Т а р а к а н о в. Этого нельзя.
М и х а и л. А я — не хочу…
Т а р а к а н о в. Каприз юности.
П а в л а. Вы не спорьте, вы говорите просто…
Т а р а к а н о в. Тебе скажут — посторонись, а ты не поймёшь…
М и х а и л. Ну?
Т а р а к а н о в. Ну, и сшибут с дороги.
М и х а и л. Посторониться, Матвей Ильич, я всегда сумею, я брезглив…
П а в л а (мельком взглянув на него). Не надо сердиться… В сердцах чаще всего ошибаются…
Т а р а к а н о в. Не понимаю — что значит брезглив?
Ц е л о в а н ь е в а. Перестаньте вы тоску-то сеять! Павля, хочешь пенок?
П а в л а. Нет, спасибо! Ты лучше вели сделать мне блинчики к ужину…
М и х а и л. Почему же только вам? Я тоже люблю блинчики, может быть…
П а в л а (вздыхая). Пьющие — сладкого не любят.
М и х а и л. Это называется афоризм.
П а в л а. Что?
М и х а и л. То, что вы сказали.
П а в л а. Почему — афоризм?
М и х а и л. Чорт его знает…
Т а р а к а н о в. Странный вы человек, Миша…
М и х а и л. Все люди — странные, и понять ничего в них нельзя. Вы тоже странный, вам надо бы служить, взятки брать, а вы — философствуете.
Т а р а к а н о в. Мне взятки брать не к чему, я человек одинокий.
П а в л а. А я слышала — сын у вас есть?
Т а р а к а н о в. Я от него отрёкся…
П а в л а. Совсем? За что?
Т а р а к а н о в. Окончательно. За то, что он Россию не любит…
П а в л а (вздохнув). Не понимаю…
М и х а и л. Матвей Ильич сам ничего не понимает.
Ц е л о в а н ь е в а. Со стариками-то как нынче говорят!..
М и х а и л. Старики сами сознаются, что живут в смятении понятий. Значит — подождите учить!
Ц е л о в а н ь е в а. Разве я учу? Бог с тобою!..
(Идёт на террасу. Стёпка, оглянувшись, насыпает в карман себе сахар.)
П а в л а. Да не обижайтесь вы друг на друга! Зачем?
Т а р а к а н о в. Для развлечения больше.
М и х а и л. Вот именно…
П а в л а. Миша, сыграйте вашу песенку про девушку…
М и х а и л. Не хочется…
П а в л а. Ну, пожалуйста…
М и х а и л (взглянув на неё). Родителей надо слушаться.
(Настраивает гитару, Тараканов набивает трубку, раскуривает.)
М и х а и л (говорит речитативом, аккомпанируя тихонько на гитаре). Полем девушка тихо идёт. Я не знаю — кто она? Не её ли моё сердце ждёт, Грустью околдовано?
Т а р а к а н о в. Что же это за девушка?
П а в л а (с досадой). Не мешайте! Это — мечта.
Т а р а к а н о в (вздыхая). Вообще, значит, девушка. Понимаю. Но в этом случае — надобно жениться…
П а в л а. Ах, да не мешайте же!
(Во время чтения на террасе явился Муратов, в костюме для верховой езды, с хлыстом в руках. Слушая Михаила, он иронически морщится.)
М у р а т о в (сходя в сад). Какая поэтическая картина: варенье варят, сладкие стихи читают… Добрый день, Павла Николаевна, вы всё хорошеете! Отставной проповедник правды и добра — приветствую! Здравствуй, Миша…
(Его встречают молча, он садится рядом с Павлой; она жмётся, отодвигаясь от него. Тараканов, молча поздоровавшись, уходит в глубь сада, угрюмо оглядываясь на лесничего.)
М у р а т о в. Прошёл насквозь весь дом — пусто!
П а в л а. Тётя Соня дома…
М у р а т о в. Потом услыхал тихий звон гитары… Чьи это стихи, твои, Миша?
М и х а и л. Мои… А — что?
М у р а т о в. Плоховато. Впрочем, для домашнего употребления, вероятно, и это годится.
П а в л а. Позвать тётю?
М и х а и л (усмехаясь). Сиди, я позову…
П а в л а. Лучше я…
М у р а т о в. Почему же — лучше?
П а в л а. Не знаю. Ну, пускай Миша…
(Михаил идёт, оставив гитару; Муратов взял её, наклонил голову к Павле.)
М у р а т о в. Хорошо быть военным писарем, — это очень смелые люди они прекрасно ухаживают за барышнями и дамами. Как вы находите?
П а в л а. Я не знаю, не видала.
М у р а т о в. Писаря — и парикмахеры тоже — очень любят играть на гитарах.
П а в л а. Да?..
М у р а т о в. Вы — плохая Ева, у вас мало любопытства… Вас не интересует, почему я стал так часто бывать здесь, а?
П а в л а (смущённо). Нет… Не интересует…
М у р а т о в. Очень сожалею. Хотелось бы, чтобы вы подумали об этом…
П а в л а. Вы — старый знакомый тёти Сони…
М у р а т о в. Знакомый я старый, но душа у меня молодая, и её влечёт к молодому, как вас, например, к Мише, очень глупому парню…
П а в л а (волнуясь). Он — вовсе не глупый…
М у р а т о в. Я его знаю лучше, чем вы… Он же постоянно пьянствует со мною…
П а в л а. И меня вовсе не влечёт…
М у р а т о в (тихо напевает). «Старый муж, грозный муж…»
П а в л а (встала). Это — неправда!
М у р а т о в. Что — неправда?
П а в л а. Всё! Всё, что вы говорите! И я не хочу с вами… Вы нарочно меня…
М у р а т о в. Что — нарочно?
П а в л а. Я не знаю, как сказать. Вы надо мной смеётесь…
(Быстро идёт прочь.)
М у р а т о в (вынимая портсигар, следит за нею, вздыхает). Дурочка…
(Тихонько бьёт кончиком хлыста по струнам гитары. Из-за угла террасы выглянула Целованьева и — спряталась. Из дома выходит Софья, остановилась на верхней ступени, глубоко вздохнула.)
С о ф ь я. День-то какой прекрасный…
М у р а т о в (вставая навстречу ей). Жарко и пыльно… Здравствуете?
С о ф ь я. Вы чем Павлу расстроили?
М у р а т о в. Я?
С о ф ь я. Ну, ну, не играйте, не поверю ведь…
М у р а т о в. Она меня очень забавляет.
(Анна Марковна у жаровни. Стёпка около неё.)
М у р а т о в. Что — скоро идиллия превратится в драму?
С о ф ь я (строго). Не говорите пустяков! Вы привезли, наконец, бумаги?
М у р а т о в. Нет. Мой письмоводитель такой лентяй!
С о ф ь я. Ну, и вы тоже трудолюбием не отличаетесь.
М у р а т о в. Я — принципиально ленюсь. С какой стати я буду трудиться для диких людей, которые неспособны оценить значение моего труда?
С о ф ь я. Это вы говорили не однажды…
М у р а т о в. Значит — я говорю это серьёзно.
С о ф ь я. А не ради оригинальности?
М у р а т о в. Я живу среди людей бесчестных, ленивых, некультурных… и не хочу, нахожу бесполезным делать для них что-либо… Это — понятно, надеюсь?
С о ф ь я. Понятно, но — не лестно для вас…
(Анна Марковна, взяв Стёпку за ухо, ведёт её куда-то.)
М у р а т о в. Да? Что ж делать! Кстати, этот ваш Хеверн…
С о ф ь я. Не станем говорить о нём…
М у р а т о в. Почему?
С о ф ь я. Я не хочу…
М у р а т о в. Чтоб я говорил о нём?
С о ф ь я. Да.
М у р а т о в. Вот как? Гм! А я отчасти затем и явился, чтобы сообщить вам об этом господине…
С о ф ь я (спокойно). Этого господина зовут Густав Егорович, и я его очень уважаю…
М у р а т о в. А если окажется, что он — жулик?
С о ф ь я (встала, твёрдо и гневно). Вам что угодно?
М у р а т о в (немножко испугался). Позвольте…
С о ф ь я. Я только что сказала вам, как я отношусь к этому человеку…
М у р а т о в. Но — ведь можете же вы ошибаться!
С о ф ь я. За ошибки мои я расплачусь сама. И я чувствую людей не хуже, чем вы…
М у р а т о в. Моего отношения к вам вы, однако, не чувствуете.
С о ф ь я. Это — неправда! (Усмехнулась.) Вы, я знаю, не верите мне, не уважаете меня…
М у р а т о в (вздохнув). О! Как вы ошибаетесь…
С о ф ь я. Да не — о!.. И — не ошибаюсь. Я для вас — купчиха, бывшая замужем за помещиком, испорченная и утомлённая им. Женщина богатая, хитрая, в мыслях грешная, но — трусливая. И — глупая; ведь это в расчёте на глупость вы рисуетесь предо мною цинизмом?.. Да?
М у р а т о в. Я не циник, а скептик, как все неглупые люди…
С о ф ь я. Я хорошо помню ваши первые атаки, тогда ещё, при жизни мужа… (Вздохнула.) Знали бы вы, как я тогда нуждалась в участии, в честном отношении ко мне…
М у р а т о в. Я относился к вам честно, как умею…
С о ф ь я. Ну, вы плохо умеете! И вы тогда нравились мне: вот, думала я, хороший, умный человек…
М у р а т о в. Я тогда был глупее, чем теперь…
С о ф ь я. Я вам не уступила, и на время это зажгло ваше самолюбие, ваше упрямство.
М у р а т о в. Не упрямство, а — страсть!
С о ф ь я. Ах, полноте! Вы — и страсть…
М у р а т о в. Мы, кажется, ругаемся?..
С о ф ь я. Да, я горячусь, извините…
М у р а т о в (кланяясь). Ничего! Я готов слушать и дальше. Какой-то такой разговор должен был быть между нами…
С о ф ь я. Да? И мне тоже кажется.
М у р а т о в (оглянувшись). Так продолжайте.
С о ф ь я (смотрит на него). Однажды я едва не поверила в ваше чувство…
М у р а т о в. Когда?
С о ф ь я. Это всё равно для вас.
(Встаёт, ходит.)
М у р а т о в (помолчав). А хотел бы я знать, что вы обо мне думаете?
С о ф ь я. Нехорошо я о вас думаю.
М у р а т о в. Ну — начистоту! И если попадёте в сердце…
С о ф ь я. То — что будет?
М у р а т о в. Как сказать? Что-то будет…
С о ф ь я (подумав). Знаете, ведь вы вашим якобы роковым чувством ко мне пользуетесь, чтоб прикрыть вашу лень, оправдать вашу плохонькую жизнь…
М у р а т о в. Для начала — недурно.
С о ф ь я. Вы очень нечестный человек…
М у р а т о в (встаёт, усмехаясь). Позвольте однако…
С о ф ь я (подходит близко к нему). Нечестный. Честный человек не может всем пользоваться, ничего не платя, ничем не отвечая за то, что берёт…
М у р а т о в. Не помню, что я взял у вас…
С о ф ь я. Говорят — вы строгий законник, а я думаю, что вы преследуете людей потому, что не любите их, скучно вам с ними, и вы мелко и злобно мстите им за то, что вам скучно… Властью, данной вам, вы пользуетесь, как пьяница или как мой покойный муж, больной человек… Плохо я говорить умею, всё какие-то не свои слова на языке. Но — я очень чувствую всё и — скажу по душе: жалко мне вас…
М у р а т о в. Не благодарю…
С о ф ь я. Ужасно вы живёте…
М у р а т о в. Да?
С о ф ь я. Никого и ничего не любя…
М у р а т о в. Да, я не люблю людей…
С о ф ь я. И дело ваше вы не любите.
М у р а т о в. И дело не люблю. Охранять леса? Нет, это меня не забавляет. Далее!
С о ф ь я. А ведь вы этому учились — охранять леса.
М у р а т о в. Именно этому.
С о ф ь я. Как же так?
М у р а т о в. Ошибся. Что ж, это обычная ошибка русского! Русский человек стремится прежде всего уйти из своей родной среды, а — куда, каким путём — это всё равно! С тем нас возьмите. Вы всё сказали, что хотелось?
С о ф ь я. Да.
М у р а т о в. Какой же вывод?
С о ф ь я. Сделайте вывод сами.
М у р а т о в. Может, вы надеетесь, что я, после сей философической беседы, застрелюсь? Нет, я не застрелюсь. Таких, как я, — тысячи, и жизнь наше поле, сударыня! Таких, как вы — единицы, десятки; вы совершенно лишние люди в жизни сей. И девать вам себя — некуда. Раньше вы в революцию ходили, но революция никому больше не нужна, и — сделайте-ка отсюда вывод!
С о ф ь я (усмехаясь). Я, кажется, попала-таки в сердце вам.
М у р а т о в. В сердце? Нет!
С о ф ь я. Но — мы кончили?
М у р а т о в. Вы — умнее, чем я думал. Удивляюсь, как вы можете терпеть всё это… эту пошлость вокруг вас… (Вздохнув.) Всё-таки есть у меня к вам нечто в душе…
С о ф ь я. Совершенно ненужное ни вам, ни мне…
М у р а т о в. Простенько вы смотрите на людей, сударыня; очень уж несложно!
С о ф ь я (пылко). Ах, оставьте вы эту сложность, постыдитесь её, наконец! Ведь вы за нею скрываете только ложь и разврат.
М у р а т о в. Вы сердитесь? Ухожу. Я люблю сам сердиться, но когда другой — особенно женщина — отдаёт себя наслаждению злостью, это мне не нравится…
(Не торопясь идёт в дом, на ступенях террасы остановился.)
А я не считаю, что мы поссорились, — можно?
С о ф ь я (негромко). Как хотите….
М у р а т о в. Не считаю. До свидания, более приятного для меня.
(Софья, оставшись одна, ходит, пожимает плечами, усмехаясь.)
С т ё п к а (выглядывает). Софья Ивановна, меня бабушка за ухи оттрепала…
С о ф ь я (не глядя на нее). А ты что сделала?..
С т ё п к а. Сахарку немножко взяла…
С о ф ь я. Надо было попросить.
С т ё п к а. Так ведь не дала бы она…
С о ф ь я. А ты у меня спроси.
С т ё п к а. А тебя не было!
С о ф ь я. А ты бы подождала меня…
С т ё п к а. Разве что так! Дура я…
С о ф ь я (гладя её волосы). Конечно — дурочка…
С т ё п к а. А когда я умной-то буду?
С о ф ь я. Подожди, будешь… Ступай, посмотри, кто приехал.
С т ё п к а (убегая). Гляди — немец твой…
С о ф ь я (усмехается, заглядывает за угол террасы). Анна Марковна, вы что прячетесь?
Ц е л о в а н ь е в а. Беседовали вы тут… У меня вон варенье-то прикипело. Девчонку эту напрасно вы ласкаете, она сахар ворует…
П а в л а (с террасы). Тётя Соня — там приехали!
С о ф ь я. Знаю, иду… Ты что грустная?
П а в л а. Миша рассказывал про училище…
Ц е л о в а н ь е в а. Охо-хо…
С о ф ь я. Нужно приготовить холодного чего-нибудь, наверное, спросят.
(Ушла в дом.)
Ц е л о в а н ь е в а. Ох, Павленька, напрасно мы домишко свой продали!
П а в л а. Пустяки, мамочка…
Ц е л о в а н ь е в а. Свой угол — никогда не пустяки!.. (Понизив голос.) Софья-то тут лесничего отшивала, ай, какая смелая женщина! Видно, решила за немца выйти…
П а в л а (задумчиво). Она — хорошая…
Ц е л о в а н ь е в а. Все хороши, да — не наши!
П а в л а. И умная она…
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, уж это довольно глупо, ежели женщина всегда умна. Ты бы вот не часто с Михаилом-то…
П а в л а. Мамаша, оставьте это! Как вы можете напоминать?.. Фу, как скучно с вами! Вы стали злая. На кого злитесь? Удивительно, право…
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, ну… На себя обернись… Погляди, какая сама-то стала…
(Скрылась за угол.) (Павла раздражённо толкает гитару. С террасы сходит Шохин, в руках пакеты.)
П а в л а. Вам кого?
Ш о х и н. Никого. Сахар принёс.
П а в л а. Вы — Шохин?
Ш о х и н. Шохин. Старшой объездчик.
П а в л а (тихо). Это вы убили человека?..
Ш о х и н (не сразу). Я-с.
П а в л а. Господи! Ах вы, несчастный…
Ш о х и н (тихо). Меня оправдали.
П а в л а. Разве это не всё равно? Ведь вы сами-то себя не оправдаете… Как это вы…
Ш о х и н (сердито). Топором… обухом…
П а в л а. Ой, я не про то…
Ш о х и н. Ну… Куда это положить? (Кладёт пакеты на стол и вдруг говорит поспешно, резко.) Они в седьмом году — чего делали? Приедут — лес рубят чужой…
П а в л а. А вы — били их?
Ш о х и н. На то нанят…
П а в л а. Ах, боже мой! Разве можно из-за этого убивать!..
Ш о х и н. И за меньше убивали…
П а в л а (смотрит на него и жалобным, ребячьим голосом зовёт). Мамочка!
Ш о х и н (тихо и обиженно). Вы — напрасно это… И ведь ничего…
(В доме шум, он оглядывается, скрывается быстро. Выходит Антипа, усталый, пыльный.)
А н т и п а (оглядывая сад). Это кто убежал?
П а в л а. Шохин…
А н т и п а. Чего он?
П а в л а. Я не знаю.
А н т и п а. А Михаило где?
П а в л а. У себя, должно быть…
А н т и п а (сошёл, обнял её за плечи). Почему грустная, а?
П а в л а. Шохин этот…
А н т и п а. Ну?
П а в л а. Он ведь человека убил…
А н т и п а (хмуро). Как же… убил, дурак! Я адвоката ему нанимал, отсудили. Теперь он — собачка верная моя… А если хочешь — могу прогнать…
П а в л а. Ой, не надо! Тогда он меня…
А н т и п а. А ты — полно-ка!
П а в л а. Ну, другого кого… Не надо!
А н т и п а. Эх ты… Гляжу я на тебя… большие слова в душе ворочаются, а сказать — не умею… Кабы ты поняла! Без слов…
П а в л а (робко). Я — пойму, подождите…
А н т и п а. Жду. (Вздохнул.) Только — гляди: времени у меня мало. Я человек короткой жизни. И люблю, чтобы всё сразу открывалось мне…
П а в л а. Вон, про вас говорят, что переменились вы…
А н т и п а (хмуро). Я? Как это — переменился? Отчего?
П а в л а. Не знаю отчего…
А н т и п а. Кто говорит-то?
П а в л а. Люди.
А н т и п а. Лю-уди! (Свистнул.)
П а в л а. Дела забросили…
А н т и п а (усмехаясь). Мои дела; хочу — брошу, хочу — нет… (Присматривается к ней, обняв за плечи.) Удивительно слышать это от тебя, ребёнок ты, а туда же — дела!
П а в л а (негромко, оглянувшись). А ещё говорят, что всё хозяйство забирает в свои руки тётя Соня…
А н т и п а (вспыхнув, сердито). Ну, если я узнаю, кто это говорит, башку сверну! Да. И ты этих пакостей не повторяй — это я тебе приказываю! Слышишь? Меня с сестрой никому не поссорить — дудки! (Оттолкнул её тихонько.) Скажи, пожалуйста, — куда метят!..
П а в л а (обиженно и медленно отходит прочь). Вот уж вы и рассердились… А ещё просите — говори со мной обо всём, что думаешь…
А н т и п а (порывисто схватил её за плечо). Погоди, ты и говори, всё говори! Не обижайся, — это я так, — досадно мне! А ты — говори! Только своё говори, а не людское… Людское — это от злости больше, от зависти. Несчастливы люди, малосильны, оттого завистливы и слабы…
П а в л а. Миша и слаб, а — не злой и не завистник.
А н т и п а (отшатнулся от неё). Что такое? Зачем ты про него?
П а в л а. Затем, что неверно вы говорите о людях.
А н т и п а. Неверно? Потому что — сын… да, вот как вышло…
П а в л а (беспокойно). Вы, пожалуйста, не думайте…
А н т и п а (пристально смотрит на неё, торопливо). Про что не думать?
П а в л а (смущённо). Про то, о чём в четверг говорили… Нисколько он мне не интересен…
А н т и п а (снова обняв её, смотрит в глаза). Я — не про это, ей-богу! Я тебе верю… Сказала — ну, и кончено! Спасибо. Люблю я тебя, Павла… так, что даже задыхаюсь от этого, от силы. Идём к пруду… идём, я те поцелую там…
П а в л а (тихо). Ну, что это, днём — нехорошо…
А н т и п а (уводя её). Хорошо будет! Иди, милая… иди, вечера моего заря ясная…
(Ушли. На террасу выходит Хеверн, прищурился и смотрит вслед им. Стёпка приносит серебряное ведёрко со льдом и бутылками в нём.)
С о ф ь я (выходит). Ну-с, продолжайте…
X е в е р н. Вы сегодня очень весело настроены, и это меня стесняет…
С о ф ь я. Да-а? Вам больше нравятся унылые женщины?
X е в е р н. О, вы знаете, кто мне нравится…
С о ф ь я (с улыбкой). Будь вы богаче, я говорила бы с вами серьёзнее — не обижайтесь!
X е в е р н (чуть поморщился). Это очень драгоценная ваша черта сказать всегда прямо. Но — я буду богаче! Я уже есть богаче! Я хорошо понимаю, что нигде не нужно так быть богату, как в России, где только деньги дают независимость и почтение. И я знаю, что в сорок лет я буду иметь сто тысяч, — мне тридцать четыре года.
С о ф ь я. Слишком много арифметики вводите вы в жизнь.
X е в е р н. А! Это — необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.
С о ф ь я (холодно). Вы думаете?
X е в е р н. О, я уверен! Поздние браки в России всегда неудачное дело. Когда человек торопится домой — дело теряет. От этой торопливости могут пострадать интересы третьих лиц.
С о ф ь я. Мои, например…
X е в е р н. И ваши. А также — мои…
(Вышел Михаил, молча поздоровался с Хеверном, налил стакан вина, сел на верхней ступени, рассматривает вино на свет. Хеверн смотрит на него сверху вниз, Софья курит и следит за ним.)
Х е в е р н. Утром ловили окуней, Миша?
М и х а и л. Ловил.
Х е в е р н. И — что же?
М и х а и л. Поймал.
Х е в е р н. Много?
М и х а и л. Одного.
Х е в е р н. Большой?
М и х а и л. Около фунта…
Х е в е р н. Очень плохо! Ничто не берёт так много время, как ловля рыб. (Софье.) Вчера я разговаривал с вашим предводителем дворян — это очень странное лицо!
С о ф ь я. Да? Почему же?
Х е в е р н. Очень! Бывал в Европе, интересуется искусством, посетил музеи — и ни однажды не был в рейхстаге! Он не понимает, что социализм явление историческое, и смеётся над тем, что нужно изучать. Один голый инстинкт собственника-индивидуалиста не может победить социализм, — чтоб успешно бороться, нужно знать врага, — так!
С о ф ь я (задумчиво). Я — тоже не интересуюсь социализмом.
Х е в е р н. О, для женщины это необязательно! Да, странный человек предводитель… Он так… с яростью говорил о честных заслугах дворян перед Россией — очень красиво! Но, если ему предложить две с половиной тысячи рублей, — он без усилия покривит себе душу…
С о ф ь я (смеясь). Почему именно две с половиной?
Х е в е р н. Так, для примера…
С о ф ь я. Вы предлагали?
Х е в е р н (строго). Н-но, зачем! (Михаилу.) Вы живёте дружелюбно с Павлой Николаевной, да?
М и х а и л. Она очень хороший человек — честный и добрый…
X е в е р н. Да? Это приятно. Но — многие русские, мне кажется, добры только по слабости характера?
М и х а и л. Не знаю… Вам — виднее.
(Из сада идут Антипа, Павла, порознь, оба притихшие. Все молчат, видя их.)
А н т и п а (ворчливо, угрюмо). Когда сердце не горит, а тлеет только — это, брат, ещё не жизнь… Ты погоди рассуждать…
П а в л а (устало). То вы говорите, что я глупая, то — не рассуждай…
А н т и п а (с досадой). Эх, да ты пойми — о разном говорю!.. (Увидал сына, выпрямился, строго спрашивает.) Ведомость готова?
М и х а и л. Нет ещё.
А н т и п а. Отчего? Ведь я сказал…
М и х а и л. Счета Чернораменской дачи не доставили мне…
А н т и п а. Как не доставили? Врёшь!
С о ф ь я. Счета у меня, не кричи! Их нужно проверить…
А н т и п а (входя на террасу). Ну, ты всегда заступаешься… где не надо! Проверить… что ж он сам — не может?
(Софья что-то строго шепчет ему, он мычит.)
X е в е р н (Павле). Как поживаете?
П а в л а. Благодарю вас, хорошо…
X е в е р н. Я очень рад.
П а в л а. Это вы — серьёзно?
X е в е р н. Что именно?
П а в л а. Вас серьёзно радует, когда людям хорошо?
X е в е р н (удивлён). О, конечно! Как же иначе? Несомненно. Когда всем хорошо вокруг меня — я выигрываю…
П а в л а. Как это просто и верно…
X е в е р н. О, я очень люблю всё простое, оно именно — верно!
А н т и п а (Хеверну). Идём план-то смотреть…
Х е в е р н. Пожалуйста…
А н т и п а. Иди-ка ты с нами, Михаил! Софья, купили мы лес-то у предводителя — знаешь?
С о ф ь я. Нет, не знаю…
А н т и п а (Хеверну). Ты что ж, не сказал компаньонке-то?
X е в е р н (хмурясь). Я был уверен…
С о ф ь я (брату). Сколько?
А н т и п а. Двадцать три…
С о ф ь я. Ты не хотел давать больше восемнадцати?
А н т и п а. Не хотел, а пришлось дать.
С о ф ь я. Почему же?
А н т и п а. Конкурент явился новый. После расскажу. Идёмте… Михаило — иди!
(Уходят. Хеверн идёт сзади. Софья, задумчиво покуривая, наблюдает за ним. Павла, прислонясь к перилам, стоит, опустя голову.)
С о ф ь я. Ты что грустишь?
П а в л а. Устала.
С о ф ь я. О чём беседовали?
П а в л а. Да… всё о том же… Он всё говорит, как любит меня… Я же знаю ведь это! А он — всё говорит, говорит…
С о ф ь я. Поди ко мне. Эх ты… птица!
П а в л а. Нет, право, ну — люблю, люблю… нельзя же всё об этом только!
С о ф ь я (грустно). Дитя моё, это очень худо, если нельзя говорить только об этом…
П а в л а. Да и все мужчины… Как он странно смотрит на тебя!
С о ф ь я. Кто?
П а в л а. Густав Егорович.
С о ф ь я. А! Он на всё так же смотрит. Хозяин.
П а в л а. Нравится он тебе?
С о ф ь я. Ничего, мужчина крепкий. С ним хорошо по железным дорогам ездить — нигде не опоздаешь…
П а в л а. Не понимаю. Это ты шутишь?
С о ф ь я. Многого ты, дружок, не понимаешь…
П а в л а (грустно). Да. Всё не так, как я думала…
С о ф ь я. Скажи ты мне — зачем ты вышла замуж за брата?
П а в л а. Я думала — иначе будет. Видишь ли — я очень боюсь всего… Всё чего-то жду… До двенадцати лет — отец пугал, потом — пять лет — в монастыре. Там тоже все в страхе живут; сначала боялись, что ограбят, — и тревожный год казаки стояли у нас и каждую ночь свистели все. Пьяные, песни поют. Монахинь — не уважали, и всё было нехорошо как-то. Все грешат против устава, злые все и друг друга боятся. Бога — тоже боятся, а не любят. Я и подумала: нужно мне встать под сильную руку — не проживу я одна как хочется…
С о ф ь я (задумчиво). Ты думала — Антипа сильный?
П а в л а. Он сам сказал. Мише — ничего не нужно, он чужой всем. А прежде сватались всё какие-то жадные…
С о ф ь я (лаская её). А я подумала о тебе плохо, Павля… Сначала, помнишь?
П а в л а. Да. Нет, я плохого не люблю, я боюсь его. Ты очень строго, бывало, смотрела на меня, и я от этого плакала в уголках… Хотелось подойти к тебе, сказать: я — не плохая, не жадная, — а смелости не хватило…
С о ф ь я. Ах, девочка, девочка, господь с тобою… Трудно тебе будет…
П а в л а. Мне уж стало трудно! Тут — Шохин ходит. Убил человека и ничего, ходит!
С о ф ь я. Ты его оставь, не бойся! Он — не злодей, а несчастный…
П а в л а. А я думала пожить тихо, чтобы все вокруг были добрые, улыбались бы и верили, что ты никому зла не хочешь…
С о ф ь я. В это — не поверят, нет…
П а в л а. Отчего же, отчего?
С о ф ь я (встала, ходит). Не поверят… Ты очень хорошо сказала: чтобы все улыбались…
П а в л а. Как перед праздником: уже всё сделано, убрались, устали и с тихой радостью ждут светлого дня.
С о ф ь я. До праздника — далеко, дружок! И сделано для праздника мало…
П а в л а. Ах, господи! Тётя Соня — научи меня!
С о ф ь я. Чему?
П а в л а. Как лучше жить с людьми…
С о ф ь я. Сама не знаю… не знаю! Жизнь проходит в пустяках, в тумане…
П а в л а. Чего тебе хочется?
С о ф ь я. Мне? (Остановилась, говорит негромко, с большой силой.) Мне хочется нагрешить, набуянить, нарушить все законы, всё спутать, а потом, как взойдешь высоко над людьми, — броситься под ноги им: милые люди, родные мои люди! не владыка я вам, а низкая грешница, ниже всех, и — нет вам владык, и не нужно нам владык…
П а в л а (испуганно, тихо). Зачем это? Что ты?
С о ф ь я. Чтобы освободить людей от страха друг пред другом… Некого бояться! А все — напуганы, подавлены, живут в страхе — ты сама видишь это! Никто не смеет сказать до конца своё слово…
(Антипа стоит в дверях, прислушиваясь.)
П а в л а. Это… я не понимаю! Ведь так — погубишь себя?..
С о ф ь я. Людей ради — бог погиб, говорил отец Шохина.
А н т и п а. О чём толкуете?
П а в л а. Ой!
А н т и п а (подходя к ней, обиженно). Чего же испугалась? Не виновата — не бойся. Про что говорили?..
П а в л а. Так — разное…
А н т и п а (сестре, грубовато). Говорить надо меньше…
(Софья ходит, не глядя на него, скрывая волнение.)
П а в л а (ласково). Кричать меньше надо… вы вот всё кричите, это не нужно…
А н т и п а (мягко). Я — не со зла, а… просто такой голос грубый. Надо бы чайку попить, а, хозяйка? Поди-ка, снаряди… Здесь накрыть вели. И — закуску… Иди, милая! (Павла уходит; проводив её глазами, он говорит сестре обиженным тоном.) Портишь ты мне её… (Софья молча прошла мимо. Он повторяет настойчиво.) Портишь ты мне жену-то, говорю!
С о ф ь я (вдруг, резко). Молчи!
А н т и п а (отшатнулся). Постой… что ты?
С о ф ь я. Ну — хорошо тебе — спокойно, сладко — с молодой?
А н т и п а (опускается в кресло, тихо). Она — жаловалась?
С о ф ь я (успокаиваясь). Нет. Поверь мне — нет! Извини меня, я дурно настроена… тяжело на душе у меня… извини!
А н т и п а (тихо). Испугался я. Господи помилуй! Я, брат, так люблю её… сказать не могу!
С о ф ь я (снова ходит). Счастья это не дает ни тебе, ни ей…
А н т и п а. Ну… ты погоди ещё! (Молчание.) Соня?
С о ф ь я. Что?
А н т и п а. А… как она с Михаилом — ничего?
С о ф ь я (останавливаясь пред ним). Ты это брось — слышишь? Не внушай этой мысли ни себе, ни кому! Хеверн где?
А н т и п а (махая рукой). Там… в планы залез. Ну его… надоел!
С о ф ь я. Ты для него становишься слишком выгодным компаньоном…
А н т и п а (настораживаясь). Как это?
С о ф ь я. Так. Не разевай рта.
А н т и п а (ухмыляясь). Во-он что! А я думал, у тебя с ним…
С о ф ь я. Не о том думаешь…
А н т и п а (вздохнув). Трудно тебя понять, Соня!
С о ф ь я. При Павле на Мишу орать не надо — понимаешь?
А н т и п а. Ну, ну… Досаден парень… беда как! Что живёт, чего ради?
С о ф ь я. О себе подумай…
А н т и п а (задумчиво). Павлу я не обижу…
С о ф ь я. Над матерью её не смейся…
А н т и п а. Не люблю бабу эту…
С о ф ь я (прислоняясь к перилам). Устала…
А н т и п а (вскочил, подходит к ней). Что ты? Воды дать?..
С о ф ь я (прислоняясь к нему). Нехорошо…
А н т и п а. Отчего? Ах ты, господи!.. Соня — в чём дело-то?
С о ф ь я. Подожди… О, боже мой…
А н т и п а (обнял её). Эх ты, головушка! Пойдём, ляг, отдохни…
(Уводит её. Из сада выходит Тараканов; на террасе — Михаил, остановился у стола, наливает вина, пьёт.)
Т а р а к а н о в. Уехал немец-то?
М и х а и л. Он — швед. Или — грек.
Т а р а к а н о в. Это всё равно — чужой. Уехал?
М и х а и л. Останется ужинать…
Т а р а к а н о в. Гм… Удивительно!
М и х а и л. Что?
Т а р а к а н о в. Неужто никто не слышит, что от него жуликом пахнет?
М и х а и л. Ну-у… У вас все жулики!
Т а р а к а н о в. Не все, а — девять, десятый — дурак.,, Где Софья Ивановна? Она всё видит…
М и х а и л. Не знаю я… не знаю! (Садится на ступени, закуривает. Тараканов, жестикулируя, что-то бормочет, уходит. Из дома выходит Павла, улыбаясь, останавливается сзади Михаила и концом шарфа щекочет ему шею.)
М и х а и л (не оборачиваясь, грубовато). Смотрите, отец увидит — шум будет…
П а в л а (с гримасой). Уж и пошутить нельзя… Я молодая, мне скучно…
М и х а и л. Всем скучно…
П а в л а. Есть же где-нибудь весёлая жизнь!
М и х а и л. Поищите…
П а в л а. Пойдёмте в сад…
М и х а и л. Мне — в контору нужно. Докурю и пойду зарабатывать хлеб мой, в поте лица…
П а в л а (сходя по ступеням). Ну, я одна… Вот пойду так и буду идти неделю, месяц — прощайте!.. Вам будет жалко меня?
М и х а и л. Мне давно вас жалко…
П а в л а. Это — неправда… Не верю я… (Идёт. Обернулась, грозит ему пальцем.) Неправда!
(Михаил угрюмо смотрит вслед ей, гасит папиросу, встаёт, сзади его — отец.)
А н т и п а. Куда?
М и х а и л. В контору…
А н т и п а. Про какую это неправду говорила она?..
М и х а и л. Не знаю… не понял я…
А н т и п а. Не понял? (Смотрит на сына хмуро, видимо, хочет что-то сказать — отмахнулся от него.) Иди! (Опустив голову, медленно идёт за Павлой, из-за угла выглядывает Анна Марковна, грозит ему кулаком.)
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Просторный кабинет, большой письменный стол, направо — камин, налево — две двери: одна маленькая — в спальню Софьи, другая — во внутренние комнаты. В задней стене два окна и дверь на террасу. С о ф ь я с бумагами в руках стоит у стола; М у р а т о в, собравшийся уходить, бьёт себя по ноге измятой шляпой. Осенний серый день смотрит в окна, за стёклами качаются голые сучья.
С о ф ь я (задумчиво). Ещё один вопрос…
М у р а т о в (наклоняя голову). Хоть десять!
С о ф ь я. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?
М у р а т о в. Моё чувство…
С о ф ь я. Оставим чувства в покое…
М у р а т о в. Ну — что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною — терпенья нет! Я даже и не назвал — какое чувство…
С о ф ь я. Ревность, что ли?
М у р а т о в. Представьте — нет!
С о ф ь я. Желание причинить мне неприятность, да?
М у р а т о в. Тоже — нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело…
С о ф ь я. А всё-таки?
М у р а т о в (вздохнув). Есть между нами некий спор, — есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги — доказательство, что прав — я, а вы ошибаетесь.
С о ф ь я (вздохнув). Уклончиво.
М у р а т о в. Позвольте откланяться…
С о ф ь я (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь…
М у р а т о в (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!
С о ф ь я. Почему вы смеётесь?
М у р а т о в. Есть причина… есть, уважаемая женщина! Я — ушёл.
С о ф ь я. Извините — не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова…
(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)
С о ф ь я (вспыльчиво). Надо спрашивать — можно ли войти!
А н т и п а (равнодушно). Ну, вот ещё… новости!.. Что я — чужой, что ли?
С о ф ь я. Что тебе нужно?
А н т и п а. Ничего. (Осматривает комнату.)
С о ф ь я (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?
А н т и п а (садясь в кресло у камина). Умру — нарядишь.
С о ф ь я. Н-но, здравствуйте!
А н т и п а. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома — гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему…
С о ф ь я. Перестань, пожалуйста… Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас… (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)
А н т и п а. Что в газетах пишут?
Т а р а к а н о в (мрачно). Китай ополчается…
А н т и п а. Противу кого?
Т а р а к а н о в. Против нас. По наущению немца.
А н т и п а. Не любишь ты немцев!
Т а р а к а н о в. Нисколько не люблю.
А н т и п а. За что?
Т а р а к а н о в. Они нас умнее.
А н т и п а. Умных надо уважать.
Т а р а к а н о в. Я уважаю. Только не люблю.
А н т и п а. Чудак ты, брат…
Т а р а к а н о в. У нас все, кто поумнее, чудаки…
А н т и п а. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша — ты вот и не больно умён, а тоже чудак.
Т а р а к а н о в. Это неверно.
А н т и п а. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?
Т а р а к а н о в. Объяснял я это.
А н т и п а. Объяснял, да не объяснил.
Т а р а к а н о в. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо…
А н т и п а (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя — вот как надо! Верно говорю, Софья?
С о ф ь я. Верно. Не мешай мне…
Т а р а к а н о в. Это — просто один крик, слова, барабанная дробь. Погоди, навалится на тебя злое — сам побежишь прочь…
А н т и п а. Я? Нет, я не из таких. Я, брат, знаю: жизнь наша кулачный бой! Я — не убегу.
Т а р а к а н о в. Поглядим.
С т ё п к а (из двери налево). Антип Иванович, мужики пришли.
А н т и п а. Какие?
С т ё п к а. Каменские…
А н т и п а. Вот я им задам, прохвостам!
С о ф ь я. Подожди, они не виноваты! Я знаю — это Хеверн приказал им…
А н т и п а. Ну? Верно?
С о ф ь я. Верно, верно…
А н т и п а (уходя). Бестолковая немчура…
Т а р а к а н о в. Потолковее нас…
С т ё п к а. Софья Ивановна, дай мне книжку…
С о ф ь я. Спроси у Миши.
С т ё п к а. Он меня прогнал. Он молодой хозяйке в ухо поёт…
С о ф ь я. Это что такое?
С т ё п к а. Сидят на диване рядышком, а он ей песню поёт.
С о ф ь я. Ну — иди, иди! И не болтай пустяков.
С т ё п к а. Я — только тебе!
(Ушла.)
Т а р а к а н о в (ворчит). Молодая хозяйка… Какая она хозяйка?
С о ф ь я. Вы давно знаете Муратова?
Т а р а к а н о в. Я? Лет десять.
С о ф ь я. А как вы о нём думаете?
Т а р а к а н о в (глядя на неё через очки). Раньше — давно — думал хорошо. Затевал он тут весьма много полезного по своей части, по лесной, новые насаждения и всё такое. Хворост крестьянам давал, много очистил леса, осушил. Потом — вдруг, словно ударился обо что, — ослеп и озлился. Теперь очень неприятное лицо. Люди у нас — соломенные; вспыхнет, сгорит, дыму — не мало, а — ни света, ни тепла.
С о ф ь я (внимательно слушает, облокотясь на стол). А что в нём неприятно вам?
Т а р а к а н о в. Мне? Да то же, что и всем… не любит он никого, злит всех, ссорит… Сплетник… ну, и по женской части нечистоплотен… А — умный ведь…
П а в л а (входит). Можно к тебе?
С о ф ь я. Конечно!
П а в л а. Холодно везде…
С о ф ь я. Вели затопить камин.
Т а р а к а н о в (подавая пачку бумаг). Извольте-ка… Могу идти?
С о ф ь я. Благодарю вас. Пошлите, по дороге, Стёпу. И — Мишу…
П а в л а. Почему ты такая нарядная?
С о ф ь я. Гостя жду.
П а в л а. А Миша опять стихи сочинил.
С о ф ь я. Хорошо?
П а в л а. Да. Про сосны.
С о ф ь я. Он выпивши?
П а в л а (вздохнув). С утра.
Ц е л о в а н ь е в а (в двери). Конечно — мальчик должен пить мёртвую.
С о ф ь я. Почему же должен?
Ц е л о в а н ь е в а. А — обидели!
С о ф ь я. Мало ли обиженных!
Ц е л о в а н ь е в а. Все и пьют. А вы думаете — отчего пьют? И отец твой от обиды пил: он был умный, а никто за ним этого не признавал. Он и стал ум свой озорством доказывать, вот — как лесничий! Его, конечно, судить, а он того пуще озорует. Много ли человеку надо? Душа человечья детская, душа недотрога… Зачем, бишь, я пришла? Да, Софья Ивановна, вы Стёпке жёлтую ленту подарили?
С о ф ь я. Подарила, а что?
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, тогда — ничего. А то она запутала в мочало своё ленту и пялится на кухне перед зеркалом…
П а в л а. Бросьте это, мамочка!
Ц е л о в а н ь е в а. Да мне что? Своё добро береги, а чужое вдвое…
(Степка входит.)
Ц е л о в а н ь е в а. Вот она, красавица…
С т ё п к а. Звали меня?
Ц е л о в а н ь е в а (уходя). Конечно, звали. Какая без тебя жизнь!
С о ф ь я. Затопи камин, Стёпа…
С т ё п к а (убегая). Ух, не любит меня бабушка… страсть сердитая!..
С о ф ь я. Славная девчоночка…
П а в л а. Одна она в доме весёлая. Только дерзкая очень.
С о ф ь я (подходя к ней). Скажи-ка ты Антипе, чтоб он тебя в Москву свозил…
П а в л а. Зачем?
С о ф ь я. Посмотришь, как живёт столичный город.
П а в л а (равнодушно). Хорошо, я скажу.
С о ф ь я (положив руку на голову ей). Тебе этого не хочется?
(Из внутренних комнат вошёл Михаил, посмотрел на них и опустился тихо в кресло. Почти не видный за портьерой, сидит и дремлет.)
П а в л а. Ехать? Нет. Мне — уснуть хочется на год, на три… а проснусь — и чтобы всё было другое…
С о ф ь я. Это — ребячество, Павла! Надо учиться самой строить свою жизнь. Нельзя ждать, что другие сделают необходимое тебе.
П а в л а. Не сердись на меня, пожалуйста!
С о ф ь я. Ты — молодой человек, сердце у тебя доброе, людей тебе жалко, — да?
П а в л а. Я знаю, что ты хочешь сказать. Право же, Миша мне вовсе не нравится, просто я люблю, когда он говорит.
С о ф ь я (удивлённо отклонилась). Я не про это! Но, уж если ты сама начала, так я скажу — ты плохо ведёшь себя с ним! Он — не ребенок, и это может кончиться худо для тебя.
П а в л а. Ах, мне так скучно! Что же мне делать? Он такой занятный…
С о ф ь я. Уезжай с Антипой, а я без вас устрою Михаила.
П а в л а. А может, лучше с мамашей?
С о ф ь я. Тебе тяжело с мужем?
(Павла молча жмется к ней.)
С о ф ь я (поднимая голову её, смотрит в глаза). Милая, я это понимаю… Я говорила тебе, что у меня муж тоже был…
С т ё п к а (вбегает). Софья Ивановна — немец приехал, нарядный ужасти!
С о ф ь я. Вот… (Провела рукой по лицу.) Ну, Павля, ты оставь меня…
П а в л а (вскакивая). Ах, господи… как я желаю тебе…
С о ф ь я. Спасибо, милая!.. Скажи, Стёпа, что я прошу его… (Оставшись одна, прикрыла книгой бумаги на столе, оправляет волосы перед зеркалом, увидала в кресле Михаила.) Миша! Ты — давно здесь?
М и х а и л. Давно…
С о ф ь я. Слышал, что мы говорили?..
М и х а и л. Слышал что-то… Немец приехал. Монашка что-то сочиняла…
С о ф ь я. Сочиняла?
М и х а и л. Ну, конечно. Она же всегда сочиняет… Она всё ещё живёт в куклы играя. И я для неё — кукла, и отец, и ты… Она на всю жизнь такой будет.
С о ф ь я. Знаешь — это, пожалуй, верно!
М и х а и л. Зачем ты меня звала?
С о ф ь я. Теперь не нужно уже. Иди, пожалуйста… Я потом позову тебя.
М и х а и л (вставая). Пошёл. Выходи-ка ты замуж за этого немца и гони всех нас к чертям в болото… всех, вместе с романическим папашей и его второй молодостью…
С о ф ь я. Ах, да иди же!
М и х а и л. Ш-ш! Тебе нужно быть в полном обладании всеми чувствами… Здравствуйте, цивилизация и культура!
X е в е р н (одетый очень парадно, бриллиант в галстуке и на пальце левой руки. Молча здоровается с Михаилом, целует руку Софьи, идёт за нею к столу). Вы, вероятно, догадываетесь, почему я просил вас принять меня сегодня…
С о ф ь я (садясь). Кажется — догадываюсь…
X е в е р н. Это очень приятно мне…
С о ф ь я. Да?
X е в е р н. Это устраняет лишние объяснения. Можно курить?
С о ф ь я. Как всегда. (Пододвинула ему пепельницу, спички.)
X е в е р н. Я несколько волнуюсь…
С о ф ь я. Дать воды?
X е в е р н. О, нет! Это волнение естественно…
С о ф ь я. У вас очень внушительный вид сегодня…
X е в е р н. Если б и мысли мои внушили вам доверие ко мне…
С о ф ь я. А вот — познакомьте меня с ними.
Х е в е р н. Такова и есть цель моего визита! (Раскуривает сигару.) Вы знаете, что я очень уважаю ваши идеи, они вполне отвечают моим задачам.
С о ф ь я. Весьма лестно слышать это.
Х е в е р н (кланяясь). Да. Я говорю искренно. Вы, конечно, не откажете мне в знании России и русских людей — я умею видеть много и хорошо! Я восемнадцать лет среди русских, я изучил их, и мой вывод есть такой: Россия страдает прежде всего недостатком здоровых людей, умеющих ставить себе ясные цели. Вы — согласны?
С о ф ь я. Далее.
Х е в е р н. Да. У вас очень редки люди, уверенные в себе, в своих силах. У вас очень много метафизики — мало математики…
С о ф ь я. Вы говорили это не раз…
Х е в е р н. Я так думаю! Теперь — вы: вы женщина с умом и характером.
С о ф ь я. Благодарю вас…
Х е в е р н. Это — правда! Я даже думаю о вас аллегорически: Софья Ивановна — это новая, здоровая душою Россия, которая, в условиях, достойных её, может делать всякое дело, может делать очень много культурной работы.
С о ф ь я. Вы меня захвалите…
Х е в е р н. Это всё совершенно серьёзно! И потому союз со мной, который я вам предлагаю, имеет очень глубокий смысл. Это — более, чем просто брак, да! Моя энергия и ваша — о! — это будет колоссально! Когда два сильных лица понимают свои задачи, это очень… важно, особенно для России, в те дни, когда она должна, наконец, бросив всякие эти… мечтания, взяться за простое дело жизни, поставить себя на крепкую ногу… Ваш брат увлечён семейной жизнью, он стал плохо работать, как я имел честь не однажды указать вам, заботясь о ваших интересах…
С о ф ь я. Вы впервые объясняетесь в любви?
Х е в е р н (несколько смущён). Позвольте — теперь вопрос не этот! О чувствах я говорил вам — четыре раза.
С о ф ь я. Четыре? Так ли?
Х е в е р н. Так. Я — помню! Первый раз — в саду предводителя дворян, на именинах его, когда был дождь и вы промочили ноги. Второй — здесь, на берегу пруда, на скамье. Вы тогда смутили меня, сказав шутливо о лягушках, что они тоже квакают — про любовь…
С о ф ь я. Третий и четвёртый я помню.
X е в е р н. Это, конечно, верно, о лягушках, но — извините — это была несвоевременная шутка! Когда сердце человека жадно хочет…
С о ф ь я. Давайте прекратим эту беседу, Густав Егорович…
X е в е р н (удивлён). Почему?
С о ф ь я. Нужно ли объяснять?
X е в е р н (встал, обиженно). О, конечно, нужно объяснить, когда кто-нибудь не понимает… Я сочту себя оскорблённым, если вы откажете…
С о ф ь я. Вот как? Хорошо! (Встала, ходит.) Вы предлагаете мне спасать Россию вместе с вами…
X е в е р н. Это — утрировано!
С о ф ь я. Ну, вы предлагаете что-то в этом роде. Я — не считаю себя способной к делу столь трудному. Это — первое. Второе: вас я тоже не могу признать достойным этой роли…
X е в е р н. Позвольте — какой роли?
С о ф ь я. Ну, скажем, роли культурного работника.
X е в е р н (с улыбкой). О! Почему?
С о ф ь я. Потому что вы мелкий хищник.
Х е в е р н (изумлён больше, чем обижен). Позвольте! Это уже… это я не ожидал! И это — я не понимаю…
С о ф ь я. Я говорю обдуманно. На столе у меня лежат документы, уличающие вас в целом ряде поступков нечестных…
Х е в е р н (сел, грубо). Таких документов не может быть!
С о ф ь я (стоит за столом; спокойно, веско). У меня копия вашего договора с буяновскими мужиками. Мне известна ваша сделка с предводителем…
Х е в е р н (пожимая плечами). Это — коммерция…
С о ф ь я (тише, с усилием). Вы убеждали Тараканова составить фальшивую опись…
Х е в е р н. Тараканов — психически больной…
С о ф ь я. А Шохин, которого вы пытались подкупить, — тоже больной?
X е в е р н. Всё это искажено…
С о ф ь я. Вы всё бесцеремонней и глубже залезаете в карман моего брата — по-вашему, эта деятельность необходима в России?
Х е в е р н (отирая лицо платком). Вы можете выслушать мои объяснения?
С о ф ь я (ходит, усмехаясь). Ну, сударь мой, какие же тут объяснения могут быть? Все ясно!
Х е в е р н (аккуратно гасит сигару). Значит, вы меня считаете человеком нечестным и недостойным вашей руки?
С о ф ь я (остановилась удивлённая, потом смеётся). Ну, знаете, вы очень наивный человек!
Х е в е р н (улыбаясь, разводит руками). Если я и допустил… что-нибудь излишнее, то это потому, что я был уверен в вашем доброжелательном отношении ко мне…
С о ф ь я. Не понимаю…
Х е в е р н. Мне казалось, что вы считаете меня своим другом, моё дело — вашим!
С о ф ь я. Ах, вот что! Ну, вы ошиблись…
Х е в е р н. Ошибки нужно извинять. Я думал, что, видя, как ваш брат ведёт дела, вы меня не только не осудите, но моя предусмотрительность…
С о ф ь я (подходит к нему; тихо, но твёрдо). Ступайте вон!
(Хеверн, вспыхнув, делает движение к ней, она схватила что-то со стола; несколько секунд они стоят друг против друга молча.)
Х е в е р н (отступая). Вы — очень грубая женщина! Вы — смешная, да!
(Быстро идёт к двери, надев шляпу ещё в комнате. Софья, присев на край стола, одной рукой прикрыла глаза, другой — крепко трёт колено.)
С т ё п к а (в двери, смотрит на неё, вздыхает). Печку-то затопить?..
С о ф ь я (глухо). Не нужно… Впрочем — затопи…
С т ё п к а. Шохин к тебе просится…
С о ф ь я. Ах, пусть подождёт…
С т ё п к а. Ему в лес ехать надо…
С о ф ь я. Отстань! Ну, зови… Скорее!
(Стёпка убежала, в двери столкнулась с Антипой.)
А н т и п а. Эк тебя беси носят!.. Соня — что такое? Немец в зале наскочил, зелёный весь, шипит, не попрощался…
С о ф ь я (грубовато). Он тебя за этот год обобрал тысяч на десять…
А н т и п а. Ну-у? Молодец, не зевает… Эхма, люди!.. А Павла говорит — надо быть добрым; люди, говорит, соскучились по сердечному доверию к ним. Павла-то где — не знаешь?
С о ф ь я. Ты бы поехал куда-нибудь…
А н т и п а. Вот ещё… зачем?
С о ф ь я (прячет в стол бумаги). Обленился ты, Антипа… Смотреть на тебя неприятно… Оставь-ка ты меня… что ты целый день бродишь?
А н т и п а (уходя, грубо). Место себе ищу…
(Софья ходит по комнате, оправляя волосы. Стёпка с пучком лучины, в двери Шохин; Софья смотрит на него и молчит.)
Ш о х и н. Шохин пришёл.
С о ф ь я. Да. Ну, что, Яков? Скорее!
Ш о х и н. Рассчитай меня. Отпусти…
С о ф ь я. Хорошо… Постой — почему это?
Ш о х и н. Так. Есть причина.
С о ф ь я. Ну, что ж… Очень жаль…
Ш о х и н. И мне жаль.
С о ф ь я. Обидел кто-нибудь?
Ш о х и н. Нет…
С т ё п к а. Врёт он, его святенькая обижает, монахинька эта, святоша…
Ш о х и н. Прогони Стёпку…
С т ё п к а. Сама уйду…
(Убежала.)
Ш о х и н. Причина та, что не могу я при молодой хозяйке, боюсь её…
С о ф ь я. Что такое?
Ш о х и н. Жмёт она меня… всё глядит эдак жалостно… ну, — я не хочу! Конечно, человек я виноватый… однако — не каждый день судить меня, это уж не суд, а мука будет!.. Вошла она в дом и вроде как песку насыпала в машину нашу… Нехорошо с ней. Вон и ты извелась…
С о ф ь я (смотрит на него, не слушая, тихо говорит). А глаза такие славные, мягкие…
Ш о х и н. У неё? Ты глазам не верь — делу верь! А дела от неё не будет хорошего…
С о ф ь я. Это я не про неё сказала…
Ш о х и н. Эти, которые тихие, они близко подползают — метко жалят. Змея — тиха.
С о ф ь я. Ну, ладно, оставь…
Ш о х и н. Немцу — тоже не верь. Чужой человек и бесстыдный… А насчёт этого… усопшего, насчёт жены, детей… его…
С о ф ь я. Ладно, не беспокойся… Куда же ты пойдёшь?..
Ш о х и н. В город. А там — не знаю…
С о ф ь я. Жалко мне тебя…
Ш о х и н. И мне тебя. Одна ты тут… Хозяин-то без вина пьян. Дай тебе бог во всём удачи!.. Прощай, Софья Ивановна!
С о ф ь я. Прощай… (Подаёт ему руку, он взял и держит, глядя на неё исподлобья.) Может, передумаешь?
Ш о х и н. Нет. Я лучше вернусь, когда она помрёт.
С о ф ь я. Кто-о? Зачем ей умирать?
Ш о х и н. А жить зачем? И жить ей тоже незачем… Прощай… (Уходит, пятясь задом.)
С о ф ь я (смотрит вслед ему, трёт глаза руками и бормочет). Кошмар какой-то! (Видит в зеркале, что Павла, проходя с Михаилом мимо двери, играючи прижалась к его плечу; тихо, испуганно зовёт: «Павла!» Они входят рядом, Михаил смущённо улыбается.)
М и х а и л. А, огонь! Это — славно!
П а в л а. Ты что какая хмурая?.. (Обнимает её.) Ты послушай-ка, что Миша сочинил…
С о ф ь я (заглядывая в лицо ей). Дитя моё, ещё недавно, сегодня я говорила тебе…
М и х а и л. Ой, серьёзный разговор!..
С о ф ь я. Я тебя попрошу уйти…
М и х а и л (садясь на пол к огню). Нет, не уйду…
С о ф ь я (устало). Вы, кажется, с ума свести меня хотите… право!
Ц е л о в а н ь е в а (входит). А я вас ищу везде… Вы бы не прятались, а то хозяин сегодня совсем не в уме… орёт на всех…
С о ф ь я. Анна Марковна, мне нужно поговорить с ними один на один.
Ц е л о в а н ь е в а (обиженно). Хорошо, матушка, я уйду… Хотя и мать…
М и х а и л. Тётя Соня, право же, не о чём говорить… ничего нового нет! Ты, в самом деле, послушай-ка вот, что я сочинил…
П а в л а (смотрит на Софью, прищурив глаза, покачиваясь на ногах). Я тоже не хочу говорить ни о чём…
С о ф ь я (осматривает всех, идёт к столу). Ну, хорошо… Давайте посидим молча, успокоимся…
П а в л а. Миша, да читай же…
М и х а и л. Готов, маменька…
П а в л а. Опять? Я же просила не называть меня так!
М и х а и л. Это — законный титул.
С о ф ь я (нетерпеливо). Читай, Михаил…
М и х а и л (усмехаясь). Сейчас… дай припомнить…
П а в л а. А я — помню…
Ц е л о в а н ь е в а (из двери громко шепчет). Отец идёт перестаньте!
С о ф ь я. Анна Марковна, зачем вы…
Ц е л о в а н ь е в а. Опять не угодила…
(Павла жмётся к Софье; Михаил, сидя на полу, хмурится, отодвигаясь в тень.)
А н т и п а (входит, угрюмо смотрит на всех, опустив руки, шевеля пальцами). Отчего же перестать надобно? Ну — собрались все в одну комнату… стихи, разговор… что ж такое? Ничего ведь нет такого… (Внезапно, с тоской.) Да не бойтесь вы меня, чорт вас возьми, ведь такой же я человек, как все!..
С о ф ь я. Тише, Антипа…
А н т и п а. Молчи! Что ты всё останавливаешь меня? Что все бегут меня? Зверь я, что ли? Ну? Это когда человек один оставлен — он звереет, конечно…
М и х а и л. Папаша!
А н т и п а. Ну?
М и х а и л. Прибавьте жалованья Шохину, Якову!
А н т и п а (медленно). Это — что такое? Насмешка?
М и х а и л. Ей-богу — нет! Просто — он веселее будет!
А н т и п а. Это что, Софья?
С о ф ь я. Так, дурит Миша! Шохин уходит от нас.
А н т и п а. Уходит? Куда?
С о ф ь я. Не знаю…
П а в л а. Вот — хорошо… Боюсь я его…
А н т и п а. Ты — всего боишься… И — напрасно… (Задумался.) Так уходит Яков? Дела… Что это он?
М и х а и л. Я не знал этого…
А н т и п а. А что ты знаешь? Отец — лесом торгует, а сын — стишки стряпает. Довольно смешно…
М и х а и л. Начинается…
(Все молчат. Павла что-то шепчет Софье.)
А н т и п а. При людях будто не шепчутся…
С о ф ь я (с тоской). Делали бы вы что-нибудь! Ели бы хоть, пили!.. Анна Марковна — устройте вы чай, что ли…
Ц е л о в а н ь е в а. Чай пить рано ещё…
С о ф ь я. Миша, нужно проверить счёт Хеверна…
М и х а и л. Сейчас?..
С о ф ь я. Да!
М и х а и л. Это ты выдумала, чтобы разогнать всех. Заняла самую лучшую комнату в доме и не любишь, когда у тебя сидят…
С о ф ь я. Фу, какой вздор…
М и х а и л. Не вздор…
А н т и п а (Павле). Ты что молчишь?..
Ц е л о в а н ь е в а. Вот извольте! Пошепталась — нельзя, молчит нельзя…
А н т и п а. Баба — цыц!
Ц е л о в а н ь е в а. Ой, батюшки… Пашенька!
А н т и п а. Что ты всё мутишь тут, а?
С о ф ь я. Антипа, опомнись!
А н т и п а. Молчи, сестра! Я всё вижу, ты слепая…
П а в л а (негромко, очень твёрдо). Антипа Иванович, я прошу вас не кричать на мамашу!..
А н т и п а. Не рассыплется она от моего крика.
П а в л а (пододвигаясь к нему). Вы — нехороший, злой человек! Я вас не люблю… Я — боюсь вас!
А н т и п а. Павла, Павла, господь с тобой…
С о ф ь я. Подожди! Слушай, Павла…
П а в л а. Нет, вы меня послушайте… Я люблю Мишу…
М и х а и л. Н-ну!.. (Прячется ещё дальше в тень.) Не верь ей, отец, это она выдумала от скуки…
(Антипа сел в кресло, молча смотрит на жену, страшен.)
П а в л а (вздрагивая). Ну, да… ну, господи же!.. Убейте меня за это… всё равно! Я знаю, — Миша меня не любит… я знаю… что же? А я люблю его… он лучше всех… Ну — убейте меня!
Ц е л о в а н ь е в а. Пашенька — зачем ты говоришь?..
С о ф ь я. Анна Марковна, я прошу вас уйти!..
А н т и п а. Эх, Павла… уйди! Уйди скорее… Сестра… уведи её… Скорее!..
(Софья молча обнимает Павлу, ведёт её вон; за ними, тенью, бесшумно, Целованьева. Михаил прижался за камином, на полу.)
А н т и п а (сидит окаменевший, быком смотрит в пол, бормочет). Вот как… Вот, брат, как… старик… да…
(Возится в кресле, расстегнул ворот рубахи, взял линейку со стола, сломал её, швырнул в камин. Книгу взял, взглянул на неё, бросил на пол. Нашёл маленький револьвер, усмехнулся и, прищурив глаз, смотрит в дуло. Лицо его становится спокойнее, серьёзней, положил руку с револьвером на колено и, схватившись другой рукою за бороду, замер, закрыл глаза. Михаил испуганно, тихонько идёт к нему, схватил револьвер, но не успел вырвать.)
А н т и п а (вскочив на ноги). Ты?
М и х а и л. Слушай, отец…
А н т и п а. Уйди… прочь!
М и х а и л (отошёл к двери). Я не виноват. Мне ничего не надо. Ты слышал, она сама сказала… Не верь ей…
А н т и п а. Всё едино… всё едино…
М и х а и л. Я эти мысли знаю…
А н т и п а. Какие?
М и х а и л (указывая на оружие). Вот эти…
А н т и п а (швырнул револьвер на пол, к двери). Дурак… Ты думаешь, я из-за тебя решусь… Эх, пьяница!.. Иди вон!
М и х а и л. Не думай обо мне плохо. Я знаю — я человек бесполезный, больной, мне стыдно пред тобою, пред всеми… Честно говорю тебе — ничего я не ищу у мачехи…
А н т и п а (ревёт, рычит). Отойди, убью ведь! Забуду, что ты сын мне… (Вдруг бросился, схватил сына за горло, встряхивает.) Вот какие мысли в башке твоей поганой…
М и х а и л. Это — не мои, твои мысли…
А н т и п а. Что-о?
М и х а и л. Я тебя старше душою… Я не повинен ни в чём…
А н т и п а. Ты у меня сердце вынул…
С о ф ь я (вбегает). Пусти! Ну? Миша — беги!
(Михаил выбежал, поднял револьвер.)
А н т и п а (слепо ткнулся к сестре, обнял). Софья… скорее, матушка! Гони всех… Её — спрячь… Мишка — пусть едет, уезжает! Софья — около меня великий грех ходит… Делай что-нибудь!.. Сердце моё… не дышит…
(Софья, усадив его в кресло, запирает двери.)
А н т и п а. Убило меня…
(Выстрел в доме. Антипа вскочил, смотрит на пол, не может ничего сказать.)
С о ф ь я (взглянув на стол, бросается к дверям, на ходу). Он взял со стола револьвер!..
А н т и п а (шатаясь). Это — Михайло… сын…
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Та же комната. В кресле, у камина, А н т и п а, точно пьяный. Сзади его тихо шагает М у р а т о в, курит, задумчив.
А н т и п а. Что доктор-то говорит?
М у р а т о в. Я же не знаю, — ведь мы сейчас только приехали…
А н т и п а. Сейчас? Да…
М у р а т о в (опасливо взглянув на него). Он, вероятно, ещё не успел осмотреть…
А н т и п а. Меня Софья вытурила оттуда. (Помолчав.) А ты зачем приехал?
М у р а т о в. Я же говорю: доктор у меня сидел, прискакал Шохин…
А н т и п а. Шохин? Он тоже вот человека убил.
М у р а т о в. Я и поехал с доктором… Может быть, окажусь полезен…
А н т и п а. Ты?
М у р а т о в. Ну да…
А н т и п а. А — Шохин где?
М у р а т о в. В город послали, за лекарствами…
А н т и п а. Так. Всё можно объяснить…
М у р а т о в. Тут и объяснять нечего…
А н т и п а. Ну — нечего! (Усмехнулся.) А что, барин, не любишь ты меня?
М у р а т о в (на секунду остановясь). Пожалуй, теперь не время о любви говорить…
А н т и п а (повторяет медленно). О любви говорить не время… Слова-то какие… А я вот не боюсь сказать, что никого не люблю. Софью только… очень уважаю… (Помолчал.) А сказать — люблю… это очень опасно… Доктор-то пьяный?
М у р а т о в. Не сильно… Как всегда…
А н т и п а. А не повредит он Михаиле?
М у р а т о в. Н-но… вы же знаете, что он хороший доктор…
А н т и п а. Да. Он и человек хороший. Только вот, споил ты его… Всех ты тут повредил… Михаила тоже… вредное ты лицо… Стой!
(Испуганно приподнимается с кресла.)
С о ф ь я (входит торопливо, рукава засучены). Ну, рана не опасна… слышишь, Антипа?
А н т и п а. Верно? Не опасна?
С о ф ь я. Конечно — верно…
А н т и п а (опускаясь в кресло). Спасибо тебе…
С о ф ь я (прошла в свою комнату, на ходу сказав Муратову). Не пускайте его никуда…
М у р а т о в (кивнув головою, обращается к Антипе). Вот, видите…
А н т и п а. Она тебе что шепнула?
С о ф ь я (выходит со свёртком в руках). Я сказала, чтоб ты не выходил пока отсюда…
А н т и п а. Чего ж ты ему говоришь, а не мне?..
С о ф ь я (уходя). А, пустяки…
М у р а т о в. Выздоровеет Миша…
А н т и п а. А я — до смерти заболел.
М у р а т о в. Э, всё пройдёт…
А н т и п а. Когда помрём. Ты мне ничего не говори, не надо. Утешенья мне не добыть… (Молчит. Муратов остановился, искоса смотрит на него.) Ты вот учился, законы знаешь… Скажи, отчего это: я человек здоровый, до дела — жадный… от большого здоровья, может, и плохо мне… а вот сын у меня слабый, ни к чему не привязан — это отчего, ну? Какой тут закон?
М у р а т о в (неохотно, неуверенно). Что ж… одно поколение работает… а другое устаёт… то есть рождается уставшим…
А н т и п а. Не понимаю…
М у р а т о в. Должно быть, на детях сказывается усталость отцов, в соках переданная…
А н т и п а. Поколение… слова всё какие-то… намекающие…
М у р а т о в. Какие же тут намёки…
А н т и п а. Да, вот — одни работают, другие от безделья поколевают… Нехорошо выходит…
М у р а т о в. Вы, смолоду-то, много пили?
А н т и п а. Я? Нет. Отец — пил. Жена выпивала… она из пьяной семьи… Скушно ей было со мной… я ведь дома-то почти и не жил… От неё всегда мятой, а то сухим чаем пахло… это она винный дух заедала… Михайлу — Софья испортила, он у неё жил… приучила его книги читать… стишки сочинять… Маятник, говорит, как медная секира, срубает головы минут — смешно: минуты с головами. Вроде муравьёв, что ли? А может, и нет тут ничего смешного…
(Закрыл глаза, будто задремал. Софья, в двери, делает знаки Муратову; он, взглянув на Антипу, подходит к ней.)
С о ф ь я. Миша хочет видеть его; я увела оттуда Павлу, но она может придти, идите к ней, задержите её; не нужно, чтоб она встретилась сейчас с Антипой, — понимаете?
М у р а т о в. Конечно! Но на какие пустяки тратите вы себя — это ужас!
С о ф ь я. Ну, идите…
М у р а т о в. Подумайте однако, вам ли…
С о ф ь я (сухо). Вы — идёте?
(Муратов, поклонясь, ушёл. Софья следит за ним, глядя в зеркало.)
А н т и п а (чуть подняв голову). Зачем он тебе?
С о ф ь я. Он мне не нужен.
А н т и п а. То-то! Лучше нищими жить али в разбой пойти, чем с эдакими вот…
С о ф ь я (подходя к нему). Слушай-ка…
А н т и п а. Соня? Как же так? Отец работал, я работал, накопил добра на тысячу человек, а девать его некуда. Для чего всё? Михайло — мёртвая душа… Ты бездетна…
С о ф ь я. Время ли теперь говорить об этом!..
А н т и п а. На-ко вот! А лесничий сказал: время ли про любовь говорить…
С о ф ь я. Нашёл с кем о любви беседовать, чудак!
(Положила руку на плечо его, он взял и рассматривает её пальцы.)
А н т и п а. Рука-то маленькая, а — твёрдая… Тебе бы не сестрой, женой моей быть, эх…
С о ф ь я (отняв руку). Вот что — Миша хочет видеть тебя…
А н т и п а (отшатнулся, привстал). Это — сам он захотел, али ты внушила?
С о ф ь я. Сам…
А н т и п а. Ей-богу?
С о ф ь я. Ну, вот ещё, божиться я буду…
А н т и п а (встал). Тяжело мне будет видеть его.
С о ф ь я. Идём!
А н т и п а. Мне всегда было тяжко смотреть на него. А в чём я виноват перед ним, а? Он — устал, а я — не устал. Эта — там?
С о ф ь я. Нет. Она ни в чём не виновата.
А н т и п а. Знаю. Они все, эдакие-то, ни в чём не виноваты. Это мы виноваты во всём, такие вот. Соня, что она… кто она, Павла эта?
С о ф ь я. Поздно спрашиваешь… Просто она — молодая девушка… живёт во сне своей юности…
А н т и п а. Нашёл я счастье… отдых…
С о ф ь я. Счастье стоит не дёшево…
А н т и п а. Маленькое-то!
С о ф ь я. Оно всегда маленьким кажется, пока его в руках держишь, выпусти — узнаешь, как велико и дорого… (Торопливо.) Это не про твой случай…
А н т и п а. Ладно уж… Я думал — дети будут…
С о ф ь я. Это ты теперь выдумал…
А н т и п а. Нет, думал, ждал… Женщина без детей — какая это радость?..
(Софья хотела что-то сказать, но, махнув рукою, отвернулась.)
А н т и п а. Ты что?
С о ф ь я. Я — жду. Идёшь?
А н т и п а. Иду. Соня, отчего бабам всегда тошно со мной было, скушно? И любит будто, а души не открывает, — отчего?
С о ф ь я. Перестань ныть!
А н т и п а. Разве я — ною? Я был красивый…
С о ф ь я. Ты был для женщин всегда половинкой человека.
А н т и п а. Врёшь…
С о ф ь я. Подумай, увидишь, что правда…
А н т и п а (смотрит на стенные часы). А что я буду говорить Михаилу-то?
С о ф ь я. Найди…
А н т и п а. Маятник, как секира… Мне ведь не жалко его. Мне только за себя стыдно… себя жалко — зря изломался.
(Софья задумалась, молчит.)
А н т и п а. Ну, что ж? Идём…
С о ф ь я (решительно). Нет, не ходи, не надо!
А н т и п а. А как же?..
С о ф ь я. Я скажу, что нездоров ты… задремал…
А н т и п а. А то — я пойду…
С о ф ь я (строго). Я сказала — не надо!
А н т и п а. Тогда я — через часок зайду… пусть уляжется в душе… У меня, Соня, все мысли — пьяные, все — одичали… Игра у меня в душе страшная…
С о ф ь я. Говоришь ты много!
(Уходит спешно.)
А н т и п а (прошёлся по комнате, подошёл к столу, перебирает на нём бумаги, бормочет, протянув руку к двери). Ты, брат, тоже не всё понимаешь… нет! (Читает какой-то лист, бросил его, нахмурился, снова взял и читает ворча.) Так… постой? (Усмехается.) Э-э… ах, Соня! Вот оно что…
(Шохин осторожно входит с пакетами в руках, видя хозяина — делает движение назад.)
А н т и п а. Это кто?
Ш о х и н. Шохин пришёл. С лекарством.
(Оба несколько секунд молча смотрят друг на друга.)
А н т и п а. Вот, Яков, и я человека убил…
Ш о х и н. Тут — того и гляди…
А н т и п а. Да ещё сына… а?
Ш о х и н (угрюмо). Теснота. Не видать — кто чей…
А н т и п а. Ты, слышь, уходишь?..
Ш о х и н. Я — не из обиды…
А н т и п а. Вот — идём вместе…
Ш о х и н. Куда?
А н т и п а. А ты куда собрался?
Ш о х и н. Не знаю ещё.
А н т и п а. Ну, и я с тобой…
Ш о х и н. Коли вправду, так я подожду. Дела-то — на Софью Ивановну?
А н т и п а. А что? Она — справится…
Ш о х и н. Конешно.
А н т и п а. По богомольям пойдём…
Ш о х и н. Молельщик я плохой…
А н т и п а. За тебя — отец старался…
Ш о х и н. Видно — так. Куда это девать?
А н т и п а. Лекарство? Неси туда…
Ш о х и н. Боюсь, будто…
А н т и п а. А бывало, ничего не боялся.
Ш о х и н. Всё — до разу.
А н т и п а. Трудно, Яков, с людями жить…
Ш о х и н. Людей-то и не видно, всё — судьи да подсудимые.
А н т и п а. Значит — решили, идём?
Ш о х и н. Что же? Коли вы взаправду — я ничем не связан…
С т ё п к а (вбегает). Ты чего тут? Лошадь, — давай скорей лекарства-то…
(Увидала хозяина — охнула и исчезла.)
А н т и п а. Видал? Вот какой я страшный.
Ш о х и н. Глупая она. Однако — хорошая…
А н т и п а. А хороших пугать — надо ли?
Ш о х и н (уходя). На что их пугать!
(Оставшись один, Антипа несколько секунд смотрит на портрет над столом Софьи, потом прикручивает огонь лампы и снова прибавляет.)
П а в л а (вбежала). Софья Ивановна…
(Увидав Антипу, подалась назад, стоит, наклоня голову.)
А н т и п а (медленно подошёл к ней, коснувшись ладонью лба, откинул голову её, смотрит в глаза). Ну? Что?
П а в л а (тихо). Бейте…
А н т и п а. Ах ты, змея кроткая…
П а в л а. Не мучьте вы меня, бейте…
А н т и п а. За что бить? (Поднимает кулак.)
П а в л а. Скорее — господи!
А н т и п а. За что бить?
П а в л а. Не знаю я… За то, что молода… за то, что ошиблась, думала — вы не такой… за то, что не люблю вас… (Закрыла лицо руками.)
А н т и п а (схватил кисти рук её, открыл лицо и, не выпуская её, хрипит). Уйди… иди прочь!.. Что ты со мной сделала? Что?
П а в л а (опускаясь на пол). Ничего я не сделала…
А н т и п а (выпустил руки её, она упала, он медленно приподнимает ногу, как будто собираясь ударить Павлу, но — присел на пол и, положив голову её на колено себе, гладит голову Павлы, шепчет). Дитё моё — не бойся… Я — не трону — очнись! Дитё моё милое…
С о ф ь я (за дверью). Перестаньте говорить вздор…
М у р а т о в. Но — что же будет с вами?!
С о ф ь я (вошла, бросается к брату). Что ты сделал?
М у р а т о в (испуганно попятился). Чорт возьми…
А н т и п а. Тише…
С о ф ь я (ощупывая Павлу). Обморок?
А н т и п а. Не знаю…
М у р а т о в. Сейчас я доктора позову…
С о ф ь я. Скорее, он во флигеле у Тараканова…
П а в л а (очнулась, оглядывается, Антипе). Уйдите… Соня — уведи меня…
А н т и п а. Ладно.
(Отошёл в тень к двери на террасу, стоит спиной ко всем.)
С о ф ь я. Что такое случилось?..
П а в л а. Он меня хотел прибить…
С о ф ь я (брату). Ты — уйди, пожалуйста…
А н т и п а. Не хочу!
П а в л а (стоит, держась за Софью). Антипа Иванович, вы знаете, я хотела любить вас…
А н т и п а. Не говори про это…
П а в л а. Я хотела, чтоб вы были добрее…
А н т и п а. Н-да…
П а в л а. Но вам никого не жалко, вы никого не любите. За что вы не любите сына? Зачем вы ревнуете его ко мне и гоните его? Он — больной, несчастливый — виноват он в этом?
А н т и п а. А я — виноват, что здоровее его? Виноват, что никудышных людей — не жалко мне? Я — дело люблю, я люблю работу! На чьих костях жизнь строена, чьим потом-кровью земля полита? Не такие люди этому служили, как он да ты! Может он мой труд на себя принять?
С о ф ь я. Довольно…
А н т и п а. От моей да отцовой работы сотни людей сыты живут, в гору пошли. А он — что? Я — грех сделал, так ведь я же и дело делаю, я! Вас, добрых, послушать — всякое дело перед кем-то грех… Неверно это! Отец мой говаривал: коли бедность не убить — греха не избыть, вот это — верно!
П а в л а. Про вас везде нехорошо говорят…
А н т и п а. Ну, так что? Говори! Из зависти говорят, богатый я! И все должны быть богаты, все должны в силе быть — чтобы друг другу не служить, не кланяться… Будут люди жить независимо, без зависти — хороши будут; не достигнут до этого — пропадут в низости своей… Это — Софьины слова, верные слова!
(Софья внимательно смотрит на брата.)
П а в л а. А — Миша?
А н т и п а. Что ж я тут сделаю? Ничего не могу я… Не вижу вины моей пред ним! (Тише.) Может, вот перед тобой виновен… ну, увидал, понравилась… захотелось порадоваться с тобой, отдохнуть… али я отдыха не заслужил?
П а в л а. Господи! Неужели нельзя жить в тихом мире, друг друга, любя друг друга, всех любя?
(Софья задумчиво отходит от нее.)
П а в л а. Ведь надо же иначе жить!
А н т и п а (угрюмо). Начни… начинай…
П а в л а. Милые мои — ведь нельзя так… нельзя жить не любя никого, никого не жалея… Дорогие мои люди — неужели все — враги друг другу?.. (Молчание.) Боже мой, боже!.. Есть же что-нибудь неоспоримое… есть же правда где-нибудь!
А н т и п а. Не приготовили её для тебя…
П а в л а. Ведь надо же думать о правде, надо искать её…
С о ф ь я (негромко). Правду — не выдумаешь, её надо выработать. Работать нужно, Паша, а не искать… Ничего не найдёшь, — ничего не потеряно…
А н т и п а (угрюмо). Покой души потерян…
С о ф ь я. Покой — не правда…
П а в л а (тоскливо). Не понимаю я вас… ничего не понимаю…
(Целованьева вводит Михаила, он идёт довольно бодро, держась одною рукой за плечо Анны Марковны, улыбается, примирительно протянув другую руку вперед.)
С о ф ь я (тревожно подхватывая его). Зачем ты встал? Как вы позволили?
Ц е л о в а н ь е в а. Просится он…
П а в л а. Ах, господи! Что вы делаете, мамаша?
Ц е л о в а н ь е в а. Ведите, говорит, меня, хочу отца видеть…
М и х а и л. Ничего, тётя Соня…
Ц е л о в а н ь е в а. Он, говорит, сам-то не придёт.
П а в л а. Но разве вы не понимаете…
Ц е л о в а н ь е в а. Ты много поняла! Кричи больше на мать-то…
М и х а и л. Постойте… не шумите… Это все я виноват…
(Софья усадила его в кресло.)
А н т и п а (подходит, быком глядя на сына, глухо говорит). Это напрасно ты… я бы пришёл, погодя… Я и хотел идти… да вот тут… говорили мы…
М и х а и л. Слушай, отец…
С о ф ь я. Тебе вредно говорить…
М и х а и л. Молчать — вреднее…
А н т и п а. Больно поранился?
М и х а и л. Ты меня прости…
А н т и п а. Эх, брат… Ладно! Чего там? Неизвестно, кто виноват…
М и х а и л. Я знаю кто…
П а в л а. Кто же? Кто?
Ц е л о в а н ь е в а. Уж, конечно, люди беззащитные…
С о ф ь я. Вы, Анна Марковна, напрасно…
Ц е л о в а н ь е в а. Нет уж, матушка, вы меня не троньте!..
А н т и п а. Стряпуха божья! Помолчи, Христа ради, а то я те…
С о ф ь я. Антипа — перестань!
А н т и п а (отдуваясь). Ф-фу… Вот ржавчина!
М и х а и л. Подожди, отец, не волнуйся… Ведь всё это — не страшно, больше — смешно…
А н т и п а. Ты — скажешь! Смешно… Эх, Михайло… Нехорошо всё… нехорошо!..
М и х а и л. Не тронь себя…
(В дверях — Муратов делает знаки Софье, она подходит к нему, нервно разговаривают.)
С о ф ь я. Неужели?
М у р а т о в. Да. Всё, говорит, вздор и пустяки, это они с жиру бесятся. И — уехал!
С о ф ь я. Как же быть? Пожалуйста, пошлите вслед за ним Шохина, верхом…
(Муратов, сморщив лицо, уходит.)
А н т и п а (сыну). Ну, что смеёшься?..
М и х а и л. Хочется сказать тебе, отец, что-то хорошее, от души…
А н т и п а (смущён). Вот ещё… Зачем? Ты — помалкивай…
М и х а и л. Видишь ли — ведь я понимаю тебя… я даже тихонько, издали как-то — нередко любовался тобою… любоваться — это уж значит любить…
А н т и п а (удивлён, не верит). Софья, — чу? Вон, что говорит..,
П а в л а (Софье). Ведь ему вредно говорить!
(Софья останавливает её жестом.)
М и х а и л. Ты — топор в руке божьей… в чьей-то великой, строящей руке… И ты, и тетя Соня. Она еще тебя острее… А я вот и все такие, как я, — ржавчина… Я хочу сказать, отец, — я много думал над этим бесполезных людей нет, есть только люди вредные…Ты — не казни себя…
А н т и п а (тронут, наклонился, поцеловал сына в лоб; выпрямился). Ну, господь с тобой… Спасибо, брат! Это мне — хорошо… Помоги тебе бог за то, что сказал так.., Отец… отец, брат Михайло, это тоже ведь не просто — мясо, это — живой человек с душою, он тоже — любит! Ведь нельзя не любить-то! Нельзя — все радости в любви…
П а в л а (тихонько плачет). Господи… не понимаю я…
А н т и п а (ей, торжествуя). Видишь? (Сыну.) Ведь я тебя — как знаю? Когда ты ещё языком не владал — я уж боялся за тебя, сын… я думал про тебя: вот будет человек — самый близкий мне, вот это он и возьмёт на себя и труды и грехи мои, возьмёт, оправдает всю мою жизнь…
М и х а и л (очень взволнован). Нечем взять… Мне нужно — тетя Соня…
(С ним — обморок. Софья бросается к нему, Павла испуганно отскочила, Антипа опустился на колени, Целованьева около дочери, в дверях — Муратов.)
П а в л а (громким шопотом). Скончался!
С о ф ь я. Перестань.
Ц е л о в а н ь е в а. Доконали…
А н т и п а. Что с ним, а? Софья? Где доктор-то?
С о ф ь я. Доктор уехал… Дайте воды…
П а в л а (мечется). Вот… ну разве нельзя было придти к нему? Ах, жестокие!..
М у р а т о в (негромко). Вы бы не шумели!
П а в л а (сердито). Ах, оставьте… Что вам нужно? Не люблю я вас…
М у р а т о в (кланяясь). Это меня почти не огорчает…
М и х а и л (очнулся). Положите меня…
С о ф ь я (брату, Муратову). Берите его!
М и х а и л. Ничего, я могу…
(Отец и Муратов ведут его.)
М и х а и л (усмехаясь). Вот в каком я почете…
П а в л а (останавливая Софью). Что мне делать, что? Скажи…
С о ф ь я. Подожди, нужно к Мише…
П а в л а. Я тоже, кажется, умру, — скажи, что же, куда же я?
С о ф ь я. Подумай сама… Антипе ты — не жена, Михаилу — не сестра…
Ц е л о в а н ь е в а. Говорила я тебе — не надобно продавать свой-то угол!..
П а в л а. Оставь, мама!..
Ц е л о в а н ь е в а. Куда теперь спрячешься?..
С о ф ь я. Ты, Павла, много говоришь о любви, но — любить не умеешь ещё. Когда любят — всё ясно: куда и, что делать… всё делается само собою, и никого, ни о чём не надо спрашивать…
Ц е л о в а н ь е в а. Вот, вот!.. Без спроса живи… да! Очень хорошо учат тебя…
С о ф ь я. В солнечный день не спрашивают — отчего светло? А в твоей душе, видно, не взошло ещё солнце-то…
Ц е л о в а н ь е в а. Не слушай, Павла, речи эти, ой, не слушай!
С о ф ь я. А вы, Анна Марковна, много вреда приносите дочери вашей…
Ц е л о в а н ь е в а. Ещё бы те! Кто больше матери вреден? Нет, матушка, уж вы позвольте…
С о ф ь я (уходя). Я знаю, что с вами бесполезно говорить к об этом, простите, сорвалось…
Ц е л о в а н ь е в а. Иди, беги к любовнику-то скорее!..
П а в л а. Это — неправда! У неё нет любовника.
Ц е л о в а н ь е в а (спокойно). Нет, так будет…
П а в л а (ходит по комнате). Не взошло солнце…
Ц е л о в а н ь е в а. А ты — верь ей! Не про солнце надо думать, а про себя — как самой прожить тихо и с удовольствием… Все хотят жить с удовольствиями. Разбойника этого надобно тебе оставить, и барыня эта не подруга тебе — она тоже воровой породы. А мы — люди тихие. Деньги у тебя есть свои — двадцать пять тысяч… И ещё я… Со своими деньгами можно жить как хочешь: свой целковый — родного брата дороже… Мне в этом доме — тоже не привольно, а мне пора отдохнуть — сорок три года мне!.. Кто я тут?
П а в л а. Не про то вы говорите, не то! Зачем я вышла из монастыря?
Ц е л о в а н ь е в а. Со своим капитальцем и в монастыре барыней проживёшь. И я бы с тобой… Нет подружки верней родной матери… она всё понимает, всё прикроет…
П а в л а. Стойте… идёт кто-то…
Ц е л о в а н ь е в а. Уйти бы нам, а? Гляди, полиция скоро приедет.
П а в л а. Зачем?
Ц е л о в а н ь е в а. А как же? Я послала…
(Муратов входит.)
П а в л а. Ну, что он?
М у р а т о в. Устал, дремлет…
П а в л а. Он ведь не умрёт?..
М у р а т о в. Со временем непременно умрёт…
П а в л а. Когда? Не сейчас?
М у р а т о в. Точно не знаю когда…
Ц е л о в а н ь е в а. Вы бы, батюшка, не издевались над простодушием нашим…
П а в л а. Оставьте, мама! Ведь рана не опасная?
М у р а т о в. Револьверишко — слабый, пуля маленькая, скользнула по ребру и вышла в боку — это безопасно…
П а в л а. Ах, слава богу, слава богу!.. Василий Павлович, кажется, я сказала вам давеча дерзко…
М у р а т о в. О, не беспокойтесь! Я знаю христианские ваши чувства…
П а в л а. Я даже и не помню, что сказала…
М у р а т о в. Пустяки… уверяю вас…
Ц е л о в а н ь е в а. Встрёпана ты очень, Паша…
П а в л а (взглянув в зеркало). Ой, ужас! Что ж вы раньше-то не сказали?
Ц е л о в а н ь е в а. Время не было…
П а в л а. Вы — извините, я уйду…
М у р а т о в. О, пожалуйста…
П а в л а. Так что — Миша скоро встанет?..
М у р а т о в. Не знаю… Доктор сказал, что организм его очень истощён пьянством и распутством…
П а в л а. Ой, как вы…
Ц е л о в а н ь е в а. А ты иди-ка, иди! Не тебя это касается…
(Муратов садится в кресло у стола, согнулся, схватил голову руками, имеет вид человека, которому очень тяжело. Входит Софья, при виде Муратова её усталое лицо становится суровым. Он поднял голову, медленно выпрямился.)
С о ф ь я. Вы, вероятно, устали?..
М у р а то в. А вы?
С о ф ь я. Да, немножко…
М у р а т о в. Нужно отдохнуть. Я сейчас уйду. Но — прежде позвольте мне поставить один вопрос?
С о ф ь я (не сразу). Ставьте.
М у р а т о в. Я хочу подать прошение о переводе во Владыкинское лесничество — вы знаете, там лесничий застрелился…
С о ф ь я. Да, знаю…
М у р а т о в. Но если б я остался здесь — мог ли бы я расчитывать…
С о ф ь я (ударив чем-то по столу, решительно). Нет!
М у р а т о в. Позвольте, вы не дослушали! Я хотел спросить — могу ли я рассчитывать, что ваше отношение ко мне изменится…
С о ф ь я. Я поняла вопрос.
М у р а т о в (встал, усмехаясь). Шохин убил человека, но, право, вы относитесь к нему милостивее, чем ко мне.
С о ф ь я (не сразу). Может быть… вероятно… Что такое — Шохин? Он — честный зверь, он думал, что это его долг — убивать людей, которые крадут добро его хозяина. Но — он понял, что сделал, и всю жизнь не простит себе этого, теперь он относится к людям иначе…
М у р а т о в. Вы — ошибаетесь… как всегда…
С о ф ь я. В вашем лесничестве за семь лет ваши Шохины убили и изувечили несколько десятков человек…
М у р а т о в. Ну, не так много…
С о ф ь я. А сколько посажено в тюрьмы, сколько разорено семей из-за вязанки хвороста! Вы это считали?
М у р а т о в. Нет, конечно. И какое вам дело до этой статистики? Сударыня — всё это романтизм! Как бы вы приказали поступать с ворами?
С о ф ь я. Не знаю, но — не так! Ведь вот у нас — не воруют…
М у р а т о в. Н-но! Это — не факт, а только видимость, как говорит доктор, тоже романтик.
С о ф ь я. Нам нужно кончить этот разговор, — он возникает с каждой встречей…
М у р а т о в. Вы совершенно напрасно спорите со мною…
С о ф ь я (встала). Послушайте, Василий Павлович: да, вы для меня хуже Шохина, хуже любого пьяного мужика — мужика можно сделать человеком, — вы что-то безнадёжное… Мне не очень легко сказать вам это…
М у р а т о в. Не идёт к вам романтизм, хозяйка!..
С о ф ь я. Нелегко видеть вас таким, каков вы есть. Умный, образованный человек без любви к людям, без желания работать, — это меня отталкивает. Я видела, как вы гасли, как вы быстро теряли себя, развращали других.
М у р а т о в. Пять минут назад я слышал, как Анна Марковна мудро сказала: все хотят жить с удовольствиями! Это очень верно. Что стоят все эти якобы развращённые мною люди вместе с нашим племянником? Я раздавлю их, кто-то другой, или они сами медленно передавят друг друга — не всё ли равно?
С о ф ь я. Быть Мефистофелем в уездном городе — это очень легко, вы бы попробовали быть честным человеком!
М у р а т о в. Недурно сказано! Но что значит — честный человек?
С о ф ь я. Нам не о чём говорить.
М у р а т о в. То есть — вы не можете ответить. Ужасно одиноки вы… одиноки и бессильны!
С о ф ь я. Это неправда! Есть где-то люди, которые чувствуют жизнь так же, как я. Ведь ничего нельзя выдумать, можно только принять в душу свою то, что есть в жизни. В моей душе есть светлое — значит, оно есть и вне моей души; в моей душе есть вера в возможность иной жизни — значит, она есть в людях, эта благая вера! Я многого не понимаю, я плохо образованна, но я чувствую: жизнь — благо, и люди — хороши… А вы всегда лжёте на людей… и даже — на себя…
М у р а т о в. Я всегда говорю правду…
С о ф ь я. Это правда ленивых, самолюбивых, обиженных, что-то злое, гнилое. Это — издыхающая правда!
М у р а т о в. До сего дня она считалась бессмертной.
С о ф ь я. Нет, — живёт и растёт другая… Есть другая Русь, не та, от лица которой вы говорите! Мы — чужие люди… Не попутчица я вам, и — мы кончили, надеюсь?
М у р а т о в (взял с камина шляпу). Увы, но я уверен, что по пути к этой другой правде вы сломите себе шею, — pardоп! Бросьте-ка вы все эти фантазии и примите мою руку — руку человека интересного — э?
(Софья молчит, смотрит на него.)
М у р а т о в (отступая к двери). Подумайте! Мы поехали бы в Европу, в Париж — это гораздо забавнее города Мямлина. Вы — молодая, красивая, в Европе очень умеют ценить красивых женщин — сколько наслаждений ждёт вас! Я же — не ревнив, ваши маленькие шалости будут даже приятны мне… Мы бы прекрасно сожгли жизнь, э?
С о ф ь я (вздрогнув, тихо, с отвращением). Ступайте…
М у р а т о в. Это меня огорчает…
А н т и п а (сзади его, в дверях). Ну-ка, посторонись…
М у р а т о в. Н-ну-с? Прощайте…
А н т и п а. Прощай! (Сестре.) Уснул Михайло-то… Хорошо мы с ним поговорили… (Присматривается к ней, обернулся к двери.) Опять этот, бес зелёный, наплёл чего-нибудь? На что ты его привечаешь?..
С о ф ь я. Давно… лет шесть тому назад, человек этот нравился мне…
А н т и п а. Молода была… Уйти мне, что ли?
С о ф ь я. Подожди… Как хочешь…
А н т и п а (помолчав). Может, Михайло-то теперь меньше пить будет… а, Соня?
С о ф ь я. Что?
А н т и п а. Ну, ладно! Думай своё, я пойду…
С о ф ь я. Что ты спросил?
А н т и п а. Миша-то, мол, может, меньше пить станет…
С о ф ь я. Не думаю. Едва ли. Ты — не трогай его, оставь его мне…
А н т и п а. Я готов всё тебе оставить… А как же… с этой?
С о ф ь я. Отпусти её…
А н т и п а (тихо). Куда это?
С о ф ь я. Куда хочет…
(Антипа сел, молчит.)
С о ф ь я (подошла к нему). Что ты придумаешь иначе?
А н т и п а (угрюмо). Не в нашем это быту — с женами разводиться!
С о ф ь я. Какая она жена тебе? Ведь только мучиться будешь с ней…
А н т и п а. Нет, это не годится… Лучше я сам уйду. Брошу всё на тебя и уйду куда глаза глядят… Не для чего теперь жить мне… Эх, горько, что ты бездетна!
С о ф ь я (отошла, сурово). Кто меня за умирающего замуж выдал?
А н т и п а. Ну — я! Ладно уж. Зато — богатая ты, первая в уезде. Сильнее всех дворянишек… А дети… они не только от мужей бывают…
С о ф ь я. Милостив ты, да — поздно!
А н т и п а. Эх, Соня, Соня…
С о ф ь я. Что — эх? Никуда ты не уйдёшь, вздор это!
А н т и п а (задумчиво). Стыдно стало мне. Не так всё… не то! Греха — не боюсь; печаль — не люблю я… А меня — печаль одолевает, с ней — не жить, не работать…
С о ф ь я. Мне — не легче твоего, и печаль моя горше твоей, а я — не прячусь… Знал бы ты, как мучительно потерять уважение к человеку, как от этого сердце болит.. Знал бы ты, как я искала хороших людей, как верила найду! Не нашла… Поищу ещё… да…
А н т и п а. Несчастливы мы с тобой, Софья. Враги всё около нас.
С о ф ь я. Кабы — умные! Умный враг — всегда хороший учитель…
А н т и п а. Чему — учитель?
С о ф ь я. Сопротивлению. Вот — муж мой враг был мне, — а я его уважаю… многому он научил меня!.. (Подошла к брату, положила руку на голову его.) Ну, довольно! Остались мы с тобой одни, и будем жить — одни. А может, придут хорошие люди, поучат, помогут! Ведь есть же хорошие люди?..
А н т и п а (задумчиво). Коли себя хорошим не покажешь — не найдёшь хорошего. Это — твои же слова…
С о ф ь я. Вот и покажи! Ты — встряхнись. Вспомни: когда ты уступал, кому? Надо ли горю уступать? Не надо уступать!
А н т и п а (встал, расправил плечи, смотрит на сестру, усмехаясь). Просто всё у тебя, Софья, откуда это у тебя, господь с тобой? Давай-ка, обнимемся, единая ты моя… спасибо тебе!
(Обнялись, Антипа смахивает слёзы.)
А н т и п а. Ну, давай жить, давай спорить! Эх, начну теперь делами ворочать — земля поколеблется…
С о ф ь я. Вот это — больше на тебя похоже! Теперь ты — уйди… Мне надобно побыть одной… иди, милый! Мы с тобой — друзья, это хорошо!
А н т и п а. Не говори — зареву…
Ш о х и н (в двери). Исправник приехал с понятыми.
А н т и п а (сердито). Что? Зачем?
С о ф ь я. Кто звал?
Ш о х и н. Анна Марковна Василья посылала…
А н т и п а. Ну, я ж её…
С о ф ь я. Стой, я сама устрою всё! Не вмешивайся в это — не ходи туда…
А н т и п а (порываясь). Нет, я её — в окошко выкину, с дочкой вместе…
(Шохин широко улыбается.)
С о ф ь я. Шохин, не пускайте его. Слышишь? Сиди спокойно…
А н т и п а (мечется по комнате). Полицию позвали… на-ко вот, а? Ты чего рожу растянул?
Ш о х и н. Ничего…
А н т и п а. То-то! Думаешь, я и вправду пойду с тобой? Нет, уж пускай другие отступят, а я останусь на своём месте… Полицией пугают!.. (Остановился против Шохина.) И тебе идти некуда — брось это! За тобой грех пред людьми, на людях и оправдай его…
Ш о х и н. Да ведь теперь я тоже останусь… Теперь, чай, не мне уходить…
А н т и п а. Ну, вот… Шататься — стыдно! Вон — хозяйка-то наша, Софья-то Ивановна, как себя держит… а ведь — женщина!
П а в л а (вбегает). Антипа Иванович, там пришли…
А н т и п а (жестом останавливая её). Знаю! Полиция там… Ты — иди, с богом! Тебе бояться нечего, это твоя же мать позвала полицию. Ты — иди себе!.. Уходи…
П а в л а (с тревогой). Куда?
А н т и п а (отвернулся). Это — твоё дело… Прощай…
П а в л а. Куда же?..
А н т и п а. Мать — укажет… Прощай…
(Павла медленно уходит, Шохин уступает ей дорогу, наклонив голову, Антипа идёт к двери на террасу, остановился там, прислонясь лбом к стеклу. Шохин тяжело вздохнул.)
А н т и п а (не оборачиваясь, глухо). Прощай!
Занавес
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в 1913 или 1914 году отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания); в России до Октябрьской революции было опубликовано только первое действие пьесы в журнале «Современник», 1915, No 1, январь.
Пьеса написана, как явствует из переписки М.Горького с И.П.Ладыжниковым, не позднее лета 1913 года. Дата цензурного разрешения пьесы к представлению на сцене — 30 октября 1913 года.
Начиная с 1923 года, пьеса включалась во все собрания сочинений; печаталась по тексту издания И.П.Ладыжникова.
После опубликования «Зыковых» издательством И.П.Ладыжникова М.Горький вновь отредактировал текст пьесы.
Печатается по тексту машинописной копии, заново отредактированному автором и сверенному с рукописью (Архив А.М.Горького).