Париж, июль 1848

Мне снился восторженный сон:
Гас вечер на небе багровом,
И в воздухе грохот и стон
Носились в величьи суровом.
Вся улица кровью полна,
Весь город в смятеньи от страха —
И вон уж позорно видна
На площади черная плаха.
Под ядрами рушится дом,
Визжит и взвивается пламя —
И веет во пламени том
Кровавое красное знамя.
Работают дружно штыки,
Гремят вдалеке барабаны —
И ломятся массой полки
К завалам в народные станы.
А там уж последний упал —
Конец благородной надежде;
Но кто-то над павшими встал
В сияющей белой одежде:
Над облаком дыма, во мгле,
Стоял он на той баррикаде
С терновым венком на челе
И с мукой предсмертной во взгляде.
Он руки свои простирал,
Гвоздями пробитые руки,
И лик его кроткий дышал
Блаженством божественной муки.
Ветвь мира для мира всего
Держал он средь павшего стана,
И в правом боку у него
Сочилася новая рана.
Но тихо народ умирал,
Лобзая священные раны, —
А вечер во мраке вставал,
И били вдали барабаны…