Из сборника, изданного в 1916 г.

В ДНИ МЕЖДУЦАРСТВИЯ (1907)

В тиши монастырских таинственных стен
Стоит у окна патриарх Гермоген,
Как призрак, на лунном сиянье;
И думает старец: «Твой строг приговор,
Владыка! Возможен ли худший позор!?
Какое ещё испытанье?
В Москве златоглавой, в палатах, в Кремле
Кутят и пируют на царском столе
Пришельцы, лукавые ляхи.
Боярская Дума измену ведёт,
За польские деньги страну продаёт.
Изменница требует плахи!
Татары восстали – бушует Казань;
По сёлам сбирают грабители дань.
Бесплодны былые победы.
Повсюду – разбои, восстание, бунт.
Смоленск осаждает король Сигизмунд,
А с севера близятся шведы».
Вдруг шорох! То служка в дверное окно
С поклоном вручил патриарху письмо.
Писала рука Ляпунова:
«Есть добрые вести – Коломна, Орёл
И Тула желают стряхнуть произвол,
Ярмо чужестранца лихого;
С Поволжья от Нижнего движется рать.
Он думает к марту сто тысяч собрать.
Блестят шишаки и шеломы,
Колеблются копья, пищали трещат,
И веют знамёна, и песни звучат,
Как грозные вешние громы».
И вспыхнул, как молния, старческий взор.
Он верит – свершится небес приговор;
Он верит, что Русь возродится,
И хищников злых, кровожадных ворон,
Слетевшихся стаями, выгонит вон.
Он верит, что чудо свершится.
Он верит, что лживый боярский совет,
Где что ни боярин, то польский клеврет,
Изгонят народным проклятьем;
Русь выберет русского мужа в цари.
И молится старец до самой зари,
Склонясь перед Божьим Распятьем…
А в царских палатах всю ночь напролёт
Веселье у гетмана шумно идёт.
Бояре пируют на славу.
И делят Россию за бражным столом,
Клянутся, что верою, правдой, добром
Послужат царю Владиславу.

 

БЕЛАЯ НОЧЬ (май 1908).

Вместе с Маем весёлым к нам в гости пришла
Молчаливая белая ночь,
И тревогу с собою она принесла, —
Вновь до утра уснуть мне невмочь…
Я гляжу, как шевелятся тени в саду,
Где черёмуха юная нынче в цвету
И струит молодой аромат…
Я гляжу, как причудливо в светлом пруду
Отражается вешний закат…
Я внемлю перелётным словам ветерка,
И на сердце знакомая плачет тоска,
Просыпаются старые грёзы…
Белой ночи любовь, как река, глубока,
В ней блаженство и нега, и слёзы…
В ней – молитвы и тайны… В ней шёпот чудес
Опускается на землю с тихих небес,
Всё окутав таинственной дымкой…
И, туманный восторг пробуждая в крови,
Молодая весна, королева любви,
Облетает цветы невидимкой.

 

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ К.Р.

По воле царственной почившего поэта
На тихий гроб его цветов не принесут…
Но музу, смолкшую в прозрачный вечер лета,
Угасшей красоты божественный сосуд,
Мы властны издали почтить лучом привета.

Как ландыш искренний, она меж нас цвела,
Как чистая звезда славянских озарений.
Соловушка родной, друг северной сирени
В аллеях Павловская и Царского Села…

Цвела она, как лотос за стеклом,
В хрустальном алтаре мечтательного сердца.
Беллона хрусталя коснулася крылом.
Впустили смерть в алтарь разбившиеся дверцы.

Цветы и красоту, любовь и царство мира,
Славянской глубины заветный идеал,
Нам пела царственно-молитвенная лира,
А Марс, бог ярости, те струны оборвал.

Но песни, светлыя, как день, не умирают.
Заложено в мирах владычество добра.
К тобой воспетому, тебе родному краю
Придет, как май, счастливая пора!

Туда, в надзвездную обитель Назорея,
К тебе, проснувшейся от наших дел и слов,
От жизни доплывет, как белый лебедь рея,
Победный благовест родных колоколов.

 

 

НА УЛИЦЕ (1908).

Трепещет в отблесках заката
Река столичной суеты,
И тут же нищие ребята
Живые продают цветы.

И гроздья розовой сирени,
И ландыш, робкий друг весны,
Дрожат от шума и движенья,
Столичным блеском смущены.

Но всё ж они – милей и краше
В святой невинности своей
Всех гордых чар столицы нашей
И чище всех её затей!

Весь этот блеск, вся роскошь эта –
Одна пустая мишура,
Причуд искусственного света
Неплодотворная игра.

А жизнь так странно управляет,
Что в пышном вихре суеты
Босая бедность предлагает
Живые, чистые цветы.

 

МОНАСТЫРСКИЙ ВЕЧЕР (1908).

Плывёт из сумрачных церквей монастыря
Вечерний благовест, как волны, величавый.
Темнеют древние зелёные дубравы…
Горит за озером румяная заря…

В аллеях старого запущенного сада
Цветет черёмуха…и, прячась меж ветвей,
Поёт украдкою залётный соловей…
И льётся на душу вечерняя прохлада.

Из храма чистые несутся голоса,
Звучат торжественно молитвенные речи…
И будто слушают молитву небеса,
А звезды теплятся, как ангельские свечи.

Направь ладью сюда, измученный пловец
Людского, шумного, обманчивого моря!
Здесь – пристань тихая для страждущих сердец,
Здесь отдохнёшь от слёз и горя!

 

В ЗИМНЮЮ ДАЛЬ (1909).

Скрип полозьев… шорох снега…
Смех бубенчиков живой,
Лунной ночи блеск и нега,
Столб мелькнувший верстовой…

Ночь полна любви и ласки,
Ночь, как счастье хороша,
И в объятья лунной сказки
Мчится вольная душа.

Лес горит волшебным блеском,
Он в наряде кружевном.
Дед-Мороз с сердитым треском
Ходит в холоде ночном.

Тройка мчится словно птица,
Дух сжимается в груди,
Не тужи, душа-девица!
Будь, что будет впереди.

Эта ночь сегодня наша,
Нынче сердце, торжествуй,
Ты мне всех на свете краше,
Обойми и поцелуй!

Пей любовь, покуда пьётся!
Не гони  любовный хмель!
Вот навстречу нам несётся
С визгом пьяная метель.

Сердце бьётся словно птенчик
В клетке душной золотой.
Как серебряный бубенчик,
Смех катится молодой.

Все сомненья, все печали
Словно снегом занесло,
Только-б кони не устали,
Только-б солнце не взошло!

 

ПОСЛЕДНЯЯ ЁЛКА (1909)

В пышноцветном наряде стояла она
В барской зале на ярком паркете,
Как невеста на свадебный пир убрана,
И вокруг её прыгали дети.

И старушку больную на креслах ввезли
Поглядеть на веселие внуков.
Все подарки показывать ей понесли, —
Боже, сколько тут блеска и звуков!

Этот латы надел, тот гремит в барабан,
Внучки куклы несут заводные.
У старушки в глазах с непривычки – туман,
Плохо слушают уши больные.

И на ёлку задумчиво смотрит она,
Ей припомнились старые годы,
Утомлённой души золотая веста;
Были люди другие и моды.

Ей припомнились те беззаботные дни,
Когда утром, на цыпочках, в щёлку
Шли подглядывать с братом покойным они
На чудесную, пышную ёлку.

Вот последняя ёлка! И хочется ей,
Чтоб её погребальные дроги
Шли по мягкому шороху этих ветвей
Вдоль последней, последней дороги…

И ей чудится ёлки чуть слышный ответ:
«Я тебя провожу до могилы!»
И так сладок старушке рождественский свет,
Бесконечно-уютный и милый…

—   —    —

К ней в сердце любовь постучалась моя.
Но много соперников есть у меня.
Красивая Дерзость с павлиньим хвостом.
И скучное Ханжество с постным лицом.
Бескровная Скромность, фамильная Честь
И хитрая, скользкая, сладкая Лесть.
А больше всех страшен мне с виду пустой,
Но очень тяжёлый мешок золотой.
С ним трудно тягаться в открытом бою.
И нечем пополнить мне кассу мою.
Пусть днём эти гости сбираются к ней.
Я жду серебристых вечерних огней;
Лишь ночь и усталость повыгонят всех,
И наглый за печкою спрячется грех.
Вот тут-то, наперсница, действуй, моя,
И спой про меня ей звончей соловья.
К усталому сердцу тихонько прижмись,
Во всём, что ты знаешь, ему объяснись,
Пусть сердце наполнят напевы твои
Волшебною, тихою грёзой любви,
Чтоб страсти вечерней отрадную грусть
Припомнить средь белого дня наизусть.

—     —     —

В тени монастырского сада
Душистой черёмухи цвет
Шептал утомлённому сердцу
Чарующий вешний привет.

Берёзки, надевшие новый
Прелестный, прозрачный наряд,
Глядели в церковные окна
На чудный пасхальный обряд.

Вкруг церкви по спящей аллее
С хоругвями тихо мы шли
И бережно – кроткие свечи,
Зажжённые свечи несли.

В саду было смутно и чудно.
Под ласковой дымкой весны
С цветами в листве изумрудной
Шептались весенние сны.

Сияли прекрасные звезды…
Была ли то только мечта?
Мелькнул мне во мраке аллеи
Задумчивый облик Христа.

И слышал я сердцем, что все мы
Шептали молитву одну,
Молились Великому Богу
За нашу родную страну.

 

          ВЕСНА.

Улыбки, говор, смех, движенье…
Чарует неба синева.
Сегодня празднует Весна
Свой лучезарный день рожденья.
И для торжественного дня
Прибралась скучная столица.
Луч животворного огня
Упал на пасмурные лица.
И озарил каморки-клети,
Откуда выползли давно
На двор измученные дети.
А вдоль стены больничной мрачной
Берёзок сонных стройный ряд
В свой целомудренно-прозрачный
Оделся праздничный наряд.
Забудьте всё, чем жизнь грустна,
Ловите радости внушенье!
Сегодня празднует весна
Свой лучезарный день рожденья.

 

«Голос Руси» 23.07.1915

19 июля 

На проводах грозного года,
В тяжелые вещие дни,
Все та же молитва народа:
«Боже, Царя храни!»

Пусть буйно пылают пожары,
Пусть смерть рассыпает огни.
Не сломят нас злые удары!
«Боже, Царя храни!»

Взмывают германские волны
По нашим родным берегам.
Но русские скалы безмолвны.
«Царствуй на славу нам!»

Вечная память почившим!
Многая лета – живым,
Вражий набег истощившим,
Русским мечом огневым!

Славьтесь, родные дружины,
Ясно взирайте вперед
Всем вам послужит единый
Спаянный русский народ!

 

ГОДОВЩИНА.

Год, только год прошел, а мнится, что века
Над человечеством сменились в это время…
Но цель великая теперь недалека,
Как плод, готово пасть насыщенное бремя.

В день грознопамятный, единая, как встарь,
Под звон колоколов, не знающая смерти,
Россия говорит: «Великий Государь!
В победу полную и в дух народный верьте!»

По воле Господа безмерный путь пройдя,
Народ и армия друг друга любят свято.
Русь крепко верует в Верховного Вождя.
Вождь грозно верует в родимого солдата.

Да здравствует великая, родная,
Могучая бестрепетная рать!
Все для тебя, заступница земная,
Клянемся сделать мы, посеять и собрать!!

Пусть память вечная торжественно хранит
Всех, павших доблестно за честь родной державы.
Мы сложим памятник им выше пирамид,
Бессмертный обелиск народной вечной славы…

 

ОЧЕРК РАСТРЕЛЛИ (1915 г).

Я люблю этот ветхо-богатый
Опустелый помещичий дом,
Окруженный гирляндою статуй,
Обрамленный зеленым прудом.

Я люблю этот очерк Растрелли,
Эту белую сказку колонн,
Эти старые дубы и ели
И ночной золотой небосклон

Я люблю эти прошлые лица
На отцветшем слепом полотне;
Клавикорды в уютных светлицах,
Знак киота в углу на стене.

Я люблю это таинство рода,
Дух семьи, продолжающий жить,
Заставляющий сердце народа
С красотою былого дружить.

Как подснежник и лунные чары,
Как легенд переписанный том,
Я люблю этот милый и старый,
Этот белый помещичий дом.

 

 

В полевом лазарете

 

Ночь порвет наболевшие нити.
Вряд ли их дотянуть до утра.
Я прошу об одном, напишите,
Напишите три строчки, сестра.

 

Вот вам адрес жены моей бедной.
Напишите ей несколько слов,
Что я в руку контужен безвредно,
Поправляюсь и буду здоров.

 

Напишите, что мальчика Вову
Я целую как только могу.
И австрийскую каску из Львова
Я в подарок ему берегу.

 

А отцу напишите отдельно,
Как прославлен наш доблестный полк
И что в грудь я был ранен смертельно,
Исполняя мой воинский долг.

 

 

Газета «Голос Руси» 9 октября 1915 года

Дитя, когда б не власть Господня,
Повергли б мы у Царских ног,
Тебе из белых роз сегодня
Благоухающий венок.

Но розы с белою любовью
Ко Дню Народных Именин
Окроплены священной кровью
В грозу годины всех годин.

Пожди Дитя. Твой Ангел белый
Есть Ангел мира и любви.
Взирай на будущее смело.
Отрады детские лови…

Ты этот День проводишь свято,
Благословенное Дитя,
У сердца Русского Солдата
Вблизи Державного Вождя.

А в праздник будущего года
Ты жди от нас цветы побед:
И лавры Сербского народа
И Закарпатский златоцвет.

Русь будет счастлива и рада
Тогда сложить у Царских Ног
Из Заповедного Царьграда
Благоухающий венок…

Эти стихи были прочитана на одном из патриотических концертов певицы  Долиной и тронули материнское сердце Императрицы, о чем певицу известила телеграммой фрейлина Нарышкина.

 

БЕЖЕНЦЫ.

В превратности судеб приближенные к Богу,
Неуловимые, как тень,
Всем миром, как один, снимаются в дорогу
Из городов и деревень…
Пусть будет пожжено взлелеянное поле,
Пусть гибнет вещий клад крестьянского труда,
Но царственный народ ярма чужой неволи
Носить не будет никогда!

Он пламени предал насиженные гнезда,
Свои дома разрушил сам.
И к сердцу Родины уходит в ночь по звездам,
Доверив будущность славянским небесам.
О Русь! Ты – странница, приближенная к Богу,
Носящая Христа в истомленной груди.
Безропотна сильна и, победив тревогу,
К востоку в час ночной, к могуществу гряди!
Великой страннице рассказывают звезды,
Что вскоре океан надвинется назад,
Как в сказке, оживут разрушенные гнезда,
Поднимется посев. Воскреснет мертвый сад.
Полягут вечным сном непрошенные гости.
Пройдет над ними Русь державную стопой.
И в памяти людей, как зелень на погосте,
Все беды горькие окутает покой.

 

ЦАРЬ В ДУМЕ, 1916.

Шло солнце красное благословить алтарь
Под ясным хрусталем Таврического свода.
Пожаловал Великий Государь
Из ставки боевой к избранникам народа.

В томлении труда для жатвы новых битв
Смиренно радуясь паденью Эрзурума,
Предстали вместе там Источнику молитв
Великий Царь Руси и избранная Дума!

Да будет день тот свят! Живительным огнем
Блеснула по сердцам державная беседа.
Отечество и Царь молились об одном —
Победа! Полная победа!

 

МЕДЖИДИЕ
(посв. М.И.Плансон-Ростковой)

Когда в Великую субботу
Шли звонари к колоколам,
Свой флот на грешную работу
Послал кощунственный ислам.
Ползли турецкие галеры
Во мраке сумрачном, как тать,
Чтоб торжество Христовой веры
Кровавым буйством запятнать;
Чтоб смерть красавице Одессе
Послать с языческим алла,
Лишь запоют «Христос воскресе»,
Лишь зазвонят колокола.
Никто не знал, что недруг в море
Стоит, закутанный в туман.
В церквах, в часовнях и в соборе
Сбирались толпы христиан.
Никто не знал. Лишь Бог единый
Все знал и видел с небеси.
Он любит нрав наш голубиный,
Бог, сострадающий Руси.
Он не допустит злого ига.
Кругом Его — святой синклит.
Господь зовет архистратига
И в море быть ему велит.
В ночи смущен турецкий кормчий,
Ведущий тайну корабля.
Чудесный звон идет все громче
От волн у самого руля.
Вот ураган небесных крылий
Велит пирату отойти,
И ангел правит бег флотилий
По незнакомому пути.
Тогда вокруг вскипают волны,
Загрохотал подземный гул,
И вдруг «Меджидие» огромный,
Как челн рыбачий, затонул.
А в этот самый миг в Одессе
Священник, выйдя на амвон,
Провозгласил Христос воскресе,
И поднялся пасхальный звон.
Он обошел  весь город белый,
Ушел за дальний волнорез,
И море Черное пропело
Ему: воистину воскрес!

 

БОЛГАРИИ (1916)

Не за твоих ли спящих дедов
Шли наши деды и отцы
В ненастье зимнее отведать
Балкан холодные зубцы?
Не за тебя ль в снегах Балкана
Российский воин умирал
И вел на грозного Османа
Дружину Белый генерал?
И вот теперь, когда Россия
Вступив в безмерную борьбу,
Творит, как Божия стихия,
Славянства высшую судьбу, —
Ты лобызаешься с тевтоном,
От турка милостыни ждешь
И перед швабским жалким троном
С покорной лестью выю гнешь.
Скажи, в тот миг, когда ты пишешь
С османом тайный договор,
Из плевненских могил не слышишь
Ты мертвых ратников укор?
Ну что ж, в семье — не без урода.
Настанет день. Настанет час,
И для болгарского народа
Не будет места среди нас.
Снимая ратные доспехи,
Сойдутся наши племена,
Придут поляки, сербы, чехи,
А ты…останешься одна.

 

ДЕТСКИЙ СМОТР.

Котику Копыткину.

Сияя на утреннем свете,
По городу шумно прошли
Несметные русские дети,
Наследники русской земли.
Сперва они были в соборе,
Потом собрались у дворца.
Так чисто в серебряном хоре
Звучали малюток сердца.
Нет чувства – светлее и краше,
Чем эта святая любовь.
В них, в детях – грядущее наше,
Кипучая русская кровь…
За вас и за Землю Родную
Сражается взрослый народ:
Он кончит борьбу роковую,
А вы… подвигайтесь вперед!

 

ГЕРОЙ.

По шумным улицам столицы
Останки воина везли.
Вослед печальной колесницы
Солдаты раненые шли.

Я между ними друга встретил.
За гробом в уличной пыли
От брел, лицом все так же светел,
Передвигая костыли.

Он возвратил свой жар душевный
Из обагренных кровью мест.
Сиял торжественно и гневно
На нем Георгиевский крест.

Глаза орлиные глядели
Куда-то в сердца глубину.
Он мне сказал: «На той неделе
Я возвращаюсь на войну.

С военных птиц ширококрылых
Мы будем молнии метать.
Ведь, если я ходить не в силах,
Зато могу еще летать».

 

«СИВУЧ».

Сражаясь с целою эскадрой,
Как витязь сказочный, живуч,
Ты нападал на немцев храбро,
Железный маленький  «Сивуч».

Противу их водоворота
Воздвигнув доблести гранит,
Он защищал свои ворота
И пал, как древний Леонид.

А изумительные люди,
Безмерным мужеством тверды,
В крови стреляли из орудий,
Ложась на красные борты.

И весь, как молот, раскаленный,
Взвив флаг на мачтах и корме,
Он рвал, как лев ожесточенный,
Германских коршунов во тьме.

Отправив вниз большое судно,
Рой миноносцев разносил,
Малютка сказочный и чудный,
Вениамин балтийских сил.

Когда ж эскадра шаг за шагом,
Как змей опутала его,
Он с развевающимся флагом,
Стреляя, бросился на дно.

Да будет дивный подвиг флота
В народной памяти живуч!
Спи без печали. Без заботы,
Спи тихо, маленький  «Сивуч»!

 

    СЕРБИИ-СТРАДАЛИЦЕ.

Нам хочется молиться за тебя…
Через простор земной мы связаны любовью.
И сердце русское сжимается, скорбя
О сердце с родственною кровью…

Юница гордая, красавица-сестра,
Три года бьешься ты за право и свободу.
Бог будет милостив к отважному народу
Карагеоргия Петра!

Как стая хищных птиц на малого орленка,
Толпой со всех сторон накинулись они…
Друзья спешат… Полет их слышен звонко.
Друзья идут…Держись! Повремени!

Друзья из южных гор протягивают руки.
А здесь, на Севере, надеясь и любя,
Во дни томления, во дни славянской муки
Нам, русским, хочется молиться за тебя…

 

АНГЕЛ ТРЕЗВОСТИ.

Прошлый год в наши ночи жемчужные
В этом дому и в этом саду
Разжигались страсти ненужные,
И душа трепетала в бреду.
Под удары напевного молота,
Под усмешки болотных наяд
Юность, честь, и здоровье, и золото
Продавались за пагубный яд.
Но под купол хмельного усердия,
Налагавшего сердцу запрет,
Нынче тихо вошло милосердие
И поставили свой лазарет.
В ране Родины, нежно спеленатой,
Зарождается новая кровь.
Зацветает подснежник нетронутый,
Возвращается чудо — любовь.
Над долиною, кровью омытою,
Зреет семя, тучнеет покос,
И над статуей Вакха разбитого
Воскресает простивший Христос.

 

СТРУНЫ НАРОДНЫЕ.

Вся Русь, как звончатые гусли,
Теперь полна единством струн:
Звучит ли гимн, молитва ль, грусть ли,
Или воинственный Перун….

Любовь к страдающей России —
Вот наш единственный баян.
А прочат песни золотые
Освобождение славян.

Той дивной песни звук душевный
Из неземных далеких стен
Победу, милую царевну,
К нам привлечет в любезный плен.

Она придет, а вслед за нею
Над светлым будущим славян
Взойдет весна, цветя и грея.
Звучите гусли! Пой, баян!

 

ИЗ ПИСЬМА.

Словно в саване против ущелья
Грозно встала крутая гора.,
Там, сражаясь с врагом и с метелью
Подыматься придется с утра.

В злую полночь в стенах Баязета,
Стережа притаившийся бой,
Я припомнил спокойное лето,
Старый сад и свиданье с тобой.

И не страшно мне это безмолвье,
Не боюсь поклониться судьбe,
Потому что я крепок любовью,
И все мысли мои о тебе.

Помнишь сад накануне рассвета,
Помнишь розовый куст у скамьи?
Продолжается чудное лето
Для заветного цвета любви.

В эту полночь во тьме непогожей
В отдаленной и злой стороне
Ты, наверное, молишься тоже,
И все мысли твои обо мне.

Вижу комнатку, образ, лампадку.
Вижу каждую мелочь вокруг,
Платья белого каждую складку
И тебя, мое сердце, мой друг.

Я целую тебя без ответа
Так легко, чтоб не слышала ты,
И шепчу, что в стенах Баязета
Не осыплются наши цветы.

 

ГОРЕ БОЛГАРИИ ! (1916)

Шуми, несчастная Марица!
Рыдай, кровавая река!
Такая скорбь не повторится,
Даст Бог, в грядущие века!

Простить – нельзя! Исправить – поздно!
Нет власти грешникам помочь…
Но к ним в окно, как призрак грозный,
Стучись, река, и день, и ночь!

Шуми о том, что злую долю
Готовит вождь стране твоей,
Сменив турецкую неволю
На бич германских палачей…

Нам изменили наши братья,
Но Бог на многие века
Казнит их пламенем проклятья…
Шуми, кровавая река!

Рыдай о том, как в оны годы
Россия принесла тебе
В своей крови цветы свободы
И независимость рабе.

Теперь за прошлое сторицей
Твой край отплачивает нам…
Шуми, несчастная Марица!
Готовь детей к похоронам!

 

ЦВЕТЫ.

Белеет братская могила.
Там Польша, бедная сестра,
Восточных братьев приютила
Под кровом майского ковра.

И носят ласковые детки
На холмик с берега реки
Жасмин, и липовые ветки,
И полевые васильки

 

В НАБОРНОЙ.

В ночной тиши в пустой наборной
При жёлтом свете ночника
Судьба творит свой сон узорный
У типографского станка.

Как оловянные солдаты,
Выходят буквы, строясь в ряд;
На них серебряные латы
И древних витязей наряд.

Когда ж оне сомкнутся строем,
То ярко вспыхивают все.
Хвала таинственным героям,
Служащим мысли и красе!

И говорит букв сочетанье
Простые вечные слова:
Победа! Слава! Процветанье
В лучах родного торжества!

Им те слова и те молитвы
Передавала у станка,
Внимая вести дальней битвы,
Дрожа, наборщика рука…

 

      ПОЧАЕВ.

Меня влекут воспоминанья…
Я был там раннею весной,
Когда природа в обаянье
Встречала первый южный зной.

Когда, слиясь с теплом и светом
Всю обольстительную даль
Заволокли роскошным цветом
Черешня, яблок и миндаль.

На крутизне вершины горной
Сияла лавра, а вдали
Теснились лестницей узорной
Границы Галицкой земли.

И на такой же глыбе вечной
Венчая каменный пустырь,
Стоял прямой, остроконечный
Доминиканский монастырь.

Вид простирается чудесный
В том царстве веры и весны.
Там Пасхи Красной день воскресный
Я проводил в канун войны.

Туда тайком в одеждах пёстрых
Чрез пограничную тропу
Шли наши братья, наши сёстры,
В храм к Православному Христу.

Там лик Почаевской иконы,
Лик чтимый всеми и везде,
Сиял, лазурно-осветлённый,
Подобный утренней звезде.

И каждый, кто узрел от мира
Очей Небесных благодать,
Как бы прияв святого мира,
Не будет плакать и страдать…

Но вот я слышу – в лавру нашу
Проникли швабы – дикари,
Разбили дарственную чашу,
Перевернули алтари…

 

В АРМЕНИИ.

Их было несколько на площади у храма
В сожженном турками армянском городке
На красной мостовой, как мраморная драма,
Застыли беглецы, поникшие в тоске.

Там больше не грозит им наглый бич османа,
Но сразу оживить замученных нельзя…
Им все мерещится из горного тумана
Турецкое «алла», пугая и грозя.

Вот в чёрном женщина оплакивает мужа.
В горах, где прятались, как призраки, они,
В плечо он ранен был. А холод, дождь и стужа
Сожгли последние трепещущие дни…

И вот на площади он умер. Поглядите!
Шьёт саван женщина на каменном полу,
Из дивных кос своих серебряные нити
Вдевает медленно в холодную иглу.

Давно ль, красавица, чернели косы эти?
Давно ли дом твой цвел, храня семьи добро?
Но больше нет его… В лохмотьях плачут дети,
И только в волосах сияет серебро…