Старый служака

СТАРЫЙ    СЛУЖАКА

Проживает давно в деревеньке у нас
Отставной кавалер николаевский Влас,-
Он живёт у реки под горою,-
Я люблю поболтать с ним порою.
Вот на днях, возвращаясь с полей вечерком,
На мосту повстречался я с ним, стариком,
Пригласил к себе воина-деда,-
За чайком завязалась беседа. . .
-Как дела, кавалер?. . . Помаленьку живу. . .
После завтра пешком отправляюсь в Москву,
А оттуда помчусь на машине
К Севастопольской нашей твердыне!
-Что ты, старый!… Да то, что прощайся со мной,
Не вернусь я оттуда к сторонке родной;
Мне, ведь, жизни осталося мало,-
Я умру, где сражался бывало!. . .
-Ишь, что вздумал!.. Задумано это давно!
Говорят: умирать где-нигде — всё равно. . .
Ну. . . а мне захотелось, поди-же,
Лечь к товарищам старым поближе!
Что-ж и лягу!…  Ты выслушай, светик, меня:
Не забыть мне великого страшного дня,
Как с кургана Малахова сбила,
Наше войско французская сила!
Шли мы ротой работать тогда на редут,
Вдруг послышались крики: французы идут!
Засвистали и ядра и пули…
Тут к кургану и нас повернули…
Что там было, — всего рассказать не смогу,-
А про то, как «Малахов» достался врагу,
Я не знаю, дружок, до сегодня…
Значит, воля такая господня!
Шёл я с ротой, а вышел из битвы один!
И судил мне создатель дожить до седин,
И царём награждён, успокоен
Я старик, Севастопольский воин…
Я за службу имею и крест и медаль,
Пенсион получаю… а все-таки жаль,
Что четвёртая рота без Власа
Спит в могиле до страшного часа!
Спит она в Севастополе… стало-быть мне
Не рука умирать на родной стороне…
Умирать в Севастополь поеду!»
Тут вояка прикончил беседу.
Я взглянул на него… Набегала слеза,
Старику из- под белых ресниц на глаза,
Грудь его поднималась высоко
И вздыхал он протяжно, глубоко.
«Да! — сказал он, со мной расставаясь потом,-
Лягу там я в могилу с медалью, с крестом.
Будет рота четвёртая рада
Вот, мол, нашим заслугам награда,
Получил её дедушка Влас,-
Получил за себя и за нас».