Россия и Баторий

Барон Розен

РОССИЯ и БАТОРИЙ

 

 

ЕГО СИЯТЕЛЬСТВУ,

ГРАФУ КАРЛУ ФЕДОРОВИЧУ ТОЛЮ.

ПОЧТИТЕЛЬНЕЙШЕЕ ПРИНОШЕНИЕ АВТОРА

 

Р0ССИЯ и БАТОРИЙ

 

ИСТОРИЧЕСКАЯ ДРАМА

В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЦАРЬ ИОАНН ГРОЗНЫЙ.

ЦАРИЦА МАРИЯ.

ЦАРЕВИЧ ИОАНН.

ЦАРЕВНА ЕЛЕНА (Безмолвное лицо.)

ЦАРЕВНА ИРИНА.

БОРИС ГОДУНОВ.

БОГДАН БЕЛЬСКИЙ.                 Царедворцы.

ВАСИЛИЙ ГРЯЗНОЙ.

КНЯЗЬ ИВ. ПЕТР. ШУЙСКИЙ.

ШУЙСКИЙ-СКОПИН.                          Защитники

ХВОРОСТИНИН.

ОЧИН-ПЛЕЩЕЕВ.

БАХТЕЯРОВ.                                               Пскова.

РОСТОВСКИЙ-ЛОБАНОВ.

СТАРЕЦ ДОРОФЕЙ.

КНЯЗЬ ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ.

КОРОЛЬ БАТОРИЙ.

ГЕТМАН ЯН ЗАМОЙСКИЙ.

КНЯЗЬ АНДРЕЙ КУРБСКИЙ.

КНЯЗЬ ЕЛЕЦКИЙ. …………………….

ОЛФЕРЕЕВ.                                     Уполномоченные для перемирия.

АНТОНИЙ ПОССЕВИН, Иезуит.

ПОЛЬСКИЕ ПАНЫ и УПОЛНОМОЧЕННЫЕ.

КАЗАК КОЛЬЦО.

Бояре, Думный Дьяк, Придворные чиновники и служители, Русское и неприятельское войско, Жильцы, стража, народ Псковский и Московский.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ.

1-е ЯВЛЕНИЕ

Площадь. В глубине театра жгут на костре, доктора Елисея Бомелия; народ с удовольствием смотрит на сию казнь. Костер потухает. Всходит на лобное место

 

Думный дьяк.

Внемли, народ Московский православный,

Царя богохранимого наказ:

Вам здравствует ваш Государь державный!

Литва опять воздвигнулась на нас;

В святую Русь вступает в третий раз

Наш супостат, Король многомятежный!

Подходит он к Великой, край прибрежный

Опустоша; берет он города

Предательством, злочестием искусным

И жителей смущает словом гнусным.

Теперь на Псков идет; но никогда

Там не бывать ему! там нет измены —

Там Шуйские!.. Баторий расшибет

Свой лоб широкий о Псковские стены

И восвояси со стыдом уйдет.

Литвою к нам подослан был Бомелий:

Он извести хотел Царя; но Бог

Нам все открыл; его схватить успели —

И Царь его, в потеху людям, сжег!

Спокойны будьте: в поле войско наше,

И каждый ратник бодр и биться рад;

Царе-Государь, чуждаяся прохлад,

И день и ночь блюдет спокойство ваше.

Да ведает весе мир, что высока

Его победоносная рука!

Да ниспошлет Ему Всевышний здравие!

Да сгинет лютый, кровоядный враг!

Молись, народ: да никнет ересь в прах;

Да высится святое Православие!

(Сходит.)

(Выходят из толпы два жильца.)

 

1-й Жилец.

Досадно мне на наших воевод:

Проклятая оплошность, или трусость!

Баторию дают брать города;

Идет пальба; засада гибнет с честью,

Они ж не слушают ни краем уха!

Издалека глядят, разиня рот,

А подходить не смеют — стыд и срам!

Не ратники на битву вышли в поле,

А мальчики сошлись в горелки бегать!

Стал слишком добр и терпелив наш Царь:

Велел бы он их высечь на конюшне,

Как князя Ноздроватаго!

 

2-й Жилец.

Послушай,

Они не виноваты! Государь —

То выдает Всевышний, от чего —

Им запретил решительную схватку

С Баторием, велел беречь им войско,

Во охранение Царя и Царства.

Боясь невзгод, он молвил: «Промышляйте

И делом Государевым и Земским,

Как вразумит вас Бог!» И что ж? Господь

Единого Царя лишь вразумляет,

А Царь людей наказом умудряет.

 

1-й

Вестимо, так! а еслиб Государь,

В такое время, мимо книг Разрядных,

Ну хоть меня поставил в воеводы —

Не нужны б были мне и Полк Большой,

И Правая н Левая Рука;

К Запасному Полку их сопричислив,

Берег бы всех, по Царскому наказу;

Я скликнул бы отважный Яртоул

Из одного Полка Сторожевого

И спроводил бы проводы врагу —

Знай Русских!…

 

2-й.

Жаль, что ты не воевода!

Ну, брат, пора нам в Слободу к Борису

И донести, что деется в народе.

(Уходят.)

(Несколько человек выходят из толпы.)

 

1-й

Так! поделом сожжен наш душегубец,

Злой еретик, проклятый чародей!

Умел своим ужасным волхвованьем

Быть у Царя в любви и приближеньи;

И он-то, окаянный, наводил

На Государя чудо-страхованье

И за-море советовал бежать,

Понеже разорить хотел в конец

Святую Русь.

 

2-й

Изветами своими

Извел он много множество людей,

Боярскаго и княжеского роду;

По делу по врачебному живал

У Государя; как легко бы мог

(И думать страшно) зельем смертоносным

Отнять у нас и Батюшку Царя!

Знать вовремя Господь Царю внушил,

Потешить нас сожженьем душегубца!

 

3-й

А вы слыхали ли про чудеса,

Про чудные?

 

4-й

Слыхали слухи, братец,

Но нас они не больно уж пугают;

Нам стало за привычку слушать вздоры;

Повсюду бродят ведьмы, звездочеты;

Да всякая диявольская сволочь,

И чернокнижеством людей смущают.

 

3-й

Тебе, знать, не случалось видить чудо,

Что по небу ходило? говорят,

Звезда с хвостом, с опричнинской метлою

Помилуй, Боже!

 

4-й.

Экая причина!

Таких уродов будто бы и прежде

Не видывали наши старики!

 

3-й.

Видать-то видывали, но всегда

Перед грозой да страшною бедой!

Гадатели гадают нам, что некресть,

Король Баторий, матушку Москву

Сожжет до тла, а матушка Москва

Поныне не застроена совсем

От лютого татарского пожара.

 

1-й.

А думный дьяк что нам сказал: Король де

Пошел на Псков; пусть стукнет головой

О каменную стену, коль захочет; —

Ведь не таран и богатырский лоб.

 

2-й.

Что за беда, хоть бы он и сюда

Пожаловал? дадим ему отпор

Такой, что не узнает и своих, —

Как было Перекопскому Царю

При князе Воротынском, при покойном.

 

5-й.

Великий ратный муж, душа святая!

Погиб он понапрасну: злой холоп,

Мошенник, вор оклеветал его

Пред Государем! Божьими судьбами

Да волей Царской много казнено

Народу на Москве; видали мы,

Как режут, вешают, секут и жгут,

Сажают на кол, всячески терзают;

От навыку, кажись, окрепло сердце; —

Ан нет! не мог я муки неповинной

Честнаго старца видеть равнодушно:

Я прослезился и побрел домой.

 

3-й.

Послушайте другие чудеса,

Диковинки!

 

2-й.

Сюда их подавай!

 

3-й.

В день Рождества Христова, в Слободе,

Как сказывают, не из тучи черной,

А с неба ясного, из солнышка

Из красного, громовая стрела

В опочивальню Царскую упала.

(Некоторые в ucпуге творят крестное знаменье.)

 

4-й.

То знаменье, я чаю, не худое,

А доброе, коль правда;

Бог дает Царю христолюбивому орудье

Небесное на злобного врага.

 

3-й.

Еще слыхали люди, под Москвой

Чертовский голос громко вопиял:

«Бегите, Русские, бегите!» голос,

Невесь откуда, словно зверь ревет.

И вдруг, откуда ни возьмись, упал

Из воздуха болешой надгробный камень,

Да с надписью кудрявою, чертовской.

Велели Немцам надпись разбирать,

Но и они, с своим умом заморским

Да знанием вcecветныx языков,

Пришли в тупик и молвили: Не знаем,

Таких письмен не видывали сроду!

А Государь наш в мелкие куски

Велел разбить тот сатанинский камень.

 

4-й.

Так Русское железо крепче камня

Бесовского, когда его разбили;

И сила крестная и Русский меч

Как раз подрежут диявольские плутни.

 

1-й.

А знаете ль? вce эти чудеса

У нас затеял лютый Елисей;

Теперь, когда его послали к чорту,

Чертовщины не будет на Руси.

 

4-й.

Нам, темным людям, нечего бояться,

Али мудрить: Царь-Государь о нас

И день и ночь радеет и печется.

Расходится народ; пойдем и мы!

(Уходят.)

 

 

2-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Царская Палата в Александровской Слободе.

 

Борис Годунов. Ирина.

 

Годунов.

Царевна, сядь!

 

Ирина (Садится.)

Не называй мена

Сим именем, но именуй сестрою.

 

Годунов.

Моя сестра, Царевича жена!

Как высоко Господь тебя поставил;

Ирина Федоровна! Он и выше

Поставить может!!! — Чистый ангел, ты,

Во образе небесной лепоты

Не ведаясь с желанием надменным,

Сопряжена с Царевичем смиренным,

Единственно супруга любишь в нем, —

И твой престол в сожитии твоем!

Но я дышу величием священным,

Которым ты в женах облачена —

Моя сестра — Царевича жена!

 

Ирина.

И не тебе ли, Царскому любимцу,

Обязана я счастием своим,

Как славою твоей жила в девицах!

Когда народ унылый трепетал.

Опричнины свирепой, кровожадной,

И с ужасом на казнь людей взирал —

Тогда лишь ты, средь стаи плотоядной,

Был человек, от всякой крови чист;

И о тебе шла добрая молва

И горькие подслащивала слезы….

Кромешников не стало наконец!

Виновником счастливой перемены

Москва тебя с восторгом нарекала,

И я, мой брат, я сердцем ликовала.

 

Годунов.

Я за народ ходатайствовал тихо

У грозного и мудрого Царя;

Стяжал любовь обоих, успокоил

Святую Русь, и радуясь добру,

Творил добро, и милую сестру

В семье Царя разумно я пристроил.

 

Ирина.

Во времена, тяжелые для сердца,

Мирских сует чуждаясь и страшась,

Я к житию молчальному в тиши

Готовила девическую душу.

Но ты вбежал с веселой суетой

В мою светлицу и меня поздравил

Невестою Царевича — а я —

Ты помнишь ли? заплакала со страха!

Могла ль я знать, что Иоаннов сын

Столь кроток, добр, столе чист и свят душою?

В палатах Царских, от тревожной жизни

Он оградил себя наказом строгим:

Не говорят ему про шум мирской,

Про гнев Царя, про казни и опалы;

И с этих пор в палате мы живем,

Как будто бы в отшельнической келье:

Мы молимся, творим добро, ведем

Любви беседу в житии простом,

И с нами мир и тихое веселье,

И благодать, как бы в раю земном.

 

Годунов.

Счастлива ты! блажен, стократ блажен,

Кто мог избрать своим занятьем главным

Усердную и долгую молитву:

Он светлою душою в небесах

У Господа пирует за трапезой!

Таков удел Феодора и твой!

Но мне судьба назначила иной:

Я свойственник, любимец Государя;

Умы бояр я наставляю в Думе,

Где знают лишь старейшинство свое,

А над делами Государства дремлют

В бездействии ленивом и тупом.

Я бодрствую один, и день и ночь.

Тебе одной я открываю душу;

Скажу тебе: худые времена!

Король громит войной святую Русь,

Ругается над нами и Царем;

А Иоанн, сей крепкий муж державный,

Упадший духом, немощный душой,

Оцепенел в каком-то чудном cтpaxе —

И Царства мощь оцепенела с ним!

Как больно видеть: сильный Самодержец

Стал боязлив, и как младенец слаб;

Помазанник Господень, Громовержец

Дрожит как лист, упал во прах, как раб!…

 

Ирина.

Он рабствует пред совестью своей!

В его глазах, быть может, бродят тени

Невинных жертв; их смертный вопль, быть может,

Откликнулся теперь в его душе —

Он заглянул в безжалостную душу

И вспомнил Бога!… Бедный, бедный грешник!

Молитва наша да спасет его!

 

Годунов.

Он Короля считает суеверно

Орудием небесного суда!

Какой пример разительный для сына,

С которым он делился душегубством!

И, кажется, Царевич Иоанн

Постиг душой таинственные муки

Души отцовской! с тихим удивленьем

Сперва смотрел на мрачного отца;

Потом вздохнул, как бы уразумев

Плачевное расстройство дум и чувств,

И знаменье своих грядущих мук;

Он усмирил свой пылкий, буйный нрав

Раздумием глубоким и упорным.

Однажды я застал его (никак

Третьего дня) за грамотой последней

Андрея Курбского; и я спросил:

На что тебе изменника писанье?

И быль ответ мне: «Смелый, громогласный

Язык его доходит до души!

Изменник он, пусть так! но в правду пишет,

Что наша плоть есть град живого Бога,

Святая церковь, созданная Им;

А в ней душа Царева — голубица

С сребристыми крылами; а молитва

Царева, благовонная, как мирра,

Возносится к Господнему престолу!»

Впервые я такую слышал речь

Из уст его — и радовалось сердце.

 

Ирина.

Он не погиб еще, он может быть

Еще спасен! о, милосердый Боже,

Спаси его! Луч истины проник

В сей мрачный ум! теперь пора настала….

Дерзай, мой брат, дерзай во имя Бога!

Царевича из скверны извлеки,

И приведи к прямому покаянью,

И чистого поставь его пред Богом!

Молю тебя, во имя всей Руси:

Грядущего властителя спаси!

 

Годунов.

Его спасти? подумаю об этом!

Я мог бы быть Адашевым! Адашев

Не уцелел, к несчастию Руси,

А Иоанн пошел стезею прежней!

Мне право жаль Царевича: природа

Его умом державным одарила —

То ум отца! он, может быть, имел

И сердце матери! зачем отец

Ожесточил младенческое сердце

И душу отрока растлил злодейством —

Чтоб кровного товарища иметь

В пиру разврата!… Как теперь спасти

Царевича? он взрос среди грехов,

От ранних лет загряз в невоздержаньи;

Истощена душа и жизни мощь,

И потрясен состав его телесный!

До лет отцовских не дожить ему!

Отца спасли Адашев и Сильвестр,

Но та пора для сына миновалась!

Он без детей — и он умрет бездетен —

А царствовать Феодору придется!…

 

Ирина.

Живот и смерть в Господней воле! брат,

Спаси его, спаси! потом у Бога

Мы вымолим ему и долголетье,

Наследника державы, верных слуг —

А ты меж них будь верностию первый

И славою Адашева красуйся!

Феодор мой не мог бы быть Царем:

Ему ль судить, рядить, как подобает,

И строгостью обуздывать народ?

Он свят душой — не миру он живет!

 

Годунов. (После некоторого молчания.)

Да, можно бы умно, красноречиво

Его сманить с ужасного пути….

И, может быть, удастся мне спасти

Царевича — свершить прямое диво!

Святое дело — мне же в славу, в честь!

Единое на это средство есть:

Ко дружеской прибегнут укоризне,

Надеюсь я в душе его возжечь

Чувствителеность к поруганной отчизне!

Из сей души могу еще извлечь

Один порыв достойный, благородный:

За нашу Русь он опояшет меч,

Воздвижется на труд богоугодный —

А там что будет, выдает лишь Бог….

Но сделал я, что только сделать мог!

 

Ирина.

Да умудрит тебя Господь! пойду:

Молитвы час настал; Феодор ждет!

 

Годунов.

Иди, сестра, молись и за меня.

(Ирина уходит.)

 

 

 

3-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Годунов. (Один.)

Молись с своим Царевичем, Ирина!…

Тебя одну, мой друг, я допускаю

В моей душе беседовать со мной …

Но в ней скрываю — даже от тебя —

Чудесный сон, потешную игру

Высоких дум, виденье наяву!

В тy ночь, когда Царевной стала ты,

Я, свадебным вином разгореченный,

Не мог уснуть…. в моем уме толпился

Бесчисленный народ, и падал ниц

Передо мной, и вопиял: «Будь Царь!»

Для Господа несбыточного нет!

Чего еще? усматриваю сам

Чудесного события возможность!

Мне кажется, cиe виденье стало

Пружиною всех помыслов моих!

Я не кривлю душою, я иду

Прямым путем; а к выгоде моей

Все клонится, как бы само собой —

Или мой ум событиями правит!

От имени святой Руси воздвигну

Царевича на лютого врага —

Святое дело…. между тем мне снится

Царевича погибель в этом деле!

Ужель мой ум его судьба? пусть так —

Я сердцем чист! — Одно меня тревожит;

Мне помнится, мой чудный сон в то утро

Изображен был ясно на лице

Василья Шуйского! ужель постиг

Он мысль мою, иль снилося ему

Тож самое? нет, нет! то быть не может —

Иль он глупец (Смотрит в окно.)

Вот, возвратился Царь!

Он все угрюм, как был; медвежья травля

Знать не могла развеселить его!

(Уходит.)

 

 

 

4-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

 

Царь, задумчив и мрачен, с жезлом своим; за ним Царевич Иоанн; оба садятся; несколько Царедворцев; впереди Богдан Бельский и Василий Грязной.

 

 

Царь (Царевичу.)

Я думаю, теперь отец Антоний

У Короля и действует за нас,

Я улестил его великой честью.

 

Царевич.

Мне веры в нем неймется, Государь!

Желает он добра не нам, а Ляхам;

Он хитрая Батopиeвa тварь,

И ласк твоих и почестей не стоил.

 

Царь.

Как ни хитер, но нас не проведет!

Он службу нам сослужит в пользу Папы,

Доставит мир, надеясь тем меня

Склонить к соединению церквей —

А мы тогда увидим, кто хитрей!

 

Царевич.

Увидишь: мир он нам такой доставит,

Что стоило б повесить миротворца.

 

Царь (стуча жезлом.)

Зловещий вран!.. Зачем меня тревожишь?

Ну, на кого надежду возложить?

На воевод? ни одному не верю —

Кто нерадив, кто глуп, кто малодушен;

У них у всех в душе сидит измена,

Что в клетке зверь! все — Ковельские князи!

Безстудствуют душою против Бога;

Им не далось владеть мечом за Русь,

А грамота далась …. проклятый Курбский!. ..

(Молчание.)

Вот до каких мы дожили времен!

Я трепещу за Русь, за Православее,

И за семью свою и за себя!

Спасенья нет! я должен был искать

Спасителя и друга в иноверце!

Король трубит в военную трубу —

А наши тверди падают пред ним

На этот звук, что стены Ерихона!

Как поглядишь, — везде одни враги!

А не найдешь ни одного слуги,

С усердием и с доблестью воинской —

(Задумывается.)

Князь Михаил Иваныч Воротынский…

(Удивленные бояре друг на друга глядят изподлобья.)

 

Грязной (подходит изгибаясь.)

Господь хранит великого Царя;

Святая Русье твоя — Израиль Божий!

Мы все твои усердные холопи!

Вещай: «На смерть идите!» мы пойдем

И ляжем до последнего! вещай:

«Добудьте мне победу на враги!»

И мы добудем — волею Господней

Да счастьем Государевым!

 

Царь (с презрителеной улыбкой.)

Добудешь!

Ай, молодец! скажи: давно ли Крымцы

Тебя в торок ввязали, словно зайца?

Вот каковы все витязи мои!

Две тысячи рублей истратил я

На выкуп твой — не стоишь и полушки!

 

Грязной.

Един лишь ты по истине умеешь

Своих людей ценить. Но если я,

Твой верный раб, не стою и полушки,

Чего же стоил Воротынский князь?

Изволишь вспомнить: этот негодяй,

Лукавому свою продавши душу,

Задумал знаться с ведьмами, волхвами,

Чтоб извести Величество твое;

А мы его поджарили немножко!

Ты отпустил на покаянье душу;

Но бесы с ним столкнулись на пути

Ко Белоозеру и утащили

Свою добычу, чтобы в свой черед—

И лучше нашего — поджарить!

 

Царь.

Правда!

Он извести меня хотел, злодей,

Адашевец, изменник! я за это

Казнил его жестоко! Но одной

Довольно казни — страшен суд небес!

Богдан! велел синодик написать

Да разослать по всем монастырям,

Чтобы везде молились за страдальца,

Чтобы Господь помиловал его!

Он был уж стар, но выбыл слишком рано,

И честь ему за пораженье Хана! (Бельский, уходит)

(Грязному.)

Чего он стоит, спрашиваешь ты?

Он витязь был! а ты — смердящий пес!

 

Грязной.

Прости меня! не умудрил Господь

На этот раз холопа твоего

Тебя потешить речию угодной!

Васюк тебе, как верный раб, служил;

Твоих врагов в Крыму перекусал;

Дрался, как витязь, в битве благородной…

 

Царь.

Единожды будь сказано в разсуд:

Не стоишь ты опалы, глупый шут!

 

 

 

5-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и Борис Годунов.

 

Царь.

Что нового, Борис! пришла ли весть

Из города? спокоен ли народ?

Что говорят? боятся ль Короля?

 

Годунов.

Сейчас гонец оттуда; слава Богу,

Спокойно все! народ не унывает,

Надеется на сильного Царя;

Но женщины подняли было шум

На площади.

 

Царь (вздрагивая и бледнея.)

А что такое?

 

Годунов.

Вдовы

Убитых ратников, скучая вдовством,

В толпу собравшись, бегали как дуры,

И плакались и громко вопияли:

«Вы дайте нам других мужей, мужей!»

И весь народ сбежался да смеялся,

И сделалась большая кутерма.

Но вышел дьяк на площадь в смирном платье,

Упрашивал народ унять безстыдниц,

Доказывал из летописей древних,

Что женский бунт ужаснейшее дело,

И паче язвы, производит смуты.

Потом велел он розги принести:

«Вот вам мужья!» раздался общий крик;

Мятежницы перепугались, вдруг

Утихли все, смиренные, как овцы.

 

Царь.

Их обнажить да расстрелять!… Постой!

Не верится, чтобы своим умом

Задумали мятежницы шуметь!

Их научил какой нибудь злодей,

Подосланный коварным супостатом;

С ним заодно, быть может, и бояре….

Bcех изловить мятежниц, всех пытать,

Чтоб истину разведать; а потом

Виновнейших казнить, других постричь!

Как думаешь, Царевич?

 

Царевич.

Враг суровый

И так уже казнит святую Русь —

Пускай живут молоденькие вдовы!

Они мужей лишились на войне;

Поплакали, соскучились одни

В супружеской постели; просят громко

Других мужей, быть может, для того,

Чтобы до нас дошло их челобитье!

Так стоит ли пытать, постричь, казнить

За женскую забавную затею?

В душе своей их осудить не смею,

Когда я сам женат уже на третьей!

 

Царь (в сторону.)

Я на седьмой!

(Громко.)

Так что же с ними?

 

Царевич.

Жены

Мужей, на ратном поле убиенных,

Суть дочери Царя и Царства — надо

Им пособить!

У нас во всех тюрьмах

Невольников иноплеменных куча!

Красивейших и лучших избери,

Которых кровь способна разыграться;

Им предложи: — иль вечную неволю,

Или жену из ратниковых вдов,

И Православие, и волю, лепоту,

Земли участок, несколько казны,

И крестное в подданстве целованье —

Так думаю, что явится не мало

Охотников до наших юных вдов!

Коль всякая из них по одному

Родит младенцу, выигрыш не мал:

Умножится народонаселенье —

Вот лучшее для Царства приращенье!

 

Царь.

А ты, Борис, что молвишь?

 

Годунов.

Государь!

Клянусь тебе, что в городе все тихо.

Я много там имею языков,

Невидимо присутствую в беседах

Семейственных, на пиршестве бояр,

На площади градской, в ряду торговом;

И все места, куда не шлет и солнце

Своих лучей, проникнуты вниманьем

Усердных слуг — и так-то, Государь,

Ты вездесущ в своем великом Царстве

И, словно Бог, глядишь в сердца людей.

Народ тебя с восторгом всюду славит

За казнь Бомелия: она для них

Есть знаменье ycпеxa на войне

С Бaтopиeм, и счастья твоего!

Народ готов, по манию Царя,

Всех, годных к службе ратной, выслать в поле;

Судьба войны в твоей державной воле!

Мгновенный шум был только дело женщин;

Виновнейших, как должно, наказали.

В монастырях довольно богомолиц;

А женщина нужна в быту мирском,

Как первая рабыня в доме мужа;

Нужна, как мать, кормилица и няня

Грядущих слуг великого Царя!

Мне кажется, Царевича совет

Согласен с Государственною полезой

И явственно выказывает ум

Наследственный великих Иоаннов!

Тебе решить, Надёжа-Государь!

Един лишь ты, Помазанник Господень,

Премудростью Господней осенен!

 

Царь.

Подумаем об этом в Царской Думе —

Теперь иным мы заняты. Какой

Из степи слух? что князь Василий Шуйский?

 

Годунов.

Он бодрствует, спокойно Крымцев ждет;

Но слуха нет о них, и Хан нейдет —

Он берега Лопасни видно помнит.

 

Царь.

Что изо Пскова долго вести нет?

 

Годунов.

Оттуда весть третьяго дня пришла.

Исполнен Псков воинственного духа,

И воеводы твердо помнят клятву,

Перед Иконой данную Царю,

И привели к торжественной присяге

Всех Псковитян, от мала до велика,

И все с восторгом целовали крест:

Иль отстоять великий Ольгин град,

Иль умереть в святых его обломках!

 

Царь.

Борис! не верь мгновенному порыву

Похваленых чувств! восторг, как огнь потешный,

Прекрасно вспыхнет, с шумом отгорит —

А менее в нем пользы, чем в лампаде,

Что в келии убогой тускло светит.

Не верь, Борис! простынет сей восторг,

Забудется торжественная клятва, —

Во след другим и Ольгин град падет!

Душа людская Богу непослушна,

Своим страстям злохитрая раба;

К деяниям великим равнодушна

И в грозных испытаниях слаба!

Я Курбскому когда-то слепо верил,

Держал его, как брата, в сердце; с ним

Беседовал, что с другом задушевным.

Когда нужда большая мне случилась:

Иль самому в Ливонию отбыть,

Иль лучшего отправить воеводу,

Который там Царя бы заменил —

Я Курбского призвал в опочивальню,

Честил его родителескою лаской

И говорил: «Иди и побеждай!»

И он клялся многошумящей клятвой,

Что он готов истощевать по капле

Всю кровь свою за Русе и за меня;

Что тысячи б желал себе смертей,

Чтоб милости великой быть достойным….

И он клялся и плакал, целовал

Мою десницу пылким целованьем —

Клялся, как муж, и плакал, как младенец —

И верил я!… Казалось мне, я прямо

Ему смотрел в растроганное сердце,

Где не было ни тени зла…. я верил

Тому, кто верно столько лет служил,

И дружески его притиснув к груди,

Я говорил: «Ты Царства столп и сила,

Ты жезл Царя — будь для врагов бичем!»

И что ж мой жезл! как Моисеев посох,

Он обернулся змеем и пополз

К Баторию …. Король его приял —

И лютый змей в его руках опять

Стал жезл — и бич на Царство и меня!…

 

 

 

6-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и Б. Бельский.

 

 

Бельский.

Исполнено веление твое,

Написано к отцу Митрополиту.

 

Царь.

Поведай мне, Богдан, слуга мой ближний,

Оружничий, хранитель и любимец!

Как станеше ты хранить мою особу

Во дни невзгод, когда падет и Псков

И Новгород; когда Король приступит

К самой Москве, когда Господь предаст

Баторию все отчины мои,

И Русь святая будет под ногами

Коней его?…

 

Бельский.

Всевышний не допустит

Еретика низвергнуть Православее;

Мольба Царя пред Господом сильна —

И нечего бояться нам, покуда

Кормилом Царства править Иоанн,

Гроза врагов и Царств завоеватель,

И первый в мирe Скипетродержатель!

Но если бы Баториева сволочь

(Чего нас, Боже, сохрани) по нашим

Грехам, преодолела города

И рать твою бесчисленную; если б

Господь простер свой гнев великосильный

До Царского порога твоего —

То стал бы я с мечом на сем пороге,

Как на мосту тот Римлянин отважный —

И мысль, что я последний Царский страж,

Mнe придала б прославленную силу

Богатырей — и я единый спас бы

Великого Царя, и с ним всю Русь,

Как Римлянин единый спас весь Рим!

 

Царевич.

Зачем искать в чужих бытописаньях

Примера чудной доблести и силы?

И в наши дни Стрелецкий Голова,

Наш Русский витязь чудо совершил —

Уже ли вы забыли Кошкарева

И Лаиса славнейшую защиту?

 

Царь (со вздохом.)

И он казнен!…

Но если ты, мой Коклес,

Свою главу положишь на пороге, —

Тогда, скажи, что сбудется со мной?

 

Бельский.

Тогда — тогда ты сам своя охрана

Величеством и святостию сана!

Ты гневно взглянешь — молния сверкнет —

Врагам отпор твой Царский взгляд единый!

Речешь — и гром вселенну потрясет

И заглушит Литовский рев звериный!

Смирением проникнут дух людей

В обители Царя, как в Божьем храме —

И невредим ты будешь средь зверей –

Как искони Пророк во левиной яме!

( Молчание.)

Нет, не дойдет до крайности такой!

Когда Король нас одолеет в поле,

Тогда возьмусь злодея извести

Иль зелием, иль хитростью счастливой —

Тут нет греха: он церкви враг строптивый,

Султана раб, Лукавый во плоти,

Святой Руси неистовый мучитель,

Разбойников поганый повелитель!

Как бы то ни было, а погубить

Его должно — его конец потребен!

И до лица земного будем бить

Тебе челом, да Богу петь молебен!

 

Царевич.

Нечестно!

 

Царь.

Ах! ты млад и неразумен!

(Встает.)

(Бельскому.)

Давай-ко в шахматы играть, гадать

О жребии войны: ты будь Баторий,

Я Русский Царь! не поддавайся только,

Не шашничай, а шашками владей,

Как следует, и как умеешь ты,

Без всякого лукавства — и увидим,

Кто победить другого? ты ведь знаешь,

Я не сержусь, когда твоя возьмешь.

 

Бельский.

Я никогда не поддавался — но —

Что делать мне, когда твой Царский ум

Выдумывает чудные затеи

И действует решителено, и держит

Meня в тисках, как раз перехитрить!

Я как ни бьюсь, но не остерегусь,

И рад не рад — а вечно слушай: мат!

 

Царь.

Да, я игрок искусный; но теперь

Ты счастием Батория сыграешь —

И победить меня не мудрено!

(Уходит; за ним все Царедворцы, кроме Бориса, который, дошед до дверей, останавливается и ворочается к Царевичу Иoaнну, оставшемуся, на своем месте.)

 

 

 

7-е ЯВЛЕНИЕ

 

Царевич Иоанн и Годунов.

 

 

Годунов.

Не радостен, не весел ты, Царевич!

 

Царевич .

В душе моей темно!

 

Годунов.

Развеселись!

И не довольно ли единой мысли,

Что ты Царевич и Наследник Царства,

Чтобы душа восторгом разыгралась!

Для нас темно грядущее, как ночь;

У нас одна мольба, забота, дума:

Как бы Царя и Бога не прогневать

И тягостной опалы не навлечь!

Твоя же судьба легка и беззаботна,

И будущность твоя озарена

Златым венцом, что солнцем лучезарным!

Когда нибудь его наденеше ты —

И будешь Царь! Объял ли ты умом

Широкий смысл сего святого слова?

То райский звук единый на земле!

Ты будешь Царь — разумная душа

В великом теле Царства, по своей

Премудрой воле движущая члены,

Как по небу Всевышний движет звезды.

Какой простор для власти, для ума,

Для славных дел и благодатных действий!

В твоей руке всесильной держишь Царство,

Как яблоко; иль в крепкие объятья

Приемлешь Русь, что милую жену!

Ты улыбнешься — солнце просияет,

И веселей забьются все сердца;

Нахмуришься — и люди затоскуют

И тяжело вздохнут, главой поникнув.

Твой Царский гнев есть гром мирокрушенья,

А твой восторг — святой народный праздник

Ты на земле Господень представитель —

В златом венце всевышний Человек!…

 

Царевич.

Мне надоел ласкателей язык;

Он причинил большое зло, и мне

И моему отцу: все лесть да лесть,

А истины от вас и не дождешься,

Покуда вы в чести и приближеньи!

Измените — замолвите нам правду,

Как Курбский! Что ж? спасибо и за это!

 

Годунов.

Напрасно ты считаешь лестью то,

Что истина в благообразном виде!

У Курбского она нага, мерзка;

Ругается, как баба площадная,

Когда пьяна! но истинная правда,

По совести сказать, не такова!

Она скромна, что красная невеста;

Гнушается безстыдной наготой;

Словечко молвить в пору да у места

И держит лик под женскою фатой!

Я говорил тe6е о Царской власти

Восторженным и громким языком;

Но между тем достаточно напомнил

Тебе и долг властителя, сказав,

Что ты когда-то будешь править нами,

Как правит Бог небесными звездами!

 

Царевич .

Борис, Борис, ты ловкий человек!

 

Годунов.

Пусть ловок я, но все же не лукав;

Служу Царю по совести — и прав!

Мой первый долг слепое послушанье;

Второй мой долг, в почетном думном званье

О выгодах отечества радеть;

А весь мой долг — и жить и умереть,

Как крестное велит мне целованье!

 

Царевич.

Известно мне, ты ревностный слуга;

Своим умом ты первенствуешь в Думе;

Любовию к Властителю в народе;

Невинностью душевной ты велик,

И праведен и свят передо всеми!

Да, среди скверн Содома и Гоморры,

Среди кровей ты, чудный человек,

Остался чист от скверны и от крови!

Любимец Царский, ты еще любим,

А Вяземских, Басмановых не стало —

Се Божия ко праведнику милость!

Завидую тебе: твоя душа

Не выдает холодной пустоты

И тяжести противных пресыщений —

Мучительных последствий жития

Развратного и жадного к бесстыдствам!

Вот я каков! подобною душей

Мне не цвести, не радоваться мысли,

Что я Царевич и Наследник Царства!

Но если бы (о чем я никогда

Не думаю, чего и не желаю)

Мне довелось наследовать Престол, —

То я б искал себе таких друзей,

Помощников таких, как ты, Борис!

Ты будешь лучше, чем Адашев был,

И у меня жены не отравишь.

 

Годунов.

Благодарю на милостивом слове;

Но к самому себе ты сдишком строг:

Твои грехи суть только — заблужденья!

Восколыхалась молодость твоя

От бурного страстей своих избытка —

И разлилась разгульно чрез края,

Как пена благородного напитка.

 

Царевич .

Но жизнь моя запенилася слишком —

И так, что вся перелилася….

 

Годунов.

Нет!

Осталося довольно для Руси;

Для самого тебя! Царевич, вспомни:

Ты сын отца, столь славного добром,

И милостью и ратными делами,

Пока грехи людей не преложили

На грозный гнев сей милости святой!

Лилася кровь людская…. может быть,

Погиб в толпе виновных и невинный —

Но виноват не судия; виновны

Наветники со лживою уликой!

Ты сын блаженной матери, чья память

Столь дорога для Русского народа!

Святая Русь цвела ее молитвой,

И счастием ее отец твой был

Грозой врагов — и Государства пали

К его стопам, и он держал ее

В такой любви у сердца своего,

Какою жен своих других не мог

Уже любить. Вот слишком двадцать лет,

Как от земли отшел сей ангел чистый —

А заведи о ней беседу с тем,

Кто знал ее — вздохнет от сердца, молвит:

«Царица Анастасия!»  и око

Наполнится невольною слезой.

Ты сын таких родителей, Царевич!

Так ты залог и знамение благ,

Какие нам готовит Промысл Божий.

Во светлое правление твое!

 

Царевич .

Я был дитя, когда скончалась матерь;

Но лет шести, я мог бы неустатно

Священный лик родимой сохранить….

А я забыл — будь сказано в укор!

К нам собрались шуты и скоморохи,

Безбожники, льстецы и разный гад,

И шел у нас широкий пир разврата —

И некогда мне было заводить

С душой своей беседы, или память

О матери блаженной вопрошать!

Теперь, как ты с любовию о ней

Заговорил, так в памяти моей,

Что в зеркале, заветный лик явился….

Она, как бы живая, предо мной,

С родимой лаской, с красною красой,

И с нею век минувший воротился….

( Задумывается.)

Мне помнится недуг ее тяжелый,

Пожар в Москве, и няни плачь и слово:

«Ты сирота, Иванушко Царевич —

Скончалася родимая твоя!»

Мне помнится, как привели меня

В последнее с покойницей проститься;

Как, наклонясь на помертвелый лик,

Я целовал холодные уста….

Мне помнится, простертый на полу,

Отец рыдал; его с моленьем слезным

Священники под руки подымали….

 

Годунов.

Здесь в Слободе живет один старик;

Он, летопись живая, поколенью

Новейшему о матери твоей

Передает заветные сказанья.

О милости одной тебя он молит;

Он кланяться желает головой

Рождению Царицы незабвенной,

Которую он памятствует сердцем

За Царские великие щедроты.

Но я тебе поныне слово молвить

О нем не смел. Теперь опять он здесь;

Прикажешь ли пустить его?

 

Царевич.

Пусти!

Я очень рад: он будет говорить

О матери!

 

Годунов. (подошед к дверям.)

Пустите старика!

(Задумчиво расхаживает по сцене и говорит про себя.)

Порядочно он вытвердил наказ:

Что говорить, как говорить, когда

Коснется речь Адашева; увидим!

(Опять подходит к двврям.)

(Громко.) Иди, старик!

 

Царевич.

Ну, что ж нейдет?

 

Годунов.

Впервые

Он молится святым Иконам Царским:

Да умудрит его Всевышний смыслом,

Как должно речь вести с тобою.

 

 

 

8-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Сребровласый старик с посохом; издали кланяется в пояс, а подошед, в ноги Царевичу.

 

 

Царевич .

Встань!

 

Старик  (встает.)

Мы здравия желаем Государю

Царевичу!

 

Царевич .

Я милостив к тебе,

Старинушко! не бойся ничего,

Да говори про времена былые,

Минувшие.

 

Старик.

Так наконец Господь

Меня сподобил милости великой,

Увидеть очи ясные твои,

Да кланяться сединами своими

Рождению Царицы Анастасьи!

 

Царевич.

Ты про нее рассказывай подобно;

Я столько лет про матушку свою

Ни одного словечка не слыхал;

А я тебя пожалую! ты знал Покойницу и помнишь?

 

Старик.

Как не знать! Я завсегда в молитвах поминаю

Родимую и буду поминать

До гробовой доски!… Душа святая!

Когда ее помянешь, так от сердца

Отляжет все, что сердцу тяжело;

На добром слове про нее в уме

Становится светло, как на молитве;

И молодость играет в старике,

И многое хотелось бы сказать,

Что старая душа так живо чует —

Да высказать умения не станет.

 

Царевич.

Когда душа полна, так речь и леется.

 

Старик.

Какая жизнь была при ней. … в раю

Не будет лучше! Батюшку Царя

Уразумил Всевышний на избранье

Такой себе Царицы бесподобной!

Лишь Царский ум мог тотчас распознать

Святую душу в благолепном теле,

Что ангела Господня в ризе белой!

 

Царевич .

И так народ, как бы родную мать,

Ее любил?

 

Старик.

Любил, как мать родную —

Она же всем и матерью была,

И милостынь от ней лилося море;

Она как бы со света согнала.

Убожество, несчастие и горе!

И даже тот, кто не имел нужды

В ее святых щедротах Царских, все же

Любил ее не меньше нас, убогих,

И ей вослед убогим помогал.

 

Царевич .

За что ж ее богатые любили?

 

Старик.

За доброту, за ласковое слово,

За простоту и набожность; за то,

Что Государь любил ее так много!

Родимая пройдет ли по Москве,

Так на Москве вскипит народный праздник —

И весь народ за матушкой Царицей,

И на руках бы матушку понес!

Где ни пройдет с своею красотой

И милостью — осветит все кругом

И словно алым бархатом покроет;

Идет, ну будто солнышко катится

Златым шаром по Божией земле!

 

Царевич.

Как радостно, как мило, по себе

Подобную оставить в миpе славу!

 

Старик.

Но солнышко, погасло…. тьма настала

Кромешная….

 

Годунов.

Старик, не завирайся!

 

Царевич.

Оставь его! ну, говори, что хочет.

 

Старик.

Я в нищете страдал и в прокаженьи;

Меня призрел добрейший человек,

И ниспослал Господь мне исцеленье,

И без забот и горя тек мой век.

От клеветы погиб мой благодетель,

И по миpy ходить пришлось опять;

Но матушка Царица подаяньем

(Да наградит ее Господь) меня

Убогого изводила ущедрить.

 

Царевич .

А кто же был твой первый благодетель?

 

Старик.

Адашев!

 

Царевич .

Как? Адашев! ведь они

С попом Силевестром извели Царицу,

Как говорят!

 

Старик.

Их не было обоих

Тогда в Москве: один уже постригся,

А вел войну с Лифлянтами другой!

Их жестоко преследовала злоба

За прежнюю к ним милость Государя;

Их очернил ужаснейший извет…

Не мне судить Адашева! поныне

За упокой души его молюсь,

И благодетеля держу в помине

И с памятью его не разлучусь.

Таких людей немного в грешном мирe!

Он был так добр, и набожен и прост;

Был неспесив, хотя любимец Царский!

Что Государь пожаловал ему,

Он все послал руками нищих к Богу —

И говорить об этом не велел.

И кто, как он, пред Господом смирялся?

Он десять прокаженных содержал

В своем дому, и сам их обмывал!

 

Царевич.

Борис! уже ли правда?

 

Годунов.

Точно правда!

Я так слыхал от наших старожилов;

Адашев вел святое житие;

Не ведаю, как враг его попутал.

 

Царевич.

И так ты веришь темному деянью

Адашева?

 

Годунов.

Не знаю, как сказать;

Уверили Царя, что он виновен;

И он писал к Царю, просил суда,

Просил очной с наветниками ставки;

Но суд его заочно обвинил.

 

Царевич.

Он, стало быть, безвинно пострадал?

 

Годунов.

Я этого не говорю, Царевич!

Я рассказал тебе, как дело было:

Ты сам суди!

 

Царевич .

И так скажу тебе:

Кто свято чтил Спасителев закон;

Кто в счастии смирялся перед Богом;

Кто с бедными казной своей делился;

Кто десять прокаженных содержал,

И наконец, кто сам их обмывал —

Тот мог ли быть убийцею? неправда —

Он матери моей не погубил!

Борис, скажи по совести, не так ли?

 

Годунов .

Тебе старик уже не нужен?

Царевич .

Нет!

 

Годунов.     (к старику.)

Ну, так ступай!

 

Царевич  (дает ему несколько монет.)

На, вот тебе, прощай!

(Старик благодарит и уходит.)

 

 

9-е ЯВЛЕНИЕ

Прежние, кроме старика.

 

Годунов (про себя.)

Тепере он мой, и что бы ни случилось,

Я оградил себя от всяких бед!

 

Царевич (возвыся голос)

И так скажи, Борис: Адашев не был

Убийцею!

 

Годунов.

Молю тебя, Царевич!

Не говори так громко: это имя

Звучит бедой и гибелию здесь!

Грешно тебе родителя прогневать;

Чему он верит, верь и ты притворно,

А про себя другое разумей!

Ты с памятью великого страдальца

В своей душе, как с другом, примирись.

Придет пора, когда с его костей

Отцовский гнев торжественно ты снимешь

И поклоненьем Царским освятишь

Опальную могилу! но дотоле

Ты никогда заметить не давай,

Что вразумил тебе Господь иное.

Быть может, сам уверен Государь

В невинности Адашева; но Царь

В своей вине не должен сознаваться

Перед людьми! лишь в совести своей

Он над самим собою держит суд

И кается единому лишь Богу.

 

Царевич.

Как бы то ни было, но добродетель

Адашева оправдывает всех

Друзей его, страдавших за него

И чашу казни пивших неповинно!

Душа моя мятется и горит;

Я думаю и чувствую иное….

Сей светлый сонм Адашевцев опальных

Родителя чудесно возвеличил;

На раменах своих провозносил

Торжественно над скверною лжеверья —

И мой отец был праведен и благ,

И всемогущ, и радостен и светел!…

Что после них? он с ними отогнал

Спокойствие, и счастие и Бога!

Что после них?… Не мне судить отца, —

Но самого себя судить по правде,

И осудить! Борис! ох, что я делал…

И как я жил!…

 

Годунов.

Не предавайся горю:

Раскаяньем велик ты перед Богом!

Тебе лишь стоит твердо захотеть, —

И будешь ты еще красою мира!

 

Царевич.

Уже ль еще могу заставить мир

Забыть мои жестокие проступки?

Могу ль еще быть сопричислен к лику

Мужей, достойных хвал бытописанья?

Довольно ли единой твердой воли?

Ну, я хочу!… Так научи же, Борис,

Что делать мне? как душу омывать?

Горючими ль слезами покаянья?

О, я готов ручьем их проливать!

Потребно ли великого деянья?

На все готов! пойду иным путем —

И ты, Борис, буде мне проводником,

Наставником, и другом и отцом!

 

Годунов.

Я рад, Царевич! слушай: этот час

Велик и важен для обоих нас!

Ну, если я, тебе совсем предавшись,

Забыв себя и милую семью,

Покинув путь, по коему доселе

Счастливо шел до милости Царя —

Пойду с тобой другим путем отныне,

Таинственным, опасным для меня,

При нынешнем Царя расположеньи,

Иль наконец тебе наскучу правдой,

И ты меня отгонишь от себя

И нового Адашева врагам

Бесчисленным на волю предоставишь, —

(Прости меня за эту откровенность:

Ты знаешь сам: пример перед глазами) —

Что ж буду я? в опале, в нищете,

И Царский гнев горой на душу ляжет….

Еще, как знать? избегну ль палача!

Но о самом себе не беспокоюсь:

Кто правдой жил и долг свой исполнял,

Тот перед Богом прав и под секирой!

Есть у меня жена, и будут дети;

Быть может, им — невинным — доведется

Пить чашу бед за мужа и отца!

Ах, мысль cия меня порой тревожит…..

Cия беда легко случиться может,

Как при отце изменишь тайне сей,

Или когда ты сам меня разлюбишь —

Ты и меня, и весь мой род погубишь!

 

Царевич.

Нет, не бывать греху такому! слушай:

Пред Господом я мерзок! многогрешен

Перед людьми! но пред тобой, Борис,

Могу еще хвалиться хоть одним:

Во мне одна святыня, клятвы святость,

Пережила все прочее благое!

Борис! ты можешь слепо верить клятве,

Того, кто клятв не нарушал поныне,

И впредь подавно не нарушит, сердцем

От лютых скверн злодейства отженясь.

И так, Борис! клянусь те6е во Имя

Отца и Сына и Святого Духа,

Клянусь тебе сим Богом Трисвятым, —

Что никогда и никому не выдам,

Покуда жив отец, заветной тайны!

Что ты всегда пребудешь у меня

В прямой любви, и в дружбе и в чести;

Что никогда Адашева удел

Твоим не будет; что жена твоя

И дети всюду станут впереди

И милостью моею воссияют!

Пусть гром меня убьет, когда забуду

Святый обет и службу Годунова!

Веди меня на материнский гроб!

На этот прах родной, многолюбимый,

Я выплакать хочу грехи свои

И утвердиться в лучшем житии,

И повторить обет ненарушимый!

 

Годунов .

Я верить рад, Царевич!

 

Царевич .

Хорошо!

Скажи же мне, что делать, чем начать?

 

Годунов .

Повремени: начать еще не время!

Пока еще молитвой и постом

Приготовляй к делам великим душу,

В которую сошел теперь Господь.

А между тем и Псков подаст нам голос —

Отрадный голос, надо полагать:

Ведь силен Псков старинным Русским духом!

Родитель твой, быть может, ободрится

И нам велит подняться на врага —

Об этом, после! знать нам надо прежде,

Какой дела воспримут оборот;

Ты будь готов душою и десницей!

 

Царевич .

На все готов! Борис, теперь ты мой?

 

Годунов.

Царевич! помни клятву….помни матерь….

Счастливый век родителя — и жребий

Адашева — и я до гроба твой!… ■

(Падает на колени.)

 

Царевич.

Я помню все — и ты спаситель мой!

(Обнимает Бориса; занавес опускается.)

 

 

 

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.

 

 

 

 

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ.

 

1-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Площадь во Пскове.

На задней, сцене, промежду зданий и огородов, еще тянется конец крестного хода — народ обоего пола и всякого возраста. Иные женщины, несут грудных младенцев; другие ведут детей за руки. Когда все проходят, являются на авансцене Воеводы: Князья: Ив: Петр: Шуйский, Вас: Фед: Скопин, Анд: Ив: Хворостинин, Влад: Ив: Бахтеяров, Вас: Мих: Ростовский-Лобанов и Никита Ив: Очин-Плещеев.

 

Князь Шуйский.

Поборники Христовы и Царевы!

Мы обошли с святынями, с крестами,

С хоругвями церковными наш город;

Возверзли мы на Господа надежду

И поклялись отстаивать твердыни,

Покуда кровь дыханья не зальет!

Держите в Русском сердце сей обет —

Он некоим будь кладязем святым,

Из коего засохшая душа

В жару побоища прохлад напьется

И мужество взыграется опять!

 

Кн: Скопин.

Мы быть должны без мести, не считаясь

Старейшинством и честию разрядной,

Лишь слушаться того непрекословно,

Кому дал власть державный Государь —

Се ты, Иван Петрович! Я же первый

Вам подаю в покорности пример!

Промежь собой мы разделили город

И ратников; расставили пищали,

И ручницы и пушки; всяк из нас

Присяжник Божий и присяжник Царский,

И равную воспримет честь от битвы,

И равную от Бога благодать,

И от святых мощей, хранящих город!

 

Кн: Хворостинин.

Вестимо, так! без зависти, без спеси,

Без хитрости друг другу подадим,

Среди кровей, спасительную руку —

Иль на пиру победном попируем,

Как бы одна веселая семья!

Или в одну могилу дружно ляжем,

Как бы родные братья и друзья!

 

Очин-Плещеев.

Кому прийдет на ум разрядный чин

И суетность ничтожная мирская,

Когда мы все готовимся душей

Держать ответ Всевышнему; когда

Одна лишь цель: Литовской кровью смыть

Свои грехи и смертью святорусской

Сподобиться Господняго прощенья!

 

Кн: Бахтеяров.

Ты умереть сбираешься; я ж, грешный —

Признаться — помышляю об ином:

Я думаю писать себе Разряды

На вражьих лбах своим мечом зерцальным,

И за защиту Пскова получить —

Чего и вам желаю — золотую!

 

Кн: Ростовский-Лобанов

На волоске висит судьба отчизны,

Но волосок — великодревний Псков!

Надежда есть, что сабля Короля

Зазубрится об этот волосок

И в тысячу осколков разлетится —

И Русский меч, как молния Господня,

Над бездною Литовскою возблещет!

(Площадь наполняется тем народом, который был виден на задней сцене.)

 

Шуйский.

И этот пес стотысячеголовый,

Что на Псковские башни зубы скалит

И огласит на нас свой адский лай,

Он — даст Господь — лишившись половины

Своих голов, от града убежит

И в диком поле жалобно завоет….

Друзья, так дайте ж руки на победу!

 

Воеводы (подавал друг другу руки)

Мы победим, мы с Богом победим!

Святую Русь мы грудью отстоим!

 

Голос в народе.

Ах, дай Бог!

 

Женщины (падая ниц с детьми перед Воеводами)

Государи воеводы!

Спасите нас и наших бедных деток!

 

Шуйский.

Соратники! глядите: жены Пскова

И дети Пскова пали ниц пред нами!

На нас в сей миг торжественный глядит

Царево Око и Господне Око!

О дщери Пскова! разве меньше вы

Пред Господом, чем лилии Сарона,

Цветущие сохранно перед Ним?

И вы, пышней порфиры Соломона,

Красуетесь смирением своим!

Младенцы Пскова! вы, посев зеленый

На поле брани! вражия стопа

Да не сомнет сей радостной надежды

Богатой нивы! нет, младенцы Пскова!

Созрейте все в воинственное племя

И доблестью исполнитесь, как мы!

(Вынимает и подъемлет меч.)

Великий Псков под сению меча

Пребудет цел, и невредим и славен!

(Творит мечом трижды знамение крестя в продолжение следующей речи:)

Я вас мечом на жизнь благословляю —

Во имя Русской доблести в бою,

Во имя Русской верности к Царю,

Во имя Русской веры в Провиденье!

(Женщины и дети встав, низко поклоняются воеводам.)

 

Народ.

Да здравствуют князья и воеводы!

 

Один голос .

Мы все хотим быть ратными людьми

Да с супостатом драться на раскатах!

 

2-й голос.

Буде проклят тот, кто не пойдет на битву!

 

3-й голос.

Да, кроме жен, девиц, детей и старцев,

Буде проклят тот, кто дома просидит!

 

Мужчины.

Мы все пойдем — и с нами Бог пойдет!

(Радостное волнение в народе.)

 

 

 

2-е ЯВЛЕНИЕ

 

Прежние. Кузнец Дорофей.

 

Народ стихает при виде сего старца, который, подошед к Шуйскому, кланяется ему в ноги.

 

 

Дорофей.

Дозволь мне, князь Иван Петрович, весть

Тебе поведать, радостное слово:

Меня к тe6е послала Богоматерь!

 

Шуйский.

Ты ль, Дорофей, благочестивый старец!

Поведай нам про дивное виденье!

Ты уст своих не осквернял неправдой,

И днесь они лишь истину рекут —

Мы слушает!

 

Дорофей.

Когда Псковские люди

Шли крестным ходом вкруг стены градской,

Я с ними был и теплые молитвы

С народною мольбою возсылал.

Но странную я вдруг почуял слабость,

И некоей дремотой обессилен,

Един отстал, и крестный ход совсем

Из глаз ушел, и подкосило ноги,

И я упал. В глаза мои ударил

Великий свет; гляжу: передо мной

Печерский путь лежит, чудесно светел,

Как будто чистым золотом мощен,

А издали по нем идет во град

Святая Богоматерь в ризе белой!

Идет, идет; чем ближе, тем светлей

Cияет лик, глава в лучах, и риза

Каменьями чудесными горит.

А у меня дыхание сперлося,

И трепет шел по всем моим составам…

Я ждал, что будет. Вот, ко мне подходит

Пречистая — и стала предо мной,

И на меня склонив святыя очи,

Со мною кротко слово повела:

«Не бойся, старче Дорофей! иди

Ко главному градскому воеводе,

И поклонись ему обычно в ноги,

И молви: Князь! Пречистая идет

Сама во град, на помощь вам, да шлет

Тебе наказ, чтоб пушку Трескотуху

Немедленно в бою поставить в нижнем

И пушкаря с большого взять раската!»

И светлою рукой мне указуя

На вражие несметные шатры,

Примолвила: А пушка Трескотуха

Тех перебьет, кто вас бы поразил!»

Чудесное видение сокрылось,

И я прозрел и с новой силой встал

И, сотворив усердную молитву,

Побрел к тебе.

 

Шуйский (ратнику.)

Сей час поставить пушку

Где велено, да взять и пушкаря!

(Ратник уходит.)

 

Голос в народе.

За нас и Богородица святая!

 

2-й голос.

Хвала те6е, Пречистая! ты нас

Пришла спасти! хвала те6е во веки!

 

3-й голос.

Да здравствует и пушка Трескотуха —

Пойдем за ней!

 

Много голосов .

Пойдем, пойдем, пойдем!

(Весь народ стремится вслед за ратником.)

 

Шуйский (Дорофею.)

Поведал ты великую нам весть —

Благодарим! ты души Псковитян

Воспламенил непобедимой верой

В небесное заступничество!… Старче!

Ты назади идешь на этом свете,

Но верно ты у Бога впереди,

Когда тебя Всевышний удостоил

Пречистую в виденьи лицезреть!

Блаженный муж, целуй меня!

(Целует его трижды.)

Молись

За нас, за всех, ты, Божий человек!

Из рук Царя прияли мы на выю

Святое бремя: накрепко Царем

Запоручен за нашу клятву город

Святыя Ольги! Вынесем его

Из вражьей тьмы пред светлый лик Царя,

Дабы поведать: Отче Государь!

Мы заповедь твою держали честно —

Се отчина твоя! и мы на ней,

Спасенной Богом, здравствуем тебе!

 

Хворостинин (Дорофею.)

Не ты ль намедни ратного коня

Мне подковал?

 

Дорофей.

Так точно.

 

Хворостинин.

Славно!

Так верю я, что доброго коня

Ты оградил от копий, пуль и ядер —

Лишь этого для вылазок мне надо:

Как ранен конь, так всадник обескрылен!

Теперь помчусь прямым богатырем —

Кого минует добрый меч, того

Да размозжат заветные подковы,

Чтоб брызгал мозг на чресла жеребца!

 

Бахтеяров.

Ты, брат, забыл, что головы у них

Безмозглые!

(Воеводы смеются.)

 

Очин-Плещеев.

До шуток ли теперь!

 

Бахтеяров.

Ведь Русскому до них всегда: они

Суть пряные коренья к пресной жизни;

Он от грехов мольбою отмолись,

Но от нужды он шуткой отшутись.

 

 

3-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и гонец.

 

Шуйский.

А вот гонец! Что слышно?

 

Гонец.

От полудня

На нас идет Король с несметной силой,

Как темный дым!

 

Шуйский.

Ну, как ни темен дым,

А белых стен Псковских не очернит!

Где наш отряд наткнулся на врага?

 

Гонец .

На берегах Черехи мы на них

Нечаянно наехали, и в копья

Ударили и, опрокинув полк,

Мы горячо за ним гнались; в засаде

Их видимо невидимо сидело —

Пошла резня! мы сладили бы с ними,

Но подоспела к ним большая помощь,

И в шестеро сильнее нас, они

Нас одолели; Кростов и Плещеев

И Бутурлин легли на месте; мы

Еще сражались долго и упорно,

И многих знатных Венгров сшибли с седел

И, одного добывши языка,

Отхлынули. Отряд уж не далек;

Во след ему идет и вражья сила.

 

Шуйский.

Жаль воевод! но слава падшим в битве!

А пленный где ж?

 

Гонец .

Он был копьем проколот,

Дал нужное нам сведенье — и умер.

 

Шуйский.

Чего же вы дознались от него?

 

Гонец .

Есть всякие народы и орды:

Людей наемных тысяч шестьдесят,

А собственного войска сорок тысяч.

 

Шуйский.

И так всего сто тысяч! ничего!

Хотя у нас едва есть третья доля,

Когда считать и добрых граждан всех —

Но дома мы! есть крепкая стена,

И наш наряд исправен, слава Богу!

Уж сожжены предместья; мы готовы

Хлеб-солью смертоносною встречать

Незваного, непрошеного гостя!

 

 

 

4-е ЯВЛЕНИЕ.

Трубные звуки; отряд воинов; за ними народ тащит на лафет пушку Трескотуху ; шествие останавливается посреди сцены.

 

 

Голос в  народе.

Вот катушка, вот пушка Трескотуха!

Да здравствует спасительница наша!

(Народ — между ними и женщины с детьми — бросается целовать пушку; во время сего движения раздается приличная военная музыка. Как стихает народ, так и игра прерывается.)

 

Один голос.

Ты нас спасешь, врагов ты перебеешь!

 

Другой.

Мечи на них губительные ядра!

 

Третий.

Тебе сама велела Богоматерь

Разить врага — рази же на убой!

 

Четвертый.

Заговори по-Русски с супостатом,

Что ай люли!

 

Шуйский.

Пора! везите ж пушку.

 

Голос в народе.

Ну, повезем старуху Трескотуху!

(При трубной игре и шумных кликах отвозят пушку. Воеводы и воины замыкают шecmвиe.)

 

 

 

5-е ЯВЛЕНИЕ.

Градская стена и Покровская башня. Является отряд воинов и с ними Хворостинин. Звон колокола.

 

Хворостинин.

Чу! в колокол осадный зазвонили!

Живей, живей, ребята, по местам!

(Часть отряда всходит на стену и на башню; npoчиe же остаются с воеводою.)

Ну, битвы час великий настает…

Давайте дружно чашу крови пить!

Снимите шлемы! Господи! даруй

Победу нам!… Наденьте шлемы!.. Братцы!

Сперва — Бог даст — мы приступ отразим—

А там уже нам масляница будет

На проводах насильственного гостя….

Меч наголо!

 

Голос со стены.

Литовцы против нас

Расставили наряд свой стенобитный

И строятся в порядок боевой.

(Раздается громкий пушечный выстрел.)

Вот выстрел молодецкий, православный!

Ударило ядро во вражий стан

И, видно, Панов многих-то побило —

Смутился враг!

(Еще выстрел.)

 

Другой.

То наша Трескотуха.

Ее как раз по голосу узнаешь!

Ядро опять в попад: Литовский стан

Волнуется, что море-океан!

(Гром пушек; рушится стена. Литовцы, заняв башню, распускают там Королевское знамя. Другая толпа с криком бросается в пролом. Сеча. Хворостинин бьется мужественно. Несколько Русских падают; дpyгиe отступают.)

 

 

 

6-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Шуйский. (Сеча прекращается; неприятель смущен.)

Уже ль Литву впустили вы во град!

Нет, Pyccкиe Руси не посрамят!

Мы ратуем за честь всего народа,

И за Царя и за его детей!

Не предадим Христовых алтарей, —

Не предадим Святого Всеволода!

(Кидается, на врага)

 

Ратники.

Не предадим Святого Всеволода!

Дружным напором опрокидывают врага и вытесняют из города; в проломе видно, как они преследуют и секут Литовцев. Часть Русских берет приступом башню; наверху оной является

 

Хворостинин (хватая Королевское знамя.)

Мы до тебя добрались, лютый враг

Святой Руси, Стефана гордый стяг!

Тебе ли быть над нашими главами!

Нет, быть тебе под Русскими ногами!

(Бросает знамя на сцену.)

Друзья! и нам пора на поле битвы!

(Уходит с своими.)

 

 

 

7-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Толпа женщин; иные с копьями, другие с веревками, а еще другие с кувшинами воды.

 

Одна.

Вот здесь была великая резня;

Вот мертвые кругом! но, слава Богу,

Очищена стена от ног Литовских —

Нас в страшный час помиловал Господь!

Пора мужьям и братьям помогать!

Та, у кого копье, иди на битву;

А у кого веревка, по наряд,

Оставленный Литвою за проломом;

А кто с водой студеною, ступай

По раненым, да души отливай!

(Все уходят в пролом, кроме одной с кувшином, которая идет осматривать падших Псковитян.)

 

Молодая женщина.

Ах, дай-то Бог, чтоб мужа моего

Здесь не было меж мертвых!

(Подходит к первому.)

Незнакомец!

Ему уже не надобно воды!

(Далее.)

Ах, Боже мой! сосед наш добрый, милый!

Да он ли? он! и кровью весь облит….

(Будит его рукою.)

Соседушко, не жив ли ты еще?

Ты, может быть, от крови обессилен.

Соседушко! не хочешь ли воды!

Ах, не осталось в нем ни крошки жизни!

Жена больна, а в доме деток много —

Жаль бедненьких! ни одного живого

Меж мертвыми! знать, Русский не иначе,

Как только мертв, на поле битвы ляжет!

(Далее.)

И ты убит! ты был моим врагом;

За мною ты присватался; меня

Отец и мать не выдали, а ты

Меня обнес недоброю молвою!

Я на тебя сердилась долго, но —

Давным давно тебя простила; что же

Господь тебя за старый грех карал!

 

Раненый неприятель (приподымаясь.)

Ах, Русская! напиться, ради Бога!

Мои уста от жажды и от крови,

От духоты смертельной запеклися!

(Она глядит на него в нерешимости.)

Ах, смилуйся! я уж не враг тебе!

Я кровию моею примирен

С тобой, с твоим Царем и с целым светом!

Хоть каплею единой, ради Бога,

Мне облегчи тяжелый смертный час!

 

Женщина (подавая ему кувшин.)

На, вот тебе! ты перед Русью грешен;

Но Русскою водою будь утешен

В свой страшный час!

(Он пьет с жадностью.)

 

Неприятель.

Благодарю тебя,

Самаритянка! Бог тебе воздаст!

( Оглядывается.)

Ах, вот оно, вот знамя Короля!

Я водрузил его на этой башне —

Оно ко мне повергнуто во прах….

Ты принеси его сюда.

 

Женщина.

Зачем?

 

Неприятель.

Ну, принеси его, молю тебя!

 

Женщина.

Я не могу: что взято в честной битве,

То Царское; того уже врагу

Не возвратят! Нам велено идти

По ваш наряд; а про знамена ваши

Не сказано! над этим надо всем

Имеют власть дьяки да воеводы;

А мы того не смеем трогать.

 

Неприятель.

Слушай!

Ты женщина; но может быть поймешь

Речь воина! Мы Богом поклялися

Не отдавать знамен своих до смерти!

А я еще живу последней жизнью,

И несколько осталось капель крови

В моей груди! уже ль захочешь ты,

Чтоб ратную я клятву преступил?

Ты женщина — и набожен твой пол,

И нежностью и жалостию славен!

Не все ровно ль: лежит ли знамя там,

Иль тут, при мне? ведь я уж не могу

Его унесть; ты видишь: умираю!

Здесь для меня святыни нет другой!

И так меня сим знаменем прикрой:

Я умереть под ним хочу, как воин,

И — знает Бог — я чести сей достоин!

(Падает головою на землю.)

 

Женщина.

Он умирает!

(Бежит за знаменем и им прикрывает умирающего.)

Ну, умри же, воин,

Под знаменем!

(Она глядит, как знамя колеблется на умирающем; на лице ее изображается страх и жалость; она приподымает знамя.)

Его уже не стало!

А знамя? пусть останется на нем!

(Опускает знамя.)

Оно ему так мило было в жизни,

Что девушке колечко от милого;

Он клятвою сроднился с ним по смерть,

И сродников других, в свой час последний,

Он на чужой сторонке не видал!

Друзья его покинули, а знамя

Лежит над ним, что ангельское крылье!

Пусть так лежит! когда моя бы власть, —

Из знамени б ему я сшила саван!….

 

Раненый Русский (приподымается в сидячее положение.)

Где я? где враг? кто там? уже ли Катя?

 

Она (увидев его, бросается к нему.)

Ах, милый мой! ты жив! ты ранен! рана

Смертельна ли? пожалуйста, скажи!

Ты весь в крови! не умирай, мой друг! (Плачет.)

 

Он.

До раны ли моей! скажи, где враг?

 

Она.

В тритартары б его! побит он в прах!

 

Он.

Ох, женка — благовестница моя!

Дружек, пить мед твоими бы устами!

Так враг дал тыл — и добрый Псков за нами!

У Русского и рана не болит,

Когда Поляк в летучий пух разбит!

 

Она.

Скажи ж, где рана? хочешь ли воды?

 

Он.

Mне б выспаться с кровавого похмелья!

Я ранен в бок копьем; но ничего —

От этого не повалился б Русский!

А память-то зашиб удар мечом

В головушку! но я, до этой притчи,

Успел столкнуть с раската четырех,

А пятому я срезал с плеч головку.

 

Она.

Пора домой: ты кровью изойдешь!

Пойдем, пойдем! я поведу тебя.

(Помогает ему стать на ноги.)

 

Он (опираясь на жену.)

Я шел на бой, как витязь молодой,

Заранее дыша потехой боя —

А поведет жена меня домой,

Как старика, негодного для строя!

Небось! еще не страшный мне конец!

Дня через три я сызнова боец!

Так отливай мне душу целованьем,

Врачуй меня любовным врачеваньем!

(Целует ее.)

 

Она.

Ах, кабы Бог дал силы, на руках

Я понесла б любимого в мужьях!

Ты обопрись покрепче, мил — надежда!

Я поведу тебя шутя, любя;

Я доведу и уложу тебя,

И ни на миг не отойду от ложа;

Омою рану чистою водой,

Моей слезой да Божией росой!

(Уходят.)

 

 

 

 

8-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Женщины возвращаются через пролом, таща несколько легких неприятельских пушек.

 

Одна.

Куда же нам тащить Литовских дур?

В Керсемну ли, в Домантову ли?

 

Другая.

Нет!

Наказано везти их в средний замок.

 

3-я.

Поотдохнем, голубушки сестрицы!

Ведь тот наряд не нашему чета!

(Останавливаются.)

 

4-я.

Он потяжеле нашего немножко,

Но уже за то не ферязь, не сережка!

 

5-я.

Да, кажется, что в ухо не воткнешь,

И в Троицу к обедне не пойдешь!

 

1-я.

Послушайте! хоть пушка не игрушка,

Но все ж чета сережке: ведь гремушка!

 

2-я.

Ну, Карповна! перехитрила всех

На красное словцо — в попад и в лад!

Поведай: где ты навострилась так?

Кажись, не дома! ведь при грозном муже

Твой язычек не слишком поворотлив.

 

1-я.

Как гром гремит, так людям не до cмеxa!

Но, право, грех сожителя порочить!

Господь его храни на поле брани,

Чтоб он головушку из битвы вынес!

Он иногда сердит; и я тогда

Ему рабой прислуживаю молча,

Кормлю детей иль стряпаю обед.

Но чуть пройдет гроза, заговорюсь —

А муж тогда и слушай и любуйся!

 

2-я.

Вот, наконец и мы-то пригодились

На что нибудь другое, как мужьям

Прислуживать, детей рожать, кормить,

Сорочки шить, обед да ужин стряпать —

Мы сослужили службу Государю!

 

3-я.

Да, кажется! мужьям теперь должно бы

Нас болee, чем прежде почитать,

В прямой любви, в большой чести держать,

Как держат Немцы жен своих! теперь

Мы наряду с мужьями стали: можно б

И прекословить им подчас, как надо!

 

2-я.

И в правду так! мы ратницы, мы слуги

Великого Царя, не хуже их,

Когда на службу Царскую скликают;

А держится лишь женами весь дом;

Давайте же поставим на своем.

 

4-я.

Начни, кума! попытка как удастся,

Мы твоему последуем примеру,

Чтоб не пропала служба наша!.. Верно

Царю об нас отпишут воеводы,

И Царь с гонцем пришлет спасибо нам;

А, может быть, пожалует и сам,

Когда гроза Литовская отхлынет.

 

1-я.

Теперь никто со страха не заплачет,

Как Царь Иван, что Грозным величают,

Направит путь ко Пскову! мы к нему

Теперь, кажись, привыкли; а тому

С десяток лет — мы были все девчонки —

Когда, казнив людей Новогородских,

Он шел во Псков, как страшный судия,

Мы у столов, уставленных хлеб-солью,

Что агницы пугливые, дрожали;

Молилися, да мимоидет нас

Господень гнев и Царская немилость!

И он уже ко Пскову подъезжал,

А страшный хвост опричнинский волок

Из Новагорода; и Царский лик,

Ужасною немилостью смутившись,

Нам предрекал лишенье живота.

Как поравнялся Царь с трапезой нашей,

Мы били все челом, прося откушать

Хлеб-соли. Глядь! Юродивый Никола,

На палочке подъехал, словно мальчик: •

«Иванушко, Иванушко!» кричал:

«Покушай ты хлеб-соли, а не крови!»

И весь народ со страха задрожал;

Все думали: теперь конец нам страшный —

Он Царское Величество гневит!

И гневно Царь велел его поймать;

И бросились Опричники: кажись,

Они его уже в когтях держали —

Ан нет! как дым, Юродивый исчез

В глазах Царя, в глазах всего народа —

И след простыл, как будто не бывал

Юродивый! Опричники смутились

И молвили: «То не был человек,

Но некий дух во образе людском!»

И Царь махнул рукою и оставил

Свой страшный гнев, и милостивым оком

На нас воззрел и на трапезы наши —

И не было убийства и опалы,

И матушка Великая-река

Не обагрялась кровию людскою

И трупами людскими не была

Запружена, как Волхов, говорят.

 

4-я.

Так видно Бог Царя уразумил,

Что добрый Псков пред ним не провинился

И пригодится в черный день ему.

Меня в то время не было во Пскове;

Но видно страх на людях быд велик,

И велика была спасенья радость!

Как ныне шел народ Псковской на битву,

То завелась у них такая речь:

«Мы все в долгу пред батюшкой — Царем:

Помиловал он нас во время оно!

Вот срок настал уплачивать наш долг

Литовскими и Польскими главами —

Да ведает великий Государь,

Что милости такой до гроба помним!

И кликнули они веселый клик:

«Мы города до смерти не сдадим!»

 

2-я.

Не грех сказать, что молодцы мужья;

Но все же мы не хуже их ничем!

Пусти они врага еще раз в город,

Так мы его каменьем закидаем,

Или смолой кипящею зальем —

В хозяйстве же поставим на своем!

Пора, пора: мы что-то заболтались!

 

1-я.

Известно: бабье дело — болтовня!

(Уходят.)

 

 

 

9-е  ЯВЛЕНИЕ.

Князь Шуйский, сопровождаемый ратниками и пленнком, входит в пролом.

 

Шуйский.

Великий Псков! мы здравствуем тебе

На радостной победе, данной Богом!

(Останавливаясь подле трупа, покрытого знаменем, и подымая оное)

Кто этот враг, под знаменем почивший?

Да будет честь ему за смерть такую!

(Подводят пленника )

 

Пленник .

Ах, ты ли, мужественный ратник!

( Шуйскому.) Это

Француз, Иван Гаронна! первым он

Везде бывал во схватках боевых;

Отважностью был выше человека —

И первый он взошел на вашу стену!

 

Шуйский.

Француз! зачем ему соваться к нам?

Ох, мужество продажное! а этот

Завидно пал! так следовало б пасть

Лишь Русскому боярину, который

Не продает души Царю чужому,

А своему Царю и Богу служит!

Ты, пленник — вижу — тоже иностранец?

(Пленник молчит.)

Поведай мне, да вразуми: какой

Губитель — враг нашептывает вам

Постылую, бессовестную думу:

Все, что ни есть возвышенного в муже —

Любовь к Царю и к родине, и честь,

И мужество и душу отдавать

В презрительный наем и в кабалу?

Поденщики на поле славы, дети

Безумия, бесчувственности грешной!

Скажи: уже ль в вас сердца нет и негде

Держать святые гражданина чувства?

Укор живому — мертвых не бранят!

Мы — Русские — охотно признаем

И в недруге блистательную доблесть;

Мы — Русские — душою сострадаем

О горестной судьбе сего врага,

Погибшего в чужбине понапрасну!

Лежи он так на родине своей,

Или за честь родного края падший

И знаменем прикрытый велелепно —

То все бы целованьем отпевальным

Его честили; славный подвиг ратный

Вписали бы в Разряды — и была бы

Честь на земле и честь на небеси!

А что теперь? из жалости одной

Мы предадим его земле сырой —

Из жалости — чтоб ворон не клевал

Очей, где огнь отважности сверкал,

И плоти той, на коей стяг лежал!

Вы отвезите тело к иноверцам,

Похоронить велите честно. Пленник,

Сопровождай его в последний путь

И — так и быть — неси за ним и знамя!

(Отдает ему знамя; относят труп; пленник за ними.)

Вы ж, Русские, лежащие кругом,

Вы за Царя и за отчизну пали —

Так с вами честь, и присно и во веки!

Вас Государь помянет на молитве;

Да будет вам легок, и тих и сладок

Могильный сон! Соратники в Царе,

Собратья нам в Руси и во Христе!

Последний долг земной вам отдадим

Торжественным и громким погребеньем!

(Дает знак воинам, кои уносят мертвых)

 

 

 

10-е ЯВЛЕНИЕ.

Хворостинин возвращается в пролом с своею ратью; жены идут подле мужей своих, неся отнятые у Литовцев знамена и трубы. Все становятся полукругом.

 

 

 

Хворостинин (пожимая руку у Шуйского)

Благодарю тебя, Иван Петрович!

Ты выручил меня и целый Псков!

В пролом Литва вливалась, как вода,

И затопила — было нас совсем ….

Явился ты — отхлынула Литва —

Един лишь ты виновник сей победы!

 

Шуйский.

Не мне хвала, но Богу и Царю!

Царевым счастьем, благодатью Божьей

Низвергнут враг! Ты думаешь, Андрей

Иванович, не видел я, как ты

Орлом взлетел на башню — будто вихрь

Литовский гад и вымел и развеял!

Я видел, брат! глаз на-глаз, меч на меч,

Столкнулся ты с Бекешей знаменитым….

Два ярых льва, вы грызлись меж собой —

И ты загрыз Венгерца, словно съел

Ударами: лишь мелкие куски

Остались там, где ратный муж стоял!

 

Хворостинин.

Я на него был зол, как зверь! злодей,

Где ни махнет своим мечом, там наших

Летят главы! Я осенил себя

Святым крестом, чтобы разрушить чары

Его меча. Как инок Пересвет,

Я смертию своею смерть врага

Хотел стяжать… гляжу: на колокольне

Никиты мученика, словно коршун,

Сидит Король и лютый клев готовит

На плоть мою! Меня Господь не выдал —

Я изрубил Бекешу, погрозил,

Баторию мечом моим: «Знай наших!»

 

 

 

11-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние.

Остальные воеводы в одно время приходят с разных сторон. Сквозь ратников пробирается мальчик, неся стрелу, увитую бумагою.

 

Мальчик (Шуйскому.)

Вот, Князь, что я нашел! cтpелa чрез cтенy

Перелетела, предо мной упала;

Я поднял, побежал домой и дома

Показывал мудреную стрелу;

И дедушка смотрел и молвил: Тут-де

Есть грамотка! поди сей час, Митюха,

Да отнеси Посадскому, аль Князю!

 

Шуйский (берет грамоту.)

Посмотрим-ка!… Баториевы плутни!

Задумал он прельстить нас на измену —

Не на таких наехал!

(Читает громко.)

«Воеводы

И весь народ Псковской! Жалея крови,

Я к вам пишу! Вы знаете меня:

Я не за тем пришел под город ваш,

Чтобы уйти домой, не взяв его!

Вам ведомо, сколь много городов

У вашего я отнял Государя;

Возьму и Псков, клянусь моим мечом!

Так сдайтесь же, врата мне отворите!

Я вас осыплю милостью, какой

Вам не видать от вашего тирана!

Я вотчины пожалую боярам;

Отменная народу будет льгота;

Он на своих законах станет жить,

Как встарину бывало; торговать

Великие, привольные торги

И о народном благе сам пещись

На радостном, заветном, шумном Вече!

Я не коснусь обычаев и веры;

Не требую казны; ни одного

Не отниму у вас святого храма;

Сам поклонюсь святым мощам Домонта

И вас никто обидеть не посмеет —

Я в том даю мое честное слово!

Но если вы пребудете строптивы

И града сдать не захотите мирно —

Тогда на вас обрушится мой гнев:

Не пощажу ни храмов, ни святынь;

Я город весь пожаром обхвачу

И выжгу все до самых недр земли,

И до души последней погублю

Псковской народ — даю честное слово!

Оно неизменяемый закон!

Оно для вас есть колокольный звон:

Иль вечевой— когда вы покоритесь —

Иль погребальный — если не сдадитесь!

Пишите мне ответ. Король Баторий.»

(Войску.)

Какой ответ дадите Королю?

 

Старый ратник.

Князь! разорви на мелкие куски

Негодное, бесовское писанье!

Вот чем пугать, вот чем прельщать нас вздумал,

Как мы его порядком проучили!

Мы, Русские, не возымеем страха

От Короля, от дерзкого враля —

Пошли ему ответ из Трескотухи!

 

Шуйский. (разодрав письмо.)

Рассыпься враг, как эти лоскутки!

Стрелою же ответ ему пошлем:

Мы не Жиды: Христа не продаем!

Давным давно со смертью обознались,

И совестью мы торга не ведем,

А за всегда изменою гнушались!

Мы Русские! погибни наша плоть,

Лишь бы душа цвела в святом нетленье!

Иди на брань! дознаемся, Господь

Кому над кем покажет одоленье!

 

Ратники.

Ура, ура! врага нам подавай!

 

Хворостинин.

Нам надобно гонца в Москву отправить,

Порадовать Царево сердце вестью,

Что Королю мы задали урок;

Просить, чтобы Надежа-Государь

Кручиниться о Пскове не изволил.

Хоть город наш Литвою так обхвачен,

Что — кажется — и мышь не пробежит;

Но молодца я знаю одного,

Тот грамоту доставит непременно!

Он и сквозь ад горящий пробежит

И грамоты ни чуть не опалит —

Вон удалец!

 

Ратник.

Доставлю непременно,

Хотя бы путь в Москву дежал чрез ставку

Стефанову — не хвастаю, ей Богу!

 

Шуйский.

Ну, молодец! а как же ты пройдешь?

 

Ратник.

Я рассказать подробно не сумею;

По опыту я знаю: у меня

Гораздо легче делается дело,

Чем сказка сказывается! прошедши,

Скажу: прошел! художество простое:

Змеей в траве, а под землей кротом;

Чрез ров орлом; сквозь огнь проворным бесом;

Сквозь воду рыбкой; серной через степь,

А невидимкой через вражью цепь —

Владеет Бог удалым куролесом!

 

Шуйский.

Кто верует в себя, тому возможно

Все трудное! вот молодец, кого

Нам надобно! Готовься в хитрый путь;

Клади на вражьи очи ослепленье

Да выполни удачно порученье —

В проводники ты ангела возьмешь,

Когда Царя обрадовать идешь!

 

Скопин.

Ты Государю кланяйся главой

Спасаемого Богом града Пскова!

 

Шуйский.

Со славою для Пскова миновал

Сей первый день веселия и плача,

Трудов, кровей и подвигов великих!

Псковские люди! Бог на вас воззрел

И знаменье победы возложил!

Нас, немощных, он силой препоясал —

И пала в прах Литовская гордыня!

Как начали, так с Богом совершим!

Отложимся от всякия боязни,

От хитрости, от мысли нечестивой,

И в памяти держа Царя и Бога,

Помолимся, помужествуем, братья!

Из тесноты нас выручит Господь,

Как выручил Израиль угнетенный —

И в Чермном море пролиянной крови

Литовского утопит Фараона!

Как начали, так с Богом совершим!

 

Ратники (громко.)

Как начали, так с Богом совершим —

Ура! ура!

 

Шуйский.

Пойдем же в Божий храм

И милостью насытимся Господней!

 

 

КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ.

 

 

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ.

 

1-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Лагерь Батория подо Псковом.

 

Князь Курбский.

О милый Псков, о Русская твердыня!

Когда б я был, чем матерь родила

Меня на свет — я б ныне там стоял,

На тех стенах, и первым был бы я

В защитниках прославленного града

И в доблестных сынах святой Руси!…

Семнадцать лет, семнадцать горьких лет,

Как Русского с себя сложил я имя —

Но Русский крест остался на груди,

В моей душе святая Русь осталась!…

 

 

 

2-е ЯВЛЕНИЕ.

ПРЕЖНИЙ И ЗАМОЙСКИЙ.

 

 

 

Замойский.

Что делаешь один? о чем мечтаешь?

 

Курбский.

Гляжу на Псков.

 

Замойский.

Как древле Корьолан

Глядел на Рим!

 

Курбский. (с живостью.)

Но Псков, как Рим, нейдет

Просить пощады! на смерть сели там

Достойные Синклиты! я же меч

Извлек не на Отечество, а только

На грозного мучителя людей!

 

Замойский.

Однако, грозный тигр стал тих, как агнец,

И сетует о крови пролиянной!

Король его на поединок вызвал;

Нейдет! сидит за лесом, в Слободе!

Он за стихи Немецкие принялся

В Ливонии, и, может быть, теперь

Ответ тебе в стихах Немецких точит —

А о войне как будто знать не хочет!

 

Курбский.

И это он — Казани покоритель!

 

Замойский.

Я Короля удерживаю все,

Что б он его не слишком обижал

В его послах; я говорю: бери

Московию, но самого себя

В противнике державном уважай!

Простительна Татарам грубость! нас —

Прославленных питомцев Академий,

Италии воспитанников — нас

Такая брань унизит пред Европой!

Но мне Король со смехом отвечает:

«Пишу к нему ругательные письма,

А он в ответ мне кланяться велит!»

 

Курбский.

Пусть он один, встревоженный злодей,

Пусть Иоанн один стыдом упьется —

Сему стыду Россия не причастна!

Не даром нам достались города:

Рогнедин град со славой сокрушился;

А Воронцев, Князь Сицкий и Тюфякин,

Да Салтыков стяжали смерть такую ж,

Как славный Римлянин Эмилий Павел!

А пушкари под Венденом, что все

Повесились на пушках на своих,

Чтобы в живых наряда не отдать —

В Истории такого нет примера!

 

3амойский.

Да, признаюсь, чудесное деянье!

Три целых дня, как я узнал о том,

Душа моя горела удивленьем;

И подвиг сей, свершенный не для славы,

Стал человечеству в прямую славу!

 

Курбский.

А этот Псков? пускай над Иоанном,

Король смеется; но ему и нам

Передо Псковом право не до смеxa!

 

3амойский.

Не слушались совета моего ,

И слишком рано кинулись на приступ.

Всех огорчила неудача наша,

Но Короля всех болee: он был

Душой убит, и в ставке заперся.

 

Курбский.

А знаешь ли, что неудача наша

Не малый вред нам может причинить,

Когда, узнав о славном деле Пскова,

Очнется и воспрянет Иоанн —

И душу даст огромнейшему войску!

 

3амойский.

Да, если все, как Псковитяне, бьются,

То нам с своим наемным, непослушным,

Бунтующим, разноязычным войском

Несдобровать! нет ревности, согласья!

На Короля клевевщут; на меня

Озлоблены завистливые Паны

За милости и дружбу Короля.

Но есть у нас союзник, Поссевин!

Он говорит, с пронырством Езуита

Уразумев характера Иоанна,

Что никакой успех не ободрит

Его души трусливой, суеверной!

И тотчас вслед гонцу Псковскому, Патер

В Москву слугу отправил своего,

С письмом к Царю: увещевать его,

Немедленно, на воле Короля,

На ведомых условьях, заключить

Желанный мир, покуда Псков не пал!

Не то, так взявши Псков, Король пойдет

На Новгород, оттуда на Москву,

И мы его ничем не остановим,

И пресечет он Царствие твое!»

Так, завладев причудливым умом

Иоанновым, лукавый Поссевин

Его ведет на помочах, пугает

Страшилищем; а взрослое дитя

Хватается трепеща за него!

Каков отец Антоний? честь ему!

 

Курбский.

Какая честь! его прогнать бы в Рим!

И нам не след орудием таким

Вести войну! Вы доблестью берите,

Что Бог дает; держите славу в правде

И в крайней чистоте — она марка!…

 

3амойский.

Ты слишком строг, и совесть не чутка.

В политике!

 

Курбский.

Но спящего Саула

Не умертвил Давид, и смерти Пирра

Не восхотел Фабриций веледушный;

В политике Адашева была

Святая совесть, честь — и красовались

Величием Израиль, Рим и Русь!

Замойский! ты прославился в Париже;

Идет оттоль хвалебная молва,

Что нет в те6е суровости Сармата,

Что ты умен и мил, как житель Юга!

Ты так высок в гражданстве и в войне —

Коронный Канцлер, главный Гетман войск!

Ты тверд душой, ты доблестен, и честен —

Тебе ль свое блистательное имя

Участием в злодействах запятнать?

Известно мне: презренный Остромецкий

Гнуснейшее коварство затевает,

Губительный устроивает ящик

С пищалями да с зельем огнестрельным, —

И Шуйского он хочет извести,

Чтобы склонить на покоренье город….

Ты ведаешь об этом — и молчишь!

И Шуйский будет ведать! Пан Замойский!

Земная слава лишь тогда мила,

Когда, как риза ангела, светла!

Я речь веду по опыту — я Курбский!

От юных лет избранник ратной славы,

Я высоко во правде, в чистоте

Стоял, сиял — и ныне высоко

Еще стою, ознаменован всем,

Что мир земной нам может даровать!

А между тем душа моя в гоненьи,

В убожестве и в горьком униженьи!

Когда б я знал, чего мне стоил грех,

Простительный, казалось, изо всех!

Когда бы все тяжелые печали

Я предузнал, всю скуку бытия —

Замойский, верь! охотно б лег и я

На плаху ту, где твердо умирали

Адашева блаженные друзья!

(Молчание. Замойский поражен и тронут.)

Не запятнай своей прекрасной славы!

( Уходит.)

 

 

 

3-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежний и Король Баторий.

 

Баторий.

Ищу тебя, Замойский! все не так,

Как должно быть! досада за досадой

Волнует кровь и гонит к сердцу желчь!

Вообрази: и Нарву взяли Шведы!

 

Замойский.

Ну стоит ли сердиться, Государь,

Коль ты всегда от огорченья болен?

Жалей себя! не то — когда нибудь

За раздражительность заплатишь жизнью!

 

Баторий.

Как не сердиться? сей проклятый Готф —

Так сам себя в письме он величает —

На нашем поле жатву собирает,

Моих угроз нисколько не боясь,

И держит речь, как будто Амурат!

 

Замойский.

Пусть говорит и делает, что хочет!

Управимся с Московским Иоанном,

И примемся за Шведского, который

Пред соименником своим — комар!

Мы здесь судьбу Ливонии решим!

 

Баторий.

Но скоро ли возьмем строптивый город?

Каков ответ сих брадачей! дерутся

Как дьяволы; и честны, неподкупны,

Как Римляне златого века Рима!

Смотрю ль на Псков — глаза нальются кровью,

И бурный огнь по сердцу пробежит;

Почувствую в оебе Титана мощь ;

Объятия разверзнутся — я б так

И обхватил, обрушил этот Псков

На голову Московских воевод —

Но вырыл бы тела из под развалин

И предал бы земле великолепно,

Торжественно, как бы тела Царей!

 

3амойский.

Я сам бы нес на раменах своих

Гроб Шуйского — будь только город взят!

 

Баторий.

В один несчастный приступ сколько сгибло

Моих Венгерцев храбрых; и Бекеш —

Чтоб воскресить его, я б отдал Полоцк!..

Не Псков ли грань моих завоеваний!

Как думаешь: уже ли счастья гений

Нам изменил?

 

3амойский.

Нет, Гооударь! Фортуна

Твоя раба! ты твердо, слепо верь

В свое прямое, Цесарское счастье!

Великого ты столько совершил,

Что изменить те6е судьба не смеет!

Баторий.

Я верую в себя, я твердо знаю,

Что мужество и сила духа мне

Не изменят! Как помнить стал себя,

Я веровал в свое предназначенье!

Сны отрока, в родимом Варадейне,

На темной ткани будущности мне

Волшебное величье рисовали;

И в Падуе, на гробе Антомора,

В мою Академическую жизнь,

В лета любви и дружбы, только слава

Мне тайною любовницей была!

А в горькие досуги заточенья,

Великий мир Истории меня

Воспитывал в стремительных надеждах….

Передо мною, помнится, во сне,

Таинственным, огромным фолиантом

Грядущего раскладывалась книга,

И гордо я читал повествованье

Историка о подвигах моих!…

Существенность мечтанья превзошла —

Я восприял корону Ягеллонов,

И меч святой от Папы я прославил,

И гордую Московию смирил!

Великую Московию я б всю

Завоевал — но мой народ крикливый

Препятствует великое свершить!

Я скоро должен буду в третий раз

Оставить лагерь свой, чтобы на Сейме

Растолковать войны необходимость

Задорной шляхе, вымолить еще

Пoco6иe для новыхе предприятий!

Присутствие мое наводит страх

На Россиян, обуздывает Панов,

Уже при мне довольно злоязычных;

Вообрази, что будет без меня!

Чтобы блюсти спокойствие народа,

Чтоб свой народ прославить, возвеличить,

Так надо быть в венце — Самодержавным —

Где власть слаба, там ненадежно все!

 

Замойский.

Спокоен будь! ты в первый сан военный

Облек меня! оправдывать сей выбор

Мой долг святой — надейся на меня!

Что совершить лишь, может человек

Любовию к Отечеству и к славе,

Неколебимой твердостию духа,

И отверженьем самого себя,

И силою ораторского слова,

И властию верховного вождя —

То сделаю в отсутствие твое!

Когда тебе отбыть в Варшаву должно,

То там скажи: Замойский то исполнит,

Что обещал Король Баторий Сейму!

 

Баторий.

Я знал, кого избрать вождем верховным!

Я, мимо гордой знати и заслуг,

И личной благодарности моей,

Которая пред пользой Государства

В властителе безмолвствовать должна —

Между достойных лучшего избрал….

Останется в тебе Баторий в стане;

А я к себе желал бы взять на Сейи

Замойского, Сарматов Цицерона!

 

Замойский.

Безмолвствует ораторство мое

Перед тобой, великий муж! не только

Своим мечом и счастием — ты Цесарь

И мощным красноречием своим.!

 

Баторий. (бьет его по плечу.)

Замойский! сам ты Цесарь: ты воюешь —

И Commentaria ведешь! Когда ж,

Как он, пятьсот побед ты насчитаешь,

Да тысячу захватишь городов?

 

Замойский.

Не нужно столько; нужен нам лишь Псков —

А там закон Московии предпишем!

 

Баторий.

Возьмем же Псков! да не изменит нам

Победы гений — дай мне руку, витязь!

 

Замойский.

(подавая руку.)

Умру в снегах Псковских — или возьму

Что нужно нам!

 

Баторий.

Замойский! при тебе

Я чувствую полнеe силу духа;

Развеял ты мое негодованье —

Но мысль одна в моем уме таится,

Как пятнышко, как тень! Замойский! слушай:

Когда сравню характер Поляков,

Их ветреность, бесчинство, несогласье —

С единодушной твердостию Русских,

С их, честностью прямой, патриархальной,

С их дивною любовию к Царю —

Тогда порой находит грусть на душу

Я чувствую: в течение веков

Сей доблестный народ восторжествует

Над Польшею, расслабленной раздором —

И подвиги Баториевы ей

Не принесут плода!

 

Замойский.

Народов жребий

Хранит судеб таинственная урна!

 

Баторий.

Но я б хотел на несколько веков

Упрочить власть и славу Государства;

Увериться, что не сильнее нас

Московия своим народным духом….

Уже ль к себе не можем мы ничем

Переманить ни одного Московца?

Попробую еще!

(Кличет стражу.)

Правесть сюда

Бояр, что взял в полон племянник мой

На берегах Черехи, да позвать

И Курбского!

(Страж уходит.)

Когда уговорю

Хоть одного, так успокоюсь в сердце!

 

Замойский.

Великий муж, ты также суеверен!

 

Баторий.

Да, из любви к народу моему —

Простительно такое суеверье!

 

 

 

4-е ЯВЛЕНИЕ.

Прежние. Князь Курбский; за ним ведут трех пленных воевод.

 

 

Баторий. (Курбскому.)

Tы говорил ли с ними, Князь?

 

Курбский.

Они

Не говорят со мною.

Баторий. (Замойскому.)

Каково!

(Пленным.)

Зачем, друзья, вы этак приуныли?

Мы весело живем: так веселитесь

И вы!

 

1-й Пленный.

Неволя губит, Государь!

 

Баторий.

От васе самих зависит променять

На славное житье свою неволю!

Известно вам, я доблесть уважаю

И в недругах: израненые, вы

Попались в плен — и с вами честь осталась!

Я вас велел и вылечить и холить —

И взять xoтел в полон и сердце ваше.

 

2-й Пленный.

Благодарим за помощь и леченье.

 

Баторий.

Послушайте! Вы ратный долг свой честно

Исполнили — вы замертво остались

На полe битвы: болee от вас

И требовать не может ваш мучитель!

Вы кровию своей сочлися с ним!

А я своей державною рукой

Остановил теченье вашей крови,

Велел душе остаться во плоти….

Послушалась душа! так вы теперь

Живете век другой, чужой, не Русский —

И ваша жизнь принадлежит лишь мне!

 

3-й Пленный.

Ты властен в нас: мы пленники твои!

 

Баторий.

Я спас вам жизнь — ко мне ж идите в службу!

Я милостью осыплю вас, я вам

Пожалую богатые поместья….

Между вельмож любимейших и вам

У моего престола красоваться!

 

1-й Пленный.

Нет, Государь! того нельзя: ми были б

Изменники!

 

Баторий.

Изменником зовут

И Курбского в дворце Кремлевском! что же?

Его в Руси любовью поминают,

Да мы его и чествуем и любим,

И он живет в обилии, в добре,

Под сению надежного закона,

И жизнь его навек ограждена

От прихотей злодея Иоанна!

 

3-й Пленный.

Не изрекай при нас Царехуленье:

Нам это больно! мы и без того

В несчастии, стыде, уничиженье!

До Курбского нам дела нет: его

Пусть судит Бог!

 

2-й Пленный.

Ты на измену нас

Не преклоняй! отцы и деды нам

Служить велели верою и правдой!

Ты слов не трать: мы изменить не можем

Святой Руси да Русскому Царю!

 

Баторий.

Святая Русь, друзья! ну, что за Русь?

Иная ли земля она, как Польша?

Иные ли там люди обитают?

Иное ли там солнце светит, что ли?

Святая Русь! ну, чем она свята?

 

3-й Пленный.

Ахе, Государь! нам не растолковать,

Тебе ж во век и не понять, что значит:

Святая Русь!

(Курбский отворачивается и расхажи вает по сцене.)

 

Баторий.

Послушайте, друзья!

Я волю вам и милость предлагаю—

Подумайте об этом хорошенько!

Воротитесь на родину, а вас

Велит казнить жестокий Иоанн,

За то, что вы попались в плен, за то,

Что вам разбить меня не удалося!

 

1-й Пленный.

Наш Царь казнит, кого Господь велит,

А изменять отцы нас не учили!

 

Баторий. (в гневе.)

Вы варвары, упрямые Татаре!

Я вас велю казнить, и не велю

Похоронить обрядом Христианским,

А коршунам вас брошу на съеденье!

 

1-й Пленный.

Хоть тяжело и грустно умереть

Велением власптителя чужого,

Быть лишену молитвы похоронной,

Последнего, святаго целованья,

И не иметь могилы на земле —

Но ты один за то ответишь Богу!

 

Баторий.

Я прикажу вас на-кол посадить!

Я васе пройму, замучу, растерзаю

Ужасною и медленною смертью!

 

2-й Пленный.

Когда нам пить по капле чашу смерти,

То будет время за Царя творить

Усердные и долгие молитвы!

 

Баторий. (се удивлением.)

Какой народ!!!

 

Замойский.

Что пользы в этих людях?

Пусть за себя дадут хороший окуп:

Для ратников наемных нужны деньги!

 

Баторий.

Пишите же к своим, что я домой

Вас отпущу за десять тысяч злотых.

 

Курбский.

Ты мне дозволь за них внести казну:

С тех пор, как нет Шибанова на свете,

Нет у меня и Русского слуги!

 

Баторий.

Ты хочеше их к себе в прислугу взять?

 

1-й Пленный.

Ах, Государь! ты нас не выдавай

Изменнику: нам будет казнь милее!

 

Баторий. (глядя на Курбского испытующим взором.)

Возьми их, Князь, в подарок от меня!

 

Курбский.

Благодарю за милость и щедроту!

(Пленным.)

Вот, вы мои!

( Молчание.)

Друзья! идите с миром —

Я вам дарю святую Русь!!!..

(Бояре в изумленьи.)

 

Баторий.

О Князь,

Я это думал!

 

Курбский. (целует и обнимает Русских.)

Кростов, Бутурлин,

Плещеев! милые друзья, простите!

Мне сладостно и больно! Вы с собой

Хоть в памяти своей меня возьмите!

Вы у меня хоть душу отнесите

В родимую, заветную Москву!

 

1-й Пленный.

Ну, да простит тебе Господь твой грех —

А мы тебя в душе возьмем с собою!

(Pyccкиe уходят.)

 

 

 

5-е ЯВЛЕНИЕ.  

Прежние, кроме Русских.

 

Курбский.

Нет, Государь! не стерпит сердце больше!

Как бешеный, несчастный сын, ножем

Я матери родной терзаю перси —

Я на войне против святой Руси!

Я перенес, что может перенесть

Военный муж, в несчастьи закаленный!

Я заглушал души скорбящий голос,

Служил тебе в совете и в бою….

Всему предел — не стерпит сердце больше! …

 

Баторий. (3амойскому.)

В нем тронулась душа при виде Русских,

С восторгом отходящих в край родной!

 

Курбский.

Сватая Русь — мой отчий дом! и я

Свой отчий дом помог опустошить!

Врагом шумлю, пирую в отчем доме,

Среди врагов — и в нем не обрету

Ни сродника, ни друга!… Государь!

Исполнилась моих страданий мера!

Пошли меня на Шведов и на Турков,

Пошли, куда захочешь — я везде

Иль победить, иль умереть сумею!

Но на мою заветную отчизну

Рука уже подняться не сильна….

Душа моя расплакалась по-женски;

А сердце, яростной волной поднявшись

На лютого мучителя Руси,

Разбилось больно о святую Русь!…

 

Замойский.

Кориолан — не правду ль я сказал?

 

Баторий.

Король Стефан Баторий не осудит

Подобных чувств! Ты волен нас оставить,

Несчастный муж! с тобою, Князь, пребудут

Всегда любовь а уваженье наше!

 

Курбский.

Благодарю! я сей же час оставлю

Твой ратный стан — и в сень уединенья

Я отойду, и обо мне никто

Не будет ведать, разве ты один!

 

Баторий.

Мне жаль тебя!

 

Курбский.

Прости же, Государь!

Мы, может быть, увидимся; быть может,

И нет!

 

Баторий. (обнимая его.)

Прости, мой доблий, верный витязь!

 

Замойский (также обнимая его.)

Прости, мой друг!

 

Курбский (тихо 3амойскому.)

Так помни ж мой совет!

( Замойский жмет ему руку; Курбский торопливо уходит.)

 

 

 

6-е ЯВЛЕНИЕ.

Прежние, кроме Курбского.

 

Баторий.

Вот Русские! о Польша, Польша!…

 

3амойский.

Жаль

Казанского героя! он несчастлив,

Он нм служил ценою сердца!

 

Баторий.

Мы

Тем более его услуги ценим;

Пойдем еще проститься с мужем славы!

(Уходят. Сцена перемещается.)

 

 

 

7-е ЯВЛЕНИЕ.

Царская Палата в Александровской Слободе. Князь Елецкий и Олферьев.

 

Олферьев.

Какая нам особенная честь:

Нас избрал Царь в послы в такую пору,

Где есть нужда в разумных головах

Да в опытных, пронырливых умах!

Мир заключить с надменною Литвою,

Так, чтобы Царь сказал спасибо нам —

Не шутка, Князь! мы оба лишь дворяне;

Я Кашинский Наместник, ты Козельский —

Есть на Руси знатнее нас с тобой;

Зачем же мы с тобою впереди

Пред знатию, пред ближними людьми?

Как думаешь об этом, Князь!

 

Елецкий.

А вот что:

Король грубит, как бы мужик Венгерский;

А Царь ему за это хочет нами

Глаза колоть: «Ты родом дворянин,—

Так быть тебе дворянами довольну,

А знатных — де людей к тебе не шлю!»

И так — то, сват любезный! ты своим

Избранием в послы не величайся.

 

Олферьев.

Хитро же ты до смысла добрался!

Но ежели удачно дело справим,

Мы тем себя Царю на вид поставим

Да впишемся в Разряды и во знать!

 

Елецкий.

Хотя прсол, как мех: в него что вложат,

То и неси! но все — таки есть случай

Выказывать умение и ловкость:

Один — то глаз держи на свой наказ,

Другой на Псков, а не на Арзамас!

 

Олферьев.

А Псков каков! он, видно, хочет сам

Управиться с Баторием, без нас.

 

Елецкий.

Но Государь не верит счастью Пскова:

Его смутил письмом отец Антоний.

Надежда есть другая: наш Царевич!

Он молодец! он говорит, что надо

Изо всех сил ударит на Литву.

И тем решит аапутанное дело.

 

Олферьев.

Он пpиyныл опять! вот, что Жилец

Мне раз сказал: Король — де сдуру вызвал

На поединок нашего Царя;

А говорит Царевич: «Государь,

Ты отказал! да я не след тебе —

Великому Царю — с Стефаном драться —

А мне — то след! Изволь же, Государь,

Мой батюшка, благословить меня

На этот бой своим благословеньем,

Родительским и Царским! Крепость даст

Господь моей деснице в правом деле —

Я проучу мятежного Стефана,

Я мощь Литвы в Стефане поражу!»

А Государь прогневаться изволил,

И был велик и страшен Царский гнев;

И Царь жезлом грозил и знать хотел,

Кто именно Царевича наставил?

Но с твердостью Царевич молвил: Бог!

 

Елецкий.

Я этого не ведал; но слыхал,

Что между них какой-то есть разлад.

И то сказать: весьма переменился

Царевич наш! его узнать нельзя:

Он стал так добр, и кроток, и задумчив;

И каждый раз, когда в Москву приедет,—

Сейчас идет в Архангельский Собор

На материнском гробе помолиться;

И долго там стоит, склонив колена,

И бьет челом, что труженик простой.

Вокруг него сбирается народ,

Его святым смиреньем умиленный,

И возлюбил его любовью многой;

По выходе, его сопровождает

До Красного крыльца; и он под час

Заговорит словечко с стариками,

Всему народу кланяясь приветно.

 

 

 

8-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и Царевич Иоанн.

 

 

Царевич (торопливо.)

Послушайте, друзья! во имя Бога

Я вас молю: не заключайте мира

Постыдного! Хитрите, длите время,

Под разными предлогами; не верьте

Антонию! Вы скоро обо мне

Услышите — и Царь вам даст тогда

Другой наказ! Держите втайне слово!

(Послы кланяются; Царевич уходит.)

 

 

 

9-е ЯВЛЕНИЕ.

Те же.

 

 

Олферьев.

Легок Царевич на помине! да какой

Он ласковый: он назвал нас друзьями!

Он ради Бога просит! знать мила,

Ему святая Русь да честь Руси!

Что значит: мы о нем услышим? видно,

Всё ж у него осталос на уме,

На поединке драться со Стефаном,

И от отца таит он этот замысл ?

 

Елецкий.

Не думаю! он сын послушный: свят

Ему запрет отца! но что нибудь

Другое есть.

 

Олферьев.

Он дал наказ нам тайный —

Вещь важная! нас двое — два ума

Не буднишних: так можно угодить

Двоякому наказу! Бог поможет —

Останется доволен нами Царь;

Царевич же в любимцы нас возьмет!

 

Елецкий.

Ты все твердишь одно: лишь о себе

Ты думаешь и о себе кукуешь!

Не тот слуга усердный и достойный,

Кто из-за спеси служит, да за все

Награды ждет от Бога и Царя,

За платежем являясь, как поденщик!

Бог не всегда на праведного мужа

Земного счастья знаменье кладет;

Не всякому слуге усердной службой

Путь проложить се6е к Боярской Думе!

Избранников Господних и Царевых

Немного в свете! мы должны служить

Из-за одной награды — из-за той,

Которая в самом добре таится

И с нами в гроб пойдет, и в жизнь другую!

Не о себе, но о святой Руси

Единственно будь наше помышленье!

 

Олферьев.

Вестимо, так; все — тление и прах!

Была б душа богата перед Богом!

(Послы отходят в сторону и стоят в благоговейном ожидании.)

 

 

 

10-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Царь и Царевич Иоанн, садятся. По обеим сторонам становятся Царедворцы, между коими Богдан Бельский, Борис Годунов и Василий Грязной. По знаку Царя приближаются послы, кланяясь почтительно.

 

Царь.

Усердные рабы мои! на вас

Отечества надежду возлагаю:

Я вас избрал посольствовать!

Царевич!

Мы положить должны в совете нашем:

Могуществу Стефана уступить

И вне Москвы впервые заключить

С Литвою мир! И так, скрепясь душой,

Мы временным своим уничиженьем

От гибели спасаем Государство —

Да выдает Отечество, какой

Нам для него не жаль великой жертвы!…

И в жребии Держав первостатейных

Случается крутой переворот

От счастия к невзгоде роковой….

Что для людей болезнь, то и для Царств

Такая смута: здравствующий карлик

Перед больным гордится великаном

И обессиленного дразнит смело —

Пройдет недуг, наступит время мести!

(Молчагие; глядит на Царевича, печально потупившего глаза.)

Перед Ордой сгибались наши предки;

Но Русь Орду пережила — и я

Над Царством тьмы воздвигнул Русский крест!

Прошла пора моих побед великих —

И в свой черед я сведался с бедой!

Но, может статься, вам не долго ждать

Властителя счастливейшего — Бог

Его на власть благословит победой….

Тебе, Царевич, видно суждено

Торжествовать над гордою Литвою….

(Царевич воспламеняется при последних словах; но подозрительный взор отца погружает его в прежнюю печаль.)

Теперь одной уступчивостью мы

От лютого спасемся Короля.

Послы мои, Елецкий и Олферьев,

Я вам судьбу Отечества вверяю!

С кичливыми вельможами Литвы

Вы так себя ведите, чтобы к вам

Невольное питали уваженье;

Чтоб совестно им было возлагать

На вас, послов, обиду и безчестье!

Но ежели, в пылу посольских споров,

У них под час сорвется е языка

Нелюбое, кусательное слово —

На это вам ответствовать не бранью,

Но умными речами пристыжать

Обидчиков, будь сказано примером:

«Ругаются лишь бабы под хмельком;

Войну ведут на ратном поле мужи;

А мы, послы, по Божьему закону,

Между людей восстановляем мир!»

Запольский Ям нарек я местом сбора;

Но ежели назначат Поляки

Другое место — вам туда и ехать;

А буде вас потребует Король

К себе во стан — сего вам не чинить!

Антония вам всячески ласкать

Да улещать! вы от меня ему

Поклон свезите, молвите: «Отец!

Тебя наш Царь, как друга, возлюбил;

В тебе души, не слышит! у него

Своим умом ты больше завоюешь,

Чем воинством Король завоевал —

Так ты теперь нам службу сослужи!»

С Литовскими послами у него

Сходиться вам; коль захотят они,

Чтобы у них сходились — спорьте с ними,

Но наконец упрямству уступите.

Не в этом сила! — Те ж условья мира,

С чем послан был в Литву Астафий Пушкин;

Я лишь одно придумал измененье:

Семь городов Ливонских, что в наказ

Означены, вам должно отстоять!

В замен того, отдайте города

Российские, что завладел Стефан,

Но с тем, чтоб сжечь и уничтожить Себеж!

В ответ на спор Литовский говорите:

«Друзья! cиe чинится для того,

Чтоб нам не быть без пристаней морских,

Без нужного сообщества с иными

Державами, по Божьему пути

По окияну! вам стараться должно,

Чтобы прочней и тверже был наш мир,

И выгоден равно обоим Царствам!»

Изо всех сил крепиться вам, вещать,

Что мы тогда с Стефаном заодно

Пойдем войной большею на Султана,

Когда Король захочет сей войны.

Крепиться все! но буде невозможно

Тех городов за нами удержать —

То вам нуждe конечной уступить….

Но требовать всех Руссквх городов,

Стефаном взятых, Себежа не жечь,

Из крепостей Ливонских взять наряд,

Церковные сосуды, все, что наше;

Не быть против Султана заодно;

Нам не мешать отнюдь, по замиреньи,

Управиться со Свейским Королем,

Как мы хотим! да в хартиях меня

Писать Царем и братом Короля,

Как Поляков удастся переспорить.

Хоть больно мне Ливонию отдать —

Из-за нее страдали мы до крови!

Но чтоб спасти болезненную Русь,

Так допустить отрезать член полезный,

Как делают с недужными врачи.

Нам нужен мир! без перемирья вам

С Литовцами отнюдь не расставаться!

(По знаку Царя, Послы поклонясь уходят.)

 

 

 

11-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние, кроме Послов.

 

 

 

Царевич.

Дозволь уйти: я болен, Государь!

Мое ж теперь присутствие не нужно.

 

Царь (недоверчиво.)

А чем ты болен?

 

Царевич.

К сердцу прилилась

Вся кровь моя, и сердце громко бьется,

А голова кружится.

 

Царь (холодно.)

Так иди!

(Царевич уходит.)

 

 

 

12-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние, кроме Царевича.

 

Царь.

Не ведаю, какой недобрый дух

Очаровал Царевича? какой

Преступный замысл холит он в yмe?

Против меня он сердцем возмутился

И брататься с народом стал в Москве,

Любви народа явно домогаясь;

Единоборством безрассудным он

И воинство хотел обворожить —

Я вижу ясно!

 

Грязной.

Правда, Государь!

Царевич дик, угргом и непонятен;

Ласкает чернь и нас бранить изволит —

Но сохрани Царевича Господь

От смертного греха Авесалома!

 

Царь.

Авесалом! ты угадал, Васюк!

Так вот то чем вскружилась голова!

Недавно жил на cветe и другой Авесалом —

Гишпанский Королевич!

(Молчание; на лицах Царедворцев изображается страх; Годунов потупляет глаза. Занавес опускается.)

 

 

 

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ДЕЙСТВИЯ

 

 

 

ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ.

 

1-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Лагерь. Польские Паны. Ночь.

 

1-й.

Пришлось терпеть! и голод и мороз,

И вылазки упорного врага —

И нет надежды взять проклятый город!

Уж сколько нас погибло…. уморят

И остальных! цвет Польши и Литвы

В снегах Псковских Баторий похоронит —

Чорт побери упрямого глупца!

 

2-й.

И мы глупцы: зачем мы терпим молча?

Ливонию Баторий для своих

Племянников желает приобресть —

А мы, как львы, сражаемся и гибнем?

Подымем шум, взбунтуем наше войско —

Да все уйдем: зачем нас губят даром?

 

3-й.

А вот зачем: Замойский и Король,

Дав слово взять сей город, не хотят

Не взяв уйти! да им тепло в избе,

И мы одни в своих конурах зябнем.

 

2-й.

Так пусть они останутся одни

И околеют здесь, обняв друг друга —

Обоих нам не жаль! мы пошумим,

Потешимся на Сейме, отдадим

Пиacтoв скиптр иному — а Замойских

Не надо нам.

 

4-й.

Зачем Стефн не едет?

Давно б ему пора на Сейм в Варшаву!

 

5-й.

Его Замойский держит на цепи:

Боится Гетман, что, без Короля,

Мы голову свернет ему как раз.

 

6-й.

Ох, шельма, плут Замойский! как умел

Обворожить Стефана простака!

И не смешно ль, что книжник, бакалавр,

От юных лет глотав лишь пыль архивов —

Стал Гетманом! нам на войне чего

Ждать доброго от мужа библиотек?

 

4-й.

И автором он хочет быть на силу,

Себе чужой присваивая труд:

Ведь сочиненье о Сенате Римском,

Что издал он под именем своим,

Написано Сигонием — тo знает

Весь свет! Теперь он Михаила Брута

К се6е призвал и написать велел

Историю сей бедственной осады,

И похвалы ему рекой польются —

Так он везде бессовестно хиирит.

 

5-й.

Давай писать сатиры на него!

Я кое-как стихи слагать умею:

Мой Аполлон да будет Ювенал!

Ничем нельзя так больно, уронить

Противника, как ловкою сатирой!

 

2-й.

Своим чредом сатира, но меж тем

Поговорим и дельное словечко:

Составим ка союз Конфедератов!

Объявим вслух, что бесполезно гибнуть

Мы не хотим, что Пскова взять нельзя,

И Королю откланяемся чинно,

Да все уйдем!

 

1-й.

Прекрасная идея!

Мы впишемся в Конфедераты! Vиvat Confoederatio!

 

Все.

Vivat, vivat, vivat!

 

 

 

2-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние. Отряд Литовского войска.

 

 

2-й Пан.

Товарищи! куда? на приступ, что ли?

 

Литовский начальник.

Коль вы наш путь проложите чрез стену,

То мы от вас, поверьте, не отстанем!

 

2-й Пан.

Я вам слуга покорный! тридцать раз

Мы шли на штурм; а что нам? нос кровавый!

О приступе не думает теперь

И сам Король гвалтовный, а Замойский

Надеется на голод осажденных!

 

Литовец .

Замойскому не надо верить: город

Обильными запасами снабжен —.

Скорее мы-тo с голоду помрем!

Не тот ли Ян Замойский нам велел

Надеяться на огненные ядра,

На действие подкопов? что же вышло?

И ядра не берут, и все подкопы

Обрушились! Потом он обещал

Нам золотые горы из сокровищ

Монастыря Печерского — и тут

Опять солгал: монахи отстояли

Свой монастырь — и в круглых дураках

Наш Фаренсбах! Еще не стал в тупик

Замойский, слух распространяя тайно,

Что Шуйского хитро мы изведем —

И город наш! Что взял он? Остромецкий

Своим ларцем дурацким лишь подгадил,

Бесчестие навел на наше войско —

А Шуйский жив я здрав, да губит нас!

Чего нам ждать? мы требовать хотим —

Иль отпуска на зимние квартиры,

Иль объявить, когда откажут нам,

Что мы уже не слуги Короля!

 

1-й Пан .

Брависсимо! и вы Конфедераты!

Я вам себя и всех рекомендую: Конфедераты мы!

 

Литовец .

Я очень рад!

Мы было шли на местo тайных сборов,

Где ночи три уж держим свой совет;

Теперь же здесь мы с вами потолкуем.

 

 

 

3-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и Венгерский Магнат.

 

Венгерец .

Король Стефан уехал.

 

Польские Паны.

Слава Богу!

 

Венгерец .

Как, слава Богу?

 

2-й Пан.

Так! мы очень рады:

Теперь у нас одним безумцем меньше!

Другой еще остался, но того

Надеемся скорее образумить.

 

Венгерец.

Стыдиться б вам таких речей негодных!

Уже ль еще великий наш Король —

Республики блестящая надежда —

Не заслужил от подданных своих

Доверия, любви и удивленья?

 

2-й Пан.

Самим себе мы только доверяем;

Одно свое отечество мы любим,

А удивляться можем лишь одним

Дурачествам Стефановым! Когда

Он требовал возможного от нас,

Мы брали все! А вздумалось ему

Звезду хватать с небес Московитянских!

Не удалось — и войско заморив,

Сам ускакал!

 

Венгерец .

Народ неблагодарный!

Будь Бог — и то на вас не угодишь!

 

2-й Пан.

Хвали себе Венгерца своего:

Лишь вас одних он жалует — так есть

За что любить! мы ж пасынки его,

И наша мать Республика напрасно

За чужестранца вышла замуж!

 

Beнгерец.

Паны!

Потомство даст ответ — и оценит

Батория, всемирного героя!

Он жалует лишь нас? а кто же Гетман,

Кто первый друг, любимец Короля?

Не Поляк ли?

(Паны громко смеютс.)

 

2-й Пан.

Ну, оправдал Стефана!

Баторию Замойский на подбор:

Beдут войну для личных выгод только —

Мошенники, один другого хуже!

 

Венгерец .

Бесчестный враль!

 

2-й Пан. (выхватив меч.)

Сейчае дерись со мной —

За гонор кровь!

 

1-й Пан.

Дерись со всеми: ты

Обидел всех!

(Все вынимают мечи; Венгерец изготовляется к бою.)

 

Литовец .

Вас шестеро, друзья,

А он один! неравене бой, и этак

Не водится меж нами — не позволим!

 

2-й Пан.

Тебе какое дело? мы за гонор

Меч извлекли!

 

Литовец .

Один дерися с ним —

Позволим!

 

1-й Пан.

Нет, мы должны драться все!

 

Литовец.

Не быть же поединку — не позволим!

 

4-й Пан.

Так сам дерись!

(Литовцы, обнажив мечи, защищают своего начальника; обезоруживают Панов; шум, крик; в эту суматоху слышен голос за сценой: «Pyccкиe! Русские!» Бьют тревогу.)

 

 

 

4-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Русские, с обеих сторон нахлынув на сцену, берут некоторых в плен, хватают знамя, преследуют бегущих. Сцена очищается. Шуйский остается со стражею и с пленными; становится светло от пожара.

 

 

Шуйский.

Вот, так — то! славно, братцы!

Сорок шестая вылазка! Господь,

Благодарим: ты нас не выдаешь!

(Обратясь к пленным.)

Вот, как я мщу за дьявольский ларец!

Спасибо Курбскому!

(Шум битвы продолжается за сценой.)

Мне дела нет

До Остромецкого!

(Обратясь к первому пленнику.)

Послушай, пленник!

Я дам тебе свободу с уговором;

К Замойскому иди, да от меня.

Поведай: Князь Иван Петрович Шуйский

Велел тебе напомнить: только трус

К бесчестным средствам прибегает! Если

На жизнь его имеет покушенье —

То на коня садись и выезжай

На честный бой, на одноборство с ним:

Он у ворот Великих ждет тебя

Заутра — Бог виновного осудит! —

Вот мой наказ!

 

Пленник.

Исполню непременно!

Коль правому победа, так тебе!

(По знаку Шуйского пленник уходит.)

 

 

 

5-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние. Хворостинин и Русское войско.

 

 

Хворостинин.

Порядочно в Литве мы погостили:

Сожгли обоз, наряд заколотили

И все верх дном, поставили у них —

Не скоро нас забудут! Дураки —

Между собой дерутся! Русский меч

Их должен был разнять!

 

Шуйский.

Господь за нас!

Мы гордого врага одолеваем

И мужеством и дружеством своим;

Мы город свой решительно спасаем

И за собой победы честь узрим!

(Все уходят.)

 

 

 

6-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Польские и Литовские войска; вскоре после того Замойский.

 

 

Замойский.

Вот до чего доводит нераденье,

Бесчувственность к отечественной славе,

И сходбища и драки меж собой!

Ужасная оплошность: дать врагу

Ворваться в стан!… Я знаю, на меня

Вы ропщете бессмысленно и дерзко;

Я презирал все личные обиды!

Вы начали бесчинствовать во вред

Отечеству — и я начну отныне

С вас взыскивать по власти, данной мне!

Все сходбища, все драки воспрещаю

Под смертной казнью! слушайте! велю

Расстреливать преступников закона,

От воина простого до вельможи —

Перед законом все равны! но если

Вы надобность имеете какую,

Скажите мне!

 

Литовский начальник.

Мы слушаем, Пан Гетман!

Коль поступать ты хочешь по закону,

То прикажи нам жалованье выдать:

Мы терпим здесь и служим безвозмездно —

Нам с голоду не лестно умирать!

 

Замойский.

Вы знаете, казна истощена!

Мужайтеся, крепитесь веледушно —

Не долго вам осталось нужду знать:

Уже давно идут переговоры;

Мир заключат и выдадут вам все,

Что следует.

 

Литовец.

А Бог знает, когда

Мир заключат! быть может, безуспешно

Разъедутся: мы требуем так много,

Что с нашею нуждой несоразмерно!

Ведь мы ничем не можем подкрепить

Своих великих притязаний: Псков

Дает оптор великий; Иоанн

Опомнился и верно не уступит

Ливонию — а нам бежать прийдется!

 

Замойский.

Такая речь достойна ли героев?

Бежать — стыдом, бесславьем запятнаться,

Лишь бы спасти презрительную жизнь!

Бежать под громюй хохот Псковитян,

Под хохот всей Европы! вместо лавров,

Для вас уже сплетаемых в венок,

Приобрести презренье к беглецам,

Да имени стыдиться своего,

Ве семье родной, пред другом и врагом!

Бежать — чтоб сохранить одну способность

Переводить тяжелое дыханье

Безвестной жизни; горько сознаваться

В мучительной ничтожности своей!

Бесчестие, как тайное убийство,

Терзает душу, знавшую когда-то

Победные восторги, славу, честь!

И вы, друзья, победами дышали,

Ваш ратный клик твердыни потрясал;

Сам грозный дух великого тирана

Затрепетал пред доблестию вашей —

Так более, чем стыдно, будет вам,

Нестойкостью в военных нуждах, жалким

Отчаяньем, побегом малодушным

Плоды побед утратить навсегда!

На вас глядят Московские послы,

Свои соразмеряя притязанья

Движениям душевным нашей рати;

И ежели подслушают наш ропот

И подглядят упадок духа в нас,

Отсутствие надежды и отваги,

Постыдное намеренье — бежать —

То мы всего лишимся, что стяжали

Ценою нужд и крови благородной….

И наши братья пали в битвах даром,

И наша слава светлая померкнет!

Мужайтеся, и миру докажите,

Что не Короле Баторий вас в герои

Преобратил, но что родились вы

Героями, что те же вы при нем,

И без него! Недолго нам терпеть!

Немного дней еще — и славный, миром

Запечатлеем славные дела!

 

Польский Пан.

Ты рассудил ли, Гетман! на тебя

Падет весь стыд великой неудачи,

И прежних дел твоих затмится слава.

 

Замойский.

Не лучше ли моей затмиться славе,

Чем славе Короля и славе Польши?

 

Литовец.

Так говорит достойный Гражданин

И Полководец! Гетман! мы согласны

Еще терпеть и мужествовать; только

Назначь нам срок недолгой— и тогда—

Мир заключен ли, нет ли — восвояси

Нас отведи — и не ропщи на нас!

 

Замойский.

Вот срок вам: две недели!

 

Литовец .

Хорошо,

Доволен будешь нами!

 

Замойский. ( командует:)

По квартирам!

(Уходят. При нем остается только офицер.)

В Запольский Ям сейчас гонца отправить,

Чтоб подписали мирный договор

Немедленно! уж нечего нам ждать!

Я вижу сам: мириться, иль бежать!

(Офицер уходит.)

 

 

 

 

7-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Прежний. Пан, освобожденый Шуйским.

 

Пан.

Какой же будет Шуйскому ответ?

Мне надомно уведомить его!

 

Замойский.

Сказать ему: противно Pyсским нравам

На поединках драться: Святослав

Да Иоанн тому примером служат —

Напрасно были вызваны они

Цимисхием и нашим Королем!

 

Пан.

Однако Шуйский может возразить:

Я не владетельный, и наши братья,

Как ведомо по летописям Pyсским,

С врагом порой дрались на одноборствах:

Наш Пересвет на Куликовом поле,

Да при Святом Владимире боец,

С каким-то Печенегским великаном

 

Замойский.

Меня вы все видали в жарких битвах;

Я, кажется, пред смертью не бледнел —

Так нечего об этом толковать!

Но высшее я мужество имею:

Казаться трусом, ееяй долг велит!

Ты Шуйскому скажи, что нам, вождям,

В своей рук держашртм жребий войен,

Нам вверенных Владыками —- нейдет

Петушиться безумно меж собою]

(Уходит)

 

Пан.

Хорош! а как избавиться б тебя!

( Также уходит)

 

 

 

8-е ЯВЛЕНИЕ

 

 

Запольский Ям, жилище Поссевина.

Князь Елецкий и Олферьев.

 

0ЛФЕРЬЕВ  (сг, xaрmиeй, в руках.)

«Вы обо услышите!» сказал

Царевич нам, а слуха нет поныне!

Мы дали знать о крайности врага,

Но от Царя иного нет наказа!

Хотелось бы Лифдянды отстоять;

Еще какие выгоды бы можно

Приобрести, когда бы наша рать,

Посольские угрозы подкрепила,

По манию Цареву враг бы сгинул!

Но рать нейдет ко Пскову перебить

Прозябшую, мятежную Литву,

И мы одни не в силах сослужить

Отечеству порядочную службу.

 

Елецкий.

Надеяться еще покуда мжно!

Хотели Паны, чтобы в три дня запись

Подписана была, а мы теперь

До двух недель продлили это дело.

Еще недельку можно длить; авось

Перепадет сюда благая весть,

Что наш Царевич движется ко Пскову!

И для чего б ему нас обольстить

Несбыточным? он говорил. не в шутку;

Оне нам подаст свой голос богатырский!

 

Олферьев.

Дай Бог, чтоб так случилось: мы тогда

Не только что от Панов отгрыземся,

Но и на договорную их запись,

Когда душе угодно, можем плюнуть.

 

 

 

9-е ЯВЛЕНИE.

 

 

Прежние. Поссевин и Польские Уполномоченные.

 

 

 

Поссевин.

Я вас заставил ждать; но вы тем часом

Могли о своем деле передумать.

Прошу садиться, господа! пора

Нам кончить дедо!

(Сидятся)

Слушайте, бояре!

Вы видели, как ревностно за вас

Старался я! Меня ведь Государь

Так обласкал своей любовью Царской,

Что за него б я рад отдать и душу.

Воистину, великий человек,

Отменного, глубокого ума!

Как ни был он дотоль победоносен,

Но выспренным умомтотчас понял,

Что ничего не значит власть мирская

И всеоружество Московских полчищ,

Коль сам Господь Судья третейский в споре

Обоих Царств — и явственно решил

Не в вашу пользу. Нужно ли исчислить

Стефановы победы? Царь, смирясь

Пред властию судеб непостижимых,

Возвысивших противника его —

Своих людей не шлет напрасно в поле …

Кто против Бога!… Мира хочет Царь!

Да будет мир спасительный для вас!

Посредником я избран в этом деле;

Я в долг себе вменяю защищать

Славнейшего — и так прошу вас, Паны,

От имени Наместника Петра:

Вы к побежденным будете милосерды!

Московии в конец не разоряйте;

Не требуйте уплаты за издержки

Военные; о Швсдском Короле

Не помяните в записи —

(Обратясь к Русским)

А вы —

Когда на это Паны соизволят —

Перекрестясь, бесспорно согласитесь!

 

Поляк.

Сперва нам всю Ливонию отдайте;

Тогда и мы, быть может, умягчим

Условия, по просьбе Поссевина.

Мы победители: мы можем силой

У вас отнять, чего_:хотим — судьба

Нам предает все Государство ваше,

И мы в конец могли б вас обобрать,

Но нам претит лишь жалость к побежденным!

Не спорить вам прилично, а просить

Да кланяться!

 

Олферьев.

Послушай, Пан Збаражский!

Ты ведаешь — мы это объяснили —

Нам быть нельзя без пристаней мордских!

Мы, кажется довольно уступаем,

А более не смеем уступить —

Или с Царем нам нужно обослаться.

 

Поляк .

А мы-то ждать oтветa не хотим!

Рассердимся, переговоры кончим,

Уедем в стан — и горе вам: возьмем

Оружием и самую Москву!

Тогда иное будет замиренье —

И лишь Казань да Астрахань за вами

Останутся; а может быть, и дальше

Загоним вас!

 

Елецкий.

Умерьте вашу гордость!

Всевышний нас еще не рассудил;

Исход борьбы еще неведом миру!

Мы, Pyccкиe, не любим хвастовства —

И потому не скажем, что возьмем

Себе Варшаву, что единый Краков

Останется за вами! Власптен Бог

В обоих Царствах: пусть судом третейским

Решит наш спор в грядущие лета —

Святой Руси Всевышний не обидет!

Нам нечего о будущем судить,

А к настоящему приклоним очи:

Ваш временный успех от Вас отшел;

О древний Псков расшиблась ваша сила —

А Псков стоит и цел и невредим,

И лишь глядит, как гибнут ваши люди

Что не взято в треть года — вам того

И не видать, как собственных ушей!

Еще одно примолвлю вам в разсуд:

Bы не могли и нашей Лавры взять,

Что крепостца неважная — так что же?

Пока еще не мерялися рати

Всеобщею резнею чистом поле,

И Русской силы не замяли вы —

Вам нечего и чваниться пред нами

И нас пугать несбыточной бедой!

 

Поляк .

А вы зачем укрылись за стенами?

 

Елецкий.

То воля Государева; не нам

О том судить!

 

Олферьев.

А может быть, вы скоро

Услышите о грозном ополченьи

Царевича ! тогда не эту запись

Предложим, вам к рукоприкладству – нет!

Иначе мы сочтемся со врагами —

Поставим в счет и мясо , что ^: у нас

Здесь на Яму извел отец Антоний,

Ему спасибо скажем за лукавство,

За всякое недоброхотство к нам!

 

Поссевин (хватая Олферьева за  ворот и другой рукою вырвав у него запись, бросает на пол)

Ты не Посол, а вор!

 

Олферьев (грозя кулаком.)

Сейчас пусти —

Иль вышибу три зуба!

 

Поссевин.

(торопливо отдергивая руку)

Грубиян!

 

Олферьев.

Эй, брат, смотри: не сдобровать тебе,

Когда рукам даешь такую волю!

 

Елецкий (грозно подойдя к Поссевину.)

Как смеешь трогать Русского Посла?

А дело Царское ты на пол мечешь!

 

Поссевин. (подымает запись и подает Елецкому.)

Ну, вот оно!

(Полякам.)

Прошу вас, господа,

Меня от этих Русских защищать!

 

Олферьев .

А, струсил, брат!

 

Поляк.

Не хорошо, Антоний!

(Русским.)

Вы, господа, не забывайтесь также:

Вам подобает многое сносить

От победителей, и крепко помнить,

Что мы вам мир из жалости даем!

 

Елецкий.

Скорей погибни свет, чем нам снести

От Поляков бесчестие какое!

Пойдет домой, Олферьев!

 

Олферьев.

Я готов —

Хотя б в Москву!

 

Елецкий.

А нам туда и путь!

( Оба уходят.)

 

Поляк.

(им вслед)

Вам нужен мир, не нам, ступайте с Богом!

 

 

 

10-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Прежние, кроме Русских.

 

 

Поляк .

Ну, ежели с сердцем в Москву уедут –

Так нам беда!

Поссевин.

Небось: им дан наказ

Не уезжать без мира!

 

Поляк .

Почему

Ты это знаешь?

 

Поссевин.

Знаю Иоанна!

 

Поляк .

А дан ли им наказ терпеть бесчестье ?

 

Поссевин.

Уж этого не знаю.

 

Поляк.

То-то дело!

Эх, сметливый народ! как он ни прост,

Но все ж смекнул сейчас, что подо Псковом

Нам стало плохо! Может быть, Король

Теперь уже уехал, а Замойский

Едва ли там управится один!

И так, друзья, для пользы Государства,

Поедем к ним, как будто б для тогo,

Что Поссевин за это огорченье

Хотел при всех просить у них прощенья —

Ты верно не откажешься, отец?

 

Поссевин.

И, разумеется: для вас, друзья,

Готов на все! поедем в самом деле!

 

 

 

11-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Царская Палата в Александровской Слободе.

 

 

Годунов (один.)

Сейчас, сейчас дойдет до объясненья

Между отцом и сыном! сей же час

Решится все! Расчетливым умом

Я холодно устраивал опасность

Для бедного Царевича! я мнил,

Что сердцем чист, что действуя во имя

Святой Руси! под сим предлогом чистым,

Как бы под светлой девственной фатой,

Моя корысть лукавила…. Царевич!

О, если б ты по крайаей мере пал

На пажитях войны за Русь святую!

Но ежели иначе ты падешь?

Ты у отца под страшным подозреньем!

Царь Иоанн неукротимо гневен

И бешено запальчив! жезл его,

Сей острый жезл — орудие слепое

Слепого гнева — лиц не разбирая,

Наносит смерть …. ужасно …. это сын!

Не допущу! я грешное затеял, —

Но крайности в грехе душа не стерпит!

 

 

 

12-е ЯВЛЕНИE.

 

Прежний и Царевич Иоанн.

 

 

Царевич.

Ты здесь, Борис! надеюся, Господь

Благословит наш помысл благородный!

Я умертвил лукавого в душе

И предался Всевышнему! иду

Торжественно на подвиг жития,

Во сретенье святому искупленью!

Я ратник Божий! да творит Господь

Свою святую волю надо мной!…

Уйди, Борис! сейчас отец мой будет:

Я не хочу, чтоб он тебя застал

Тепере со мной.

 

Годунов (тронутый.)

Дозволь словечко

Мне вымолвить! Царевич! от тебя

Прекрасного я много ожидал —

Ты превзошел мои надежды! ты

Пред Богом чист — а я перед тобой

Лишь бедный грешник!

 

Царевич .

Ты привел ко стаду

Господнему затерянного агнца —

Так предо мной не малься, мой наставник!

Благодарю тебя, Борис, за дружбу,

За многую любовь и попеченье!

 

Годунов.

Благодарить, Царевич, ты не должен —

Ты сердце у меня взорвешь на слезы….

Не я — Господь в добре тебя наставил!

Ты просишься в опасность — за тебя

Я умереть хотел бы в доброй славе!

 

Царевич.

Я в первый раз тебя не понимаю,

Но объясниться некогда — прости!

(Годунов уходит.)

 

 

 

13  ЯВЛЕНИE.

 

Прежний и Ирина.

 

Ирина (торопливо.)

Царевич! (оглядывается) Слава Богу, ты один!

Царевич, слушай: не гневи отца!

Есть на meбя извет безбожный: будто

Против него ты в тайном заговоре,

И он тебя назвал — Авесаломом!

 

Царевич. (с негодованием.)

Что говоришь, Царевна! быть не может!

 

Ирина.

Ей Богу, правда! не проси ж теперь

Над воинством начальства: Государь

Подумает недоброе! сперва

Ты разуверь и успокой Царя,

И перед ним всю душу обнажи,

Как обнажил пред Господом. Царевич!

Коли отец тебе откажет в просьбе,

То покорись, как сын! Ты нравом пылок —

Я за тебя боюсье! Ах, ради Бога,

Не возражай противного отцу —

Смирись, как сын! ты мне так дорог стал,

Что брать родной! душа моя, Царевич!

 

Царевич .

Иди, сестра Бориса Годунова;

Я сделаю угодное тебе!

(Ирина уходит.)

 

 

 

14-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

 

Царевич (один.)

Возможно ли в подобном гнуснодействе

Подозревать меня, родного сына,

Наследника Державы! Ах, Ирина,

Сей вестью ты мне отравила душу…

Она была спокойна и светла —

И на нее ты бурю напустила…

Так вот зачем он сердится на сына

И кровного, как бы в опале, держит!

 

 

 

15-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

 

Царь, с жезлом своим. Царедворцы и стража, едва показавшись, отходят опять за кулисы. Царквич, кланяется.

 

 

Царь.

Наедине со мною ты хотел

Поговорить о чем — то, говори!

 

Царевич.

Да, Государь ! я высказать хочу,

Что глубоко в душе моей таится.

 

Царь.

Я знаю все! винися и покайся —

Ты только тем сподобишься прощенья!

 

Царевич.

Ты ничего не ведаешь, и не в чем

Виниться мне перед тобой — Царю

Не грешен я! но Богу одному

Покаялся в растлении душевном,

Во всех грехах, к которым с юных лет

Царевича безбожно приучили …

Я от мирских губительных соблазнов

Отшел под сень.Распятия Святого!

 

Царь.

Но как же ты, злодействовал со мной,

И смраден быв со мною наравне,

Вдруг сделался и праведен и чист?

 

Царевич .

Тебе ль такой дивиться перемене!

Я из души твоей и плоти создан —

Я весь в тебя — стремителен и пылок,

В движениях сердечных! О Царю!

Воспомяни: державным сиротою

Быв на Руси, без пестуна ты рос,

И о тебе бояре не радели.

Ты впал в грехи! Господь святую Pусь

Великими бедами искусил —

И ты душей воспрянул — и стряхнул

С души порок! передо всем народом

На площади ты каялся смиренно

И правде быть в Израиле велел —

И плакал ты, и плакал весь народ!

Воспомяни сии святые слезы,

Сочтенные Творцем небесным — слезы,

Омывшие тебя перед лицом

Отечества — и знамением чуда

Внезапно ты, как ангел, воссиял!

И шакже я от сквены отложился

И правду возлюбил — твой сын в тебя!

 

Царь.

Я не хочу припомнить той поры,

Как поп Сильвестр меня пугал страшилом,

Как а был раб Адашевцев лукавых.

 

Царевич .

Царю ли быть рабом? нет, Государь!

А сколько ты прекрасного свершил

В тот славный век…. Законодатель мудрый

Царь правды, муж побед!

 

Царь.

А кто ж привел

Меня к грехам, злосчастию и горю?

Адашевцы! … Я был пред Богом чист,

Я был велик и светел в Венценосцах,

И доблестен, как Македонский Царь!

Меня в те дни постиг недуг смертельный,

И, на одре болезненном страдая,

Димитрию я Царство завещал.

Бояре, шум подняв, себе в Цари

Владимира Андреевича ставя,

Не слушались болящего Царя,

И, вместо слез, молитв и возрыданий,

Вокруг меня иль дерзостная речь,

Или мятежный шепот раздавались.

Я за жену и за младенца сына

Моих рабов строптивых умолял —

И был один ответ мне: шум и споры!

Душа моя лежала, как на пытке,

Завидуя и нищим в мирной смерти!

Не прекращался шум! безбожный шум

Остановил отлет моей души….

И рек во мне Господь: «Восстань с одра,

Когда тебе скончаться не дают!

Но горе всем, бессовестно смушившим

Величие и святость смерти Царской!…

Восстань с одра, Царю, живи для кары!»

 

Царевич.

Бог милосерд, и Богочеловека

Святой завет повелевает милость!

Один закон карает злых — не Царь!

 

Царь.

Тебе ль меня учить, как править Царством?

 

Царевич.

Нет, Государь! не мне тебя учить,

А я хочу великим быть, как ты!

Дозволь мне речь докончить: Царство тьмы,

Лукавая Казань, не угрожала

Нам гибелью, но только нас порой

Тревожила своим непослушаньем —

А ты в Совете Думном положил

Ее смирить — во что бы то ни стало —

И, не щадя своей главы державной,

Ты сам облег мятежный град — и Бог

Благословил тебя на честь и славу!

Ты высоко поставил Русь свою —

И ныне Русь перед Литвою никнет,

Лишь сильною бездействием Руси!

Молю тебя….

 

Царь.

Чего же молишь ты?

 

Царевич.

О имени Всевышнего воспрянем

И сдвинем мощь Руси на Короля,

И на главу врага пяпюю станем —

И Русская прославится земля!

 

Царь.

До славы ль нам теперь, когда мы гибнем,

И только мир нас выручит из бед?

Каков бы ни был он — но все спасет!

Ты говоришь пустые речин…. видно,

Иной в тебе таится помысл?

 

Царевич.

Правда!

Я жажду знать — поведай, Государь —

Каким огнем душа твоя дышала,

Когда в вратах Казани ты стоял

С хоругвию Сиасителевой — смело,

Величественно воинство свое

Стесненное к победе обращая?

Я жажду знать, о чем душа вела

С тобою речь, как на пути возвратном,

Перед тобой с любовью и моленьем

Народ твой падал, от восторга плакал

И юного Царя бдагословлял?

 

Царь.

Перед тобой народу моему

Не падать ниц, покуда власть — моя!

 

Царевич .

Нет, ты меня не понял, Государь!

Меня ты был моложе, совершив

Бессмертные дела победоносца!

Твой сын, как ты, великих жаждет дел!

Твой верный Псков, твой добрый Псков к тебе

В нужде свои объятья простирает —

Так шли ему родительскую помощь!

Тебе — Царю издавнему — нельзя,

Лицом к лицу, с Стефаном худородным

Быть на войне! Теперь я не прошу

Неверного с врагом единоборства —

Поставь меня над рашею в воеводы!

Голицына, Мстиславских созову

В единый сонм, а распущу хоругвь,

Во вражий стан неотразимо врежусь —

Из стен своих и Псков тогда же хлынет

Широкой вылазкой — ycпех наш верен!

Порадуем тебя, Царя, потехой

Великою — я возвращу тебе

Ливонию и все — лишь дай мне войско!

 

Царь.

Впоследнее я спрашиваю: кто

Вселил в тебя сей безрассудный дух?

 

Царевич.

Не мужество, а робость безрассудна!

Единый Псков Степана отражает;

Чему же быть, когда вся рать твоя

Подымется? А кто в меня вселил

Сей бодрый дух? тень матери меня

Рукою будит по ночам и шепчет:

«В бездействии постыдном ты глядишь,

Как страждет Русь! возстань! иди на брань!

 

Царь.

Зачем тебе смирением притворным

Тревожить было прах ее! не смей

Меняа пугать явленьем этой тени —

Ты к хитрости Сильвестровой прибегнул!

 

Царевич .

Тень Анастасии претит мне хитрость!

Не я один npeд Господом хочу

Очиститься от многих злодеяний:

Познав свой грех, князь Курбский не хотел

Меча иметь на страждущую Русь —

И отошел и скрылся в покаяньи!

И Волжские разбойники, что мертвых

Из-под земли тащат и обнажают,

Покаялись в ужаснейших грехах —

Пошли искать в Сибири честной смерти!

Казак Кольцо, ко плахе осужден,

Стал, может быть, велик уже пред Богом —

Теперь понять ты должен, Государь!

Что мощно движет сына твоего

На честный бой, на славные деянья —

И может ли твой сын быть назади

Казацкого разбойника!… Во имя

Всевышнего впоследнее молю:

Дай войско мне — да сокрушу врага,

Да заслужу прощение от Бога!

(Падает на колено.)

 

Царь.

А вот кого в пример себе ты ставишь!

Так, Курбского да буйных казаков —

Нашел себе сообщников достойных!

Веди войну в лесах против зверей,

А о другом просить меня не смей!

 

Царевич (встав.)

Не стыдно ли презреть родного сына!

Я ведаю, чего боишься ты,

Великий Царь! поверь: я не мятежник!

 

Царь.

Мятежник, да!

 

Царевич (с гордостью.)

Неправда, Государь!

(Царь в ярости подымает жезл; Годунов, при последних словах приблизившись незаметно, останавливает удар.)

 

Годунов (умоляя.)

Остановись! се сын твой, Государь!

 

Царь. (страшным голосом.)

Мятежник!

(Поражает Годунова.)

 

Царевич (в ужасе.)

Что ты сделал, муж кровей!

 

Царь (в ярости.)

Ты заодно с боярами! меня

Вы с Царства сбить хотите, вижу ясно….

Злодей, погибни!

(Поражает Царевича; видя его окровавленного на полу, вопиет в ужасе, бросая жезл.)

Ах, убил я сына!….

 

 

 

16-е ЯВЛЕНИЕ.

Со всех сторон прибегают Придворные и прислуга; по знаку Бельского, уносят Годунова бесчуственно го; сажают в креслы Царевича; суета, бегание, ужас между всеми. Царь стоит недвижно, будто окаменелый.

 

Царевич  (слабым голосом.)

О, Государь, прости!

 

Царь (в отчаянии.)

Он умирает!

(Медик пожимает плечами.)

 

Царевич .

Так Бог велит! прости меня за слово

Единое — меня взмутила кровь

Борисова! Ах, за меня невинно

Погиб Борис!

 

Царь (падая на колена пред Царевичем.)

Царевич, милый сын!

Не умирай!!!

 

Царевич .

Я не был никогда

Мяшежником! а Русь спасти хотел!

Господь судил иное — власть Господня!

Благослови меня на жизнь другую!

(Тишина; слышны только вопли Царя.)

Царю! не плачь! не упрекай себя

Моей кончиной! дай мне руку….

(Берет ее и целует.)

Руку

Отцовскую  впоследнее целую….

(Теряет чувство.)

 

Царь (воспрянув.)

Остановись, о милая душа!

Я не велю тебе покинуть плоти!

Остановись — велением Царя!

Остановись — прошением отца!

Будь иилосерд, Господь на небеси!

 

Meдик.

Преставился Царевич!

 

Царь (глухим голосом.)

Боже! Боже!!…

(Глядит безмолвно, как уносят мертвого.)

О, Господи!

(Изо всех сил бросается ниц; Царедворцы прибегают, чтобы поднять его.)

Прочь, прочь из глаз моих!

Я умереть хочу — пришлите смерть!

(Они отходят немного и останавливаются.)

Прочь, прочь из глаз!

(Все уходят.)

 

 

 

17-е ЯВЛЕНИЕ.

Прежний. Являются, в ужасе, Царица Mapия и Царевны: Елена и Ирина.

 

Ирина.

Прогневали мы Бога!

Се Царь лежит простертый на полу,

Как труженик последний!

 

Царица (в слезах.)

Государь!

(Ирина приносит подушку, на нее кладет голову Царя и в головах падает на колена. Царица и Елена тоже становятся на колена, по обеим сторонам; все трое, покрывая Царя своими покрывалами, плачут и тихо рыдают. Занавес медленно опускается.)

 

 

 

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ДЕЙСТВИЯ.

 

 

 

ПЯТОЕ ДЕЙСТВИЕ.

 

 

1-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Дом Годунова в Москве.

 

 

Годунов (в виде больного, в креслах.)

Боли, моя святая рана! долго

Еще боли: ты мне краса и честь,

Врач совести, глашатай правоты!

Я б не отдал шебя за лучший подвиг

На ратном поле — я тобою стал

И доблестней и выше Стратилатов!

Я Грозного губительную руку

Остановил — дерзнул остановить —

Я тем стяжал величье страстотерпца,

Полуцаря преде Богом и людьми!

И чудным опытом я стал богаче:

Ум мудрствует, рассчитывает верно

И властвует бесспорно надо всем….

Настанет миг решительный — и сердце,

Безсмысленный младенец, встрепенется,

Швырнет умом, как бы игрушкой, плачет

И действует стремителено и слепо —

Но праведно — как будто в слепоте

Ему дано Господним Оком видеть!

Грехи ума я сердцем искупил—

Но да не будет нового боренья

Между умом и сердцем! нет, не будет —

Все кончено!. .. Боли, святая рана!

 

 

 

2-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежний. Ирина (в смирном платье)

 

Ирина (бросаясь к Годунову и обнимая его.)

Душа моя! еще не все погибло —

Еще тобой украшене Божий свет!

 

Годунов.

Я жертвовал моею жизнью — Бог

Помиловал! и ты, моя Ирина,

С порога смерти воротилась к нам!

 

Ирина.

Ты мертвецом лежал передо мной

В своей крови…. я на тебя упала,

Лишившись чувств, и огненный недуг

Меня держал в беспамятстве все время.

Когда пришла я в память, то душа

Обильными слезами разрешилась….

Я на ухо постельницу спросила,

Где погребен мой убиенный брат!

И был ответ: «Он жив!» Ты жив, Борис!

(Обнимает его.)

И скоро Бог послал мне исцеленье!

( Молчание.)

Его-то нет — Царевича не стало! (плачет)

 

Годунов.

Лицом к лицу, я стал против судьбы

Царевича; я сделал все, что мог …

Но человек в борьбе с судьбой — ничтожен!

Мы довершить, Ирина, не могли,

Что начали с счастливейшим успехом!

Утешимся хоть тем, что наш Царевич

От нас отшел и праведен и чист;

Что променял свое земное Царство

На Царствие Небесное — он свят!

 

Ирина.

Не об одном Царевиче я плачу

И до сдезы последней буду плакать ….

Несчастный Царь, несчастнейший отец—

Он сетует и мучится ужасно…

И это все еще земные муки —

А как ему предстать на Божий суд!

 

Годунов .

Царей Господь иным законом судит,

Как прочую подвластную им тварь!

За тяжкое властительское бремя

Прощается и многое Царям!

Но, впрочем, есть событья роковые,

В которых грех становится ничто

Пред страшною великостью несчастья;

Где суд мирской и самый Божиий суд

Безмолвствуют пред совестью свирепой,

Что колесом мучительнейшей казни

По сердцу по живому проезжает —

Кто совестью жестокою судим,

Того Господь не пересудит в небе!

 

Ирина.

Когда бы тем спаслась его душа,

Тогда и нам бы можно слаще плакать.

 

Годунов.

Слух носится, что бедный Государь

Убийственным отчаяньем томится.

Поведай мне подробно, что с ним было,

Как он душой уразумел свой грех.

 

Ирина.

Я передам тебе, что мне Феодор

Рассказывал. Упадшего подняли

Да отнесли на одр, и с полчаса

Он пролежал недвижно и безмолвно.

Потом он вскрикнул, кинулся с одра

И на полу простерся ниц, под сенью

Святых Икон; просил и наказал

Молиться громко, да изыдет дьявол

Из недр его, обхваченных огнем —

И сам мольбе глухим стенаньем вторил.

Так пролежав до полночи, он встал

И возопил: «Мне страшно!» и воздвигся

Ко храмине, где чтенье Псалтыря

Над мертвецом уныло раздавалось.

Он сел в ногах сыновних, и глаза

На мертвый лик недвижно устремляя,

В торжественном отчаянии замер,

Оцепенел — и неотходно там

Провел без сна и пищи трое суток.

Ему напоминали, что пора

Царевича в Москву сопровождать —

Он пребывал и глух и безсловесен.

Тогда в слезах Елена подошла,

С ласкательством обняв его, сказала:

«Воздвижемся: Царевичу пора!»

Не чудно ли? вдовицы грустный голос

Тотчас проник в его уразуменье —

И пробудясь душой и встав: «Пора!»

Ответил он глухим, протяжным гулом

И двинуться велел в плачевный путь.

И до Москвы он шел пешком за гробом,

Под непомерной тяжестью греха,

От слабости держась за колесницу,

И облачен в простую власяницу,

Без знаков Царских. Вышла вся Москва

Во сретенье усопшему любимцу —

Восплакала. Страдальчественный вид

Убившего себя во кровном сыне

Всех поражал необычайной скорбью:

«Тебя Господь утешит, Государь!»

Со всех сторон в народе раздавалось,

А он главой лишь глубже поникал.

Когда уже в Архангельском Соборе

С Царевичем впоследнее простились,

И опустить его хотели в землю —

Тогда внезапно взорвало отца,

Стоявшего безжизненно дотоле,

И зачал он о гроб сыновий биться,

И бурею поднялся Царский вопль,

Так, что Собор от страха содрогнулся,

И весь народ, что море, простонал!…

 

Годунов.

Муж крайностей, величественный грешник!

Твой бурный век уму непосшижим:

Герой и трус, и ангел и кромешник —

Между Царей блестящей Херувим,

Между людей последний окаянник,

И свет и тьма, и благ и зол избранник —

О чудный многострастник! ты в своем

Раскаяньи единствен, как во всем!

 

Ирина.

Родительское сердце закатилось!

Неслыханно горюя и скорбя,

Отчаяньем снедает он себя

И день и ночь; своей земли не судит,

Не рядит он; сиротствует она;

В унынии правителествует Дума.

 

Годунов .

Уже ль Царя не оживила весть

О горьких нуждах Польши подо Псковом,

О доблести усердных Псковитян,

И об отъезде Короля?

 

Ирина.

Нисколько!

Послы, дав знать через гонца, что наша

Берет, просили Царского наказа:

Повозгордиться пред Литвой; но Царь

Велел скорей окончить это дело,

Отбыв ума и мыслей во скорбях.

 

Годунов.

Как глубоко он должен быть сражен

В своей душе! оправится ль несчастный

Когда нибудь?… И без того он долго

Не проживет! Феодору теперь

Не миновать отцовского Престола,

И ты венцем делиться будешь с ним —

И будешь ты всея Руси Царица!

 

Ирина.

Я б захотела для народа быть

Второю Анастасиею! мило

И сладостно для сердца: приютить,

Под сению любви ширококрылой,

Детей Господних — нищих и сирот

Всея Руси! но рассуди: Феодор

И здравием некрепок, и душей,

Что женщина, чувствителен и нежен —

Его сгубила бы державства тяжесть!

 

Годунов.

Пусть сложит он на верного слугу,

Что не по силам плоти и души —

А сам уйдет в свою святую душу

И, в Царственном венце и в житии

Молитвенном от Господа приемля

Великие властительские мысли,

Сего слугу и всех нас умудрит!

 

Ирина.

Так мог бы он державствовать! Кому же

Сим избравным и верным быть слугой,

Как не тебе! Кто нам милей и ближе?

Кто более тебя честей достоин

И более к правлению способен?

Когда ж Господь Феодору велит

Наследовать державственные бармы —

То ты сними на рамена свои

Все бремя власти; только сладость власти:

Благотворить — оставь, Борис, за нами!

 

Годунов.

Тебе, Ирина Федоровна, Бог

Необычайные внушает думы:

Велением и счастием твоим

Душевное спасенье Иоанна

Царевича свершилось… я был только

Орудием твоей священной воли —

(Указывая на рану.)

Вот знаменье усердья моего!

Я рабствую велениям твоим,

Царевна в мире — праведница, ангел

Пред Господом….

 

Слуга (входит.)

Приехал Бельский.

 

Годунов.

Что,

Принять его?

 

Ирина.

Прими! а я тем часом

Пойду к твоей счастливейшей жене:

Она тебя порадует рожденьем,

А я…..

 

Годунов (держа ее за руки.)

Душа моя! зачем тужить

До времени? ты юностию красной

И здравием цветешье, и будешь долго

Еще цвести — так и тебя Господь

Порадует! a нет — возьми себе

Моих детей!

(Ирина уходит.)

 

(Слуге.)

Просить его!

(Слуга уходит.)

 

 

 

3-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежний и Б. Бельский.

 

Годунов.

А, здравствуй,

Богдан!

(Дают друг другу руки.)

Спасибо, друг: не забываешь

Болящего, опального Бориса!

 

Бельский.

Своих друзей не должно забывать,

И нет у нас обычая такого!

Живи в чести первостепенной — честь

Не в честь, когда ее с тобой не делит

Издавний друг!

 

Годунов.

В дни красные мои

На твой привет я сердцем отзывался,

Так посуди ж, как ныне должен я

Ценить твою приятельскую ласку.

 

Бельский.

Опалою ты раны не считай,

Тебе Царем во гневе нанесенной,

Уладим все! Но опыт между тем

Печальную мне правду обнаружил:

Казалось мне, что наша знать тебя —

Хотя не столько любит, сколько я —

Но все же любит искренно и крепко;

Как горько разуверило меня

Несчастие, постигшее тебя!

 

Годунов .

Не веровал я в искренность сей дружбы —

Я разгадал боярство! всяк из них

Владетельный Князек себялюбивый!

Способности и действия других

Лишь на себя рассчитывает; зрит

В приятельских связях — одни подмостки

К величию и к чести; одного

Поставить стоймя, чтобы можно было

На рамена его всходить; другого

Пристроить лежмя, чтобы выше стать

Хоть не большой — но твердою — ступенькой….

И потому, естественно, один

Другому враг, соперник, соглядатай

Душевных тайн и помыслов чужих

И роковой лжетолкователь их;

А дружества прямого нет и тени —

Я допущу немного исключений.

 

Бельский.

Но я один, усердствуя к тебе,

Рачительно высматривал то время.

Когда в душе Царевой светлый разум

Одолевал отчаянную тьму;

Я заводил, как будто ненароком,

Рече про тебя — и дивный подвиг твой

Раскладывал во всю его огромность;

И подвиг сей, напитан и червлен

Твоею доброй, благородной кровью,

И выше всех знамен, стяжанных в битве,

Я выставлял, как некую хоругвь

Чудесного в мужах победоносца!

Ты ведаешь, как свойственно Царю

Оценивать блистательное в людях:

Величие деянья твоего

Среди скорбей губительных он понял;

Меня спросил, еще ли ты простерт

На злоболезненном одре страданий?

А я в ответ: не исцелиться ране

Борисовой, а все болеть, доколе

Не прикоснется к ней привет твой Царский!

Тогда он рек: «Богдан! иди ж к нему,

Снеси привет, да исцелится язва!»

 

Годунов .

Я бью ему челом за милость! Ты

Мне в язву влил целительный елей —

Благодарю, Богдан, благодарю!

 

Бельский.

Ты памятлив, Борис: так за тобой

Не пропадет моя прямая служба!

Но мне пора уже к Царю: меня

Он беспрестанно спрашивает ныне!

 

Годунов.

Прощай! с тобой да будет неизменно

И Царская и Божья благодать!

( Бельский уходит.)

 

( Слугам.)

К жене меня в светлицу отнесите!

(Слуги относят Годунова.)

 

 

 

4-е ЯВЛEHИЕ.

 

Кремлевские палаты.

Бельский; за ним Стольник и несколько слуг; потом Князь Вас: Ив: Шгйсый. Все в смирных платьях.

 

 

 

Бельский.

Вот здесь готовьте место для Царя;

А для бояр по сторонам.

(Слуги, по указанию Стольника, исполняют приказание и стелют ковры.)

 

(Шуйскому.)

Добро

Пожаловать!

 

Вас: Шуйский.

Что деется у вас?

 

Бельский.

Готовится собрание бояр

Нечаянно, по Царскому наказу,

И между них впервые Государь

Во дни скорбей явиться соизволит.

 

В. Шуйский.

Наверное, он станет говорить

О нашем перемирии с Литвою

И плакаться на горькую судьбу,

Его лишившую милого сына!

(Стольни  со слугам  уходит.)

 

Бельский.

По важности раздумия его

О важности предмета заключаю.

 

В. Шуйский.

Скажи, Богдан: кто мог бы ожидать

Плачевного события такого —

В нем странно все, загадочно, темно!

Но, кажется, там кто-то полукавил,

Сумел сплести диавольскую сеть,

Что паутина, тонкую — искусник!

Он справил все — а верно не предвидел

Невольного себе кровопусканья!

 

Бельский.

Догадлив ты — согласен я с тобой!

Он легче стал двумя фунтами крови;

Но этой паутиной кровь унял —

И далеко пойдет!

 

В. Шуйский.

Весьма быть может!

Когда ему лукавый сам помог

Столь выгодно для чести властолюбца

Концы такой затеи схоронить,

Так он и впредь ему сослужит службу;

Теперь лежит пред ним открытый путь!

 

Бельский.

Нам надобно дружиться с ним покрепче

И лестию порой ему кадить.

 

В. Шуйский.

Понятно мне, что можно иногда

Притворствовать, а иногда и должно!

Но я и он, мы слишком хорошо

Изведали друге друга: с первых взглядов

Переловляем мысли друг у друга,

И друг у друга видим дно души,

Так, что никто из нас, бояся быть

Посмешищем другого, не дерзнет

Взять мысль на ум: перед другим лукавить.

Будь только сходен нрав у нас, мы б были

Примерные друзья; а нет, так нам….

 

Бельский.

Врагами быть?

 

В. Шуйский.

Врагами не врагами,

Но явными противниками!

 

Бельский.

Князь,

Te6е накладно будет! рассуди:

Не все стоят одной поре; другое

Наступит время — и противник твой,

Хотя бы не был Громовержец, может

Власть возыметь, по прихоти своей

Бросать громами — он тебя тогда – то

Опалою большою опалит!

 

В. Шуйский.

Да будет все, что Господу угодно!

Не преклоню главы уничиженно;

Но облекусь в достоинство и в крепость

И неподкупной, грозной прямотой

У недруга у гибкого исторгну —

Иль навсегда прямую честь себе,

Иль, может статься, казнь на лобном месте!

 

 

 

5-е ЯВЛЕHИЕ.

Прежние и Вас: Грязной, (преследумый стражею.)

 

Грязной.

Мнe удалось прокрасться и продраться

К тебе, Богдан! молю тебя крестом:

Будь мой защитник! не давай меня

В обиду дерзкой страже, ради Бога!

Да Царскую мне милость испроси!

 

Бельский.

А как ты смел сюда прийти, бездельник?

Пошел сейчас! чтоб духа твоего

Здесь не было! ты знаешь, на тебя

Возложена великая опала:

Сквернавец, ты Царевича убийца!

Не смей Царю казаться на глаза.

 

Грязной.

Дай высказать два слова!

 

Бельский.

Нет, вошел

Да провались сквозь землю!

 

В. Шуйский.

Ну, Богдан,

Пусть вымолвит два слова и пойдет.

 

Грязной.

Что на меня напраслину ты взводишь?

Я столько в том внновен, сколько ты;

Как ты, по нем хожу я в смиренном платье!

Но обо мне теперь поговорим:

Я весь в oгне, я мучусь, погибаю —

Я не могу снести своей опалы!

 

Бельский.

А сносят же другие! будь ты рад

Радехонек, что на плечах еще

Головушка!

 

Грязной.

Опала хуже смерти!

Я все в чести и милости живал

У доброго Царя, как у Христа

За пазухой; я был не только Царским

Потешником на радостных пирах,

Но и душой сжился с его величьем

И весь ушел в него своим житьем —

Я без него, как рыбка без воды!

Я задыхаюсь всюду, где не чую

Присутствия иль близости Царя!

 

Бельский.

С ума сошел !

 

Грязной.

Ты сыт: не понимаешь

Голодного! я здрав в yме, но болен

Немилостию Царской! попадешь

В мою беду, тогда меня поймешь!

Да не видать тебе такого горя!

Умилосердись, выручи меня,

Дай мне пожить еще!

 

В. Шуйский.

Я дам тебе

Святой совет: Васюк, иди в монахи!

Ты на своем веку зело грешил ….

Пора тебе покаяться, казнить

Веригами бунтующее тело

И окрылять молитвами свой дух —

В Небесного Царя уйди душою!

 

Грязной.

Ах, для меня и там спасенья нет!

Я в житии молчальном мог бы только

Живее памятовать время то,

Как, в Слободе монашествуя вместе,

Державного Игумна мы имели!

Когда я тварь ничтожная, когда

Я милости Царя уже не стою —

Так испросите мне хоть эту милость:

Жить при Дворе в немилости! лишь был бы

Я при Дворе и на глазах Царя —

И то еще я сызнова бы ожил,

Как насекомое на красном солнце!

 

Бельский.

Ты говоришь пустое! мне нельзя

Тебе помочь; не смею и подумать,

Как бы сказать словечко за тебя.

Мы ждем сюда Царя: так убирайся!

Не то — тебя я вывести велю!

 

Грязной.

Анафема! чтоб страшный Царский гнев,

Как Божий гром, в главу твою ударил….

Чтобы в опале ты изсох, издох!

 

Бельский ( страже.)

Эй, вывести безумца, дурака!

(Хватают Грязного.)

 

Грязной (сопротивляясь.)

Хоть миг еще мне дайте подышать

Дворцовым воздухом — се воздух Царский!…

(Его выводят.)

(В. Шуйский и Бельский остаются в задумчивом изумлении.)

 

 

 

6-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние. Ив: Петр: Шуйский.

 

В. Шуйский.

Вот дядя мой!

 

Ив: Шуйский.

Святою скорбью Царской

Исполнены палаты! тишина

Да смирные одежды! где Царевич?

Мне будет больно видеть лик Царя,

Со знаменьем отчаянного горя!

 

В. Шуйский.

Ты, доблий муж, по крайней мере входишь

В палаты с чудным подвигом твоим,

Как с зелием целительным от горя!

Но мы ничем не можем усладить

Страдания скорбящего Царя …

Что ж и меня судьба не привела

С тобой делить огромнейшую славу!

 

Ив: Шуйский.

Средь горьких бед, под ядрами Литвы,

Я веселился сладким помышленьем:

Как появлюсь пред светдый лик Царя,

Как поклонюсь ему спасеньем Пскова —

Желанный миг настал, ужасно темен!

Mнe не держать теперь веселых слов,

Обдуманных в победном упоеньи;

Царю ж таких не слушать в сокрушеньи!

 

 

7-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Являются бояре, тихо и важно, в смирных платьях, и становятся у своих мест; Елецкий и Олфеьев поодаль; тишина и благоговейное ожидание. Царь, в простом смирном платье,  в шапке с коронообразным верхом. В глубокой горести, медленно взошед на свое место, он отвечает на низкий поклон бояр. Все садятся, кроме послов. Бельский и Вас: Шуйский уходят.

 

Царь.

Велением Господним вас созвав,

Я из последних сил душевных к вам

Воздвигся.

(Молчание.)

 

Князь Иван Петрович Шуйский!

(Шуйский встает.)

Се кланяюсь тебе благодареньем

Всея Руси за ратные дела!

Се кланяюсь и младшим воеводам,

Благочестивым Пастырям Псковским,

И воинству Псковскому и народу,

И доблестным Печерским Чернецам!

Передаю великие деянья

Векам на память!

(Шуйский молча бьет челом и опять садится.)

Вы, послы мои!

(Елецкий и Олферьев подходят.)

Доволен я и вашей службой, вашим

Радением! виновны в том не вы,

Что мы всея Ливонии лишились —

Се кланяюсь и вам благодареньем!

(Елецкий и Олферьев бьют челом и отходят на прежнее место.)

Исполнив сим последний Царский долг,

Я на себя снимаю всенародно

Вину всех бед и горьких неудач.

Вы здесь теперь не в Думном заседаньи;

Вы здесь, друзья, как бы в душе моей —

И вся душа открыта перед вами!

Меня Господь умения лишил

Со славою великим Царством править!

И отчины наследственные отнял,

И по грехам моим казнил меня

Неслыханно — я весь в крови сыновней,

Как некое чудовище стою,

От коего весь мир имеет ужас,

Перед которым вздрагиваю сам….

Могу ли я под тяжким гневом Божьим

Державствовать? не должен, не хочу!

Грехами смраден, паче мертвеца,

Я умер миру! тело хладный гроб —

Так пусть душа, с горящим возлюбленьем

Взяв страннический посох покаянья,

В свой мысленный грядет Ерусалим!

Избрав себе иное царство — келью!

Иной венец — монашеской клобук!

Я за себя, за род свой отрекаюсь

От Русского Державства!.. Так, друзья!

Ce6е в Цари любого изберите!

(Бояре поражены.)

 

Ив: Шуйский.

Ужели ты людей своих оставишь!

Державный Пастырь! стада своего

Не оставляй! паси его до смерти,

Как Искупитель пас своих овец!

Ты нам даешь места в суде и в поле,

И неотходно всяк из нас стоит

И держит честь и службу в правде, в холе —

Кто отойдет, того закон казнит!

Тебе ж Господь дал место на Престоле;

Ты Царь — но не в твоей державной воле:

Творцом тебе указанный притин —

Когда тебе разсудится — оставить!

Тебя Всевышний спросит: «Ты един

Сиротствуешь в монашестве? где люди

Мои, над коими тебя Царем,

Поставил Я?» Какой же дать ответ?

Чудовища не знаем, не видали;

Твоих грехов не ведаем, забыли;

Одни твои великие дела

Да Царские твои благодеянья

Мы свято держим в памяти своей —

И не хотим себе Царя иного,

Oкроме Богом данного— тебя

И сына твоего — сиди на Царстве!

 

Бояре.

Надежа — Государь! сиди на Царстве!

 

Царь.

Baм не понять, как горько стражду я!

Кажись, мои палаты злоухают

Сыноубийством…. кровию дышу

И плачу кровью!… Страшен мрак ночной

Мучительной бессонницею, полной

Невиданных, неистовых видений;

А тягостен для ока свет дневной —

Все вопиет против меня, злодея;

Мне некуда деваться от себя!

С тех пор уже я не Царем, а тенью

Умершего Царя сижу на Царстве!

Вам от меня нет пользы никакой,

А я себе в губительную тягость!

Друзья мои! не возбраняйте ж мне —

Последнему преступнику — пути

К душевному спасению! ужели

Хотите вы, чтоб умер я, как жил?

Чтоб я стяжал и Бoжиe проклятье,

Как заслужил проклятие людей?

Чтобы душа моя в аду погибла!

 

Ив: Шуйский.

Мы молимся вседневно за тебя:

Народные молитвы охраняют,

Что ангелы, главу твою святую!

Твой сильный дух тоску свою поборет,

А язву сердца время заживит;

Над гордыми отечества врагами

Опять твоя возвысится рука!

Монашество и честно и почтенно;

Чин ангела величествен и свят, —

Но Царское Величество святее!

Покуда Богехранит Царя в живых —

Народ Царя и Богу не уступит!

 

Бояре.

Ты наш — и мы тебя не отдадим!

 

Царь.

Вам, подданным, такие речи в честь,

Но мне, Царю, не в сладость, не в утеху!

Осмнадцать лет тому, когда Господь

Уразумлял меня оставить Царство;

Я должен был моленьям уступить,

И, воротясь, ослушался я Бога….

Меня покинул Бог — и без Него

Осмнадцать лет злостраждучи я прожил —

И вот дошел до крайности греxa!

Я уязвил себя неисцелимо!…

Я бился в муках — и в нужде моей

Опять Господь со мной заговорил

И повелел оставить Государство.

На этот раз я тверд, неумолим!

Я не хочу дальнейших прекословий —

Се мой последний Царский вам наказ!

Держава упразднилась — изберите

Себе Царя достойного! ему

Я Царство сдам— и облекуся в схиму!

(Молчание. Бояре сидят, потупя глаза.)

 

 

 

8-е ЯВЛЕНИЕ.

 

Прежние и Бельский.

 

Бельский (Царю.)

Явился к нам на плаху осужденный

Казак Колецо; он объявляет слово

И дело; просит пред тебя предстать

С великою и радостною вестью.

 

Царь.

Казак Кольцо! ах, помнится, его

Именовал Царевич перед смертью….

Позвать его — мы нынче не казним!

(Бельский уходит.)

 

Пошел Ермак походом на Сибирь,

С ватагою своей головорезной;

Мы объявили Строгановым гнев,

И отозвать велели казаков

И выслать в Пермь, на хищных Остяков.

Какая весть пришла нам, не гадаем;

Но вестника помиловать хотим —

Да милует и нас Судья Небесный!

 

 

 

9-е ЯВЛЕНИЕ.

 

 

Прежние. Бельский и Кольцо.

 

 

Кольцо (кланяется Царю и боярам.)

Великий Царь, державный Государь!

Я голову свою принес на плаху —

И кланяюсь тебе Сибирским Царством!

(Бьет челом.)

 

Царь.

Сибирским Царством!

 

Бояре.

Как? Сибирским Царством!

 

Царь.

Уже ли вы Сибирь завоевали!

 

Кольцо.

Салтана сбили с Царства, взяли в плен

Царевича — и вся Сибирь твоя!

Соедини ее на веки с Русью,

Доколе миру Бог велит стоять!

 

Царь.

Какая весть великая! Кольцо,

Ты обо всем подробно нам поведай!

 

Кольцо.

Мы на Дону худою славой жили.

Пришел посол от Строгановых к нам

И рек: «Зачем вы гневаете Бога

И Государя? бросьте ремесло,

Которым вы добра не наживете!

Вы Христиане: так идите к нам —

И будьте люди Белого Царя;

Вины свои покройте честной службой!»

Мы совестью воспрянули, в душе

Исполнились великим умиленьем….

Родимый Дон, прощай! и мы пошли

Просить у честных Строгановых службы.

Они в поход послали нас в Сибирь.

Наш Атаман свое устроил войско,

А было нас всего-то восемьсот.

Отпев молебен, взяв с собой, что нужно,

Отплыли мы по Чусовой реке;

Потом рекой Серебряной; а там

Перевезлись мы на реку Жаравлю—

И наконец на Туре очутились

В Сибирском Царстве. Князя Епанчу,

С его огромным стрелометным войском,

Мы в пух разбили, взяли городок,

Сожгли до тла — то был, наш первый подвиг!

Потом слугу Кучюма мы поймали;

Он стал для нас надежным языком.

Была вторая битва на Тоболе

На нас грозой и бурей Маменкул

С своей несметной конницею несся;

Но мы его обрызгали огнем,

И, устрашась пищалей семипядных,

Дал тыл Царевич; всадники его

Рассыпались — мы тешились резнею

На Иртыше случилась третья битва.

Слепой Салтан из града вывел войско;

Отчаянно сражался враг весь день,

Но к вечеру его мы одолели.

Ночной совет составился у нас:

«Что делать, братцы? мы на перекличке

Не досчитались многих казаков.

Но мы решили все в единый голос:

Нам путь вперед, чтобы вины загладить —

Дается свыше помощь беспомощным!

Аминь! сказало войско, и, чем свет,

Мы на врага ударили — а враг

На встречу нам, как стая ярых псов-—

И зачалась ужаснейшая битва,

Зане Салтан изао всех сил своих

Хотел спасти столичный град Искер,

По нашему, Сибирь; а тут-то город,

Глядит на бой. Запамятовав смерть,

Мы бились ва-смерть! дрогнул бусурман;

Его затерло силой христианской,

И Дух Святой развеял их по ветру!

Мы заняли Искер: поживы тьма,

Но нет людей! Мы ждали; Остяки

С своим князьком, с дарами появились

И присягнули Белому Царю.

Другие также вызвались платить

Ясак обычный. Только Маметкул

Тревожил нас; но мы к нему подкрались —

Хвать молодца — ура! вплену Царевич!

Все хорошо. В Искере отдохнув,

Мы к северу отплыли Иртышем,

Чтоб власть твою языкам проповедать.

Мы вешали строптивых для примера,

Покорных миловали. Князь Caмар

Был нам последний, важный сопротивник;

Он в битве пал — и покорился край.

До самой дальней Оби мы дошли

И города под власть твою забрали.

За той рекой уже народу нет,

Есть только степи. Возвратясь в Искер,

Меня тотчас Ермак сюда отправил:

Тебе челом ударить всей землей,

От Каменного Пояса до Оби!

Реши судьбину нашу, Государь!

На плаху ли, за прежние грехи,

Нам голову прикажешь положить,

Иль лечь костьми на честном поле брани,

Служа тебе и Дому твоему?

 

Царь.

С тебя, с твоих товарищей снимаю

Опалу, гнев! Всевышний вас облек

Во знаменье щедрот своих великих!

Теперь вы нам любимые сыны

Отечества, прославленные люди,

Богатыри! за дивные дела

Вас до-сыта я честью упояю —

Да будет вам и вечная хвала!

Богдан! вели звонить в колокола,

Весть разсевать во весь народ: как любит,

Как жалует святую Русь Господь!

(Бельский уходит.)

 

(Кольцу.)

Мой богатырь, коснись моей руки!

 

Кольцо ( целуя руку у Царя.)

Благодарю, Надежа-Государь!

От милости твоей неизреченной

Все сердце растопилось у меня!

Теперь я не преступик оглашенный —

Теперь я честный подданный Царя!

 

Шуйский (встает.)

Сам Бог те6е державствовать велит!

В замен земли утраченной дарит

Богатое, обширнейшее Царство

В подножие стопам твоим — и ты,

До выспренней касаясь высоты,

Ознаменуешь наше Государство

Богатырем — и мощь богатыря

Соседние узнают поколенья!

Ты наш! на Русь, на Русского Царя,

Что солнце, светит Око Провиденья!

 

Царь (после некоторого молчания.)

Отныне людям милость и любовь!

(Бояре бьют челом до земли. Колокольный звон.)

 

 

 

КОНЕЦ.