Сентябрьская ночь

Автор: Каратыгин Петр Андреевич

СЕНТЯБРЬСКАЯ НОЧЬ.

водевиль в двух отделениях;

 

Сюжет заимствован из Литературных Прибавлений к Сыну Отчества.

Музыка разных Авторов.

 

С. — ПЕТЕРБУРГ.

В типографии А. Плюшара.

1 8 5 1.

 

 

Действующие лица.

 

Василий Верховский                 Родные братья,                 Г. Григорьев б.

Валериан Верховский              Уланские офицеры            Г. Дюр.

Иван, денщик Василья Верховского                                    Г. Рязанцов.

Петрушка, деревенский мальчик.                                        Г. Воротников

Разбойники:

Сенька, прозванный Косматым                                           Г. Величкин.

Матвей                                                                                       Г. Григорьев м.

Вавило                                                                                       Г. Сосновский.

Денис                                                                                         Г. Соколов.

Несколько разбойников.

Действие под Чугуевым.

 

 

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.

(Театр представляет комнату, на травой стороне стол, на левой кушетка. При поднятии занавесы слышен вой ветра и проливной дождь).

Ночь.

 

Явление 1.

 

Василий Верховский (один, сидит у стола, читает книгу и курит трубку.)

Какой вздор! Как придут в голову такие нелепости; ни смыслу, ни толку. . . . и на эти-то пустяки люди тратят время; время, которое мчится во весь карьер, закуся поводья, и которого никакая уздечка не заставит ехать рысью.  Впрочем это сочинение может иметь полезное действие и достигнуть цели, о которой автор, вероятно боялся и подумать. . . . Это действие я уже начинаю чувствовать (зевает), вот оно! 50-ти страниц довольно, чтоб на 51-й закрыть ее вместе с утомленными глазами. (кидает книгу). Кажется перекличка волков кончилась. Да, не слыхать; насилу замолчали, а то эти дикие полутоны, с аккомпанементом заунывного ветра, не шутя наполняют голову каким-то тоскливым воображением, и сердце то неволе знакомится с грустью. Чорт возьми! С тех тор, как мы вступили сюда на квартиры, я еще не видал ни одного ясного дня. Проливной дождь, холод, ветер. . . . это несносно! Как не вспомнишь прежнее Петербургское житье! Как не позавидовать веселой жизни гвардейца! Ах! там Сентябрьские ночи бывают веселее Июньских. . . . театры, балы, вечеринки!… прощайте на долго! . . . прощайте, быть может навсегда!

Кого столица не пленяет

Веселой прелестью своей?

Там время быстро пролетает,

И ночь как день в кругу друзей!

А здесь нам от волков не спится,

И день и ночь пришлось грустит,

Как быть, не даром говорится?

С волками жить, по волчьи выть!

Однако ж который час?. . . прошу покорно… второго половина; пора на боковую. Ванька! Человек! давай ужин.

 

Ванька (за кулисами).

Сей час, сударь.

 

Василий.

Мне кажется, как я посмотрел на часы, так еще больше захотелось стать: глаза так и слипаются.

 

Явление 2.

 

Василий и Ванька (приносит ужин.)

 

Василий (наливая рюмку).

Как бы жестоко деспотствовала над нами скука, если б не было этого целительного утешения. Признаюсь, я никогда не был заражен вакхической жаждой, но всегда имел уважение к этому универсальному лекарству.

Ну как вина не похвалить?

Как не назвать его любезным:

Оно умело согласит

В себе приятное с полезным.

Вся Медицина в нем одном

И доказательство готово:

Всегда здоровье пьют вином,

Так стало быть оно здорово?

Ну, что ты стоишь разиня рот? соври что нибудь.

 

Ванька.

Что угодно приказать, Ваше Благородие?

 

Василий.

Вот, например, каково поют волки?

 

Ванька.

Да что, сударь, волки-то нашему брату в привычку. В деревне бывали эти оказии за-частую, а вот что худо, говорят, здесь в лесу. . . есть такие волки, которые ходят на двух ногах.

 

Василий.

Стало быть они ученые?

 

Ванька.

Да, сударь, ученые, только их надо отучить.

 

Василий.

Что ты за дичь порешь?

 

Ванька.

Ни как нет-с, я торю не дичь, а натуральную правду. Я долго тетерь прислушивался на крыльце; мне хотелось дознаться, точно ли правда, что мне рассказывали, и я уверился, что это вытье нисколько не похоже на настоящее: они как то не ладно поют.

Василий.

А что, фальшиво, что ли?

 

Ванька.

Конечно фальшиво, сударь. Здесь куда не смирно! Рассказывают такие страсти, что мороз дерет то коже. Часто случается, что иной мужик, проходя этим дьявольским лесом (прости Господи согрешение), возвращается домой без тулупа, а чаще всего подпоят бедняжку, оберут кругом — да и отпустят на легке. И это ничего, куда бы не шло, а то иногда находят на дорогах . . . . ах, Боже мой, страх, да и только!

 

Василий.

Ванька, я тебе велел соврать не много, а ты кажется обрадовался позволению.

 

Ванька.

Я вру-то, Ваше Благородие, что другие врут. Наш хозяин, да еще два соседа, говорили мне утром, что в этом лесу нет ни одного волчонка, а просто там изволят выть…

 

Василий (не слушая его).

Ослы!

 

Ванька.

Нет, нет, не ослы, Ваше Благородие, а разбойники. . . .

 

Василий.

Какие разбойники?

 

Ванька.

А вот, что режут то дорогам. Да, сударь, их здесь целая шайка, и я готов пройти сквозь строй, если не они задают эту чертовскую потеху.

 

Василий.

За чем же это?

 

Ванька.

Ну, а за тем сударь, чтоб заманить к себе кого нибудь из господ офицеров — здесь дескать есть смельчаки; да нет, не на таких наскочили. . . . Войте, черти, на свою голову.

Василий.

Послушай, Ванька, если б мне не лень было, так и ты бы у меня также завыл.

 

Ванька.

Власть ваша, сударь, — я это не от себя выдумал. . . . Вон у здешнего старосты ономнясь украли большой медный котел, да еще у нашего хозяина Ермолаича увели с поля вороную, которой вы прошлое Воскресенье так любовались.

 

Василий.

Да, мудрено лошади убежать самой, когда за ней не смотрят; а котел, который ты стараешься вылудить правдой, вероятно украли свои; за вашу честность я гроша не дам.

 

Ванька.

Справедливо, сударь; только кто из своих украдет такую большую вещь: ведь из этого Котла такая каша заварится, что после и не расхлебаешь. Да что коли правду сказать, мы и вора-то знаем.

 

Василий.

Кто же это?

 

Ванька.

Кто-с? Да просто Сенька Косматый.

 

Василий.

Это что за штука?

 

Ванька.

Ни больше, ни меньше, как сам атаман здешней шайки. Мне сего дня Ермолаич все в подробности рассказывал; вот извольте видеть: два года назад, жил в здешней губернии какой-то барин, или господин. . . . из благородных… фамилии-то не вспомню. . . . такая мудреная; у этого господина был крепостной человек, по имени Сенька Косматый: по шерсти собаке имя дано. Этот Косматый был забубенная голова. Кутил, кутил, да и докутился до того, что Косматого хотели обрить под красную шапку, а он обокрал барина, да и лыжи навострил; и вот теперь другой год в бегах. . . .

 

Василий (после небольшого молчания).

Ну, что ж дальше?

 

Ванька.

Ну, а что дальше-то будет, так уж Бог знает.

 

Василий.

Почему же думают, что именно этот Сенька здесь ворует?

 

Ванька.

Помилуйте, кому же быть другому? Он парень смешливый, верно набрал себе таких же мошенников, да и живет спокойно в этом лесу.

Боюся и не без причин,

И кто же этого не знает:

Что глупый согрешит один,

А умный многих соблазняет.…

 

Василий.

Так ты не соблазнишь других,

За это можно поручиться.

 

Ванька.

— Нет, Ванька ваш не из таких:

Он смерти до-смерти боится?

 

Василий.

Так по твоим словам у него целая шайка?

 

Ванька.

Да что мудреного? Чай вышел в пустой лес, да крикнул: эй! Кто хочет ко мне в шайку? Ну вот к нему туда и набрались. На дурное-то скорее пойдут.

 

Василий.

Не пора ли и тебе идти? Отправляйся, довольно поврал, мне уж надоело тебя слушать.

 

Ванька.

Слушаю-с. (В сторону). Ух! Как-то я засну эту ночку: Сенька не выходит у меня из головы. (Уходит.)

 

 

Явление 3.

 

Василий (один).

Какие дураки! С чего они выдумают такую романтическую галиматью?… Здесь разбойники; приятное соседство, и Сенька Косматый довольно оригинальное лицо . . . . однако ж от этой глупой сказки мне не на шутку дремлется . . . . но что за шум?

 

Валериан (за кулисами).

Дома брат?

 

Ванька.

Сей час изволит ложиться стать.

 

Валериан.

А вот мы его подымем.

 

Василий.

Кто там? Ах, это сорванец Валериан.

 

 

Явление 4.

 

Василий, Ванька и Валериан (в бурке и с ружьем).

 

Валериан.

Именно! Что это? да ты и не думал встать? С бутылкой? с трубкой? браво, все по форме, а ты, черномазый, с чего вздумал меня обманывать? Постой, вот я тебя распеку. . . . поворот на право! прямо в дверь, галопом, а не то пришпорю. (Выталкивает его).

 

Василий.

За чем это, батюшка, с таким шумом?

 

Валериан.

Мы не любим тихо входить — полно нежиться: заряди-ко свою винтовку и оседлай себя патронташем.

 

Василий.

Куда? Для кого?

 

Валериан.

В лес, для волков: они мне до смерти надоели. Я как порядочный человек лег спать в 12 часов, и до сих тор не мог глаз сомкнуть от их дьявольского концерта. Эти животные воют битых два часа, и никто их не побьет, стыдное дело. . . . Воля твоя, надо им заткнуть горло свинцовой пробкой. Ну! извольте пошевелиться.

 

Василий.

С чего ж ты взял, что я соглашусь?

 

Валериан.

С того, что ты мне родной брат и тало быть молодец; а я не позволю никакому скоту над собою умничать и мешать мне стать. Ну, ну, без отговорок.

 

Василий.

Вот вздумал хорошо. Идти ночью в незнакомый лес, в который никто из нас еще ни разу не ходил.

 

Валериан.

Стыдись; храбрые не выбирают времени для подвигов; случай открылся и валяй! Что же касается до предусмотрительности, так я всегда ею славился, и с моей стороны все сделано, что надо в таких случаях: — проводник за дверьми — славный парень, не заикаясь согласился служить мне в новом лабиринте нитью Ариадны, и я надеюсь быть в десять раз счастливее Тезея, потому что он имел дело только с одним скотом, а я не положу моей Черкесской винтовки прежде десятка, Гей! Пeтрушка!

 

 

Явление 5.

 

Те же и Петр.

 

Петр.

Чего-с?

 

Валериан.

Вот он, смотри! Ну не молодец ли? Какая экспрессия в глазах, какая выпачканная рожа! Впрочем все к лучшему: если он в этом походе ударит себя лицом в грязь, так никто не догадается — ну, что ж ты не трусишь?

 

Петр.

Кого — с ?

 

Валериан.

Кого-с? Волков!

 

Петр.

Волков-то я не боюсь, Ваше Превосходительство, да вон говорят там есть мошенники.

 

Валериан.

Ну так! Здесь трусость, как оспа. Бьюсь об заклад, что ему об этом наврал твой Ванька: когда я пришел сюда, так его глупая рожа вытянулась и побледнела, как у мертвеца…. но постой, я ему шомполом тривью храбрости; а ты, переметная сума, ты во всяком случае со мною дешево не разделаешься: если пойдешь, так целковый на орехи и первый волк тебе на тулуп; если ж нет, так ты свой хохол в две недели не пригладишь; выбирай!

 

Петр.

Пойдемте сударь; волка бояться, так и в лес не ходить.

 

Валериан.

Точно, Петрушка, точно . . . . видно обещанный тулуп поразогрел твою храбрость. — Ну что, сударь, этот пример над вами не действует? Чу! опять завыли; пойдем, Базил, полно ломаться.

 

Василий.

Нет, Валериан, завтра чуть свет мне непременно нужно ехать в полковую Штаб-квартиру.

 

Валериан.

Что ж такое? Мне самому надо рано вставать, я завтра дежурный то эскадрону. Да все таки завтрашнее не может мешать теперешнему.

 

Василий.

Нет, нет, не пойду, я тебе говорю коротко и ясно.

 

Валериан.

Прекрасно! Да что с тобой сделалось? Послушай Базил, ты или влюблен, или пьян, — одно из двух. В первом уверяют меня эти романические пустяки, а во втором эта бутылка.

 

Василий.

Отстань, я хочу спать.

 

Валериан.

Стать? Ага! ну, так пьян: влюбленные не спят.

Ты там прогонишь глупый сон.

Ступай со много на сраженье;

Охота, говорит Бюффон,

Одно без неги наслажденье.

 

Василий.

Так наслаждайся же один.

 

Валериан.

Неужли ты не согласишься?

 

Василий.

Нет, нет, я слову господин.

 

Валериан.

Ну, это значит — ты боишься.

 

Василий.

Оставь пожалуйста меня.

 

Валериан.

За трусость будешь ты наказан.

 

Василий.

Ах, отвяжись. . . .

 

Валериан.

Да разве я

Бывал когда к тебе привязан?

Да, ты после этого не стоишь ничьей привязанности.

 

Василий.

Кто тебе сказал, что я трушу? Я готов на все, чего требует от меня служба или необходимость; но рисковать здоровьем, не стать целую ночь на пролет, шататься то болотам из какого то ребяческого хватизма, я слуга покорный.

 

Валериан.

Боже мой! ты меня в отчаяние приводишь. . . . уж я начинаю сомневаться, родной ли ты мне брат? Что за холодное пиво течет в твоих жилах. Хоть бы ты этого парня постыдился! Что он об тебе подумает? Красней, сударь, красней, если ты можешь краснеть без помощи бутылки.

 

Василий.

Право, Валериан, с тех тор как ты возвратился с Кавказа, ты совсем очеркесился: бредишь целый день Кабардинскими набегами и сделался каким-то бестолковым фанатиком.

 

Валериан.

Да, и с тех тор как меня перевели в ваш полк, я умираю от скуки; мне нужна деятельность, здесь мне душно — там была моя сфера! там мы вечно на коне, вечно в движении, а здесь кланяюсь целый час и не могу уговорить, чтоб пошли со мной на волков!

 

Василий.

И не уговоришь, будь в этом уверен.

 

Валериан.

Ты, я вижу, самая упрямая лошадь из всего нашего эскадрона; как ни шпорь, с места не трогаешься. Чорт же тебя возьми, а я возьму Петрушку и пойду с ним один.

 

Василий.

Что ты за глупости, делаешь? Тащишь этакого ротозея в лес, а коли что нибудь с ним случится, кто тогда будет отвечать?

 

Валериан.

Ну, ну, пожалуйста, если сам не хочешь идти, так то крайней мере других-то

не отговаривай; не развращай молодого человека, который право знает, что делает; однако ж послушай, Базил, время, еще не ушло, сделай милость, образумься, покуда и я тоже не ушел.

 

Василий.

Что ты мне ни говори, а я решительно не пойду.

 

Валериан.

Это не пойду меня бесит! Я выхожу  из терпенья.

 

Василий.

Жаль, что не из комнаты.

 

Валериан.

Какое ж твое последнее слово? _

 

Василий.

Как первое, так и последнее: нейду!

 

Валериан.

Нейдешь? Ты затянул одну песню и будешь петь ее до утра; дай же и мне  тянуться на дорожку и дело кончено. (курит.) Прощай, паркетный рыцарь, прощай, армейский Дон Кишот! читай романические бредни, пой жалкие романсы; но завтра я расскажу всему полку твою трусость, и ты запоешь другое. Прощай! (уходит.)

 

Петр.

Что же, Ваше Благородие: стало-ся вы не пойдете?

 

Василий.

Вот я тебя чубуком, бездельник!  (Петр убегает.)

 

 

Явление 6.

 

Василий, потом Ванька.

 

Василий.

Насилу ушел! Что за беспутное удальство? К чему оно ведет? И эти вздоры называет он наслаждением! Ну можно ли променять теплый покой на  холодную бессонницу? — Нет, слуга покорный! — однако ж третий час! Чорт возьми, не успею порядочно заснуть, как принужден буду проснуться. Эй, Ванька! (Ванька входит, Василий отдает ему часы). На, возьми, разбуди меня ровно в тять часов.

 

Ванька.

Слушаю-с. (Василий ложится на кушетку.) Да разве вам не угодно раздеваться?

 

Василий.

Стоит того, чтоб чрез два часа одеваться снова. Завтра чуть свет, чтобы готова была коляска.

 

Ванька.

Слушаю-с.

 

Василий (показывая на ужин.)

Убери этот кабак, и сам убирайся к чорту.

 

Ванька.

Уберу-с. А я ведь, Ваше Благородие, стоя у дверей, все слышал, как вас уговаривал Валериан Александрович; но вы право, вразумительно сделали, что не изволили согласиться; в этом дьявольском лесу проклятый Сенька варит себе кашу в украденном котле здешнего старосты, да рыскает на воровской лошади бедного Ермолаича. Это так верно, как-то. . . .

 

Василий.

Что ты дурак?

 

Ванька.

Так точно, Ваше Благородие.

 

Василий.

Что ты глуп, я это знал прежде тебя; но с которых тор ты сделался таким трусом?

 

Ванька.

Кто? я трус? Что вы, Ваше Благородие! За мной этакого художества никогда не бывало. Я ни сколько не трушу, а только боюсь, как неровно Косматый и сюда пожалует; наш дом на самом конце деревни, окошки низкие, рамы дурные, долго ли до греха. . . . Будь только наша квартира где нибудь в безопасном месте, я бы и рукой махнул.

 

Василий.

Что ж за беда, если он и придет сюда? Разве ты с ним не справишься?

 

Ванька.

Как не справиться, если он только не сильнее меня; но впрочем, лучше чтоб он не приходил, никогда не должно за себя ручаться.

Вам откровенно признаюсь,

Что сам я для себя загадка;

И я не то, чтоб вовсе трус,

А не из храброго десятка.

Но у меня тут свой расчет,

Извольте видеть, вот в чем дело:

Трус дольше храбрых проживет,

А мне ведь жить не надоело.

 

Василий.

Но ты мне надоел своим враньем, трус! Неужели ты не мог обстреляться в последнем походе? Видел ли ты, чтоб твой господин чего нибудь боялся?

 

Ванька.

Никогда ничего не видал-с.

 

Василий.

Так неужли мой пример над тобою не действует?

 

Ванька.

С вас брать пример? Помилуйте, да как это можно?

Позвольте мне вам доложить,

Я дал себе честное слово,

Всегда самим собою жить

И никогда не брат чужова.

Еще осмелюся сказать:

У нас велось в простонародье,

Что у господ перенимать

Не должно, Ваше Благородье.

 

Василий.

Полно пустяки врать. Ступай и запри покрепче передние двери, чтоб брат не вздумал воротиться с своим приглашением.

 

Ванька.

Хорошо, Ваше Благородие, я запру; но когда его милость захочет войти, так и двери не уцелеют; впрочем я его ни за что не пущу, если он только не поподчует меня шомполом.

 

Василий.

Но если ты его впустишь, так не забудь, что у меня есть довольно полновесный шомпол.

 

Ванька.

И того два! Вспомните, Ваше Благородие, что у меня одна только спина. . . .

 

Василий.

Которая в полном моем распоряжении и будет жестоко отвечать за глупую твою голову. Пошел, — и в случае нападения грудью или спиной отстаивай двери.

 

Ванька (берет ужин).

Отстаивай! да, я вижу, что тут дело не обойдется без стойки. — Покойной ночи, Ваше Благородие. (Уходит).

 

 

Явление 7.

 

Василий. (один на кушетке. Оркестр играет тихое aдажио.)

Кажется, ветер затих, волки также. . . стало быть я могу спокойно заснуть . . . . Ту Валериан. . . . чем-то кончится твое ночное путешествие? . . . . Однако ж если Ванька прав, если в самом деле здесь — в лесу. . . . Э! быть не может. . . . впрочем, с чего ж бы ему взять? . . . (во сне.) Ты опять пришел?… Не пойду, я и давича говорил, что не пойду. . . отстань . . . какой неотвязный. . . . отстань.

(Занавеса опускается).

(Оркестр играет громкую увертюру — и за несколько тактов до окончания ее, занавеса снова подымается.)

 

 

 

ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ.

(Дремучий лес; на левой стороне камень, на правой куст.)

 

 

Явление 8.

 

Василий (идет ощупью с карабином) Потом Валериан.

 

Василий.

Здесь хоть глаза выколи, ни зги не видать. Петрушка! а Петрушка! Валериан!. . . . Нет ответа. . . . куда их чорт занес? Они кажется пошли в эту сторону. Петрушка. . . . Петька! (Уходит в кулису).

 

Валериан (Пробираясь между кустарников.)

Дьявол вас побери! За чем растут в лесу эти глупые кустарники?… Всю рожу исцарапал, пробираясь между ими…. Но куда скрылся Базил с Петрушкой?… эй! эй! вы!

 

Василий (возвращаясь)

Это, кажется, Петрушка! Где ты чертенок?

 

Валериан.

Пожалуйста без комплиментов.

 

Василий.

Да это ты Валериан?

 

Валериан.

Как видишь.

 

Василий.

Да в том-то и сила, что я ничего не вижу. . . Но где же наш авангард?

 

Валериан.

А чорт его знает; он все шел передо мной, и вдруг сгиб да пропал. — Что брат, какова погода? Какова ночь? Не правда ли, самая романическая? Однако ж шутка то плохая, ведь мы заблудились.

 

Василий.

Похоже на то; но неужли ты не знаешь дороги обойти кругом?

 

Валериан.

Так же, как и ты.

 

Василий.

Без Петрушки мы  пропали.

 

Валериан.

Увы! горькая истина.

 

Василий.

Что ж мы теперь начнем?

 

Валериан.

Начинать нечего, а приходится здесь окончить наше великое предприятие.

 

Василий.

Мы заблудились, что же нам

Осталось в этом положеньи?

 

Валериан.

Ты прав, Базил, я вижу сам,

Теперь мы оба в заблужденьи.

М отличились не умно,

И расхрабрилися напрасно,

И хоть чертовски здесь темно,

А это видно очень ясно.

 

Василий.

Шутки в сторону, Валериан, что же из этого выйдет?

 

Валериан.

Не знаю, что выйдет, а что мы не выйдем отсюда без проводника, так это

верно.

 

Василий.

Право? Стало быть мы должны. . . .

 

Валериан.

Покориться необходимости и с терпением дожидаться здесь появления румяной Авроры.

 

Василий.

Что? в этой сырости дожидаться утра?  да ты с ума сошел . . . . на мне сухой нитки не осталось, то милости дьявольского болота.

 

Валериан.

Да, нельзя пожаловаться на его сухой прием; но неуж ли ты думаешь, что у меня не мокрее твоего платье? . . . Мы, кажется, были одинаково им обласканы, но все-таки я в проигрыше; мое падение в болото слишком дорого мне стоило: моя Черкесская винтовка пошла на дно, и все поиски были бесполезны.

 

Василий.

Тебе нечего жаловаться, ты заварил кашу, так и хлебай, а я то бедный ни телом ни душей не виноват.

 

Валериан.

Тело твое слишком изнежено, а душа и к чорту не годится.

 

Василий.

А твоя только ему и надобна.

 

Валериан.

Постой, постой, любезный, не горячись без нужды; ты готов со мной поссориться, и забываешь, что в несчастии спасает одно только единодушие. Я согласен с тобой, что наше теперешнее положение не слишком благовидно, но все еще не доведено до крайности.

 

Василий.

Нет, оно просто доводит меня до отчаяния!… О! я этого себе век не прощу; да какой злой дух подбил тебя снова придти ко мне? . . . Ты почти насильно меня вытащил из моей теплой комнаты, где я уже так сладко засыпал, и как путный человек наказывал Ваньке не впускать тебя, если ты вздумаешь воротиться.

 

Валериан.

Да твоему Ваньке за то и досталось от меня; бездельник заперся, и кричит благим матом, что ему под смертною казнию запрещено отворять мне двери; все мои убеждения к сдаче крепости были тщетны; тут мне ничего более не оставалось, как начать правильную осаду. . . . я прикладом вышиб доску, отбил замок, и твой комендант не устоял в полном смысле этого слова. Я его поднял, вошел к тебе с триумфом победителя, и кто бы мог ожидать, что в этот раз я успею разбудить твою усыпленную храбрость?

 

Василий.

Сделай одолжение, хоть не напоминай мне об моей глупости.

 

Валериан.

Стыдись, что за малодушие? Ну что бы было замысловатого, если б ты не взялся за ум и не пошел со мною? Проспал бы до утра, а куда как это хитро! Что же касается до Петрушки, так этот бездельник с умыслу от нас отстал, и просто теперь греется на печи.

 

Василий.

Постой, что — то здесь шаркнуло. Может быть это он. (Отходит).

 

Валериан.

Как можно этак трусить? Люди отошли от деревни не более пяти верст, а он думает, что уж мы в степи ужасных Кабардинцев.

 

Василий (вскрикивает.)

Ай!

 

Валериан.

Что за история?

 

Василий (подбегает с человеческим черепом.)

Посмотри, полюбуйся, куда ты меня завел.

 

Валериан. (хладнокровно)

Что это? Кажется человеческий череп.

 

Василий.

Что ты на это скажешь?

 

Валериан.

Да что тут говорить?

 

Василий.

Откуда он взялся?

 

Валериан.

Об этом надо тебе знать: ведь ты его поднял.

 

Василий.

А каким образом он здесь в лесу?

 

Валериан.

А мне что за нужда!

 

Василий.

Нет, скажи, что ты думаешь об этом?

 

Валериан.

Да что ты ко мне, как с ножом к горлу пристал? Ну, вероятно это черствые остатки от ужина наших четвероногих неприятелей.

 

Василий.

Нет, любезный, это другим пахнет, и я начинаю думать . . .

 

Валериан.

Что такое?

 

Василий.

Что рассказы Ваньки не совсем вздор.

 

Валериан.

Что ж он тебе наврал?

 

Василий.

Не он один, а все говорят, что здесь в лесу не слишком спокойно.

 

Валериан.

Прекрасно, этого только недоставало.

 

Василий.

Да, и эта общая молва не без основания. Слышал ли ты свист когда мы выходили из болота?

 

Валериан.

Не слыхал и ничего не хочу слушать. Право, Базил, надо быть только твоей голове, чтоб об этой сочинить такую галиматью.

Тебя пугает всякий вздор,

Трясешься от пустого свиста,

И ты не стоишь с этих пор

Названия кавалериста.

 

Василий.

Но Ванька . . . .

 

Валериан.

Ванька твой дурак,

И если ты ему поверил,

Так стало быть его колпак

На голове своей примерил.

 

Василий.

Постой, постой, что-то там блеснуло.

 

Валериан.

Где?

 

Василий.

Вот тут, в этой стороне . . . . посмотри, там разведен огонь.

 

Валериан.

Эге! какая веселая компания! Это верно запоздалые работники, которые теперь ужинают. . . . Пойдем, Базил, попросим их проводить себя до деревни. . . .

 

Василий.

Что ты делаешь? . . . Если это какие нибудь бродяги?

 

Валериан.

Да мне до их поведения дела нет, лишь бы они пособили нам отсюда выбраться.

 

Василий.

А если это разбойники?

 

Валериан.

Разбойники! ха! ха! ха! что за дичь! Этого быть не может….

 

Василий.

Почему же?

 

Валериан.

По всему! и во-первых потому, что на них не тот костюм; какие же порядочные разбойники так одеваются; посмотри: армяки, рубашки, — помилуй, будто ты не видал на сцене Мооровой шайки? Начать с того, что они должны быть все распачканы, в красных плащах. . . . в больших шляпах с страусовыми перьями.

 

Василий.

Шути, как хочешь, а это точно негодяи: рабочий народ не ужинает в полночь. . . . постой, вот тебе доказательство. . . . ты видишь, они варят что-то в большом котле, и я готов биться об заклад, что это тот самый, который на днях украли у здешнего старосты, мне сегодня ввечеру говорил об этом Ванька.

 

Валериан.

Ванька твой врет, а ты ему повираешь. Чорт возьми! как в голову войдет этакой вздор, чтоб здесь под Чугуевым, где стоит наш лихой полк, завелись разбойники!

 

Василий.

Я и сам это говорил прежде, но теперь должен по неволе согласиться… смотри, смотри. . . . Вот тебе еще доказательство: илы видел вороную, стройную лошадь у нашего хозяина? . . . я тебе несколько раз ее показывал.

 

Валериан.

Ну?

 

Василий.

Ее увели с поля; весь эскадрон об этом знает. Теперь погляди, что там привязано к дереву? . . . .

 

Валериан.

Кажется темная лошадь. . . .

 

Василий.

Да, вороная лошадь Ермолаича.

 

Валериан.

Почему ж не другая?

 

Василий.

Нет, сударь, не другая; она мне очень знакома.

 

Валериан.

Кой чорт! этому человеку все котлы и все лошади знакомы.

 

Василий.

Что это? они все вскочили, обступили какого-то мальчишку.

 

Валериан.

Да, да только я ничего не вижу.

 

Василий.

Ах! это наш Петрушка.

 

Валериан.

Петрушка! побежим туда. . . .

 

Василий.

Туда бежать? Ты нас всех погубишь своею беспутною храбростью. . . . посмотри какая огромная орда.

 

Валериан.

Вздор! я хочу…. пусти меня….

 

Василий.

Он от них вырывается… вырвался… бежит сюда… за ним гонятся… спрячемся поскорей.

 

Валериан.

За чем?

 

Василий (уводя его).

Ради Бога! не теряй времени. (прячутся.)

 

 

Явление 9.

 

Петр, Сенька, Матвей, Вавило и проч. разбойники.

 

Петр (бежит).

Караул! помогите! помогите!

 

Матвей (догоняет его и хватает за волосы.)

Молчи! или я перережу тебе горло!

 

Сенька (с фонарем).

Не слишком стращай его, Митька, а то он со страха и слова не молвит; не бойсь, не бойсь, мальчуга, тебе худого ничего не сделают. — Как тебя зовут, голубчик?

 

Петр.

Петькой, отец родной, ей Богу Петькой.

 

Сенька.

Верю, верю; куда же ты шел, Петруша?

 

Петр.

Куда шел-с, то есть, куда иду-с?

 

Сенька.

Да, да, не робей; мы люди свои.

 

Петр.

Меня-было с вечера послал бачка в город, да никак я заблудился.

 

Матвей.

Ты, брат, что-то стрекулятничаешь, лучше признавайся честью, а не то . . . .

(замахивается.)

 

Петр.

Сей час, сей час! Вот извольтe видеть: меня просили два Офицера проводить их сюда в лес, где они хотели бить волков.

 

Сенька.

Ага! попались в западню! где же эти смельчаки?

Петр.

Не знаю-с; я невзначай как-то с ними поразошелся, они от меня отстали вот в этой стороне.

 

Матвей.

В этой стороне? Пойдем искать.

 

Сенька.

Ну! ну! куда вы кинулись! Для этого довольно будет четверых. Ступай, ребята; да смотрите, коли будет не в могутку, так дайте знать свистком. (четыре разбойника уходят). Ладно, ладно!

 

Сенька.

А что, Петруша, чай богаты эти Офицеры?

 

Петр.

Кажись, что богаты.

 

Сенька.

У кого же они стоят на квартире?

 

Петр.

На фатере? На фатере у прикащика, вот что живет подле моего дедушки.

 

Вавило.

А какой чорт твой дедушка?

 

Петр.

Будто вы не знаете? Демьян Ермолаич.

 

Вавило.

Как, эта старая собака еще жива? Кто из вас, ребята, помнит, как он был староcтой; чорт возьми, что он с нами делал за неисправные оброки, или за какое нинаесть воровство! . . . Смотрите, товарищи, ведь это его внучек, а долг красен платежом.

 

Сенька.

Ну, Вавило, ты уж черезчур злопамятен.

 

Вавило.

Да, Косматый, тебе хорошо, а каково-то было нам.

 

Сенька.

Ну, теперь скажи, Петруша, не в том ли доме ихняя квартира, что выходит крайняя на сенокос?

 

Петр.

В том самом, кормильцы.

 

Сенька.

Тут кажется окошки-то не высокие?

 

Петр.

Нет, вот эндакие.

 

Сенька (тихо Денису.)

Денис! садись на лошадь, ступай к Ермолаичу; пошарь-ко у них в комнатах, понимаешь?

 

Денис.

Понимаю.

 

Сенька.

А что, остался кто нибудь у Офицеров на квартире?

 

Петр.

Как же, там Ванька, деньщик.

 

Сенька.

Возьми с собою нож, пошел. (Денис отходит.) Так ты все правду говорил, ни в одном слове не соврал?

 

Петр.

Ни в одном слове, кормилец. А что почтенные господа, я могу теперь идти домой?

 

Сенька.

Погоди не много. Что, чай весь сенокос Офицеры раскупили у твоего дедушки?

 

Петр.

Весь, милосливые государи.

 

Сенька.

Так стало-ся у него водятся деньжонки?

 

Петр.

Как же, он у нас всех зажиточнее в деревне.

 

Сенька.

На этих днях мы у него побываем.

 

Петр. (кланяясь).

Милости просим.

 

Сенька.

Мы и без проса будем.

 

Петр.

Да позволь, кормилец, спросить, чьих вы господ?

 

Сенька.

Мы, брат, сами себе господа.

 

Петр.

Из какой же вы деревни?

 

Сенька.

Сегодня из вашей, а завтра, куда чорт загонет.

 

Петр.

Да как же вы живете?

 

Сенька.

Как? носим чужое, едим краденое.

 

Петр.

Да как же это можно?

 

Сенька.

Э! дурака учить, что мертвого лечить. Ты, брат, настоящий войлок, ничего не понимаешь. Наше житье самое привольное; есть нечего, да жить весело! Не так  ли ребята?

 

Все.

Так, так.

 

Сенька. (Поет, хор повторяет последние два стиха).

Наша шайка здесь живет

Вольно, без пашпорту,

Но кто к нам сюда зайдет,

В миг отправим к чорту?

 

Ночь глубокая нам днем,

День нам ночью служит,

И забота о пустом

Нал голов не кружит.

 

Кровь давно связала вас

Дружбою любовной —

И друг другу всяк из нас

Брат единокровный.

 

Нам товарищ острый нож,

Сабля — лиходейка;

Пуст умрем мы ни за грош,

Жизнь для нас копейка.

 

Но кажись начинает светать?

 

Петр.

Позвольте мне идти, меня чай скоро схватятся, а ведь я ушел без спроса.

 

Сенька.

Ни шагу! Кто сюда зайдет, тот не так скоро вернется назад.

 

Петр.

Да что я вам сделал? За что вы меня трогаете?

 

Матвей.

За что? Вестимо покамест за волосы.

 

Петр.

Ай! ай! Что вы хотите делать?

 

Вавило (засучивая рукава).

Что больно куражишься…. Орешь, словно кожу с живого хотят содрать.

 

Сенька.

Ага! Вавило засучивает рукава, догадался собака, что до него дело доходит.

 

Вавило.

Нешто! Мне всех ближе потешиться над внучком Ермолаича. (Слышен свист).

 

Сенька.

Чу! Наши верно отыскали Офицеров, да знать им не под силу. Катай же его скорее, да и пойдем на выручку.

 

Вавило (хватает Петра).

 

Петр.

Батюшка! Родзимой, кормилец! Отпусти меня, ради Создателя!

 

Вавило.

Отпустить? О! ты даром что смотришь дураком, а верно сразу все разболтаешь.

 

Петр.

Вот-тe Христос, не вымолвлю ни словечка, помилуй!

 

Сенька.

Полно валяться; Вавило! катай! (Вавило хочет его резать.)

 

Петр.

Ай! караул! режут! режут! (в это время Валериан стреляет в Вавилу, он падает; Петрушка, освободясь, убегает).

 

Все.

Кто? Где? Откуда? Вот они!

 

 

Явление 10.

 

Те же, Валериан и Василий.

(Их разбойники вытаскивают на сцену, они сильно обороняются; Валериан двух роняет).

 

Василий.

Бездельники! Как вы смеете?

 

Сенька.

Скрутите их по рукам и по ногам!

(Валериана связывают).

 

Валериан.

Помогите! Помогите!

 

Сенька.

Завяжитe ему рот.

 

Василий.

Бездельник! Убей меня, но пощади моего брата!

 

Сенька.

Обоим достанется. Ребята, суньте его в болото, да и концы в воду; но прежде обыщите в кармане. (Валериана утаскивают.)

 

Василий.

Валериан! Валериан! Прости!

 

Сенька.

Не прощайся, ты с ним скоро увидишься. Что, вы верно не ожидали встретиться с такими волками? Ништо, вперед другим наука! Чу! вода плеснула. Вот тебе и дело с концем. . . . Ай, ребята! Лихо!

 

Матвей (вбегает с фонарем.)

Ты родной брат его? так не хочешь ли полюбоваться, как он барахтается под водой? . . . . Пузыри так и бульбулькают Ха! ха! ха! (Все разбойники смеются).

 

Василий.

Брат! . . . . Он погиб! . . . Боже, умираю! (Падает на камень.)

 

Матвей.

Смотри, смотри, Сенька, он умрет прежде времени.

 

Сенька (берет пистолет.)

Не бойсь, я сей час кончу. Ну, любезный, ступай за своим братом! (Стреляет в него.)

 

Перемена.

 

(Театр представляет комнату 1-го отделения; Василий спит на той же самой кушетке.)

 

 

Явление 11.

 

Василий, потом Ванька.

 

Василий (просыпается, хватает себя за грудь и протирает глаза.)

Уф! Какой дьявольский сон! Мне никогда еще так ясно не снилось . . . . Слава Богу, я проснулся! Я думаю, пора вставать. Эй, Ванька! Ванька!

 

Ванька (входит.)

С добрым утром, Ваше Благородие.

 

Василий.

Который час?

 

Ванька.

Скоро половина шестого-с. Я было только хотел идти вас будить, да невзначай уронил стол в передней, так вы, знать от стуку-то изволили проснуться.

 

Василий.

А что, брат воротился из лесу?

 

Ванька.

Да он и не ходил, Ваше Благородие. Вчера целую ночь шел такой — проливной дождь, что добрый хозяин, чай собаки не выгнал на двор.

 

Василий.

Так он не ходил? Слава Богу!

 

 

Явление последнее.

 

Те же и Валериан  (в шарфе и в походной Уланской шапке.)

 

Валериан.

Что, пьяный трус, проспался ли ты? Я уж добрый час как вступил в дежурство, а ты еще изволишь нежиться.

 

Василий.

Здравствуй Валериан, здравствуй!

 

Валериан.

Здорово! Да что за нежности?….. Кой чорт, что с тобой сделалось? Что у тебя за уксусная физиономия?

 

Василий.

Так, ничего, пустяки, вздорный сон; я никак не предполагал, чтоб можно было так сильно обрадоваться пробуждению. Да, Валериан, поверь мне, что эти глупые охоты никогда до добра не доведут; и ты сделал очень умно, что отложил вчерашнее свое дурачество. Представь себе, я видел. . . . .

 

Валериан.

А я вижу, что ты все еще бредишь. Прошу меня уволить от сказок, я до них не охотник. Вспомни лучше то, что твоя коляска с которых пор дожидается у крыльца, а полковая Штаб-квартира не так близко отсюда.

 

Василий.

Да, да, я и позабыл. Ванька! Мундир, шапку, чай, — проворнее.

 

Ванька.

Все готово, Ваше Благородие.

 

В О Д Е В И Л Ь .

 

Ванька.

Я так не трусил никогда.

Всю ночь дрожал, как в лихорадке,

И как измучат за всегда

Меня трусливые припадки?

Я сознаюсь в моих грехах,

И твердо убежден доселе,

Что кто храбрится на словах,

Тот трусу празднует на деле.

 

 

Василий.

Быть может этот сон пустой

На вас самих нагнал дремоту,

Дал пищу критикам собой,

И вместе грозную работу.

Но я скажу, на этот раз

Оставя лишнюю учтивость:

Не дремлят критики у нас,

Но часто дремлет справедливость.

 

Валериан.

Наш Автор твердо убежден,

И мы согласны с ним без спора,

Что этот бестолковый сон

Не стоит строгого разбора.

Он извиняется одним —

И все с ним в этом согласятся,

Что верно часто вам самим

И не такие вздоры снятся.

 

 

К О Н Е Ц .