Братец и сестрица

Братец и сестрица.

 

 

 

— Душенька, сестрица! сказал печальным голосом братец, поцеловавши свою сестрицу: худо нам жить на свете! родная матушка наша умерла, а мачеха нас не любить, бьет нас, когда мы подойдем к ней, чтоб приласкаться, кормить нас одними корками черного хлеба; с дворною шафкою обходится она лучше, нежели с нами: она ее гладит, и часто бросает ей кусок с своей тарелки; а нам, бедным, только что побои! И скоро придется нам умереть с голоду. Пойдем, сестрица, куда глаза глядят!

Они взялись за руки и побежали в лес; бежали, бежали, наконец, утомившись, спрятались в дупле старого дуба, и начали горько плакать; ибо их мучил голод, a есть было нечего. Наконец они заснули, солнце было уже высоко, когда они проснулись, и в темном дупле было очень душно! — Сестрица! сказал братец: — мне хочется пить; мне слышится, как-будто журчание воды; верно, есть близко ручей! Пойду и напьюсь!

— Что пользы пить! сказала сестрица: все-таки мы умрем с голоду!

Но братец выполз из дупла, сестрица за ним: она не могла его оставить. И в самом деле им послышалось журчание источника; но что же? Злая мачеха была чародейка: она узнала, куда пошли бедные дети, подкралась потихоньку к тому дубу, в котором они спали; ударила ногою в землю, и на том месте явился ручей, который должен был приманить их к себе своим журчанием; но это ручей был волшебный и каждый, кто из него пил, должен был обратиться в козленка.

Братец, увидев ручей, который приятно шумел и ярко сверкал по камешкам разноцветным, пуще прежнего захотел пить. Но сестрице было страшно; ей казалось, что быстрый источник журча, говорил ей: не пей из меня, козленок будешь! — Слышишь ли братец? сказала она. Уйдем отсюда, мой милый; уйдем поскорей! — Сестрица, душенька, я ничего не слышу! Ручей журчит и струйки его блестят так мило, так ярко, чего ты боишься? — И он лег на траву, чтоб напиться у светлого источника; но только что прикоснулся губами к воде, как вдруг не стало братца, а на месте его козленок лежал у источника.

Сестрица плакала, плакала; но делать было нечего! Наконец, она обтерла слезы, свила веревку из тонкой травки, привязала к ней милого своего козленочка и повела его за собою. Скоро нашла она под утесом пещеру; набрала моху, цветов и зеленых веток и приготовила из них для своего братца мягкую постельку. Они поселились в этой пещере. По утрам до солнца, покуда козленок спал, сестрица выходила из пещеры, собирала для него свежую травку, для себя же ягоды и дикие вишни, и возвращаясь кормила травкою братца; поевши, он весело прыгал и забавлял сестрицу своею игрой. Ввечеру же, уставши, они оба уходили в свою пещеру; козленочек ложился на мягкий мох и засыпал; и сестрица, положивши свою головку на спинку его, также засыпала. На другой день и каждый день тоже. И так прожили они несколько времени. Бог видимо хранил их, и они были бы очень счастливы, когда бы только братец был не козленком, а человеком.

Случилось, однажды, что царь ездил с охотою по лесу. Он увидел молодую девушку, за которою бежал козленок. Красота ее удивила его. Он посадил ее к себе на лошадь и повез с собою. Козленок побежало, вслед за ними. Они приехали в царский дворец. В царской столице было много красавиц, но наша девушка была всех их лучше. Царь полюбил ее и скоро на ней женился, и она стала царицею. А козленок не отходил от нее: она сама его  кормила из своих рук; но часто, часто, целуя его, плакала, думая: то бедный мой братец!

Злая мачеха, между тем, услышала о счастии бедной сестрицы. Она уверена была, что в лесу съели ее дикие звери, и вдруг узнала, что она царица и счастлива. Это ужасно рассердило чародейку: она занемогла от досады; день и ночь думала, как бы погубить прекрасную царицу, и что же, наконец, выдумала! У царя родился сын; царь поехал на охоту, а царица осталась одна еще больная, и лежала в постеле. Чародейка приняла на себя вид ее служительницы и вошла в ее комнату. Вместо лекарства, которое принимала царица, она подала ей очарованное питье, которое сама составила. И только что отведала царица этого питья, как вдруг лишилась чувств и сделалась неподвижною, как мертвая. Чародейка унесла ее, а на царскую постелю положила собственную свою дочь, которой своим колдовством дала такое лицо, какое было у царицы. Царь возвратился и не заметил  обмана. Но в первую ночь, когда все спали, нянюшка новорожденного младенца, которая одна не спала над его колыбелью, увидала, что двери ее комнаты отворились, что в двери вошла царица, бледная и печальная; она тихонько приблизилась к колыбели, посмотрела на спящего младенца, вынула его, накормила грудью, поправила его постельку, поплакала над ним, поцеловала его и благословила; потом пошла в тот угол, где спал козленок, погладила его и также поцеловала. Так приходила она несколько ночей сряду, приходила и уходила, не говоря ни слова. Но в одну ночь, вошедши в комнату по обыкновенно, она сказала:

Что делает мой ребеночек?

Что делает мой козленочек?

Еще приду я дважды.

И больше не приду.

Сказав это, она по прежнему покормила сына, поцеловала его, благословила; потом погладила козленочка, также поцеловала, и тихо, тихо удалилась с горькими слезами. Няня сказала об этом царю, и он решился просидеть всю следующую ночь, над колыбелью сына, желая увидать своими глазами то, что видела няня. И в самом деле, в обыкновенный час дверь отворилась, царица вошла и сказала:

Что делает мой ребенок?

Что делает мой козленок?

Приду еще однажды

И больше не приду.

Но царь не осмелился назвать ее по имени, и она удалилась но прежнему тихо, тихо, с горькими слезами. На третью ночь, царь опять дождался ее; опять она вошла, и также вздохнувши сказала:

Что делает мой ребенок?

Что делает мой козленок?

Пришла я в последний раз.

И больше не приду.

Царь, услышав это, не мог более удержаться: он бросился обнимать ее, и вдруг она ожила, бледность ее исчезла и глаза сделались светлы, — Ложная царица выгнана была из дворца, а злую мачеху-чародейку сожгли, и в ту минуту, как она обратилась в пепел, козленочек сделался но прежнему братцем, и братец и сестрица с тех пор не разлучались и прожили долго и счастливо.