Прощание Каина с родиной (отрывок)

Прощание Каина с родиной.

(Отрывок из V песни Поэмы Геснера: Смерть Авеля*.)

 

 

* Поэзия Геснера изображается в гармонической его прозе; кто думает, что гармония может заключаться только в стихах, тот ошибается : природа и человек, как существеннейшие предметы всех наших мыслей, с тою же приятностию, с тем же благозвучием живописуются в прозе, как и в стихотворении. Но не знаю, могут ли сохраниться в наших стихотворных переводах те красоты, та очаровательная простота, какая заключается в гармонической прозе Поэмы Геснера: Смерть Авеля. — Предлагаю на суд читателей мой первый опыт.

 

 

Последний луч зари угас,

Прохладный сумрак с неба веет,

Настал вечерний тихий час , —

И насладиться им не смеет

Гонимый страхом Каин. Он

Один как тень в пустыне бродит,

Замолк в устах тяжелый стон.

Усталый сел; луна восходит,

Недвижный взор в нее вперил,

Страдальца грудь терзала совесть;

В словах ужасных oн излил

Свою тоску — убийства повесть:

 

„По небу синему луна

Плывет — и свет свой изливает ;

Под сводом звездным тишина,

Лишь человек один страдает!

Природы сладостен покой ! . . .

Но там мне слышится стенанье ! . . .

Ах, я неистовой рукой

Вселил и горесть и страданье

В жилище мирное родных! _

Их стон под небом раздается!

Виновник я ! . . . Мне в стонах их

Небес проклятие несется!..

 

„Луна, сокройся в облака!

Вы, звезды бледные, внемлите!

Внесла в сей день моя рука

На землю смерть…. Преступника кляните…

Я брата — Ангела убил!

Не умолим его любовью,

Родное чувство умертвил, —

И обагрил невинной кровью

Тебя, сестра небес, земля!

Где буду жить — томиться я

В своих трудах не плодотворных —

В то место, звезды и луна,

Лучей не лейте благотворных!

О будь природа там мрачна!

От ней на век, о мрак ужасный,

Убийцу брата, ты, сокрой!

С своим страданием несчастный

Я удалюсь, одеян тьмой! . . . . .

 

„Уйду в край дикий, запустелый —

Туда, где долы пожелтелы

Стопой никто не попирал !

Уйду в ущелья мрачных скал,

Где воды смрадные точaтся,

Как капли слез, в жилище гад,

Чтоб их питать томящий глад!

Где дико ветвями сплетаться

Над мною будет мрачный лес —

Зверей в нем хищных завыванье,

Он мне сокроет вид небес, —

И мой удел — одно страданье,

Уничижение и стон ! . . .

Придет ли ночь се ужасной тьмою, —

Виденья грозные над мною

Там с черных крыл рассыплет сон :

Предспанеш брап oкровавленный

С своей главою разможденной. . . “—

 

Умолк. Лежит на небе мгла;

Душа страдальца не могла

Уж боле изливать страданье.

В природе спит все мертвым сном,

Ручья лишь слышится журчанье

Вдали . . . . Безмолвие кругом !

Ночная птица не дерзает

Здесь воздух криком огласить,

Крылами шумно лишь махает —

И от убийцы прочь летит.

Свои сверкающие взоры

Он с содроганьем устремил

На лес, на сумрачные горы, —

И вновь их стоном огласил,

И дико робкие стенанья

Так раздавались в тишине:

 

„Тоскуйте, рощи, обо мне —

Злосчастный стоит состраданья!

Природа вся! Тоскуй и ты

О мне преступнике несчастном !

Увы! и в мире сем прекрасном

Не для меня все красоты!

Тоскуй все Божие творенье!

Всем милосердье от Него,

Мне нет Его благословенья —

Я отчужден Им oт всего. . . .

И не спасет меня Спаситель ! . . .“

На небо робко он воззрел :

„Он там ! Он там — мой Вечный мститель !“ —

И смолкнул вдруг, роптать не смел

Все Небеса ему сказали!

Молчит, — и слезы из очей

Тогда впервые побежали! —

 

„Я плачу ! . . . И к груди моей

Слеза отрадная скатилась!

Я прежде только трепетал,

Теперь слезою усладилась

Моя печаль, — и я не знал,

Что слезы — сердца исцеленье!

Услышь, земля, души моленье:

Умерь злосчастие мое,

Прими на лоно, ты свое

Слезу раскаянья злодея!

Но ах! Проклятье тяготея

Твое на мне — и слезы лить

Убийце может воспретить!

Но что в душе так прояснилось?

О как легко груди моей !

Иль чувство пробудилось в ней,

И сердце хладное забилось? . . .

 

„Все спит . . . . пойду в последний раз

Взглянуть на хижины родные,

И над несчастными в тот час —

Рассыпь, о сон, мечты златые,

Как стану я благословлять!

О, мне ль такое утешенье?

Нет, нет! мое благословенье

Ветр грозный будет oтвевать!

В устах злодейских умирает

Благословение отца,

На небесах oно Творца,

Как преступленье оскорбляет!

Но я пойду. . . . благословлю. . . .

С детьми, с Мегалою, прощуся,

В последний раз слезу пролью,

А там. . . . навеки удалюся!“ —

 

И тихо к хижинам побрел ;

Роптанья тяжкие молчали,

И мимо холма он прошел,

Где юны пальмы расцветали, —

Убитый брат их насадил.

Здесь Авель день встречал хвалою,

Душой восторженной парил

К Творцу с умильною мольбою.

С слезою грусти Каин взор

На холм печальный устремляет,

И глас страдальца эхо гор

В долине робко оглашает :

 

„О сень! быстрее возрастай

С своею тению прохладной!

Что было — повестью печальной

Потомкам поздним передай :

Впервые мать благословила

Своей здесь радостной слезой

Мой первый взор на мир земной;

Бог дал тебя мне! говорила, —

И к сердцу первенца она

В восторге райском прижимала —

Ты Каин будь — она воззвала ! . . .

Отрадных дней твоих весна,

О Каин! Каин! миновала!

Тогда жизнь сладко пропекала,

А ныне ! . . . „Смолк, главу склонил,

Затрепетал — и грудь стеснилась,

От холма взоры отвратил,

Как казнь — убийство пробудилось!

Так сын — убийца, на пути,

Узрев oтцовскую могилу,

Трепещет — и спешит пройти:

Утратив в поле старец силу,

Брел утолить томящий глад,

Сей сын яд в пище предлагает

Отцу. . . . и старец умирает !

На урне отческой висят,

Родных последнее прощанье

Венки, сплетенные из роз,

И сих цветов благоуханье,

Младых надгробных шум берез —

Сестер невинных украшенье, —

Все сыну в казнь — за преступленье!“

 

Древа склонились — и луна

На мирну сень меж их светила;

Печальна ночь и тишина,

И вся окрестноcть, как могила!

Уж Каин зрит свой кров родной,

Глядит в немом оцепененьи,

И взор его блестит слезой ,

Сковалось сердце! . . . Он в мученьи

Слова невнятные шептал:

„Я слышу шум. . . то гул страданья!

Не смолкли в хижинах стенанья!“

„Я здесь еще!“ он вдруг воззвал !

„Я здесь еще ! . . . Мученья ада

Терзают душу — и мертвят,

Я тьмой ужасною объят ! . . .

Проклятье! . . . Ах, и где отрада,

Где радость ваших райских дней ?

От вас спокойствие — злодей

Я отогнал ! . . . И я дерзаю

Дыханьем воздух заражать,

Где стонам горести внимаю!

И я дерзнул еще вспупать

В страну, где сердце посвящают

Лишь добродетели одной !

О мне здесь слезы проливают,

Не оскверняй страны святой.

Виновник слез ! . . . Беги злосчастный ! . . .

Увы! в мучениях моих

Взглянуть мне дайте на родных —

Я убегу в пустыни мрачны! . . .

О миг один ! . . благословлю ! . . .

Кого назвать устa дерзают ?

Святых имен не оскверню :

Оне собою съединяют

Лишь узы милые людей.

Благословлю ! . . . О пусть с зарей

Ночная тьма умчит с собою

От них печаль! О пусть со мною

В пустыне лишь придет она!

Умри о том воспоминанье —

О ком и память вам страшна!

Лишь это тяжкое желанье

Мне позволяют в небесах !« —

Слова вдруг замерли в устах,

И он поспешно в мраке скрылся,

Там руки в небу простирал,

Там вновь страданием томился;

С чела пот хладный побежал . . .

К страдальцу кто-то приближался,

И гул шагов его страшил,

Бежать он в ужасе решался,

И пал без чувств — лежит без сил! —

 

 

Ив. Шереметевский.

Атеней, часть четвертая, 1829г.