Смоленское поле

Смоленское поле.

 

 

Как я люблю в вечерние часы —

Когда светило дней над морем догорает,

И в виде огненной багряной полосы

Заря по западу свой пояс простирает —

Здесь на лугу зеленом отдыхать

И взорами в окрестности блуждать!

Там города кичливые строенья

Теряются главами в облаках;

Там море синее в пологих берегах;

Там хижины смиренного селенья,

А там могилы и кресты,

Красноречивые свидетели тщеты,

И сосны ветвями прикрыли их своими,

И ели черные развесились над ними.

О море Финское! пленителен твой вид,

Когда заря в тебе горит

Одетым заревом румяным,

Ладья крылатая скользит, —

И полосатый флаг, играя с ветром, вьется,

И часто выстрел раздается,

И утку серую в златых волнах разит.

Тогда, тогда я все на свете забываю,

И с нежным Мосхом восклицаю,

Что тихий берег мне не льстит,

И воскрыленною мечтою —

Летя за легкою ладьёю,

Беспечных жребию завидую стрелков,

Но вспомня бурю громовую,

И грохот волн и пену их седую,

И молнию среди сгущенных облаков,

С невольным трепетным волненьем,

Я отвожу от моря взор,

И вижу под собой с безмолвным восхищеньем

Зеленый муравы ковёр.

Взгляну ли на тебя, печальное кладбище,

Угасшей суеты последнее жилище?

Какое сладкое унынье льется в грудь

И томные родит воспоминанья

О вас, друзья, о вас, свершивших трудный путь,

И в гробе навсегда почивших от страданья.

Какая пестрота! Там гордый мавзолей

Блистает золотом под сенью тополей,

И деревянный крест, склонившийся уныло,

Стоит над скромною дерновою могилой.

Увы! не ясно ли сей вид нам говорит,

Что смерть без выбора разит

И богача в его чертоге пышном, чудном,

И пахаря за тяжкою сохой,

Что рано ль, поздно ли, по легком или трудном

Житье, нисходим все мы в сумрак гробовой.

Почто ж, безумные, друг друга презираем?

Почто, когда судьба нам почести дала,

С презрительной холодностью внимаем

Безхитростный рассказ о подвигах села;

И в чем мы, равны все, отличны быть желаем? . . . .

Но часто грозный звук тимпанов и рогов

Мои унылые мечтанья прерывает;

Я вижу, бранный строй и светлый ряд штыков

Последнее лучей сиянье отражает.

О! как душа моя тогда восхищена,

Окрылена воображеньем,

— Летит в минувшее она

И видит Русские победы с изумлением.

Там грозный Святослав, как некий великан,

Перуны гибели на черный Понт кидает,

И стены гордые Царьграда потрясает;

Там мудрый сын его, светило Киевлян,

Победами народы изумляет

И древние пределы Русских стран

На Запад, Юг, Восток и Полночь раздвигает;

Там Дмитрий мещет гром; там смелый Иоанн

Неволи цепь рвет сильною рукою,

И царства попраны гигантскою пятою,

И слава звучною трубою

За дальни горы и моря

Вещает Белого Царя;

Там Петр, свет Севера, и лавры вечной славы

Взрощают нам поля кровавые Полтавы;

Там Рымник и Дунай, и Чесма и Кагул

Облиты кровию, — и трепетный Стамбул

Томиры Северной к стопам чело склоняет

И мир постыдный вымоляет! —

И вот, о верх торжеств! непобедимый Росс

Свергает гибельный колосс

И счастье вольности Европе возвращает! . . . .

Но скоро ли опять глас браней воззвучит

И лавры новые взростит

Неукротимая Беллона! . . .

Тогда, тогда и я, питомец Аполлона,

— Покину тихий мир долин,

И смело стану под знамёна

Среди воинственных Дружин

За Веру, за Царя и внуков Амфиона!

Без страха ринусь я на тысячу мечей,

Без страха встречу супостата,

И грозный свист его Дамасского булата

Не устрашит моих ушей. . . .

И после битвы, над телами

Пожертых мщению врагов,

Друзья-соратники! я с вами,

При дымном пламени костров,

Наполню чашу круговую,

И руку смелую свою

Простру на лиру боевую

И Гимн победы воспою.

 

 

Загорский.

Новости литературы: Книжка XII, 1825