Иов

I 
…И непорочного Иова струпьями лютой проказы 
Бог поразил от подошвы ноги и по самое темя. 
Иов сидел далеко за оградой селенья на пепле. 
Острую взял он себе черепицу скоблить свои раны. 
Молвит жена ему: «Все еще тверд ты в своем 
             благочестье? 
Встань и Творца похули, чтоб тебе умереть». 
             Но смиренно 
Иов жене отвечает: «Я доброе принял от Бога, 
Должно и злое принять: да исполнится воля Господня!» 

Мудрый Софар, Елифаз из Темани, Валдат из Савхеи[3] 
Вместе сошлись, чтобы сетовать с ним, утешая 
             страдальца. 
Очи подняв, издали не узнали несчастного друга. 
Жалобный голос возвысили, ризы свои разодрали, 
Стали рыдать, неутешные, пыль над главами бросая. 
С Иовом рядом семь дней и ночей просидели 
             в молчанье: 
Слова никто не сказал, оттого что страдание было 
Слишком велико. И первый открыл он уста и 
             промолвил: 
II 
     Иов 
     Да будет проклятым навек 
Тот день, как я рожден для смерти и печали, 
Да будет проклятой и ночь, когда сказали: 
         «Зачался человек». 
     Теперь я плачу и тоскую: 
     Зачем сосал я грудь родную, 
Зачем не умер я: лежал бы в тишине, 
   Дремал — и было бы спокойно мне. 
И почивал бы я с великими царями, 
   С могучими владыками земли, — 
     Победоносными вождями, 
     Что войны некогда вели, 
Копили золото и строили чертоги… 
     Я был бы там, где нет тревоги, 
     Где больше нет вражды земной, 
     Где равен малому великий, 
     Вкушают узники покой, 
     И раб свободен от владыки… 
     На что мне жизнь, на что мне свет? 
     Как знойным полднем изнуренный, 
Тоскуя, тени ждет работник утомленный, 
     Я смерти жду, — а смерти нет. 
О, если б на меня простер Ты, Боже, руку 
     И больше страхом не томил, — 
     Чтоб кончить сразу жизнь и муку, 
     Одним ударом поразил. 

     Елифаз 
Ужель ты праведней Отца вселенной, 
     Ужель на суд Его зовешь? 
     Зачем же с речью дерзновенной 
     Ты против Бога восстаешь? 
     Безумец тот, кто не склоняет 
     Во прах главы перед Творцом. 
Когда и небеса нечисты пред лицом 
   Всевышнего, когда не доверяет 
     Он даже ангелам Своим, — 
     То как же чистым быть пред Ним 
     Тому, кто рвется на свободу, 
     В темницу плоти заключен, 
     Тому, кто женщиной рожден 
     И беззаконье пьет, как воду? 

     Иов 
     О да, над бездной Бог грядет, 
     Столпы земли передвигает, 
     Печать на звезды налагает, 
     Прикажет, — солнце не взойдет. 
     Он пронесется, — не замечу, 
     Захочет взять, — кто запретит? 
     Он спросит, — как Ему отвечу, 
     Накажет, — кто меня простит? 
     Пред взором мудрости Господней 
     Открыты тайны преисподней, 
     И херувимы, падши ниц, 
     Не открывая в страхе лиц, 
     Трепещут у Его подножья, 
     И полон мир Его чудес, 
     И все величие небес — 
     От дуновенья Духа Божья. 
     Жив мой Создатель, жив Господь, 
     Мой Бог, суда меня лишивший, 
     Мне душу скорбью омрачивший: 
     Его нельзя мне побороть. 
     Но пусть страдаю, неутешный, — 
     Я вашей лжи не потерплю, 
     И правоты моей безгрешной, 
     Пока я жив, не уступлю. 
Голодных я кормил, я утолял печали, 
Я утешал больных, для сирот был отец, 
И чресла бедняков меня благословляли, 
   Согретые руном моих овец. 
     За щедрость в дни былые славил 
     По всей земле меня народ. 
     В тени вечерней у ворот 
     Мое седалище я ставил. 
И юноши ко мне, и старцы, приходя, 
     В благоговении молчали, 
     И слов моих смиренно ждали, 
     Как благодатного дождя. 
     За что же ныне я в позоре, 
     Людьми отвергнутый, живу, 
     Не знаю, где в слезах и горе 
     Склонить бездомную главу. 
В пыли, со струпьями на почернелой коже, 
Сижу и думаю: меня утешит ложе. 
Но Бог виденьями пугает и во сне. 
И ночью холодно в разодранных одеждах, 
Во мне страдает дух, и плоть болит во мне, 
     Тень смерти — на усталых веждах. 
И все-таки я прав, я чист перед Тобой, 
Не ведаю, Господь, за что терплю мученье. 
Земля, ты кровь мою невинную не скрой, — 
     Да вопиет она о мщенье! 

     Вилдат 
Скажи, ты видел ли, чтоб Бог вознаграждал 
     Людей жестоких и лукавых, 
     Чтоб Он поддерживал неправых 
     И непорочных отвергал? 
     О нет, — в шатре у беззаконных 
     Померкнет радостный очаг, 
     Он восстановит угнетенных, 
     И будет к праведному благ, 
     И суд рабам своим дарует. 
     Но кары Божьей не минует 
     Творящий темные дела: 
     Когда в броне он бесполезной 
     Уйдет от палицы железной, 
     Настигнет медная стрела: 
     За грех твой скорбь вошла в обитель 
     И за вину твоих детей 
     Рукою любящей Своей 
     Тебя карает Вседержитель. 
     Терпи, смиряйся и молчи. 

     Иов 
     Все утешения напрасны, 
     О бесполезные врачи! 
     Шатры злодеев — безопасны, 
     Дома грабителей полны 
     Благословенной тишины. 
Я знаю: правды нет, и все ж о ней тоскую, 
     Без правды жить я не хочу, 
     Лишь только вспомню — негодую 
     И содрогаюсь и ропщу. 
Не буду я молчать, не буду покоряться, 
Невинен я, — и пусть меня накажет Бог. 
     О, если б с Ним я только мог, 
     Как равный с равным состязаться! 
     Но нет возмездья, нет суда. 
     Ужель Он праведных не любит, 
     И злых, и добрых вместе губит? 
Зачем, о Господи, не ведает труда 
     И богатеет нечестивый? 
Зачем обильный плод ему приносят нивы, 
     И множатся в полях его стада? 
Зачем преступные живут среди веселий, 
     Пируют, смерти не боясь? 
     Их дети прыгают, смеясь, 
     Под звук тимпана и свирели. 
     Господь забыл Своих рабов, 
     Он не поможет угнетенным, 
     Он не утешит бедняков, — 
     Он землю отдал беззаконным. 
     И отторгают от сосцов 
Младенцев плачущих, живут под кровом неба 
Нагие без одежд, голодные без хлеба. 
     Меж тем, как должен быть злодей 
Соломинкой, Господь, в живой руке Твоей, 
     Былинкой, ветром уносимой, — 
     Он жизнь кончает, невредимый. 
«Его потомству Бог возмездье бережет», — 
     Так кто-нибудь из вас мне скажет. 
Но пусть и сам злодей от мести Божьей пьет, 
Пускай Господь самих грабителей накажет, 
   А до детей и до грядущих бед 
     Им после смерти — дела нет. 
     Скопилось в мире слишком много 
     Неотомщаемых обид, — 
     И это видят очи Бога, 
     Он это терпит и молчит! 

     Софар 
   Не говори, что Бог несправедлив, 
Но люди Вечного постигнуть не умеют. 
Лишь сердцем мудрые, гордыню укротив, 
        Пред Ним благоговеют, — 
     Затем, что свят Его закон, 
     И в сонме ангелов небесных 
     Он страшным для очей телесных 
     Великолепьем окружен. 
И если б отнял Он на миг Свое дыханье, 
   И сердце обратил к Себе Господь, — 
Погиб бы человек и всякое созданье, 
И возвратилась бы во прах живая плоть. 
     Ты сам избрал свою дорогу: 
     На бремя жизни не ропщи. 
Будь добрым для себя, не угождая Богу, 
И за добро свое награды не ищи. 
     Мы по земле пройдем, как тени, 
     Учись у древних мудрецов, 
     Учись у прошлых поколений, 
     У наших дедов и отцов. 
А мы — вчерашние и ничего не знаем, 
Во всем ничтожные — во благе и во зле, 
     Мы, не достигнув на земле 
   Ни мудрости, ни счастья, — умираем. 

     Иов 
О, если б мог судьбой я поменяться с вами, 
Не так же ли, как вы, главой бы я кивал, 
Старался бы помочь в страданиях словами, 
     Движеньем губ вас утешал. 
     Но тот, чье сердце в счастье дремлет, 
Понять чужую скорбь не может никогда. 
     Кричу: обида! Бог не внемлет, 
     Я вопию, — и нет суда. 
И что мы — для Него? Зачем подстерегает, 
     Зачем испытывает нас 
     Он каждый день и каждый час, 
И мстит, и горечью нам душу пресыщает? 
Не Ты ль образовал, скрепил костями плоть, 
И жизнь не Сам ли Ты вдохнул в меня, Господь, 
Не Ты ли надо мной трудился, как ваятель? 
     За что невинного губить? 
     Ужели хочешь истребить 
     Ты дело рук Твоих, Создатель? 
     И в нескончаемой борьбе 
Зачем меня врагом поставил Ты Себе? 
Кого преследуешь? Как ураган — пылинку, 
Меня похитит смерть. Я слаб и одинок. 
Не гонишь ли, Господь, Ты сорванный листок, 
Не сокрушаешь ли увядшую былинку? 
Кто знает, доживу ль до завтрашнего дня. 
Вот скоро я умру, — поищешь, — нет меня. 
Уйду — и не вернусь — в страну могильной сени, 
В страну безмолвия и ужаса, и тени. 
Когда могучий ствол повалит дровосек, 
Еще надежда есть, что вновь зазеленеет 
Полузасохший пень и даст живой побег, 
Как только брызнет дождь и сыростью повеет; 
А если человек с лица земли исчез, — 
Он не вернется вновь, из гроба не воспрянет, 
     Во прахе ляжет и не встанет 
     Он до скончания небес. 
О, если у Тебя могущество и благость, 
     Господь, что значит грех людей, 
Зачем бы не простить и осуждений тягость 
        Не снять с души моей? 
Ответь же, выслушай, Владыка, оправданье, 
Иль лучше, — нет, оставь, оставь меня, забудь, 
Чтоб мне опомниться, перевести дыханье, 
Не мучай, отступи и дай мне отдохнуть! 
III 
Смертному Бог отвечал несказанным глаголом из бури. 
Иов лежал пред лицом Иеговы в прахе и пепле: 
«Вот я ничтожен, о Господи! Мне ли с Тобою бороться? 
Руку мою на уста полагаю, умолкнув навеки». 
Но против воли, меж тем как лежал он во прахе 
              и пепле — 
Ненасыщенное правдою сердце его возмущалось. 

Бог возвратил ему прежнее счастье, богатство умножил. 
Новые дети на празднике светлом опять пировали. 
Овцы, быки и верблюды в долинах паслись 
              безмятежных. 
Умер он в старости, долгими днями вполне 
              насыщенный, 
И до колена четвертого внуков и правнуков видел. 

Только в морщинах лица его вечная дума таилась, 
Только и в радости взор омрачен был неведомой 
              скорбью: 
Тщетно за всех угнетенных алкала душа его правды, — 
Правды Господь никому никогда на земле не откроет. 

1892