Гордюшка книгопродавец

Гордюшка книгопродавец.

Сказка.

 

 

Был здесь давно один мерзавец

Гордюшка, плут — книгопродавец.

По честности и по уму

Вином бы торговать ему

В какой нибудь корчме, и то не Христианской,

В Жидовской, иль Магометанской.

А походил он на Жида!

Без совести и без стыда

На белый свет родился;

Рад удавиться и за грош —

А впрочем, всем он был хорош;

Немножко грамоте учился:

Мог двоеточие от точки отличить,

Мог объявление о книге сочинить;

Любил для барышень душой литературу;

В Оракулах держал всегда сам корректуру;

Ученых пьяниц он погодно нанимал

И компиляции в свет с ними издавал.

Жаль, не писал стихов Гордюшка!

Одна почтенная старушка

По смерти мужниной вдруг в нищету пришла;

Что было лишнее, кой как распродала,

В Ломбард иное заложила;

Одну лишь комнатку топила —

Так берегла дрова

И деньги бедная вдова.

Занемоги она еще весной ненастной.

Как быть?

Лекарства не на что купить;

Но добрый Лекарь частный

Старушке страждущей помог;

Да наградит его сам Бог!

А Он всегда тех награждает,

Кто бедным вдовушкам охотно помогает. —

Узнал торгаш Гордей,

Что после мужа есть шкап целый книг у ней.

Вот он к больной приходит,

В постеле бедную находит

И говорит: „у вас, я слышал, книжки есть . . ..

Хоть торга книгами не можно ныне весть . . .

От книг так плохи авантажи,

Что лучше продавать, поверьте, калачи ….

Но на комиссию я взял бы для продажи;

Позвольте посмотреть.“ — Дают ему ключи.

Вот шкап он отпирает:

Шкап книгами набит —

Гордюшка их перебирает,

На титулы глядит . . .

Понюхает иную,

То улыбнется плут,

То рожу сделает такую,

Как будто долг с него берут.

Смотрел, глядел час целой;

В затылке почесал;

Потом с осанкой гордой, смелой

Презрительно сказал:

„Хоть счетом книг и много

Но разобрать коль строго,

Так мало тут добра.

Ну что? Деяния Петра,

Да Ломоносова, Державина творенья

И Дмитриева сочиненья,

Жуковского, Карамзина

И только ведь из Русских!“

— А сколько, батюшка, за то здесь книг Фран­цузских,

Латинских, Греческих? — „Да все ведь старина!

Расина, Буало, Корнеля всяк имеет,

По Гречески ж не всякой разумеет;

А правду молвить, и латынь

Хоть кинь!

Народ наш деловой, торговый и воинской —

На что же нам язык Латинской?..

Однако, так и быть,

Рад все у вас купить,

Коль сходно отдадите:

Ну много ли, сударыня, хотите?“

—А сколько б дали вы? — „Да что вас обижать?

Извольте, дам я . . . . двадцать пять. . .“

—Как! . . . Двадцать пять рублей? За все . . .

Не грех вам это? —

„Да разсудите: нынче лето,

А до зимы

Почти ведь не торгуем мы;

Не выручим, ей Богу! и на лавку.“

— Я лучше их сожгу! Как? двадцать пять! —

„Жаль вас!

Извольте, так и быть, в добавку

Еще пять рубликов . . . и деньги сей же час!“

— Подите ж вон!— „Ну, десять я прибавлю.

Хотите тридцать пять

И шкап пожалуй вам оставлю,

Да буду, матушка, вас вечно поминать.“ —

Старушка рассердилась,

С Гордюшкой побранилась

И гонит плута вон.

Нейдет однако он,

Торгуется, клянется,

Что покупателя другого не найдется,

И наконец,

За сотню книги все купил у ней подлец.

Возрадовался мой Гордюшка,

Что им ограблена так бедная старушка.

А после на пятак взял рубль он барыша.

Куда ж пойдет душа

Такого торгаша?

В ад, разумеется, конечно!

По приказанью трех безжалостных сестер:

Из книг, им проданных, там сделают костер

И будет жариться он вечно.

 

 

А. Измайлов.

СЛАВЯНИН,  ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ. 1830