Мрак

Мрак.

(Из Байрона.)

 

 

Я видел сон, не вовсе бывший сном.

Потухло, мнилось, солнце, без лучей

По беспредельности блуждали звезды,

И хладная земля чернелась в мрачной,

Безлунной тверди. Наступил час утра,

Прошел, настал опять—дня нет, как нет!

И в людях ужас заглушил все страсти,

Желанья всех сердец слились в одну

Своекорыстную мольбу о свете.

Зажглись огни повсюду; вскоре замки,

Дворцы Царей и хижины— жилища

Всех домовитых мира населенцев

В кострах истлели; в пепел пали грады,

И у пожаров гаснувших, толпились,

Взглянуть еще раз друг на друга люди.

Щастливы были, жившие вблизи

Природы горных факелов, волканов:

Мир жил одною страшною надеждой.

Зажглись леса и вскоре их не стало:

В дыму, со треском упадая, гасло

За древом древо—и повсюду мрак был.

При отблесках прерывчатых огня

Казались страшны люди; неземные

Имели лица; многие лежали

Закрыв глаза и плакали; иные

На длань главу склонивши, улыбались;

Другие бегали и в погребальных

Кострах своих возобновляли пламя,

И возводили дикий взор на небо,

Одевшее, как саван, мертвый мир,

И вновь на прах, с проклятьями, кидались,

И скрежеща зубами, выли; птицы

Метались с криком по земле, повесив

Ненужные им крылья; укротилась

Зверей лютейших ярость; средь толпы,

Безвредные, вились, с шипеньем, змеи,—

Их убивая, поедали, люди,

И брань, на миг умолкшая, повсюду

Зажглася вновь: снедь покупалась кровью,

И всяк сидел с своей добычей в мраке

И насыщался; умерла любовь;

Одна лишь мысль осталась в мире—мысль

О смерти скорой и бесславной; голод

Терзал утробы; люди, умирая,

С лишенными гробов костьми валялись

И гнили; тощие съедали тощих,

И даже грызли псы своих хозяев:

Один лишь, трупу верный, охранял

Его от птиц, зверей и человеков,

Пока их глад не изнурял, иль новый

Их алчности не представлялся труп;

Без пищи сам, с протяжным, скорбным воем,

Хладную лизал он долго руку,

И вдруг залаял жалобно и умер.

Всечасно глад губил людей—лишь двое

В одном обширном оставались граде—

Смертельные друг другу два врага;

Они сошлись при алтаре сгоревшем—

Где оскверненных утварей обломки

Лежали грудой—хладными руками,

Изсохшими, как остов, пепел сгребли,

Дыханьем слабым помертвевших уст

Чуть видное на углях вздули пламя,

И при минутном, трепетном сияньи

Подъяли друг на друга взор, взглянули,

И вздрогнув, пали бездыханны: каждый

Другого видом страшным умерщвлен был,

Не распознав: на чьем челе так грозно

Десница глада начертала: враг.

Прекрасный мир стал дикою пустыней,

Без древ, растений, жителей и жизни,

Хаосом, глыбой безобразной праха.

Озера, реки, океан—замолкли,

И в глубине их мертвый был покой;

На море гнили, без пловцев, суда;

За мачтой мачта падали с них в воду,

И на недвижной почивали бездне;

Не стало волн; во гроб легли приливы—

Царица их, луна, скончалась прежде;

Истлели ветры в воздухе стоячем;

Погибли тучи —мрак уж и без них

Непроницаем был и повсеместен.

 

 

Вронченко.

Девятая часть Литературных Прибавлений к Русскому Инвалиду, или Первая на 1833 год