Жизнь на море

ЖИЗНЬ НА МОРѢ *).

Человѣкъ и море.— Начало мореплаванія.— Вліяніе его на судьбу народовъ.— Преобладаніе морскихъ державъ.— Рѣчь Фемистокла.— Пиза и Венеція.— Флотъ Англіи.— Значеніе Франціи въ ряду морскихъ державъ.— Мореплаваніе, какъ источникъ просвѣщенія.— Разные виды судовъ,— Корабль.— Краткій очеркъ кораблестроенія.— Вмѣстительность, вооруженіе и оснастка корабля.— Поэтическая сторона его.— Снятіе корабля съ якоря.— Путевая и боевая жизнь корабля,— Первый линейный корабль во Франціи — Значеніе флага.— Флаги древнихъ.— Флаги общіе, частные, военные, коммерческіе, сигнальные.— Система Павильона.— Языкъ флаговъ.— Общіе сигналы.— Расположеніе цвѣтовъ и правила поднятія флаговъ.— Флаги пиратовъ.— Морскія постановленія 1830 года во Франціи.— Вымпела.— Исторія бѣлаго и трехцвѣтнаго флаговъ.— Національное собраніе и конвентъ,— Происхожденіе краснаго, бѣлаго и годубаго цвѣтовъ въ гербѣ и флагѣ Франціи.— Галлы и Франки.— Старость корабля.— Англійскіе понтоны и французскіе плѣнники.— Попытка къ бѣгству.— Ларивьеръ.— Дуели на понтонахъ.— Les franèais sont des farceurs.— Жизнь на понтонахъ.

 

* Подъ этимъ названіемъ мы помѣщаемъ нѣсколько сценъ, очерковъ и разсказовъ, заимствованныхъ изъ сочиненій: Корбьера, Жаля, Грегана, Шевалье, Жюрьенъ-де-ла Гравьера, относящихся къ мореплаванію и его исторіи. Думаемъ, что эти легкіе-морскіе очерки будутъ имѣть интересъ для того, въ комъ одно названіе моря пробуждаетъ рядъ поэтическихъ, картинъ. Жизнь на морѣ такъ различна отъ жизни на сухомъ пути, что разсказы о первой могутъ показаться многимъ новыми и любопытными. Надѣемся совреыенемъ представить и еще нѣсколько извлеченій изъ писателей, посвятившихъ свои труды изученію и описанію морской жизни съ ея разнообразными явленіями. А. Б—а.

 
Человѣкъ, одаренный способностью заимствовать матеріалы для своего существованія изъ окружающей его сферы, покорялся необходимости своей организаціи, воздѣлывая землю, оплодотворяя ее и покрывая жилищами, которыя распространяясь все болѣе и болѣе, превращались въ деревни и города.
Нужды открыли ему его силы и способности. Человѣкъ былъ окруженъ элементами, производительная сила которыхъ требовала его содѣйствія. Міръ былъ царствомъ человѣка, но царствомъ еще не вполнѣ доступнымъ. Такъ какъ природа дала человѣку всѣ способы для порабощенія этого міра, то, покоривъ производительную силу земли своему произволу, онъ слѣдовалъ только первоначальному закону своего существованія. Изъ необходимости поддерживать его возникло земледѣліе и промышленность.
Но море казалось поставлено было границею, за предѣлы которой физическое сложеніе человѣка запрещало ему проникать. Берега его были предѣломъ для человѣка. Казалось, природа начертала на нихъ слова: «ты не пойдешь далѣе».
Всѣ земныя существа, покорствуя закону, вращались искони въ сферѣ, назначенной имъ Природою по свойству ихъ организаціи. Значеніе ихъ въ цѣпи созданій не измѣнилось; они всѣ и всегда будутъ чѣмъ были прежде; ни одно изъ существъ не нарушило закона, которому покорны всѣ прочія породы. Только одинъ человѣкъ могъ освободиться отъ общаго предназначенія. Человѣку данъ былъ разумъ.
Предъ этимъ разумомъ разступились физическія преграды.
Скрѣпивъ вмѣстѣ нѣсколько древесныхъ вѣтвей, человѣкъ переплывалъ на нихъ черезъ рѣки, или сначала спускался съ помощью ихъ только внизъ по теченію. Но способы его плаванія мало-по-малу улучшались, и онъ рѣшился плыть уже не по однѣмъ рѣкамъ, но и по морю, осторожно придерживаясь его береговъ. Наконецъ открытъ компасъ — и человѣкъ смѣло пустился въ водныя пустыни, безъ начертанныхъ путей, повѣряя свой путь по теченію свѣтилъ небесныхъ. Тогда рѣки, озера и моря уже перестали быть преградами между обитателями земли; напротивъ, они стали средствами болѣе удобными для сообщенія. Цивилизація перестала быть исключительнымъ благомъ нѣкоторыхъ привилегированныхъ народовъ. Мореходы тирскіе, египетскіе и греческіе въ древнія времена, Колумбъ, Магелланъ, Бугенвиль, Кукъ, Лаперузъ и другіе въ новѣйшія,— подвинули впередъ просвѣщеніе гораздо быстрѣе многихъ философовъ и мыслителей.
Отъ столкновенія народовъ, въ-слѣдствіе обмѣна ихъ произведеній, произошелъ обмѣнъ идей, и благодаря мореплаванію, всѣ народы слились въ одну общую человѣческую семью.
Но такъ-какъ нѣтъ блага въ природѣ, какъ бы оно ни было велико, котораго бы человѣкъ не употребилъ во зло, то и мореплаваніе послужило ему средствомъ къ злоупотребленіямъ.
Суда, перевозившія изъ края въ край плоды промышленности и торговли, паукъ и просвѣщенія, стали перевозить изъ страны въ страну вооруженныхъ воиновъ, и моря стали для враждующаго человѣчества новыми полями сѣчи и битвъ, гдѣ средства уничтоженія естественнымъ образомъ увеличились. Вскорѣ за сооруженіемъ торговыхъ судовъ послѣдовало сооруженіе судовъ военныхъ, и народы поспѣшили примѣнить средства торговли къ преобладанію.
й точно, стоитъ только бѣглымъ взглядомъ окинуть исторію, чтобы убѣдиться въ сильномъ вліяніи мореплаванія на судьбу народовъ. Процвѣтаетъ-ли гдѣ флотъ,— тамъ процвѣтаетъ и страна; торговля народа увеличивается, промышленность распространяется, совершенствуется, богатство разливается во всѣхъ классахъ, земледѣліе улучшается, науки и художества преуспѣваютъ. Изъ такого общаго благоденствія возникаетъ величіе страны, и истина эта такъ очевидна, что для ея доказательства достаточно представить лишь нѣсколько примѣровъ:
Такъ Мемфисъ, Тиръ и Карфагенъ, благодаря своимъ флотамъ, сдѣлались, каждый въ свое время, обладателями окружныхъ странъ.
Такъ Массилійская колонія (Марсель) одолжена была своимъ кораблямъ всѣмъ ея величіемъ и блескомъ.
«Граждане», говорилъ Фемистоклъ своимъ соотечественникамъ, бѣгущимъ отъ Персовъ, «садитесь на суда, на галеры, тамъ ваша отчизна; пусть сожгутъ Афины, вы ихъ выстроите краше прежняго; вашими судами вы снова овладѣете Греціей»
Римъ только послѣ морской побѣды, одержанной Дуиліемъ, утвердилъ свое могущество; и когда Римская Имперія пала предъ сѣверными варварами, приморскія страны Италіи, захвативъ обломки падающаго царства, владѣли ими долго, среди новыхъ могущественныхъ народовъ,— лишь силою своихъ флотовъ. Въ эти невѣжественныя времена, Пиза получила первая значеніе, благодаря счастливымъ соображеніямъ своихъ мореходовъ.
За нею Венеція, посреди своихъ лагунъ, обогатила западъ своею торговлею.
Наконецъ возвысилась Генуа, корабли которой были источникомъ ея успѣховъ и богатства.
Не говоримъ о Родосѣ, хотя ему принадлежитъ слава основанія морскихъ наукъ, принятыхъ всѣми народами за руководство.
Не будемъ говорить и объ Испаніи, Португаліи и Голландіи, богатыхъ и цвѣтущихъ въ свое время своею торговлею, могущественныхъ своими флотами
Англія и Америка не флотамъ-ли обязаны тому значенію, которое онѣ имѣютъ въ политическомъ быту народовъ?
Флотъ составляетъ одно изъ главныхъ основаній благоденствія и величія страны. Какъ бы ни велика и сильна была страна,— безъ флота могущество ея не полно.
Наполеонъ собиралъ лавры побѣдъ во всѣхъ странахъ Европы, а между-тѣмъ, въ то самое время, Франція, ливіенная произведеній своихъ колоній, терпѣла крайнія нужды посреди самихъ побѣдъ. Распространяя свои прибрежья, государство умножаетъ свое могущество и силу. У насъ передъ глазами Англія. Съ 20-го милліонами своего народонаселенія, она владѣетъ странами, которыя обширнѣе всего, что можетъ намъ представить исторія. Сѣверъ Америки принадлежитъ ей; всѣ африканскіе берега покрыты ея конторами, агенты которыхъ распространены на триста миль въ страну Кафровъ. Восточная Индія, ея 50 милліоновъ жителей, ежедневно возрастающихъ отъ сліянія съ бирманскими и марратскими племенами, составляетъ два полуострова, уже слившихся въ одну англійскую колонію.
Океанія почти вся принадлежитъ ей, а результатъ недавней войны съ Китаемъ открылъ ей нѣсколько портовъ Небесной-Имперіи, доселѣ бывшихъ негостепріимными.
Итакъ корабли, обогащая страну сбытомъ произведеній и обмѣномъ на произведенія иноземныя, содѣлывая самыя отдаленныя племена данниками своей промышлености, создаютъ элементы самые вѣрные и самые положительные для величія страны.
Хотя Франція всегда сознавала и понимала значеніе и силу флота, надо однако сознаться, что мореходство имѣло въ ней эпохи неподвижности и даже застоя. По отдаленію Парижа отъ моря, вопросы о значеніи флота были часто оставляемы на второмъ планѣ въ мнѣніи общественномъ.
Морскіе начальники и офицеры, находившіеся въ отдаленныхъ портахъ, не могли обратить вниманія и заботливости властей на нужды и потребности флота. Высшее управленіе морскими силами долго считалось доходною должностью и отдавалось лицамъ, совершенно чуждымъ всѣмъ понятіямъ о морскомъ дѣлѣ.
Правительственный геній Кольберта предвидѣлъ всю силу, какую могъ пріобрѣсть Людовикъ XIV отъ флота, и выгоды, какія можно было изъ него извлечь для страны. Великій администраторъ захотѣлъ положить широкое и прочное основаніе флоту. Были устроены заводы, съ цѣлію наполнять морскіе арсеналы, созданные его морскими уставами. Заложены новые корабли подъ вѣдѣніемъ кораблестроительныхъ комитетовъ, устроенныхъ во всѣхъ большихъ портахъ. Матросы раздѣлены на разряды; морская администрація получила правильное распредѣленіе. Законы, разумно задуманные и исполняемые, опредѣлили порядокъ службы, обязанности подчиненныхъ и ихъ права. Судопроизводство и морскіе регламенты приведены въ ясность и точность съ такимъ искусствомъ, что всѣ торговыя страны поспѣшили воспользоваться полною системою новаго моренаго уложенія. Спустя десять лѣтъ послѣ того, корабли, украшенные французскими побѣдоносными флагами, развѣвались на всѣхъ моряхъ.
Позже, Людовикъ XVI старался всѣми мѣрами возстановить значеніе французскаго флота, которое было утрачено имъ во-время регентства. Восемь лѣтъ мира укрѣпили, упрочили морскія силы Франціи, и принесли счастливые плоды въ новомъ періодѣ морскихъ событій,— въ послѣдней войнѣ. Ламотъ-Пике въ Атлантическомъ океанѣ, командоръ Сюффренъ въ Индѣйскомъ-морѣ возвеличили французскій флагъ и утвердили его славу и могущество.
Нельзя приписать реставраціи особенной заботливости о мореходствѣ, однако, несмотря на то, сколько богатствъ разлито во Франціи мореною торговлею, которой помогалъ только одинъ внѣшній миръ! Какое значительное вліяніе имѣла Франція, въ-продолженіе шестнадцати лѣтъ, во всѣхъ политическихъ вопросахъ, благодаря своимъ кораблямъ!
Значеніе Франціи между приморскими странами опредѣляется уже географическимъ ея положеніемъ. Лежащая у двухъ морей, омывающихъ большую часть ея границъ, она противопоставляетъ западу Азіи и сѣверу Африки южные берега свои, а материку Америки свою западную береговую часть. Характеръ самаго народа значительно увеличиваетъ выгоды ея положенія, будущность которыхъ опирается на многочисленные рейды, доки, бассейны и порты, которыми полна вся страна. Всѣ предпріятія, требующія отвага и энергіи, найдутъ всегда сочувствіе въ душахъ нормандцевъ и бретанцевъ, равно-какъ всѣ спекулятивныя экспедиціи, самыя отдаленныя и опасныя, жадно будутъ приняты жирондистами и провансалами.
Неразрывная цѣпь, скрѣпляющая морскія силы съ прочими силами страны, естественныя отношенія мореходства къ процвѣтанію ея, и богатства, какія оно разливаетъ повсемѣстно, очевидны и неоспоримы. Жажда любопытства, устремленная на все, касающееся морскихъ знаній, морскихъ открытій, морскихъ картинъ, литература и искусства, стремящіяся удовлетворять ей, выказываютъ достаточно направленіе общественныхъ понятій и стремленіи.
Значеніе внѣшняго могущества, возрастающаго съ каждымъ днемъ для страны, опирающейся на морскія силы, есть причина такого сильнаго развитія общественныхъ стремленій ко всему, что касается морской науки. Есть элементы въ обществѣ, которые уничтожаются съ теченіемъ времени. Есть другіе, которые время развиваетъ и распространяетъ до крайнихъ предѣловъ. Къ послѣднимъ принадлежитъ мореплаваніе.
Однимъ изъ важнѣйшихъ результатовъ цивилизаціи было соединеніе людей въ общества. Изъ семействъ возникли племена, изъ племенъ селенія, города. Изъ соединенія городовъ возникли народы; народамъ предназначено было составить государства. Прогрессъ ведетъ человѣка къ новому прогрессу. Прогрессъ обобщенія и соединенія не можетъ остановиться въ пути своемъ; его влечетъ впередъ общій законъ совершенствованія. Но такъ-какъ для своего дѣйствія процессъ обобщенія долженъ быть перенесенъ на народы, отдѣленные морями, океанами, корабли будутъ его естественнымъ и необходимымъ средствомъ сообщенія. Поэтому будущность флотовъ, силою обстоятельствъ и законовъ цивилизаціи, будетъ цѣпью, которая скрѣпитъ въ одно цѣлое разрозненныя части огромнаго человѣческаго общества.
Корабль! Сколько людей на свѣтѣ знаютъ корабль только но наслышкѣ! Сколько такихъ, которые, не стряхнувъ еще школьныхъ впечатлѣній, воображаютъ себѣ корабль по описаніямъ какой-нибудь галеры! Многіе судитъ о судахъ вообще по пароходамъ, на которыхъ они дѣлали лѣтнюю морскую компанію въ загородныя экспедиціи!
Разсмотримъ въ его подробностяхъ и въ цѣломъ, въ его неподвижности и въ его дѣйствіяхъ, это любопытное пловучее зданіе.
Говоря о корабляхъ, обративъ вниманіе только на тѣ изъ нихъ, въ которыхъ морская архитектура является во всей своей красѣ, во всемъ своемъ значеніи. Умолчимъ о тѣхъ, которымъ потребность перевозки дала формы тяжелыя и неуклюжія. Умолчимъ объ англійскихъ пакетботахъ и транспортныхъ судахъ, тяжелыхъ и широкихъ коробахъ, выстроенныхъ безъ всякаго соблюденія размѣровъ и внѣшней красоты; этихъ пловучихъ возовъ, ползущихъ изъ порта въ портъ, треща и вздрагивая отъ всякаго всплеска волны. Не станемъ говорить и о голландскомъ галіотѣ курносомъ, грузномъ, съ плоскими и широкими боками, объ этой несчастной баркѣ, которая едва двигается только при помощи сильнаго вѣтра и широкихъ парусовъ, сидитъ по шею въ водѣ, крехтитъ и захлебывается, какъ неискусный пловецъ. Оставимъ въ покоѣ неуклюжія подражанія югерамъ, транспорты прусскіе, датскіе, австрійскіе, турецкіе, снующіе но всѣмъ портамъ и выказывающіе всему свѣту, одинъ передъ другимъ, свой безобразный, неопрятный корпусъ, испачканный смолою!
Обратимъ вниманіе на шкуну, легкую, нарядную, какъ-бы выточенную изъ одного куска дерева,— такъ искусно округлены ея прекрасныя формы!
Взгляните на изгибъ ея борта, слегка спускающагося отъ носовой части къ срединѣ и приподнятаго къ кормѣ. Не напоминаетъ-ли этотъ абрисъ роскошный контуръ кокетливо лежащей женщины? Какъ всѣ очертанія ея правильны, чисты и художественны! Какая гармонія частей въ цѣломъ! Какъ граціозно качается она на волнахъ!… Летитъ-ли она свободно по влажной стихіи, не оставляя на ней слѣда, скользитъ-ли она между подводными отмелями, шкуна всегда, во всякомъ положеніи — любимица моряка. Она для него олицетвореніе красоты и игривости прелестной дѣвушки!
Вотъ предъ глазами вашими бригъ. Онъ не такъ красивъ, какъ шкуна, онъ менѣе изященъ, менѣе- кокетливъ; но онъ сильнѣе, онъ плечистѣе, онъ тверже сидитъ на волнѣ. Это юноша въ полномъ развитіи и сознаніи своихъ силъ.
Вотъ еще предъ вами американскій пароходный пакетботъ; онъ предлагаетъ вамъ убѣжище и спокойствіе въ своихъ раззолоченныхъ салонахъ и будуарахъ, и презирая бури и волны, вѣрно стремится къ своей цѣли.
Вотъ трехмачтовый купеческій корабль — верблюдъ пустыни океана! Плавно, спокойно онъ несетъ на хребтѣ, съ сознаніемъ своей силы, тысячу тоннъ груза.
Вотъ корветъ! Онъ не уступитъ въ красотѣ шкунѣ, въ горделивости бригу, и превзойдетъ ихъ отвагою и смѣлостью, потому-что сильнѣе ихъ вооруженъ, и разверстыя пасти его пушекъ грозятъ смертью.
Потъ фрегатъ,— могучій и сильный властитель морей! Вотъ, наконецъ. корабль, пловучій городъ, цѣлая область на водахъ!
Чтобы понять эту гигантскую постройку во всемъ ея объемѣ, во всей силѣ и значеніи ея механизма, мало сказать: «Приглядитесь: вотъ какъ строится корабль, вотъ какъ онъ вооружается, вотъ какъ онъ дѣйствуетъ, вотъ какъ онъ плыветъ!» Нѣтъ! нагляднаго вниманія уже на готовый корабль недостаточно; всякое описаніе безсильно, всякій анализъ неполонъ. Надо побывать въ какомъ-нибудь значительномъ портѣ; выйти на его набережную въ ту минуту, когда входитъ на рейдъ эскадра; видѣть, какъ она втягивается въ бухты; надо побывать не разъ на верфи, гдѣ закладываются и строятся эти пловучія зданія; надо испытать самому морское сраженіе; надо выдержать сильную, величественную бурю. Тогда только вы будете въ состояніи понять, чего никакое искусство писателя никогда не изобразитъ въ точности.
Корабль представляетъ глазамъ два вида, двѣ стороны своего бытія. Неподвижность, или покой и дѣйствіе. Въ первомъ случаѣ онъ мертвое произведеніе плотника-строителя и такелажнаго мастера. Во второмъ случаѣ, онъ созданіе одушевленное, онъ боецъ, a man of war, какъ его назвали Англичане.
Чтобы вполнѣ понять значеніе корабля въ его двойственномъ видѣ, чтобы не ускользнула отъ анатомическаго обзора ни одна часть его, ни одна мельчайшая подробность, чтобы вы могли слѣдить неостановочно за всѣми случайностями его подвижной жизни,— начните изслѣдованія ваши съ самой верфи, гдѣ онъ закладывается; не упускайте его изъ вида въ этой пустынѣ океана, которую онъ будетъ пробѣгать, не находя и не оставляя за собой слѣда. Слѣдуйте за нимъ до той минуты, когда онъ придетъ въ портъ послѣ своихъ безчисленныхъ странствій, состарѣвшись и полуизгнившій,— придетъ для своего конечнаго разрушенія, если только подводный утесъ, вихрь или битва не раскроютъ ему преждевременной могилы въ нѣдрахъ холодной, вѣчно шумящей влаги.
Длинное, толстое, мачтовое бревно, на концахъ котораго воздвигаются два другихъ нѣсколько меньшаго объема, составляютъ киль, форштевень и ахтерштевень корабля. На этомъ-то ничтожномъ основаніи воздвигается все зданіе. Несмотря на это, нѣтъ на землѣ постройки, которая могла бы поспорить съ нимъ въ крѣпости и твердости, такъ сила каждой отдѣльной части направлена къ поддержанію цѣлаго, такъ все цѣлое приспособлено къ поддержанію и скрѣпленію всѣхъ частей. На килѣ, который можно назвать спиннымъ хребтомъ судна, прикрѣпляются выпуклыя и уравненныя ребра, такимъ-образомъ, что ихъ выпуклость, довольно явственная на срединѣ подводной части, чтобы дать округлость судну, постепенно уменьшается къ форштевеню. Эти же ре бра идутъ къ ахтерштевеню расширяясь, для того чтобы дать больше твердости судну.
Для успѣшнаго сочетанія, нужно, чтобы постепенность округлости была разсчитана на столько, чтобы твердое сидѣніе судна на водѣ не вредило его ходу и чтобы быстрота хода не произвела опасной валкости. Изумительное сочетаніе двухъ совершенныхъ протипуположностей: устойчивости и быстроты хода.
Остовъ этотъ одѣвается и связывается досками, которыя составятъ его внутреннюю обшивку и окружатъ его во всю длину сплошными поясами. Когда обошьютъ такимъ-образомъ весь его корпусъ, когда кузовъ судна будетъ готовъ и сдѣлается похожъ на длинный овальный ящикъ, этотъ ящикъ раздѣляютъ нѣсколькими настилками (палубами) и они составятъ деки, то-есть этажи зданія, какъ трюмъ или подводная часть корабля, кубрикъ, батареи и проч. Каждый изъ этихъ ярусовъ раздѣлится на множество отдѣленій. Здѣсь помѣстится вода, тугъ смола, здѣсь пороховая камера. Вотъ капитанское помѣщеніе, подъ нимъ офицерскія каюты; тутъ повѣсятся койки, сюда поставятся пушки, здѣсь устроится лазаретъ, тамъ церковь, тамъ отдѣленіе для оружія и амуниціи, тутъ канаты и веревки; далѣе задымятся кухни, здѣсь камбузъ, гдѣ раздается ежедневно провизія; тамъ помѣстятся помпы, запасные паруса,— однимъ-словомъ, все, въ чемъ можетъ встрѣтиться необходимость въ путешествіи, все, что нужно для борьбы съ отмелями и цодводными утесами, для борьбы съ океаномъ, вѣтрами, съ теченіями и водоворотами, все, что нужно для борьбы съ враждебными флотами, чтобъ помѣстить, кормить, одѣть, вооружить, защитить сотни людей въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ.
Безчисленное множество разныхъ матеріаловъ, снастей, провизіи, амуниціи, оружія, необходимыхъ кораблю,— поразительно. Если сложить все это на площади, оно составитъ гору едвали не выше самого корабля, а между-тѣмъ всему есть мѣсто и все расположено такъ уютно и кстати, что всѣ ходы свободны и остается еще довольно пространства для роскошныхъ салоновъ, будуаровъ, купаленъ и галерей для прогулки нижнимъ чинамъ.
Если насъ удивляетъ корпусъ корабля и вмѣстительность его внутренности, то что же сказать объ изумительной гармоніи его вооруженія и оснастки, этомъ образцѣ искуснаго и смѣлаго примѣненія? Нѣтъ въ мірѣ ничего сложнѣе корабля, а между-тѣмъ казалось бы, что стоило только подражать лебедю, когда онъ раскидываетъ по вѣтру крылья на зеркальномъ кристалѣ озера. Съ перваго взгляда точно можетъ показаться, что вся эта путаница веревокъ, парусовъ, продольныхъ и поперечныхъ кусковъ дерева представляетъ взору значеніе болѣе художественное, чѣмъ полезное, А между-тѣмъ въ кажущемся изобиліи снастей, нѣтъ ни одного болтика, кольца или блока, ни кусочка парусины или кончика веревочки, которые не имѣли-бы значенія и отъ которыхъ, въ данную минуту, не могли бы зависѣть гибель или спасеніе судна.
Искусство мореплаванія не состоитъ болѣе, какъ во времена его младенчества, въ томъ только, чтобы идти по вѣтру, выкинувши четырехугольный парусъ, и взяться за весла, при упадкѣ или поворотѣ вѣтра. Наука, мореходства самая усовершенствованная и самая трудная изъ наукъ, нашла способъ подчинить себѣ море, и перемѣнчивости вѣтра противупоставить искусство и средства, отысканныя для этого изученіемъ.
Корабль, спустясь съ верфи, сходитъ обнаженный на колеблющуюся арену. Едва онъ всплываетъ на воду, какъ его принимаются оснащивать. Начинаютъ тѣмъ, что глубоко, до самаго киля, вставляютъ въ него три мачты,— три основанія его будущаго воздушнаго зданія. Бизань-мачта ставится на передней его части, гротъ-мачта на срединѣ и фокъ-мачта на кормѣ. Каждая изъ мачтъ заканчивается изельгофтомъ, то-есть брускомъ, который однимъ концомъ надѣвается на вершину (тонъ) мачты, а черезъ отверзтіе другаго пропускаетъ вторую мачту (стенгу) нѣсколько тонѣе первой, поставленную нижнимъ концомъ (шпоромъ) на два бруска (лонга-саленги), прикрѣпленные съ обѣихъ сторонъ къ мачтѣ по килю судна, то-есть въ горизонтальномъ положеніи. Надъ стенгой возвышается такимъ же образомъ еще колѣно мачты (брамъ-стенга), тонѣе второй, а надъ этой еще тонѣе (бомъ-брамъ-стенга) съ шлокштокомъ — послѣднею ступенью воздушной лѣстницы, остріе которой врѣзывается въ тучи. Три послѣднія мачты называются, кромѣ-того, общимъ именемъ той мачты, которая служитъ имъ базисомъ, поднимаются и опускаются по произволу, какъ колѣна составной зрительной трубы, съ тою только разницею, что мачты спускаются одна на другую, слабѣйшія на сильнѣйшія, тогда какъ въ зрительной трубѣ узкіе стволы входятъ въ широкіе.
Съ носовой или передней части корабля выходитъ въ наклонномъ положеніи еще мачта (бушпритъ), которая подобно другимъ, увеличивается въ длинѣ своей нѣсколькими колѣнами (утлегаремъ и бомъ-утлегаремъ).
Поперечныя бревна на мачтахъ, къ которымъ привѣшиваются паруса, называются реями. Они спускаются и поднимаются вдоль мачтъ. Но чтобъ укрѣпить мачты, распустить, поставить, подобрать паруса и дать реямъ надлежащее направленіе, тысячу веревокъ сбѣгаютъ съ рангоута въ разныхъ направленіяхъ, точно гигантскій паукъ заткалъ его воздушною сѣтью.
Мы уже говорили, что каждая частица этого общаго цѣлаго имѣетъ свое назначеніе. Но взгляните,-до чего въ цѣломъ и частяхъ красивость соединяется съ полезнымъ. По первому брошенному взгляду, вамъ можетъ показаться, что только одна художественность отдѣлки присутствовала при оснащеніи корабля, такъ кокетливо онъ выказываетъ свой пышный нарядъ, а между-тѣмъ всѣ подробности глубоко обдуманы и примѣнены къ пользѣ, къ- сохраненію и защитѣ его. Несмотря на крѣпость, мачты легки и отчетливо округлены; онѣ высятся въ воздухѣ одна надъ другою въ гармонической прогрессіи. Реи перекрещаютъ ихъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ, и поднимаясь, тоже дѣлаются все тоньше и короче, до самыхъ гибкихъ вершинъ. Рѣшетчатые марсы отдѣляются такъ рѣзко своею бѣлизною отъ черной сѣти вантовъ, точно опрокинутыя арфы. Узорчато переплетенная сѣть такелажа, нити которой бѣгутъ по всѣмъ направленіямъ, сверху книзу, со стороны въ сторону, отъ носа къ кордѣ, то сбѣгаясь вмѣстѣ, то разсыпаясь параллельно, перпендикулярно, прямо, косвенно, перекрещаясь на тысячу ладовъ; всѣ эти нити; чистыя и лоснящіяся, дрожащія отъ малѣйшаго колыханія вѣтра,— все это составляетъ такое полное, изящное, гармоническое цѣлое, такъ изумительно обдуманное въ мельчайшихъ подробностяхъ, что съ этою обдуманностью не сравнится никакой трудъ искусной щеголихи, когда она явится на балъ въ давно задуманномъ, обдуманномъ и приведенномъ въ исполненіе бальномъ нарядѣ. А еще вся эта красота не одушевлена жизнію; предъ вами только еще бездушная масса! Посмотрите на нее, когда она воодушевится подъ дыханіемъ океана! Бѣгите скорѣй на пристань, глядите, какъ корабль станетъ сниматься съ якоря! Вотъ, жизнь пробѣжала по всѣмъ его частямъ! Вся команда разсыпалась по палубамъ, побѣжала по марсамъ, повисла на реяхъ, закачалась на вантахъ. Блоки заскрипѣли, реи ровно, величественно стали подниматься, паруса заполоскали. Національный флагъ торжественно возносится и развѣвается на золоченной кормѣ, между-тѣмъ какъ вымпелъ полощется и хлопаетъ на средней мачтѣ.
Но вотъ новое движенье сообщилось всему корпусу корабля: поднимаютъ якорь, вонзившійся въ дно морское. Вспорхнули вѣстники кливера (косые паруса на бушпритѣ), возвѣщая, что якорь отдѣлился и корабль получилъ свободу; шумно заиграли они, и корабль покатился подъ вѣтеръ,— паруса затрепетали, наполнились… корабль радостно задрожалъ на волнахъ и — поплылъ!
Посмотрите, какъ передняя часть его, украшенная скульптурными украшеніями, мѣрно разрѣзываетъ воздухъ и воду! Какъ скользитъ онъ по пѣнистому пути, между прыгающихъ кругомъ него волнъ! Но вотъ кормчій повернулъ штурвалъ, руль сдѣлалъ движеніе. Замѣтили-ли вы, какъ послушенъ исполинъ вліянію ничтожнаго куска дерева? Трепетавшіе сначала паруса мгновенно наполнились и склоненный, какъ-будто для отдыха, на лѣвый бокъ, корабль вдругъ величаво и спокойно перевернулся, чтобы лечь на правый. Онъ удаляется, онъ оставляетъ портъ, бросивъ ему, въ знакъ прощанія, пушечный выстрѣлъ. И ты скрылся, ты покинулъ насъ на нѣсколько лѣтъ! ты поплылъ въ другую часть Свѣта! Что-то будетъ-съ тобою, пловецъ по пустынямъ океана? Какія случайности, событія, опасности, несчастія, побѣды ожидаютъ тебя? О, еслибы можно было слѣдовать за всѣми превратностями судьбы твоей, судьбы, измѣнчивой какъ видъ небесъ, непостоянной какъ волна, которая колышетъ тебя.
Вы видѣли — онъ былъ горделивъ и спокоенъ, отплывая при блещущемъ солнцѣ, качаясь на тихой волнѣ, подъ голубыми небесами. Онъ Красовался позолотою и блестящими красками; волны играли съ нимъ, вѣтеръ колыхалъ его паруса; радость разносилась въ тысячахъ отголосковъ его пловучаго народонаселенія; веселыя пѣсни раздавались всюду: на палубѣ, на снастяхъ, во всѣхъ ярусахъ его исполинскаго корпуса. И что-жъ? Не далѣе, быть-можетъ, какъ завтра, все на немъ измѣнится: небо развернетъ передъ нимъ свою облачную завѣсу, море возстанетъ на него, вѣтры бросятъ ему въ лицо яростные шквалы. Мужайся, отважный исполинъ! убери, сложи крылья — паруса, смирись предъ порывами вѣтровъ, чтобы послѣ удобнѣе заставить ихъ служить, тебѣ. Но болѣе всего остерегайся невидимыхъ враговъ, подводныхъ скалъ и отмелей!
И тогда, если корабль устоитъ противъ разъяренной стихіи и вѣтра, если не затретъ его между утесами или льдами, если не поглотитъ его морская пучина,— вы увидите его во-время затишья, отдыхающаго отъ бури, приводящаго въ порядокъ, въ ожиданіи новыхъ схватокъ съ враждебными стихіями, оборванныя и перепуганныя снасти, разорванные въ клочья паруса, члены, пострадавшіе отъ бури.
Вотъ путевая жизнь корабля. Но есть для него иная жизнь.
Вотъ летитъ онъ между непріятельскими огнями; вотъ онъ окруженъ дымомъ своихъ собственныхъ пушекъ, или погружается въ волны, прострѣленный непріятельскими ядрами, или вотъ онъ, наконецъ, торжествуя побѣду, заставляетъ непріятеля спустить флагъ. Такая жизнь полна для него иного значенія, иной отваги; то славная, боевая жизнь корабля!
Послѣ этого страницы исторіи корабля наполнены. Остаются только очерки внѣшней его жизни, драматическія сцены юта, романическія приключенія обитателей каютъ, дечныя похожденія, юмористическіе очерки бака, описаніе чувствъ дружбы, вражды, мести, преданности, которыя онъ равнодушно носитъ и качаетъ на волнахъ океана.
Въ безчисленныхъ памятникахъ, оставленныхъ хроникою и мемуарами объ отдаленныхъ вѣкахъ исторіи первыхъ плаваній, былъ значительный пропускъ подробностей и самыхъ точныхъ описаній, которыя только однѣ могутъ оживить въ воображеніи характеръ данной эпохи.
Ученые, посвятившіе себѣ разработкѣ изысканій эпохи среднихъ временъ и временъ возрожденія, тѣ, которые должны были отыскивать краски для своихъ произведеній, тѣ, наконецъ, которые, подобно Вальтеръ-Скотту и Жакобу Библіофилу, должны быть антикваріями, прежде чѣмъ сдѣлаться романистами, тѣ только могутъ понять, какихъ трудовъ и долгихъ изысканій стоило имъ вѣрное изображеніе какой-нибудь одежды, какого-нибудь разрушеннаго зданія, какого-нибудь забытаго судна. А потому думаемъ, что любопытно будетъ прочесть свѣдѣнія, отысканныя въ старинныхъ лѣтописяхъ сѣверной Франціи, о первомъ линѣйномъ кораблѣ этой страны.
Простой діеппскій мастеръ, по имени Моренъ, построилъ первый линѣйный корабль Франціи. Эта громадная работа была предпринята по подряду, и подрядчикъ, по словамъ хроники, исполнилъ свое дѣло къ полному удовольствію короля. Верфь устроена была на лѣвомъ берегу рѣки Вилены, подъ Бернардской скалой, въ 1637 году. Корабль, былъ 76-ти пушечный.
Размѣры, данные строителемъ этой водяной крѣпости, подходятъ такъ близко къ размѣрамъ 74-хъ пушечнаго корабля нынѣшней постройки, что надо удивляться точности математическихъ выводовъ и исчисленій, по которымъ приведена въ исполненіе такая значительная работа. Корабль назывался «La couronne» (Держава). Всѣ пушки его были мѣдныя. Вотъ его размѣры:

Киль — 120 фут.
Длина — 135 —
Ширина — 46 —
Глубина — 50 —
Вышина средней мачты до флагштока — 117 —
Полотна подъ парусами — 36,000 —
Канатный якорь имѣлъ окружности — 24 дюйм.
Длина каната — 600 фут.
Вѣсу — 14,000 фунт.
Главный якорь вѣсу — 5,000 —
Составъ экипажа:
Капитанъ Лоне Розиль получалъ ежемѣсячно — 300 франк.
Лейтенантъ Коке — 100 —
Мичманъ Прево (изъ Орлеана) — 50 —

Эти три офицера получили назначеніе отъ самого короля; капитану же предоставлено было пополнять нужный штатъ офицеровъ, составлять команду по своему усмотрѣнію, и доставлять имъ продовольствіе, за что онъ получалъ отъ правительства извѣстную сумму. Вотъ остальной составъ экипажа:
1 священникъ.
1 дьяконъ.
3 артиллериста.
2 сержанта.
6 капраловъ.
6 анспесадовъ (солдаты съ значительнымъ жалованьемъ; названіе ихъ происходитъ отъ слова anspect, аншпугъ).
1 шкиперъ.
4 подшкипера.
46 боцмановъ.
1 тимерманъ.
14 парусныхъ мастеровъ.
2 купора.
8 конопатныхъ мастеровъ.
3 кухмистера.
88 канонеровъ.
11 пушкарей.
3 оружейныхъ мастера.
500 матросовъ, имѣющихъ свидѣтельства о давнишней службѣ.
——
630.

Корабль стоилъ, по тогдашнему курсу — 500,000 ливровъ.
Порохъ стоилъ фунтъ — 14 су.
Свинецъ — 2 —
Канатъ — 4—6 денье (денегъ)
Полотно англійское аршинъ — 14 су.
Сухари, фунтъ — 5 — ліардовъ (полуш.)
Сало — 2 су 6 денье.
Горохъ —1 су.
Масло — 4 су.

Такъ-какъ монета только условное значеніе стоимости, то легко можно отыскать аналогію, существующую между цѣнами той эпохи, и нынѣшними, и вывести по даннымъ здѣсь цыфрамъ сравненіе издержекъ того времени съ нынѣшними.
Скажемъ теперь нѣсколько словъ о флагахъ вообще и о нѣкоторыхъ изъ нихъ въ особенности.
Флагъ для моряка то же, что для солдата знамя. То и другое слово имѣютъ для нихъ одинаковый смыслъ, одинаковое значеніе — честь. Осѣненные ими, матросъ и солдатъ клянутся скорѣе умереть, чѣмъ отдать одно или спустить другой передъ непріятелемъ.
Положеніе моряка требуетъ имѣть не одинъ, а нѣсколько флаговъ, но значеніе, о которомъ мы сейчасъ говорили, принадлежитъ только одному изъ нихъ. Надѣемся, что нѣсколько замѣтокъ, изложенныхъ нами, будутъ имѣть интересъ для тѣхъ изъ читателей, которые незнакомы съ моремъ и морскими постановленіями.
Флагъ дѣлается изъ особенной легкой шерстяной, нѣсколько прозрачной матеріи, называемой флагдукъ. Его прикрѣпляютъ къ древку, называемому флагштокъ, поднимаютъ на суднѣ и распускаютъ по вѣтру. Флаги бываютъ разныхъ цвѣтовъ и съ изображеніями разныхъ знаковъ, нумеровъ, гербовъ, націй, провинцій, городовъ, имени капитана, хозяина судна, и наконецъ, названія самого судна.
Хотя исторія не сохранила ничего положительнаго объ отличительныхъ знакахъ финикійскихъ судовъ, однако несомнѣнно то, что они имѣли эти знаки. Жители Эгины первые изъ Грековъ прославились въ морскихъ битвахъ. Они отличались въ войнахъ противъ Персовъ, и вѣроятно, какой бы ни были постройки ихъ суда, на нихъ должны были существовать отличительные знаки. Морскія битвы Грековъ съ Персами предполагаютъ возможность судамъ быть отдѣленными другъ отъ друга бурей или непріятелемъ; естественно, что они тогда должны были отыскивать своихъ, встрѣчаться между-собою, преслѣдовать вмѣстѣ врага, вступать съ нимъ въ бой. Для всѣхъ этихъ дѣйствій необходимы сигналы, по которымъ можно было бы различать свои суда отъ вражескихъ. Историки и поэты не объяснили намъ положительно этихъ отличительныхъ знаковъ древнихъ судовъ, хотя Гомеръ, Геродотъ, Страбонъ, Діодоръ, Фукидидъ очень часто упоминаютъ о нихъ. Посмотримъ на флаги новѣйшихъ временъ.
Флаги бываютъ общіе и частные. Первые неизмѣнны. Но если, по какому-нибудь случаю, дѣлается въ нихъ перемѣна, о ней сообщается между морскими націями, посредствомъ дипломатическихъ лотъ. Перемѣны въ такихъ случаяхъ касаются всѣхъ морскихъ націй и должны быть извѣстны каждой изъ нихъ.
Есть флаги, исключительно принадлежащіе военнымъ судамъ; подобныхъ флаговъ не могутъ поднимать суда коммерческія. Они поднимаются на флагштокѣ, устроенномъ на ютѣ судна, на кормовой его части. Эта маленькая мачта, въ наклоненномъ положеніи, позволяетъ различать флагъ даже при совершенномъ безвѣтріи.
Необходимость переговариваться на большомъ разстояніи создала сигналы. Мы будемъ говорить здѣсь лишь о дневныхъ сигналахъ въ морѣ. Сигналы эти — тотъ же языкъ; они имѣютъ свою грамматику, свои правила, свой словарь.
Сигнальные флаги бываютъ произвольные, хотя всегда дѣлаются изъ обыкновенной флажной матеріи. Обыкновенно избираютъ для нихъ цвѣта, рѣзко между-собою отдѣляющіеся, для того, чтобы легче было ихъ различать даже невооруженному глазу. Бѣлый, красный, желтый, зеленый и голубой — вотъ цвѣта, принятые для сигнальныхъ флаговъ. Голубой и зеленый никогда не помѣщаются вмѣстѣ, такъ же какъ бѣлый съ желтымъ, для того, чтобы нельзя было принять одинъ цвѣтъ за другой, особенно въ тѣхъ случаяхъ, когда флаги уже неновы и отъ долгаго употребленія утратили первоначальную яркость цвѣтовъ.
Сигнальные флаги бываютъ одного цвѣта или разныхъ цвѣтовъ, расположенныхъ горизонтальными или вертикальными полосами, квадратами или въ шахматъ. Часто на срединѣ флага помѣщается кругъ другаго рѣзкаго цвѣта. Часто нѣсколько сигнальныхъ флаговъ поднимаются вдругъ, или же отдѣльно на концахъ мачтъ или реи, но всегда на самыхъ видныхъ мѣстахъ.
Есть сигнальные флаги общіе всѣмъ націямъ. Напримѣръ, красный флагъ на мачтѣ или на кормѣ лодки, означаетъ, что судно нагружено порохомъ. Желтый флагъ означаетъ, что на суднѣ существуетъ эпидемія. Желтый флагъ называется карантиннымъ флагомъ.
Два судна враждующихъ между-собою націй, желающія вести переговоры, или судно, желающее вести переговоры съ непріятельскимъ портомъ, поднимаютъ парламентерскій флагъ. Въ такомъ-случаѣ принято всѣми націями, кромѣ французской, поднимать бѣлый парламентерскій флагъ на фокъ-мачтѣ.
Чтобы показать, что судно отнято у непріятеля, поднимаютъ на флагштокѣ два флага на одномъ флагъ-фалѣ, то-есть на одной веревкѣ, но такъ, что флагъ побѣдителя развѣвается выше, а флагъ побѣжденнаго подъ нимъ.
Если судно претерпѣваетъ крушеніе и требуетъ помощи, если оно требуетъ лоцмана, то оно подбираетъ флагъ, то-есть національный флагъ на кормѣ свертывается и прикрѣпляется такимъ-образомъ, что не можетъ развѣваться по вѣтру.
Въ знакъ печали и траура, флагъ поднимается только до половины мачты. Во-время сраженія флагъ спускается въ знакъ того, что признаютъ себя побѣжденнымъ или сдаются непріятелю на капитуляцію.
Перейдемъ теперь къ частнымъ флагамъ.
Долго отыскивали способъ сочетанія цвѣтовъ, посредствомъ котораго при маломъ числѣ извлекалось бы возможно большее число знаковъ. Все вниманіе было устремлено на то, чтобы облегчить способъ переговоровъ посредствомъ сигналовъ, и избѣжать неясности и сбивчивости. Павильонъ, капитанъ корабля «Triomphant» (Побѣдоносный), убитый на немъ же въ 1782 году, на 52-мъ году отъ рожденія, оставилъ замѣчательную методу, по простотѣ и малосложности, при огромномъ числѣ знаковъ, которые еще могутъ быть распространены и умножены. Употребляя три флага для одного сигнала, а именно: первый для единицъ, второй для десятковъ и третій для сотенъ, достаточно только тринадцати флаговъ, чтобы выразить 999 знаковъ. Если каждому изъ этихъ знаковъ дать цѣлую рѣчь, идею, какое-нибудь значеніе, получится обширное поле для обмѣна рѣчей.
Самые употребительные сигнальные флаги во французскомъ флотѣ слѣдующіе:
1. Голубой.
2. Красный.
3. Жолтый.
4. Половина краснаго и половина бѣлаго.
5. Половина голубаго и половина бѣлаго.
6. Красный съ бѣлымъ въ шахматъ.
7. Голубой съ бѣлымъ въ шахматъ.
8. Красный кругъ въ бѣломъ полѣ.
9. Голубой кругъ въ бѣломъ полѣ.
10. Бѣлый кругъ въ красномъ полѣ.
11. Бѣлый кругъ въ голубомъ полѣ.
12. Красный кругъ въ голубомъ полѣ.
13. Голубой кругъ въ красномъ полѣ.
Чисто бѣлый цвѣтъ иначе не употребляется, какъ для парламентерскихъ флаговъ.
Девять этихъ флаговъ означаютъ девять первыхъ цифръ; два послѣдніе изображаютъ нули и два изображаютъ повторительныя цифры.
Сигнальныя рѣчи раздѣляются обыкновенно на девять таблицъ. Первая заключаетъ въ себѣ всѣ числа, начинающіяся единицею: 1, 10, 11, 12, 13, и проч., до 199. Вторая заключаетъ всѣ цифры, начинающіяся съ цифры 2, какъ-то: 2, 20,21, 22, 23, 200, 210, итакъ далѣе, до 299. Третья — всѣ числа, начинающіяся съ цифры 3, и т.д.
Приспособивъ эти же таблицы къ разнымъ предметамъ, какъ-то: якорнымъ сигналамъ, паруснымъ, боевымъ, и прочее, получается безчисленное множество разныхъ знаковъ, увеличивающихъ сигнальный словарь. Всякій предметъ или отдѣлъ имѣетъ свой отличительный флагъ или мѣсто на суднѣ, гдѣ флагъ поднимается.
Но такъ-какъ приказанія, отдаваемыя посредствомъ, сигнальныхъ флаговъ, могутъ быть понятны и непріятелямъ, еслибы они имъ сдѣлались извѣстны, то для избѣжанія подобнаго неудобства перемѣняютъ нумера сигнальныхъ флаговъ. Первая забота каждаго главнокомандующаго флотомъ, во-время военныхъ дѣйствій, состоитъ въ томъ, чтобы составить свои таблицы сигналовъ, которыя и раздаются всѣмъ капитанамъ судовъ.
Если возникнетъ малѣйшее сомнѣніе насчетъ секрета сигнальныхъ таблицъ, стоитъ только перемѣнить снова нумера и тѣмъ совершенно собьешь съ толку. Такъ-напримѣръ, перенеся на 9-й нумеръ нумеръ 1-й, всѣ таблицы измѣнятся и флаги перемѣнятъ свое значеніе.
Предположимъ напримѣръ, что голубой флагъ означаетъ No 1-й, шахматный флагъ бѣлый съ краснымъ No 7-й, и красный кругъ въ бѣломъ полѣ No 9-й, что составитъ 179 нумеръ, означающій, положимъ, приказаніе идти въ три колонны, ближе къ вѣтру. Перемѣстите цифру 9, и чтобъ означенный флагъ означалъ No 1-й, голубой означаетъ тогда No 2-й, а шахматный красный флагъ означитъ No 8-й, что составитъ 281, подъ этими цифрами будетъ приказаніе выстроиться въ боевую линію и идти въ аттаку, что совершенно различно отъ приказанія подъ No 179-мъ.
Суда очень часто бываютъ похожи другъ на друга, а потому легко поднять чужой флагъ и не быть узнаннымъ. Въ военное время вся кая хитрость позволена. Для того придуманы особенные сигналы. Они то же для моряка, что пароль для солдата, раздаются капитанами судовъ, сохраняются ими въ тайнѣ, и открываются только, когда въ нихъ встрѣтится надобность. Всякій капитанъ обязанъ даже бросать ихъ въ море, если предвидитъ, что они могутъ достаться въ руки непріятеля. Для подобныхъ сигнальныхъ знаковъ часто употребляютъ вмѣсто флаговъ пушечные выстрѣлы, ракеты и фальшфейеры. Часто употребляютъ все это вмѣстѣ, потому-что для нихъ нѣтъ и не можетъ быть положительныхъ правилъ.
Два брата англичанина, по фамиліи Люскомбъ, изобрѣли общіе сигнальные флаги, посредствомъ которыхъ суда, принадлежащія разнымъ націямъ, могутъ переговариваться между-собою, не зная сигнальныхъ знаковъ другъ-друга.
Арматоры и шкипера коммерческихъ судовъ пользуются во Франціи правомъ составлять флаги по своему произволу. Флаги ихъ поднимаются на фокъ-мачтѣ. Цвѣта перемѣшиваются и сочетаются по прихоти каждаго. Вы часто увидите имя владѣльца или имя судна, написанное на флагѣ, или на брейдъ-вымпелѣ, большими черными буквами но бѣлому полю, или бѣлыми буквами по голубому полю. Это очень просто и прямо достигаетъ цѣли, но имѣетъ то неудобство, что разсмотрѣть его на дальнемъ разстояніи невозможно даже вооруженнымъ глазомъ. Часто вѣтеръ и даже самое положеніе судна представляютъ взору наблюдателя надпись навыворотъ, и потому расположеніе флаговъ по цвѣтамъ остается доселѣ лучшимъ и удобнѣйшимъ способомъ для отличія судовъ, одного отъ другаго.
Въ торжественные дни суда убираются флагами. Мачты, реи покрываются ими во множествѣ, и разнообразіе ихъ представляетъ самое пріятное зрѣлище. Есть нѣкоторое искусство въ расположеніи цвѣтовъ, и для этого, большею частію, употребляютъ сигнальные флаги. Если поднимаютъ національный флагъ, то всегда на кормѣ; за нимъ слѣдуютъ національные флаги союзныхъ государствъ въ слѣдующемъ порядкѣ. No 1-му принадлежитъ мѣсто на нижнемъ реѣ, по правую сторону судна. No 2 му, на нижнемъ реѣ, по лѣвую сторону. No 3-му на фокъ-реѣ или среднемъ реѣ, съ правой стороны. No 4-му тамъ же, съ лѣвой. No 5-му, на третьемъ реѣ, съ правой стороны. No 6-му тамъ же, съ лѣвой стороны. Еслибы нашлось болѣе флаговъ союзныхъ державъ, то ихъ поднимаютъ на четвертомъ реѣ, въ томъ же порядкѣ. Никакой національный флагъ не поднимается на концѣ мачтъ. Это мѣсто предоставлено сигнальнымъ флагамъ; также запрещается подымать его на бушпритѣ.
Въ торжественные дни, во-французскихъ портахъ, французскіе суда распредѣляютъ флаги иностранныхъ державъ въ слѣдующемъ порядкѣ: Первое мѣсто принадлежитъ флагу государства, судномъ котораго командуетъ находящійся въ портѣ старшій но чину капитанъ; если же случится, что находятся въ портѣ два капитана одинаковыхъ чиновъ, но разныхъ государствъ, то предпочтеніе отдается первому прибывшему въ портъ Въ такомъ же порядкѣ распредѣляются мѣста и всѣмъ находящимся въ портѣ иностраннымъ флагамъ.
Въ чужихъ портахъ, на французскихъ судахъ первое мѣсто отдается флагу того государства, въ чьемъ портѣ находится французское судно; за нимъ уже слѣдуютъ флаги государствъ, которыхъ суда находятся въ портѣ, по чину капитановъ и въ томъ самомъ порядкѣ, какъ мы описали; потомъ слѣдуютъ флаги тѣхъ государствъ, консулы которыхъ находятся въ портѣ, и за ними наконецъ флаги прочихъ державъ.
Законъ требуетъ, чтобы каждое входящее въ портъ или вступающее въ бой судно поднимало свой національный флагъ. Въ военное время, всякое военное судно, поднимающее національный флагъ, обязано отдать ему честь пушечнымъ выстрѣломъ.
Два военныя судна, встрѣтившіяся въ морѣ, не желая быть узнанными, или но какой-либо другой причинѣ, могутъ поднять флагъ, имъ не принадлежащій, но въ такомъ случаѣ онъ поднимается безъ выстрѣла. Поступить иначе считается противно законамъ чести и общественнаго довѣрія. Это правило, установленное 17-го марта 1696 года Людовикомъ XIV, для французскихъ судовъ, и именно для корсаровъ, принято было всѣми націями.
Естественно и очевидно, что всякое судно должно имѣть только одинъ національный флагъ, а кто поднималъ вдругъ два, тотъ почитался за пирата. Пираты не только поднимали два флага, по и утверждали ихъ двумя выстрѣлами. Часто они поднимали черный флагъ, на которомъ изображалась Адамова голова, кости или шпаги, положенныя накрестъ.
Рѣдко пираты принуждаемы были скрываться, и часто должно было противъ нихъ принимать всѣ мѣры защиты. Вотъ что говорится во-французскихъ морскихъ постановленіяхъ 1830 года:
«Если на кораблѣ будетъ находиться король лично, то корабль поднимаетъ національный флагъ на средней мачтѣ, на кормѣ и бушпритѣ. Присутствіе генералъ-адмирала означается четыреугольнымъ, трехцвѣтнымъ флагомъ съ гербомъ Франціи и двумя якорями, положенными накресть. Присутствіе адмирала означается трехцвѣтнымъ четыреугольнымъ флагомъ на средней мачтѣ. Начальникъ эскадры поднимаетъ трехцвѣтный брейдъ-вымпелъ на средней мачтѣ. Во-время военныхъ дѣйствій ихъ брендъ-вымпелъ будетъ цвѣта той эскадры, къ которой они приписаны. Если два дивизіонные начальника будутъ находиться въ одной эскадрѣ, то старшій поднимаетъ свой брейдъ-вымпелъ на средней мачтѣ, а меньшій на фокъ-мачтѣ. Командующіе однимъ только судномъ поднимаютъ вымпелъ».
Флаги французскихъ коммерческихъ судовъ бываютъ трехъ родовъ: національный флагъ, вымпела и сигналы.
236-ю — статьею регламента 1765 года дозволялось шкиперамъ французскихъ коммерческихъ судовъ поднимать въ виду порта, въ который они входили, свой отличительный флагъ. Видъ и цвѣтъ этихъ флаговъ предоставлялся полному произволу шкиперовъ и негоціантовъ; правительство не входило въ эти распоряженія. Такъ было до 1817 года. Но тутъ политика стала примѣшиваться ко всему. Смерть Людовика XVI, двойное заключеніе Наполеона и двѣ послѣдовательныя реставраціи во многомъ измѣнили Францію. Появлялись кокарды и знамена всѣхъ возможныхъ цвѣтовъ. Тогда-то нѣкоторые изъ мореходовъ, пользуясь правомъ, даннымъ имъ упомянутымъ регламентомъ 1765 года, разцвѣтились трехцвѣтными флагами, состоящими изъ красной, голубой и бѣлой полосъ.
Тогда въ вѣдомствѣ моренаго управленія составлено было уложеніе о флагахъ для купеческихъ судовъ, и представлено Людовику XVIII морскимъ министромъ графомъ Моло. Уложеніе было подписано королемъ 3 декабря 1817 года, и тотчасъ же разослано но всѣмъ портамъ и приморскимъ городамъ, съ повелѣніемъ наблюдать его въ точности и безотлагательно. Статьею І-ю этого уложенія хотя и предоставлялось шкиперамъ присоединять къ національному флагу отличительный флагъ судна, но слова: «цвѣтомъ и видомъ по произволу каждаго» были выброшены, а въ статьѣ 6-й сказано было безъ дальняго объясненія: «Повелѣвается всѣмъ арматорамъ и шкиперамъ давать знать въ морское министерство о видѣ и цвѣтѣ, избранныхъ ими для флага на своихъ судахъ, и воспрещается употреблять его до-тѣхъ-поръ, пока не будетъ онъ внесенъ въ списки коммерческихъ судовъ вмѣстѣ, со списками людей, составляющихъ команду судна».
Зло, котораго опасалось правительство, было пресѣчено VI статьею уложенія. Однако, не желая выказать всѣхъ своихъ опасеній, правительство не установило наказанія для ослушниковъ противъ новаго уложенія.
До-сихъ-поръ, коммерческія суда слѣдуютъ уложенію 1817 года; что же касается до національнаго флага, то купеческія суда Франціи пользуются позволеніемъ носить его только съ 1765 года. За сто лѣтъ до этой эпохи, имъ предоставлено было носить флаги, исключительно для нихъ назначенные, въ-слѣдствіе причинъ, сопряженныхъ съ достоинствомъ самаго національнаго флага.
Когда установленъ былъ для французскаго флага бѣлый цвѣтъ, тогда одни королевскіе корабли имѣли привилегію украшать имъ свою корму, и тогда же установленъ для частныхъ судовъ голубой флагъ съ бѣлымъ крестомъ, котораго не обязаны были защищать ни сухопутныя войска королевства, ни королевскія суда. Подобное различіе влекло за собою большія невыгоды для негоціантовъ.
Бѣлый флагъ, отличающій королевскія суда, былъ всюду предметомъ особенныхъ почестей и уваженія, которое умѣлъ ему доставить Людовикъ XIV;- никто не осмѣливался оскорбить его, какимъ-бы то ни было образомъ. Подъ прикрытіемъ бѣлаго флага, всѣ коммерческія сношенія и обороты могли совершаться съ полнымъ довѣріемъ, потому-что остерегались быть несостоятельными въ тѣхъ торговыхъ сдѣлкахъ, въ которыхъ предполагалось участіе французскаго правительства. Всѣ издержки въ слѣдствіе поврежденія, нанесенныя судамъ отъ случайной неосторожности или умысла, легче и удобнѣе могли быть взысканы и пополнены. Вотъ почему арматоры и шкипера коммерческихъ судовъ, въ дальнихъ плаваніяхъ, позволяли себѣ поднимать королевскій флагъ.
Многія суда, несмотря на поднятый бѣлый флагъ, были однако оскорбляемы; другіе подъ эгидой этого знамени совершали сдѣлки, покрывавшія флагъ безчестіемъ; многимъ изъ этихъ судовъ не отдавали должныхъ почестей, къ которымъ королевскія суда могли принудить, покрайней-мѣрѣ, силою оружія и тѣмъ держать въ почтительныхъ отношеніяхъ къ королевскому флагу флаги враговъ и союзныхъ народовъ. Объ этомъ дошли слухи и до короля. По представленію Ломени, Людовикъ XIV подписалъ повелѣніе, 9-го октября 1661 года, слѣдующаго содержанія:
«Его величество, узнавъ, что многіе капитаны, шкипера, негоціанты, судохозяева и арматоры коммерческихъ судовъ, въ дальнихъ странствіяхъ по морямъ, вмѣсто того, чтобы носить установленный для нихъ національный флагъ, осмѣливаются поднимать на судахъ своихъ бѣлый королевскій штандартъ, пользуясь имъ для выгодъ своего плаванія и торговли, часто въ ущербъ его достоинства, не зная, какъ поступать въ тѣхъ случаяхъ, когда они не имѣютъ средствъ отстоять права королевскаго флага, чтобы принудить къ должнымъ почестямъ тѣхъ, которые не захотѣли бы ихъ отдать флагу,— запрещаетъ въ-слѣдствіе этого всѣмъ шкиперамъ, капитанамъ и проч. поднимать бѣлый флагъ, предоставленный только однимъ королевскимъ судамъ. Его величество повелѣваетъ, чтобы впредь они поднимали только прежде установленный національный флагъ, съ бѣлымъ крестомъ но голубому полю и съ королевскимъ гербомъ на срединѣ».
Правительство выслало нѣсколько военныхъ судовъ въ крейсерство, а именно къ африканскимъ берегамъ два корабля подъ командою Больё и Палласа, чтобы наблюдать за исполненіемъ устава.
Въ 1670 году 12 іюля Кольбертъ объявилъ новый морской уставъ, въ которомъ подтверждается запрещеніе 1661 года употреблять королевскій флагъ на коммерческихъ судахъ. Въ 1689, геніальный министръ издалъ извѣстное уложеніе, во многомъ заимствованное изъ морскихъ уложеніи Голландіи и Англіи. Замѣчательное уложеніе Кольберта понынѣ служитъ основаніемъ французскому морскому кодексу и тоже сохранило статью, которая предписываетъ коммерческимъ судамъ носить голубой флагъ съ крестомъ; но къ статьѣ прибавлено слѣдующее: «Предписывается коммерческимъ судамъ носить флагъ съ бѣлымъ крестомъ на голубомъ полѣ, или, по своему произволу, всякій другой флагъ, для отличія судовъ между-собою, лишь бы онъ не былъ совершенно бѣлаго цвѣта»..
Тогда-то появились тысячи разнообразныхъ флаговъ, на которыхъ голубой и бѣлый цвѣтъ были перемѣшаны въ разныхъ видахъ, по прихоти и фантазіи арматоровъ, но всегда такъ, что бѣлый цвѣтъ видимо первенствовалъ. Было ли то въ-слѣдствіе тщеславія или выгоды, неизвѣстно, желало ли правительство наградить нѣкоторыхъ арматоровъ за оказанныя ему услуги, или имѣло намѣреніе заставить ихъ носить общій флагъ,— только въ 1765 году, какъ мы уже говорили, коммерческія суда получили позволеніе носить бѣлый флагъ, тѣмъ болѣе, что о голубомъ флагѣ съ бѣлымъ крестомъ исчезло даже самое воспоминаніе. Такимъ-образомъ, бѣлый флагъ сталъ развѣваться на всѣхъ рейдахъ, въ портахъ и въ моряхъ до 1790 года, пока не былъ созданъ новый флагъ, которому назначено мѣсто на бушпритѣ. Это нововведеніе имѣетъ свою исторію; она любопытна.
Въ Брестѣ, въ 1790 году, 16 сентября, въ эскадрѣ подъ начальствомъ Дальберъ-де-Ріома возникли безпорядки. Дальберъ поспѣшилъ донести о нихъ морскому министру де-ла-Люзерну, тотъ сообщилъ донесеніе начальника эскадры въ національное собраніе, а національное собраніе при копіи съ донесенія разослало увѣдомленія по всѣмъ морскимъ комитетамъ. Нюръ, главный докладчикъ и секретарь морскихъ комитетовъ, предложилъ декретъ, которымъ повелѣвалось разсмотрѣть дѣло, отъискать главныхъ зачинщиковъ безпорядковъ и предать суду, а равно и виновныхъ въ оскорбленіи, сдѣланномъ конгръ-адмиралу Бернару де-Мариньи Декретъ былъ принятъ и подписанъ, но остался безъ исполненія, потому-что безпорядки возрастали въ Брестѣ съ каждымъ днемъ и событія смѣнялись новыми событіями. Безпокойный духъ, занесенный изъ Санъ-Доминга на кораблѣ «Леопардъ», нашелъ пищу во французскомъ портѣ и поддерживался сходками; виновные стремились дать безпорядкамъ тѣ же размѣры, въ какихъ дѣйствовали ихъ сообщники въ столицѣ Франціи, и вотъ по какому поводу: морское уложеніе о наказаніяхъ было измѣнено въ національномъ собраніи. Многія статьи не понравились морякамъ или вѣрнѣе тѣмъ изъ нихъ, которые приняли на себя названіе «Защитниковъ брестскаго уловленія».
Комитеты морскаго управленія дѣятельно трудились для прекращенія безпорядковъ. Вотъ что было положено: «Комитетъ находитъ необходимымъ поспѣшить сдѣлать извѣстными правила о повышеніи морскихъ чиновъ, и замѣнить бѣлый флагъ трехцвѣтнымъ. Но между-прочимъ, комитетъ полагаетъ, что подобныя измѣненія могутъ быть приведены въ дѣйствіе только по совершенномъ прекращеніи безпорядковъ».
Національное собраніе, основываясь на заключеніи рапорта, приняло этотъ проектъ. По этому поводу возникли жаркія пренія. Правая сторона національнаго собранія защищала преимущества бѣлаго флага. Мирабо и лѣвая сторона защищали новые цвѣта.
Вандрёйль, желая отклонить исполненіе проекта, который, повидимому, долженъ быть принятъ большинствомъ голосовъ, сказалъ: «Прошу обратить вниманіе, что предлагаемые цвѣта для новаго флага неудобны уже тѣмъ, что приняты голландцами для своихъ судовъ».
Галлиссоньеръ прибавилъ:
«Необходимо удержать, бѣлый цвѣтъ, для нашего флага уже потому, что голландцы и англичане имѣютъ трехцвѣтные флаги. Къ-тому же мѣра эта ведетъ къ большимъ издержкамъ…»
Вирье заключилъ пренія слѣдующею рѣчью:
«Предлагаютъ замѣнить новымъ тотъ флагъ, которому Франція обязана съ-давнихъ-поръ славою и значеніемъ. Всѣ истинные патріоты ужаснутся этой перемѣны. Не ему-ли обязаны Сѣверо-Американскіе Штаты своимъ политическимъ существованіемъ? Подобная перемѣна осуждаетъ на забвеніе и наши подвиги. Я раздѣляю побужденіе, подавшее мысль нашимъ морскимъ комитетамъ предложить собранію утвердить видимый знакъ нашихъ преобразованій, а потому предлагаю, чтобы къ цвѣту перьевъ на шлемѣ Генриха IV присоединены были новые цвѣта, то-есть, говоря безъ аллегорій, чтобы къ прежнему бѣлому флагу прибавлена была полоса изъ національныхъ цвѣтовъ».
Мирабо опровергалъ это предложеніе, какъ и прочія. Послѣ долгихъ и горячихъ преній, національное собраніе отослало въ морской комитетъ вопросъ о составленіи морскаго знамени, и декретомъ 21 октября 1790 года положено было слѣдующее:
«Статья первая. Флагъ, поднимаемый на бушпритѣ, состоитъ изъ трехъ равныхъ полосъ, расположенныхъ вертикально, въ слѣдующемъ порядкѣ: Первая полоса около древка красная, вторая или средняя бѣлая, третья голубая».
Вертикальное расположеніе полосъ установлено было для отличія отъ голландскаго флага.
«Статья вторая. Флагъ, поднимаемый на кормѣ, слѣдующій: Верхняя его половина совершенно схожа съ вышеописаннымъ флагомъ бушприта, только въ четвертую часть его величины и окружена узкою полосою, половина длины которой будетъ красною и половина голубою. Нижняя часть флага будетъ вся бѣлаго цвѣта. Флагъ этотъ установленъ какъ для военныхъ, такъ и для коммерческихъ судовъ».
Морской комитетъ послалъ по этому случаю де-Флёрьё, новому морскому министру, нарисованный снимокъ установленныхъ флаговъ. Дефлсрьё былъ только-что назначенъ въ должность морскаго министра, на мѣсто ла-Лгозерна, оставившаго службу. Этотъ снимокъ хранится въ историческомъ отдѣленіи министерства. На немъ существуетъ слѣдующая надпись. «Установлено декретомъ національнаго собранія, И ноября 1790. За подписью Номпера, президента морскаго комитета».
Долго спустя послѣ смерти Людовика XVI, 27 плювіоза XI года, Жанъ-Бои — Сент-Андре, во-имя комитета общественнаго спокойствія, предложилъ декретъ, которымъ совершенно уничтожался бѣлый цвѣтъ и перемѣнялся порядокъ цвѣтовъ. Декретъ былъ принятъ, и вотъ его содержаніе:
«Статья первая. Установленный для судовъ флагъ на кормѣ декретомъ національнаго собранія симъ уничтожается».
«Статья вторая. Національный флагъ будетъ имѣть отнынѣ три національныхъ цвѣта, расположенныхъ вертикально, тремя равными полосами, такъ, чтобы голубой цвѣтъ былъ первый къ древку, бѣлый въ срединѣ и красный на развѣвающейся сторонѣ».
Въ 1814 году снова установленъ былъ бѣлый флагъ, совершенно забытый во-время революціи и имперіи.
1815 года, марта 20; трехцвѣтное знамя было снова принято, съ тѣмъ, чтобы сто дней спустя, уступить снова бѣлому, и бѣлый флагъ снова взвился на корабляхъ. Бѣлому флагу принадлежатъ славные дни въ пятнадцатилѣтнее его владычество: Наваринскій день и взятіе Алжира. Въ 1830 году, въ іюлѣ, снова возстановленъ трехцвѣтный флагъ, существующій и понынѣ.
Скажемъ теперь о происхожденіи этихъ трехъ цвѣтовъ.
Людовикъ XIII замѣнилъ солдатскій шарфъ, связывавшій движенія воиновъ, бѣлою кокардою.
Временный избирательный парижскій комитетъ прокламировалъ 13-го іюля 1789 года о необходимости приступить безотлагательно къ составленію парижской полиціи. Къ этому были приняты всѣ мѣры: положено дать кокарду милиціонерамъ; цвѣта городскаго герба признаны самыми приличными, а потому въ статьѣ Х-й прокламаціи сказано:
«Такъ-какъ необходимо, чтобы каждый членъ установляемой милиціи носилъ отличительный знакъ, то члены временнаго избирательна то парижскаго комитета постановили носить каждому милиціонеру кокарду изъ двухъ городскихъ цвѣтовъ-голубаго и краснаго. Тотъ, кто будетъ носить кокарду, установленную для милиціи, не бывъ въ нее записанъ, подвергается суду временнаго комитета».
Голубое поле и по немъ золотыя лиліи, въ парижскомъ гербѣ, и красное поле и на немъ корабль, въ гербѣ древней столицы Ильдефранса, объясняютъ намъ достаточно установленные два цвѣта, голубой и красный. Мы видѣли, что голубой цвѣтъ уступилъ первенство красному въ флагѣ, изобрѣтенномъ Номперомъ, что красный цвѣтъ уступилъ первенство голубому во флагѣ Жакъ-Бои — Сент-Андре и конвента; но когда и по какому случаю бѣлый цвѣтъ вошелъ въ трехцвѣтную кокарду — этого розыскать до-сихъ-поръ не могли. На этотъ счетъ было много толковъ, но они ни на чемъ не основаны.
Думали, что три цвѣта-олицетвореніе трехъ классовъ: красный — дворянства, голубой — гражданъ, и бѣлый — духовенства. Но доказательствъ этому предположенію нигдѣ нѣтъ.
И почему красный цвѣтъ былъ цвѣтомъ дворянства? Почему голубой цвѣтъ — цвѣтъ огромной массы народа — не-дворянъ? Не потому-ли, что онъ, по словамъ знатоковъ герольдіи, напоминаетъ происхожденіе первыхъ франковъ, потомковъ Сикаморовъ, жившихъ во фрижскихъ болотахъ? Геральдики, составляя гербъ Франціи, приняли для ноля цвѣтъ воды, которая становится голубою по отраженію въ ней голубаго неба, и испестрили, поле герба маленькими желтыми лиліями, которыя растутъ на фрижскихъ болотахъ.
Еще до 1789-го года королевскія галеры украшались трехцвѣтнымъ флагомъ, съ тою только разницею, что онъ былъ раздѣленъ на три полосы, горизонтально расположенныя: верхняя была красная, средняя бѣлая и нижняя голубая. На бѣлой полосѣ изображался гербъ Франціи по голубому полю.
Гербъ королевской фамиліи съ давнихъ временъ имѣлъ тѣ же три цвѣта, голубой, бѣлый и красный. Въ У томѣ сочиненія подъ-названіемъ: «Monuments de la monarchie», мы находимъ слѣдующее: «Гвардейскіе швейцарцы Генриха III носили бѣлую одежду; между разрѣзами на швахъ проглядывала красная и голубая шелковая матерія. Чулки носили они разныхъ цвѣтовъ, голубаго и бѣлаго, шапки красныя. Гайдуки и скороходы его величества носили голубое платье, украшенное красными лентами, и бѣлые чулки».
Бренетонъ де-Моранжъ, въ книгѣ своей: «Traité des marques nationales», подробно описываетъ все, что принадлежало къ дворцовому этикету. Вотъ что онъ говоритъ между прочимъ: «Филиппъ французскій герцогъ Орлеанскій, единственный братъ Людовика XIV, принялъ для своей ливреи, красный цвѣтъ съ голубымъ подбоемъ; украшенія изъ двухъ галуновъ, положенныхъ рядомъ, голубаго и бѣлаго цвѣтовъ, и вышитыя по краямъ краснымъ цвѣтомъ въ шахматъ. Эти цвѣта были приняты всѣми его потомками мужескаго пола»
Только королевская прислуга имѣла право носить голубое платье съ бѣлыми и красными галунами. Ливрея, принятая герцогомъ Орлеанскимъ, уже прежде него была принята Гастономъ, младшимъ братомъ Людовика XIII, но наслѣдству отъ герцоговъ Тосканскихъ изъ дому Медичи, потомковъ его по материнской сторонѣ.
Что касается до Людовика XIV. то до его брака, галуны на его ливреѣ были тоже трехцвѣтные. Картины Вандермелена и королевскія обои служатъ доказательствомъ этому. Послѣ же брака короля, галуны были двухцвѣтные на голубомъ полѣ.
Итакъ, несомнѣнно то, что національные французскіе цвѣта были издревле цвѣтами королей. Жанъ-Бои — Сент-Андре, Мирабо и всѣ тѣ, которые стремились уничтожить бѣлый цвѣтъ, создавали новыя знамена, новые флаги и кокарды изъ древнихъ королевскихъ цвѣтовъ, и вооружались противъ бѣлаго, забывая, что Генрихъ IV принялъ его для перьевъ своего шлема, потому-что такого цвѣта перья носились гугенотами въ противорѣчіе красной кокардѣ и красному шарфу католиковъ.
Въ религіозныхъ воинахъ, враждующія стороны принимали поперемѣнно то французскіе, то англійскіе цвѣта. Эти цвѣта установились послѣ крестовыхъ походовъ. Англичане носили бѣлый крестъ, французы — красный. Въ царствованіе Филиппа Валуа, обѣ націи обмѣнялись цвѣтами. Объ этомъ говоритъ почтенный Августинъ Галланъ, въ своемъ: «Traité des enseignes et etendarts de France», напечатанномъ въ Парижѣ, въ 1836 году.
Первое французское знамя было голубого цвѣта. Его замѣнила орифламма огненнаго цвѣта. Во-время Карла VII было введено бѣлое знамя. Въ-послѣдствіи всѣ три цвѣта соединены вмѣстѣ и приняты французскими королями. Галланъ и Бренетонъ де-Моранжъ согласны въ этомъ.
Александръ Дюма, въ своей «Gaule et France», слѣдуетъ тому же мнѣнію, которое, кажется, въ тысячу разъ правдоподобнѣе и основательнѣе всѣхъ поэтическихъ и баснословныхъ вымысловъ, которые хотятъ увѣрить насъ, что бѣлый цвѣтъ перешелъ къ французамъ отъ галловъ, красный отъ франковъ и голубой отъ королевскаго герба.
Положимъ, что лазурный цвѣтъ — цвѣтъ французскихъ королей; но почему же красный принадлежность франковъ? На чемъ это основано? Что касается до бѣлаго цвѣта, то за неимѣніемъ лучшаго, намъ, пожалуй, придется согласиться съ опредѣленіемъ Августина Галлана: «Бѣлый цвѣтъ, говорилъ онъ, давно припятъ французами, потому-что чистота его отвѣчаетъ ихъ нравамъ».
Корабль не украшается флагомъ тогда, какъ придетъ въ ветхость, и за негодностью осуждается для водяныхъ тюремъ, извѣстныхъ подъ-названіемъ блокшифовъ, а у англичанъ подъ именемъ понтоновъ.
Англичанамъ принадлежитъ мысль, обратить военный корабль, негодный уже къ плаванію, въ обширную тюрьму для плѣнныхъ. Огромные остроги, окруженные тремя рядами стѣнъ, выстроенные на сушѣ, казались не довольно надежнымъ заключеніемъ и представляли еще нѣкоторыя средства къ побѣгу плѣнниковъ, несмотря на многочисленный гарнизонъ и неусыпный надзоръ.
На кораблѣ же, совершенно разоруженномъ, но съ рѣшетками во всѣхъ портахъ (окнахъ), окруженномъ днемъ и ночью неусыпною стражею, средства охранять плѣнниковъ были вѣрнѣе и удобнѣе:
Тамъ, безъ большихъ издержекъ, можно было помѣстить до 800 человѣкъ плѣнныхъ, дотого тѣсно помѣщенныхъ, что найти средства къ побѣгу становилось рѣшительно невозможно. Плѣнные находились постоянно на глазахъ стражи, и всякое движеніе, клонящееся къ побѣгу или ослушанію, тотчасъ же останавливалось и было жестоко наказываемо. Достаточно было взглянуть на эти пловучія могилы, чтобы представились воображенію, во всей ужасающей наготѣ ихъ, всѣ страданія и лишенія, вся пытка тягостнаго заключенія.
Разоруженный корабль, безъ мачтъ и парусовъ, безъ артиллеріи, но зато съ желѣзными, крѣпкими рѣшетками во всѣхъ отверстіяхъ; за рѣшетками блѣдныя, худыя, изнуренныя лица, вдыхающія испаренія стоячей воды — вотъ зрѣлище, которое представлялъ каждый чатемскій, портсмутскій или плимутскій понтонъ!
Сверхъ шканцевъ и палубы этихъ пловучихъ тюремъ, устроены были крыши. Тамъ узники могли дышать дневнымъ воздухомъ и подкрѣпить легкія, ослабѣвшія отъ ночной духоты и тѣснаго помѣщенія во внутренности корабля.
Безпрестанныя переклички дѣлались начальникомъ понтона въ предупрежденіе замысловъ къ побѣгу плѣнниковъ, всегда готовыхъ жертвовать жизнью малѣйшей надеждѣ на побѣгъ. Рѣшетки въ окнахъ осматривались по нѣскольку разъ въ день. Ихъ потрясали во всѣ стороны, какъ кольца на ногахъ каторжниковъ, вѣчно занятыхъ тѣмъ, какъ бы сбить или перепилить оковы, какимъ бы то ни было образомъ, и убѣжать.
Но несмотря на самый внимательный и предусмотрительный надзоръ англійской стражи, ловкость французскихъ плѣнниковъ превосходила бдительность и присмотръ ея, что и доказывается тѣмъ, что несмотря на всѣ мѣры англичанъ, чтобы сдѣлать побѣгъ невозможнымъ, французамъ, неразъ удавалось бѣжать.
Люди пользующіеся свободой, не испытавшіе никогда долгой и тяжкой неволи, не могутъ понять, къ какимъ нечеловѣческимъ усиліямъ были готовы французскіе узники, чтобы освободиться, хотя на мигъ, изъ заточенія.
Нато, чтобы продолбить отверзтіе въ суднѣ, надо употребить огромную сумму хитрости, терпѣнія и ловкости. А подобная работа удавалась почти каждому изъ плѣнниковъ на понтонахъ, хотя часто тѣмъ и оканчивалась.
По бокамъ понтона обыкновенно устроиваются, на восьмнадцать дюймовъ выше воды, деревянныя настилки. По нимъ день и ночь ходили часовые, которымъ слышно было все, что дѣлалось за стѣнами корабля. Ни одинъ вздохъ, ни одно движеніе, ни одинъ звукъ не могли ускользнуть отъ нихъ Когда ночь окружала понтонъ тишиною, увеличенною безмолвіемъ спящихъ плѣнниковъ, когда она распространяла мракъ по берегу, охраняемому безчисленною стражею, и по дремлющей водѣ, едва колыхающейся отъ ночнаго вѣтра, тогда нельзя было крикнуть, произнести слова, пропѣть сквозь зубы какую-нибудь пѣсню, чтобы не быть услышаннымъ всѣми часовыми, всею окружающей понтонъ стражею.
А между-тѣмъ, подъ этими самыми деревянными досками, на которыхъ стояли внимательные часовые, мало-по-малу долбилось отверзтіе; черезъ него бѣглецы погружались въ воду и выплывали на берегъ съ кожаною котомкою за плечами, заключавшею все ихъ достояніе.
Взгляните на линѣйный корабль, приглядитесь къ толщинѣ его стѣнъ, составленныхъ изъ нѣсколькихъ слоевъ досокъ и брусьевъ, и вы поймете, чего стоитъ вырубить и просверлить всю толщину корабельной стѣны, не пилою и топоромъ, но простымъ ножемъ, часто даже перочиннымъ, единственнымъ оружіемъ, оставляемымъ въ рукахъ плѣнниковъ. Послѣ неимовѣрныхъ усилій, терпѣнія и неисчислимыхъ предосторожностей просверлить отверзтіе, оставалось еще пробить мѣдную обшивку корабля. Новое препятствіе, надъ которымъ надо было еще сильнѣе трудиться. Пробить мѣдь безъ стуку невозможно; оставалось уничтожить металлическій листъ посредствомъ тихаго скобленія. Сдѣлавъ отверзтіе близко отъ воды, можно потопить понтонъ; пробивъ его высоко, оно придется къ видному мѣсту и неминуемо возбудитъ вниманіе часовыхъ. Надо было избѣжать двухъ крайностей. Сколько же надо вычисленій и удачи только для того, чтобы удалось нырнуть въ воду и поплыть подъ градомъ пуль неусыпной англійской стражи!
Отверзтіе, пробитое такимъ-образомъ многими участниками въ работѣ, доставляло имъ возможность воспользоваться побѣгомъ.
По если часовой замѣчалъ отверзтіе, суматоха дѣлалась общею. Извѣстіе передавалось отъ стражи къ стражѣ. Гребныя суда, въ готовности всегда стоящія по берегу, спускались мгновенно на воду и начинали свои объѣзды кругомъ понтона. Огни зажигались, плѣнныхъ будили и дѣлали имъ нѣсколько перекличекъ, и если во-время всей этой сумятицы открывали въ волнахъ нырнувшаго бѣглеца, въ него стрѣляли со всѣхъ судовъ, и часто, вмѣсто бѣжавшаго, привозили на понтонъ мертвое тѣло его.
Средства къ побѣгу черезъ подпиленныя въ окнахъ рѣшетки сначала удавались нѣкоторымъ плѣннымъ, но обратили вниманіе надсмотрщиковъ, и за рѣшетками стали наблюдать такъ, что должно было искать другихъ, болѣе надежныхъ способовъ. Тогда-то придумали пробивать отверзтіе въ стѣнахъ корабля…
Ничто не сдружаетъ такъ людей между-собою, какъ общія горести и страданія. Англичане употребляли всѣ возможныя средства, чтобы подкупить нѣкоторыхъ плѣнныхъ быть измѣнниками и предателями своихъ собратій, и выдавать всѣ ихъ покушенія къ побѣгу. Но ни золото, ни обѣщанія не могли вынудить подобнаго предательства, особенно когда дѣло шло о готовящемся уже отверзтіи. Въ этомъ случаѣ каждый сохранялъ тайну собратій и соотечественниковъ, какъ свою собственную. Притомъ же страхъ возмездія за подобную измѣну удерживалъ слабодушныхъ. Жестокое наказаніе неминуемо слѣдовало за такимъ поступкомъ.
Въ исторіяхъ понтоновъ существуетъ нѣсколько примѣровъ ловкихъ, искусныхъ, освобожденій. Приведемъ въ примѣръ одинъ побѣгъ, въ которомъ удача равняется отвагѣ и искусству.
Куттеръ, нагруженный порохомъ, въ ожиданіи разсвѣта, бросаетъ якорь подлѣ одного изъ плимутскихъ понтоновъ, съ тѣмъ, чтобы свезти порохъ на корабль «Эгмонтъ», стоящій въ портѣ и готовый уже къ отплытію.
Въ-теченіе ночи пробивается на понтонѣ уже давно заготовленное отверзтіе. Ларивіеръ, которому слѣдовало первому имъ воспользоваться, нырнулъ въ воду и за нимъ пять или шесть другихъ плѣнниковъ.
Всѣ они достигаютъ куттера благополучно, влѣзаютъ на него и находятъ спящую команду въ двухъ каютахъ. Смѣльчаки запираютъ за собою двери той и другой каюты, связываютъ спящихъ англичанъ, душатъ проснувшихся, одѣваются въ ихъ платья и выходятъ къ разсвѣту на палубу судна. Ларивіеръ принимаетъ командованіе и исполняетъ его на англійскомъ языкѣ, поднимаетъ якорь, распускаетъ паруса и отплываетъ отъ понтона. Часовые и понтонная стража не замѣчаютъ подлога и совершенно новыхъ лицъ команды, чему помогаетъ еще не совершенно разсвѣтшее утро. Находясь на срединѣ рейда, куттеръ проходитъ подлѣ корабля «Эгмонтъ», на которомъ готовятся принять плывущихъ, но съ помощью довольно сильнаго вѣтра, совершенно попутнаго, плыветъ дальше, не останавливаясь. Команда кораблія, уже готовая къ нагрузкѣ пороха, ожидаемаго съ куттера, смотритъ въ изумленіи на летящій на всѣхъ парусахъ куттеръ. Наконецъ «Эгмонтъ»? понимаетъ, въ чемъ дѣло, и подаетъ сигналы на берегъ, но ихъ долго не понимаютъ.
Много прошло времени, пока сдѣланы были распоряженія послать нѣсколько легкихъ судовъ въ погоню за бѣглецами. Погоня продолжалась до самой ночи. Ночью куттеръ скрылся отъ преслѣдованій, и на другое утро своего плаванія, Ларивіеръ торжественно влетѣлъ во французскую гавань, со своими связанными англичанами и съ грузомъ пороха, назначеннаго для непріятеля. Такимъ-образомъ, счастливо освобожденные плѣнники, нетолько завоевали у врага свою свободу, но и добычу, обогатившую ихъ.
Англичане имѣли обыкновеніе вознаграждать тѣхъ плѣнныхъ, которымъ удавалось оказать услугу ихъ соотечественникамъ — англичанамъ. Одинъ изъ плѣнныхъ французовъ на чатамскомъ понтонѣ, желая воспользоваться великодушіемъ своихъ враговъ, успѣлъ какъ-то подкупить одного англійскаго часоваго, чтобы тотъ упалъ въ воду и тѣмъ доставилъ французскому плѣнному средство снасти своего врага. Устроенная такимъ-образомъ комитрагическая сцена была разыграна обоими актерами. Часовой надаетъ въ воду, будто нечаянно. Плѣнный устремляется вслѣдъ за нимъ, плаваетъ какъ моржъ, съ отважностью схватываетъ часоваго и выноситъ его на берегъ.
Спустя восемь дней послѣ такого человѣколюбиваго подвига, спаситель плѣнникъ былъ уже во Франціи; расхваленный во всѣхъ англійскихъ журналахъ, онъ отъ души хохоталъ, разсказывая своимъ соотечественникамъ о своей чисто французской продѣлкѣ. Les franèais sont des farceurs!…
Плѣнные спали на понтонахъ въ висячихъ койкахъ, которыя на день снимались съ крючьевъ по звонку. Четыре унціи сыраго, непропеченнаго хлѣба, нѣсколько дурной говядины или протухшей трески, нѣсколько унцій сухихъ овощей или картофеля, составляли дневную пищу плѣнныхъ.
Каждый изъ нихъ увеличивалъ скудную порцію своими трудами. Одни нлели соломенныя корзинки или обувь изъ покромокъ сукна, другіе вырѣзывали кораблики изъ дерева и кости, клеили ящички и картонки, дѣлали пуговицы и даже плели кружева. Всѣ эти издѣлія продавались англійскими солдатами на берегу за безцѣнокъ для плѣнныхъ, за хорошія деньги для выгодъ продавцевъ, которые, не трудясь, наживались отъ работъ своихъ плѣнниковъ.
Соединенные въ одно общество неволею и управляемые силою, обитатели понтоновъ, какъ и всякое другое общество, имѣли свои страсти и слабости: гордость и зависть, встрѣчающіяся и въ свѣтѣ. На понтонахъ были свои богачи, бѣдняки, велись разныя сдѣлки и договоры.
Богачи, нажившіеся торговлею плетеной обуви изъ кромокъ и соломенными корзинками, откупали одно — два мѣста у неимущихъ, и тѣмъ избѣгали общей тѣсноты, и располагались въ своихъ салонахъ отдѣленныхъ рогожею. Гордость проникла и сюда, хотя и прикрытая рогожею, на пяти-шести футахъ понтонной палубы! Неимущіе, за условленную плату, нанимались къ богачамъ и исполняли всѣ ихъ приказанія, какъ слуги.
Между плѣнными были ученые, которые обучали молодыхъ людей писать и читать, рисованью и арифметикѣ. Были на понтонахъ поэты и авторы, пѣсенники, драматурги и даже актеры. На иныхъ разыгрывались комедіи и водевили, созданные мѣстнымъ вдохновеніемъ. Утонченность цивилизаціи пріютилась даже въ притонѣ нуждъ и горестей заточенія!
Нужды и горести озлобляли нравъ и разгорячали воображеніе. Ссоры были часты. Они рѣшались дуэлью. Дуэли были ужасны. Свидѣтелями ихъ было цѣлое народонаселеніе понтона. Злоба и жажда мести хитры на выдумки! У сражающихся не было оружія, его замѣняли циркули и бритвы. Одна изъ ножекъ циркуля, прикрѣпленная къ палкѣ, замѣняла шпагу. Бритва, воткнутая въ оконечность той же палки, замѣняла саблю. Такою выдумкою давалось обиженному средство выбирать оружіе.
Болѣе ничего и не требовалось. Несмотря на то, что плѣнные французы, вступая на англійскіе понтоны, лишались всѣхъ радостей, всѣхъ утѣшеній жизни, однако они не могли забыть вкоренившагося въ сердцахъ ихъ предразсудка, что запятнанная честь смывается только кровью.
Но довольно! Не станемъ возобновлять тягостныхъ воспоминаній, сопряженныхъ съ однимъ именемъ «англійскихъ понтоновъ».
А. Б-А.

«Пантеонъ», No 8, 1853