Сцена из Торквато Тассо

Сцена из Торквато Тассо,

сочинения Гёте.

Антонио, доверенное лице Герцога Альфонса, при Римском дворе, по возвращении в Феррару, находит Герцога в сообществе Елеоноры Д Есте, сестры его, Графини Скандиано и Тассо, которого, за несколько минут пред тем, Принцесса, пожеланию брата, украсила лавровым венком. Эта семейная сцена происходила не без сердечного участия со стороны Герцога и Элеоноры, не без  признательности и смущения со стороны Тассо. Антонио внезапным появлением нарушает гармонию этого небольшого собрания, не смотря на дружеские его отношения к Тассо. Отчет, отдаваемый Антонио в действиях и связанное с тем описание двора Римского, производят на Торквато грустное впечатление и пробуждают в душе его тысячу противоречащих понятий о его силах и призвании. Вот содержание 1-го акта; предлагаемая здесь сцена есть начало 2-го акта.

 

 

Принцесса, и вслед за нею Тассо.

 

 

Тассо.

 

Бесчисленно, нестройно и мятежно

Ложатся на душу за думой дума,

И недоверчиво слежу я за тобой;

И шепчет мне издалека: приди,

Я разрешу сомненья сердца, но лишь только

Я на тебя взгляну, и слуха моего

Твои слова коснутся — все понятно,

Все ясно мне, как ясен Божий день,

И падают мои тяжелые оковы!

Признаться ли, внезапным посещеньем

Меня синьор Антонио смутил;

Он поразил меня и разогнал нескромно

Души моей пленительные грезы.

Я сознаюсь: он поразил меня;

Он пробудил во мне знакомые сомненья;

Забытую борьбу опять он воскресил;

И больше, чем когда либо, меня

С самим собой он враждовать заставил.

 

Принцесса.

 

Но можно ли, чтобы старинный друг,

По долгом плаваньи в стране далекой,

При первой встрече был бы снова наш?

Он по душе к тебе не изменился;

И пусть пройдет хотя не много дней,

Пускай взаимное сначала водворится

Согласие в намерениях и в слове,

А там, опять лишь только раз один

И мысли и слова в гармонию сольются,

Он будет снова твой; и что же, Тассо,

В отсутствии его ты много совершил.

Когда о том узнает он, поверь,

Поэт, которого тебе сегодня

Он ставил в образец, его же завтра

С тобою наравне поставит он.

 

Тассо.

 

Возможно ли, Принцесса, чтоб хвала,

Которою почтил он Ариоста,

Была прискорбна мне! О нет, отрадно нам,

Когда в лице наставника — собрата,

Высокий образец достойно вознесен.

Смелее нам тогда надежды сердца

Свой сладкий голос в тайне подают;

И с простодушием, минутные счастливцы,

Мы веруем в пленительную мысль:

На сколько с ним в заслуге ты сравнишься,

На столько и тебе его венчавшей славы

Достанется в удел. О нет, иные чувства

Во мне рассказ нежданный пробудил!

Чем дальше слушал я, тем больше я смущался,

Когда наш друг, широкой, верной кистью

Изображал деяния и славу

Святейшего отца, героя-церкви:

— О, как хорош сей римский полубог,

В кругу его сподвижников достойных!

Блюстители прекрасного, они

Свободно действуют, а между тем, одною,

Вождем указанной дорогою идут

И совершают круг его предначертаний.

Внимая тем словам, я в тишине таил

Печальные, убийственные думы,

Изнемогал под бременем сомнений,

Не доверял себе и духом упадал.

Перед величием тех образов прекрасных

Казалося, исчезнуть должен я,

Как эха звук в пустыне исчезает…

 

Принцесса.

 

А, кажется, еще недавно, Тассо,

Ты говорил, ты ясно понимал

И живо чувствовал, что только друг для друга

Живут поэт и доблестный герой;

Что зависти они не знают оба,

И далека от них печальная вражда.

Согласна я, прекрасен славный подвиг;

Но разве песнь, небесный отголосок,

Беседа праотца с потомком о былом,

Тем менее завидна и прекрасна?

Смирися, друг, и нас не отвергай.

Не велика Ферpapa, но за это

Отсюда можешь ты, как с пристани, спокойно

Все царства и народы созерцать.

 

Тасco.

 

Всех царств земли Феррара мне дороже!

Не здесь ли я увидел в первый раз

Италии моей достойнейших собратий?

Не я ли был свидетелем тех дней,

Великодушия, празднеств и славы,

Которыми их доблесть награждал

Феррарский двор? Неопытный, случайно

Я приведен сюда в тот самый день,

Когда весь цвет Италии, казалось,

В один венок Феррара собрала.

И живо помню я: вокруг арены,

Где мужество и ловкость состязались,

Вокруг блестящего собрания мужей,

Широкою гирляндой рисовалось

Собрание прелестнейших из жен.

Напрасно глаз хотел бы их исчислить:

Величествен, несметен был их сонм!

Напрасно бы из них кому сказали,

Чтоб лучшего из всех он указал,

Чтоб изо всех достойнейшего назвал —

Их не было — достойны были все!

Шлемы, щиты и броня золотая — сияли,

Меч ударял по металлу, и трубные звуки

С топотом звонких копыт раздавались далече;

В небо летели железные копьев обломки;

Облако пыли, клубяся, мгновенно скрывало

Стыд побежденных и славу победы стяжавших…

Но я молчу: живого укоризной

Прошедшее встает передо мной.

 

Принцесса.

 

Примерами живет наш юный ум:

И ежели те дни тебя очаровали

И вызвали на подвиг и на труд,

Надеяться позволь, что в то же время,

Я бы могла тебе явить собою

Терпения смирный образец.

Я не была участницею славных,

На долго памятных Италии празднеств;

Я не видала их; в покое отдаленном,

Куда едва последний отголосок

Всеобщей радости невнятно достигал —

Страдала я. Уж черный образ смерти

Мне застилал цветистый жизни путь,

И веяло с его широких крылий

Предсмертное дыханье на меня.

Воскресла я — и мне опять предстали,

Сперва как-бы в слияньи тьмы и света,

Вседневных призраков знакомые черты;

Рассеялся туман — и пестрая, живая,

Разнообразная картина жизни снова

Приветливо смотрела на меня.

И опираясь на моих прислужниц, — помню,

Из комнаты я вышла в первый раз

Взглянуть на солнце. Тут я встретила сестру,

Цветущую Лукрецию; она

Шла об руку с тобой; и тут же

Представила тебя. Ты первый был,

Кто встретился мне в этой новой жизни!

Мне многое тогда надежда обещала,

И, кажется, она сдержала свой обет.

 

 

А. Струговщиков.