Она была горда; взгляд строгий, стан креолки…

Она была горда; взгляд строгий, стан креолки;

Слова ее, дыша насмешкой, были колки;

Улыбка горькая не покидала уст,

Округлость полных плеч, ее роскошный бюст

Так много счастия и страсти обещала,

Глаза ее порой таким огнем сверкали,

Что я не мог смотреть на их фосфорный блеск.

Работала ль она — узоры арабеск

Под белой ручкою свивались прихотливо,

На мелкую канву ложася ярко, живо.

Играла-ли она — и радость, и печаль

Послушно, как живой, передавал рояль —

И странною тоской полны те были звуки….

Порой в ее лице изображались мука,

Страданья тайные, неведомые нам.

На наших юношей, певцов, героев, дам —

Она презрительно и холодно смотрела;

Она здесь никому участья не хотела

Простого подарить, сказать — за чем она

И недоступна так, и вечно холодна.

И долго здесь она кого то все искала,

Кого то все ждала; ее не занимало

Все то, что любим здесь, к чему стремимся мы….

И умерла она…. и строгие умы

И смерть, и жизнь ее давно уж осудили;

Никто ее не знал; по мертвой не грустили

И имя женщины безумной и больной

Забылось навсегда, как звук для всех чужой….

 

 

В. ЗОТОВ

Пантеон и репертуар русской сцены, 1850г. №5