Домовой

Домовой.

НАРОДНЫЙ ОЧЕРК.

 

 

—        Слышишь, кто-то стучится в окошко?

Говорит сват Пахом. «Видно кошка»;

Отвечает Маланья с печи.

—        Дура! — кошка… вот знай пустомелю!

Кошка в полночь другую неделю

Все стучится!… «Ну, ну, не ворчи!

 

«На беду я сказала, Степаноч!

Ведь ворота и сын мы на ночь

Запираем замком — кто взойдет?

Да и Серка всегда у забора

На цепи, — не подпустит он вора,

Все лодыжки ему оборвет».

 

— Эк-ты баба! молоть-то здорова!

Хочет псом затравить домового

У меня так душа вся дрожит;

Чуть от страха не скочит рубашка…

Да где наша воструха — Парашка?

А? — «Да где-же: в чулане чай спит».

 

— Быть беде! враг проказит недаром.

Помнишь ты, перед самым пожаром,

Как он мял Дорофевну куму?

Перевесть не давал он ей духу,

Задушил было вовсе старуху…

Что ж: сгорела — надела суму.—

 

И крестится на печке хозяйка,

И крестясь, думу думает: дай-ка

Я священника в дом приведу.

Отслужу с водосвятьем молебен.

Мир святой нашей хате потребен,

Он нам выживет эту беду.

 

И молебен они отслужили,

И как нужно водой окропили

Все углы, и в избе, и в клети;

Но лишь только полночь наступает,

Снова стук домовой подымает,

Стук такой, что из дома иди!

 

А уж дом-то у свата Пахома —

Нет в селе ему ровного дома!

Как игрушка: весь тесом покрыт,

Изразцовая печка с трубою,

В сундуке же — с набитою кисою

Много всяких припасов лежит.

 

И слывет мужиком он богатым:

Лошадьми ли, скотом ли рогатым —

Всем обилен. Всегда пироги

На столе у Пахома к обеду,

И Пахома отыщешь по следу:

Не в лаптях он — на нем сапоги.

 

А уж дочка… нет краше Парашки!

Миткалевые носит рубашки,

Сарафан весь обшит галуном,

Лента алая вьется в повязке,

А уж глазки… рассказывать сказки!

А лицо — просто кровь с молоком!

 

Свахи так и шныряют к Маланье,

Но напрасны их труд и старанье,

У Парашки все песня одна:

О замужстве и слышать не хочет,

Только скажут о ком — захохочет,

Или вдруг побледнеет она.

 

Мать с отцом удивляются оба,

А у девки давно уж зазноба —

Наступила такая пора:

Приглянулся Парашке Архипка —

Молодец он, да гол вишь, как липка

Ни кола у него, ни двора.

 

А уж песню ли спеть, трепака ли

С балалайкой отдернуть, едва ли

По деревне найдется другой.

На бекрень вечно шляпа надета,

А на ней лента яркого цвета

И красавец Архипка собой.

 

Но ему б на отрез отказали,

Сваху в шею бы с бранью прогнали,

Знать двора не велели бы ей.

А сердечко у девушки ноет;

Но Парашка печаль свою кроет

От родных и от добрых людей.

 

Знай Пахом — нет отца его строже:

Он с досады бы вылез из кожи,

Прокляла бы родимая мать.

А чужим что до нашего горя?

Ведь равно, как не вычерпать моря,

Людям слез у людей не унять.

 

Так проходит полгода: страдают

Девка с парнем и сами не знают,

Как и чем бы их горю помочь.

Тут случилась беда у Пахома:

Завелся домовой и из дома

Чуть не гонит их каждую ночь:

 

То как шорох в сенях раздается,

То в чулане горшок разобьется,

То крючок загремит на дверях.

Беззаботна, как вольная пташка

Не боится одна лишь Парашка

И спокойно всю ночь спит в сенях.

 

По утру, встретив красное солнце

И умывшись, — берется за донце

И садится за пряжу она,

Или нижет себе ожерелье,

Да поет, (песня признак веселья),

Но душа у Парашки грустна.

 

Дни летят, а Пахом и Маланья

Все ведут меж собой совещанье,

Что им делать с такою бедой?

Ворожеи кличут разного сорта,

Чтобы выжить из дома их чорта

И всю ночь из избы ни ногой.

 

Вот из города вести несутся,

Что война, и что наши дерутся

За Дунаем — за быстрой рекой,

Что виной всему турка был с дуру,

Что с крещеных сдирает он шкуру

И что будет набор, и большой.

И рекрутский набор объявляют!».

В волостную управу сбирают

Всех на сходку. За кем же черед?

«За Ермшикой — глухим, за Антипкой,

«Да за Ванькою с голым Архипкой» —

Отвечает шумливый народ.

 

Мигом весть разнеслась по деревне:

Акулина бежит к Дорофевне,

Дорофевна к Анфимье спешит.

У Анфимьи попался сынишка,

Дорофевне племянник Ермишка,

Стон и плач: вся деревня вопит.

 

Вот и рекрутов в городе сдали.

Лбы забрили им всем и угнали

Их в поход, далеко, далеко.

Никому не был жалок Архипка,

Лишь в одной сердце екнуло шибко,

Но печаль скрылась в нем глубоко.

 

С той норы совершилося чудо

У Пахома с Маланьей: откуда

Вдруг взялись тишина и покой?

Нет ни шороха больше, ни стука,

Ни разбитой посуды, ни звука

От замка полуночной порой.

 

Что ж Парашка? ни слезники, не охнет;

Но порою как будто оглохнет:

Не дождешься ответа от ней;

Будто слова сказать не умеет —

Не больна ль? — но она не худеет —

Нет, становится даже полней.

 

Все уносит летучее время;

Но тоска — ядовитое семя:

Западет — так ничто не возьмет.

И хоть в гроб до поры не уложить,

Но всю душу сомнет и изгложет,

И весь ум в голове повернет.

 

………………………………..

Год прошел. У Степаныча в доме

Домового уже нет. На соломе

Перед люлькой Парашка сидит.

Уж в косе не видать ленты алой;

По щеке ее бледной и впалой,

Как жемчужина слезка бежит.

 

И глядит она дико и странно;

Но порою румянец нежданно

Заиграет, глаза заблестят.

Губы бледные скорчат улыбку…

От чего ж? — говорят про Архипку,

Проклинают его и бранят.

 

 

Н. ГРЕКОВ.

Пантеон, 1856г., №1