Грустная песня

Грустная песня.

 

 

Плохо! Чем живется доле,

Тем живется хуже.

Приютился-б в горькой долe

Сердцем… да к кому же?

 

Бродишь старым сиротою;

Bcе мне как-то чужды;

Как живу и что со мною —

Никому нет нужды.

 

Есть у Божьей церкви с краю

Тихая могила.

Там лежит одна — я знаю:

Та меня любила.

 

Не за то, чтоб точно было

Все во мне так мило,

А за то меня любила,

Что меня родила.

 

Изнуренная, больная,

Дряхлая, бывало,

Тужишь, ищешь ты, родная:

«Где дитя пропало?»

 

А сынок твой одурелый

Рыскал все по свету;

Смотришь: нет его день целый,

Да и к ночи нету.

 

Бедной матери не спится;

Слез полна подушка —

«Мало ль может что случиться?»

Думает старушка.

 

«Страшен ворог неключимый

В этакую пору.

Не попался ли, родимый,

Лиходею-вору?

 

«Не ограбили ли сына?

Жив ли он, желанный?» —

Чу! Идет домой детина,

Словно окаянный —

 

Встрепан, бледен, смотрит дико

Волос в беспорядке, —

Сам трясется весь… поди-ка —

Верно в лихорадке.

 

Да, он болен, он ослаблен,

Он ужален змеем,

А пожалуй и ограблен —

Только не злодеем,

 

А разбойницей-злодейкой,

Резвою девчонкой,

С черной бровью, с белой шейкой,

С трелью речи звонкой.

 

Лишь закинула словечко —

И поддела разом

Из груди его — сердечко,

Из-под шапки — разум;

 

Всю в нем душу возмутила

Дьявольским соблазном,

И домой его пустила

В виде безобразном.

 

А сама… и горя мало!

Жалости ни крошки!

Так и пляшет с кем попало,

Только брызжут ножки.

 

Я ж лежу, горю и таю,

Думаю: кончина!

И за грудь себя хватаю —

То-то дурачина!

 

Мать горюет; слезы сжаты;

Смотрит на больного,

Говорит: «Напейся мяты

Иль чайку грудного!»

 

Эх, родная! — отвечаю:

Что тут чай и мята,

Где отрады я не чаю,

Где душа измята? —

 

Чу! звонят. Гляжу: могила!

И мой жребий понят:

Лишь одна меня любила,

Да и ту хоронят.

 

И замкнулася тоскою

Жизнь моя блажная.

Ты зовешь меня к покою:

Подожди, родная!

 

 

В. Бенедиктов

Пантеон, 1856г., №3