Федор Иванович Соймонов

Федор Иванович Соймонов  (1)

 

Федор Иванович Соймонов, сын небогатого дворянина, имевшего в числе предков многих Стольников и Воевод, соединенный родством с Нарышкиными и Головкиными, родился в Москве 1682 года. На двадцать шестом своего возраста, зная уже основательно отечественный язык и латинский (которым обучался в доме и под надзором отца), он принят (1708 г.) в Морское училище, бывшее тогда в Москве. Здесь, по окончании курса наук, Соймонов произведен (1713 г.) в гардемарины; отправлен потом в Голландию, для узнания морского искусства. Возвратясь в Россию, он был балотирован (1716 г.) в мичманы, в присутствии Петра Великого, и удостоен этого чина; служил в том году на корабле Ингерманландии, на котором Государь имел тогда вице-адмиральский флаг, командуя тремя соединенными флотами: английским, датским и голландским и был в Копенгагене. Преднамереваемая высадка войск в Шонию не состоялась, потому что Датчане не сделали своевременно диверсии со стороны Аланда. В 1718 году, Соймонов совершил другую кампанию с Петром Великим на том же самом корабле, был у Ревеля и у Березовых островов; обратил на себя внимание Государя, произведен (в январе 1719 г.), через чин, в лейтенанты и получил лестное поручение заняться описанием Каспийского моря. Составленная им карта подарена Петром Великим (1721 г.) парижской академии наук. Соймонов участвовал (1722 г.) в персидском походе Государя; приготовил, по Его приказанию, в Москве несколько больших стругов, которые, со вскрытием рек, спущены на воду. 15 мая, Петр Великий отправился на одном из них, названном Москворецким током, в Казань, вместе с Императрицею. Стругом командовал Соймонов; на каждой стороне было по 18 весел; плавание продолжалось благополучно: 27 мая Государь прибыл в Казань, 15 июня в Астрахань. Русская флотилия, под главным начальством генерал-адмирала графа Апраксина, выступила в поход 18 июля. Соймонов, находившийся неотлучно при Государе, упоминает в своих Записках о данном приказании Петром: чтобы все особы, сопутствовавшие Ему и которые не бывали еще на Каспийском море, купались в нем. Соймонову поручено было начальствовать этою забавою: самого Государя опустили на доске три раза в воду. Многие робели; Петр Великий смеялся от доброго сердца над пустым страхом своих спутников.

Сильный ветер повредил несколько транспортных лодок. Государь, готовясь переправиться чрез Сулак, объявил генерал-адмиралу мнение свое: затопить остальные, чтобы сберечь их для обратного похода войск из Дербента. «Думай и ты,» — сказал он тогда Соймонову, — и ведь ты морской.» — Соймонов, знавший положение берегов, предложил скрыть лодки за Ракушечным островом, имеющим спокойную и пространную гавань. «Далеко ли то место?« — спросил его Петр Великий. — «Версты две от флота;» — отвечал Соймонов. — « Изрядно — продолжал Государь. — «Изготовь шлюбку и вооружи гребцов. Я сам туда поеду и осмотрю.» Соймонов и деньщик Поспелов находились в свите Императора. Лодка стала от берега в шести саженях: берег занесен был большими песчаными буграми; по этой трудной дороге надлежало, более нежели на семьдесят саженей, подыматься в гору. Конвой Царский состоял только (кроме Соймонова и Поспелова) из четырех вооруженных гребцов. Петр осмотрел остров, измерил глубину воды и отдал приказ: чтобы лодки были расположены там, под охранением трехсот Донских казаков. На обратном пути, Поспелов сказал Государю: «Не «даром потрудились: нашли место, где суда будут «сохранены.» — «Все приобретается трудами» — отвечал Петр. — «И Америка не без трудов сыскана чрез толь далекий путь около мыса Доброй Надежды.» — Тогда Соймонов заметил: «что Россия имеет к Америке гораздо ближайший путь, нежели Европейцы.» — «Какой именно?» — спросил его Петр Великий. — «Волгою в Каму реку,» — отвечал Соймонов;— «оттуда Тоболом в Иртыш; из «Иртыша реками Обью и Кетью до Маковского волока; переехав его сухим путем на пространстве не более ста верст, опять реками: Енисеем, Тунгузкою и Ангарою до Байкала; и вверх рекою Удью до речек Хилки и Хилкочана, до Яблоновых гор, чрез которые проезд сухим путем не превышает 33 верст; далее Ингодою, Пилкою и Амуром до Северо-Восточного моря.» — «Далеко» — произнес  Государь — «и не ныне» — и, показав на берег Каспийского моря, продолжал: «Знаешь ли ты, что от сих гор до Балха и Водошкани, только полторы недели хода на верблюдах с тяжелыми вьюками? Этого пути никто Мне пресечь не может.» — 23 августа сдался Императору Дербент, вмещавший трех-тысячный гарнизон, 170 чугунных и 60 медных орудий. В это время, Обладатель России, столь грозный в первые годы Своего царствования, отдал достопамятный приказ: чтобы офицеры, при наказании виновных нижних чинов, поступали с ними, как поступают родители с виновными детьми. —

В Астрахани Государь произвел Соймонова (27 окт.), за добрую и прилежную службу, в капитан-лейтенанты и возложил на него поручение переправить войско в Гилянь. Тогда Соймонов представил составленные им планы и описание гаваням. Одобрив их, Государь приказал Соймонову следовать с вверенною ему эскадрою в Баку: город сдался (26 июля 1723 г.) генерал-маиору Матюшкину, с 80 орудиями и двумя большими гаубицами. Соймонов присутствовал при короновании Императрицы Екатерины (1724 г.) и потом возвратился в Дербент. Ему было поручено Государем окончательно описать Каспийское море, особенно восточный берег. За этот труд произведен он (1726 г.) в капитаны 3-го ранга, с перемещением в балтийский корабельный флот. Императрица Анна Иоанновна определила его (1730 г.) прокурором в адмиралтейств-коллегию. Соймонов был тогда капитаном 2-го ранга. По его предложению начали переводить на российский язык с голландского: описание морей, заливов, гаваней, рейдов и портов. Через три года (1733 г.) он пожалован в обер-кригс-коммиссары, с чином капитан-командора, и вслед за тем (1734 г.) находился во флоте во время блокирования Данцига графом Минихом. Лестный отзыв фельдмаршала о Соймонове обратил на него внимание Императрицы. Она поручила ему, в 1736 году, утвердить на Ханстве славного Дундук-Омбо, кочевавшего между Царицыном и Астраханью, — и, вооружив этого владельца против Кубанцев, усилить Калмыками армию Миниха. Соймонов оправдал, в полной мере, доверенность Государыни: сначала, угождая Хану, приказал он удвоить до китайской границы число подвод для его духовных, отправляемых каждый год на поклонение к Далай-Ламе; предписал астраханскому губернатору выслать в орду всех некрещеных Калмыков; потом приступил к отправлению в армию десяти-тысячного калмыцкого отряда и, силою слова, дарами склонил самого Дундук-Омбо к перенесению войны на Кубань. Он выступил в поход с двадцатью-тысячами человек; поручил сыну своему, Голдан-Нарму, с половиною войск напасть на Татар, кочевавших в пяти тысячах кибитках и намеревавшихся удалиться в степи: отчаянная оборона не спасла Кубанцев; кроме женщин и детей, в числе 10000, все они были изрублены. Вслед за тем, Дундук окружил тридцать тысяч татарских кибиток, вмещавших 10.000 семейств, и принудил их вступить в подданство России; атаковал (в декабре), при содействии храбрых казацких полковников: Краснощокова и Ефремова, сильнейшую татарскую орду, называемую Гетискульскою, которая вышла из гор для пастьбы лошадей; совершенно разбил Кубанцев, разграбил все места вдоль их реки, и истребил всю означенную орду. Более десяти тысяч женщин и детей взято в плен. Калмыкам досталось на долю двадцать тысяч лошадей, кроме рогатого скота и овец; неприятель потерял в сражении убитыми и пленными до 30,000 человек; множество потонуло в Кубани.

Всеми этими блистательными успехами, Россия некоторым образом обязана Соймонову, который умел одушевить калмыцкого хана (не дававшего ему целую неделю аудиенции под разными предлогами) к подвигам, сопряженным с собственною его пользою.

Важная услуга, оказанная Соймоновым, не осталась без награды: он пожалован обер-прокурором правительствующего сената, с чином генерал-маиора (1738 г.), и, не смотря на новое свое звание, свидетельствовал 1739 г. в Кронштадте, по Высочайшему повелению, с капитан-командорами Вильбoа и Калмыковым, все фрегаты, корабли и прочие военные суда; произведен (в октябре) в генерал-кригс-коммиссары и вице-адмиралы, начал исправлять в коллегии должность вице-президента.

Тогда президентом адмиралтейств-коллегии был граф Николай Федорович Головин, сын знамени того любимца Петра Великого, человек умный, сведущий в делах, но чрезвычайно самолюбивый. Деятельность Соймонова возстановила против него многих, особенно главного начальника, который не мог равнодушно взирать на открываемые товарищем его злоупотребления и беспорядки. Между тем Соймонов, руководимый строгим исполнением лежащей на нем обязанности, не страшился мщения оскорбленного вельможи: настоятельно требовал от коллегии, чтоб она составила подробную опись всем корабельным материалам и припасам; обнаружил, что строением кораблей занимались только 1.010 человек, а не

1886, показываемых по ведомостям; что за ними не было никакого надзора; что коллегия не посылала даже офицеров для наблюдения за работами. Граф Головин перестал ездить в присутствие.

Настало для Соймонова время тяжкого испытания. Тесная дружба соединяла его издавна с Волынским. Бирон, управлявший в то время кормилом государства, преследуя надменного кабинет-министра, велел составить против последнего донос, подписанный многими из раболепства, для личных видов. Тщетно любимец Императрицы убеждал Соймонова увеличить собою число обвинителей: обещание наград и самые угрозы не поколебали благородного самоотвержения. Он был признан сообщником Волынского, подвергнут строгому следствию, пытке, суду, лишен чинов, дворянства, наказан кнутом (3), сослан в Охотск и причислен к работникам тамошнего солеваренного завода (1740 г.). Тогда управлял Охотском другой несчастливец, зять славного Меншикова, служивший генерал-полициймейстером при Петре Великом, впоследствии пожалованный Екатериною 1-ой графом, генерал-лейтенантом, кавалером ордена Св. Александра Невского, также наказанный кнутом (1727 г.), удаленный в Сибирь. Он и Скорняков-Писарев, подвергнутый Меншиковым, в одно время, одинакой участи (4), некогда обер-прокурор правительствующего сената, находившийся в это время в Охотске, услаждали горестную участь Соймонова. Бедствие соединяет людей, часто разлучаемых счастием! Таково сердце человеческое.

Вскоре Императрица Елисавета Петровна вступила в наследственные права свои (1741 г.) Скорняков-Писарев и Девиер были освобождены из ссылки, с возвращением чинов; Соймонову также позволено жить где пожелает, возвращена шпага (1742 г.)(5); но он долго еще оставался без всякого звания, вероятно не имея покровителей. Между тем и в старости мастистой, трудолюбивый муж продолжал полезные свои занятия: в 1753 году, сибирский губернатор Мятлев послал его в Нерчинск, для измерения фарватера рек Шилки и Амура, поручив ему построить несколько ботов п разведать путь по Амуру. Велено сенатским указом от 22 декабря производить Соймонову, во уважение толь отдаленной экспедиции, по тысячи рублей в год жалованья. Ему было семьдесят второй год, но он пылал еще усердием. Два штурмана и три геодезиста, присланные из Петербурга, также 58 человек морских служителей, поступили под его начальство. Из Нерчинска отправились они (1756 г.), в трех больших лодках, речкою Шилкою до самого впадения Аргуни в Шилку, где начинается река Амур, в которую не велено им было входить. Соймонов измерил устья рек Аргуни, Шилки и фарватер, на обратном пути; описал берега с большою точностию, по тихому ходу лодки на бичевой; составил подробные планы не только обозреиным местам, но и города Нерчинска со стороны реки Нерчи.

Труды Соймонова, представленные Императрице (1757 г.), напомнили ей о долговременной, полезной отечеству службе его и о невинном, в течение семьнадцати лет, страдании: он был пожалован (в марте) в тайные советники, определен, вместо Мятлева, губернатором в Сибирь с годовым содержанием по две тысячи рублей.

В шестилетнее управление отдаленным краем, Соймонов, любимый, уважаемый всеми, за кроткий нрав, справедливость и благотворительные подвиги, завел в Охотске морскую школу, снабдив оную восемью штурманами, инструментами и нужными книгами; соорудил при посольском монастыре маяк и гавань, для безопасной перевозки товаров чрез Байкал, где до того разбивало множество судов; сформировал ландмилицкий полк, под названием Селенинского, присоединенный, потом, к армии; уничтожил в 1763 году, Анадырский острог, который был построен в 1727 году для приведения в подданство непокорных Чукчей, Ламутов, Юкагирей и Ясашных Коряков, между тем как первые продолжали сохранять свою независимость, а последние, преданные до того российскому престолу, откочевали в дальние места по причине претерпенных ими обид от наших войск. По словам Соймонова: доставка провианта и разных припасов в этот острог была чрезвычайно отяготительна для Камчадалов и Коряков; на одно содержание воинской команды израсходовано более 760.000 рублей, а с 1760 по 1763 год

87879 рублей.

Императрица Екатерина II, в день своего коронования, пожаловала Федору Ивановичу орден Св. Александра Невского (1762 г.) и, в следующем году, возвела его в достоинство сенатора: неоднократно спрашивала его мнения по разным предметам, относительно Сибири, в том числе: о морской экспедиции к полюсу и обложении сборами кочующих народов. В 1766 году уволен он, по прошению, от службы с чином действительного тайного советника и полным пенсионом. Мастистый старец мирно провел, в кругу своего семейства, последнее время бурной жизни; скончался 11 июля 1780 года, на 99-м от рождения и погребен в Высоцком монастыре, в двух верстах от Серпухова. (6)

Федор Иванович Соймонов, искусный в латинском, немецком и голландском языках, оставил по себе хорошую память, не одною службою, полезной для отечества, но и своими сочинениями: кроме составленных им карт Каспийского моря (из которых одна была издана адмиралтейств-коллегиею в 1734 году), с определением широты многим тамошним приморским местам (7) и Журнала путешествия, он сочинил: 1) Описание Штурманского искусства, для пользы и безопасности мореплавателей, напеч. 1739 года. 2) Морской Светильник или описание Варяжского моря. Это сочинение посвящено им было, в декабре 1739 года, Императрице Анне Иоанновне. В письме своем Государыне, Соймонов изложил, между прочим, следующее: «что от недовольного исследования фарватера, между Кронштатом и Ревелем, многие, как российские, так чужестранные корабли на сем море пропадать принуждены были; понеже бывшие по ныне в употреблении морские карты, или так называемый Голландский Светильник моря, весьма неясно светил: на которой понадеяся мореплаватели, в помянутых местах принуждены были многие ошибаться, и, вместо правильного пути, на нечаянной камень корабль свой разбить, или, вместо глубины, незапно посадить на мель.» 3) Известие о торгах Сибирских, напеч. в ежемесячных сочинениях академии наук 1755 г., т. 11, стр. 195. 4) Сибирь, золотое дно, там же 1761 г., т. 11, стр. 449. 5) Описание Каспийского моря и чиненных на оном Российских завоеваний, напеч. с картою особо, и в ежем. сочин. 1763 года, в январе и ноябре. 6) О торгах за Каспийское море, древних, средних и новейших времен, напеч. в Москве 1765 г., с дополнениями историографа Миллера. 7) Краткое изъяснение Астрономии. Сверх сего, в изданных Миллером, 1774 г., письмах Петру Великого к фельдмаршалу графу Шереметеву, наш историограф упоминает, на стр.LVII: «что Соймонов оставил в рукописи сочиненную им «Историю Петра Великого.» — Старший сын Федора Ивановича, Михаил Федорович, был действительным тайным советником, членом государственного совета, сенатором, горных и монетных дел главным директором и ордена Св. Апостола Андрея Первозванного кавалером, скончался в 1804 году; меньшой, Юрий Федорович, служил статским советником. Родной племянник Федора Ивановича, Петр Александрович Соймонов, находился статс-секрета рем при Императрице Екатерине II-ой и умер в 1799 году, будучи действительным тайным советником.

 

 

Бантыш-Каменский.

 

1) См. часть первую Общего Гербовника.

2) Отец Федора Ивановича, Иван Афанасьевич Соймонов, был, по матери своей, Анне Семеновне, рожденной Головкиной, двоюродный брат канцлера графа Головкина и внучатный Царицы Наталии Кирилловны. — Из записок Миллера.

(3) См. о наказании кнутом в Обзоре Г.Вейдемейера, изд. 1852 г., ч. 2, стр. 107.

(4) О подробностях наказания графа Девиера и Скорнякова-Писарева см. в составленном мною Словаре достопамятных людей русской земли, ч. 2, стр. 192, и ч. 5 стр. 66; также в биографиях росс. генералиссимусов и генер. фельдм., издан. мною в 1840 г., ч. 1., стр. 94—97.

(5) В указе упомянуто: прикрыть его знамем, дабы никто не порицал наказанием.

(6) При составлении этой биографии, я руководствовался, между прочим, второю частию Жизнеописаний российских адмиралов, сост. Г Берхом, и издан. в 1851 году.

(7) Преосвященный Евгений, Митоополит Киевский, в своем Словаре о светских росс. писателях, упоминает: „что английский корабельщик Вудруф, пополнив эту карту только в некоторых местах, выдал за свою собственную при Гандваемом путешественном описании.»

 

 

 

 

Русская беседа, том III, 1842г.