Изъ Словаря древнія и новыя Поезіи

Автор: Остолопов Николай Федорович

Изъ Словаря древнія и новыя Поезіи (*).

 

 

(*) Редакторъ имѣлъ честь получить сію полезную статью при письмѣ слѣдующаго содержанія:
«С. Петербургское Общество Любителей Наукъ, Словесности и Художествъ, котораго я имѣю честь бытъ Членомъ, препоручило мнѣ въ 1806 году составить Словарь древнія и новыя Поезіи. Упражняясь съ того времени въ исполненіи сего лестнаго для меня, и можно сказать многотруднаго порученія, привелъ я нынѣ означенный Словарь къ концу; но по должности, занимаемой мною въ отдаленной отъ обѣихъ Столицъ Губерніи, равно и по другимъ важнымъ для меня причинамъ, не могу теперь приступить къ изданію — и потому рѣшился покорнѣйше просить васъ, Милостивый Государь, помѣстить нѣкоторыя статьи Словаря моего въ вашемъ Журналѣ. Изъ сего надѣюсь я извлечь великую для себя пользу: могу имѣть случай, до удобнѣйшаго къ полному изданію времени, воспользоваться вашими и другихъ Литтераторовъ замѣчаніями и совѣтами, кои приму съ чистосердечною благодарностію. — Теперь препровождаю литеру А. — Отъ васъ зависитъ напечатать ее вполнѣ, или помѣстить нѣкоторыя только статьи. Смотря на сіе, буду соображаться въ доставленіи къ вамъ и послѣдующихъ статей — разумѣется, ежели вы позволите. При семъ нужнымъ нахожу сказать, что въ полномъ изданіи будетъ болѣе примѣровъ; здѣсь же изъ собранныхъ мною не всѣ помѣщены для того, чтобы не обременить изданія вашего излишнимъ распространеніемъ. Имѣю честь быть и прич.

 
Николай Остолоповъ.

15 Марта 1815.
Вологда.

 
Буква А.

Aдоническій.

 

 

Родъ стиховъ, бывшій въ употребленіи у Грековъ и Римлянъ. Думаютъ, что сіе названіе происходить отъ Адониса, любимца Венеры, ибо такой размѣръ наиболѣе употребляемъ быль въ плачевныхъ пѣсняхъ на смерть Адониса, которыя воспѣваемы были во время годовыхъ праздниковъ, въ честь его установленныхъ.
Адоническій, стихъ состоитъ изъ двухъ стопъ: первая дактиль, a вторая спондей, или иногда хорей, напр. Rara Juventus.
или

Время проходитъ
И невозвратно,
Все, что приятно?
Время уноситъ.

Для лучшей гармоніи можно на Русскомъ языкѣ перемѣшивать сіи стихи съ заключающими дактиль и одинъ слогь долгій, или, что все равно, съ хоріямбомъ» (См. сіе слово.)

Пчелка златая,
Что ты жужжишь?
Все вкругъ летая,
Прочь не летишь?
Державинъ.

Сюда же принадлежатъ и слѣдующіе стихи Голенищева-Кутузова къ Вѣрѣ:

Самъ я съ собою
Часто въ борьбѣ,
Нѣтъ мнѣ покою
Въ горькой судьбѣ,
Суетна слава.
Почести льстятъ,
Тлѣнность, забава
Сердце мутятъ,
Духъ горделивый
Замыслы рвутъ,
Разумъ строптивый
Знаньемъ надутъ.
Сколько тревоги
Въ тлѣнномъ пути!
Гдѣ же дороги
Къ счастью найти!
Нѣтъ, не химера
Счастье, покой!
Кроткая Вѣра
Все то съ тобой! и пр.
Адоническимъ стихомъ оканчивается обыкновенно сафическая строфа. (См. сафиическій.)
Scandit aeratаs vitioss naves
Cuia, nec turmas equitum relinquit,
Ocyor cervis et agente nimbos
Ocyor Euro.
Горацій.

Майска тиха ночь разливала сумракъ,
Голосъ птицъ умолкъ, вѣтерокъ прохладный
Вѣялъ, златомъ звѣздъ испещрялось небо,
Рощи дремали.

Греческій Писатель Аристофанъ мѣшалъ въ своихъ комедіяхъ Адоническій стихъ съ анапестомъ.
Анаталектъ.

Терминъ древней Поезіи. Такъ назывался всякой стихъ, особенно ямбическій, имѣющій полное число стопъ, каковъ на примѣрь слѣдующій изъ Персія:

Nec fonte labra prolui caballino.

См. Каталектъ, Брахикаталектъ, Иперкаталекть.
Сіе слово есть Греческое; происходитъ отъ κατὰ, contra, противъ, и λὴγω, desino, оканчиваю, съ приложеніемъ въ началѣ отрицательной частицы α, и значитъ не имѣющій на концѣ недостатка.
Акростихъ.

Сочиненіе въ стихахъ, расположенное какимъ образомъ, что начальныя буквы стиховъ, взятыя по порядку, составляютъ или собственное имя, или какое-нибудь другое слово, иногда и цѣлое изрѣченіе. Въ сочиненіяхъ Князя Долгорукаго находимъ акростихъ, составляющій слова: Буди имя Господне блогословенно отнынѣ и до вѣка; y Сумарокова: Буди Боже милостивъ, Господи, помилуй мя.
Слѣдующій акростихъ, служа примѣромъ имѣетъ еще особенное достоинство по заключающейся въ немъ истинѣ:

Нерона злобнѣе, Калигулы гнуснѣе,
Аттилу лютостью, коварствомъ превзошелъ,
Пилъ кровь, ругался всѣмъ, что въ мірѣ есть святѣе
Ограбивъ свой народъ, чужими завладѣли.
Лія коварства ядъ, союзы: расторгая,
Европу въ дику степь хотѣлъ преобратить;
Отличенъ звѣрствомъ былъ, въ вѣкахъ блистать мечтая:
Но что всего страннѣй. — мнилъ Россовъ покорить!
И. Писаревъ.

Слово Акростихъ взято съ Греческаго языка, на которомъ составляется изъ άκρος, summus, extremus, находящійся на краю, и στιχος стихъ.
Актъ.

См. дѣйствіе.
Алексaндрійской.

Такъ называется во Французской Поезіи родъ стиховъ, изъ коихъ мужескіе состоятъ изъ 12, a женскіе изъ 13 слоговъ. Александрійскими названы отъ того, что какою мѣрою сочинена была одна Поема. въ которой описывались подвиги Александра; а по мнѣнію другихъ, названіе сіе происходить отъ города Александрія въ Египтѣ, гдѣ процвѣтала позднѣйшая Греческая Поезія, состоящая наиболѣе изъ ямбическихь шестисложныхъ стиховъ. Можеть быть Французы, желая подражать сему размѣру, назвали оный Александрійскимъ; впрочемъ, сія Поезія y самихъ Французовъ выходила изъ употребленія. При Маротѣ столь мало извѣстны были стихи сіи, что онъ въ заглавіи сочиненій своихъ сей размѣръ заключающихъ для предувѣдомленія всегда писывалъ стихи Александрійскіе.— Въ его время Поемы героическія писаны были стихами изъ 10 и 11 слоговъ.— Наконецъ новѣйшіе поеты примѣтивъ, что для высокой Поезіи стихи Александрійскіе приличнѣе прочихъ, начали употреблять ихъ въ трагедіяхъ и въ поемахъ епическихъ, отъ чего и называются они еще стихами героическими.
Въ Нѣмецкой Поезіи ямбическій шестистопный стихъ названъ также въ подражаніе Французамъ Александрійскимъ, Werandrier. Первые наши стихотворцы Ломоносовъ и Сумароковъ взяли ямбическій шестистопный или Александрійскій стихъ отъ Нѣмцовъ, у коихъ быль онъ также главнымъ стихомъ; но въ послѣдствіи времени Нѣмцы, составивъ себѣ по образцу древнихъ и по свойству языка своего епическіе ексаметры и драматическіе ямбы, перестали вообще употреблять Александрійскій стихъ въ важныхъ сочиненіяхъ, и предоставили оныхъ для шуточныхъ произведеній и для пародій, чему прекрасные примѣры находятся y Гете.
Александрійскій стихъ, говоритъ Бернгарди (Sprachlehre v. Bernhardi 11, 391), раздѣляясь на два ровныя полустишія, безъ переносу словъ изъ одного въ другое, и слѣдовательно почти всегда на два полные смысла, отмѣнно способенъ къ тѣмъ антитезамь, къ тѣмъ остроумнымъ выраженіямъ чувствованій и страстей, которыми наполнены Французскія трагедіи.
Алкмановъ стихъ.

Употребляемъ былъ Алкманомъ, древнимъ Греческимъ поетомъ, весьма уважаемымъ за лирическія творенія. — Сей стихъ бываетъ различныхъ родовъ и состоитъ;
1) Изъ трехъ дактилей и одного долгаго слога:
Quid genus et proаvos strepitis.
2) Изъ двухъ дактилей и одного спондея, или изъ двухъ спондеевь и одного дактиля, съ долгимъ слогомъ на концѣ:
Ne vitis pejora fovens;
Auctoremque Deum spectes.
3) Изъ трехъ стопъ съ половиною, служащихъ окончаніемъ стиха ексаметра:
Oui se volet efse potentem,
Animos domet ille feroees,
Nec vieta libidine colla
Foedis fumittat habinis.
4) Изъ двухъ дактилей, двухь хореевъ:
Virgmibus puerisque canto.
Алкманвымъ называется еще по сходству малой Алцейскій стихъ. — См. сіе слово.
Aллегорическій.

Иносказательный, относящійся въ аллегоріи, или оную въ себѣ заключающій.
Всякая страсть, говоритъ Мармонтаель, всякое качество души, всякое отвлеченное понятіе, будучи облечены въ существенный видъ, составляютъ аллегерическія лица. Почти всѣ баснословныя божества, какъ то: Красота, Любовь, Мудрость, Время, Миръ, Война и проч. въ началѣ своемъ были аллегорическіе, но какъ скоро сіи отвлеченныя Понятія сдѣлались предметомъ народнаго богопочтенія и возымѣли, такъ сказать, мысленную существенность, тогда включены были въ число истинъ и не могли уже называться лицами аллегорическимъ. Одно и то же лице въ одной поемѣ употреблено бываетъ за истиное, а въ другой за аллегорическое, смотря по системѣ вѣрованія, находящейся въ поемѣ; на примѣръ въ Енеидѣ Любовь принимается за существо истинное, a въ Генріадѣ за лице аллегорическое, также какъ Политика и Раздоръ. Въ старинныхъ романахъ все представляемо было аллегорически: Зависть, Благосклонность, Притворство, Стыдъ; Грѣхъ, Умъ и проч. Даже видны были въ нихъ цѣлые аллегорическіе міры и путешествія: Любовь ѣздила по дорогѣ Счастія, или кто нибудь отправлялся изъ пристани Холодности, ѣхалъ по рѣкѣ Надежды, проходилъ перешеекъ Жестокости, останавлялся въ Терпѣніи, откуда видѣнъ быль островъ Благосклонности, близь котораго Невинность претерпѣла кораблекрушеніе и пр. и пр.; но къ счастію здраваго разсудка и изящной словесности, такія выдумки рѣдко нынѣ показываются.
Примѣрь олицетворенія или осуществленія страстей и пороковъ можно видѣть въ 7 пѣсни Россіяды, гдѣ они стекаются къ Безбожію:

Изъ тмы къ нему его клевреты прибѣгаютъ:
Огнями дышуща предстала черна Месть;
Имѣя видъ зміи, ползетъ презрѣнна Лесть;
Гордыня предъ него со скипетромъ приходитъ,
Съ презрѣньемъ мрачный взоръ на небеса возводитъ;
Лукавство, яростный потупя въ землю видъ,
Передъ Безбожіемъ задумавшись стоитъ,
Вражда, исполненна всегда кипящимъ ядомъ,
Во трепетъ тартаръ весь приводитъ смутнымъ взглядомъ;
Изъ глазъ Отчаянья слезъ токи полились;
Злодѣйства многія къ Безбожію сошлись.
Тогда оно, главу потупленну имѣя,
Но горести своей вины сказать не смѣя,
О чада, воздохнувъ, о други? говоритъ:
Или изъ васъ никто погибели не зритъ и пр.
Аллегорія.

Иносказаніе, инорѣчіе, иномысліе. — въ Риторикѣ тропъ и фигура предложеній.
Аллегорія есть пренесеніе предложеній отъ собственнаго знаменованія къ другому, или, что все равно, аллегорія состоитъ въ томъ, когда въ написанномъ или сказанномъ должно подразумѣвать другое.
Она раздѣляется на чистую и смѣшанную.
Чистая состоитъ вся изъ переносныхъ рѣченій, напр.:

Оселъ останется осломъ,
Хотя осыпь его звѣздами;
Гдѣ должно дѣйствовать умомъ,
Онъ только хлопаетъ ушами.
Держ.

Всякой догадаться можетъ, что Сочинитель говоритъ здѣсь не объ ослѣ, но о глупомъ вельможѣ.
Смѣшанная состоитъ изъ предложеній переносныхь, къ которымъ для изъясненія многія присовокупляются въ собственномъ знаменованіи: напр. у Державниа въ одѣ на взятіе Измаила:

Онъ спитъ! и насѣкомы гады
Румяный потемняютъ зракъ!

Здѣсь исполиномъ представляетъ Сочинитель цѣлый народъ, сномъ — его бездѣйствіе, гадами — внѣшнихъ враговъ его и внутреннихъ возмутителей; и наконецъ для изъясненія сей аллегоріи, присовокупляетъ послѣдующіе два стиха:

Войны опустошаютъ грады,
Раздоры пожираютъ злакъ.

Къ сему тропу принадлежать: 1) нѣкоторыя загадки, на примѣръ слѣдующая о льдѣ: меня родила мать, мною рожденная; а) всѣ пословицы, въ которыхъ заключается иногда чистая, a иногда смѣшанная аллегорія, какъ то: тише ѣдешь, дальше будешь; гдѣ тонко, тутъ и рвется; молебенъ пѣтъ, a пользы нѣтъ, и пр., и 3) всѣ емблемы, на пр.: Нилъ, представленный съ покрытою головою, означаетъ, что источникъ сей рѣки неизвѣстенъ.
Аллегорія можетъ быть гораздо пространнѣе приведенныхъ выше примѣровъ, и тогда включается въ число фигуръ предложеній, какъ напр. у Пророка Ісаіи въ главѣ V:
«Виноградъ бысть возлюбленному въ розѣ, на мѣстѣ тучнѣ: и огражденіемъ оградихь, и окопахъ, и насадихъ лозу избранну, и создахъ столпъ посредѣ его, и предточиліе ископахъ въ немъ, и ждахъ да сотворитъ гроздіе, и сотвори терніе, и нынѣ живущи во Іерусалимѣ, и человѣче Іудинъ, судише между мною и виноградомъ моимъ. Что сотворю еще винограду моему, и не сотворихъ ему, зане же ждахь да сотворитъ гроздіе, сотвори же терніе. Нынь убо возвѣщу вамъ, что азъ сотворю винограду моему, отъиму огражденіе его, и будетъ въ разграбленіе: и разорю стѣну его, и будетъ въ попраніе: и оставлю виноградъ мой, и ктому не обрѣжется, ниже покопается, и взыдетъ на немъ, якоже на лядинь, терніе: и облакомъ заповѣмъ, еже не одождиши на него дождя.»
Послѣдующія слова Ісаіи ясна показываютъ, что рѣчь сія не иное что есть какъ аллегорія.
«Виноградъ бо Господа Саваофа, домъ Ізраилевъ есть, и человѣкъ Іудинъ, новый садъ возлюбленный: ждахь да сотворить судъ, сотвори же беззаконіе и неправду»….
Почти вся миѳологія Грековъ и Римляиъ есть аллегорія, и сіи выдумки въ началѣ своемъ были, можетъ быть, самое изящнѣйшее произведеніе ума человѣческаго; но теперь отъ частаго употребленія онъ потеряли свое достоинство, и кто нынѣ скажетъ, что солнце въ волны погружаясь, идетъ въ объятія Ѳетиды, или что y Купидона глаза съ повязкою, не будетъ почтенъ за великаго поета.
Слово аллегорія происходитъ отъ Греческихъ: ἄλλη, другой, отличный, и ἀγορὰ, рѣчь.
Аллитерація.

Повтореніе однѣхъ буквъ, единозвучіе; фигура, состоящая въ приятномъ повтореніи однѣхъ и тѣхъ же буквъ или слоговъ въ началѣ или въ срединѣ словъ, составляющихъ стихъ или періодъ.
Древніе часто употребляли сію фигуру. Примѣровъ весьма много можно найти въ Омирѣ и другихъ Греческихъ авторахъ, но они виднѣе въ сочиненіяхъ Латинскихь, какъ-то въ слѣдующемъ стихѣ Еннія:

О Tite, tute, Tati, tibi tanta, tyraime, tulisti.

Или y Виргилія.

Totaque thuriferis Panchaia pinguis arenis
Et sola in sicca secum spatiatur arena.
Stat sonipes, ac fraena feros spumantia mandit:
Saeva sedens super arma
Longe sala saxa sonabant
Magno misceri murmure pontum.

Сюда же можно причислить арію изъ одной Италіанской оперы, подъ названіемъ: I pretendenti, Женихи — хотя и трудно находить въ ней смыслъ, особливо въ началѣ:

Sa che sa, chi sa, che sa,
Ma non sa, che sa, chi sa,
Chi non sa, che sa, chi sa,
Fa chi sa, quello che fa;
Ma non sa quello che fa
Chi facendc far non sa,
Ha chi fa piu di chi sa и др»

Нынѣ фигура сія въ маломъ уваженіи, даже болѣе принадлежитъ къ погрѣшности въ слогѣ, когда же повтореніе одинаковыхъ буквъ или слоговъ дѣлается согласно съ описываемымъ предметомъ, то сіе относится къ звукоподражательной Поезіи.
Аллюзія.

Игра въ словахъ или въ мысляхъ. Lusus in verbis vel in ideis. Происходитъ слово сіе отъ ad и ludere.
Аллюзія состоитъ въ томъ, когда описывая одну вещь, намѣкаютъ на другую, имѣющую съ оною нѣкоторое сходство. По сему можно, кажется, слово аллюзія перевести на Русской языкъ словами намѣканіе или намѣкъ.
Аллюзію можно употребить къ дѣяніямъ историческимъ, къ обычаямъ, даже иногда къ одному слову, при чемъ надобно стараться, чтобы таковую аллюзію можно было всякому примѣтить; ибо въ противномъ случаѣ не сдѣлаетъ она никакой приятности.
Державинъ въ Одѣ на счастіе нѣсколько разъ употребилъ аллюзію, между прочимъ и въ сихъ стихахъ:

Въ тѣ дни, какъ, мудрость среди троновъ
Одна не мѣситъ макароновъ,
Не ходитъ въ кузницы ковать;
А развѣ временемъ лишь скучнымъ
Изволитъ Музъ къ себѣ пускать и пр.

Вторымъ изъ сихъ стиховъ намѣкаетъ Авторъ на одну Государыню, которая сама любила готовить кушанье, a третьимъ на Французскаго Короля Людовика XVI, любившаго означенное тутъ ремесло,
Квинтиліанъ говоритъ, что всячески надобно стараться избѣгать аллюзію неблагопристойныхъ (VIII, ІІІ, de ornatu), даже и всего, что можетъ произвести таковую мысль, (Instit. Orat. VI, de risu.) Obscaenitas vero non à verbis tantum abesse debet, sed etiaь à significatione.
Аллюзія весьма часто встрѣчается въ басняхъ. Я не говорю о всеобщей аллюзіи отъ живоиныхъ къ людямъ, дѣлающей основаніе басни, но о тѣхъ чертахъ, которыя относятся къ какому нибудь нарѣчію, къ мѣстнымъ обычаямъ, ко нравамъ, ко мнѣніямъ и пр. Вотъ нѣкоторыя примѣры:
Аллюзія на нравы.

Дуракъ ужь вѣрно сыщетъ средство
Счастливымъ въ свѣтѣ быть.
Хемницеръ — Б. Умирающій отецъ.

Ты къ счастью, кажется, на свѣтѣ нерожденъ:
Ты честенъ и уменъ.
Хемн. — Б. Гадатель.

На пристрастныхъ судей.

И лучше до суда хоть кой-какъ помириться,
Чѣмъ дѣло выиграть и вовсе просудиться,
Иль споря о грошѣ, всѣмъ домомъ разориться.
Хемницеръ — Два сосѣда.

….Лишь только сдѣлали надъ кошкой судъ,
Была y нихъ мышь граматная тутъ,
Дѣлецъ и плутъ,
Въ приказѣ родилась и выросла въ архивѣ.
….. Тетрадей натаскала
Статейку пріискала…..
Сумароковъ — Мышій судъ.

Рогами, мнитъ, почтутъ въ приказѣ зайчьи уши.
A ежели судьи и судъ
Меня оправятъ,
Такъ справки, выписки однѣ меня задавятъ.
Сумар. — Заяцъ.

На слова или нарѣчія.

Играть хотѣла и въ трисетъ,
Да троекъ нѣтъ,
Подъячіе изъ картъ тѣ карты выбираютъ,
Понеже ни въ трисетъ, ни въ ломберъ не играютъ.
Сумар. — Подъяческая дочь.

Петръ кроликъ приводилъ въ доводъ
Обычай, давность — ихъ закономъ;
Онъ утверждалъ, введенъ въ владѣніе нашъ родъ
Безспорно, етимъ домомъ,
Которфй кроликомъ Софрономъ
Отказанъ, справленъ былъ за сына своего
Ивана Кролика; по смерти же его,
Достался въ силу права
Тожъ сыну, именно мнѣ Кролику Петру….
——

A етотъ крысодавъ….
Пустынникъ набожный средь свѣта
И въ казусныхъ дѣлахъ оракулъ для совѣта.
Дмитріевъ — Б. Kотъ, Ласточка и Кроликъ.

У него же заключается прекрасная аллюзія въ сихъ краткихъ словахъ:

Мы сбили! Мы рѣшили!
Дмит. — Б. Муха.
Алцейскій.

Versus Alcaici. — Лирическій поетъ Алцей или Алкеи, Αλκαιος, рожденный въ Митиленѣ, быль изобрѣтателемъ сего стиха, который употребителенъ въ Лирической Поезіи какъ y Грековъ, такъ и y Римлянъ.
Алцеійскій или Алкаическій стихъ состоитъ изъ четырехъ стопъ и одного слога. Первая стопа — ямбь или спондей, вторая — ямбъ съ однимъ долгимъ слогомъ, третья и четвертая — дактили. Таковые стихи называются большими Алцейскими.
Другой родъ, называемый малыми Алцейскими стихами, состоитъ изъ двухъ дактилей и двухь хореевъ.
Строфа Алцейская составляется всегда изъ четырехъ стиховъ.
Горацій, весьма часто употреблявшій сей размѣръ въ своихъ одахъ, составлялъ строфы изъ двухъ большихъ Алцейскихь стиховъ, изъ стиха ямбическаго четырехстопнаго съ однимъ слогомъ, и малаго Алцейскаго.

Eheu! fugaces, Posthume, Posthume,
Labuntur anni; nec pietas morum
Rugis, et inflanti seneetae
Afferet, indomitaeque morti.
Hor. 11, od. 24.

Алцейскіе стихи могутъ быть и на Россійскомъ языкѣ, ежели въ большомъ Алцейскомъ, вмѣсто долгаго слога въ пресѣченіи, поставить краткій, на пр.:

Бол. Алц.

Прему|дро скры|ли | боги гря|дущее|.

Мал. Алц.

Гдѣ ты пре|красяая? |гдѣ со|крылась|?
Амфибрахій и Амфимакръ.

Такъ назывались y Грековъ и Римлянъ двѣ стопы, заключающія по три слога; первая: одинъ слогъ долгія между двумя краткими (U — U), на пр. amare, abire, paternus, Ὁμῆρος, пустыня; вторая: одинъ краткій слогъ между двумя долгими (— U —) на пр.: omnium, castitas, praevident, γραμματων, горе намъ и пр.
Слова амфиврахій и амфимакръ происходятъ отъ Греческихъ: первое отъ ἀμϕὶ, вокругъ, и βραχὺς, краткій (стопа, вокругъ краткая и длинная посрединѣ); второе также отъ ἀμϕὶ и отъ μακρος долгій (стопа вокругъ длинная, a по срединѣ краткая).
Анаграмма.

Раздѣленіе или переставленіе слоговъ или буквъ собственнаго имени или какого нибудь слова такимъ образомъ, что выходитъ изъ того другія слова и другой смыслъ; на примѣръ: изъ слова Ломоносовъ чрезъ переставленіе слоговъ выходмиъ Соломоновъ, изъ лѣто выходитъ тѣло; изъ Москва, смоква; изъ Римъ, миръ или міръ.
По правдѣ цѣлый міръ назваться могъ бы Римъ: Онъ весь міръ покорилъ оружіемъ своимъ.
Слѣдующая анаграмма написана была Князю Кутузову Смоленскому при извѣстіи о побѣдахъ его надъ Французами:

Герой, силъ Росскихъ Вождь, разбилъ враговъ, прогналъ
И за Французской кутузовъ безъ счешу далъ.
(Ку, т. е. coup, значитъ ударъ. )

Хорошія анаграмма весьма рѣдка. Вотъ нѣсколько иностранныхъ, которыя, служа образцомъ, могутъ доставишь читателямь удовольствіе:

Mater armet, matre ratem, metra teram.
Leopoldus — pello duos; гоню двухъ.
Πτολέμαιος — ἀπὸ μελίτος, изъ меду.

Изъ словъ Frère Jacques Clément; который былъ убійцею Генриха III, Французы извлекли слѣдующее реченіе: c’est l’enfer qui l’a crée, адъ произвелъ его.
Изъ вопроса, сдѣланнаго Пилатомъ Іисусу Христу: quid est veritas? что есть истина? выходитъ: est vir, qui adest, мужъ здѣсь стоящій.
Слѣдующая анаграмма болье заслуживаетъ вниманія:
Когда молодый Станиславь, бывшій потомъ Королемъ Польскимъ, возвратился изъ путешествія, и весь домъ Лещинскихъ собрался въ Лиссъ для поздравленія его, тогда славный Яблонскій, Ректорь тамошней Коллегіи, сочинилъ на сей случай привѣтственную рѣчь, за которою послѣдовали разные балеты. Въ сихъ балетахъ танцовали 13 мальчиковъ въ видѣ героевъ. Каждый танцоръ держалъ въ рукѣ щитъ, на которомъ начертана была золотомъ одна изъ тринадцати буквъ, составляющихъ слова Domus Lescinia, и при концѣ каждаго балета танцоры становились такимъ образомъ, что щиты ихъ составляли различныя анаграммы, какъ то:

При первомъ балетѣ былъ настоящій порядокъ буквъ:
Domus Lescinia, домъ Лещинскихъ.
При второмъ:
Ades incoпurnis, существуешь непоколебимъ.
При третьемъ:
Omnis es lucida, весь свѣтелъ.
При четвертомъ:
Мапі sidus loci, пребывай звѣздою мѣста.
При пятомъ:
Sis columna Dei, будь столбъ Божій.
И при послѣднемъ:
I, scande solium, ступай, восходи на престолъ.

Сія послѣдняя анаграмма тѣмъ примѣчательнѣе, что имѣла нѣкоторый родъ пророчества.
Слово анаграмма составлено изъ ἀνὰ, назадъ, и γραμμα, рѣчь или слово; переставленная назадъ рѣчь.
Анакреонтическій.

Терминъ, означающій, что сочиненіе написано во вкусѣ и слогомъ Греческаго поета Анакреона, который родился въ Іоническомъ городъ Теосъ и славился твореніями около 3512 года по сотвореніи міра. — Краткость, приятность и нѣкоторая небрежность суть правила Анакреонтической Поезіи; a содержаніемъ ея должны быть любовь и веселость, иногда и нравоученіе, но прикрываемое любовью или веселостію.
Сей родъ Поезіи потому только принадлежалъ къ древности къ лирическому, что воспѣваемъ быль при играніи на лиръ; впрочемъ онъ совершенно отличенъ какъ по избранію предметовъ, такъ и по слогу.
Большая часть Анакреоновыхъ одъ писана стихами, состоящими изъ семи слоговь, или, что все равно, изъ трехъ стопъ съ половиною. Стопы употребляемы были спондеи, ямбъ и анапестъ.
Для примѣра приведемъ нѣкоторыя оды, переведенныя изъ самаго Анакреона Н. А. Львовымъ, писанныя Державинымъ и другими — въ двухъ первыхъ сохраненъ Греческій размѣръ:

Къ лирѣ.

Я пѣть хочу Атридовъ,
Хочу я пѣть о Кадмѣ;
Но струны лиры только
Одну любовь бряцаютъ.
Я лиру перестроилъ
И новыя взялъ струны,
Хотѣлъ на ней Иракла
Воспѣть дѣла военны;
Но лира все упорно
Одну любовь звучала.
Простишежъ впредь ирои,
Когда моя ужь лира
Любовь одну ваѣщаетъ.
Львовъ.

Къ женщинамъ.

Зевесъ быкамъ далъ роги,
Конямъ онъ далъ копыта .
А зайцамъ бѣгъ далъ скорой,
Льву зѣвъ зубами полный?
Проворство плавать рыбамъ,
Летать способность птицамъ,
Мущинамъ ратоборстово;
Немного что для женщинъ
Оставилъ онъ въ замѣну
Щитовъ, шеломовъ, копій —
Зевесъ имъ красоту далъ.
Щиты и мечь и пламень
Красавица сражаетъ.
Львовъ.

Къ любовницѣ.

Красавица! не бѣгай
Сѣдыхъ моихъ волосъ,
И юностью блистая,
Не презри страсть мою!
Приятно розы вьются
Съ лилеями въ вѣнкѣ.
Львовъ.

Желaніе.

Къ богамъ земнымъ сближаться
Ни чуть я не ищу,
И больше возвышаться
Ни какъ я не хочу.
Души моей покою
Желаю только я.
Лишь будь всегда со мною
Ты, Дашинька моя!
Державинъ.

На самаго себя.

Какъ пью я винны соки,
Печаль на умъ нейдетъ.
На что искать заботы,
Хлопотъ, суетъ, работы,
Желаешь, или нѣтъ,
А все конецъ придетъ.
Почтожъ намъ суетиться!
Мы Вакха позовемъ:
Не смѣетъ къ намъ явиться
Печаль, когда мы пьемъ.
Аналогія.

Греческое слово, составленное изъ ἀνα, между, λογος слово и соотношеніе, ratio. Цицеронъ говоритъ, что можно оное перевести словомъ сравненіе (comparatio), или соотношеніе подобій одной вещи: съ другого, т. е. сходство. — Graece Αναλογοία, latine (audendum est enim, quoniam haec primum а nobis novantur) comparatio proportio ve dici potst. Cic. Tim. Fragm.
По мнѣнію Мармонтеля чрезъ аналогію въ словесности разумѣютъ единства нарѣчія и украшенія въ слогѣ, ибо каждый языкъ ищетъ разныя нарѣчія: низкое, образованное, или среднее и высокое, и въ сихъ бываетъ еще множество постепенностей, различествующихъ также между собою по возрасту и нраву писателя.
Легчайшее нарѣчіе, послѣ низкаго, есть высокое, потому что оно означено хорошими писателями и не зависитъ отъ прихотливыхъ обычаевъ. Человѣкъ, живущій въ самой отдаленной деревнѣ, читая хорошихъ трагиковъ, епическихъ поетовъ и ораторовъ, можетъ привыкнуть къ слогу высокому. Самое трудное нарѣчіе есть среднее, называемое языкомъ хорошихъ обществъ большаго свѣта, ибо оно болѣе всѣхъ подвержено измѣненіямъ. И посему-то писатель, намѣревающейся сочинять слогомъ среднимъ и желающій выдерживать оный въ продолженіи всего сочиненія, неиндѣ можетъ научиться сему нарѣчію, какъ въ хорошихъ обществахъ.
О писателѣ, употребляющемъ въ одномъ сочиненіи разные слоги или нарѣчія безъ нужды, говорятъ: онъ погрѣшаетъ противъ аналогіи слога.
Аналогическій, имѣющій свойства аналогіи. См. сіе слово. — Сходственный.
Анапесты.

Стопа Греческой и Латинской Поезіи, употребляемая также въ Россійскомъ стихосложеніи. Она состоитъ изъ трехъ слоговъ, двухъ краткихъ и одного долгаго (U U —); по сему слова: ἐλες, domini, Sapiens, человѣкъ, великанъ. сочинить, Купидонъ, суть анапесты.
Сіе слово есть Греческое. Ἀναπαιςος, retro percussus, вспять ударяемый, продоходитъ отъ ἀναπαιω, retro percutio, вспять ударяю, и состоитъ изъ ἀνα, retro вспять, и παιω, percutio, бью, ударяю. Стопа сія такъ названа потому, что плясавшіе по ея размѣру ударяли ногами совершенно противнымъ образомъ тому, какъ должно было ударять по стопѣ дактилю (см. сіе слово); почему Греки называли анапестъ также антидактилемъ, Ἀντιδακυλος. Они писали симъ размѣромъ о такихъ матеріяхъ, которыя требовали болѣе нѣжности слога.
У насъ употребительны анапестъ, смѣшанный съ ямбомъ (см. сіе слово), отъ чего и стихи такіе называются анапестоямбическими; но можно писать и однимъ анапестомъ, не примѣшивая ямба, слѣдующимъ порядкомъ: пусть въ шестистопномъ стихъ всѣ стопы будутъ анапесты, и по окончаніи третьей пресѣченie; въ пятистопномъ же пресѣченіе по окончаніи второй стопы, a прочіе стихи, какъ-то четырестопной, тристопной и двустопной, могутъ быть безъ пресѣченія.
Примѣрь чистаго анапеста шестистопнаго и пятистопнаго:

6. Не имѣ|я закон|ной вины, || вопіемъ| мы на Про|мыселъ вѣч|ной?
5. Для чего| мы грустимъ || и внима|емъ еди|ный лишь стонъ|?
6. Человѣку не можно пробыть навсегда безъ болѣзни сердечной,
5. Учредилъ такъ Господь и Его непремѣненъ законъ.

Примѣръ анапестоямбическихь шестистопныхъ и пятистопныхъ стиховъ:

6. Скажи | намъ кончи|ну дней | и доко|лѣ во мра|кѣ здѣсь жи|ти?
5. Какъ тѣнь | или цвѣтъ,| какъ вода,| ваша жизнь | вся течетъ!|
6. О Бо|же! подаждь| со спокой|ствіемъ намъ| отсе|лѣ изы|ти
5. Да во свѣ|тѣ съ Тобой| немерца|ющемъ духъ| нашъ живетъ.|
Аполлосъ.

Составленіе анапестоямбичекаго шестистопнаго стиха бываетъ такимъ образомъ: первыя пять стопъ могутъ быть или всѣ анапесты, или всѣ ямбы, или наконецъ анапесты и ямбы вмѣстѣ, не наблюдая порядка, но шестая стопа должна заключать въ себѣ непремѣнно анапестъ. Мужескій стихъ оканчивается ровно шестью стопами, a женскій имѣетъ одинъ слогъ лишній, также какъ и въ чистомъ анапестѣ. Пресѣченія въ шестистопномъ анапестоямбическомъ стихѣ почти никогда не бываетъ.
Пятистопный анапестоямбическій стихъ имѣетъ два полустишія: въ первомъ полагаются два анапеста, или ямбъ съ анапестомъ, и на оборотъ, такъ чтобы перваго полустишія послѣдній слогъ былъ конецъ слова; въ послѣднемъ полустишіи непремѣнно три анапеста. Примѣромъ сему служатъ показанные выше стихи.
Не нужно какъ въ анапестоямбическихъ стихахь, такъ и въ состоящихъ изъ чистыхъ анапестовъ, наблюдать, чтобы каждая стопа составляла особенное слово; онѣ могутъ, такъ сказать, переливаться изъ слова въ слово отъ начала стиха до пресѣченія, когда оно есть, a отъ пресѣченія до окончанія; безъ пресѣченія же отъ начала стиха до конца,
Четырестопные, тристопные и двустопные могуть также состоять изъ ямбовъ и анапестовъ: однакожъ написанные однимъ анапестомъ должны быть гораздо приятнѣе, или по крайней мѣрѣ не менѣе приятны.

Примѣры чистаго анапеста.

Четырестопные женскіе:

Веемогущій Создатель! къ Тебѣ я взываю,
На Тебя днесь единаго я уповаю.
Мужескіе:

Не отрини усердной молитвы моей!
Вспоможенія жду отъ десницы Твоей.
Тристопные женскіе:

Тяжело разставаться съ любезной.
Мужескіе:

Разстаешься какъ будто съ душой.
Вмѣстѣ:

И великаго въ вояхъ не стало,
И въ совѣтахъ премудраго нѣтъ.
Двустопные мужескіе.

Неропщи, человѣкъ,
Что не дологъ твой вѣкъ.
Женскіе:

Хоть далеко я буду,
Никогда не забуду.
Примѣры анапестоямбическіе.

Четырестопные мужескіе:

Не бушуй|те вы вѣ|тры буй|ные|,
Вы буй|ные вѣ|тры осен|ніе|.
Женскіе:

Какъ не я|рыя пчо|лушки| зашумѣли,—
Закро|ются бѣ|ды гру|ди доска|ми,
Тристопные мужескіе:

Полети | моя | калена|я стрѣла|
Высокимъ | высоко|шенько.|
Далекимъ| далеко|шенько.|
Женскіе:

Полетѣлъ | комари|ще въ лѣси|ще,
Садил|ся камаръ | на дуби|ще,
Двустопные мужескіе и женскіе:

Начина|ется сказ|ка
Отъ сив|ка отъ бур|ка,
Подыма|ется конь|
Выше тем|наго лѣ|су,
Къ густымъ облакамъ;
Онъ и холмы и горы|
Межъ ногъ пропускаетъ
Поля и дубравы
Хвостомъ устилаетъ,
Бѣжитъ и летитъ
По землямъ, по морямъ,
По далекимъ странамъ.

Римляне составляли четырестопные стихи, анапестическими называемые, такимъ образомъ, что въ нихъ три первыя стопы были или: анапесты, или дактили, или; спондея, но четвертая непремѣнно анапестъ; a ежели сія заключала когда спондеи, то анапестъ занималъ мѣсто въ которой нибудь изъ первыхъ стопъ. Цезуры или пресѣченія въ сихъ стихахъ небыло. Напр.:

Quanti casus hnraana rotant!
Minas in parvis fortuna furit
Jeviusque jferit leviora Dens.
Senec. Hipp. ac. IV.

Иногда же такіе анапестическія стихи состояли изъ двухъ стопъ:

Deflete vir um,
Quo non alius
Potuit citius ….
Discere causas
Una tantivm,
Parte audita
Saepe et neutra.
Sen. de morte Glaud.
Анапестоямбическій.

См. анапестъ.
Антанаклазисъ.

Фигура рѣченій, состоящая въ томъ, когда употреблены бываютъ слова одинакія, но имѣвшія различный смыслъ. Est Antanim clasis, говоришь Квинтиліанъ (Instit. orat.) ejusdem verbi contraria significatio. Напр. лечу (летѣть) и лѣчу (лѣчить) мой (мѣстоименіе) и мой (повел. накл. гл. мыть), веселъ (веселый) и веселъ (отъ весло), какъ и употребилъ Г. Державинъ въ сихъ стихахъ:

Кристаллъ шумѣлъ отъ веселъ.
Ахъ! сколько съ нею я
Въ прогулкѣ сей былъ веселъ.

У Сумарокова:

Не плачь, не хохочи? дружечикъ мой,
Да платье мой.

Слово антанаклазисъ есть Греческое и составлено изъ ἀντι, contra, противъ, и ἀιακλασις, repercussio, отраженіе, потому что одни звуки два раза бываютъ слышны въ различномъ смыслѣ.
Антибахичесуій

или антивакхій.— Такъ называлась въ древней Поезіи стопа, состоящая изъ трехъ слоговъ, двухъ первыхъ долгихъ, а третьяго краткаго (— — U), какъ на примѣръ въ словахъ cantare, virtute, Ελλήνες. Названіе сіе дано потому, что она противуположна стопѣ бакхической (см. сіе слово), которая имѣешь первый слогъ краткій, а два послѣднихъ долгіе. У Римлянъ антибахическая стопа называлась также Palimbacchius и Satumius, иногда же Proponticus и Tessaleus.
Aнтидaктиль.

Древніе давали сіе названіе стопъ анапесту, потому что, анапестъ противуположенъ дактилю. Первый изображается U U —, a вторый — U U. См. анапестъ.

Антиспастъ.

Терминъ Греческой и Латинской Поезіи, означающій стопу, состоящую изъ четырехъ слоговъ, или изъ ямба съ хореемъ; знакъ ея U — — U, на пр. coronare, recusare, ἀποστελλον, рука рушитъ. Сіе слово есть Греческое: Ἀντισπαςος, происходить отъ глагола Αντισπαςαι, въ противную сторону влечь, in contrarium. trahi, составленнаго изъ ἀντι противу, и σπακ влеку, потому что стопа сія сложена изъ двухъ противныхъ одна другой стопъ, ямба и хорея.
Антистрофа.

Въ Риторикѣ фигура реченій, повторяющая въ обратномъ порядкѣ слова, и чрезъ то превращающая взаимное ихъ соотношеніе. Напр. не тотъ доволенъ своимъ состояніемъ, кто богатъ; a тотъ богатъ, кто доволенъ своимъ состояніемъ.
Антистрофою называлась еще у Грековъ u Римлянъ: нѣксторая часть оды. — См. ода.
Слово сіе составлено изъ ἀντι, противу и ςρςϕη, оборотъ, происходящее отъ ςρεϕω оборачиваю.
Антитеза.

Противоположеніе, противоположность. Риторическая фигура, состоящая въ совокупленіи словъ или реченій, противныя идеи производящихъ, иногда же и самыхъ вещей или свойствъ между собою противныхъ. Въ первомъ случаѣ она принадлежитъ къ фигурамъ реченій, a во второмъ въ фигурамъ предложеній. Примѣры обоихъ родовъ:
У Митрополита Платона въ Словѣ при коронаціи ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I:
Вселюбезнѣйшій Государь! сей вѣнецъ на главѣ Твоея есть слава наша, но Твой подвигъ. Сей скипетръ есть нашъ покой, но Твое бдѣніе. Сія держава есть наша безопасность, но Твое попеченіе. Сія порфира есть наше огражденіе, но Твое ополченіе. Вся сія утварь Царская есть намъ утѣшеніе, но тебѣ бремя.
Преосвященный Дмитровскій Августинъ также употребилъ антитезу въ Словѣ сему возлюбленному Монарху: тамъ среди мощныхъ и храбрыхъ ополченій своихъ Ты мещешь перуны на дерзскаго врага, здѣсь воспламеняешь души наши любовію къ тебѣ и Отечеству; тамъ двигаешь громы на пораженіе злобы, здѣсь возждаешь и движешь сердца наши на защищеніе возлюбленной Россіи! Тамъ казнишь, здѣсь покоишь, тамъ мертвишь, здѣсь оживляешь и пр.
Святый Кипріанъ употребилъ фигуру сію въ проповѣди о мплостыни:
Сынъ Божій содѣлался сыномъ человѣческимъ для учиненія насъ чадами Божіими. Онъ язвенъ былъ для излѣченія рань нашихъ. Онъ принялъ зракъ раба для возвращенія намь свободы; Онъ умеръ наконецъ для доставленія намъ жизни.
Въ стихотворствѣ употребляется антитеза съ большимъ успѣхомъ. Напр.:
У Виргилія въ Енеидѣ:

Flectere si nequeo supsros Acheronta movebo.
Коль не смягчу боговъ; адъ къ жалости подвигну.
Или:

Утѣхи, радость и любовь
Гдѣ купно съ здравіемъ блистали,
У всѣхъ тамъ леденѣетъ кровь
И духъ мятется отъ печали.
Гдѣ столъ былъ яствъ, тамъ гробъ стоитъ;
Гдѣ пиршествъ раздавались лики,
Надгробные тамъ воютъ клики
И блѣдна Смерть на всѣхъ глядитъ.
Державинъ.
Ты внѣ гроза, ты внутрь покровъ,
Полки сряжая, внѣ воюешь,
Но внутрь безъ крови торжествуешь.
Ты буря тамъ, здѣсь тишина.
Ломоносовъ.
Я ласкалась, ты чуждался;
Утѣшала, ты скучалъ;
Я стенала, ты смѣялся;
Я лобзала, ты терзалъ;
Я сердилась и рвалася,
Что въ обманъ тебѣ далася,
И хотѣла цѣль прервать;
Но лишь только что смягчалась,
Пуще я въ тебя влюблялась
И гналась тебя искать.
Поповъ.
Антитеза есть слово Греческое ἀντιθεσις составленное изъ ἀντι- противь и θεσις, положеніе positio, отъ τιϑημι pono, полагаю.
Антономазія.

Въ Риторикѣ, тропъ рѣченій: взаимная перемѣна именъ собственныхъ и нарицательныхъ, что бываетъ: 1) когда употребляется имя собственное вмѣсто нарицательнаго, напр. Самсонъ или Геркулесъ вмѣсто сильнаго; Крезъ вм. богатаго; Цицеронъ, Димосфенъ вм. краснорѣчиваго; Зоилъ вм. глупаго и дерзкаго критика и пр.; 3) нарицательное вмѣсто собственнаго, на пр. Апостолъ пишетъ, т. е. Павелъ; Отецъ Поезіи, вм. Омира; Царъ пророкъ вм. Давыда; творецъ Россіады вм. Хераскова; 3) когда предки или основатели полагаются вмѣсто потомковъ, на при. Іуда вм. Еврейскаго народа; 4) имя отечественное вмѣсто собственнаго, на прим. Троянинъ вм. Енея.
Стихотворцы: нерѣдко полагаютъ собственное свое: имя вмѣсто того, чтобы сказать просто я; такъ Овидій часто называлъ себя. Назонъ, a Тассь часто употреблялъ имя свое Торквато.
Слово антономазія составлено изъ ἀντι, означающее здѣсь перемѣну, за, pro, ὀνομαζω именую, происходящаго отъ ὀνομα, имя; посему на Латинскомъ языкѣ называютъ фигуру сію pronominatio.
Антрактъ.

См. междудѣйствіе.
Аповатерическій.

Аповатерическими называются стихи, которыми прощаются отъѣзжающіе въ путь съ остающимися, или остающіеся съ отъѣзжающими. На пр. у Омира прощаніе Гектора съ Андромахою, у Виргилія прощаніе Енея съ Геленомъ. Ἀπαβατεριον значить прощальная рѣчь.
Апокопъ. См. Аферезисъ.
Апологъ.

Нравоучительная баснь, или вымыслъ, клонящійся къ исправленію человѣческихъ нравовъ.
Юлій Скалигеръ производитъ сіе слово отъ ἀπόλογος, рѣчь, заключающая въ себѣ болѣе того, что въ ней представлено — таковы Басни Езоповы.
От. Колоніа полагаетъ, что апологъ долженъ содержать приключенія между животными, и тѣмъ отличаетъ оный отъ параболы или притчи. — См. басня.
Апострофъ.

Въ Риторикѣ фигура предложеній. См. Обращеніе.

Α᾽ποςροϕη, aversio, оборотъ; отъ α᾽πο, а, ab, ςρέϕω, verto, верчу.
Апофѳегма.

Краткое, сильное и поучительное изрѣченіе, произнесенное знаменитымъ человѣкомъ, или ему въ подражаніе сказанное. Таковы апофѳегмы Плутарха.
Слово сіе происходить отъ ϕθέγγομαι, говорить.
Аппликація.

Applicatio, примѣненіе, приноровленіе, принаровка.
Употребленіе чужаго изрѣченія въ стихахъ или въ прозѣ такимъ образомъ, что его только примѣняютъ или приноравливаютъ въ описуемому предмету, и чѣмъ болѣе новый смыслъ отдаленъ отъ прежняго, тѣмъ аппликація замысловатѣе, удачнѣе. Она совершенно отлична отъ цитаціи, citatio, ссылки на авторовь, ибо цитація дѣлается для подтвержденія того, что говорится; a въ аппликаціи сказанное другими повторяется для произведенія противныхъ или по крайней мѣрѣ другихъ идей, и болѣе для шутки 1) надъ самыми приводимыми словами, или 2) надъ тѣмъ, для кого оныя употребляемы бывають. Такъ у Майкова въ Поемѣ Елисей приведены слѣдующіе стихи для того, чтобы показать, какъ неудачно они написаны:

Подъ воздухомъ простеръ свой ходъ веселый чистымъ,
Поѣхалъ какъ Нептунъ по водъ верхамъ пѣнистымъ.

Въ примѣръ аппликаціи второго рода можно привести сіи анекдоты:
Оселъ нечаянно зашелъ въ школу; ученики погнали неприятнаго гостя палочными ударами. Хозяинъ изувѣченнаго осла сказалъ ученикамь: во своя пріиде и свои его непріяша!
Въ продолженіе войны Французовъ съ Англичанами при Лудовикѣ XIV и Іаковѣ II льстецы перваго выдумали медаль, на которой изображенъ быль Лудовикь въ видѣ Нептуна, угрожающаго вѣтрамъ, съ надписью изъ Виргилія: quos ego, я васъ! — Когда же Англичане выиграли сраженіе, то сами вычеканили медаль съ такимъ же изображеніемъ Нептуна, но уже съ другою надписью изъ того же писателя:

Maturate fugam, regique haec dicite vestro,
Non illi imperium pelagi.
Ускоряйте побѣгъ и Царю вашему скажите, что ему нѣтъ уже власти надъ моремъ.

Надобно стараться, чтобы приводимыя по аппликаціи слова были изъ автора извѣстнаго, дабы слушатели или читатели тотчасъ могли вспомнить о смыслѣ, заключающемся въ текстѣ, и потомъ уже сдѣлать приноровку къ описуемому предмету.
Аппликація дѣлается иногда разительною отъ употребленія простонародныхъ словъ и пословицъ, тѣмъ болѣе, что колкость скрывается тогда подъ видомъ простоты.
Арія.

Аріями называются пѣсни, положенныя на голосъ, онѣ употребляются въ операхъ.— См. Опера.
Архилоховъ стихъ.

Терминъ Греческой и Латинской Поэзіи. Такъ названъ нѣкоторый родъ стиховъ, коего изобрѣтеніе приписываютъ Архилоху, Греческому стихотворцу. Три рода извѣстны стиховъ Архилоховыхъ.
Они состоятъ:
1) Изъ двухъ стопъ съ половиною, именно изъ двухъ дактилей и однаго долгаго слога. Ето малый Архилоховъ стихъ. Прим.:
Pulvis et|umbra fujmus

2) Изъ четырехъ стопъ: изъ двухъ дактилей и двухъ хореевъ. Сей называется четырестопнымъ Архилоховымъ стихомъ, также малымъ Алцейскимь, a иногда Алимановымь. См. сіи слова. — На пр.:
Vertere| funeri|bus tri|umphos.

3) Большой Архилоховъ стихъ состоитъ изъ семи стопъ. Три первыя суть дактили, или спондеи, четвертую стопу составляетъ дактиль, a три послѣднія хореи. Въ трехъ первыхъ дактили и спондеи могутъ быть смѣшаны, отъ чего сей стихъ бываетъ восьми родовъ.
У Горація въ четвертой одѣ первой книги находимъ большой Архилоховъ стихъ, смѣшанный съ ямбическимъ:

Pallida| morsae|quo pu|sat pede| paupe|rum ta |bernas
Uitae| summa bre|vis spem|nos vetat| ineho|are| longam.|
Асклепіадовъ стихъ.

Такъ называется въ Греческой и Латинской Поезіи нѣкоторой родъ стиховъ, изобрѣтенный, какъ полагаютъ, стихотворцемъ Асклепіадомъ.
Асклепіадовъ стихъ составляется изъ спондея, дактиля, одного долгаго слога и двухъ дактилей, или, что все равно, изъ спондея, хоріазиба и двухъ дактилей. Нa пр.:

Mecoe|nas, ata|vis| edite| regibus.|
или
Mecoe|nas, atavis| edite| regibus.|

Горацій употреблялъ сей размѣръ вмѣстѣ съ Ферекратовымъ и Гликоновымъ въ семи одахъ: (І кн. 5, 14, 23; II кн. 7, 13; ІѴ кн. 13) съ однимъ Гликоновымъ въ девяти одахъ (I кн, 6, 15, 24, 33; II кн. 12; III кн. 10, 16; IV к. 5, 12.) и одинъ Асклепіаловъ въ трехъ одахъ (I кн. 1; II кн. 30; IV кн. 8.) См. слова Ферекратовъ и Гликоновъ.
Г. Востоковъ въ переведевной изъ Горація одѣ Exegi monumentum aere perennius, которая писана Асклепіадовыми стихами, сохранилъ размѣръ подлинника, съ перемѣною первой стопы, по свойству Россійскаго языка, на хорей:

Крѣпче| мѣди себѣ| создалъ я| памятникъ|;
Взялъ надъ| Царскими верхъ| онъ пира|мидами,
Дождь не смоетъ его, вихремъ не сломится,
Цѣльный выдержитъ онъ годы безчисленны,
Не почуешъ слѣдовъ быстраго времени.
Такъ, я весь не умру — большая часть меня
Избѣжитъ похоронъ: между потомками
Буду славой рости, ввѣкъ обновляяся,
Зрятъ безмолвный пока ходъ въ Капитолію
Дѣвъ Весталей, во слѣдъ первосвященнику:
Тамъ, гдѣ Авфидъ крутитъ волны шумящія,
Въ весяхъ скудныхъ водой, Давнусъ гдѣ Царствовалъ,
Будетъ слышно, что я, рода беззнатнаго
Отрасль — первый дерзнулъ въ Римскомъ діалектѣ
Еолійской сложить мѣры поезію.
Симъ гордиться позволь мнѣ по достоинству
Муза! симъ увѣнчай лавромъ главу мою.

Въ примѣръ Асклепіадова размѣря, смѣшаннаго съ Гликоновымъ, можно привесть переведенную Г. Волковымъ Гораціеву оду: Quem tu Melpomene semel и пp.

Мельпомена безсмертная! — Гл.
Въ часъ рожденья кому ты улыбалася, — Аскл.
Тотъ не славится доблестью
На Истмійскомъ бою; — гордо съ ристалища
Не течетъ побѣдителемъ;
Ниже громко въ тріумфъ, лавромъ увѣнчанный
По блистательнымъ подвигамъ,
Укротивши царей грозы кичливыя,
Въ Капитолію шествуетъ:
Но при шумѣ ключей злачнаго Тибура,
Въ сѣнолиственныхъ рощицахъ,
Восхищенный поетъ пѣсни Лесбійскія.—
Римъ державный почтилъ меня,
Въ ликъ священный пѣвцовъ принялъ торжественно,
И ехидныя зависти
Ужь не столько теперь жало язвитъ меня,
О богиня, вливающа
Въ струны лиры златой пѣсни божественны!
Не властналь и въ безгласныхъ рыбъ
По желанью вселить гласъ лебединый ты?
По твоей благосклонности
Указуясь перстомъ мимоходящихъ, я
Пѣснопѣвецъ лирическій
И при жизни еще нравлюсь, всесильная!

Строфы сего размѣра состоятъ изъ четырехъ стиховъ: трехъ Асклепіадовыхъ и одного Гликонова; или изъ двухъ стиховъ Асклепіадовыхъ, третьяго Ферекратова и четвертаго Гликонова.
Астеизмъ.

Родъ Ироніи. — См. сіе слово. — Состоитъ въ томъ, когда подъ видомъ похвалы скрывается учтивая насмѣшка, или на оборотъ, подъ видомъ насмешки разумѣется похвала. На пр. въ баснѣ Н. А. Львова, напечатанной въ сочиненіяхъ Хемницера, Мартышка, обойденная при произвожденіи въ чины, говорить;

Лисицу черезъ чинъ
Судьею посадили
Въ курятникѣ рядить,
Случится же судью такъ кстати посадить!

Сюда же принадлежитъ и слѣдующая надпись къ портрету, сочиненная Г. Дмитріевымъ:

Глядите: вотъ Ефремъ, домовый нашъ маляръ!
Онъ въ списываньи лицъ имѣлъ чудесный даръ,
И кисть его всегда надъ смертными играла, —
Архипа Сидоромъ, Кузьму Лукой писала.

Въ примѣръ втораго рода Астеизма, можно привести сіе мѣсто изъ поемы Буало Lutrin Ch, II, гдѣ Лѣность говоритъ: Ахъ! куда дѣвалось то счастливое время, когда Цари гордилися именемъ, тунеядцовъ?… Протекло сіе время! Безжалостное Небо дало намъ Государя неутомимаго; онъ презираетъ мои, приятности, невнемлетъ моему гласу, и я должна ежедневно пробуждаться отъ громкихъ его подвиговъ. — Пѣснь XII.
Аферезисъ.

Греческое слово, значитъ убавка, уменьшеніе, сокращеніе, abscisio. Аферезисомъ называется то, когда отъ слова отнимаются начальныя буквы, когда, на примѣрь, пишутъ ire вмѣсто gradire, temnere вм. contemnere.
Аферезисъ недолжно смѣшивать съ синкопомъ и апокопомъ.
Апокопь, сокращеніе, amputatio, гесіsio, состоитъ въ томъ, когда отнимаются нѣкоторыя буквы въ концѣ слова, на пр. въ сихь Теренціевыхъ стихахъ:

Poёta cum prinium animuni ad scribendum appulit,
Id sibi negoti credidit solum dari и пр.
Negoti поставлено вмѣсто negotii.

Синкопъ, отъ σην, съ, и κόπτω, scindo, усѣкаю, отнимаю, состоитъ въ изъятіи нѣсколькихъ буквъ изъ средины слова, на пр. deum, virum, nummum, вм. deorum, vurorum, nummorum и пр.
Всѣ сіи фигуры принадлежатъ къ Meталласму. См. сіе слово.
Конецъ литеры А.
Николай Остолоповъ.

«Вѣстникъ Европы», No 7, 1815

 

 

 
Литера Б.

Баллада.

 

Родъ пѣсни — слѣдовательно принадлежитъ къ Лирической Поезіи.
Изобрѣтеніе баллады приписываютъ Италіянцамъ; и самое названіе можетъ утвердить сіе мнѣніе, ибо происходитъ отъ Италіянскаго Слова ballo, пляска. Италіянцы называютъ балладу ballata, а въ уменьшительномъ ballatell, ballatetta, bailatina.
Новѣйшій Нѣмецкій естетикъ Буттервенъ говоритъ, что содержаніе баллады непремѣнно должно быть взято изъ отечественныхъ происшествій, чѣмъ и отличается баллада отъ другихъ повѣствовательныхъ поемъ, и что она должна быть раздѣляема на строфы.
Сіи баллады могутъ быть писаны всякаго рода стихами.
Всѣ баллады г-на Жуковскаго, особенно Свѣтлана, и Двѣнадцать спящихъ дѣвъ, послужатъ навсегда прекраснѣйшими образцами въ семъ родѣ сочиненій.
Въ прежнія времена баллады имѣли особенную форму, ниже сего слѣдующую.
Онъ писаны были равной мѣры стихами; состояли изъ трехъ куплетовъ въ 8, 10, или 12 стиховъ; имѣли на концѣ одну посылку или обращаніе (envoi) къ тому лицу, для котораго сочинялись, или къ какому нибудь другому требовалось, чтобы въ нихъ на концѣ куплетовъ повторялся одинъ стихъ, и чтобы стихи соотвѣтствующіе между собою въ числѣ отъ начала каждаго куплета имѣли одинакую рифму. Обращеніе не содержало половину числа стиховъ, заключающихся въ куплетахъ, т. е. ежели куплеты писаны по 12, то въ обращеніи слѣдовало быть по 6. — Обращеніе имѣло рифмы второй половины куплетовъ. Матерія такой баллады могла быть и шуточная и важная.
На Русскомъ языкѣ нѣтъ примѣровъ, согласующихся съ показаннымъ правиломъ, и по сей причинѣ обязанностію почитаемъ показать балладу Французскую, и другую, сочиненную нарочно по ея расположенію:

Ballade а une vieille.

C’est tout de bon, Venus aux cheveux gris:
Après vingt ans des glaces du veuvage,
Le feu d’amour échauffe vos esprits;
Il se rallume aux yeux d’un jeune page,
Mais pour fixer ce jouvenceau volage
Très peu vous sert de bruler comme un four;
Pereil oiseau n’est fait pour votre cage:
А cinquante ans serviteut à l’amout.

Mieux vous sierait songer au paradis,
La mort eft proche et vous guette, au passage:
Et cette ardeur dont vos sens sont épris,
Ne servira qu’а hater le voyage…
Jadis les coeurs vous rendirent hommage,
Iadis chez vous les ils firent séjour.
Mais maintenant il faut plier bagage,
А cinquante vans, serviteur à l’аmour.

Il vous souvient d’avoir lu, que jadis
Ainsi que vous sur le déclin de l’age,
La bonne Antée eut semblables soucis,
Mais grace à Dieu, Béllérophon fut sage:
Ce Prince était un gentil personnage,
Aussi d’abord sans prendre un long detour,
En quatre mots il lui tint ce langage:
А cinquante ans, serviteur à l’amour.

Envoi.

Si vous fardiez cet antique visage
D’or ou d’argent, ce serait un bon tour;
Mais non, j’ai tort, malgré cet avantage
А cinquante ans, serviteur à l’amour.

Баллада на заданныя рифмы (*).

(*) Весьма бы много былъ я благодаренъ, если бы кто нибудь изъ нашихъ стихотворцевъ доставилъ мнѣ случай напечатать въ полномъ изданіи Словаря другую подобную расположеніемъ балладу; сія помѣщается единственно за неимѣніемъ лучшей. — О.

Изъ смертныхъ всякому дана своя отрада;
Иному нравится перо, другому строй,
Тотъ въ Бахуса влюбленъ; того плѣняетъ Лада,
И словомъ, здѣсь страстей и вкусовъ сущій рой!
Они въ душахъ давно ужъ заняли постой.
Спросите же, за чѣмъ такъ сдѣлала природа?
Каковъ ея отвѣтъ? Какъ будто мракъ густой,
Какъ непонятная торжественная ода.

Зa то и всякому своя у насъ награда,
Не ложно въ томъ клянусь, сей часъ передъ налой!
Вѣдь мнѣ не хочется за ложь отвѣдатъ ада
И совѣсть здѣсь меня заколетъ какъ излой,
А противъ совѣсти я, право, не герой,

Пусть скажутъ, что за то похожъ я на урода;
Мнѣ будетъ ета рѣчь безъ смысла, звукъ пустой,
Какъ непонятная торжественная ода.

Но вотъ моимъ стихамъ явилася преграда!
Покрылась мысль моя претолстою корой!
Я долженъ показать, какъ пишется баллада,
И ето для меня — изъ горькихъ травъ настой,
Который не всегда закушаешь икрой!
И рифмъ тутъ задано, о ужасъ, два завода!
Баллада у меня идетъ, съ разсудкомъ въ бой,
Какъ, непонятная торжественная ода.

Обращеніе.

О Бавій! стихотворъ, отнявшій нашъ покой!
Прими сіи стихи! на нихъ бывала мода;
Они написаны, ей, ей, на твой покрой
Какъ непонятная торжественная ода.

Трудность, происходящая отъ правильности, требуемой таковою балладою, заставила отмѣнить сію форму — но побѣжденная трудность всегда доставляетъ большое удовольствіе.
Басня.

Басня или апологъ (fabula, apologus) есть такое сочиненіе, которое повѣствуя о происшествіяхъ, случившихся между свойственными ей вымышленными лицами, изображаетъ въ оныхъ какой-нибудь людской порокъ, и тѣмъ служитъ къ нашему наставленію.
Басня не иное что есть, говоритъ Аббатъ Батте, какъ дѣтской театръ, отличающійся отъ другихъ единственно качествомъ дѣйствующихъ лицъ. На етомъ маленькомъ театрѣ невидно ни Александровъ, ни Цезарей, но тутъ появляются муха и муравей, которыя представляютъ человѣческія происшествія по своему, и которыя, можетъ быть, лучше поучаютъ насъ, нежели Цезарь и Александръ.
Лафонтенъ придаетъ баснѣ большее пространство; онъ называетъ ее:

Une ample comédie à cent actes divers
Et dont la scene est l’univers.

Свойственныя баснѣ дѣйствующія лица суть животныя и даже неодушевленныя вещи. Симъ-то отличается она отъ притчи или параболы, въ которой описываются вымышленные люди одни, или вмѣстѣ съ другими животными.
Всякая басня должна имѣть дѣйствіе, какъ и всѣ прочія поемы. Сіе дѣйствіе должно быть единственное, привлекательное; должно имѣть начало, средину и конецъ, слѣдственно вступленіе, узелъ и развязку; должно имѣть опредѣленное мѣсто и извѣстное число дѣйствующихъ лицъ. Сіи лица должны имѣть, какъ сказано будетъ ниже, собственный свой постоянный характеръ, примѣчаемый изъ ихъ рѣчей и поступковъ.
Нравоученіе есть краткое изъясненіе содержащейся въ баснѣ аллегоріи съ примѣненіемъ оной къ нашимъ нравамъ; оно помѣщается иногда въ приступъ? иногда, же послѣ развязки, и чѣмъ будетъ короче и простѣе, тѣмъ лучше. Бываютъ однако же басни: и притчи безъ особливаго нравоученія, когда оное ясно усматривается изъ самаго происшествія; также бываетъ басни безъ приступа, когда авторъ прямо начинаетъ съ повѣствованія.
Первое достоинство баснописца состоитъ въ томъ, когда онъ умѣетъ показать, будто дѣйствительно самъ вѣритъ тому, что разсказываетъ; во вторыхъ, когда увѣряетъ другихъ, или повѣствуетъ съ приятностію, а въ третьихъ, когда дѣлаетъ свое повѣствованіе полезнымъ.
Наиболѣе же всего надлежитъ сохранять характеры вводимыхъ въ басню лицъ, ибо какъ въ притчѣ смѣшно было бы слышать царя говорящаго и дѣйствующаго подобно простолюдину, или дитя подобно человѣку, совершеннаго возраста, такъ въ баснѣ надлежитъ придавать животнымъ, даже неодушевленнымъ вещамъ тѣ только свойства, которыя надъ приличны, или которыя по крайней мѣръ обыкновенно имъ придаются, какъ то: хитрость — лисицъ, неповоротливость — слову, гордость — коню, жестокость — волку, трусость — зайцу, вѣрность — собакѣ и пр.— Хотя басня не иное что есть, какъ вымыслъ, но требуетъ правдоподобія, а сіе правдоподобіе не иное что есть, какъ соглашеніе дѣйствій съ характеромъ вводимыхъ лицъ.
Въ басняхъ придаютъ иногда много приятности 1) аллюзія, 2) помѣщеніе кстати простонародныхъ выраженій и пословицъ, 3) подробныя исчисленія частей дѣйствія и 4) подробныя описанія самихъ дѣйствующихъ лицъ.
Басня на Рускомъ языкѣ можетъ быть писана стихами всякаго размѣра, но по большей части употребляются въ ней вольные ямбическіе стихи. Слога требуетъ простаго, или лучше сказать такого, который бы соотвѣтствовалъ описываемымъ происшествіямъ и дѣйствующимъ лицамъ.
Сумароковъ и Тредіаковскій первые у насъ начали писать басни, но ихъ слогъ неможетъ нравиться, не можетъ служить примѣромъ, и потому превосходнѣйшими: писателями на Русскомъ языкъ басень и притчей по справедливости можно почесть Хемницера, Дмитріева и Крылова. Находятся также весьма хорошія; басни у Пушкина и Измайлова (Александра). Сказанное здѣсь объяснимъ примѣрами.— (Въ полномъ изданіи сего Словаря.)
Изобрѣтеніе басни одни приписываютъ Езопу, другіе Гезіоду, иные Архилоху и даже Сократу, но чаще сіе преимущество отдается первому; такъ по крайней мѣрѣ думалъ Федръ:

Aesopus auctor quam materоam reperit,
Hanc ego polivi versibus senariis.

«Изобрѣтенную Езопомъ матерію я описывалъ въ шестистопномъ размѣръ.»— Впрочемъ то за вѣрное можно положить, что причиною происхожденія басни должна быть осторожность или скромность тѣхъ благомыслящцхъ людей, кои хотѣли искоренить пороки и вредныя страсти, не выказывая порочныхъ.
О Езопѣ и о началѣ басни.— Флоріанъ, въ предисловіи въ своимъ баснямъ (Leipsic. 1801), подъ видомъ разговора съ какимъ-то старикомъ, написалъ слѣдующее мнѣніе о началѣ басни:
«Обыкновенно изобрѣтеніе басни приписываютъ Езопу; но г. Буланже въ разсужденіи своемъ о древнихъ писателяхъ отвергаетъ бытіе Езопа. Вы увидите, говоритъ онъ, что сей Езопъ, столько прославляемый за свои басни, и котораго историки помѣщаютъ въ VI вѣкъ до Р. X., почитается въ одно и то же время современникомъ Лидійскаго Царя. Креза, Египетскаго Царя Нектанеба, жившаго 180 лѣтъ послѣ Креза, и красавицы Родопы, построившей одну изъ славнѣйшихъ пирамидъ; а сіи пирамиды построены были по крайней мѣръ за 1800 лѣтъ до Креза. Вотъ столько анахронизмовъ, показывающихъ несправедливость всѣхъ жизнеописаній Езопа! Что же принадлежитъ до его твореній, тo Восточные жители приписываютъ ихъ Лохману, нѣсколько тысячь лѣтъ прославляемому въ Азіи баснописцу, названному во всемъ Востокѣ мудрымъ, — Лохману, который, подобно Езопу, былъ уродъ и невольникъ. Г. Буланже доказываетъ весьма вѣроятно, что Езопъ и Лохманъ и одинъ и тотъ же человѣкъ. Не осмѣливаясь ни утвердить, ни отвергнуть сей догадки, я скажу только, что сей Езопъ мнѣ кажется лицемъ вымышленнымъ, подъ которымъ въ Греціи выдавали апологи, давно уже на Востокѣ извѣстные. Мы всѣмъ пользуемся отъ Востока, а басня безъ всякаго сомнѣнія болѣе сего сохранила свойство и обороты Азіатскихъ сочиненій. Вкусъ къ параболамъ, къ загадкамъ, къ живописнымъ изображеніямъ, къ наставленіямъ скрываются подъ покровомъ аллегоріи, продолжается въ Азіи и понынѣ: поеты и философы своей страны никогда иначе неписали. — И такъ вотъ мое мнѣніе о происхожденіи басни: наиболѣе заниматься животными можно было въ тѣхъ только мѣстахъ, гдѣ преселеніе душъ служило основаніемъ вѣры, а когда полагали, что души по смерти нашей переходитъ въ тѣла животныхъ, то самымъ благоразумнымъ дѣломъ казалось учиться познавать ихъ нравы, склонности и образъ жизни, потому что сіи животныя составляли для человѣка и будущее и прошедшее, потому что всегда видѣли въ нихъ отцовъ и дѣтей и самихъ себя.
Отъ изученія животныхъ, отъ увѣренности, что въ нихъ наша душа, легко могли предположить, что имѣютъ они и свой языкъ. Послѣ сего одинъ только шагъ остается къ изобрѣтенію басни, то есть къ тому, чтобы заставить говорить сихъ животныхъ, чтобы сдѣлать ихъ нашими учителями; и заключаю, что басня должна имѣть начало свое въ Индіи, и что первый баснописецъ вѣроятна былъ Брахманъ.
И малое понятіе, какое имѣемъ мы въ сей землѣ, согласуется съ моимъ мнѣніемъ. Апологи Бидпая суть древнѣйшій документъ въ семъ родѣ, а Бидпай былъ Брахманъ. Но какъ онъ жилъ при Царѣ Могущественномъ, у народа уже образованнаго, то вѣроятно, что басни его были не первыя; даже и то можетъ быть, что изданныя подъ именемъ его басни составляютъ только собраніе басенъ, кои училъ онъ въ школъ Гимнософистовъ. Впрочемъ извѣстно, что сіи Индійскія басни, въ числѣ которыхъ находится и басня Два голубя, переведены на всѣ Восточные языки, иногда подъ именемъ Бидпая или Билпая, а иногда подъ именемъ Лохмана. Наконецъ перешли онѣ въ Грецію подъ названіемъ басень или притчей Езоповыхъ; Федръ сдѣлалъ ихъ извѣстными Римлянамъ. Пoслѣ Федра многіе Латинскіе писатели, Афтоній, Авіанъ, Габрій и другіе также сочиняли басни; а нѣкоторые писатели, ближайшіе ко временамъ новѣйшимъ, какъ то Фаернъ, Абстемій, Камерарій, дѣлали собраніе басень на Латинскомъ языкѣ. Въ концѣ XVI вѣка нѣкто Гегемонъ изъ Шалона (Chalonis sur Saône) осмѣлился первой писать басни на языкѣ Французскомъ. Черезъ сто лѣтъ явился Лафонтенъ и заставилъ забыть всѣ прежнія басни; даже не надѣюсь (такъ говоритъ Флоріанъ) лучшей участи и всѣмъ будущимъ сего рода сочиненіямъ.
О басняхъ въ прозѣ.— Разсужденіе г-на Бенитцкаго.— Лессингъ и съ нимъ многіе Нѣмецкіе литтераторы утверждали, что басня должна быть писана прозою, основываясь на Езоповыхъ притчахъ; даже Мейснеръ соглашался съ ними и написалъ прозою много прекрасныхъ басень. Французы напротивъ того говорятъ, что басня въ прозѣ есть тѣло безъ души, и оказываютъ мнѣніе свое несравненными образцами Лафонтена. Тѣ и другіе, кажется, слишкомъ стѣснили басню: она не ограниченна; и прозою и стихами можно писать ее; притча не трагедія, въ драмѣ аполога разговариваютъ не цари, полубоги и боги, по крайней мѣрѣ не они одни, а также и кошки, и собаки, и лягушки: слѣдовательно баснописецъ властенъ писать какъ хочетъ. Но что касается до преимущества прекрасной басни стихами передъ прекраснѣйшею баснею въ прозѣ, то ето не требуетъ доказательства, ибо въ наше время сія задача превращена въ аксіому. Для слѣпаго все равно кто поетъ, красавица, или уродъ, лишь бы голосъ былъ приятенъ; но имѣющій глаза и уши вѣрно станетъ скорѣе слушать пѣвицу красавицу, нежели пѣвицу Медузу.
Возьмите, на примѣръ, басню Дубъ и Трость, прочитайте ее въ прозѣ на всѣхъ языкахъ и сличите притомъ съ принадлежащею г-ну Дмитріеву. — Какая проза, какой Лессингъ выразится такъ сильно и смѣло, какъ нашъ Баснописецъ? Сплавьте всѣ риторическія фигуры въ одну, соедините все прекрасное прозаическое въ одну фразу, никогда некончите вы такимъ образомъ, какъ онъ кончилъ:

И тотъ, на коего съ трудомъ взирали очи,
Кто ада и небесъ едва не досягалъ….
Упалъ.

Со всѣмъ краснорѣчіемъ Мейснера, остроуміемъ Лессинга не льзя написать въ прозѣ ничего равнаго, ничего близкаго къ симъ стихамъ.
Теперь посмотрите на ту любезную простоту, которая прельщаетъ въ баснѣ стихами всякаго, и посредствомъ которой она отличается отъ аполога въ прозѣ. Выберемъ примѣръ нарочно не самый лучшій. Хемницеръ во второй Части своихъ басень и сказокъ, басня XVIII Соловей и Чижъ, говоритъ:

Былъ домъ,
Гдѣ подъ окномъ
И Чижъ и Соловей висѣлй,
И пѣли.

Какъ мило начато! какая, такъ сказать, семейственная простота! Мѣшаетъ ли здѣсь мѣра мыслямъ, останавливаетъ ли она дѣйствіе разума? препятствуетъ ли рифма выраженію, гдѣ тотъ кудрявой оборотъ прозаическаго краснорѣчія, которой бы замѣнилъ ето скромное искусство стихотворства?— Далѣе….

Лишь только бывало запоетъ,
Сынъ маленькой отцу проходу не даетъ:
Все птичку показать къ нему онъ приступаетъ,
Что едакъ хорошо поетъ.

Кажется, что Сочинитель нерачитъ о своей пользѣ, имѣя въ виду только занятіе читателя, ниоднимъ наряднымь Словомъ не напоминаетъ имъ о желаніи своемъ нравиться; нигдѣ нѣтъ отвратительнаго подбора, авторскаго кокетства; нигдѣ невыходитъ онъ изъ границъ благопристойности, но нигдѣ и нечиниться.

Отецъ обоихъ снявъ, мальчишкѣ подаетъ.
Ну, говоритъ, узнай мой свѣтъ!
Которая тебя такъ много забавляетъ?

Перемѣните етотъ нѣжной, кроткой, истинно отеческой вопросъ въ прозу, и онъ огрубѣетъ, сдѣлается суровъ: изъ ласковаго отца выйдетъ угрюмый учитель.

Тотчасъ на чижика мальчишка указалъ,
Вотъ, батюшка, она, сказалъ;
И мальчикъ отъ чижа въ великомъ восхищеньѣ;
«Какія перышки! куда какъ онъ пригожъ!
«За тѣмъ вѣдь у него и голосъ такъ хорошъ!

По етимъ словамъ, по етой опрометчивости; въ заключеніи кто не узнаетъ робенка? Не все ли тутъ сказано? что еще осмѣлится прибавить проза? Смыслъ полонъ, выраженія сильны, ходъ естествененъ; ясность прозы соединена въ етой баснѣ съ благозучіемъ Поезіи, легкости одной съ краткостію другой, правильность съ мѣрою, приличіе со смѣлостію.— Слѣдуетъ нравоученіе:

Вотъ дѣтско разсужденье!
Да полно и въ житействѣ тожъ!
О людяхъ многіе по виду заключаютъ:
Кто наряженъ, богатъ, пригожъ,
Того и умнымъ почитаютъ.

Какая нѣжная укоризна! Кто оскорбится, услышавъ ее? — Говорятъ, что отказъ изъ устъ ласковаго, откровеннаго человѣка приятнѣе обѣщанія грубіяна; вѣрю; ибо замѣчено ето же различіе между стихами и прозою; укоризну приятно слушать отъ поета; вотъ одно изъ первѣйшихъ свойствъ стихотворства, возвышающихъ его надъ прозою — вотъ торжество его.
Однимъ словомъ, Омировы боги вѣрно выбрали для своихъ разговоровъ самой лучшій языкъ, и до тѣхъ поръ пока не будетъ доказано, что у жителей Олимпа, Омира, Грековъ и Римлянъ не было вкуса, до тѣхъ поръ Поезія будетъ старшею и прекраснѣйшею сестрою прозы; до тѣхъ поръ и басня стихами возметъ первенство у басни въ прозѣ.
*

Подъ словомъ басня или баснь въ стихотворческой словесности еще разумѣется:
1) Всякое вымышленное повѣствованіе, клонящееся къ увеселенію или нравоученію.
2) Исторія баснословная древнихъ, т. е. Миѳологія;
3) Содержаніе, дѣйствіе драмы, поемы епической, романа, сказки и пр.
Вакхическій

Вакхическій, или вакхій;— Въ Греческой и Латинской Поезіи называется бакхическою строфой, состоящая изъ трехъ слоговъ: перваго краткаго и двухъ послѣднихъ долгихъ (U — — ); какъ въ сихъ словахъ: egestаs, avari, Ἀπολλω, тебѣ мы и пр. Названіе сіе получила отъ того, что употребляли ее въ гимнахъ, сочиняемыхъ въ честь Бахуса; Римляне называли еще сей размѣръ oenotrius, tripodius, saltans, а Греки παρίαμβος. Бакхическимъ стихомъ оканчивался иногда екзаметръ.
Безсоюзіе.

Въ Риторикѣ фигура рѣченій состоитъ въ томъ, когда полагаются вмѣстѣ многія предложенія, безъ соединенія союзомъ и, напр. въ Руссовой кантатѣ Цирцея:

Заклинаньемъ ея пораженный
Безмолвствуетъ въ трепетѣ адъ,
До свирѣпости тамъ разъяренны
Борей со ревомъ шумятъ;
Пламенѣнеющи тучи несутся,
Закрылся отъ нихъ горизонтъ;
Колебаяся, гробы трясутся,
Въ землѣ отрыгается стонъ;
Океанъ, воздымаясь; ярится,
Бѣжитъ за волною волна;
Приведенна въ смятеніе зрится;
Скрываяся въ тучи, луна.

Или у Державина въ одѣ на взятіе Измаила:

Везувій пламя изрыгаетъ,
Столпъ огненный во тмѣ стоитъ,
Багрово зарево зіяетъ,
Дымъ чорный клубомъ въ верхъ летитъ,
Краснѣетъ понтъ, реветъ громъ ярый,
Ударамъ въ слѣдъ звучатъ удары,
Дрожитъ земля, дождь искръ течетъ,
Клокочутъ рѣки рдяной лавы и пр.

Сей фигуръ противоположна фигура многосоюзіе.
Брахикаталентъ.

илй врахикаталектъ, на Греческомъ языкѣ значитъ: слишкомъ скоро, кратко, или худоокончанный. Βραχυς, краткій, brevis, καταλετικος, male desineus, худо конченный.
У Грековъ и Римлянъ такъ назывались стихи, въ которыхъ противъ принятаго правила недоставало одной стопы.
Брахинолонъ.

или по Греческому произношенію брахинолонъ. — У древнихъ назывался симъ именемъ стихъ, состоящій изъ односложныхъ созвучныхъ словъ, напр.:
Pix, fax, fex, lex, lux, nex, nix, pax, dux, quoque styh, stryh.
Но въ нашемъ языкѣ такое совокупленіе односложныхъ словъ непроизводитъ для слуха ни малѣйшей приятности; впрочемъ, кажется, и на Латинскомъ оно никакой приятности не имѣетъ, а сочиняется, какъ и всѣ подобныя игрушки словесности, чтобы позабавить странностію, и чтобы похвастать преодолѣніемъ трудности такого набора словъ.
Брахихорей.

или по Греческому выговору врахихорей, у Грековъ и Римлянъ названіе стопы, состоящей изъ одного краткаго слога и хорея, иначе называли оную амфиврахій.— См. сіе слово. — Знакъ ея: U — U. Изъ Βραχυς, краткій, χορείως, хорей.
Букетъ.

Французы даютъ имя сіе небольшому сочиненію въ стихахъ, писанному кому либо на имянины, или на день рожденія, чаще ето не иное что есть, какъ мадригалъ или пѣсня. Свойствомъ сего рода сочиненій должны быть краткость, нѣжность и веселость.

Что мнѣ Граціи прелестной
Въ имянины подарить?
Чѣмъ невинности любезной,
Чѣмъ могу я угодить?
Сувениромъ и стихами….
Вотъ они, прошу принять,
И лишь взоромъ — не словами,
Коль довольна, мнѣ сказать,
К. П. Шаликовъ.
Или:

Вступая въ новый годъ, любезная Климена!
Не бойся, чтобъ въ судьбѣ твоей произошла,
Какая перемѣна:
Ты будешь завсегда приятна и мила,
И лѣтъ твоихъ считать друзья твои не станутъ,
Душой прекрасныя — не вянутъ.
Дмитріевъ.
Буколическій.

Bucolicus, carmen bucolicum. Слово сіе взято съ Греческаго языка; происходитъ отъ βους, bos, быкъ, волъ, κολον, cibus, пища, паства. Поезія буколическая означаетъ то же самое, что Поезія георгическая или пастушеская, или наконецъ, что еклога.
Изобрѣтателемъ Поезіи Буколической иные почитаютъ Дафниса, другіе Буколія старшаго Лаомедонова сына. Въ жизнеописаніи Виргилія Грамматикомъ Доматомъ приводятся и многія другія мнѣнія о семъ предметѣ. Одни приписываютъ изобрѣтеніе сего рода Поезіи Оресту во время бѣгства его въ Сицилію, другіе Лакедамонянамъ, иные Алоллону, когда онъ по низверженіи съ неба пасъ Адметово стадо, а иные Меркурію; но всѣ сіи мнѣнія, не имѣютъ, никакихъ доказательствъ.
Греки и Римляне въ буколической Поезіи наиболѣе употребляли стихъ екзаметръ; у Ѳеокрита встрѣчаются иногда пентаметры, когда онъ вводитъ пѣсни пастуховъ.
Воссій говоритъ (Inst. кн. 3, гл. 8), что недолжно всѣхъ идилій и всѣхъ еклогъ почитать Поезіею буколическою; ибо подъ симъ именемъ разумѣются такія только, сочиненія, гдѣ описываются однѣ происшествія сельскія, пастушескія. По сему, продолжаетъ Воссій, Виргиліевыхъ эклогъ, названныхъ Pollion Silene, Gallus, неможно причислять къ Поезіи буколической.
Бкриме.

Extrema rithmica, слово Французское: bouts rimes. Симъ именемъ называютъ стихи на заданныя рифмы; иногда предлагается предметъ или содержаніе сихъ стиховъ. — Во Франціи, въ царствованіе Людовика XIV, Буриме было въ большомъ употребленіи; Дюлотъ, жившій около половины XVII вѣка, почитается онаго изобрѣтателемъ.
Въ Буриме надлежитъ наблюдать: 1) чѣмъ рифмы будутъ страннѣе и слова менѣе имѣть между собою связи, тѣмъ труднѣе писать по онымъ стихи; слѣдовательно стихи, написанные удачно по такимъ рифмамъ, доставятъ болѣе приятности; 2) при сочиненіи не должно не переставлять заданныхъ словъ, ни дѣлать въ нихъ какіе либо перемѣны, 3) рифмы могутъ быть съ сочетаніемъ и безъ сочетанія, также и многія на одно окончаніе.
Примѣры Буриме можно видѣть въ статьяхъ Баллада и Монорифмъ; сюда же принадлежатъ стихи написанные къ Издателю Вѣстника Европы, Часть XXXVII, No 1, 1808.
Бѣлые стихи.

Названіе сіе придается стихамъ, не имѣющимъ рифмъ.
Бѣлые стихи могутъ быть всякаго размѣра. Должно стараться, чтобы въ нихъ, также какъ и въ стихахъ съ рифмами, не было сряду многихъ стиховъ мужескихъ, или женскихъ ибо сіе весьма утомляетъ слухъ. Изъ сего правила изключаются только стихи слѣдующаго размѣра:

Нехочу съ поетомъ Греціи
Звучнымъ голосомъ Калліопинымъ,
Пѣть вражды Агамемноновой и пр.

Сіи не требуютъ никакого сочетанія, ибо пишутся съ сохраненіемъ одного числа слоговъ. — См. дактиль.
Въ статьѣ о рифмѣ читатель увидитъ, какое придаетъ рифма стихамъ достоинство.

 
Н. Остолоповъ.

 

 

«Вѣстникъ Европы», No 10, 1815