К соседкам

К соседкам

 

 

 

В кругу любезнейших Соседок,

Приятно вечер провести,

Где разговор ни хитр ни едок,

Где слово доброе в чести;

Мне нравится обычай древний,

Невинной сельской простоты!

Так право надо жить в деревне,

Чтоб свергнуть иго суеты.

Поверьте мне, жилец столичный

Не знает радостей прямых;

Он только ловит шум публичный

И скучный звук речей пустых.

Он должен время золотое

В одних визитах проводить,

Мечтать одно, болтать другое,

Весь век на выворот прожить.

Для сердца жить не выносимо

В большом общественном кругу —

Там чувство нежное теснимо,

Там всё приличье гнет в дугу,

Нет откровенности простора,

Там слово вешай на весах,

Не смей задумчивого взора

Пред всеми выказать в гостях.

Там девушки не могут карты

Звездой гадательной разкласть;

На них есть Тётки — Бонапарты;

Их деспотическая власть,

Грозой возстанет против тона

Любезной милой старины.

А если в круге котильона

Племянницы посажены,

И, битых три чага с мущиной,

Шушукают Бог весть о чем;

То тетушки с довольной миной

Встречают девушек потом.

И этих миленьких, несчастных,

На бал таскают каждый день…

И что ж? — Из личек их прекрасных

Выходит гробовая тень.

Подумайте, с утра в корсете

И, косметический обман,

(Злодейство в модном туалете)

Навьючит их прелестный стан!

Я этих таин открыть не смею!

Вы может слышали о них;

Но не желал бы я злодею

Рядить так дочерей своих.

Ах! то ли дело здесь, с природой,

Живем мы просто без затей,

И пользуясь вполне свободой,

Являем истинных людей.

Зимой мы можем для здоровья,

Гулять по снежному пути,

Людского не страшась злословья

К соседке нищими придти,

И сердце полное участья

Невинной шуткой обмануть…

А вечерком — какое счастье!

Как станет ветер в окна дуть

И застучит мороз трескучий,

Мы соберемся все в кружок,

Поставят самовар кипучий

И ароматный кипяток,

Хозяйки нежною рукою

Польется в чашки — и потом,

Сосед с готовностью большою,

Берет читать Козлова том,

Или свои какие вздоры…

Все тихо слушают чтеца,

И не начнутся разговоры,

Как всё прослушав до конца.

И время, время золотое

На крыльях радужных летит,

И селянин давно в покое,

И час полуночный звенит;

И мы довольные собою

Спешим разъехаться домой —

Предаться мирному покою

С приятной тихою мечтой.

Когда ж случатся имянины

Иль просто гости навестят —

У нас заморские есть вины;

Здесь право славно угостят.

Во всем избыток и довольство;

Хозяин рад гостям  душой;

Здесь помнят предков хлебосольство —

Привет радушный и простой.

Чего желать еще нам боле?

Мы тихо весело живем…

 

И урожай хорош был в поле

Амбары, рожью и овсом,

Доходов будущих залогом,

Набиты полные стоят.

Пока мы все хранимы Богом,

Беды нас слишком не теснят;

Крестьянин наш не знает нужды;

Он в лето сеял и пожал.

Мы просвещения не чужды;

У нас, у каждого журнал;

С делами света мы знакомы,

Известно нам, что Дон-Карлос

Воюет вновь. Мы агрономы.

Кошенье ржи посредством кос,

У нас ввелося по немногу

Мы умножаем наш доход,

Мы Индию введем в тревогу —

У нас есть сахарный завод.

И о хозяйстве разговоры

Неумолкаемо гремят,

И скоро золотые горы

Родимый край загромоздят.

Но шутки в сторону, а право

У нас прекрасно всё идет,

Мы судим о хозяйстве здраво

И доказательстом — доход.

Мы П……  не подражаем;

 

Здесь опытных нет хуторов,

Чтоб семипольным урожаем

На шею накопить долгов.

Для избежанья лишней траты

И Эскулаповых когтей:

Мы сами здесь Гомеопаты

И лечим лучше лекарей.

Поверьте, наши все крупинки,

Безвредны точно, как вода;

От них могильные поминки

Не совершатся никогда.

 

Приятно мы живем зимою,

А летом, летом чудеса!

Когда прекрасною зарёю

Алеют утром небеса

И в поле едет наш оратай;

На ниве блещет светлый плуг

И зелени ковер богатый

Раскинется на мягкий луг;

На нем домашние полотны

Постелят снежной полосой;

Они отлично тонки, плотны —

Искусной сотканы рукой.

Хозяйка — шляпку на головку,

Идет  заняться цветником,

Иль посмотреть свою коровку,

Иль курочек кормить зерном.

Но сколько добрых есть занятий

Хозяйкам милым в деревнях!

Оне, подвластных, чтут за братий,

Берут участье в бедняках.

Когда дитя у поселянки

Занемогает и кричит,

Хозяйка, взяв с лекарством стклянки,

Младенцу помогать спешит.

Душ любящих на всё достанет!

Пойдет ли барыня гулять —

В избушку бедную заглянет,

Чтобы сироток обласкать;

И все ее за Провиденье,

За Ангела щедроты чтут,

И за нее сердец моленье

К престолу Вышняго несут.

Бьет полдень на часах столовых;

В буфете ложками гремят;

Блюд пять и вкусных и здоровых

На стол поставят скоро вряд;

Их барыня сама смотрела,

Припасы счетом отдала

И строго повару велела,

Чтоб чистота везде была.

Приправлен шуткой пир семейный…

Обед окончен — все идут

От мух под занавес кисейный

Понежиться и отдохнуть.

Но вот уж вечер… сад тенистый

К себе прохладою манит,

И воздух ароматный, чистый,

Весельем сердце оживит.

Тогда, как рой, мечты живые

В душе чувствительной вспорхнут,

Воспоминанья дорогие…

И девушки не раз вздохнут;

Им сердце тайну напомянет;

Шепнет кой-что и про любовь,

И сад казаться лучшим станет,

И явится улыбка вновь.

И побегут аллеей темной,

Чрез весь старинный длинный сад,

Взглянуть на пламенный и томный

Светила дневного закат.

Вдали пред ними пламенеет

Зари вечерней полоса;

Ряд мельниц с крыльями чернеет,

И тянутся чертой леса;

В кусточках ближних, певчий звонкий,

Гремит влюбленный соловей

С росой туман ложится тонкий

На зелень мягкую полей.

Но вот окрестность вся уснула;

Заря потухла в небесах,

И трепетно луна взглянула

На лик сребристый свой в водах.

И сердце в девушках трепещет,

(Любви приятен мрак ночей! )

И тише струйка в Арке плещет,

И смолк в кусточках соловей.

 

Я помню сам — в младые годы,

В лета восторженной любви,

При взгляде на красы природы,

Огонь бежал в моей крови.

Бывало, с нежниньким романом,

В саду под тенью лип густых,

Я утешал себя обманом,

Мечтал о временах златых,

Когда невинные пастушки,

Барашков выгоняли в луг,

Как им веночик для игрушки

Сплетал их верный милый друг.

Тогда я верил увереньям

И клятвы вечными считал;

С каким бывало нетерпеньем,

Я милую под тенью ждал!

Пред нею был я истуканом;

Не смел взглянуть, не смел вздохнуть ,

И часто ночь своим туманом

Безмолвного отправит в путь.

Я робок был пред красотою;

Умел одно — любить, молчать

И поклоняться ей душою

И ручку иногда пожать.

Чтоб тайну в этом чувстве тонком,

Вам легче было отгадать,

Я вам скажу — я был ребенком;

 

В шестнадцать лет я стал вздыхать!

Теперь к любви я не гожуся,

Остыл, замерз, окаменел,

Болтлив под старость становлюся…

Простите, вам я надоел

Моим докучливым болтаньем.

Поэт несносный человек!

Но заключу одним желаньем —

Живите счастливо ваш век,

И думайте вы в крепкой дум,

Что счастие — ни в суете,

Ни в пышности, ни в светском шуме;

Но в мирной сельской простоте.