Сон в майскую ночь

Сон в майскую ночь.

 

 

— „Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее! С середины неба глядит месяц… Чудный воздух и прохладно-душен и полон неги, и движет океан благоухания! Божественная ночь,очаровательная ночь!.. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно! А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине!.. Божественная ночь! очаровательная ночь!„ —

Гоголь.

 

 

 

Три брата, и они же три Кондрата,

Задумали поехать в степь когда-то,

Поехать в степь задумали затем,

Чтоб над рекой, над быстрой Балаклейкой,

Засеять луг арбузною бакшой.

Поехали, всего набрали вдоволь,

Пшена, яиц, сметаны, пирогов,

Капусты, масла, творогу и сердце —

Беснующих напитков многих, как-то:

Горелки, пива, браги и водянок,

Сказать, всего, что нам бывает нужно,

Когда хотим засеять мы бакшу,

И что всегда творится в Божьем мире,

Чтоб с голоду не умер человек.

 

Поехали за делом казаки,

А запаслись еще и тем, что мысли

В минуты слез и скуки услаждает.

Один Кондрат взял, трубку и кремень,

Другой Кондрат взял связку табаку,

А третий и задумал взять огниво,

Да как-то в торопях про то забыл…

Вспахали казаки лужок до ночи,

Засеяли арбузами бакшу,

Сметаною и салом закусили,

Хлебнули раз-другой по чарке водки,

И вздумали за этим покурить…

Туда-сюда, табак и трубка есть,

А вырубить огня для трубки нечем!

Вот третьему Кондрату два Кондрата

И говорят: «А что же, ваша милость,

«Вы верно позабыли взять кресало?

«Вон, под горой, бакшевник Пришибской,

«Подите, попросите огоньку.»

На ласковое слово не откажешь…

 

Встает Кондрат, приходить к куреню

И видит: на бревне сидит старик,

Худой, сдой, усатый и чубатый,

Суровый, злой, нечесанный, горбатый,

Оборванный и длинный, как верста,

В бараньей, срой шапке, в черной свитке

И в травяных, зеленых черевиках.

Сидит старик, насупил грозно брови,

И молча курит глиняную трубку.

« Дай, дед, огня!» «Дам: расскажи мне сказку.»

«Я не умею…» — «Присказку скажи!»

«Не смею.» — «Ну, так я с твоей спины,

«От головы до пят, на пояс сыну,

«За то тесьму ременную скрою!»—

«Нет-стой, почтенный! так и быть! Я сказку

«Надумал. Только, слушай, если ты

«Меня собьешь на слове, или скажешь:

«Соврал, неправда! я с твоей спины,

«Уж не одну, а две тесьмы ременных

«Скрою себе на пояс…» — «Говори!» —

«Изволь… На ярмарку, за бочкой дегтю,

«Отец мой на твоем отце верхом

«Приехал!…» «Врешь, бездльник!» «Вру? Постой же,

«Давай свою мне спину!.. Где мой нож?»

Старик вскочил, заткнул за пояс трубку,

Надвинул шапку, полы подобрал —

И ну бежать… Кондрат бежит за ним,

Кричит ножом размахивает грозно,

И палкой бьет по пятам старика…

Как вдруг, на всем бегу он поскользнулся

И по земле с размаха растянулся…

Когда ж Кондрат вскочил, старик исчез —

А нож его воткнулся в кожу дыни,

Разсек ее с конца в конец, и тут же

В ее среде янтарно-золотистой

Невидимо и быстро утонул.

 

Жаль казаку ножа. Он огляделся,

Подумал, погадал, на кочку сел,

Разулся, шаравары на колени,

Как надо, навернул, достал тавлинку,

Дорожкою насыпал табаку,

Вдоль локтя, к одному концу дорожки

Приставил нос, раздвинул жадно ноздри

И всю дорожку разом поглотил —

И ошалел, и крякнул, и отважно

Полез на дно необозримой дыни…

 

Полез Кондрат, ступил на дно, глядит,

Куда засел досадный нож, — и видит,

В потемках бродит серый человк.

«А! кум Кондрат!» «Здорово, кум Трисошный,

«Куда тебя нелегкая несет?..»

— «Ищу волов; а ты?»— «Ищу ножа.»

— «Напрасно, брат, смотри, какая темнеть!

«Ни зги не видно… Подождем зари.»

«Пусть так! Но где мы ляжем спать с тобою?» —

«А надо кум, из дыни выйдти вон…

«Для этого один из нас нагнется,

«Другой ему на плечи заберется

«И выскочит из дыни, а потом

«В Вербовку сбегает за топором

«И куму дверь прорубит… Мы приляжем,

«Друг другу по забавной сказке скажем,

«И кто сумет лучше рассказать,

«Тому сперва и можно вылезать…»

«Согласен, кум, изволь!» «Когда согласен,

«Так слушай же, я стану говорить.»

 

 

(СКАЗКА ТРИСОШНОГО).

 

 

Жила-была красавица-казачка,

Высокая, степенная, прямая.

Она смотрела черными глазами,

Как вольный ястреб смотрит из-под туч.

Она носила две густые косы,

Как две тяжелых, вьющихся змея…

Она, чем-свет, водой студеной мылась,

Без устали у печки пряла пряжу.

В дремучий зной она ложилась в тень,

В кусты смородины, бузка и терна,

И на ее малиновые губки,

Как на цветки, жужжа, спускались пчелы,

Звенели и кружилися над ней,

И улетали, будто мед сбирая

И ароматных роз не смея жалить!

А под-вечер она у двери хаты,

На улице садилася и шила,

И пела долго-долго, и летала

Привольной думой в благодатный край

Девических серебряных видений,

И звезды, и поля, и самый месяц,

И целый мир внимал ее напевам…

Допелася до женихов казачка,

Посыпались к казачке женихи,

Как сыплются в грозу от ветра листья.

Меж всеми же, меж теми женихами,

Два боле других ей полюбились,

А именно сапожник, да кузнец.

 

Кузнец еще и так и сяк, немного…

Что ж до сапожника, так этот прямо

Пленил ее, и свадьбу заварил.

«Постой же, думает кузнец-бедняга,

«Я проучу тебя ременный шов!»—

Идет он раз с казачкою, слободкой,

И видит: из избы в резные окна

Сапожник пару новых сапогов

На воздух выставил и салом смазал…

«Вот диво, пан кузнец!» — «Да, точно, диво!?

«А разве что?» «Как что? Да наш сапожник

«Закоренелый турок и безбожник!

«Он по ночам летает из трубы,

«Кричит козлом, смирения не знает,

«Ложится на спину среди избы,

«Из окон обе ноги выставляет,

«И так весь день-деньской лежит и спит,

«А на работу вовсе не глядит.»

 

Задумалась красавица-казачка,

Решается ее сапожником покончить,

Прогнать его и в церковь с кузнецом

Идти; глаза потупила стыдливо —

И видите вдруг на ножках у себя

Сафьянные сапожки с каблуками…

«Нет, говорит, сапожник хоть лентяй,

«А все-таки сапожник; я ж не лошадь —

«И мне не нужно мужа кузнеца!»

Загоревал кузнеце сильней, чем прежде.

Промеж бровей его, как черный уже,

Вползла морщина длинная; потухли

Его глаза; он пожелтел и высох,

И одичал, не стал ни есть, ни пить,

Косматым зверем по полям скитался

И пропадал по суткам из села…

Так он узнал о свадебном весельи

Сапожника с казачкой молодой…

 

Узнал — и в кузницу тайком забрался,

Раздул огонь, засовом запер двери,

На угольях отборных раскалил

Железную коротенькую плитку —

Щипцами взял ее, под полы спрятал,

И так пришел к сапожнику на свадьбу,

И рядом сел с веселым женихом…

«Здоровы будьте, сыты и богаты!»

Сказал он, осушив тяжелый ковш,

И опустил тайком за голенище

Сапожнику пылающую плитку…

Весь помертвел испуганный жених!

Железо раскаленное до кости

Прожгло его колено и ступню,

До каблука сапог испепелило,

И, зашипев, ударилось о пол —

И самый пол по камни пронизало…

Но не моргнул, не сморщился сапожник!

Он угадал проделку кузнеца,

Закрыл полой прожженное колено,

И, стиснув зубы, крякнул, усмехнулся,

Провел рукой по шелковым усам,

Поцеловал в уста свою коханку,

Наполнил ковш сверкающим вином,

И стал желать ехидному злодею

Богатства, правды, счастья у людей,

Жены красивой, тещи сановитой

И полон двор веселья и детей —

И осушил весь ковш, и до конца

Веселой свадьбы славил кузнеца.

И так ему красавина досталась…

И слобода той свадьбе дивовалась!

 

«Вот, кум Кондрат, и сказка.» — «Хороша!»

— «Теперь тебе рассказывать! Высоко

«Стоит на небе месяц, петухи

«Еще молчат, и стих душистый ветер…

«Что ж ты глядишь?.. Не бойся: это филин

«Кричит в Вербовке! Говори ж» — «Изволь!»

 

 

(СКАЗКА КОНДРАТА).

 

 

Шли в полдень, степью, двое казаков,

Отец и сын, и видят: по дороге

Идет барышник с парою волов

Откормленных, породистых и сильных.

«А хочешь, батюшка, я тех волов

«Украду у барышника?» — «Украдешь?

«Ну, где тебе, дурак! С твоим ли духом!

«Теперь не ночь!» «Не ночь? Смотри ж, родимый!»

Скидает сын с одной ноги сапог,

Оврагами и полем обгоняет

Барышника, и на пути его

Кладет сапог, а сам в траву ложится.

 

Проходит мимо гордый человек

И, как прямой барышник, смотрит в землю,

Грызет чубук коротенькой стамбулки

И шевелит кнутом в траве, нахмуря

Широкий лоб, едва передвигая

Столбы своих тяжинных шаравар

И поводя спесиво рыжим усом…

Вот, видит он, как раз среди дороги,

Лежит в пыли новешенький сапог.

Идет купец своим степенным шагом

И сапога не хочет он поднять…

 

Встает опять казак, берет сапог,

Другой же вновь с своей ноги скидает,

Барышника полями обгоняет

И также на пути его кладет

Сапог, а сам в траву тайком ложится.

 

Проходит снова гордый человек,

И снова, как барышник, смотрит в землю,

Грызет чубук коротенькой стамбулки,

И шевелит кнутом в траве, нахмуря

Широкий лоб, едва передвигая

Столбы своих тяжинных шаравар

И поводя спесиво рыжим усом…

И видит он, как прежде, на дороги

Лежит другой новешенький сапог…

«Эх! говорит барышник: и другой!..

«Жаль, поленился! Надо воротиться.

«Как ни суди, а пары сапогов

«Не всем сыскать в степи среди дороги.»

И, бросив этот найденный сапог,

Волов, да на придачу и стамбулку,

Идет назад барышник торопливо,

И вот уж он за балкою исчез,

И не слыхать его шагов тяжелых…

А казаку того и было нужно!

Не торопясь, берет он свой сапог,

Берет волов и гонит их пролеском,

Куря табак из голубой стамбулки,

Настиг отца — и оба казака

Идут опять своим путем-дорогой:

Барышник же остался без волов!

 

«Вот и моя, товарищ, небылица!

«Теперь решай, кому из нас обоих

«Пришлось красивей сказку рассказать,

«Кому из дыни прежде вылезать.

«Ну, кум Трисошный, что ж ты замолчал?

«Гляди, уж день над степью заиграл…

«Протру глаза… Я что-то вижу худо…

«Эге! да где же я?.. Вот, право, чудо!

«Ни кума, ни бакши!.. Кругом кусты

«И солнце греет с синей высоты!..»

 

Глядит Кондрат — а он лежит под вишней,

В своем саду. Его родные братья —

Кондраты, если помните, — лежат

Вблизи его, под яблоней душистой;

Никто из них совсем и не гадал

О том, чтоб луг арбузами засеять…

Вся трое развалились на траве,

А из земли встает горячий пар,

Встает и наполняет казаков

Отрадою, томленьем и восторгом,

Любовью ко всему, что есть на свете,

Молчаньем, ленью, неисходным сном,

И страстною, болезненною дрожью…

 

А солнце святит сквозь живую сеть

Задумчивых акаций; ветер гонит

Туман над садом; нега вежды клонит…

Хотелось бы от счастья умереть!..

 

Так поутру проснулися когда-то

Три брата и они же три Кондрата.