Отчет в тридцати осьми летнем моем торговом хозяйстве
Автор: Слепушкин Федор Никифорович
Отчет в тридцати осьми летнем моем торговом хозяйстве.
Сначала был мой капитал,
Лишь только на полпуда груши,
Лоток, безмен себе достал,
Пустился в торг; не бить баклуши;
Сухая грушица в горшок;
Сварил ее, да на лоток,
И с ней по улицам носился;
Да грушу припевать учился;
Счастливый день открыл мне путь,
Корысть прибавила отваги,
Пустился в торг, не как нибудь;
Кипели с грушей две корчаги,
Насыпал мой лоток, в окат,
Пошел я потчивать солдат;
Мое, варенье полюбили,
И земляки живой рукой
Весь мой товарец раскупили!
И так, я с грушей дорогой,
С весны, до осени бурливой,
Похаживал, как конь ретивой,
Ни в чем, усталости не знал,
Похваливал, — да припевал.
К зиме взвозилася копейка,
В моем лосинном кошельке;
Да только дума чародейка,
Забыть велела об лотке;
Я спал и видел — снять лавчонку,
Казалось мне, найду в ней клад;
А прибыли, кто здесь не рад?
Любил я Невскую сторонку,
И домик у мосточка там;
Не тратя время по пустому,
В слободке снял, – и по рукам;—
С хозяйкой, да поклон Пахому;
Он был и плотник и столяр,
И за целковичек, да чарку,
Он вce уладил по порядку.
Есть полки: запасай товар;
Запас я ленточки, шнурочки,
И ложки, плошки и горшочки,
Тесемки, разных мелочей,
И огородных овощей,
И разных круп в полу-мешочках,
Горох и солода в кулечках,
Все разместил и обрядил,
В час доброй лавку отворил,
И жду гостей, стал за весками;
Идут ко мне за сухарями,
Кто за капустой, за медком,
А прихотливые старушки,
За кофейком и сахарком,
Бредут купить по пол-осмушки,
На грош цикорию, клейку,
А кто на пятачок — чайку,
Ко мне весь край оборотился,
И за отвагу полюбил,
Я на походец не скупился;
За то сосед мой волком злился,
И зубы на меня точил.
Однажды поздними часами,
Собрался я свести ращет,
Каков то лавочной доход?
Смекнул — что чуть концы с концами!
На память груша мне пришла,
И с ней привольное гулянье,
На сердце скука налегла,
И походило на роптанье!
Но горевать я не любил.
Прошло за полночь, — все забыл
Проснулся утренней зарею,
Надежда укрепила грудь;
Подумал: — С помощью святою,
Найду себе счастливой путь!
Меж тем работой призанялся,
Старушкам угодить старался;
И так промаялся я — год,
А не подвинулся вперед;
Тогда уж загрустил душою.
Гляжу — вечернею порою,
Идет — лихой сосед к дверям,
С осанкой гордой и спесивой,
Мне молвил: — Рады ли гостям?
Я встретил с ласкою учтивой,
Просил приют мой посетить,
Чем мог, старался угостить;
А он — на все тут любовался,
Казалось, будто удивлялся;
И намекал издалека
Что мне в слободке не ужиться!
Я понял речи земляка,
И думал: худо с волком биться!
Надежней место уступить,
Да дальше лыжи навострить.
«Сказал: коль по сердцу владенье,
Сними сосед! — Охотно сдам,
Товар ты примешь по ценам,
Да сотню дашь за заведенье,
Чем посторонних допускать
Сосед заморщился, скривился,
Стал торговаться и пугать;
Как ни хитрил, как ни ершился,
Хлоп по рукам, перекрестясь,
И дело в ход, и с плеч забота,
Сбивать соседей не охота;
Трудненько денежка далась!
Не унывалого десятка,
Бывал я с молоду друзья;
Махнул, как резвая лошадка,
Один в Немецкие края;
Не думайте, не за границы,
Но верст двенадцать от Столицы,
Против Рыбачей слободы,
Где домы — дачами, сады —
Весной и летом зеленели,
А жители в полях кипели
За пашнями, как муравьи!
На трех верстах одно селенье,
Вдоль по крутому бережку;
Близ кирки ветхое строенье,
То лавка, — тлела на боку,
Под дряхлой кровлею дремала,
Меня как будто дожидала.
Тогда был Шульцем Климан Штерн,
Он мне сказал: — знай лявка перль!
Избушка худ! — но ты не бойся,
Здесь будет глик! Ты заготовся,
Табак побольше, кофе, лихт,
Продай на деньга, шундих нихт
Живи ты без аренда,- даром,
Расход большой пойдет товарам!
По сердцу пробежал восторг,
Шульц подал руку; знак почтенья,
Благодаря его, как мог,
Я обошел вокруг строенья,
Смекнул, и радуясь душой,
Как на крылах — летел домой!
Всю ночь продумал я с подушкой:
Как мне с Немецкою старушкой
Крутую зиму зимовать?
Как привыкать? как поправлять?
К ручью стенами наклонилась,
А крыша вся разрешетилась;
Нет путных окон, ни дверей,
Вздремнул немного,— и скорей,
Достал я бревен, тесу, глины,
Двух плотников и печника,
И три удалые детины
Покрыли крышу, а бока
Скрепили бревнами, как снова,
Строенье справил; — печь готова,
И лавочка вся расцвела!
Везде узорные шпалеры,
Вески как золото! — а меры,
Светлели, будто серебро!
Ряд ящиков на полке, чайных,
Чай, кофий в баночках стеклянных,
А порторико — на ребро,
Уставлены все для прикрасы;
Жемки, орешки с леденцом,
И баргамотной под свинцом,
На выручке! — А там припасы:
Мука, крупа, горох, пшено,
Селедки, солод, толокно;
У стенки квас шумел в бочонке,
А сахару без фунта пуд,
И то в кусках; что было тут,
Привез на Муромской кляченке!
Так в день воскресный, — гулевой
Открыл я лавку; тут мамзели,
Мадамы дюжие, – как рой
Ко мне за лакомством летели,
А там — камрады на отбор,
Шумел меж ними разговор:
Унзер ней кремер — ист ейн прехти хер манн!
Хат филе варе! — унд ист рейх!
Не знал я, что тут говорили,
Меня бранили, иль хвалили?
Но после я уже узнал,
Их похвалу в мою отраду,
Гостей по Русскому обряду,
С приветной лаской угощал.
Прошла зима, прошли морозы,
Зазеленела мурава,
И заструилася Нева!
Под парусами перевозы
Летели по крутым валам!
Гляжу: отважная Мадам, —
Как белоснежная лебедка,
Одна чрез быструю плыла;
Между валов ныряла лодка,
И слушаясь ее весла —
Носилась чрез валы седые;
Вилися ленты голубые
Вкруг шапочки ее цветной!—
Отвага в сердце загорелась,
В груди моей вскипела смелость;
Как не знакомиться с Невой!
Достал я лодку, веслы, лейку,
Сшил тонкой парусец — и сам,
Готов услуживать гостям,
Да зашибать себе копейку.
Сосед мой близкий Яков Штро,
Радушный Немец, откровенный,
Товарищ в нужде неизменный,
Нередко делал мне добро;
Камрад веселой, умный, зоркой,
Меня он скоро разгадал;
Привычной шуткой, поговоркой —
Намеки добрые давал:
Кого не знать, кого держаться,
И где рублями позаняться;
Был Брейнер, Далингер и Штро,
Штейнмиллер младший, Готлиб Ро;
Их сундуки других полнее!
Давай знакомиться скорее;
У них я начал занимать;
Да все товары закупать;
Завел я круглую уплату,
У Карла взял, платил Филату,
Филатовы — носил Фоме,
А Фомины пошли к Андрею,
Андреевы — неслись к Матвею,
А Карлов срок держал в уме.
Уже камрады догадались,
Как я работал их займом;
Зайдя в прогулку, вечерком,
Разговорясь со мной, смеялись!
Но верность я любил хранить,
На срок занять, и в срок платить,
За то и не было отказа;
Укором не кололи глаза.
И в год мне восемь сот рублей
Послал Создатель за работу;
А рубль откроет сто мыслей,
Придаст и смелость и охоту;
Тут с родины моя жена, —
Ко мне на радость прикатила,
Душой усердствуя, она
Со мной всегда, труды делила,
Тогда я сшил ей сарафан,
Да ситцевой шугай с фалборкой,
Себе из спорочков кафтан,
И шляпу новую с бархоткой,
Всем любовались, как находкой.
Второй счастливо прожил год,
И мой удвоился доход;
Поладил с языком Немецким,
Тут за товаром рыбаки,
Ко мне летят из за реки,
За то и прозван я Зарецким,
Так прокатило восемь лет,
Спокойной жизни меж камрадов,
Любил я их, как будто братов,
Но прочного на свете нет:
Глядишь . . . . все время изменяет!
Одно цветет, — то исчезает!
Мои камрады — добряки
Кто одряхлел, кто в вечность скрылся!
Остались внуки и сынки,
Но весь порядок изменился!
Любили хвастать, поболтать,
Все молодежь, — заботы мало,
А слово честное держать,
Тогда на мысль не припадало;
Пошел грустя я к рыбакам,
Искать приюта за рекою,
А к Немцам охладел душою!—
Еще спасибо старикам, —
Что награжден был аттестатом, —
Почтенье отдал всем камрадам,
И чрез хрустальной мост Невы,
Трескучей и крутой зимою —
Перебирался я с семьею;
В ту пору, как из под Москвы,—
Врагов, — штыки, морозы гнали,
Картечи, сабли, — Козаки —
Гостей нежданых провожали!
Я перешел из за реки;
Все жители, как бы родные,
И старые и молодые
В селе обрадовались мне,
И я на Русской стороне!
Но снова принужден учиться,
И азбучный твердит урок;
Уметь с кем нужно подружиться,
Дела свои устроить в прок.
Здесь сплошь все люди по заводам;
Чернорабочих, судовых,
Припасов тьма идет для них;
Старанье — путь найдет к доходам,
Держи весы в руках верней,
Товары продавай сходней,
Будь честен, не дружись с обманом,
И заживешь в селеньи – паном!
Все учредил я…. вдруг с грозой
Нависла туча надо мной,
И надолго пошли туманы!
На век простился я с женой;
Товары нанесли изъяны!
Как ключ на дно, мои долги!
Я видел — гибло все именье!
Мои сидельцы — как враги,
Грубили мне — забыв почтенье;
И на беду от злых людей —
Худые слухи разносились;
Тут — к умноженью черных дней —
Мне отпуски остановились,
И душу придавил свинец!
А друга не было со мною,
Надеждой был лишь мой Творец!
К Нему я прибегал с мольбою;
В бедах моих Он помогал,
И тучи грозные отгнал;
К Нему я припадал сироткой;
Господь невидимо хранил!
Явился друг с душою кроткой,
Меня он сердцем полюбил,
И Благодетель без упрека,
Не назначая платы срока,
Товар мне сходно отпускал,
Росписка на прием простая,
Что я за свято почитая,
Ему ни в чем не изменял;
То был мой Терликов почтенный!
Вторый по нем — как кровный брат
Федуркин — слову неизменный,
И в дружбе будто — адамант! —
Еще Господь явил щедроту:
Он дал мне к пенью дар простой,
И пел я сельскую работу,
И радость жизни полевой,
И люди добрые хвалили,
Простые песни полюбили,
Пошла по свету песнь моя —
И много пользы, видел я!…
Простите, я, заговорился,
С рассказом далеко ушел,
Я мало повдовел, женился,
Мать к восмерым детям привел;
Она потерю заменила,
Сирот моих добру учила;
И озаботясь вместе с ней,—
Пяточик выдал дочерей,
Да старшего женили сына;
Осталась в доме половина,
На все потребен свой расход.
Мне песни новый путь открыли,
Торговле дали вольный ход;
Стихи меня озолотили! (1)
Тогда придумал снять завод,
С одним шатром, с двумя печами,
Пошел возиться с кирпичами;
Старье долой, вновь разводил,
Сбивал бугры и лес рубил,
Разделал рупасы,— и валки,
Раздвинул очести с водой;
Засыпал ямы, буераки,
И для укладки дровяной,
Уладил пристань, — строил хаты;
На горочке себе приют,
Как домик сельский, небогатый;
Развел и огородик тут;
Шатер навесами покрылся;
Там баня, погребок со льдом,
Со всех сторон огородился —
На славу ивовым плетнем.
Пришла пора, ко мне артели,
Кирпичедельцев, сушников,
Как вереницы налетели,
Условились; — зачин готов;
На гумнах дружно закипели,
Работы в мастерских руках,
Кирпич рядами; — и в печах
Пары из дымников всклубились,
И на успешные труды —
Смотря, насмешники дивились;
Уж новой выделки ряды
В судах, как маков цвет, краснели;
По ветру к устью прилетели —
Суда, и с нашим кирпичом!
Смотрела ненависть сычом,
Приветствуя насмешкой злою;
А к нам, как тут, купец на борт;
Мы доброй продали ценою,
Пошел и наш кирпичик в ход!
Глядь, — продали еще к строенью;
На честь и прибыль ведению,
Узнал нас Питер и Кронштат;
И сколько в десять лет, — палат
Настроили в Столице славной!
Везде расчет вели исправной,
Во лжи никто не укорил; —
Кому чем должен,- заплатил;
Живу с спокойною душою,
Доволен я моей судьбою;
Мне сердца — зависть не гнетет, —
И тем — мой кончится отчет.
(1) Сочинитель удостоился получить за стихи свои от Всемилостивейших щедрот ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА кафтан с золотыми галунами, золотую медаль с изображением Его Величества для ношения на Александровской ленте, и золотую медаль от Императорской Российской Академии.