Петров (Два отрывка из драмы)

Два отрывка из драмы Петров.

 

 

Действие 1.

Любовь и дружба.

отделение II.

Сцена последняя.

(в Москве в 1763 году).

 

 

Скворцов, бывший студент ….ской Академии, товарищ Петрова, ходит по

комнате неровными шагами, бледный, мрачный, задумчивый, с несколько

всклокоченными волосами.

СКВОРЦОВ.

И он называет меня своим другом!… Другом!… Но разве друзья поступают таким образом?… (Останавливается, складывает на груди руки, дико поводит глазами и потом ударяя себя в лоб, продолжает с возрастающим жаром.) Петров, ты не обманешь меня. Я читаю на дне твоего сердца…. Ты любишь ее…. Не даром, в продолжение месяца ты избегаешь откровенного разговора со мною, не хочешь ответствовать мне на мои вопросы о причине твоей грусти. Ты не желаешь, может статься, поразить меня признанием…. Напрасно же ты думаешь скрыть от меня свою тайну…. Что значит твой дрожащий голос, твои беспокойные движения, твоя мрачность?  Во всех поступках твоих изобличаются признаки сердечной болезни….

И она…. кажется и она поглядывает на тебя неравнодушно…. О, коварная!… Он последний раз читал ей какие-то стихи; в этих стихах упоминалось что-то об Амуре, о колчане, о стрелах, о сапфирах, адамантах, рубинах и смарагдах, которые поражают взор очей…. Эти метафорические обороты относятся явно к ней. Так, нет сомнения, он любит ее!… (После минутного молчания.) Да и Иван Кузмич смотрит на него слишком благосклонно…. Он все толкует о его пиитическом таланте…. Нет это не даром! не даром!

(В бешенстве ударяет кулаком о стол ; в эту минуту входит Петров с лицом сияющим радостию. Он бросает шляпу на стул и ставит в угол трость.)

 

ПЕТРОВ (подходя к Скворцову и слегка ударив его по плечу.)

Как поживаешь, любезный друг? Что так печален?

 

СКВОРЦОВ (не глядя на него.)

А чему же прикажешь радоваться?… (С ироническою улыбкою.) У меня, братец, так же есть свои тайны, как и у тебя.

 

ПЕТРОВ.

Но прежде ты их открывал своему другу? Мы делили вместе и горе и радость.

 

СКВОРЦОВ.

Не всегда.

 

ПЕТРОВ.

Полно, полно хандрить по пустякам! Теперь никто не должен печалиться…. Москва ликует, как невеста, разубранная драгоценными камнями, выписными тканями и умащенная благоуханиями. Все россияне….

 

СКВОРЦОВ (при слове невеста вздрагивает.)

Как невеста?… (Глубоко вздыхает и после минутного молчания.) Однако, Петров…. почему же советуешь ты веселиться другим, когда сам все это время был мрачнее осенней ночи?… _

 

ПЕТРОВ.

Я?… Взгляни на меня, Скворцов…. Взгляни хорошенько…. Тучи, помрачавшие чело мое, исчезли … и в сию минуту оно горит и блещет как лучезарный Феб…. Кажется, в жилах моих вместо крови текут струи чистейшего вдохновения, кастальские струи…. Кажется, Апполон улыбается мне в позлащенном облаке и манит к себе….

Благословен, под русским небом

Свое дыханье кто влечет!

 

СКВОРЦОВ (в сторону, бросая дикие взоры на Петрова.)

Вероятно он получил благословение от Ивана Кузьмича на брак с Марьей Ивановной…. Все кончено! Смерть и ад!

 

ПЕТРОВ (не замечая диких взглядов Скворцова, вдохновенно распростирает руки.)

Друг и брат! Скорей, скорей в мои объятия, на мою  волнующуюся грудь!… О, как бьется мое сердце!

(Он хочет броситься в его объятия…. Скворцов отталкивает его с бешенством.)

 

СКВОРЦОВ

Прочь, прочь! Ты издеваешься надо мною…. В тебе нет ни чести, ни совести, ни жалости…. Лучше одним ударом лиши меня жизни, но не отравляй медленным ядом!

 

ПЕТРОВ.

Что это значит?… Лишить жизни? яд?… Ты рехнулся…. Я ничего не понимаю.

 

СКВОРЦОВ.

Да, лучше было бы мне рехнуться, чем в полном разуме дожить до этого дня!

 

ПЕТРОВ.

До какого дня?

 

СКВОРЦОВ.

Полно хитрить. Я все понял, все разгадал. Ты любишь Марью Ивановну, она любит тебя, ты объяснился с нею и с ее отцом и получил ее руку.

 

ПЕТРОВ (подставляя указательный палец ко лбу.)

А! я теперь все понял…. ревность!. . (Ходит в волнении по комнате.) Бедный!… Он не в состоянии понять меня…. О, люди! люди!… Как тяжко жить посреди вас пиите…. Его настоящая обитель — Олимп…. Его настоящие друзья — боги. А Скворцов еще друг мне!… (Сардонически смеется.) Мой восторг, мое вдохновение, мой пиитический жар — он жалкий смертный, принимает за любовь к Марье Ивановне!… Не Марья Ивановна, а музы венчают меня своей любовию! не Иван Кузьмич, а земные боги награждают меня своими щедротами!… Апполон отметил меня перстом своим. Минерва украсила чело мое венком миртовым…. Нет, пиит ничего не может иметь общего с людьми…. Пиит — огонь, пламя; люди — вода, лед!… Толпа современная не поймет меня!… (Он обращается к Скворцову.) Скворцов, успокойся друг…. Марья Ивановна остается при тебе…. Я у тебя не отнимаю ее. Ты ее любишь и она тебя любит…. Еще третьего-дня она говорила мне, после того, как я прочел ей мою оду на Карусель: «Я — говорит — всем сердцем и всею душею люблю Антона Петровича и ни за кого, кроме его, не выйду замуж.»

 

СКВОРЦОВ (недоверчиво, дрожащим голосом.)

Может ли это быть?

 

ПЕТРОВ.

Уверяю тебя честью пииты!

 

СКВОРЦОВ.

Ты не шутишь?

 

ПЕТРОВ.

Что за шутки! .. Что за неуместная ревность!

 

СКВОРЦОВ.

Но объясни же мне причину твоей грусти и причину твоего внезапного восторга?

 

ПЕТРОВ (значительно улыбаясь, вынимает из кармана тетрадь и читает с жаром.)

Молчите, звучны плесков громы

Пиндара слышные в устах;

Под прахом горды ипподромы,

От коих Тибр стонал в брегах,

До облаков всходили клики,

Коль вы пред оным невелики,

Кой нам открыт в прекрасный век,

Когда питомец вечной славы

Могучей росския державы

Геройства Рос на подвиг тек!

…………………………….

Отверз Плутон сокровищ недра….

 

СКВОРЦОВ (перебивая его.)

Дивные стихи! Какой пиитический огнь! Какая звучность, какое громогласие. Это начало твоей «Оды на Карусель»….

 

ПЕТРОВ.

Да. И ты полагаешь, что акромя тебя, Марьи Ивановны и Ивана Кузьмича, никто не знает этой оды?

 

СКВОРЦОВ.

Ты ее читал, помнится, Преображенцову и Сретенскому.

 

ПЕТРОВ (презрительно.)

Преображенцову! Сретенскому!…

(Смеется.)

 

СКВОРЦОВ.

Но мы отклонились от главного предмета…. Ты говоришь, что Марья Ивановна любит меня, что ты к ней равнодушен, однако твои стихи к ней, в которых ты сравнивал ее с смарагдами, адамантами….

 

ПЕТРОВ.

Стихи к ней?… Я сравнивал ее с смарагдами?… что за нелепость! Разве ты забыл продолжение моей «Оды на Карусель»…. .

Подземный свет вдруг выник весь;

Натура что родить всещедра,

Красот ее предстала смесь.

Сапфиры, адаманты блещут,

Рубин с смарагдом искры мещут

И поражают взор очей.

 

Разве это относится к Марье Ивановне?…

 

СКВОРЦОВ.

Так это не к ней, не к ней?… Так ты точно не имеешь претензий на ее руку?… (В восторге.) Петров, друг! Прости меня!

(Бросается на шею к Петрову, целует его и плачет.)

 

ПЕТРОВ.

Успокойся, друг!… (Торжественно.) Она будет принадлежать тебе…. Дело, начатое Амуром , должен покончить Гименей…. Моя любовь, моя любовь — музы; я не изменю им для Марьи Ивановны. Уже я достиг вершины Парнаса, уже во сретение мне течет бог поэзии и вручает мне позлащенную лиру…. Уже

Явилась радуга на небе!

И ярки зрятся в ней цветы.

Ах! кия ты лучами, Фебе,

На тучах пишешь красоты!…

 

Уже в изумлении оступили меня Парнасские боги, впервые внимая прекрасному, гремящему и бряцающему языку российскому. Пленительные звуки очаровали их…. Уже Росские герои нашли певца своих подвигов. Меч и цевница, цевница и меч!

Герою муза будь послушна,

Немедля в звонку желвь ударь;

Твой глас пространства царь воздушна,

Сердечных глас движений царь!

Оценят ли мой подвиг?… Он уже оценен! оценен!

 

(В жару толкает Скворцова.) А, это ты, Скворцов?

 

СКВОРЦОВ.

Да, это я, здесь перед тобою…. А ты где, Петров…. Уж не в Элизиуме ли?…

 

ПЕТРОВ (смотрит на него сложа руки.)

Я там! (Указывает на потолок.) Слушай. Недели две тому назад, я отдал стихи мои князю Меценатскому и с трепетом ожидал последствий…. Эти две недели я провел в страшном волнении; ты заметил, как я изменился и беспрестанно спрашивал меня о причине моей грусти, в безумной ревности приписывая эту грусть любви моей к Марье Ивановне. Я до времени ничего не хотел открывать тебе; но теперь, теперь…. (С гордостию поднимая очи горе.) Читай это письмо….

(Подает Скворцову письмо. Скворцов читает. На лице его заметно удивление, доходящее до остолбенения.)

 

СКВОРЦОВ (перечитав несколько раз письмо, как бы не доверяя глазам своим.)

Как! неужели? Петров! И ты, и ты удостоен такой чести? Имя Петрова повторяется с уважением вельможескими устами! Все о тебе спрашивают, все хотят тебя видеть!… И ты, и ты, Петров, вознесен на ту вершину, куда взор бедного смертного и во сне не осмеливается заглянуть…. И ты одолжен этому своей «Оде на Карусель»?..

 

ПЕТРОВ.

Тому священному огню, который пылает в груди моей…. Понимаешь ли ты теперь мой восторг?…

 

СКВОРЦОВ.

О, понимаю!… И ты получил такое огромное денежное поощрение?…

 

ПЕТРОВ (торжественно.)

Благословенна земля, производящая князей Меценатских!…

 

СКВОРЦОВ (пожимая плечами.)

Похвально, но непонятно! Кто бы мог это подумать?… Ты, который ведешь такую бестолковую жизнь, твое разгулье, твои проказы…. Непостижимо!

 

ПЕТРОВ.

Ха, ха, ха! Долой с неба пиит!… Вот суд бедных смертных, твоих современников!… Понимаешь ли ты, что пиит живет двойною жизнию, что он, как и все дети земли, окован телом…. Что в то время, когда дух его витает там на высотах. . . .

(Входит Иван Кузьмич в длинном сюртуке, с широким кушаком и с косой, болтающейся сзади.)

 

ИВАН КУ3ЬМИЧ.

Здравствуйте, мои милостивцы, что вы поделываете?

 

ПЕТРОВ.

А, Иван Кузьмич! (Подает руку и говорит в сторону.) Очень кстати….

(Скворцов подходит к Ивану Кузьмичу и объясняется с ним в полголоса. Иван Кузьмич воздевает руки к потолку в изумлении и беспрестанно повторяет: «Неужели?… Может ли статься? О, необычайное событие!» Потом подходит к Петрову.)

 

ИВАН КУЗЬМИЧ (низко кланяясь.)

Василий Петрович! Позвольте принести вам мое усердное, мое нижайшее поздравление…. На верху почестей и славы не забудьте и об нас, ваших покорных почитателях и усердных богомольцах.

 

ПЕТРОВ.

Благодарю, благодарю!… Как могу я забыть вас? Я был принят в вашем доме, как родной…. Но у меня есть до вас просьба, Иван Кузьмич.

 

ИВАН КУЗЬМИЧ (низко кланяясь.)

Что прикажете, Василий Петрович! Все готов исполнить, все, что вам будет угодно. . . Но, может, вы шутите…. Какая может быть у вас просьба до меня, ничтожного, ничего незначащего человека?…

 

ПЕТРОВ.

Я нисколько не шучу…. Знаете ли вы его?

(Указывает на Скворцова.)

 

ИВАН КУЗЬМИЧ.

Антона-то Петровича?… Как не знать…. Старые знакомые…

 

(Скворцов смотрит на Петрова, вытаращив глаза.)

 

ПЕТРОВ.

Он любит вашу дочь… Ваша дочь любит его… Иван Кузьмич, надо соединить любящияся сердца.

 

(Скворцов с чувством смотрит на Ивана Кузьмича.)

 

ИВАН КУЗЬМИЧ.

Так…. Антон Петрович прекрасный человек…. Я лучшего зятя не желал бы иметь; но…. дочь моя бедна…. Он также. . . .

 

ПЕТРОВ.

Что касается до этого, не беспокойтесь…. (Вынимает из кармана кошелек.) Этот кошелек туго набит полуимпериялами; я его получил за мою оду…. Нам пиитам не нужны деньги…. Этот кошелек принадлежит Скворцову…. Скворцов, возьми его…. Эти деньги пригодятся тебе на свадебные издержки….

 

СКВОРЦОВ (в волнении бросается к Петрову.)

Петров!… Василий Петрович!… О! это слишком…. слишком…. Нет, я не возьму этих денег…. Я не могу….

 

ИВАН КУ3ЬМИЧ (в сторону.)

Благодетель! Человек единственный, великий пиит!

 

ПЕТРОВ (Скворцову с упреком.)

Так ты не хочешь принять этот ничтожный подарок от друга?…

 

СКВОРЦОВ.

Но….

 

ПЕТРОВ.

Без но…. Поцелуй меня…. (Скворцов рыдает, осыпая Петрова поцелуями. Петров обращается к Ивану Кузьмичу.) Не тревожьтесь, Иван Кузьмич…. Участь Скворцова будет обеспечена…. Я выхлопочу ему чрез князя Меценатского выгодное место…. Обнимите вашего зятя. . . .

 

ИВАН КУЗЬМИЧ (сначала обнимает Петрова со слезами и бормочет, сквозь зубы:)

Благодетель! Благодетель! (Потом бросается в объятия Скворцова, говоря:) Милый зять!…

(Оба заливаются слезами.)

 

ПЕТРОВ (Ивану Кузьмичу.)

Иван Кузьмич, Скворцов достоин Марьи Ивановны…. Они будут счастливы. . . (К Скворцову.) Скворцов, твой тесть достоин тебя…. Питай к нему уважение…. Да благословит вас Господь!

 

СКВОРЦОВ и ИВАН КУЗЬМИЧ (в один голос.)

Благодетель наш! Мы век будем молить Бога о твоем счастии!

 

(Немая картина. Скворцов кладет одну руку на сердце, другую простирает к Петрову, с нежностию глядя на него. Иван Кузьмич стоит с благоговейно-сложенными руками… В отдалении раздаются звуки музыки и пение.)

Любовь и дружба есть блаженство,

Дар лучший смертным от высот,

Любовь есть мира совершенство

Его твердыня и оплот!…

 

 

 

Действие III.

Отделение I.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

 

(В орловской деревне Петрова в мае 1795 года.)

 

Петров в халате, в колпаке, сидит в старинных креслах; против него на другом кресле, его жена вяжет чулок…. Они беспрестанно поглядывают друг на друга с умилительною нежностию и примерным чувством.

 

ПЕТРОВ.

Милый малютка! Он сокрылся от нас в селении горния…. Там ему лучше, Катерина Андреевна, не правда ли,

лучше?

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

Лучше, мой друг, Васинька, несравненно лучше.

 

ПЕТРОВ.

Да! там он витает в сонме херувимов!… Катерина Андреевна, он, малютка, подал нам пример, как должно переносить страдания, как должно умирать. У него была душа великая в теле малом. Он так покорно сносил лютую болезнь и столько сил явил в борьбе с нею.

(На глазах Петрова показываются слезы; жена спускает две петли и заливается слезами.)

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

О, Николашенька! друг наш Николашенька! Зачем ты оставил нас, голубчик?

 

ПЕТРОВ.

Не ропщи, Катерина Андреевна. Роптать грех. Мы все родимся на то, чтоб умереть, сказал Гавриил Романович Державин. (Со вздохом.) Сущая правда!… Наш Николашенька был не жилец на земле. Утешемся мыслию, что там ему лучше. (Встает, целует жену, и, прохаживаясь по комнате, говорит с жаром.) Я не хочу читать никаких мудрецов, я брошу все книги…. И чему я научусь у этих мудрецов и что я вычитаю в этих книгах?… В дому нашем, под нашими взорами возрастал безграмотный мудрец! (Подходит к жене.) Полно, не плачь, мое милое, доброе существо! Я написал стихотворение на смерть Николаши…. Позволь мне прочесть его тебе…. . Это не расстроит  тебя?…

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

О, нет мой ангел; ты знаешь, что стихи твои точно как бальзам действуют на мое больное сердце.

 

ПЕТРОВ.

Добрая, примерная жена!…

 

(Декламирует наизусть.)

 

Так нет тебя, дитя любезно!

Сомкнул ты очи навсегда;

И лег, всем зрелище преслезно.

О, скорбь! о, лютая беда!

 

Я плачу, глаз не осушая,

И стоном надрываю грудь.

И льзя-ль себя не сокрушая,

Николиньку воспомянуть?

 

Учися быть ему подобен;

Печаль внутрь сердца ты запри;

Живи, как он — правдив, незлобен;

Как он, нетрепетно умри.

 

И я от смертных устранюся,

Теку с поспешностью в твой след;

Да там с тобой соединюся,

Где нет печалей, страхов, бед.

 

Мы станем тамо на едине

Беседовать, в садах гулять;

Я буду там тебя, мой сыне!

А ты меня увеселять….

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА (рыдая.)

Васинька, друг мой милый…. Что это ты такое сочинил? Так ты хочешь оставить меня горемычную, ты хочешь умереть?

 

ПЕТРОВ.

Милый друг мой, оборони меня Боже от этой мысли!… это так только в поэзии говорится.

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА (утирая слезы.)

То-то же! А я уж думала, что ты это в самом деле хочешь умереть….

 

ПЕТРОВ.

Нет, Катенька! Тебя оставлять мне не приходится. Ты меня помирила с земною жизнию. В юные лета я полагал, что пиит может обитать только на Парнасе, в сообществе богов; но ты отвергла эту дерзкую мысль, заставив вкусить меня земное счастие здесь, вдали от людей, в Орловской губернии, в селе Сычове!… Ты умеешь, Катенька, услаждать забавой многомятежное житье, умиляясь проливать слезы и нежно восхищаться. . . . (Становится пред нею на колени и вдохновенно  продолжает.)

Ты горлица моя, мне нравиться умеешь,

И больше всех любви законы разумеешь.

Не в правду ли любовь есть сильно божество,

Что наше и живит и множит существо?

Не в правду ли в тебе сугубо я дыхаю,

А без тебя, как цвет без влаги, изсыхаю?

Что в отраслях моих, посредством я тебя

Многообразно сам делюся на себя!…

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА (в умилении обнимая супруга.)

О, мое счастие! о, моя радость! какие бесподобные стихи!

 

ПЕТРОВ (встает и продолжает с возрастающим вдохновением.)

Они хороши потому, что внушены тобою, твоею любовию, —

Ты вся сама любовь, и словом ты и делом ,

Душой любовь и телом;

Ты вся любовь.

Полюбит, на тебя кто взглянет;

Коль говорить с тобою станет,

Тебя полюбит вновь,

Но сколько жару в том из смертных усугубишь,

Кого сама полюбишь!

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

Я не хочу никого любить, акромя тебя.

 

ПЕТРОВ.

О, сколь прекрасна ты

В сем нежном излияньи….

 

(любуясь ею.)

 

Твои, о жено! красоты

Вселяют в душу упованьи.

В постелю ляжешь ты, как солнце заходяще

Прекрасна и мила;

Сон очи тяготит, но попеченье бдяще

Твердит тебе сквозь сон велики дня дела.

Ты часто свой покой теряешь,

Других покоити хотя,

И пробудяся слух вперяешь,

Не плачет ли дитя.

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

Да…. Васинька! Дети и ты, ты и дети — вот все мое блаженство, вот вся утеха моей жизни.

 

ПЕТРОВ (движимый богом вдохновения, продолжает импровизировать.)

С постели встанешь ты, как тихая Аврора,

Природны кажуща красы,

Величественна без убора,

По раменам твои распущены власы;

Младенец при сосце висящий,

Сосец твой жизнь в него росящий,

Твою сугубит красоту

И возвышает риз небрежну простоту….

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

И если бы не беспокойства по хозяйству, если бы не староста Фомка, который так часто досаждает нам, — поверь, мой друг, село Сычово я не променяла бы на самый рай.

 

ПЕТРОВ (берет жену за руку.)

Но ты без палиц судия, без скипетра царица,

Ты судишь подданных, страх в сердце их лия!

И улыбаясь как денница

Мешаешь бурю с тишиной!

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

Так ты, Васинька, счастлив со мною?

 

ПЕТРОВ.

Да, Катя милая, любовию твоей,

Под солнцем я счастливый из мужей.

О, ангел! страж семьи ты вечно для меня

Одна в подсолнечной красавица, Прелеста,

Мать истинная чад,

Живой источник мне отрад,

Всегда любовница, всегда моя невеста!…

 

(Катерина Андреевна обнимает мужа. В объятиях друг друга они подходят к окну. Солнце садится. Пастух гонит домой стадо и наигрывает в рожок. Весенний ветерок прохлаждает разгоревшияся ланиты супругов…. Вдали поет соловей…. Супруги несколько минут смотрят страстно друг на друга в молчании.)

 

КАТЕРИНА АНДРЕЕВНА.

Слышишь, соловей поет!

 

ПЕТРОВ.

Да!

О, ты, певец прешибкой

Душа велика, малый рост,

Скача по ветви гибкой

Корючишь к верху хвост

Жарок

Ярок

Удалой соловей,

Всех даром веселишь музыкою своей!

Сперва он цвикает, чуть слышен по немногу

И стелет голосу из горлышка дорогу;

Как грянет, полетят и ядра вдруг и дробь;

То тоны все мешает

И рощи оглушает

То ставит каждый стих особ;

Творенье малосонно

Всю часто ночь на сквозь кричит безугомонно;

……………………………………………………………………….

Не диво-ль? крошечная глотка,

А в ней свирель, труба, тимпан, трещотка!

………………………………………………………………………..

 

(В эту минуту входит староста Фомка. Катерина Андреевна вырывается из объятий супруга и подбегает к старосте. Петров продолжает слушать пение соловья.)